Бэндэбикэ
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Глава первая.
Барымта.*
В тот несчастливый летний день, стояла особенная жара. Горячий воздух плавил все вокруг. Над горизонтом в удушливом зыбком мареве, причудливыми линиями дрожали хребты недальних гор. Иногда порывами пробегал горячий ветерок, обжигая все вокруг своим знойным дыханием. Горячую пыль степных дорог закручивали неожиданно появляющиеся и исчезающие шаловливые вихри. Земля изнемогла в этом пекле. Все живое замерло.
- О-о, Аллах, безмерно твое милосердие!- проведя ладонями по лицу, закончил молитву Абдулгани - аксакал, и, кряхтя, поднялся с колен.
- Альфия! Кызым!** - крикнул аксакал в сторону юрты - принеси-ка мне глоток кумыса. Что-то уж больно жарко сегодня. Жажда одолела.
- Уже несу картатай,***- ответил свежий девичий голос. Из проема хозяйственной юрты показалась стройная девушка. Она легким шагом подбежала к деду и с улыбкой подала в деревянной чаше кумыс. Абдулгани неторопливо выпил кумыс.
- Спасибо дочка,- поблагодарил дед - ну, как там твой стригунок Мыкыш?
- Уже лучше дедушка - ответила девушка.
-Вот-вот, носятся сломя голову! - заворчал Абдулгани - Говорил же, смотрите когда идете, как бы Мыкыш в нору суслика ногой не угодил. Будто кто проклял, на ровном месте и попал. Ладно, шагом шли, а если вскачь? Пропал тогда конь?! - запальчиво спросил Абдулгани.
- Ничего дедушка - успокаивала Альфия - Обошлось ведь? Мыкыш терпеливый и понятливый конь. Все выдержит. Я ему ногу сыромятным ремнем перетянула, и он сегодня уже на ногу пробует наступить. Вроде получается.
- Пойдем-ка - поднялся остывая, Абдулгани - посмотрю, все ли правильно сделала.
Абдулгани, прежде чем направиться к накрытому ветками навесу, где стояли, спасаясь от жары лошади, приложив руку козырьком, внимательно осмотрел окрестность вокруг кочевья, и успокоено вздохнув, неторопливо зашагал к коням. Альфия же, еще раньше, козочкой, метнулась к навесу и уже поджидала деда, обняв за шею буланого жеребчика с перевязанной бабкой ноги.
- Уже успела, проворная моя? - благодушно покачал головой Абдулгани и стал внимательно ощупывать ногу жеребца. Мыкыш недовольно дергал ногой и встревожено всхрапывал. Альфия успокаивающе гладила шею коня. Прошло насколько времени и Абдулгани выпрямился:
- Твое счастье, Альфия! Мыкыш не повредил сустав, будет бегать. Но! - остудил он радость встрепенувшейся Альфии: - имей в виду, теперь
Барымта* - насильственный угон скота и разорение кочевья обидчика.
Кыз, кызым**- (башк) - дочь, дочка.
Картатай*** - (башк.) - дедушка со стороны отца.
сухожилие подведет в любой миг. В самый напряженный момент, Мыкыш
может не выдержать нагрузки и захромать. Так что, внучка, смотри, как выздоровеет, сильно не гоняй его, дай окрепнуть.
- Да ты, что дедушка?! Мухе не дам сесть на него, ухаживать буду,- щебетала Альфия, прижимаясь щекой к шее коня.
- Ага, и не конь будет, а размазня. Два сакрым* пробежит и растянется. Не балуй лошадь,- предупредил аксакал - Ладно, вон солнце клонится к заходу. Жара сваливает. Иди, поторопи женщин, скоро Сынбулат кобылиц на дойку пригонит.
- Сейчас дедушка, только Мыкыша отведу к воде. Ну, давай милый. Потихоньку, не торопись, - потянула за повод Альфия, и Мыкыш еле наступая на больную ногу, похромал к реке.
- Э-хе-хе-хе - осуждающе протянул аксакал, качая головой - молодость, молодость, нет тебе покоя, все куда-то бежишь, торопишься. В этом-то и есть твоя прелесть.
Все, продолжая свою беседу Абдулгани, заложив руки за полы еляна неторопливо начал обход кочевья. Кочевье расположилось на берегу Накас - елги. Оно было довольно большим. Юрт пятьдесят кругом стояли на утоптанном майдане. Люди этого кочевья принадлежали к роду Карый, племени Кипчак. Одного из самых многочисленных и могущественных племен башкир. В эти жаркие дни кочевье казалось безлюдным. Все мужчины откочевали на несколько дней в леса Сыбар-тау, где занялись сенокосом, чем занимались из года в год, заготавливая корм для домашнего скота. В такое время в кочевье остаются только старики и женщины, дети, на плечи которых ложится вся тяжесть по уходу за табунами коней и стадами коров. Абдулгани аксакал был главой этого кочевья, где все находилось под его неусыпным контролем и заботой.
Абдулгани в прошлом был славным воином. Он не раз принимал участие в многочисленных войнах и набегах того неспокойного времени. Если улыбалась удача, привозил богатую добычу, справедливо распределяя среди сородичей, ибо они заботились о его семье и хозяйстве в его отсутствии. Но и не всегда были эти походы удачными, довольно часто приезжал раненым, без коня и доспехов до родного очага, где терпеливое молчание и забота жены Сания-енгэ лечило его лучше всех табибов** и курэзэ***. Абдулгани и Сания женились по желанию родителей. Но, это не помешало им впоследствии полюбить друг друга. Любовь у них была незаметной, но очень крепкой. Одно мешало им. Это долгие разлуки. Сания только урывками видела его, между походами и то - или раненого или окруженного сородичами, которые славили его за богатые подарки, привезенные с похода. В такие дни, она ежедневно принимала гостей, приезжавших проявить почтение к столь славному воину. Сания не роптала, она гордилась им.
Сакрым* - старинная мера расстояния, примерно километр.
Табиб**- (араб.) лекарь
Курэзэ*** - знахарь.
За долгую жизнь с Абдулгани она родила пятерых детей, но выжил из них
только один, Ильхам. Со временем он вырос в настоящего джигита, смелого и сильного, не боявшегося выйти один на один с медведем, играючи укрощавшего самых свирепых необъезженных коней. Очень гордился им Абдулгани. Очень завидовали ему его ровесники. С молчаливым одобрением он встретил просьбу сына, отправить сватов к известной красавице Алсыу, к сироте, жившей у родственников в дальнем ауле племени Юрматы, где познакомился Ильхам, принимая участие в йыйыне этого племени. Пышную свадьбу справил Абдулгани своему сыну. Несмотря, что невеста сирота, и он мог по обычаю требовать уплаты меньшего выкупа, Абдулгани дал такой калым,* какой не давали даже за девушек из богатых и могущественных семей. Он не хотел давать пищу завистникам распускать слухи, что он позарился на меньший калым из жадности и скупердяйства. Неделю гуляли все его родственники на этой свадьбе. Ильхам был счастлив, светилась от радости и смущения невестка Алсыу. Через год Алсыу родила девочку. Назвали ее красивым именем Альфия. Все было хорошо. Все были счастливы. Но беда подстерегала Абдулгани. В тот год, внезапно пал его конь, с которым он не расставался много лет. Этим же летом, бии и аксакалы прокричали священный клич кипчаков "Туксаба" зовущего на войну против недругов племени. В тот злосчастный поход Абдулгани отправился с сыном. Глядя на статного Ильхама ловко сидящего на крепком коне в кольчуге и шлеме, он самонадеянно думал привезти большую добычу добытую вдвоем. Он представлял завистливые взгляды соплеменников и себя щедро раздающего подарки. Слышал льстивые речи сородичей и песни сэсэнов поющего о подвигах отца и сына. Ничто не предвещало беду. Однако судьба распорядилась иначе. В одном из боев, вражеская стрела пронзила Ильхама. Сын умер на руках у отца, шепча имена "Алсыу" и " Альфия". Белый свет померк для Абдулгани. Он вез тело сына домой с каменной душой, мучительно думая, как рассказать матери о смерти ее сына? Как утешить горе невестки, ставшей молодой вдовой? С тяжелым сердцем Абдулгани подъезжал к кочевью. Завидев свою юрту, он остановил коня в ожидании, когда выйдет жена и выбежит невестка. Он готовился к потокам слез, стенаний и упреков. Но навстречу вышла Хупьямал-инэй,*** близкая родственница с внучкой Альфией на руках.
- А где ...Сания, Алсыу килен?- спросил вдруг пересохшими губами Абдулгани, и страшная догадка пронзила его.
- Абдулгани, крепись сынок! Нет ни твоей жены, ни твоей невестки. Одна Альфия осталась, - с трудом ответила она и, заплакав, поведала - Вы ушли в поход, а тут появился этот бродячий дервиш в кочевье. Только день пробыл и ушел. Он-то болезнь с собой и принес. Чуму. Кара улем.** Страшно было сынок. Болезнь косила и старых и малых.
