Шейдон Марк : другие произведения.

Проклятье Звёздного Тигра - 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

 
ЗАМОК ЭВРИЛ
 
 Огромный фургон неторопливо покидал двор Замка. Пожилой торговец затейливо щёлкал кнутом над головами лошадей; из этих мальчишеских фокусов нетрудно было заключить: сделкой он доволен. А его сын, парнишка лет десяти, и вовсе сиял, как монетка свежей чеканки, и помахал им рукой, когда фургон свернул к фермам. Кер улыбнулся и помахал тоже. Это семейство торговцев - давние знакомые. Наверно, и дед паренька, и прадед махали так рукой Рыцарям Эврила, уезжая после очередной сделки...
 Лорды Круга тут же исчезли со двора. Ну, у них хватает дел поважнее, чем глазеть вслед фургону! И малыши разбежались, спеша к прерванным занятиям. Кер с тоской вспомнил дни, когда сам был таким крохой, по макушку в уроках, вскакивал на рассвете, чтобы всё-всё успеть, а вечером, чуть живой от усталости, падал в постель и сразу засыпал. И дождаться не мог Посвящения и "взрослой" жизни - всё время твоё, чем хочешь, тем и занимайся... Боги, и глупый же он был! Как легко ему тогда жилось!
 - Видел? - Брентон шёл к нему, на ходу стаскивая и бросая на скамью кожаный кузнечный фартук; глаза из-под русой чёлки радостно сияли. - Нет, Кер, ну разве не отлично прошло, а?
 Он издал неопределённое понимающее мычание. Счастливому Бренту его вполне хватило.
 - Он всё взял! И все мои, понимаешь? И заплатил ничуть не меньше, чем за работу Круга! Ой, Кер! - в порыве восторга друг обнял его за плечи и закружил, смеясь. - Ну, такое тянет на праздник! Придёшь вечером в кузницу? Помнишь, как в прошлый раз было весело? А сегодня будет ещё лучше!
 - А меня ты позовёшь? - с усмешкой осведомился голос, обладатель которого, растрёпанный юноша, одетый только в заляпанные краской и далеко не новые штаны, бесшумно подкрался сзади и втиснулся между ними. - Всё, Кер, этому зазнавшемуся типу мы больше не ровня. Лорд Брентон, великий мастер! Лучший создатель мечей в Замке Эврил... ох, да о чём я? Во всём Сумраке, не меньше!
 - Я верну тебе свою благосклонность, Найл, - надменно промолвил Брент, отступая на шаг, - если ты, несчастный, встанешь на колени и почтительно признаешь, что ты всего лишь...
 - Жалкая тень твоего величия, - весело подхватил Найл, безнадёжно пытаясь стереть со щеки сочное зелёное пятно. - Кер, а тебе не кажется, что наш милорд утомился и нуждается в отдыхе?
 - М-да, - задумчиво кивнул Кер. - Ему бы полежать... подремать на солнышке...
 Брент отпрыгнул в сторону, но не помогло: и минуты не прошло, как он лежал на спине и тщетно пытался вырваться, Найл с самым невозмутимым видом сидел у него на ногах, а Кер, стоя на коленях и насвистывая, крепко держал его за кисти вытянутых за голову рук.
 - У вас нет совести, - жалобно заявил пленник. - Вдвоём на одного! Измученного тяжёлой работой!
 - Если ты можешь махать молотом, - безжалостно отрезал Найл, - то можешь и с двумя справиться.
 - Да, но когда один такая туша... Ты мне ноги в лепёшку раздавишь, если немедленно не слезешь!
 Худенький Найл торжествующе сверкнул ярко-синими глазами.
 - Слышал, лорд Арайн? Он, по-моему, просит пощады. По-моему, ему стыдно. По-моему, он больше не будет. Он ведь именно это хочет сказать, да? Давай будем милыми и пожалеем ребёночка.
 Кер глубокомысленно хмыкнул, отпустил жертву и, вскочив, благоразумно отошёл подальше. Хотя Брент всё ещё лучился счастьем от итога торговой сделки и мстить, похоже, не собирался.
 - Вы просто умираете от зависти, - добродушно поведал он. - Особенно ты, Нел. Мечи-то ценятся подороже, чем твои стеклянные штучки. Вот и жалей теперь, что не пошёл со мною в кузницу!
 Юноша, к которому он адресовался, с неожиданной мягкостью улыбнулся и мечтательно вздохнул.
 - Ах-х... нет, эджейан. Я-то не жалею. Мечи, они... законченные. Понятные. А в стекле есть глубина, тайна. Ты можешь в нём утонуть... уплыть далеко-далеко...
 - Зато, - тихонько промолвил посерьёзневший Брентон, - в мечах всегда скрыта песня.
 Найл кивнул и прислонился к его плечу. Кер смотрел на их переплетённые пальцы и думал: он тут совершенно лишний. Впрочем, как и всюду.
 - Ну, придёшь вечером, Кер?
 - Я-то вам зачем? - он слабо усмехнулся. - Сидеть в углу, как мышь, и молчать с мрачным видом?
 - Ух ты! - Найл вскинул брови в преувеличенном изумлении: - Что за речи, лорд Арайн? Я вроде за тобой не замечал склонности к тихому сидению в углу. Как раз наоборот...
 - Нел! - с упрёком сказал Брент, более чуткий к чужим настроениям. - Кер, не бойся, он тебя дёргать не станет. Я прослежу. Без проблем. Ему просто надо всовывать в рот пирожки, едва он его откроет.
 - Ох, эджейан, я тебе припомню, - промурлыкал Найл и гибко потянулся, играя мышцами.
 - Приходи, - попросил Брент, оставляя реплику без внимания. - Кто ж будет нам петь, если не ты?
 "Давиат, ну почему вы все не можете просто оставить меня в покое?!"
 - У Талина тоже была удачная сделка сегодня, - мягко напомнил он. - Он обидится, если я не приду.
 - Ха, - фыркнул неугомонный Найл, лукаво усмехаясь: - Миленькая сестричка леди Неты обидится, ты хотел сказать? Брент, отстань от милорда. Надо ему петь для тебя, если там та-акие глазки...
 - Иди ты в трясины, - отрезал Кер. Общество друзей вдруг сделалось для него почти пыткой. "Только бы не сорваться, не наболтать лишнего... Крис никогда не срывался..."
 Но его вспышку, конечно, заметили: Найл недоумевающе расширил глаза, а Брентон нахмурился.
 - Нел, ты сегодня прямо как неситу лизнул, - пробормотал он. - Нет, правда...
 - Ну, он тут ни при чём, - слова прозвучали плавно, с задумчивой ленивой протяжностью. - Не будь несправедливым, Брент. Просто достойный лорд Арайн с утра очень не в духе. Верно, Кер, эджейан?
 Подвижное лицо Найла застыло. Синие глаза недобро сверкнули.
 - Милорд Джерин! А я и не знал, что мы с тобой разговаривали. Я-то думал - мы тут между собой...
 - В таком случае, - вежливо объяснил высокий стройный юноша, - вам стоило звучать потише. Ваше "между собой" слышит треть Замка. Разве я виноват, если мне надо пройти мимо вас по двору?
 - Нисколечко, - тихо согласился Найл. - Вот и проходи. Мимо. Пожалуйста.
 Джерин, облачённый в узкие серые штаны для верховой езды и белоснежную рубашку, внимательно оглядел его, сосредоточил взор на пятне краски на щеке и улыбнулся. Найл прикусил губу и напрягся; Брент предостерегающе сжал его плечо. "Трясины, - думал Кер, - ещё не хватало тут ссоры из-за меня!"
 - Джер прав, - торопливо выпалил он, умоляюще глядя на бледного от гнева Найла. - Ну да, я был...
 - На-айл! - прервал его оглушительный рёв от красильни, - три минуты! - и тут же, будто по сигналу, рядом возник мальчик лет семи и застенчиво промолвил, глядя на Найла с явным обожанием во взоре:
 - Милорд, вы со мной сегодня занимаетесь? Лорд Эштон просил узнать, а то он занят... Вы успеете?
 При слове "милорд" улыбка Джерина сделалась ещё более язвительной. Найл вспыхнул.
 - Конечно, я же обещал. - Мальчик счастливо просиял. - Брин, ты не зови меня милордом, ладно?
 - Нел! - подошёл рыжий парнишка, заляпанный краской ещё гуще Найла, но с мечом в расшитых серебром ножнах. - Лорд Мэрис второй час горячо желает знать, "куда ты, в трясины, засунул рецепт багряного отвара, который он вчера тебе диктовал". Цитирую дословно. Он сам уже, как тот багряный отвар, без шуток! А я его рецепта в глаза не видел, и мне на тренировку пора. Ты б сбегал к нему, а то...
 - На-айл! - вновь раздался зычный рёв. - Минута!
 Найл испустил тяжёлый вздох и обеими руками прошёлся по волосам, разлохматив их ещё сильнее.
 - Знаешь, Брент, - грустно сказал он, - похоже, я тебя обманул. Похоже, я всё-таки жалею, что пошёл не в кузницу... - и умчался в красильню, и очередной вопль "Найл!" застиг его уже в дверях. Джерин усмехнулся. Рыжеволосый паренёк с мечом огорчённо тряхнул головой:
 - Тебе-то смешно, Джер, ты с Мэрисом не работаешь. Он сам засунул куда-то ту чёртову бумажку, а попадёт Нелу. Он вообще-то отличный парень, Мэрис, - он слегка смутился. - Вспыльчивый только.
 - Вот именно поэтому, - протянул Джерин, - я с ним и не работаю. Ты на площадку, Мирт? С кем?
 - Да хоть с тенью. Кто будет, с тем и станцую.
 - Возьми меня, - предложил Джер, оживляясь. - Подождёшь минуточку? Я рубашку сменю, и сразу.
 Мирт выглядел нескрываемо польщённым: ему до Посвящения остался всего лишь год, но залучить на танец Лорда, пусть едва Посвящённого, зато одного из самых лучших, - нечасто так повезёт!
 - Да ты не спеши. Пока я разогреюсь, пока вспомню, как за меч держаться...
 - Пока пройдёт его "минуточка", - заметил Брентон, - ты и с тенью успеешь, Мирт. Джер у нас по пустякам торопиться не любит. Да и рубашку наспех не сменишь, её ведь ещё и выбрать надо.
 Вместо того, чтобы смутиться, Джерин признательно кивнул и одарил его ласковой улыбкой.
 - Ты в нарядах разбираешься, верно? Красная рубашка, синяя, своя или взаймы у кого взять... да ещё чтобы с плащом хорошо смотрелась... Кер, это ж он у тебя всю неделю рубашки таскает?
 Мирт почуял за дружеским тоном неладное и поспешил уйти: если намечается ссора, зрители тут ни к чему. Брент нехорошо сощурился, Кер в полном отчаянии взывал к богам о чуде, и чудо произошло: к ним на гнедой кобылке приблизилась Джинис - та самая "миленькая сестричка леди Неты". Густые чёрные волосы рассыпались по белому платью, чёрные глаза задорно сверкали с разрумянившегося личика, и Брент, судя по всему, тотчас забыл и о насмешках Джерина, и о самом его существовании - на его губы воротилась счастливая улыбка, щёки вдруг тоже ярко заалели, и было совершенно ясно: ничего, кроме её лица, он во всём мире не видит. "А Нел и правда дурак, - подумал Кер, - надо ж при нём ляпнуть обо мне и её глазах! А ещё друг. Ни черта не замечает, кроме своих стекляшек!"
 - Брент, - нежно промурлыкал девичий голосок, - ты поучишь меня прыгать через барьеры, Брент? Я не очень хорошо прыгаю. А Нета говорила, тут у вас очень красиво... А твоего коня зовут Ветер, да?
 И парочка удалилась под восторженный лепет юноши: просто удивительно, что леди Джинис знает имя его коня, и да, красиво, хотя какая красота сравнится... то есть, он уверен, она прыгает чудесно...
 - Мальчик влюбился, - прокомментировал Джер с обычной своей иронической улыбкой. - Прелесть.
 Кер стиснул зубы. "Если отвечу, я немедленно пожалею. Не могу его выносить! Боги, как бы уйти?"
 - Ну, теперь ему не надо красоваться перед леди в твоих рубашках. Небось, у торговца все забрал, какие по размеру подошли. - Джер хмыкнул. - Интересно, сколько мечей он успел испортить?
 - Нисколько, - устало ответил Кер. - Все его мечи уехали с фургоном. По цене Круга. Он сам сказал.
 - Потрясающе. Есть чудеса в мире Сумрака. Ну, если он сказал...
 - Ты же не имеешь в виду, - медленно произнёс Кер, - что думаешь, будто Брент мне соврал?
 - Эджейан! Ну мог ли я - такое - подумать о Рыцаре?! Весь Сумрак знает: Рыцарь солгать не может!
 "Он просто надо мной издевается. И даже не скрывает. Ну зачем, зачем?.. и что мне делать с ним?"
 - Джер, почему ты всегда говоришь слова, от которых людей дёргает, словно от зубной боли?
 - Хм. - В серых глазах юноши появился живой интерес. - Например?
 - Ну, Бренту об этих рубашках... - Кер замялся. - И... ну и вообще... и на Нела ты так смотрел...
 - Смотреть я умею единственным способом: глазами. Ты знаешь другой? А отворачиваться от него всякий раз, когда ему угодно ходить в грязных тряпках, вряд ли вежливо. Ты ведь тоже на него смотрел - а мне почему нельзя? А касательно твоего дорогого Брента, эджейан, - Кер чуть не поморщился. "Мне неприятно слышать "эджейан" от него... но разве можно заявить человеку: не хочу, чтобы ты звал меня любимым братом?!" - Я лишь сказал правду. Не оскорбил его, не был грубым. В отличие от него.
 - Но яда хватало, - тихо сказал Кер, подавленный и сбитый с толку. - Ты же понимаешь.
 - Понимаю, - неожиданно согласился Джерин. - А надо всем всё спускать? Терпеть и улыбаться?
 Как я, с внезапной горечью подумал Кер. Ему показалось, и Джер про себя договорил: "как ты".
 - Я не знаю, - чувствуя себя мальчишкой и идиотом рядом с этим красивым, уверенным юношей (ровесником, трясины!), пробормотал он. - Крис говорил, так и становятся врагами. Он задел тебя, ты - его, он тебя снова...
 - Меня снова, - спокойно промолвил Джер, - навряд ли.
 - Да, но разве потом он будет тебя любить?
 Джерин повёл плечом, непонятно глядя ему в лицо.
 - Не больше, чем до того, я полагаю.
 - А тебе, значит, всё равно? - вырвалось у Кера. "Ой... Да ну и пусть! Так ему и надо, сам напросился!"
 - У нас игра в нескромные вопросы? Нет, мне не всё равно. Теперь моя очередь. Ты уверен, что если Крис-Талену вздумалось уйти от тебя с менестрелем на руках, и ты должен делать из себя менестреля?
 ___
 
