Аннотация: Книга написана к 70-летию Рудольфа Нуреева. Имеется книга на бумажном носителе.
B201
ishmuratovr@mail.ru
Побег.
Отрывок опубликован в газете "Звезда Поволжья" 12(27.03-02.04.08).
Из книги М. Магдеева и Р. Ишмуратова "Знаки Рудольфа", Казань, 2007.
Осень прошла в подготовке новых партий. В "Баядерке" - воин Солор, в "Жизели" - Альберт. Его выступлений ждут, поклонницы встречают его у дверей театра - автографы, цветы...
Дебют Рудольфа с Ириной Колпаковой в "Жизели" 12 декабря 1959 года потряс балетную публику Ленинграда. Вопреки традиции все было новым - трактовка партии, покрой костюма, элементы танца. Все это Рудольф делает сам, преодолевая чьи-то мнения. Это был взрыв. Театр сотрясали аплодисменты и топот. "Я первым играл Альберта влюбленным с самого начала", - напишет он.
В тот раз Рудольф танцевал и для матери. Она сидела в первом ряду и плакала от переполнявшей ее радости, видя, как принимают ее любимого сына.
Ленинградский знакомый Нуреева Леонид Романков, бывший на том спектакле, вспомнит впоследствии: "Я никогда не мог понять, откуда в нем врожденный, казалось бы, аристократизм, благородство поз и движений! Мало того, что он был очень красив - с резким, немного хищным профилем, нервно вырезанными ноздрями и прекрасной улыбкой, - но и осанка, движения тела, поворот головы. Выходит граф Альберт, и вы забываете о сыне многодетного политработника из глубокой провинции, в каждом самом маленьком жесте читалась многовековая культура дворянского рода!".
Нуреев сделал роль партнера в балете более значимой. До него партнер поддерживал балерину, оставаясь на втором плане. Танец Нуреева был выразительным. Он первым среди советских танцоров стал выходить на сцену в белом облегающем трико. Все камзолы и пиджаки были темного цвета, укорочены, тесные в талии и свободные в плечах. Он показывал не только драматургию танца, но и красоту человеческого тела, изящность движений и силу в момент поддержки партнерши. Казалось бы, очевидные ныне вещи, но как трудно было ему в свое время преодолевать устаревшие традиции...
Зарплата Рудольфа составляла 250 рублей, по тогдашним меркам - очень приличная зарплата. Например, молодые специалисты после окончания вуза получали на производстве 100 - 110 рублей. Половину денег Рудольф посылал родителям. Мать и отец приезжали в гости к сыну и однажды побывали на спектакле. "Разочарование моего отца, - вспоминает его дочь Резеда, - сохранилось до тех пор, пока он не увидел выступление Рудольфа на сцене Кировского театра в Ленинграде. Он понял, что это было то, чего хотел Рудольф, и что это его судьба".
Живя в Ленинграде, Рудольф стремится познакомиться с образцами зарубежного искусства, используя для этого каждый приезд зарубежных творческих коллективов. Он постоянно нарушает "рекомендации" не общаться с иностранными представителями и, в частности, знакомится с приехавшей на гастроли американской актрисой Лолой Фишер, исполнительницей роли Элизы Дулитл в пьесе "Моя прекрасная леди".
Когда в Москву должен был приехать "Американ балле тиэтр" с участием звезд мирового балета - Марией Толчиф и Эриком Бруном, которых Рудольф с нетерпением ожидал увидеть, его самого и Нинель Кургапкину в составе советской делегации направляют на Берлинский фестиваль социалистических стран.
Эта поездка, возможно, в другой момент вполне обычная, сильно раздражает Нуреева, поскольку после фестиваля им приходится в течение месяца гастролировать по городам и весям ГДР. К тому же Кургапкина, в нарушение всех "рекомендаций", ходит в брюках, и за это по возвращении подвергается резкому порицанию функционеров в министерстве культуры. Она становится "невыездной".
Рудольфу так и не удалось познакомиться с Бруном - лучшим танцовщиком Запада. Он видит Бруна только в любительской записи и восхищается им: "...холодный, настолько холодный, что обжигает".
Была еще поездка в Йошкар-Олу в январе 1961 года. Обычная по тем временам поездка. Тогда заботливые администраторы в командировочных удостоверениях писали фразу типа: "Проезд разрешаю купейным вагоном скорого поезда или самолетом". Строптивому Нурееву проезд самолетом не разрешили, что привело его в неистовство. Две ночи в поезде и первое же выступление на скрипучей сцене побуждают его прервать гастроли и вернуться домой.
Результат - чиновник от министерства уведомляет его о том, что он лишается поездок за границу. Печать "невыездной" ставится и на его биографии.
Весной 1961 года Кировский театр планировал гастрольную поездку в Париж и Лондон. Нуреева в объявленном составе, естественно, не оказалось. Тем не менее за месяц до отъезда он все-таки включен в список отъезжающих; шаг для руководства театра вынужденный - по настоянию зарубежных организаторов к участию в гастролях привлечены лучшие молодые силы театра.
И вот 11 мая - аэропорт, самолет, Париж. Отель "Модерн", театр "Пале-Гранье".
Рудольф быстро знакомится с французскими артистами и в нарушение "правил" встречается с ними в свободное время. О, этот пьянящий воздух весеннего Парижа! Французские танцовщики Клер Мотт, Клод Бесси и Пьер Лакотт, его первые знакомые, показывают город, знакомят с культурной жизнью.