Калым* - выкуп за невесту.
Кара улем** - (башк.) черная смерть. Чума.
Инэй*** - почтительное обращение к пожилой женщине.
Почти все кочевье вымерло. Умиравшие в мучениях, благодарили Аллаха, что вас, мужчин нет в ауле. Надеялись, хоть вы спасетесь от этой напасти. Вначале умерла твоя невестка Алсыу. В сознании умирала. О, Аллах, как она плакала, что Ильхама нет рядом. Как просила напоследок дать подержать Альфию на руках, прижать к груди! Но, сам понимаешь, не дали ей дочку. Заразить ее боялись. Так и умерла с плачем. Жена твоя, Сания через день умерла. Похоронили их рядом. А, Альфию, я козьим молоком кормила эти дни. Слава, Аллаху, не заразилась. Вот... полюбуйся, какая стала! Вон, как радуется. Дедушку увидела. Вот еще отец подъедет....А, где Ильхам? Отстал что ли? Вот ему горе, так горе, как узнает.
- Ничего он не узнает! - с горечью проговорил Абдулгани, с трудом проглотив ком в горле.- Погиб он. От стрелы погиб! И слава Аллаху, он не узнал ничего!
- Ох, Абдулгани, сынок!- жалостливо пошептала старушка и сухонькой, старческой рукой похлопала по спине Абдулгани и с плачем утешала его:- Сабыр ит инде, улым.* Терпения тебе сынок, только терпения. Ничего вечного не бывает. За черной ночью всегда рассвет наступит. На - протянула запеленатую девочку - возьми внучку Альфию. Она и будет твоей опорой в этом горе. Это плод твоих детей. Одна твоя кровиночка осталась. Береги ее. Войди в юрту, отдохни, а я пока очаг разожгу, тебе поесть надо,- с этими словами старушка пошла к летнему очагу. Вскоре запылал огонь.
Абдулгани прижав к себе комочек живой плоти, бездумно смотрел в степную даль. Горе встало куском камня в горле, и не давал продохнуть. Такая тяжесть лежала на душе, что того гляди раздавит сердце своей печалью. Вдруг комочек зашевелился, донеслось недовольное кряхтение, и потом громкий плач. Этот плач заставил Абдулгани проснуться от тяжкого бессмысленного бдения и взглянуть на девочку....Девочка притихла, с неожиданным вниманием смотрела на него и вдруг улыбнулась. Тут его прорвало, будто летний ливень пролился на иссохшую землю. Абдулгани затрясся в беззвучном плаче, бережно прижимая внучку к своей груди. Он плакал тем плачем, который очищал и облегчал душевные страдания. Он плакал мужскими, скупыми слезами и ничего стыдного не было в этих слезах. Наплакавшись, Абдулгани долго смотрел на горизонт, затем судорожно выдохнул остатки рыданий и глубоко вздохнул. Посмотрел на улыбающиеся Альфию, вытер остатки слез и пошел к юрте, где поджидала с ужином Хупьямал инэй.
Прошло время, залечило раны. Абдулгани больше не женился, так и остался одиноким воином племени. Он ходил в походы, отбивался от набегов врагов. И не заметил, как состарился. Характером и до этого был тяжел, а после смерти всей семьи стал совсем нелюдимым. Сородичам он казался, одиноким стареющим волком. Был замкнут и со всеми суров, но они не знали, как любил он свою внучку Альфию. Все свое богатство, привезенное
Сабыр ит инде, улым!* - (башк.) - Имей терпение, сынок!
из походов, он хранил для нее и старался, чтоб она не чувствовала себя сиротой. Альфия тоже очень любила своего дедушку, хотя побаивалась его крутого нрава. Потом, когда умер, глава рода Нургали аксакал, и встал вопрос об избрании нового вождя, на совете все сородичи решили, что лучшей кандидатуры, чем Абдулгани, нет. И единодушно избрали главой рода, уважая его боевой опыт, знания и ответственность за судьбу своего рода, честность и достойное поведение. Абдулгани вначале отказывался, но поддался уговорам сородичей и, скрипя сердце, согласился. Тут и настали будни, где до всего ему было дело. Люди бежали к нему за советом, обращались к его знанию обычаев и традиций в решении споров. Было тяжело, но он не жаловался, сознавая свой долг и желание оправдать доверие сородичей, уповавших на его авторитет и жизненный опыт в борьбе за выживаемость в этом жестоком мире.
Вот Абдулгани, как глава рода и обходил свои владения, возвращаясь к юрте.
Ничто не ускользало от его внимательных глаз. При этом мысленно пенял на нерадивых " Ага, опять Карим слабо затянул веревку края кошмы. Ну, баловник, дунет ветер и улетит же кошма. Эге, вот Ямал килен* невысоко подвязала мешочек с курутом. Как вкусно жует его теленок, ну невестушка, не видать сегодня твоему Расулу свежего курута**, теленок поужинал им. Где плачет ребенок? Опять Гайша, за ребенком не присмотрела....... Ну, вроде все спокойно". Успокоенный Абдулгани вошел в юрту и разморенный жарой лег на кошму. "Все - таки я не молод, нужно отдохнуть" - подумал он, набрасывая тонкий платок, на лицо, и незаметно уснул под жужжание мух.
Сон был неспокойным. Снилось ему, что на его кочевье напали барымтачи. Угнали весь скот, и увозят его внучку, Альфию. Снилось ему, что он бежит за всадником увозящий Альфию и, задыхаясь, от нехватки воздуха, захлебываясь от бессилья слезами падает на землю и только слышит горестный крик "Картатай-а-а-а-й-й-й", и как он, стоя на коленях, посылает вслед проклятья лихим людям и зовет "Альфия, Альфи-и-и-и-я-я-я!". Абдулгани метался во сне. Руками пытался отогнать страшное видение, но кошмар продолжался.
С криком " Альфия-я-я-я-я!" он проснулся. Порывисто дыша, Абдулгани резко сел и в страхе оглядел юрту. Увидев привычную обстановку он облегчено вздохнул и покачал головой, мол приснится же такое. В юрту вбежала Альфия:
- Что, дедушка? Зачем звал? Кумыс подать, может, айран*** хочешь? - весело спросила она.
- Нет, внучка, ничего не надо! Дурное приснилось. Дай-ка, поглядеть на тебя. Совсем взрослая стала, - с любовью проговорил Абдулгани, поглаживая по косам девушки,- уже шестнадцать лет.
Килен* - невестка.
Курут* - домашний сыр.
Айран*** - разведенное водой кислое молоко.
- Ты, что дедушка! Уже семнадцать исполнилось, восемнадцатый доходит! - посмеялась Альфия.
- Видно совсем состарился, уже года внучки не помню- с горечью сказал Абдулгани.
- Да, какой ты старый, дедушка?- с нежностью прижалась Альфия - ты еще покрепче многих джигитов.
- Спасибо, дочка, но не успокаивай меня. Жизнь проходит, тут ничего не поделаешь. Молодым молодеть, а старикам старится. Не нами заведено, не нами кончится. Так, ладно, - хлопнул ладонью Абдулгани - это все разговоры. Как там, Сынбулат, пригнал кобылиц?
- На взгорке показались кони, - глянула из юрты Альфия - Наверное, это Сынбулат, кобылиц гонит?! Ой, дедушка посмотри, что-то больно быстро гонит, прямо вскачь. Что это он делает? Наверное, беда случилась? Дедушка, я боюсь! - в страхе прижалась Альфия к Абдулгани.
- Дай-ка взглянуть! - забеспокоился дед и вышел из юрты. - "Что такое, почему несутся вскачь лошади? Что их испугало?" в тревоге спрашивал себя аксакал. К крайним юртам с криком подскакал Сынбулат:
- Беда, аксакал! Бурзянцы барымтой на нас пришли! Все хватают, кобылиц отняли и угоняют на свою сторону. Прячьтесь. Сейчас на кочевье нападут. Во-о-н-н, они! - показывал камчой в сторону нападавших Сынбулат.
- Ох, беда, беда! - вскричал Абдулгани - И джигитов нет, чтоб отпор дать, все на покосе! Выбрали злодеи время. Альфия! Бери всех девушек, и прячетесь в тугаях!* Куда? Куда бежишь, Альфия?
- Сейчас, только Мыкыша уведу в сторону и спрячу!
- Куда? Не тронут, твоего Мыкыша! Кому хромой конь нужен?
- Сейчас дедушка, я быстро!
- Альфия, брось своего коня! В тугай всех уводи, в тугай! Сынбулат, давай коня, коня давай!!!- кричал Абдулгани.
- На, Абдулгани - агай, повод возьми!
- Сынбулат, гони оставшихся коней в сторону Накас - елги и гони коней к Сыбар-тау! Смотри за женщин, детей и девушек головой отвечаешь!
- А, вы что же?- спрашивал Сынбулат, крутясь в седле разгоряченного коня.