 Он устроился на диване в "комнате ароматов" Талина, свернувшись меж огромных подушек. Талин у стола возился с цветами и пахучими составами в стеклянных сосудах и на него не обращал внимания, но неважно: главное, друг сейчас рядом. Сейчас... когда Джер сказал...
 "Ты делаешь из себя менестреля".
 Он едва не задохнулся от потрясения и гнева. Он сразу взял себя в руки, но Джер, разумеется, видел.
 - Именно это я и имел в виду, Джер, - холодно сообщил он. - Как зубная боль.
 - Если бы я хотел только сделать тебе больно, достаточно было позвать тебя на танец.
 - Стало быть, сотни Рыцарей, которые складывали стихи и баллады, "делали из себя менестрелей"?
 - Ничуть. Но ты - да.
 - Потому что я люблю петь?
 Джерин грустно улыбнулся. Трясины! Джер Ситтин - и грустная улыбка?!
 - Ты уже для них развлечение. Игрушка для вечеринки. Когда им хочется, они берут тебя и играют. И не принимают отказов, верно? Как Найл и Брентон сегодня. Ты ведь не хотел идти. Ты хотел послать их в трясины, и неважно, почему. Но ты согласился бы, если бы я не вмешался. Скажешь - нет?
 Вот тут терпение у него кончилось, и ярость хлестнула наружу, ядом и презрением в каждом слове:
 - Ах, ты обо мне заботился? Да тебе просто нравится приносить раздоры! Тебе приятно, когда кому-то плохо! Любовь тебя смешит. Друзей у тебя нет, а тебе и не надо. И ты ещё зовёшь себя Рыцарем!
 Джер тоже выглядел разъярённым: его лицо стало белым-белым, глаза потемнели и сощурились.
 - Почему бы нет, если и ты себя так зовёшь, Кер эджейан? Между прочим, я знаю смысл слов "честь Ордена". И она мне небезразлична. Поэтому я с тобой и заговорил. Без особой радости, уж поверь.
 - Так я забываю честь, когда пою на вечеринках? Я ещё и работаю, а от тебя-то Замку какая польза? За твою работу торговец сегодня заплатил? А он увёз, чтоб ты знал, пять книг, которые я переписывал!
 Джерин рассмеялся. Коротко, сухо, неприязненно.
 - Ну, тебе есть чем гордиться. Письму, дорогой, можно выучить любого - но от этого он не станет Рыцарем. Не случалось тебе слышать, что Орден создан для защиты Тефриана? Меч себе выковать я не умею, да. Зато, в отличие от тебя, неплохо умею им сражаться. Я готовлюсь быть защитником. А не жду, тоскуя и превращаясь в игрушку, человека, которому на меня, скорее всего, попросту наплевать!
 Кер вжался горящим лицом в подушку. Мерзкий разговор. Столько ранящих, отвратительных слов!
 "Он ушёл от тебя... а ты делаешь из себя менестреля".
 - Талин, - робко окликнул он (вчера друг решительно запретил говорить ему "вы"), - тебе помочь?
 - По-моему, - Талин, морщась, повёл плечами, - тебя никогда не привлекала моя возня с ароматами.
 - Но я никогда и не пробовал.
 - Каковое обстоятельство, само по себе, весьма красноречиво. - Талин задумчиво хмыкнул, глядя на юного Рыцаря. - Если ты оторвёшь меня на часок от чёртовой смеси, не желающей пахнуть как надо, ты здорово мне поможешь. Кажется, я уже вовсе не различаю запахов. - Он потянулся и упал на диван вниз лицом. - Спасай меня, малыш. Спина болит, зараза, словно неделю провёл в оковах!
 Кер с усилием улыбнулся.
 - Можно подумать, ты знаешь, что ощущает человек, который неделю провёл в оковах.
 - Знаю, - возразил Талин. - И ты бы знал, если бы три дня торчал над столом, не разгибаясь!
 - Ну, - рассудительно заметил Кер, разминая его затвердевшие мышцы, - тебя никто не заставлял. А в оковы людей запихивали насильно. И сомневаюсь, чтобы после этого им делали массаж.
 Талин издал то ли слабый стон, то ли усмешку.
 - Мне удивительно повезло.
 - Ты сам виноват, - безжалостно заявил Кер, когда его друг охнул от боли. - Кто говорил: каждый день необходимо четыре часа проводить с мечом? "Не разгибаясь"!
 - Мне стыдно, - покаянно согласился Талин. - Зато у меня очень прилежный ученик. И неизменно мил, тактичен и заботлив.
 - Потанцуй со мной, пожалуйста.
 Рыцарь недоверчиво обернулся и облокотился на подушку, хмуря рыжеватые брови.
 - Дорогой, что с тобою сегодня? Сперва предлагаешь помощь в работе, которая тебе неинтересна и в которой ты ничего не понимаешь, потом... В чём дело?
 Кер криво усмехнулся.
 - Значит, в танцах с мечом я тоже ничего не понимаю? Спасибо. Впрочем, мне это уже сказали.
 - Кто, ради Мерцания, мог тебе такое сказать?!
 - Не всё ли равно, - пробормотал Кер, склоняя голову, - кто мне сказал правду...
 - Не правду, Кер. Ты же знаешь.
 - Я знаю, что когда прошу у тебя танец, ты спрашиваешь "в чём дело".
 - Твоё умение тут ни при чём. - Талин взял его за подбородок, вынуждая смотреть на себя. - Мы же всё обсудили. Я из Внутреннего Круга, а ты Лорд лишь полгода. Подожди до лета, и я буду танцевать с тобой, сколько пожелаешь. Ну, объясни же - что произошло?
 - Ты требуешь? - негромко спросил юноша, сощуриваясь.
 - Я прошу. - Талин отпустил его и легонько коснулся его щеки. - Но я твой друг. Или уже нет?
 - Да, конечно, да... - Кер вздохнул. - Не дразни меня сейчас.
 Талин посмотрел на его руку, судорожно стиснутую в кулак. Потом мягко накрыл её своей.
 - Верно. Вместе с вопросом о друге - уже не просьба. Прости.
 - Нет, ты прав, от друзей нельзя таиться. И он прав тоже - я плохо владею мечом. Будь не так... хотя я всё равно терпеть не могу такие штучки - тебя задели, а ты пытаешься отыграться в танце! Но я хотел бы доказать ему... нет, не то. Я хотел бы понять - может, он не оскорбил, а просто сказал правду?
 Талин, изрядно обеспокоенный, ждал. Неверное слово - и конец: сбежит или замкнётся в молчании...
 - Я делаю из себя менестреля. Тебе нравится?
 - Что?! - Талин вздрогнул и приподнялся. - Что за бред?! Чьи это слова?
 - Джер Ситтин. И он говорил о чести Ордена. И если... Я действительно веду себя, как менестрель?
 - Перестань нести чушь! - гневно отрезал Талин. - А о чести Ордена лучше бы почаще вспоминать тому, кто позволяет себе швырять в лицо брату подобные обвинения!
 - Но я в самом деле умею только петь. А в сражении, с мечом или нет, мне с ним не сравниться.
 - Как и многим твоим ровесникам. А ты, позволь напомнить, умеешь ничуть не меньше, чем обязан уметь Рыцарь, чтобы быть Посвящённым!
 - Но и не больше. - Кер провёл пальцем по вышитой строчке на его рукаве. - Всюду я не на месте. А что я умею? Найти и заварить травку от простуды? Красивым почерком переписать книгу? Объяснить пятилетнему ребёнку, как надо ухаживать за конём и почему нельзя кидаться на друзей с кулаками? Я умел это и три года назад... что изменилось, скажи? У Брента торговец взял мечи по цене Круга. Эрис и Стил закончили чертить свою виллу и через знак, наверно, построят. Дарелу уже разрешают вести торг, Райн вместо отца поедет в столицу на Сход Вершины... Все чем-то заняты, понимаешь? И им нравится. А я слоняюсь без дела. И Джер, - с горечью заметил он, - танцует с Лордами Круга! Давно. А ты мне: "подожди до лета, ты Лорд лишь полгода". Сказал бы честно: в нашем танце нельзя менять деревяшку на сталь, и Лорд я только по названию! - он грустно усмехнулся: - Удачно для меня, что мы не решаем споры на поединках, как до Войны Теней. Вот бы мило я смотрелся на поединке с Джером!
 Талин со вздохом покачал головой и положил руки юноше на плечи, с тревогой глядя ему в лицо.
 - Ох, Кер эджейан... ну подумай, зачем Посвящать того, кто не готов зваться Лордом? И Внутренний Круг, значит, солгал, признав тебя таковым? И я, по-твоему, тебе лгу?
 - И я, - с мрачной иронией завершил Кер, - выходит, обвиняю Круг в обмане. И тогда я быстренько окажусь там, где место всем менестрелям. В эллине. Подтвердив на деле, что Джер абсолютно прав.
 - Кер! - Талин нахмурился. - Прекрати. Говорить так в шутку не смешно, а всерьёз - отвратительно.
 - Почему? - с вызовом бросил юноша. - Это что, грязное ругательство? И - был ли необходим эллин?
 - Ты же знаешь законы Тени.
 - Откуда взялся такой восхитительный закон Тени?
 - Уверяю тебя, не я его придумал. И не надо негодующе сверкать на меня глазами, я сам от него не в восторге. А насчёт менестрелей... Многие умеют складывать стихи, всех нас обучают петь и играть на арфе, органе и клавесине, а некоторые, касаясь их, поистине чудеса творят с сердцами... не один же ты!
 Кер вспыхнул и смущённо улыбнулся: он-то ждал упрёков - и вдруг такие лестные слова!
 - Менестрели выбирают путь без чести, малыш. Фальшь, лицемерие, ползание на коленях перед тем, кто сильнее... На Пути Круга ты увидишь. Их унижают, а они терпят. Кидают им в грязь монеты, а они смеются и благодарят. В них не видят мужчин, достойных уважения. Не позволяют им держать голову высоко, как подобает всем детям Сумрака. Их заставляют сгибаться, понимаешь? И они сгибаются.
 - Почему? - прошептал Кер, с мучительным недоумением вглядываясь в глаза учителя.
 - Но никто и не понимает, эджейан. Я б не согласился так жить, что ни предложи мне взамен. А они ведь бедны, ходят в отрепьях... Кто знает, за какие невидимые сокровища они продают свою гордость?
 - Я не о том. Почему с ними так поступают? За что их презирать?
 - А тебе, - удивлённо вскинул брови Талин, - всего, мною сказанного, мало?
 - Нет, - юноша тряхнул головой, морща лоб. - Ты говоришь, как есть сейчас. А я хочу понять - в чём причина? Что дурного в самом понятии "менестрель"? Чем они заслужили презрение?
 - Ну, дружок... - Талин в явном замешательстве хрустнул пальцами. - Ты умеешь задавать вопросы!
 - А ты не убегай от ответа. Если тот, кто любит играть и петь для людей, теряет право на почёт, то Джер прав, и я задеваю честь Ордена, но тогда зачем Рыцарей учат музыке и стихосложению? А если эти занятия достойны - отчего же менестрелей презирают за Чертой, а в Тени загоняют в эллин?
 - В Тени, - отрывисто сказал Талин, - была и есть Великая Тайна. Она влекла множество воров, а те чаще всего приходили под видом менестрелей. И не поймёшь, кто он, пока не поймаешь среди свитков.
 - Да, но в эллин-то его поведут, едва он начнёт играть и петь!
 - Ну, а как ещё отличить "менестреля в Тени" от парня с минелой, заглянувшего в гости к родичам?
 - Возможно, - нехотя признал Кер. Зелёные тигриные глаза упрямо прищурились: - А за Чертой?
 - А за Чертой, - с неожиданной горькой злостью отрезал Талин, - живут не Рыцари. Ещё вопросы?
 Кер, растерявшийся и напуганный, молча глядел на тонкую цепочку с янтарём на груди учителя.
 - Настоящие песни там не очень нужны, вот менестрели и поют ерунду, грязные шуточки. И люди смеются, но понимают: цена тому "искусству" - грошик в праздник. Они не считают, что от менестреля есть польза. Потому и почёта нет, и монетки кидают лишь из жалости. Как ему уважать себя, если все уверены: уважения он не стоит? В нём видят ленивого попрошайку, и он начинает унижаться ради грошей... разве может он, сломленный и жалкий, дать людям нечто прекрасное, возвышающее душу?
 Кер прижал ладони к пылающим щекам. Он не понимал, почему, но его терзал невыносимый стыд.
 - И потом, они почти всегда воры, малыш, - буднично заметил Талин. - А кто же уважает воров?
 - Им не надо было бы воровать, если бы о них думали иначе, - прошептал Кер. - Их делают такими.
 - Да, - печально согласился Талин, - верно. Но человек сам выбирает путь. Никого не принуждают быть менестрелем, эджейан. И что сказать о том, кто хочет подобной судьбы?
 Юноша бессильным жестом уронил руки на колени и переплёл пальцы.
 - Несправедливо, - выдохнул он подавленно. - А если ему нравится петь людям... и он умеет...
 - Как ты? - мягко договорил его друг. - Но ты - в Тени. А Орден всегда знал истинную цену таланта!
 - О да, - кивнул юноша с грустной усмешкой. - Джер как раз и объяснил мне "истинную цену"...
 - Ты лукавишь, дорогой. Слово "менестрель" тебя обидело, но ты же понимаешь: оно не о тебе. И талантом своим ты гордишься... Это Крис-Тален, да? О нём Джер пытался поговорить с тобой? - Кер отвёл взгляд. - И ты ведь выбираешь сам. Все твои друзья создают - новое и прекрасное в Сумраке или самих себя; кто-то уже коснулся таинства любви, что тоже созидание... а ты посвящаешь себя даже не человеку - ожиданию человека. Не самый лёгкий выбор. И я не уверен, что верный.
 - По-твоему, надо предать? - пробормотал Кер, впиваясь ногтями в ладони. - Ах, как легко и верно!
 - Тебе больно - и ранишь других? - Кер вздрогнул; друг крепко обнял его и вздохнул: - Ты сам хотел этих слов, малыш. И ждёшь его - сам. И лишь ты сам можешь знать, что для тебя верно. Но неужели ты думаешь, что жить, получая от жизни радость - двигаясь, а не замирая в тоске, - значит предать его?
 ___
 