Гастроли тем временем идут с большим успехом. Ведь "...в области балета мы впереди планеты..." Париж рукоплещет советским артистам.
Блеснувший с Тер-Степановой на генеральной репетиции "Спящей красавицы" накануне премьеры, открывающей гастроли, Рудольф появляется на сцене лишь на пятый день в отрывке из "Баядерки" в роли воина Солора, и... покоряет Париж.
Реакцию зрителей можно было сравнить только с выступлением Нижинского полвека назад, поразившим эмоциональных парижан сексуальным магнетизмом и темпераментом.
Назавтра пресса отреагировала совершенно однозначно - советская труппа богата талантами, но Нуреев - "бриллиант в короне".
В тот вечер после спектакля Клер Мотт познакомила Рудольфа со своей подругой Кларой Сент, симпатичной дочерью аргентинского промышленника, молодой, свободной, уже успевшей в свои двадцать лет увидеть мир.
Поведение и времяпровождение советских артистов за рубежом контролирует КГБ в лице своих представителей, как внедренных в коллектив (В Кировском театре эту роль выполнял заместитель директора В.Д. Стрижевский), так и находящихся в структуре советского посольства. Обычная практика тех лет. Все отклонения от "нормы" тут же доносятся "наверх". И вот уже Шелепин докладывает на заседании ЦК КПСС: "3 июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуреев Рудольф Хаметович нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты. Несмотря на проведенные с ним беседы профилактического характера, Нуреев не изменил своего поведения..."
Над Нуреевым сгущаются тучи
С одной стороны - невероятный успех, вручение премии Вацлава Нижинского Парижской академией танца, участие вместе с другими артистами в интервью газете французских коммунистов "Юманите"; с другой - "...не изменил своего поведения..."
Директор театра К.М. Сергеев получает распоряжение о немедленной отправке Нуреева в СССР. Сергеев на свой страх оттягивает выполнение этого решения в надежде, что все удастся как-то уладить. Сергей Коркин, заместитель Сергеева, требует от Нуреева прекращения встреч с Кларой Сент, что тот, естественно, игнорирует, продолжает встречи с ней, чем и усугубляет свое положение.
14 июня Москва в третий раз требует отправки Нуреева в Москву. Через день, 16 июня, состоится переезд труппы в Великобританию для продолжения гастролей, и в аэропорту, когда вся труппа садится на самолет в Лондон, Нуриеву вдруг сообщают о срочном вызове его в Москву. По одной версии - для участия в правительственном концерте, по другой - в связи с заболеванием матери. Обе версии не кажутся ему убедительными, и он отчетливо понимает, что наступает развязка: "Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица. Танцевать в Кремле, как же... Я знал, что это повлечет: я навсегда лишусь заграничных поездок и звания солиста. Меня предадут полному забвению. Мне просто хотелось покончить с собой".
Есть много версий описания тех событий в аэропорту Ле Бурже в Париже. Кто-то видел, как Нуреев бился головой о стену; кто-то рассказывает, что он присел около колонны и плакал. По одной версии - было два полицейских и шесть шагов Нуреева в их сторону; по другой - появились шестеро полицейских и были два стремительных па к ним. Описывается даже факт, что кто-то был скручен полицейским и оттеснен от Нуреева.
Достоверно известно, что Рудольф, узнав об отправке его в Москву, сообщил об этом пришедшему проводить его Пьеру Лакотту. Тот вызвал по телефону Клару Сент, а она привела в зал двух полицейских. Нуриев должен был сам обратиться к ним с просьбой о политическом убежище, и он, сжигая мосты в прошлое, делает это: "Я хочу остаться. Я хочу остаться".
Все это пресса назовет "прыжком к свободе", а Нуреев заочно будет осужден советским судом на семь лет по статье "измена Родине".
Вот как это звучит на юридическом языке: "Приговором Судебной коллегии по уголовным делам Ленинградского городского суда от 2 апреля 1962 года Нуриев Р.Х. по ст. 64 "а" УК РСФСР с применением ст. 43 УК РСФСР осужден к 7 годам лишения свободы с конфискацией имущества по обвинению в том, что, находясь в гастрольной поездке в составе балетной труппы Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова во Франции, отказался возвратиться из-за границы в СССР".
Михаил Барышников, через десять лет после Нуреева также выбравший Запад, скажет: "Бегство Рудольфа было самой естественной в мире вещью. Другим людям, включая меня, требовались годы раздумий, планов, сомнений, мы долго набирались смелости. Но Рудольф не нуждался в смелости. У него было столько смелости, что это даже была уже не смелость... Поэтому запереть его во французском аэропорту - все равно, что держать птицу в клетке, а потом вдруг распахнуть дверцу".
В России тем временем проводится расследование - вызовы "куда следует" и допросы коллег, друзей, знакомых, родственников. Делаются соответствующие "оргвыводы" - С. Коркина уволили "за политическую близорукость" и исключили из партии, Стрижевскому объявили выговор "...за непринятие своевременных мер по отправке Нуреева в СССР". Ну а соответствующим службам поступил приказ с пометкой "совершенно секретно": "Никаких контактов с Нуреевым. Никаких виз его родственникам".
Фарида Нуреева и ее дочь Роза, все еще на что-то надеясь, едут в Москву к министру культуры Фурцевой. Фарида готова выехать в Париж, чтобы уговорить Рудольфа вернуться домой. Фурцева отказывается их принять.