- Обо мне не тревожься, старика не тронут! Ты скот угоняй, и девушек прячь. А с ними сам разберусь!- крикнул аксакал, вскакивая в седло. Огрев коня камчой, он поскакал навстречу барымтачам. На скаку он схватил с телеги сукмар,** и в ярости потрясая грозным оружием, мчался отомстить за обиду, нанесенную его роду. Сынбулат выполняя приказ аксакала, угонял молодняк в сторону Накас-елги, подгоняя сиплым, сорванным голосом мечущихся женщин и девушек:
- Бросайте все, берите детей и прячетесь в тугаях! О, Аллах, что вы за бестолковые!
Тугай* - прибрежные речные заросли.
Сукмар**- боевая дубинка, палица.
Женщины, девушки и дети без визга и крика, побежали к речным зарослям. Сказывалась врожденная выучка, переданная вкусом материнского молока - это умение прятаться в случае опасности и беспрекословно выполнять указания старших. Они, молча, и бесшумно скрылись в камышах и кустарниках тугайного леса. Прибежав на обусловленное место, они остановились на полянке, что обрывалась у края речки и тяжело дыша, принялись осматриваться, при этом так же молчали, так как знали, что у воды всякий звук далеко слышен. Неожиданно послышалось, как через кусты, продирается какой-то человек. Женщины и девушки испуганно притихли. На поляну, ведя за повод коня, прихрамывая, вышел Сынбулат.
Облегченно переговариваясь тихими голосами, все спрашивали у него, что произошло. Сынбулат не отвечая на вопросы, молча, оглядывал женщин и девушек. Переведя дух, подумал "Вроде все!" и тут, будто молнией пронзило - "Альфии нет?!". В тревоге Сынбулат расспрашивал девушек - Альфия где? Кто-нибудь ее видел?- на что окружающие недоуменно пожимали плечами и сами заражались тревогой за ее судьбу.
- Я ее видел! - испугано проговорил один из подростков.
- Где? - спросил Сынбулат.
- Когда началась суматоха, Альфия побежала к навесу, где ее конь Мыкыш стоял, - возбужденно затараторил он - Она схватила повод и повела его сторону тугая. Наверное, спрятать его решила. Он же хромой, с ним быстро не пойдешь, тем более не побежишь. Только дошли до края тугая, еще бы немного и скрылись бы, тут на коне этот бурзянец подскочил, лицом черный, как чугунок, схватил ее, закинул на седло перед собой и повернул в сторону своих. Альфия отбивается, кричит, а эта черная сковородка только смеется и скачет.
- Ах ты, беда какая! Что я скажу Абдулгани - агаю?- вскричал Сынбулат. Схватив поводья, он вскочил на коня и поскакал в сторону кочевья. Оставшиеся, только горестно качали головой, над судьбой Альфии, не понаслышке знавшие о несчастной доле украденных девушек.
Тем временем Абдулгани скакал навстречу обидчикам, и, поравнявшись с первым всадником, он умело взмахнул сукмаром и одним ударом свалил его. Следующим ударом он хотел свалить еще одного, но тот оказался более проворным, чем его упавший товарищ. Он в последний момент увернулся от удара и сам напал на старика. Развернувшись, они снова налетели друг на друга, и тут Абдулгани сумел ловким ударом по голове оглушить противника, от чего тот, покачнувшись, упал под ноги своего коня. Хрипло дыша, аксакал яростным взглядом искал третью жертву, тут бурзянцы под копыта его коня бросили аркан, конь спотыкнулся и свалился со всего маха, увлекая за собой всадника. Абдулгани благодаря многолетней выучке успел освободить ноги из стремян и в момент падения, перевернулся и упал в стороне от лошади. Вскочив, он осмотрелся и увидел хрипящие, покрытые пеной морды лошадей и разгоряченных всадников. Вглядываясь помутневшими от падения глазами в лица воинов, он увидел знакомое лицо. Это был Рыскул, сын вождя бурзянского рода Байулы.
- Ты, зачем напал на мое кочевье?- хриплым голосом спросил Абдулгани - аксакал.
- А, это мы отомстили за обиду, которые вы, карый-кипчаки, нанесли нам, отняв у нас табун лошадей. За то, что вы отняли яйляу* на берегах реки Накас.
- Ты, Рыскул, напал на нас, как трус. Ты знал, что наших джигитов нет в кочевье, что они все на покосе в лесах Сыбар - тау! Трус ты, и весь твой род, трусы. Что ж ты не напал, когда все джигиты были дома, а? Что смелости не хватило?
- Помолчи, старик,- небрежно ответил Рыскул - какой я храбрый не тебе судить.
- Не мне судить говоришь? Будь я молодым, я тебе показал, как достойно сражаться, по-мужски. А не так, как ты, сражаешься только со стариками и женщинами. Дождись наших джигитов, если хочешь на равных отомстить нам за твою обиду.
- Не-е-е-т, старик, ты на чувство доблести и чести не бей, не поддамся на слова. Сами виноваты, вы первые обидели нас!
- Рыскул, ты знаешь, что яйляу возле реки Накас наш, рода карый-кипчаков. От отцов и дедов осталось. Вам мы уступили его только на год, засуха тогда стояла. Пожалели вас, скотину вашу. Чтоб от бескормицы не пала. А вы уже своим посчитали? Где ваша совесть? Разве так благодарят за нашу доброту, а?
- Ты, аксакал, словами не мути голову! Сказано было, что это яйляу нашего рода, значить наш. А вы, еще посмели, отнять табун лошадей, который пасся там.
- А ты видно забыл, обычай, что кто посмел свой скот пустить на чужое пастбище, то скот становится собственностью хозяина этой земли. По праву отняли мы ваш табун.
- А вы карый-кипчаки думали, что это просто так вам сойдет с рук эта обида? Тут попрана честь моих предков и честь всего рода и только барымта смоет эту обиду.
- Отец, смотрите, какая добыча у меня! - подскакав, прокричал бурзянец. Поперек седла лежала связанная девушка.
- Хо, Амансай, сынок, ты видно время зря не терял. Ну, давай, посмотрим, какую голубицу поймал?!
Амансай небрежно сбросил девушку с седла.
Девушка упала на ноги и, не удержав равновесие, неловко повалилась на бок.
Гневным движением, отбросив растрепавшиеся волосы с глаз, она крикнула: - Что сладил с девушкой, да? Черная головешка!
- Альфия, ты как здесь? - подбежал Абдулгани и, приподнимая внучку, спросил - Разве я не велел тебе спрятаться?
Яйляу* - летнее пастбище.
- Да, хотела спрятаться, да пока Мыкыша вела в кустарник, этот закопченный чугунок схватил меня.
- Да, как же ты так, а? Кричал ведь тебе, брось коня, кому он хромой нужен- с горечью говорил Абдулгани - бабай.
- Как я могла моего Мыкыша бросить? Эти же могли погубить его, просто так зарезав его.
- А-а-а!- насмешливо протянул Рыскул - какая добыча у нас в руках! Внучка самого Абдулгани - аксакала! За такую девушку много чего дадут. Красавица она у тебя, старик, но гордячка. Почтения нет к старшим. Вон, смотри, как глазами сверкает! Поди, дай ей в руки кинжал, зарежет. Зарезала бы, а?! Что молчишь? Давай, смотри - не смотри, ты наша самая знатная добыча!
- Отпусти ее, Рыскул! Не гневи Аллаха, погубив невинное дитя! - сказал Абдулгани.
- Э-э-э, не так все просто аксакал. Она для тебя дитя, а уже пора замуж отдавать. Такая красавица много чего стоит. Если бухарцам продать, серебряных тэнгэ* дадут. Казахам отдать, хороших коней получить можно. Захочу женой возьму. Так что я думаю, что мне делать - и насмешкой проговорил Рыскул.
- Так, ты чего хочешь от меня?- тяжелым голосом спросил Абдулгани - аксакал.
- По закону барымты вся добыча может быть выкуплена самим же хозяином!
- Смотри, если обидишь Альфию, как бы твоя барымта не превратилась в карымту**! - предупредил аксакал.
- Ха-ха, вы посмотрите бурзянцы, немощный старик грозит мне, Рыскул - батыру, кровной местью! - презрительно засмеялся Рыскул.
Окружавшие всадники зашлись хохотом, подталкивая друг друга локтями и хлопая нагайками по голенищам сапог.
Абдулгани тяжелым взглядом обводил обидчиков, мысленно проклиная их. Нахохотавшись, бурзянцы постепенно затихали. Рыскул потемневшим взглядом смотрел на старика, видимо обдумывал какое - то свое решение. Наконец-то он решился:
- Слушай сюда, аксакал! Хочешь получить обратно свою девчонку? Тогда отдай яйляу по берегу Накас. Это раз! Вернешь табун. Это два. А на третье дай слово, что отдашь ее замуж за моего сына Амансая, когда я пришлю сватов. Договорились? Или бухарцам ее продам.