 "Нет". Он растянулся на кровати в своей комнате и глядел в потолок. "Я так не думаю, нет. Я вообще не знаю, что думаю... я просто запутался в пустоте. Я просто не был готов существовать без него".
 - Кер, к тебе можно? - Найл ногой закрыл за собой дверь и прислонился к стене. Вид у него был на редкость смущённый. - Получилось, я тебя подставил, да? Извини. Я молчал бы, как рыба, если б знал, что он и к тебе привяжется! Да и шутил глупо и некстати... Не сердись, ладно? Тебе нужна плата?
 - Ага, сотня в эллине... - он встал, улыбнувшись, Найл шагнул к нему, и несколько секунд они молча сжимали друг друга в объятиях, радуясь этому тёплому, реальному свидетельству дружбы и единства. - Он всё равно меня искал. Не переживай. - Он снял со стены арфу. - Пойдём на вечеринку в кузницу, а? Кажется, сегодня я буду вам по-настоящему петь!
 
СОЕДИНЕНИЕ С МЕЧОМ
 
 - За что они так не любят Орден?
 Энтис сидел на груде валежника и глядел в пламя. Вилу-то и в трактире было вполне уютно, но Энт захотел уйти... а те торговцы за соседним столом ничего особенно обидного не сказали. Энт давно уже мог услышать об Ордене много всякого и похуже!
 - Да ну их в трясины. - Вил присел рядом, вынимая из чехла минелу. - Выбрось ты их из головы.
 - Нет, - печально сказал Энтис, не отрывая взгляда от огня. - Мне надо понять.
 - Лучше б ты о чём другом подумал. А хочешь ту песню о леди Ливиэн? Она ж тебе нравится?
 Энтис поднял к нему лицо, снежно-белое во тьме, недоумевающее, несчастное.
 - Я хотел их спросить, да неудобно: будто подслушивал. Столько недобрых слов... почему?!
 - Да они просто для смеху. Я тебе о ком угодно с полсотни таких шуточек расскажу.
 - Нет. Ты не слышал, ты пел. Шутить они уже потом начали.
 - Сроду сплетни добрыми не бывали, Энт. Не знают они об Ордене ни черта, вот и всё.
 - Тогда зачем говорить?! И они знают, в том-то и дело! Но... словно Заповеди... ну, каприз. Глупый и бесполезный. Но ведь Заповеди-то и делают нас Рыцарями! Защитниками. Теми, кто сумеет спасти Тефриан, когда придёт время. Как те воины в Войну Теней. Заповеди не причуда, не оковы, а... наша суть. Ткань, из которой сотканы наши души. Потому мы и Рыцари Света.
 - А другие, кто не Рыцари... - Вил задумчиво кивнул: - О, ясно. Другие. Просто совсем иное, да?
 - Ну, не совсем. Ведь всюду люди - и в Тени, и за Чертой. Если к нам идут, мы принимаем.
 Вил засмеялся. Ничего хорошего смех не предвещал: в нём звенели льдинки и сталь билась о сталь. Энтис впился зубами в губу и уставился в огонь. Ну почему, стоит хоть на волосок утратить душевное равновесие, он немедленно краснеет?! С детства пытался отучиться, но безнадёжно, как ни старайся...
 - Я не то имел в виду, - пробормотал он. - Я не о тебе... ну, понимаешь? Обиделся?
 - Да вроде не за что. Я правда понимаю, Энт. Зайти за Черту или прийти в Орден - не одно и то же.
 Что-то неясное тепло толкнулось у Вила внутри... Он лёг на спину; его затылок касался руки друга, над ним сверкало сотнями звёзд тёмно-синее ночное небо. "И глаза твои, Энт, прямо как звёзды..."
 - Не умею я с людьми, - вздохнул Энтис. - Мне лошадей только можно доверять... Никогда не хочу ранить твою гордость, и всё время это делаю!
 - Гордость опасная подружка, - тихо отозвался Вил, - для таких, как я. Привыкну с ней носиться - и мне конец. Слушай, как звучит: "гордый менестрель". Вроде белого бира или рыбы с ногами. Смешно.
 - Не смешно, - серьёзно возразил Энтис. - Грустно и неправильно, если эти слова вызывают смех.
 Вил вспыхнул, поморщился и поспешно согнал краску с лица. Он-то умел не краснеть: в своё время мама растолковала ему, пятилетнему, тесную связь между алыми пятнами на коже, смятением в сердце и трещинкой в защите от мира. Вроде дырки на штанах, решил он, и выучился и убирать, и вызывать румянец: порой дырка на штанах - вещь полезная. Но не сейчас! Подойти с робким видом и протянутой рукой к богатой красотке - дело привычное; но оказаться в роли нищего рядом с другом... Нет уж.
 - Ты думаешь о чём-то своём, - сказал Энтис с ноткой печали, - и мы с тобою далеко-далеко друг от друга, хоть наши тела и соприкасаются. И так почти всегда. Кто-то рядом - и за тысячи таров от тебя. Видишь, слышишь и можешь дотронуться рукой - и ничего, ничего, кроме пустоты или тумана...
 - Ну и скажи спасибо, - с усмешкой отозвался Вил. - О пустоту пальцев не поранишь.
 - Я не боюсь ран. Обман страшнее.
 - Обман повсюду. Если его бояться, лучше сразу с обрыва в речку.
 - И лучше! - вспылил вдруг Энтис. - Но ты говорил - одни дураки так уходят! А сейчас другие речи?
 Вил прищурился, вглядываясь в сердитое лицо друга.
 - Ничуть не другие. Что это на тебя нашло?
 - Значит, все всегда лгут, и хорошо, так и надо? А если сердце у тебя болит от этого, тогда как быть? Всё равно таскаться по земле, издавать звуки и притворяться, что живёшь? Знаешь, достойнее признать поражение и предпочесть Сон Меча такой "жизни"! Уж он-то будет настоящий, без обмана!
 Вил приподнялся на локте.
 - Если Рыцарь признал поражение - сразу Сон Меча? Так Каноны велят? Или иначе честь теряешь?
 - С чего ты взял? Каноны, они... ну, случаи разные. Поступки и результаты. Ох, как тебе объяснить... Каноны ничего не велят. Они предупреждают, советуют. А честь тут вовсе ни при чём.
 - Тебе видней, - хмыкнул Вил. - А вам про Каноны нельзя людям рассказывать? Тоже тайна Ордена?
 - Нет, не тайна... - Энтис помрачнел: - Мы люди, Вил! Ты снова... ты шутишь, да? Дразнишь меня?
 "Ох, ну кто вечно тянет меня за язык?! Зачем я с ним так? Прямо как у ребёнка яблоко отнял!"
 - Ну, люди... а что хорошего? Люди зверушки ядовитые, злобные. Бир не тронет, если сыт, а люди давиться будут, а сожрут. Просто для забавы, как те, в трактире. Или я. - Он невесело усмехнулся. - Я ж тебя вечно задеваю. Ты то грустишь, то злишься, то глядишь, как на чудо. Разве тебе со мной просто? - Вил вздохнул... и слова вырвались сами, он не хотел их говорить! - Тебе в Ордене жить куда лучше.
 - Лучше? Одному?
 Вил совсем растерялся. Такая горечь - у избалованного мальчишки из богатого рыцарского Замка?
 - Одному? В Замке? Да там же вас, Рыцарей, полным-полно! Ой, ну насмешил. В Замке он был один!
 Энтис выглядел не обиженным или сердитым, а... будто в чём-то провинился, и Вил его ударил.
 - Мы же все разные, - тихонько сказал он, словно оправдываясь. - Общие - Заповеди. И дом, где мы выросли. А мечты, сердца... не знаю. Может, я требовал много... или слишком ждал чудес... но я часто чувствовал себя одиноким. Иногда было... нелегко. Тебе кажется это смешным?
 Вил выдернул ветку из костра и поднёс к лицу.
 - Нет, - прошептал он в лепестки огненного цветка. - Нет, мне не смешно. Ни капельки.
 - Хочешь обжечься? - Энтис забрал ветку и кинул в огонь. - Ты меня тоже не всегда понимаешь...
 - А ты объясняй, - быстро предложил Вил, радуясь возможности сменить тему. - Вот хоть о чести.
 - Честь? Ну... - Энтис задумался. - Ни делами, ни в мыслях не изменять тому, во что веришь. Вроде того. А ты считаешь, потеря чести связана с поражением?
 - Я думал, вы считаете. Проиграл - на чести пятно. Плащ твой, кстати, весь в пятнах. Не влетит тебе?