- Дедушка, не соглашайся! - зашлась в крике Альфия.
- Ты, я вижу, совсем разум потерял, Рыскул? Ты, понимаешь, что ты мне предлагаешь?
- А что тут такого?- деланно удивился Рыскул - честная сделка. Ты,
Тэнгэ* - серебряная монета государств Средней Азии.
Барымта** - насильственный угон скота и разорение кочевья целях мщения.
Карымта***- кровная месть.
получаешь девчонку целой, не опозоренной. Тем более предлагаю, из уважения к твоему роду Карый-кипчаков, породнится с тобой, взяв ее в невестки, чего артачишься аксакал?
- Моя честь и честь всего рода Карый - кипчаков опозорена на веки, ибо я соглашаюсь на это из-за жизни мой внучки, из-за ее чести - с трудом проговорил Абдулгани - бабай.
- Вот, это я понимаю - удовлетворенно проговорил Рыскул - и не плачься из-за девчонки. Всем им такая судьба уготована, быть чьими- то женами. А ей выпало быть женой моего сына Амансая. Гордится, надо.
Пока шел этот нелегкий разговор, Альфия лежала, и ей было горько за унижение дедушки, которого она так любила. Она видела, как издевался над ним Рыскул, и дедушка был вынужден терпеть это, ибо знал, что на кону ее жизнь и ее честь. Альфия бессильно плакала сухими слезами и лихорадочно искала выход из этой ситуации.
Неожиданно увидела небольшой ножик, что лежал невдалеке от ее руки, видимо выпал из-за ее пояса. Как все настоящие башкирки, Альфия всегда носила этот ножик с собой. Ветку срезать, или рыбу почистить на речке. Необходимая вещь. В случае опасности тоже была не безоружной. На ее счастье Амансай связал ей руки спереди. Альфия осторожно оглянулась. Все воины - бурзянцы увлеченно следили за разговором аксакала и своего вождя. На нее никто не обращал внимания. Девушка легонько потянулась, и пальцы коснулись лезвия ножа. Стараясь не шуметь, она осторожными движениями подтянула к себе нож и облегченно вздохнула, когда ощутила в руке рукоятку ножа. Притворными вздохами и стонами Альфия повернулась и легла спиной к всадникам, свернувшись калачиком, подтянув ноги, чтоб удобней было резать веревки. Она незаметно провела лезвием по ремням и легко разрезала их. Нож был острый. Спасибо Сынбулату. Почувствовав, что путы ослабли, она так же незаметно освободилась от ремней и, подняв голову, быстро осмотрелась. Кругом стояли лошади бурзянцев навьюченные награбленным кипчакским скарбом. И видно Аллах не забыл и способствовал ей тем, что буквально рядом стояла оседланная лошадь Абдулгани - аксакала. Это был ее шанс спастись бегством. "Если быстро вскочить на коня и ускакать, то пока очухаются, я буду уже вдалеке. Мне бы только доскакать до Накас - елги, а там, в тугаях меня не найдут"- напряженно размышляла Альфия. Она решила выждать удобного момента для побега.
- Так что?- продолжил Рыскул - что скажешь аксакал, каково решение?
- Ты же знаешь, Рыскул, что вынужден, согласится, зачем глупые вопросы задаешь - ответил Абдулгани - решил лишний раз унизить меня?
- Даже в мыслях не было - оскорбительно захохотал Рыскул, - хотя признаюсь честно, мне приятно видеть вас, карый - кипчаков униженными перед моим родом. И так всегда будет, запомни это аксакал. Сейчас я отнял у тебя яйляу, отнял твою внучку, которая родит моему сыну сыновей, а я уж постараюсь, чтоб они с детства ненавидели вас. Амансай, ну как нравится тебе девушка?
- А, как же!- радостно заржав, ответил Амансай - круглолицая, и кожа белая, нежная. Одно удовольствие видеть ее моей женой.-
И стал в красках рассказывать, как будет с ней жить и как проведет первую брачную ночь. Бурзянцы хохотали над красноречием Амансая. Они веселись, уверенные в своей силе и безнаказанности.
Тут раздался быстрый топот копыт. Бурзянцы в изумлении посмотрели сторону быстро удаляющегося коня и девичью фигурку, лихо державшуюся в седле. Они не верили свои глазам. И пока потрясенно смотрели друг на друга, девушка удалилась на такое расстояние, что о том, чтоб догнать ее не было и речи. Она доскакала до края тугая, и победно взмахнув камчой, крикнула:
- Дедушка! Держись, я за джигитами. Амансай, держи кончик верблюжьего хвоста, а не меня. Тебе ли быть моим мужем, глупый осел.
- Поймать! - взревел Рыскул, ударами камчи погнал в погоню растерянных джигитов. - Амансай, недоумок. Ты, упустил ее. Гони за ней. Без нее не возвращайся. Позор падет на нашу голову, если не поймаем,- бесновался Рыскул. Амансай поскакал в сторону тугая, куда скрылась Альфия.
- Упорхнула, птичка! Теперь не догонишь, - облегченно рассмеялся Абдулгани. С побегом внучки, камень скалился с его души. Весь этот унизительный торг пошел прахом, освободив аксакала от данного бурзянцам слова. В том, что ее не найдут, он был уверен. Там, в тугаях, Альфия, как рыба в воде, еще с детства знала все укромные места и глухие уголки, где можно было спрятаться. Тем более в скачках, редкий джигит догонял ее в игре "Кыз куу".*
- Ну что Рыскул? Будешь направлять ко мне сватов? - рассмеялся аксакал, в лицо потрясенному Рыскулу и резко оборвав смех, с яростью сказал: - не вам бурзянцам быть мужьями наших девушек. А теперь, запомни этот день - продолжил Абдулгани - он для тебя и твоего рода обернулся несчастьем. Жди моих джигитов в своем кочевье. Они отплатят за обиду. И ты в этом виноват! Дай коня - прикрикнул на растерянного бурзянца. Отняв повод, Абдулгани аксакал с достоинством сел на коня и не спеша, тронул в свою сторону. Солнце едва касалось горизонта, освящая нежаркими лучами разоренное кочевье. Из тугая оглядываясь, выходили женщины и дети. К нему подскакал Сынбулат, он крикнул:
- Прости, аксакал, не уберег Альфию! Казни меня, за мой недосмотр. Рабом твоим стану, но отплачу свою вину.
- Да не надо так казниться, Сынбулат. Тут твоей вины нет.
- Как нет, аксакал, если ее увезли бурзянцы.
- А, ты посмотри, кто едет краем тугая?- засмеявшись, спросил Абдулгани - бабай. Сынбулат оглянулся и увидел не спеша едущую на коне Альфию. Сынбулат сорвался с места:
- Альфия, сестренка!
Кыз куу* - (башк.) - Догони девушку! - национальная игра башкир.
На его крик оглянулись все, кто был в кочевье и, увидев Альфию, радостно
побежали к ней, ибо уже не ожидали увидеть ее живой и невредимой. Абдулгани вздохнул и поехал к юртам. Он был спокоен. Все целы, никто не погиб, а коней не жалко. Вот приедут джигиты, там и у бурзянцев отнимем свое. Аксакал с печалью понимал, в этот жаркий день началась череда взаимных набегов. И когда это остановится, он не знал. Это лето зажгло пламя ненависти, когда оно потухнет, один Аллах ведает. А пока, хозяйство налаживать надо - подумал Абдулгани. На вершине холма показались джигиты- кипчаки. Он опять вздохнул. Помощь пришла. Все кончилось. На короткое время. А костер ненависти уже дымит, разъедая глаза яростной пеленой, а когда заполыхает? Время покажет!
Глава вторая.
Кровь.
Безрадостное было возвращение бурзянцев домой. Они ехали, повесив головы, и невесело поглядывали друг на друга. Хоронились в глухих речных распадках и оврагах от постороннего любопытного взгляда, как будто уже вся округа уже слышала о позорном набеге на кипчаков. Из захваченного табуна кобылиц, половина разбежалась. Коровы, почуявшие, что их гонят в другую сторону, будто сбесились, с громким мычанием заворачивали в сторону разоренного кочевья и старались бежать, но немилосердно хлестая кнутами бурзянцы заворачивали их обратно в сторону реки Большой Ик, за которой уже начинались их родовые владения. Рыскул - курбаши* не обращал внимания на шум и гиканье соплеменников, его грызло томящее чувство неотомщенной обиды и предстоящего позора. Он уже представлял, как его встретят в кочевье. Мало того, что он, не послушав совет аксакалов, считай самовольно без их благословения, кликнул священный клич племени "Актуган", который выкликается только, при согласии аксакалов и когда надо дать отпор врагу. Такое неуважение Рыскула к священному кличу было проявлено впервые и видимо Аллаху было угодно наказать его за такое святотатство позором неудавшегося набега. Рыскул при соплеменниках старался выглядеть оживленным и уверенным, так как их надо было подбодрить, несмотря на постыдные последствия набега. Хотя можно сказать, что бурзянцы возвращались с неплохой добычей. Пускай половина табуна коней разбежалась, но зато еще остались кобылицы с жеребятами и коров хватает. Можно сказать, что не напрасной была это затея. Если бы не эта досадная оплошность с внучкой Абдулгани - аксакала, Альфией. Была в руках можно сказать, но ускользнула. М-м-м, с такой добычей можно было веревки вить с карый-кипчаков. Все отдал бы за нее, этот могущественный человек. Но, вылетела
Курбаши* - глава рода, предводитель отряда.
птица из рук, даже когда пальцы были сомкнуты в крепком кулаке. Рыскул чуть не выл от злости и досады. Чтоб не сорваться при соплеменниках, он крепко сжимал камчу в руке и широко размахиваясь, стегал ею кипчакских коров и кобылиц, имевших неосторожность приблизиться к нему. Пока так отводил душу, между ударами, Рыскул крепко думал, как вывернутся из создавшегося положения. Он осознавал, что его честь может спасти только такая добыча, которая оправдала бы его неуважение к символам племени. И такой добычей была Альфия. О-о, за нее простили бы все. Возможность диктовать свои условия даже недавним друзьям, понравилась бы всем в племени, включая и аксакалов. А, этот недоумок Амансай, упустил ее. Ярость от упущенных возможностей выплеснулась, когда его сын приблизился к нему. Рыскул резким ударом вытянул камчой его по спине, Амансай совсем не ожидал удара от отца. Он согнулся от удара, вобрал голову в плечи и не сделал не одного движения, чтобы уклонится от ударов разъяренного отца:
- Будь проклят тот день, когда я зачал тебя, недоумок! Будь проклята твоя мать, родившая мне на свет такого недотепу! Совсем ума надо лишиться, чтоб не уследить за девчонкой! Ишачий хвост!- бесновался Рыскул,
Конь Амансая, испуганно всхрапывая, кружилась на месте, не слушая поводьев всадника. Рыскул остановился и тяжело дыша, смотрел помутневшими глазами на сына.
- Слушай сюда, глупая тетеря! Ты, виноват в том, что сбежала Альфия. Твой недосмотр. Вот тебе мое отцовское благословение и наказ. Иди к кипчакам и верни Альфию. Как это сделаешь, я не знаю. Как девчонка смогла сбежать из-под нашего носа, да еще связанная? - злился Рыскул - Позор и бесчестие нашему роду и званию джигита. Езжай и без нее не возвращайся. Если снова попытается убежать, убей ее. Другого такого посмешища не переживу. Эй!- обратился к своим Рыскул. - Оставьте ему еды и сменного коня. Он остается!
Только проговорил, как раздался боевой клич кипчаков "Туксаба" и на бурзянцев, из прибрежных зарослей выскочили кипчакские джигиты во главе с Сынбулатом. Они быстро и умело развернулись в боевой порядок, полукругом охватывая растерянных бурзянцев. Одна часть кипчаков, отделившись от основного отряда, поскакала заворачивать далеко ушедших коней и стадо коров уже еле видневшихся в сумеречной степи.
Рыскул непонимающими глазами смотрел на кипчаков. " Они же еще далеко должны были быть" - растеряно думал барымтач. Опытным взглядом он окинул построение кипчаков и увидел, что они так выстроили боевую линию, что у бурзянцев не было ни малейшего шанса уйти из охватывающей цепи кипчакских всадников. Рыскул понял, что к тому позору, что он испытывал, потеряв такую пленницу, добавилось и еще позор полного поражения. Оглядывая яростными глазами, воинственные лица кипчаков, он думал, видно прав был Абдулгани - аксакал, быть сегодня большой крови. Без кровавой драки не обойтись. Две цепи всадников, обнажив оружие, ждали сигнала к началу боя. Они настороженно смотрели друг, на друга выбирая первого своего врага, с кем придется закружиться в смертельном танце в этой, может уже последней для кого-то битве. Стояла гробовая тишина. Только храп коней и звяканье удил нарушало это вязкое затишье перед кровавой грозой. Из кипчакских рядов отделился молодой джигит, по фигуре и обличию совсем юноша и направился к месту, где находился Рыскул. "Ага, гонца послали. Говорить хотят. Значить, еще не все потеряно" - удовлетворенно подумал Рыскул и, тронув каблуками коня, поехал навстречу посланнику. "Слишком молод, посланец, однако, - для такого вождя, как я!" - обиделся Рыскул, рассмотрев гонца. Юноша был одет в перепоясанный ремнями короткий боевой камзол с нашитыми металлическими пластинами и его голову покрывал небольшой изящный шлем бухарской работы. Красивое лицо посланника было покрыто нежным загаром. Рыскул внимательно всмотрелся в юного джигита, и, вздрогнув, подумал " Видно еще не кончились испытания, уготованные мне Аллахом!" Он узнал в джигите внучку Абдулгани - аксакала, Альфию. Это его сломило окончательно. Такого потрясения он не ожидал.
- Это ты?- сдавленным от ярости голосом прохрипел Рыскул.
- Да, это я!- веселым голосом ответила Альфия - ты не рад нашей встрече, мой будущий кайным?* А, где мой нареченный муж-недотепа, Амансай? Или опять потерял мой след? Как же он на мне женится, если постоянно теряет меня, а? - Альфия видя беспомощную ярость недавнего повелителя ее судьбы, захохотала издевательским смехом.
Рыскул, было поднял камчу, чтоб отхлестать эту дерзкую девчонку, но предупредительный свист недальних кипчаков, остановил его руку.
- Чего вы, хотите?- сдавленным от бессилья голосом спросил Рыскул.
- О, совсем, немного - насмешливо ответила Альфия - верните все наше, коней и коров, оставшийся скарб, что вывезли с кочевья, и мы вас отпустим. Мой дед сказал, что невинной крови на вас нет, значить дело можно решить миром.
Рыскул видел, что Абдулгани в мудром великодушии дает ему возможность разойтись, не уронив чести рода и чести самого Рыскула.
- Ваша взяла!- прошипел Рыскул и махнул рукой сородичам и те подчинились приказу. Обученные кони бурзянцев, попятились назад, держа настороженных всадников лицом к противнику. Открылся прогал в строю, по которой кони и коровы, погоняемые всадниками, направились в сторону строя кипчаков. Торжествующий крик кипчаков раздался в вечерней степи. Приказ Абдулгани был выполнен, обошлось без стычки, хотя горячие головы кипчаков стремились в эту битву, считая себя униженными, но приказ аксакала был неумолим "Если бурзянцы вернут все награбленное добровольно, то стычки не затевать и бурзянцев не задирать, ослушника ждет наказание". Привыкшие подчиняться старшим, кипчаки с сожалением отпустили бурзянцев, хотя наобещали им много чего такого, что мелких потасовок в будущем было не миновать, слишком уж были обидные слова.
Кайны, кайным - (башк.) - свекор.
Кипчаки повернули коней, погоняя, возвращенное стадо скрылись в темноте, накрывающей свои пологом степь.
Бурзянцы, молча, смотрели в сторону, где скрылись кипчаки. Затем тронув коней, поехали в свою сторону. Уныние охватило всех. Рыскул молчал. Что говорить и так все ясно. Набег окончился полнейшим позором для бурзянцев. Ехали долго. Рыскул от бессилья и ярости чуть не выл волком и не ревел медведем. В конце концов, он не выдержал, хлестнул коня, крикнув сыну "За мной!" поскакал в сторону скрывшихся кипчаков. Услышав вдали гулкий топот множества копыт, он развернулся и выхватил боевой лук, наложил стрелу и прицелился в сторону невидимых кипчаков:
- Атай,* не надо! - испуганно крикнул Амансай.
- Ха, что испугался, щенок? Да я ж чтоб только выплеснуть свою злость, пущу стрелу в их сторону! - рявкнул на сына Рыскул и в бешенстве натянул лук до упора. Лук скрипел, выгибаясь от жестокой силы. Рыскул выстрелил в темноту, целясь на голоса, и крикнул в темноту:
- Вот вам, проклятые карый - кипчаки! Это пока, одна стрела, но будут еще, на вашу погибель! Мы, отомстим вам, не радуйтесь - это еще не конец! Не будь мое имя Рыскул, если вы не отплатите мне за позор! - в гневе выбросил лук далеко в сторону и поскакал вместе с сыном догонять ушедших далеко сородичей.
Тем временем карый-кипчаки весело возвращались домой. Праздновать были причины. Коней отбили и всю скотину, вернули награбленное, а то, что не потеряли ни одного убитым, в этом заслуга Абдулгани - аксакала. Он крепко-накрепко приказал Сынбулату не начинать битву, пока есть возможность решить дело миром. Особенно веселило кипчаков, что бурзянцы не решились на битву. Самые смешливые, упражнялись в остроумии, награждая недавних противников обидными прозвищами. Хохотали кипчаки, оглашая ночную степь, молодыми задорными голосами.