 Энтис забавно выгнул брови домиком - как всегда, когда что-то сбивало его с толку.
 - За плащ? Он же просто тряпка. Запачкался - легко постирать. Он ведь для того и белый: грязь на нём сразу видна, поневоле постираешь, чтобы людей своим видом не распугивать!
 - Мне казалось, - удивился Вил, - Орден-то Светлый, оттого и плащи белые! Чистота, безгрешность, всё такое. Ну и чтоб от остальных сразу отличали: не обычный парень, а Рыцарь.
 - Ой, ну да! - Энтис фыркнул от смеха. - Конечно! Это у нас такая шутка.
 Вил облегчённо улыбнулся. "Кажется, пронесло. Смеётся - значит, было не слишком больно".
 - А я и вправду поверил. Тут ты меня поймал, Энт. Поделом мне, нечего тебя через слово кусать.
 - Оставь, - смутился Энтис, - вовсе ты не кусаешь... Но честь не плащ, Вил. Если пятно посадишь - не знаю, можно ли её отмыть. Честь... наверно, это как быть Рыцарем. Или ты Рыцарь - или нет.
 - Девушка не бывает чуточку беременной, - кивнул Вил с озорной усмешкой, накрывая краем плаща озябшие босые ноги. - Но я насчёт поражений не понял: ты ж не мог всегда побеждать! Сплошь победы и счастливые концы - даже для сказки чересчур. Даже там героя хоть раз, да сунут головой в болото.
 - А я герой? - хмыкнул Энтис. - В сказке так полагается, иначе неинтересно. - Теперь его лица Вил не видел: он отвернулся и глядел в пламя. - Пожар... и отец. Не очень похоже на безоблачное счастье.
 - Да уж. - Вил до крови прикусил губу и неловко тронул его за плечо: - Я знаю.
 Энтис молчал. Ну вот, думал Вил, сделал только хуже: он прячет боль, а я лезу к нему с жалостью!
 - Непобедимых не бывает. - Энтис криво усмехнулся: - Любой Лорд меч у меня отнимет запросто.
 Вил торопливо искал безопасные слова. Вот же день несчастный - что ты ни скажи, всё не к месту!
 - Ага, отнимет! Думаешь, я совсем глупый - второй раз на твои шуточки попасться?
 - Это не шуточки, - возразил Энтис. - Не всегда с мечом ты сильнее. Если не умеешь им владеть, от него пользы нет. Ещё сам порежешься. Все и режутся поначалу. Иногда на всю жизнь шрамы остаются.
 - На тебе шрамов не видно, - невинно сообщил Вил. - Где ж они у тебя, Энт? Или... а мечом туда как достать? - к огромному его удовольствию, друг жарко покраснел. - Меч ногой держать надо? А может...
 Он проглотил конец фразы: меч вдруг очутился в руке Энта - не иначе, сам туда прыгнул из ножен! - и остриём упирался в его грудь. Точнёхонько над сердцем. Он лежал на спине, едва дыша, и смотрел на звёзды: яркие, очень яркие, и так много... сплошной огонь над ним, ничего, кроме огня...
 - Держать надо так, - мягко объяснил Энтис. - Не шевелись. Конец боя, правда? Поражение?
 - Да, - сдавленно прошептал Вил. В горле застрял комок; он кашлянул и замер, едва не вскрикнув от боли. Ему казалось, оглушительный стук его сердца разносится на много таров вокруг.
 - Нет. - Энтис встал. Меч не двигался. Вил чувствовал, как из-под стали, одна за другой, медленно выдавливаются горячие капли. - Не конец. На твоём месте Лорд Круга уже стоял бы. С моим мечом.
 Вил молчал. Голос станет хрипеть и срываться, нет уж, лучше полежать тихонько и подождать...
 - И не поражение. Я умею обращаться с оружием, а ты нет. И я поймал тебя врасплох. Понимаешь?
 Должно быть, ему полагалось понимать. И сказать об этом, и чем скорее, тем лучше. Только он не мог, потому что не понимал, и слов не было, и голоса не было тоже. Вообще-то ему хотелось плакать.
 - Это предугаданный исход битвы, - продолжал Энтис, убирая меч. - И неизбежный. Если у человека не было ни единого шанса победить - можно ли говорить, что он проиграл?
 Вил закрыл глаза. Так куда безопаснее.
 - В чём дело? - Энтис быстро опустился на колени рядом с ним. - Тебе плохо?
 Ранка почти не болела. Он случайно, неуверенно решил Вил, он ведь предупредил: не шевелиться...
 - Всё в порядке. - "Надо же, как спокойно я говорю. А он, неужели он поверит?" - С чего ты взял?
 - Ты побледнел, - растерянно ответил юноша. Его голос тревожно запнулся: - Я тебя не обидел?
 "Нет, ты не обидел. Меня и раньше тыкали носом в грязь, мелочи, за что же тут обижаться? Сам виноват, дурак, снова забыл, кто ты и кто я... Всё хорошо, Энт. Всё просто замечательно!"
 - А если тебя уложит в травку не Лорд, а парень вроде тебя? Это - поражение? Это заденет честь?
 - Ничуть. Или он лучше танцует, или ты не в форме. Самое обычное дело. Каждый бой кончается чьей-то победой.
 - И что делать тому, кто не победил?
 - Жить дальше, - пожал плечами Энтис. - Что ж ещё?
 - С покоем в сердце? - негромко пробормотал Вил. - Ты не огорчаешься, ты не злишься, тебе ни разу не хотелось послать всё в трясины, когда тебе показывают, как мало ты стоишь...
 Энтис озадаченно нахмурился.
 - Мало? Лучший воин сперва был беспомощным ребёнком! Проигранный учебный бой твою судьбу не определяет, и он не должен лишать сердце покоя. В бою чувства вообще ни к чему. Да ещё такие... - он щёлкнул пальцами, ища слово: - опасные. Позволишь себе впасть в уныние - никогда не победишь.
 - Ясно, - протянул Вил. - Выходит, поражение - когда проигрыш тебя слишком уж задевает?
 Энтис, не скрывая радости - наконец-то его поняли! - согласно закивал.
 - Да. Если ты сдался. Если крохотная неудача определит исход других твоих битв: поселит в сердце страх или ожесточит тебя. Тогда по-настоящему проиграешь однажды. Может, и потеряешь честь. - Он подбросил веток в костёр. - А когда меч отнимут, обидно, да... если гордость сильнее здравого смысла.
 Вил, сжав губы, глядел в огонь. Это выражение Энтис подмечал не раз и всегда думал: за ним таится желание сказать что-то важное. Но не расспрашивал: ведь тогда он просто заставит Вила объясняться. С друзьями нельзя лукавить и отмалчиваться, на их вопросы дают честные ответы. Не очень красиво, пользуясь правом друга, вытягивать из человека слова, которые он почему-то медлит произносить!
 - Энт. Мы давно уже вместе, так?
 Он торопливо кивнул, глядя на Вила с тревогой.
 - И ты говорил, это всё тебе полезно. Вроде ученья.
 Энтис выдавил натянутый смешок:
 - По крайней мере, теперь я могу извлечь из минелы слабое подобие мелодии.
 Вил не улыбнулся в ответ.
 - Да. И многое другое. Ты говорил - я тебе помогаю понимать людей за Чертой.
 - Конечно, - пробормотал не на шутку обеспокоенный Энтис: похоже, Вил снова ведёт к тому, что им пора расстаться! Всё-таки рассердился?! И ведь не признается... Ну что он Вилу сказал обидного?!
 - Если я тебя учил... - Вил покусывал губы, - тогда не слишком дерзко тоже попросить... научить...
 - Твои просьбы не могут быть дерзкими! - у Энтиса отлегло от сердца: похоже, о расставании речь не идёт. - Я сделаю всё, что пожелаешь. Всё, что в моих силах.
 Вил то ли хмыкнул, то ли глубоко вздохнул, пристально всматриваясь в пламя.
 - Сражаться. Не как Рыцари, ясно... но хоть с палкой, меча-то у меня сроду не будет... Ты можешь?
 Энтис просиял.
 - Конечно! Я думал, тебе не надо, а то сам давно бы предложил!
 Ему хотелось обнять друга крепко-крепко, или засмеяться, или запеть от счастья. Во сне Вил уютно прижался щекой к его плечу... Энтис до рассвета не спал, глядя на звёзды и радостно улыбаясь.
 ___
 
 Юноша встал, и с волос и одежды посыпались, мягко шурша, золотистые стружки. Меч по рукоять вонзился в мох, будто в руке Рыцаря дерево волшебным образом обернулось сталью. Как чудесно и странно, думал Вил, мечты делаются реальностью - словно боги заботятся о нём. Самые невероятные желания выполняются, стоит решиться высказать их вслух!
 - Бери, и начинаем, - распорядился Энтис.
 - Сейчас? - растерялся Вил. И криво усмехнулся: а он-то всегда гордился своим самообладанием!
 - Ты уже отдохнул, - с лёгкой укоризной заметил его друг. - Твоё тело готово к соединению с мечом.
 "Я выгляжу не Рыцарем, а полным идиотом - с детской игрушкой в руке!" Если бы он уловил в лице друга хоть ничтожный намёк на улыбку, навсегда похоронил бы эту нелепую самоуверенную затею. Но Энтис был абсолютно серьёзным... Трясины Тьмы, да разве не сам он просил Энта учить его?!
 Себе Энтис меча выстругивать не стал, ограничился палкой. Вил не спрашивал, но он объяснил:
 - Тебе надо привыкать не только к длине, но и к форме оружия. А мне это неважно. Сними рубашку.
 День не очень-то подходил для разгуливания в полураздетом виде: резкий холодный ветер, небо в свинцовых тучах - того гляди начнётся гроза. Утром Вил согрелся (и здорово выбился из сил, пытаясь сладить с кучей сложных упражнений), но после неожиданного купания в ледяном ручье стремительно вылетел на берег, стуча зубами, в рекордное время влез во все свои одёжки, да ещё завернулся в плащ; но и сейчас дрожал от холода. А Энта, самым бессовестным образом спихнувшего его в ручей, будто и холод не брал: выбравшись из воды, он накинул рубаху да натянул штаны, вот и всё. Даже обуваться не стал - и с кроликом возился, и вырезал меч, оставаясь босиком. И теперь, глядя на друга, нетерпеливо постукивал босой ногой по опавшим бурым листьям и чахлой траве:
 - Вил, ну что же ты тянешь? Я-то могу ждать, а вот кролик вряд ли. Хочешь есть на обед угольки?
 "Кролик. Тоже мне причина спешить!" Пряча вздох, Вил принялся стаскивать рубашку, шнуровка тут же запуталась в волосах, потом треснул рукав... Наконец, борьба с рубашкой завершилась, и оказалось - ветер холоднее, чем утром, а Энт зачем-то взял в левую руку свой кожаный пояс и туго наматывает его на кулак. Вил облизнул пересохшие губы. Слюна во рту была горькой на вкус.
 - Я готов, - сказал он. Отчего это голос стал таким хриплым? Хорошо бы Энт не заметил...
 Он думал, Энт будет показывать, а он - повторять следом. Как утренние упражнения, которые, пусть плохо, но всё же получались. А Энт... да, показал. Вначале. И не одно движение, а много, и Вил не смог бы повторить и под страхом смертной казни. Он только и успел понять: это очень красиво, настоящий танец, и глядеть на Энта одно удовольствие, и будь тут девушка, она б немедленно в него влюбилась... Вил любовался, даже не пытаясь оскорблять взор друга неуклюжими попытками ему подражать, а Энт проделал всё сызнова, ничуть не медленнее, - и вдруг напал. Вил отшатнулся, неловко вскинул меч (не зная, зачем: уж ему-то от меча толку никакого!) и несколько секунд увёртывался и отступал - в полной растерянности от подобной манеры обучения. Когда же увидел мрачно сведённые брови друга, всерьёз испугался и робко попытался отбить удар. Палка, в руке Энтиса ставшая грозным оружием, без труда преодолела его жалкую защиту, меч полетел в траву, а ремень несильно, но вполне ощутимо хлестнул по руке и по рёбрам слева, оставив на коже два алых следа, а в душе - неожиданно горькую, до слёз, обиду. Нет, слёз-то, конечно, не было... Вот тебе и бережное отношение к чувствам людей, о котором Энт так горячо толковал! Вот тебе и обучение (в отличие от Чар-Вэй - Энт всё время о том твердил!) без жестокости и унизительных наказаний. Он только начал, он ничего ещё не знает, да и неоткуда ему знать, но Энт уже взялся за ремень, уже досадует или гневается... Что будет дальше?!
 - Почему ты встал? - резко спросил Энтис. - Продолжаем.
 Вил на мгновенье закрыл глаза.
 - Погоди. - Он глотнул, пытаясь успокоиться. - Я не понимаю... ты слишком быстро показал.
 "Бедный Энт. Вместо ученика - лепечущий глупости растяпа с бесполезным игрушечным мечом!"
 - Может, помедленней, а я бы за тобой повторял, как утром? Я ж не Рыцарь, Энт, я сражаться ещё не могу, но я научусь, правда! Но не сразу, - упавшим голосом закончил он. "Боги, ну и речи. Неуклюжие - прямо как я с мечом в руке! Энт смотрит не сказать чтоб ласково. Вот уж неудивительно".
 - Мы не сражались, Вил. Нелепо в первый день сражаться. Я учу. Как учили меня, как учат в Ордене сотни лет. Упражнения, делающие тело сильным и гибким, одинаковые для всех, а с мечом каждый соединяется по-своему. И твой путь соединения будет отличаться от моего. А найти его можно только в бою с тем, кто пробуждает в тебе воина. Кто нападает и заставляет защищаться. Всё боевое искусство Ордена - искусство защищаться. Ведь Орден и создан был для защиты. Но защита с атакой неразлучны. Вот я и атакую. Так мы и будем заниматься дальше.
 "С ремнём", - невесело заключил Вил.
 - Я ведь не в Замке родился, - тихонько сказал он, уже почти не надеясь, что его поймут. - Я не сын Рыцаря, как ты. Откуда во мне быть тому воину, которого ты хочешь пробудить?
 Энтис засмеялся.
 - Это просто инстинкты. Они есть у каждого - неважно, где он родился! Ты же учишь меня играть на минеле, хоть мои родители никогда в руках её не держали. Я касаюсь струн и слушаю - и учусь. И ещё необходимо желание. И с мечом так. Когда на тебя нападают, тело стремится к защите. Если открыть ему путь, оно само всё сделает, и сделает правильно. Вот чтобы указать верный путь, и нужен учитель.
 Он с упрёком покачал головой, глядя на меч, едва не падающий из безвольно повисшей руки друга:
 - Ну отчего ты словно неживой? Я думал, ты хочешь научиться, а ты... будто я тебя заставляю!
 "Так!.." Вил порывисто вскинул голову: похоже, беседа устремляется в опасное русло.
 - Я хочу, честно! У меня получится, вот увидишь! У меня всё всегда получалось... рано или поздно.
 Через полчаса отчаянных и бесплодных усилий "пробудиться" он прислонился к вязу, тяжело дыша. Пальцы онемели от судорожного стискивания меча, распухли от укусов ремня; ещё несколько отметин украсили руки, плечи и грудь. Особой боли удары не причиняли, но... он ждал их, а на остальное его не оставалось. Он не мог заставить себя смотреть ни на что, кроме проклятого ремня, - тщетно пытаясь угадать, когда он ударит. И когда, наконец, терпенье у Энта лопнет, и он ударит сильно. Может, и урок прервал именно потому, что в глубине души хотел этого: получить самое страшное и больше не ждать.
 - Ну? - Энтис, вроде не сердитый, но нескрываемо огорчённый, бросил палку в траву. - В чём дело?
 - Я не должен был просить, - пробормотал Вил, глядя в землю. - Это просто глупо.
 - Глупо так говорить! - вспыхнул Энтис и сильно тряхнул его за плечо для пущей убедительности.
 - Я всё делаю неправильно.
 - Ты всё делаешь вполне нормально для первого раза. Когда даёшь себе труд вообще что-то делать. Если б ты не замирал и не отвлекался на всякие пустые фантазии - я бы сказал, всё очень даже неплохо.
 - Да? - Вил успел подумать, что лучше бы ему молчать... но уже говорил: - Тогда почему ты меня всё время наказываешь?
 - Что?!
 Рыцарь уставился на него, в самом чистосердечном изумлении широко распахнув глаза.
 - Я?! Ты спятил?!
 Вил молча взглянул на его левую руку.
 - Это? - Энтис звонко щёлкнул ремнём по стволу. - Ах вот куда ты смотрел! Но это же не наказание, совсем нет! Трясины, но отчего ты не спросишь, если... Вил, я сделал тебе больно?
 - Нет, - сквозь зубы процедил Вил, пряча от него глаза и в тысячный раз проклиная свой язык.
 - Я и не хотел! Боги, вот нелепая выдумка! С чего вдруг я буду тебя наказывать, если ты не просил?!
 - Зачем же? - выдавил Вил, изо всех сил вжимаясь плечом в жёсткую кору старого вяза.
 - Это просто поводок! Поначалу всех малышей с поводком тренируют... ну, то есть, ты ведь только начинаешь, - смущённо пояснил Энтис. - Если постоянно прерывать урок и словами растолковывать, какой мускул ты неверно напряг да когда неправильно повернулся, - и времени уйдёт куча, и всё равно не поймёшь. Поэтому делают так, - он легонько хлестнул Вила ремнём по бедру: - Вроде поводьев для коня. Сигнал: здесь ошибка. Твоё тело поймёт куда раньше, чем рассудок. И запомнит. Это помощь тебе, подсказка. А вовсе никакое не наказание! - он сердитым жестом отбросил волосы за спину, едва не задев себя по лицу пряжкой ремня. - Нет, ну надо же придумать!.. Я тебе кто - Магистр?!
 Вил прижался затылком к шершавому стволу и глядел в серое небо. Раз в жизни нужна гроза, а нет...
 - Спасибо, что объяснил. - Ему даже удалось улыбнуться. - Ладно. Поехали дальше, Рыцарь.
 И снова череда резких, болезненных с непривычки движений, и стук дерева о дерево, и падения, и алые росчерки ремня на коже. Он учился понимать "сигналы"... учился не ждать их. Выходило плохо: Энтис хмурился, меч вырывался из рук, и "поводок" оставлял на нём новые следы. Сказать по правде, объяснение его не убедило: как окаянный ремень ни обзывай, но сделаешь ошибку - и "пробуждатель воина" тотчас ударит. Ну разве же не наказание?!
 Вил уже едва мог скрывать, как измучился, когда Энтис уловил запах от костра и занялся кроликом, великодушно разрешив другу отдохнуть. Мясо, как ни странно, не подгорело. Энтис сиял (для него сей блестящий результат упражнений в кулинарии был большой редкостью), Вил улыбался тоже, засыпал счастливого повара похвалами, набрал терпких ягод огнёвки в качестве приправы, но ел совсем мало (стараясь, чтоб друг не заметил). Зато аппетиту Энта неудачный "урок" ничуть не повредил, и глядеть на него - весёлого, с блестящими глазами и удивительно красивого, даже когда он до ушей перемазался в кроличьем жире, - было так приятно, что Вил и сам немножко повеселел. С неясным чувством вины он взял минелу и тронул струны, думая: "Извини, малышка", - и Лили отозвалась нежной мелодичной трелью, будто уверяя: она ему рада и вовсе не обижается, хоть на некоторое время ей и предпочли меч.
 Втайне он надеялся проиграть до темноты и позабыть о мечах до завтра, но надежда не оправдалась: минелу у него отняли, и мучения начались сызнова. Он понял, что опять не сводит глаз с "поводка", и, пытаясь отвлечься, начал язвительно комментировать свои действия, а потом, сам не заметив, взялся за друга - вскоре от его шуточек у бедного Рыцаря пылало лицо, дрожали губы, и в конце концов Вил всё-таки дождался: ремень свистнул, и он, с багровым рубцом на плече, выронил меч и упал на колени в утоптанную траву. Энтис пришёл в отчаяние, напугавшее его сильней любых наказаний: побелел, как мел, встал на колени возле него, умоляюще заглядывал в глаза и срывающимся голосом говорил, что не хотел, но неважно, ударь меня тоже, сколько угодно, только прости, пожалуйста, прости... Вил готов был язык себе откусить и чуть не плакал от стыда, сбивчиво заверяя: он понимает, это случайно, глупо на случайности обижаться, он и не обижается, ну ни капельки... а Энт смотрел так, что он себя просто ненавидел. Но желание учиться, как ни странно, не пропало. Совсем наоборот - он вдруг совершенно успокоился. И, к собственному изумлению, обнаружил: ни гордость, ни "летающий" меч его нисколько не волнуют, страх куда-то делся, и уроки ему нравятся, по-настоящему нравятся. А "поводок" - мелочь, не стоящая того, чтобы позволять ей портить ему удовольствие. Тем более, использовался он всё реже, а затем - и знака не прошло - вовсе исчез и больше не появлялся.
 