Только не смеялись дозорные, они внимательно слушали степь, в ожидании внезапного нападения. Альфия, смеясь над последней шуткой, объезжала разъезды, проверяя все ли в порядке. Она подъехала последнему дозору, который ехал далеко позади.
- Ну, как вы тут? - весело спросила джигитов.
- Да вроде тихо. Вряд ли бурзянцы нападут. Они уже сломленные, да и кони усталые. Куда тут нападать? - пренебрежительно махнул рукой совсем молоденький кипчак - Им бы сейчас от испуга отойти бы. Как дрожали они, а? Вспомни!- хлопнул джигит по плечу другого. И они захохотали, правда, не так оглушительно, как те, кто ехал впереди. Альфия улыбнулась и вдруг насторожилась, ей послышалось, что кто-то скакал по направлению к ним. Вот бег затих, и вроде слышны голоса. Она досадливо поморщилась. Ей мешал смех джигитов. Кажется, затихло. Она улыбнулась, смеясь над своими девичьими страхами. Альфия повернулась и только хотела предупредить парней, что поехала вперед, как почувствовала удар. Она недоуменно
Атай* - (башк.) отец.
повернулась, решив, что кто-то из джигитов решил так пошутить, и вдруг появилась странная слабость во всем теле:
- Ребята, что это вы вдруг? Разве можно так шутить? - немеющим голосом спросила Альфия. Джигиты, все еще смеясь, повернулись к ней, пригляделись и смех замер у них на устах. Беспомощно повалившись на шею коня, в седле сидела Альфия. В спине торчала стрела. Джигиты растерянно смотрели на ее, не понимая, что происходит. Вдалеке простучали копыта коней и затихли в ночи. Очнувшись, джигиты с криками поскакали в головной отряд сородичей.
Им навстречу уже спешили встревоженные воины Сынбулата:
- Убили! Альфию убили! - кричал, захлебываясь слезами, молоденький джигит, что старался рассмешить Альфию.
Все кипчаки сгрудились у тела Альфии и горестно смотрели, как угасает ее жизнь. Альфия, закрыв глаза, хрипло дышала. Она шевелила губами, как - будто старалась сказать, какое-то последнее, заветное слово в этой жизни. Возле нее возился Сынбулат, крепко закусив губы от горя. Он, как опытный воин, на ощупь осмотрел рану и помрачнел лицом. Рана была самая опасная. Стрела прошла рядом с сердцем и задела главную жилу. И самое страшное, что это было внутреннее кровоизлияние. Альфия умирала. Надеясь на лучшее, Сынбулат решил вынуть стрелу, хотя понимал тщетность этой попытки. Резким движением рванул стрелу и выдернул ее. Альфия. только вздрогнула и затихла. Она умерла. Сынбулат издал вой раненого зверя и затрясся в беззвучном плаче.
Кипчаки в бешенстве рыскали по округе, стараясь найти следы, кто совершил такое злодейство. Но, на степь опустилась ночь и только звезды блистали яркими, разноцветными камнями. Ничего не было видно. Кипчаки не отчаивались, они знали, что сейчас полнолуние и недолго ждать ее восхода. На горизонте появилась светлая полоска, признак встающей луны. Постепенно зарево все разгоралось, и немного погодя, над краем степи выглянул желтый диск полной луны. Кипчаки рассыпались полукругом и внимательно рассматривали землю в неверном лунном свете, стараясь найти зацепку, которая ответила бы на мучающий их вопрос: " Кто убийца?". Луна выше взбиралась по ночному небу и наливалась ярко-молочным светом. Степь развиднелась, освещенная этой белесой дымкой.
Тут раздался возглас. Подскакал тот молоденький джигит и протянул найденный им, чужой боевой лук.
- Сынбулат - агай,* вот нашел! Недалеко отсюда лежал и следы конских копыт вокруг много. Совсем свежие.
Сынбулат очнулся, протер глаза ладонями, и все еще всхлипывая остатками плача, взял из рук джигита лук и внимательно осмотрел. Это был хороший боевой лук. И не простого воина. Лук был заботливо обклеен берестой и раскрашен знаками-оберегами. Сердце Сынбулата ёкнуло. Он увидел родовую тамгу бурзянцев и знак вождя:
Агай* - (башк.) старший родственник, обращение к старшему по возрасту.
- Рыскул, это ты убил Альфию! Ты, бешеный пес, которого надо только убивать! - закричал Сынбулат, потрясая оружием убийцы. И все кипчаки взревели яростными голосами и поскакали в сторону кочевья. Они горели желанием отомстить за кровь.
- Карымта! Карымта! - кричали они в дикой скачке, предупреждая всех соплеменников об объявленной кровной мести.
Сынбулат остался, чтоб привезти тело Альфии. Он приказал двум оставшимся джигитам соорудить конские носилки. Мрачные кипчаки, молча, подвели двух коней и между ними подвесили к седлам натянутую на копья кошму, на которую положили Альфию. Горестная процессия двинулась в сторону кочевья. Сынбулат вез страшную ношу, представляя, какое горе ждет Абдулгани - аксакала.
В ту ночь Абдулгани не спал. Вероломный набег бурзянцев потрясло его. Он предвидел, какие беды и горести ждут теперь его род. Закон барымты суров. Если не ответить на обиду, противники посчитают это слабостью, и тогда жди напастей от недругов рода. Он лежал в юрте и мучился бессонницей, ожидая известий от воинов ушедших вдогон налетчикам. "Что с ними? Отбили скот или нет? Есть убитые или только раненые?" - думал Абдулгани. Все-таки не вытерпел и вышел из душной юрты. Прохлада приятно освежила разгоряченное лицо. Аксакал вздохнул и умиротворенно смотрел в степь. " Ага, вот и луна взошла!" - подумал он, увидев, светлеющую полоску степного горизонта. Ночную степь окутывала тягучая вязкая тишина, прерываемая стрекотом сверчков, вздохами коров и фырканьем лошадей. Абдулгани под успокаивающий звон сверчков, было задремал. Но, что-то его толкнуло. Он открыл глаза и увидел, что вся степь залита молочным светом высоко стоящей луны. Вроде все спокойно. Но что-то в груди сдавило, не давало ему вздохнуть. Сердце то замирало, то билось, какими-то неровными толчками.
- Не к добру! Ох, не к добру! - подумал аксакал, потирая ладонью область сердца. " Что с Альфией?- встревожился аксакал - "Эх, не надо было пускать ее!"- запоздало покаялся он,- но разве ее удержишь? Как она мне заявила? "Как ты потом сородичам в глаза посмотришь - если я не поеду, и не дай Аллах, погибнет кто-то?" - Пришлось отпустить" - с горечью подумал Абдулгани.
Вдруг послышался дробный стук копыт множества коней. Из-за небольшого холма вымахнула кавалькада всадников. Они мчались во весь опор к кочевью и что-то кричали. Что кричали не разобрать. Слышны было только обрывки непонятных слов. Аксакал обеспокоено встал и начал всматриваться во всадников. "Неужто опять бурзянцы?"- тронула ледяным краешком нехорошая мысль. Присмотревшись, Абдулгани успокоился. Это были свои джигиты. "Только почему они так скачут и кричат при этом? Радуются успеху? Не похоже. Что случилось?" - никак не успокаивался аксакал. Тут джигиты подскакали на расстояние, откуда можно было расслышать слова.
Карымта* - кровная месть.
Это были страшные слова. Древние слова кровной мести.
Кипчаки вихрем с криками "Карымта! Карымта!" подлетели к юрте предводителя рода. Там стоял мрачный Абдулгани. Он поднял руку:
- Тихо!
Все примолкли, только слышалось тяжелое дыхание джигитов. Аксакал тяжелым взглядом обвел лица воинов, пытаясь прочитать имя погибшего. И вдруг внезапно охрипшим голосом спросил:
- Кто погиб? Кого нам оплакивать и за кого нам мстить?
Кипчаки переминались в полной тишине и не решались сказать имя.
- Ну, что молчите? Как его имя, которого нет с нами? Языки вам поотрезали что ли?
Тут как бы ответом на его вопрос послышалось заунывное пение. Все обернулись и увидели - это пел Сынбулат. Он пел старинную песню-плач, где он просил Бога Тэнгрэ, принять душу упокоившегося в своих вольных, благословенных степях. Он ехал впереди процессии, значение, которого так знакомо всем башкирам. Это всадники смерти. Страшная догадка озарила Абдулгани. Он, подбежал к всадникам. Обнял сапог сидящего в седле Сынбулата и хриплым голосом попросил:
- Сынбулат, кустым, ну скажи что это не она, что это не Альфия! Я прошу тебя!