 ___
 
 Как было решено у того злополучного трактира, с тракта на Дешелет друзья свернули на Граничный Путь - дорогу в город Ахейрид, идущую в точности по границе меж Бастер-Эджем и восточным краем Деш, а затем - вдоль реки Вайвин и снова в соответствии с границей: между Джалайном с севера и Тадниром с юго-востока. На слиянии Вайвин и впадавшей в неё глубокой и ледяной Азарк, берущей начало в горах Каневара, и располагался Ахейрид - весёлый, шумный, до сих пор разраставшийся по берегам двух рек, изобилующий мостами город кожевников и ткачей, знаменитых каретников Таднира и немногословных каневарских скотоводов, Ахейрид с узкими улочками, где редко можно встретить жилой дом, не являвшийся одновременно и мастерской, и где дни и ночи напролёт хлопали дверьми трактиры, пропитавшие весь город острой смесью рыбных ароматов: здесь ловили, продавали, коптили и готовили на разные лады моллюсков-жемчужниц и алмазных угрей Азарка - редкостные деликатесы повсюду в Тефриане, а здесь их мог отведать любой голодный путник, в чьём кармане завалялась пара мелких монет. По двум рекам и четырём широким дорогам в Ахейрид везли краски, духи и породистых коней-"камышинок" из Джалайна, древесину и лекарственные коренья и травы из лесов Деша, кожи, горный мёд и строительный камень из Каневара, пряности и тонкий, но необычайно прочный шёлк из Таднира; даже нелюдимые бородатые охотники с далёких восточных гор на самой окраине Тефриана добирались сюда со своими мехами и огромными, иной раз в два мужских кулака, необработанными тёмными изумрудами.
 Но для всех, кроме торговцев, Ахейрид всё-таки означал зверинец - в котором, по слухам, сыскалась бы любая живность, какая бегает, ползает, плавает и летает в мире Сумрака. Полюбоваться зверинцем съезжался люд со всего Тефриана, а местные жители гордились им безмерно и считали главным своим достоянием. Занимал он солидное пространство в центре города, обведённое живой оградой из кустов вильт с серебристыми иглами, подстриженных в виде искуснейших узоров, - также диковинка не из последних: говорили, ограде более шести веков, и создал её некий Вэй, желавший таким причудливым способом явить "невидящим" детям Сумрака хотя бы подобие прекрасных незримых Кружев.
 До Ахейрида друзья дошли быстрее, чем вышло бы по тракту, - срезав путь через холмы и избегая поселений. Зато в многолюдном Ахейриде задержались надолго: как Вил и предсказывал, менестрелей принимали тут приветливо и монет им не жалели; к тому же, необычная рыбная кухня обоим пришлась по вкусу, а глядеть на зверей Энтису никогда не надоедало - а сколько ещё интересного было в городе! В общем, уходить не хотелось. Один трактир сменялся другим, а в дни без дождя (осенью их было не очень-то много) Вил пел на мостах или на площади у фонтана - здесь ему нравилось больше всего, но выходило редко: в Ахейриде и без него хватало менестрелей. А иногда - это уж было особое везенье - ему разрешали петь в зверинце, и потом он по нескольку дней отдыхал от работы, с утра до ночи гуляя с другом по городу, а после отсыпаясь - и даже не на конюшне, а в настоящей чистой постели!
 Так прошёл знак Листьев, за ним - знак Танцора; осень сменилась тёплой зимой. Четыре из пяти зим в Тефриане отличаются от осени одним: если осенью к летнему теплу добавляются дожди, то зимой - ещё и зябкий порывистый ветер, порой он переходит в бурю, и с неба вместе с водяными струями летят крупные градины, способные оставить на коже порядочно синяков, а то и поранить до крови - несладко придётся путнику, застигнутому такой бурей, если спрятаться негде, а одежда недостаточно прочна! И потому уже к середине Танцора гостей в Ахейриде поубавилось. А там зачастили дожди, Вайвин, как обычно, разлилась, и постоянные обитатели города перебрались на вторые этажи, зверей же укрыли от непогоды в специальных тёплых домиках, и плата за то, чтоб на них посмотреть, существенно выросла. Начали - кто куда, в разные дни, стараясь не наступать на пятки друг другу - расходиться и менестрели.
 Но их двоих это словно и не касалось: Танцор уступил место Тигру, первому знаку зимы, а Вил так и пел вечерами в изрядно опустевших трактирах. Энтису, собственно, было всё равно, слушать друга в городе или в придорожной гостинице, и он не торопил и не задавал вопросов. Но стоны ветра за окном странно тревожили: он вспоминал - но не братьев, это бы ещё понятно, - а загадочно-грозное безмолвие вязов Лойрена, солнечную полянку, окружённую десятками шорохов и теней, птичьи песни и плавные движения одинокого танца... Вил смешил мастеров и торговцев, а ему хотелось печальных баллад - и сны под нескончаемый ветер снились ему печальные. Или так лишь казалось: он их не запоминал. Но и там были тени, шелест листьев, одиночество. Но отчего, он ведь не одинок, он рядом с другом...
 Только во время уроков ему делалось весело. Вил, едва перестал бояться, оказался просто мечтой, а не учеником: ловил каждый приём на лету и сражался всё лучше, стремительно приближаясь к уровню своих тринадцати лет - если бы Энтис не учил его сам, никогда б не поверил!
 Лойрен словно уронил в его сердце семя, и теперь оно проросло и звало его: возвращайся. Две ночи подряд он явственно слышал это слово во сне и просыпался, почему-то ощущая стыд, будто совершил нечто недостойное, а подушка была мокрой от слёз. А на третью ночь он крепко спал без всяких снов, устав от дня, проведённого на ногах: Ахейрид остался позади. Его Путь продолжался.
 К тайной радости Энтиса, вовсе не жаждущего брести зимой по продуваемой ветром равнине вдали от жилищ, Вил повёл их Западным Кругом (тракт назвали так оттого, что шёл он в Джалайн не прямо, а по предгорьям Каневара, и впрямь описывая на карте полуокружность - от Ахейрида до прекрасного города Вершины Северина, "королевского рубина" на хиан-эле). Каждый день завершался в новом трактире; Энтис постоянно носил плащ изнанкой наружу, и хотя меч замечали, всё равно не узнавали Рыцаря в белокуром менестреле в потрёпанной одёжке и с флейтой на поясе. Осознав, что друг кормит и одевает его, а сам он никакой пользы не приносит, он предложил выступать вместе - но Вил отрезал "нет" ледяным тоном, Энтис растерялся и не решился настаивать, и больше этой темы они не касались.
 А Вилу казалось, будто он живёт в чудесном сказочном сне и совершенно счастлив. А ещё, иногда... казалось, так и будет вечно: тёплые дни сменяются прохладными, солнце - проливным дождём, пашни - лесами, а холмы - долинами; весь мир может меняться, если ему угодно, но золотоволосый мальчик с ясными серыми глазами останется с ним, пока не завершится его путь в мире Сумрака... или тот день и час, когда Энтис уйдёт от него навсегда, и станет для него последним?
 
ДЖИССИАНА
 
 Высокая девушка с узким личиком, увенчанным пшеничной косой, неторопливо шла меж деревьев, чьи ветви, поникшие под тяжестью снега, казались в лучах солнца причудливыми кружевными арками, украшенными чудесными самоцветами. Девушка подбирала длинную юбку, переступая через упавшее дерево, и белые туфельки скользили дальше, не проминая снежного покрова. Белым было и платье из тонкой, совсем не по погоде, ткани - но, похоже, она не ощущала холода. Очень юная, из-за серьёзной, сдержанной манеры поведения она выглядела старше своих лет - ей это нравилось. При взгляде на неё знатоку Дозвёздной Эры тотчас пришло бы в голову, что её сосредоточенному лицу не хватает очков в тяжёлой роговой оправе, а тонким рукам с ухоженными, коротко стрижеными ногтями - книги. Сейчас, кстати, книга была - единственное разноцветное, глянцево-яркое пятно на фоне платья и зимнего леса.
 Она вышла на полянку и остановилась, глядя на того, кто шёл к ней навстречу. Одного с ней роста, а помимо этого, он выглядел противоположностью ей во всём: её кожа была белоснежной, его - тёмной, как от загара; она производила впечатление бестелесного духа, он же - вполне реального создания из плоти и крови (хоть тоже был худощав и двигался с мягкой кошачьей грацией); у неё глаза были карие и задумчивые, а у него - синие, проницательные, и почему-то легко верилось, что они часто загораются лукавыми искорками и наполняются весёлым смехом. Довершая список контрастов, одет он был во всё чёрное - даже пряжка на кожаном поясе (причудливой формы, она казалась настоящим произведением искусства) сделана из чёрной пластали. Высокие, до колен, сапоги не оставляли следов на снегу, как и туфельки девушки, - тут они были похожи. И встреча их явно обрадовала: она поджидала его с теплом в мечтательном взоре, а он приближался к ней с приветливой улыбкой хорошего и давнего друга.
 - Чудесное утро, Мир! - он подал ей руку и повёл, пренебрегая тропами, прямо по свежевыпавшему снегу. - Ты превращаешься в такое очаровательное создание из породы эльфов, что даже страшновато...
 - Боитесь подозрений в связях с тёмными потусторонними силами? - серьёзно уточнил "эльф".
 - Если бы. А слишком тесные связи с прелестными юными студентками - это похуже чёрной магии!
 Она улыбнулась краем нежно-розовых губ, явно привыкших к лёгким улыбкам больше, чем к смеху.
 - Наш пламенный борец за Свет утверждает, что существует в мире явление хуже чёрной магии?
 - В мире, - полушутя, полусерьёзно заверил её собеседник, - существует великое множество таких чёрных намерений и чёрных сердец, что в сравнении с ними чёрная магия белоснежна и невинна.
 - Благодарю, профессор. Мои предки по женской линии из поколения в поколение были ведьмами.
 - Отличная родословная! - он усмехнулся. - Ведьмы обладали потрясающими сенс-талантами, судя по сказкам. Умение не мёрзнуть, например, - он выразительно взглянул на её платье, - и быть в нужном месте в нужное время, и масса других ценных качеств.
 - Блестяще воспитываемых в нашей Академии столь неподражаемым учителем, как милорд Мерейн, - промурлыкала девушка. - И о чём желает говорить в этом месте и в это время милорд Мерейн?
 Молодой человек стал серьёзнее и, пожалуй, старше.
 - Мир, драгоценность моя, что происходит с девочкой?
 - С нашим подкидышем? Ничего нового, насколько я могу судить.
 - А не нового? - настойчиво продолжил расспросы Мерейн.
 - По-моему, с нею вообще ничего не происходит. Она же ничего не делает. Если не считать того, что она выучила наши имена. Но это вполне можно и не считать, поскольку она их не использует.
 - Она с тобой разговаривает.
 - Это с вами она разговаривает. А меня соглашается терпеть, что не одно и то же.
 - Ну вот ещё. Ты ей нравишься, между прочим. Цитирую чистосердечное признание.
 - Да ну?! - поразилась Мир. - Фантастика!
 - Представь себе. Я сказал бы, она тебя любит... в сравнении с прочими.
 - Джиссиана никого не любит, - спокойно возразила Мир. - Просто я никогда не лезу к ней в душу. К вам она может привязаться, допускаю. Но вряд ли вы сумеете по-настоящему угнездиться в её сердце.
 - Почему же, Мираниэль?
 Она хорошо его изучила - и могла бы с уверенностью утверждать: разговор его волнует.
 - Там нет места любви. Сверху - пепел, а глубоко под ним... - Мир нахмурилась: - Вы знаете больше меня. Кто-то ей нужен. Очень. За её ледяным безразличием скрывается человек, который ей необходим.
 - Чтобы отомстить, - вздохнул он. - Такой высокий Потенциал, и единственная страсть - ненависть. Как мне быть с нею, Мир? Не учить - поздно. А если выучить... ты представляешь? Ну, я-то, в конце концов, давно ко всему готов. А ты? У тебя вся жизнь впереди, тебе есть что терять. А вся Академия? Если мы выпустим вира, тёмного, - нам конец. Равновесники нас закроют. И, в общем-то, правильно...
 - Равновесники, - с неявным, но вполне различимым пренебрежением пробормотала Мираниэль.
 - Совет Безопасности и Равновесия, - с нажимом произнёс Мерейн, - создан, чтобы предотвращать катастрофы, проистекающие из сочетания характера и цели с пси-образованием, которое мы даём, как ты знаешь, кому попало. И посему, как ни печально, а без СБР нам не обойтись.
 - С официальной точки зрения, - заметила Мир, - каковую СБР, кстати, активно поощряет, никаких "безнадёжно-тёмных" сенсов не существует, и все истории о "вирах" - суеверие. Сказки-страшилки, вроде призраков и вампиров. Очень утешительно, но неясно, кому и зачем тогда вообще нужен СБР.
 - Э, нет. Выход на психосенсорное альтернативное восприятие вызывает дестабилизацию псина, это уж отнюдь не суеверие! Из чего следуют всякие нехорошие сюрпризы. И грандиозные учёные труды - если по завершении сюрприза исследователь пребывает в нашем грешном мире и в добром здравии.
 Мираниэль прохладно улыбнулась в ответ на несколько мрачную остроту.
 - А девочку, конечно, надо выучить, - неожиданно закончил Мерейн. - Она далеко не дурочка. Как, интересно, я стану ей объяснять, почему всем можно сдавать экзамены, а ей - нет? Этак она и меня в список врагов отправит, и пресловутый СБР, а там, глядишь, и всё человечество. А убивать-то любой потенциальный сенс без всяких Академий в два счёта способен обучиться - было бы желание!
 - А как же СБР? - осторожно спросила Мир.
 - А им мы не скажем. - Он кисло усмехнулся: - Видела бы ты их заключение по делу о взрывах! Сей шедевр надо распечатать большими буквами и развесить во всех аудиториях. В назидание будущим равновесникам! Образец профессионального искусства направлять умы и ощущения в требуемое русло при полном отсутствии логики. Короче, всё происшедшее - букет несчастных случаев и совпадений. В чём СБР с присущей им чуткостью выражает госпоже Тай искренние и глубокие соболезнования.
 - И куда госпожа Тай отправила искренние и глубокие соболезнования? - поинтересовалась Мир.
 - Думаешь, я ей это безобразие показал? Она и так особой любви к равновесникам не питает. Пока всего лишь презирает, до ненависти ещё не дошло. Но если чью-нибудь светлую голову посетит мысль побеседовать с нею лично - тут-то самое веселье и начнётся.
 - И посетит, - убеждённо предсказала Мир. - Дело-то не закрыто. А она... хм, весёлого я тут не вижу.
 - Именно, - кивнул он. - Она опасна уже, и без обучения. С каждым днём всё опаснее. И, по мнению моей блистательной чтицы сердец Мираниэль, это опасное дитя не способно любить, но отлично умеет ощущать ненависть. И что же мне делать, дочь эльфов? Убить её сейчас, во славу Света и милосердия?
 Мир внимательно посмотрела в самую глубину синих глаз. Они были грустны и очень серьёзны.
 - Совету вы никогда не разрешали вами командовать. А все мы, так или иначе, ступаем в ваш след, - она с улыбкой взяла его под руку, - вы у нас и душа, и сердце, и движущая сила. Вам и решать.
 - А несчастная Академия? - с невесёлой усмешкой осведомился Мерейн.
 - А несчастная Академия, - в тон отвечала Мир, - я думаю, найдёт множество куда более интересных объектов для наблюдения, чем один крохотный молчаливый ребёнок...
 ___
 
 Она сидела за столом в полном одиночестве и бездумно созерцала панель заказов, уткнув подбородок в сцепленные руки. Есть не особенно хотелось, но куда денешься - надо.
 - Привет, Джис. Как дела?
 Она подняла голову.
 - Привет, Рейн. Ты меня искал?
 - Вообще-то, - заметил молодой человек, садясь напротив неё, - я искал обед. Встал в пять утра, чтоб покопаться в Библиотеке до начала занятий, и эти окаянные раскопки сожрали всё время подчистую, и завтрак мне мило улыбнулся. А сегодня, как назло, не расписание, а сплошной расход энергии. О-ох! - он испустил вполне натуральный стон измученного пытками страдальца. - Ну и сделал ляп. Довольно пакостный и совсем не безвредный. Долбим-долбим новичкам до тошноты о балансе между динамикой сенс-схемы и уровнем расширения псина - и вот, пожалуйста! Я-то, слава богу, давно уж не новичок, а глупости делаю похлеще мальчишки с подготовительного.
 - Досталось тебе?
 - Да не очень. Вовремя опомнился.
 - Я о Великих Лордах, Рейн. О преподавательском составе. Здорово тебе от них попало?
 - Великие Лорды? Хм... в общем, нет. Ты ещё не ела? Что тебе заказать?
 - Что и себе, - без интереса бросила девочка. Какая разница, всё равно аппетита у неё нет...
 Рейн и хорошенькая тихая Мир - среди сливающихся в безликое целое лиц лишь они в её холодном мире имели некое значение. Рейн нравился ей больше: он и правда был, как мальчишка, поддразнивал её и шутил... Мир была всё-таки взрослой. Сама Джис давно не считала себя ребёнком, но ей казалось забавным находить ребёнка в человеке намного старше её. Они в определённом смысле дополняли и уравновешивали друг друга, Рейн и она. Во всяком случае, не самая худшая альтернатива одиночеству.
 - Опять уйдёшь заниматься? - спросила она. Он тряхнул головой, испуганно округлив глаза:
 - Только не сразу после обеда! Я хотел погулять в лесу, там сейчас красиво... Составишь компанию?
 - А почему не позовёшь Мир? - поинтересовалась девочка. - Вы же друзья.
 - У неё завтра зачёт. Друзья? - он поднял брови. - Да. Но она не моя девушка, если ты об этом.
 - Ясно, - кивнула Джис. - Но ты зря, она тут самая симпатичная. Не надменная, как другие. Наверно, потому, что все красавицы, а она, ну, неяркая, обычная. И я такая же.
 - Тебя, - хмыкнул он, - неяркой я не назвал бы. Ты себя здорово недооцениваешь. Но в любом случае это совершенно не имеет значения для Мир. Ты ей нравишься не из-за внешности.
 - Я ей интересна, - поправила она, глядя на него не по-детски проницательно. - Из-за моей истории. Не могу представить нормального человека, которому я могла бы понравиться.
 - Мне ты нравишься, Джис, - серьёзно возразил Рейн. - Правда.
 - Нормального человека, я же сказала.
 - А я какой? - заинтересованно осведомился он.
 - А ты собираешься гулять со мной по лесу, когда все остальные готовятся к зачётам. Они поедят - и сразу их как сдувает. Один ты сидишь, болтаешь, никуда не торопишься. Я ещё понимаю - была бы я девушкой, с которой ты хочешь в постель. Тоже мне нормальный.
 Рейн потёр подбородок. А она думала: вот так выглядят люди, когда их ловят на чём-то скользком.
 - Джис, ты ведь никогда не спрашивала, кто я.
 - А тут только студенты и учителя. На Лорда ты не тянешь: они серьёзные. И на занятия тебе вечно времени не хватает. Значит, студент. И давно уже. Ты раза в два меня старше? Двадцать с хвостиком?
 - Вообще-то нет, - медленно проговорил он, испытующе глядя на девочку и с тревогой спрашивая себя: не поспешил ли с откровениями? - Не в два раза. На самом деле мне уже здорово за сорок.
 Она смотрела так холодно, что ему хотелось поёжиться.
 - Знаешь, если ты мой личный психиатр-наблюдатель от СБР, лучше ты сейчас молча встань и уйди. А потом, через недельку-другую, мы ещё поговорим. Может быть. Если меня не будет от тебя тошнить.
 Он со сдержанной усмешкой покачал головой.
 - Мимо, Джис.
 Она озадаченно моргнула.
 - Только не говори, что садовник при Академии, - всё равно не поверю.
 - Раймонд Мерейн, - ответил он. - Тебе бы кто угодно сказал, если б ты спросила.
 Он позволил упрёку прозвучать, хоть и опасался оттолкнуть её, когда она и приблизиться-то толком не успела. Но - рискнул. И, похоже, не промахнулся: её глаза заблестели и расширились, и - слава богу! - это был на редкость удивлённый ребёнок, а не разгневанный сенс, чего не без оснований он боялся.
 - Мерейн? - протянула Джис, всматриваясь в него с недоверием. - Его Величество? Ну ни фига себе!
 Раймонд и не помнил, когда в последний раз так волновался... и так старался своё волнение скрыть.
 - Вот здорово! - сказала многообещающая кандидатка в представители Тёмных Сил и впервые за два месяца пребывания в Ятрине засмеялась. - Никогда бы не подумала, что ректор Академии такой...
 - Легкомысленный? - с готовностью подсказал Рейн.
 - Ну, нет. Ты всегда знаешь, что делаешь, верно? Но ты... так высоко, а с тобой легко. И даже весело.
 - А ректор непременно должен быть надменным, неуживчивым и занудным? - он встал из-за стола. - Когда кого-то пытаешься выучить, то и самому тебе уроков хватает. Но поскольку я всё же не студент в ожидании зачёта, мне позволительно устроить себе небольшой отдых. Тем более, мне была обещана прогулка. Надеюсь, меня не разжаловали из более-менее терпимых людей в совсем невыносимые?
 Она искоса глянула на него и молча пошла рядом.
 
ВОЗВРАЩЕНИЕ
 
 Деревянный меч в третий раз за полчаса полетел в кусты ежевики. А Вил - на землю, к ногам своего учителя. Похоже, за пять знаков только падать он и научился... Он глянул на друга снизу вверх: Энт, с отвердевшими скулами и плотно сжатыми губами, мрачно взирал на темнеющие вдали кроны Лойрена. Вил встал, стараясь не хромать, доплёлся до ежевичных зарослей и принёс оттуда меч с видом собаки, которая тащит хозяину в зубах крысу и не уверена, что подношение будет принято благосклонно. Он поднял оружие в знак готовности к бою, и тут Энтис вырвал у него меч, с маху переломил о колено и зашвырнул обломки в те же кусты, в самую середину колючего сплетения ветвей.
 - Прости. - Вил склонил голову, чувствуя подступающие к глазам слёзы. Не хватало ему ко всему прочему ещё и разреветься, как капризный ребёнок! - Я старался... правда. Я не знаю, почему...
 Горло перехватило, и он счёл за лучшее замолчать.
 - А я знаю, почему! Вовсе ты не стараешься! Когда ты старался, у тебя всё выходило! Ты замираешь и разжимаешь пальцы, вот что ты делаешь! Так ты стараешься? Получить десяток новых синяков?!
 Вил глядел в землю.
 - Я с тобой разговариваю! - Энтис резко вздёрнул кверху его подбородок. - Не хочешь заниматься - нечего хвататься за меч! Отдавай все силы или не начинай вообще! Меч тебе не игрушка!
 - Я понимаю, - тихо заверил Вил и вновь понурился, пользуясь тем, что его отпустили.
 - Ты мог отказаться от боя! Должен был отказаться, если у тебя нет желания сражаться, как следует!
 - Но оно есть... - Вил прикусил губу. - Нет чего-то другого... таланта. Напрасно я это затеял.
 Помедлив, он робко поднял глаза на друга.
 - Сердишься?
 Энтис, смягчаясь так же стремительно, как и разгневался, обнял его за плечи и виновато улыбнулся:
 - Не на тебя. Я сам всё делаю неправильно. Всё время забываю - ты же всего пять знаков учишься.
 - Это не так плохо, - пробормотал Вил, задетый и польщённый одновременно. Энтис вздохнул:
 - Как же не плохо, когда достаётся тебе больше, чем заслуживаешь? Хуже некуда... Но поверь, я не смог бы забыть ни на миг, если бы у тебя действительно не получалось! Талант как раз у тебя есть.
 Печальная усмешка Вила говорила как нельзя более ясно: он не верит ни единому слову.
 - А я-то и не знал. Да теперь неважно. Ведь ты меня больше не учишь, правда?
 Энтис покраснел и с упрёком взглянул на кусты ежевики, словно они-то и были во всём виноваты.
 - Неправда. Я просто разозлился... прости. Но тебе всё равно нужен был новый меч.
 - Точно. Из коры. Может, хоть тогда удержу.
 - Тяжёлый, как настоящий, - возразил Энтис. - По росту и умению. Нечего смеяться, я не шучу! Мы завтра уже будем в Лойрене? Вот и удачно, из лойренских клёнов все наши учебные мечи делают.
 - Удачно, - негромко повторил Вил, не глядя на друга. - Спасибо.
 - Пока благодарить меня не за что. Один меч сломал, другого ещё не сделал.
 - Но хочешь сделать. А мог бы послать в трясины, а меч об меня и сломать, чтоб не позорил Орден...
 - Замолчи! - Энтис судорожно стиснул кулаки. - Я мог?! - у него раздувались ноздри от негодования. - Вот теперь можешь благодарить: я выслушиваю твои оскорбления - и прощаю! Ну неужели трудно думать, а уж потом открывать рот?! Несёшь чушь, а я себя чувствую то чудовищем, то самодовольным заносчивым идиотом! Ты как в грязи меня купаешь своими словами и своими благодарностями!
 Вил внимательно смотрел на что-то очень интересное в траве под ногами.
 - Ты сам в эту грязь полез. Говорил, хочешь стать ко мне ближе. Как же ты мог не испачкаться?
 Энтис всё-таки замахнулся. Сейчас, после всех их занятий, Вил мог бы уклониться без труда, а то и вернуть удар... Он со спокойным лицом молча поднялся с земли. Энтис был мрачен, как туча.
 - Какого чёрта ты не защищаешься?!
 - Не успел.
 - Не лги! Ты и не пытался! Просто стоял, как пень!
 - Потому и не успел, - кротко объяснил Вил.
 - Нельзя бездействовать, когда на тебя нападают! Или ты хотел, чтоб я тебя ударил?! А если хотел, не мешало бы сперва растолковать, с чего тебе взбрело такое желание!
 Вил пожал плечами, чуть морщась от боли: урок с самого начала не ладился. И если б только урок...
 - Это было твоё желание, Энт. Разве я часто с тобой спорю?
 - Лучше бы ты спорил! - воскликнул Энтис с отчаянием: его затягивало в ссору, как в трясину, и как ни пытался он выбраться на сушу - бесполезно, увязал всё глубже!
 - Ладно. - Вил поднял глаза и вдруг тепло улыбнулся: - Буду спорить, буду защищаться, буду делать всё, что захочешь. Но не сегодня, хорошо? Сегодня у меня всё из рук валится. Может, я просто устал...
 "Нет, просто что-то во мне умирает, когда всё ближе Лойрен и твой проклятый Замок! Мне осталось так мало, а я делаю всё невпопад, раздражаю тебя тем сильнее, чем больше хочу угодить... Ты уйдёшь с облегчением и не обернёшься, вот чего я дождусь! Мерцание, что мне делать, я теряю, теряю тебя!.."
 - Ну вот! - огорчился Энтис. - Совсем я тебя замучил. Но не тренировать же тебя, как ребёнка! Или ничему не выучишься. - Он рассмеялся: - Мне ещё хуже доставалось. С малышами занимаются ребята постарше года на три, и так лет до двенадцати, а уж потом - Лорды. А меня с самого начала отец учил.
 - Так ведь отец, - осторожно заметил Вил.
 - Ага. Лорд Трона. Меня все жалели. Он всегда соразмерял силы, бил не очень больно; но пока мне хватало сил встать и поднять меч - не отпускал. Первый знак он меня с площадки на руках уносил... Он говорил: в танце с тем, кто слабее, трудней всего не приучить к уступкам, к нечестной игре. Не щадить.
 - А ты меня щадишь, Энт? - задумчиво спросил Вил.
 - Я? - Энтис помедлил. - Нет. Я делаю своё учебное оружие таким, чтобы оно ломалось, а не ранило тебя, - но сражаюсь всерьёз. У нас есть поговорка: дышать, танцевать и любить нельзя понарошку. Мы, наверно, всегда в чём-то жестоки с теми, кого учим... но не как Вэй! - он упрямо насупился. - Мы все братья. Все равны, лишь умение отличает учителя от ученика. В Ордене не мучают, не наносят ударов с целью и желанием причинить боль! И никогда, никогда никого не унижают!
 "Говоришь так, будто я возражал... с кем ты споришь, мой Рыцарь, - не с собственным ли сердцем?"
 ___
 