- Нет, агай! Это Альфия! - бесстрастным от горя голосом сказал он. - Она, бедняжка! - не выдержал Сынбулат и заплакал. Сердце Абдулгани окаменело. Он тусклым, безжизненным взглядом посмотрел на сочувствующие лица соплеменников и коротко спросил:
- Кто, убийца?
- Рыскул! - ответил Сынбулат.
- Чем докажешь? Это нешуточное обвинение!
- Посмотри сам, агай, на это! - сказал Сынбулат и протянул лук Рыскула.
- Откуда знаешь, что это именно его лук? - так же бесстрастно допрашивал Абдулгани.
- Вот, агай, посмотри на тамгу бурзянцев, а этот знак - амулет самого Рыскула! Такой знак, может только он нарисовать,- подтвердил еще раз Сынбулат. Абдулгани посмотрел на лук и зловещим шепотом сказал:
- Нет, тебе пощады Рыскул! Ни тебе, ни твоему роду. Ты, отнял у меня внучку, за это отниму у тебя сына! Сынбулат! Готовь коней и воинов. Завтра утром соберем совет аксакалов. Без их согласия я не могу крикнуть священный клич кипчаков. А, теперь, отдай Альфию женщинам. Пусть готовят ее к погребению, - он встал и крикнул:- Слушайте меня, воины карый-кипчаков! Готовьтесь, к войне! Карымта - крикнул аксакал, и все воины карый-кипчаков подхватили этот древний клич кровной мести. - Карымта! Карымта!
И это крик высказал боль всех сородичей, потерявших в бессмысленном набеге бурзянцев, одну из ярких звездочек племени, Альфию.
Абдулгани, не сказав ни слова, отправился в свою юрту и не показывался из нее всю ночь. А, кочевье готовилось к набегу. Воины строгали стрелы, точили сабли и копья. Кузнецы в своих походных кузнях поправляли кольчуги, выпрямляли наконечники копий и подгоняли стремена к седлам. Кочевье провело бессонную ночь. Ранним утром Абдулгани - аксакала разбудил Сынбулат. Он показал на выход из юрты.
- Что случилось?
- Гонец от Бэндэбикэ!
- От Бэндэбикэ? - в замешательстве переспросил Абдулгани и задумчиво посмотрел на гонца - Х-м-м, от самой Бэндэбикэ!
Это означало, что она зовет его в аул Максют. Раз зовет, значить есть веская причина. А, просто так она никогда не приглашает. Причина только одна, набег Рыскула. Постарается наладить мир между двумя враждующими родами. Тут уже не простая барымта, а кровная месть, потому вряд ли получится примириться. Кровь не вода. Абдулгани вздохнул и решил не отказываться от такой чести, когда сама Бэндэбикэ приглашает. "Придется отложить набег. Выслушаем ее доводы, только из уважения к ней!" - подумал Абдулгани и решительно направился к большой гостевой юрте, где собирались аксакалы кочевья на совет. "Набег все-таки совершится, отомстим за пролитую кровь или мы не кипчаки!" - решил аксакал - но, только после беседы с Бэндэбикэ". И с этим решением он вошел в юрту.
Костер ненависти уже не дымил - он полыхал кроваво-красными языками огня кровной мести. Близилась гроза междоусобный войны.
Глава третья.
Божий суд.
На предрассветном темном небе крупной яркой точкой светилась звезда Сулпан. Луна уже потускнела и уходила в другую сторону от восхода. Ночная теплынь сменялась утренней прохладой, что пробиралась в юрты, холодной змеёй проползала под одеяла спящих людей, заставляла их зябко вздрагивать и закутываться в теплые одеяла. Степь млела в утренней белой дымке. Горизонт наливался светлой полосой. Ночь медленно отступала, гася одну за другой звезды. Со вздохом зашевелились коровы, вставая со своих лежбищ. Где-то слышался дробный стук копыт косячного жеребца обегавшего табун кобылиц. Аул просыпался. Новый день робко вступал в свои права.
Бэндэбикэ открыла глаза " Еще одна бессонная ночь пролетела" подумала она, привычно поднимаясь к утреннему намазу. Посмотрела на алеющий горизонт "Вроде не опоздала...". Совершив омовение, приступила к молитве. Встав лицом к Мекке, Бэндэбикэ зашептала священные тексты Корана. Молитвы ее были незатейливы. Она просила Аллаха, даровать в этот день людям мир и спокойствие. Здоровья домашним, скоту, детям и немощным. Она просила Всевышнего об странствующих, болезных. Самое главное в молитве: она просила у Всевышнего дать просветление неразумным. Опять вспыхнули межплеменные раздоры. Вот Рыскул, как вчера сообщили ей, напал на кипчаков. Теперь жди ответного набега. Всегда находились глупые головы, мутящие спокойствие меж племен. Есть такая плохая повадка у башкир, каждый вождь, даже самого захудалого, малочисленного рода, считал свой род выше по положению в межплеменной иерархии. Спесь и гордыня таких вождей была причиной многих раздоров и стычек. "Эх, Рыскул, Рыскул, что же ты натворил?!- закончив молитву, размышляла Бэндэбикэ, убирая молитвенный коврик - Что теперь делать будешь? Мало того, что ты напал на род такого уважаемого человека, как Абдулгани - аксакал, ты еще и попрал наши обычаи, увел людей в набег на своих же башкир, без благословения аксакалов, выкликнул священный клич племени, не имея на то права. Вот Аллах и наказал тебя, даровав позорное поражение. Как твои сородичи людям в глаза смотреть будут? Ты их при жизни среди башкир сделал изгоями. Что тебе не хватало? Твой род не из последних в племени Бурзян. Табуны твои многочисленны и пастбища тучны травой и реки вроде не иссякли. Люди твои сыты и довольны. Что еще тебе не хватает? Алчность и гордыня!!! Вот они, шайтановы дети, толкающие тебя на безумства и разбой. Предки предупреждали: "Из песка не построишь прочного дома, свое счастье - на несчастье других, кто кровь пролил - тот головой и поплатится" И видно придется тебя утихомирить. Ты, Рыскул забыл, что твой род ветка племени Бурзян, а не все племя. Придется тебя вызвать на суд совета аксакалов племени. Так-то, Рыскул. Всему в этом мире есть предел - даже человеческому терпению. Вот и усерганцы зашевелились, отбили табун у рода Айхай и, в суматохе сгорело яйляу. Слава Аллаху, кровь не пролилась. Все в этом мире простит людям Всевышний, только пролитой человеческой крови не прощает. Кровь порождает, ответную кровь, а это страдания, слезы и ненависть. Пока не случилось непоправимое, созвать надо всех вождей на совет. Решить все спорные вопросы. Пусть в глаза перед людьми скажут все свои обиды, а не подкрадываются ночами и не разоряют кочевья. Люди, хоть знать будут, за что страдают. Решено! На этой же неделе созвать совет племен". Уже совсем развиднелось. Бэндэбикэ взяв коврик, направилась в юрту. Ее остановил топот коня и крик " Бэндэбикэ - инэй". К юрте вихрем подлетел всадник и резким движением остановил коня и соскочил с седла. Это был ее племянник Айтуган.
- Беда, апай! Меня отец послал с вестью! У кипчаков внучку Абдулгани - аксакала, убили! Альфию! И по слухам - это Рыскул - агай убил. Застрелил из своего лука.
Бэндэбикэ закрыла глаза, ей на миг стало дурно от сразившего ее страшного известия. Рядом стоящие женщины ахнули и разбежались по кочевью, разнося страшную весть. Бэндэбикэ развернулась, вошла в юрту и без сил привалилась к пирамидке одеял, что были сложены у стенки юрты. Бэндэбикэ потеряно размышляла - "Все, опоздала я с созывом большого йыйына! Это конец! Быть большой крови. Кипчаки не такое племя, чтоб простить убийство внучки одного из своих вождей. Война двух этих племен заденет другие племена. Быть большой битве, очень кровавой! Как же ты мог Рыскул, как мог??? Убить эту девчонку? Ей всего семнадцать лет, я сама на руках держала, когда Абдулгани приглашал на торжество по случаю ее рождения. Такая страшная смерть в ее юные годы!- с болью вздохнула Бэндэбикэ и две слезинки скатились по щекам, оставляя мокрый след.- О, Аллах, вразуми меня, дай совет, что в моих силах предотвратить эту войну?- тихо прошептала она и, закрыв глаза, погрузилась в думу. Айтуган молча, стоял у порога юрты, удерживая нетерпеливого коня, стараясь не нарушить тишину. Бэндэбикэ открыла глаза. Она приняла решение. Твердым шагом она вышла из юрты и властным голосом сказала:
- Айтуган, скачи к карый-кипчакам. Найди Абдулгани - аксакала и передай ему, что я, очень прошу, слышишь так и скажи, очень прошу его приехать ко мне в аул Максют. - Бэндэбикэ вынесла белый камзол гонца- переговорщика - Надень белый камзол гонца, он послужит охраной тебе в пути. Поспешай, пока кипчаки не объявили войну. По обычаю только в полдень на третий день после похорон совет аксакалов разрешает вождю возгласить боевой клич племени. По дороге заверни к отцу, передай мой приказ, пусть пошлет гонца к Рыскулу и к вождю рода Айхай и к вождю племени Усерган и племени Тангаур. Смотри в дороге будь осторожен, всякое случается. Не побоишься?
- Нет, апай! Конь быстр, сам не робкого десятка, да и ваша молитва оградит меня в пути! - Айтуган лихо вспрыгнул на коня и вихрем поскакал в сторону реки Накас, и вскоре только полоска пыли указывала путь гонца. Бэндэбикэ с тревогой смотрела ему вслед и молила Аллаха отвернуть на его пути беды и опасности и поскорее добраться до кипчаков. И вздохнув, она повернулась и пошла к юрте. Навстречу ей бежала младшая сестра Куйбикэ:
- Апай, это, правда? Что же будет? Все кочевье, как пчелиный рой жужжит. Джигиты уже готовятся к отпору набегу кипчаков. Апай, мне страшно-о-о!- заголосила Куйбикэ.
- Не заводи панику! - резким, не терпящим возражений голосом сказала Бэндэбикэ - Время еще есть. Даст Бог, успеем потушить этот костер. Ты, лучше иди и приведи в порядок гостевую юрту. Сегодня уже гости приедут.
Куйбикэ молча, повернулась и побежала к стайке женщин, что хлопотали у гостевой юрты, передала им распоряжение Бэндэбикэ, те вспорхнули и разбежались по сторонам. Вскоре они вернулись с парнями, те помогли им снять старые кошмы и натянуть белоснежные войлочные пологи, которыми украшали юрты, для очень почетных гостей. Вихрем прибежали молодые девчонки, охапками принесли убранство и занялись украшением внутри юрты, развешивая ковры, вышитые полотенца, расстилая войлоки. Буквально через час юрта была готова принимать гостей.
Бэндэбикэ тем временем нарядилась в праздничный костюм. Ей предстояло принимать знатных людей племен, и надо выглядеть достойно. Она расправила складки бархатного камзола с богатой вышивкой и нашитыми серебряными монетами, надетого поверх шелкового платья. Голову украшал бухарский платок. Она присела в ожидании гонцов с известием - прибудут ли те, кого она приглашала. План ее был прост. Она решила свести всех вождей и в их присутствии разобраться кто виноват в пролитой крови. Если Рыскул, то отдать его на суд Абдулгани. Он волен будет, что угодно сделать с ним, хоть убить и не будет ему наказания, ибо со смертью одного Рыскула, можно будет сохранить людские жизни и утихомирить, погасить пламя начавшийся войны. Причем здесь женщины и старики и дети? В чем их вина, чтобы страдать из-за одного недоумка? Конечно, выдача своего соплеменника на расправу другому роду противоречит кодексу кровного братства башкир, который предписывает сражаться за своего сородича да последнего. Но, здесь есть исключение, которое гласит "Если твой сородич пролил кровь невинного человека, то он вне закона кровного братства и лишается защиты всего рода или племени". Видимо, это тот самый случай - размышляла Бэндэбикэ - если в смерти виноват Рыскул - то совет аксакалов отдаст его кипчакам. Решено.
Подбежала Куйбикэ:
- Бэндэбикэ - апай. Завтрак уже готов. Девушки ждут, когда ты им разрешишь войти в юрту.
Бэндэбикэ непонимающе посмотрела на сестру и, стряхнув себя думы, кивнула головой в знак согласия. В юрту вошли девушки и проворно расстелили скатерть и расставили кушанье. Куйбикэ принесла свежеиспеченные лепешки-кулсэ.
Бэндэбикэ взяла кусочек горячего кульсэ, макнула в масло и медленно стала жевать, прихлебывая горячим травяным чаем из мяты и зверобоя. Аппетита не было. Кое-как выпив одну чашку чая, Бэндэбикэ отставила ее в сторону. Быстро прочитав короткую молитву, она встала и вышла из юрты. Куйбикэ жалостливо смотрела ей в след, понимая ее состояние. Чаепитие в юрте продолжилось, только в полной тишине, изредка звякали чашки и тихие просьбы передать что-либо.
Ближе к вечеру на другой день на дальнем холме показались всадники. Плотной гурьбой они двигались в сторону аула Бэндэбикэ. От них отделился всадник и поскакал к гостевой юрте, где в немой тревоге ждала Бэндэбикэ. Это был Айтуган:
- Апай! Абдулгани - аксакал едет со своими воинами и некоторыми аксакалами рода.
- Слава Аллаху! - вздохнула Бэндэбикэ - послушался моего слова. Еще не все потеряно.
Кипчаки уже были на расстоянии сотни конских махов. Впереди ехал Абдулгани. За ним гурьбой следовали воины и трое старцев. Вождь был мрачнее тучи. Ведь только что он схоронил, последнею веточку своего рода. Аксакал в гневе мысленно клялся - " Горе тебе Рыскул! Я, заставлю пожалеть тебя о содеянном! Я, по капле будет выжимать кровь из твоего сердца, который я достану самолично, раскроив кинжалом твою грудь. О, Аллах, молю тебя приблизь этот день святой мести!"- С такими мыслями он подъезжал к аулу Максют. Увидев юрту, к которой подскакал гонец, он отогнал эти мысли. Он, думал о предстоящей встрече с Бэндэбикэ. Абдулгани примерно представлял, о чем пойдет речь, и уже готовил ответ. Он, конечно, мог и не ехать в этот аул, потому как аул из племени Бурзян, но не мог отказать приглашению Бэндэбикэ, приехать к ней. Он, слишком уважал эту женщину. Да кровное родство и давняя дружба связывала их. Все-таки дочь Кутулугильде-бия из рода Суун-кипчаков. Абдулгани не раз встречался с ней, на межплеменных йыйынах, беседовал и всегда поражался ее уму, начитанности. Быть грамотной в то время-это неслыханное достоинство, ставящее на недосягаемую высоту среди равных. Абдулгани никогда не стеснялся просить у нее совета, он знал, что ее советы, всегда мудры и взвешены.
Абдулгани увидев Бэндэбикэ, не доехав до нее несколько десятков метров, слез с коня, отдал повод подбежавшему Айтугану и оставшийся путь проделал пешком. Это был, высший знак уважения к хозяйке аула. Следуя примеру вождя, кипчаки слезли с коней и, отдали привязать их мальчишкам. Абдулгани подошел к Бэндэбикэ и по обычаю протянул ей две руки, в ответ Бэндэбикэ тоже протянула две ладони. Пожимали руки в полной тишине, понимали, что не праздник приехали. Бэндэбикэ, жестом пригласила Абдулгани в гостевую юрту. Им, предстоял нелегкий разговор. Молодые джигиты указали сопровождавшим Абдулгани кипчакам другую юрту, где их ждало угощение.
Абдулгани прошел, на самое почетное место в юрте, напротив двери. Бэндэбикэ в знак почтения, сама присела ухаживать за гостем во время трапезы. Хозяева постарались обогатить стол в честь приезда столь почтенного гостя. На скатерти в деревянных мисках и чашках лежали нарезанные холодное мясо, кружочки казы,* отдельными бугорками рассыпаны баурсаки,** в глиняных горшочках были сливки, свежесбитое масло, красный творог. Талкан,*** пастила из ягод, молотые ягоды черемухи в масле, привезенные бухарскими купцами сушеный урюк, изюм и чудо из чудес - сахар-нават, что желтыми кристаллами посверкивала на скатерти. Бэндэбикэ разлила редкий в то время среди башкир и очень ценный душистый китайский чай в пиалушки бухарской работы. Абдулгани не удивился. Этот напиток, он испробовал еще молодости, когда был в набеге на казахские племена и там им попался китайский купец, который из страха за свою жизнь, отдал весь запас чая, научив при этом, как его заваривать и пить. В начале, Абдулгани не понял вкуса и пользы чая. Только по прошествии некоторого времени, на собственном опыте он заметил, что чай бодрит и снимает усталость. Поэтому Абдулгани с удовольствием принял пиалушку чая из рук Бэндэбикэ и отведал, почти забытый вкус душистого напитка. Чай пили молча. Молчала и Бэндэбикэ. Ни о чем не расспрашивала. По обычаю, пока гость не насытится, нельзя отвлекать от еды. После третьей пиалы чая, когда гость немного насытился, Бэндэбикэ решила нарушить тягостное молчание:
Казы* - конская колбаса.
Баурсак**- поджаренные в масле кусочки теста.
Талкан***- подслащенная ячменная мука.
- Прими, мое соболезнование Абдулгани! Я знаю, горе твое безмерно. Сама, плачу, когда вспоминаю Альфию. Злым ветром сломало, эту нежную былинку. Сабыр ит, Абдулгани!* Кровь человека священна и никто не смеет ее проливать без Божьей на то воли. Что теперь думаешь делать?