 Под вечер, когда почти стемнело, мимо проехала повозка торговца. Как мало, с горечью думал Вил, нужно для того, чтобы окончательно всё испортить! Неудачи не оставляли его с самого утра: урок чуть не закончился ссорой, да и после он слово проронить боялся: того гляди, снова сморозит глупость, Энт снова разозлится, а не драться же всерьёз?! И чёртов Эврил ближе и ближе, а как удержать Энта возле себя, так и не придумал... в общем, хватало неприятностей и без того торговца. Энтис потом объяснял: он слишком устал для охоты и хотел попросить еды. Он шагнул к повозке, но не успел открыть рот для приветствия, как торговец, явно не ждущий добра от незнакомцев в мрачном Лойрене, грубо выругался и замахнулся. Вил бросил Лили в траву и метнулся между другом и опускающимся кнутом, а торговец подхлестнул лошадку, и повозка загрохотала прочь, оставив их в клубах пыли, поднятой колёсами.
 Энтис прижал руку к шее (пальцы сразу стали алыми) и столь красочно обрисовал натуру торговца, что Вил даже вздрогнул от удивления. И поморщился: спина горела огнём. Будь он попроворней... он печально вздохнул: заслонить друга, и то не сумел! Всего и добился, что придётся зашивать рубашку.
 Они сошли с дороги, отыскали ручеёк, кое-как смыли дорожную пыль. Вил принялся осматривать Лили, проверяя, всё ли хоть у неё-то цело; Энтис сел под липу, сцепив руки на коленях, и закрыл глаза. Вил поглядывал на него с опаской: никогда он не видел друга в таком бешенстве. Нет, не рад Лойрен их возвращению! Встретил он их недобро, и если не смягчится, одним кнутом им не отделаться...
 Еды не было, да и аппетит у них пропал начисто. Вил лёг и закрыл глаза, но не прошло и часу, как исходящее от Энта тяжёлое молчание сделалось совершенно невыносимым, и он "проснулся" и взялся за минелу. Он лежал на животе, приподнявшись на локте и одной рукой перебирая струны, а Энтис рвал листья с медвянки, разминал в ладонях и клал на вспухший кровоточащий рубец, пересекающий всю спину Вила, от плеча до талии. Сок медвянки заживлял раны не так быстро, как едкая несита, но и не столь болезненно. Вил давно заметил: Энт всегда, если есть выбор, предпочитает обходиться без неситы... Он тихо напевал, гордясь тем, что голос не дрожит, хоть ему и больно. Но настоящая боль была внутри, в сердце: они уже в Лойрене, и Замок совсем близко, и безнадёжно близка разлука. День или два, а потом он потеряет Энта навсегда. Разве теперь захочет его Рыцарь и дальше болтаться по дорогам, в пыльных лохмотьях менестреля... и с менестрелем рядом?
 - Зачем он так? - прошептал Энтис. Вил искоса взглянул другу в лицо: серые глаза блестели от слёз.
 - Он тебя принял за менестреля, - мягко объяснил он. - Вот и всё. Забудь о нём.
 Энтис порывисто поднял руку к ссадине на шее, покрытой запекшейся кровью.
 - Забыть?!
 - Да он тебя задел-то самую малость. Мечи больнее режут.
 - Но почему, Вил, почему?! Я ничего плохого ему не сделал, я просто подошёл!
 - А он просто хлестнул кнутом бродягу. Оставь, Энт. Не стоит он того, чтобы из-за него плакать.
 Энтис сжал губы и грубо провёл рукавом по глазам, будто наказывая их за то, что они посмели лить слёзы. И меня, с грустью думал Вил, ты хочешь наказать тоже... Энтис долго ещё сидел у костра (а Вил разрывался между желанием утешить и страхом ещё сильнее ранить гордость друга), но, наконец, лёг и ровно задышал. И вздрагивал, как от удара, едва Вил его касался. Вил отодвигался, чувствуя себя опустошённым и разбитым: ночи были холодные, и прежде они спали, тесно прижимаясь друг к другу, но теперь... Когда небо побледнело в ожидании зари, он оставил попытки заснуть, закутался в потёртый плащ (выигрыш в карты, с коим прежний хозяин расстался без особого сожаления), сжался в комочек под медвянкой и встретил рассвет, обнимая Лили так крепко, словно боялся потерять и этого друга...
 ___
 
 Впервые за пять знаков Энт выглядел Рыцарем Света... Нет, и очень правильно! Я всю зиму пытался заставить его носить плащ белой стороной вверх, как подобает Рыцарю! А он смеялся и твердил одно: он не желает, чтоб за моей спиной болтали всякие глупости. Если я не хочу странствовать, как Рыцарь, он пойдёт рядом, как менестрель; а попробуем создать нечто среднее - ничего хорошего не получится.
 Я-то знал вкус пути менестреля! И никому б не пожелал на своей шкуре узнавать, а ему - особенно. Но поди его переспорь. И нам везло, сказочно везло! И впрямь боги хранят детей Ордена: ни на миг не покидала нас удача. Но она рассталась с нами в Лойрене... и на плечах Энта белый плащ. Ясный знак: всему конец, скоро Рыцарь шагнёт за Черту. Что сделает лорд Крис-Тален, если я свихнусь настолько, чтобы сунуться за ним в Тень? Сам и отведёт за руку в эллин? Или просто вздёрнет брови с ледяным презрительным гневом, как смотрел на глупых мальчишек, неосторожно задевавших его в трактирах?
 Энт молчал. С утра ни словечка ни проронил. Пару раз я поймал его взгляд - не очень-то ласковый... будто я лишний, и меня хотят прогнать, едва появится хоть пустяшный повод. Неужто и правда хочет?! Оттого вчера и злился, что бы я ни сказал и ни сделал? Я ощущал себя загнанным кроликом, за спиной которого щёлкает острыми зубами безжалостная волчья пасть: вправо, влево - пасть повсюду, вот-вот зубы сомкнутся! Мне хотелось заговорить - и покончить разом и с молчаньем, и с призраком дружбы, и с возможностью хотя бы до Черты быть рядом с ним. Открыть сердце и позволить разбить его... Я не решился. Молча плёлся за ним; взял Лили - пальцы как онемели, и я её убрал, побоялся порвать струну; засвистел, но звук застыл на губах... Через час этой пытки я понял, что сейчас расплачусь, пробормотал что-то невнятное насчёт новой песни и сбежал в заросли. Энта я теперь не видел, но зато и он не видел меня - и хорошо, потому что я всё-таки плакал, слёзы медленно выползали из глаз и щипали кожу...
 Тут до меня дошло: забрался я далеко. Забежать вперёд и подождать... а если и он меня где-то ждёт? Звать его? Орать на весь лес, как заблудившийся перепуганный ребёнок? Я растерялся и брёл наугад, придумывая, чем объяснить отсутствие обещанной песни, когда всё же встретимся, и вдруг услышал ржание лошадей. И хрупанье. Животинки пасутся. Кони в чаще Лойрена - штука странная! А странное чаще всего опасно... но я шёл туда, на звуки - бесшумно, как ходят звери, и сам не понимая, зачем иду. Три лошади были стреножены в надёжном укрытии из густого кустарника, а двинувшись по следам, я довольно скоро увидел и хозяев. Точнее, спины: люди затаились в кустах у дороги. Один из них сильно размахнулся... а я лежал в траве и молча глядел на дорогу. На Энта. Кричать было уже поздно.
 Камень угодил ему в затылок, и он беззвучно упал в пыль. Разбойники, ломая кусты, устремились к нему. Я не шевелился. Что я мог изменить? Трое здоровых парней, да ещё с оружием... Они несколько раз ударили его ногами, потом подняли, завернув руки за спину. Я смотрел на нож у бока моего друга и вспоминал мамины слова: "самую опасную ярость рождает страх за содеянное". А Энт очень бледный, куда там драться, стоять-то не может, вон как висит в их лапах. И меч у него забрали. И, проклятие, всё время они говорили! Рассказывали, что намерены с ним сделать, когда очнётся... а я не мог придумать ничего, чтобы они заткнулись. Я вообще не мог ничего придумать. Я кусал руки и плакал.
 Энт дёрнулся и слабым голосом что-то сказал. Похоже, не очень приятное: тот, с мечом, рванув его за волосы, грязно выругался и огромной лапищей в кожаной перчатке наотмашь хлестнул его по губам.
 
 
 ... И мир раскололся и лопнул. Мелодии Чар, что прежде лишь неуловимыми насмешливыми тенями дразнили его, обрели нестерпимую ясность и красоту. Всё стало - Чар, одни Кружева Чар, и пели, пели, а он плыл в них... и сам он мог петь! И его песни плели новые Кружева, или уже были в узорах, или неким образом они создавали друг друга, Кружево Чар и Вил. Вил и его Дар - отныне пробуждённый.
 Он струился хрупким звонким ручьём в сияющем водопаде волшебных мелодий. В тяжеловесном и немом мире Сумрака мчались и ржали перепуганные кони, освобождённые от пут, и кричали не менее перепуганные люди, чьё оружие вдруг ожило и попыталось удрать, и юноша в белом плаще судорожно стискивал рукоять меча, ещё не вполне владея своим телом и рассудком... И мальчик с палкой вместо стали грациозно и стремительно двигался среди них, демонстрируя, чему успел за пять знаков обучить его Энтис Крис-Тален. Вил танцевал. Его глаза были полузакрыты и странно блестели сквозь ресницы, мечтательно и диковато, как глаза замершего перед прыжком бешеного бира.
 Энтис, сверкнув мечом, вошёл в танец, и всё было кончено. Один разбойник упал, второй кинулся прочь, рухнул на колени и стонал, зажав рукой плечо, из которого хлестала кровь. Третий, белый, как мел, стоял перед юношей навытяжку. А острие меча, казалось, намертво приклеилось к его груди.
 - Энт, - тихо и ласково окликнул Вил, - отпусти его. Ну его в трясины, Энт. Убери меч, пожалуйста.
 Разбойнику, похоже, лишь страх мешал молить о пощаде. И Вилу было страшно: у Энтиса застыло в мёртвом безразличии лицо, и глаза ледяные, стальные... и Вил вдруг подумал: "если Энт шевельнётся, я прыгну на него или прямо на меч, только бы спасти его. Только бы он не стал убийцей".
 А путников на дороге прибавилось: пятеро всадников (один оказался женщиной в мужском платье) и запряжённая парой элегантная коляска, в которой восседал пожилой человек в богатых одеждах. Все они, заметил Вил, были отлично вооружены. Энтис на них и не глянул.
 - Свет с вами, милорды! - приветствовал старик и вгляделся в лицо Энтиса: - Вам нужна помощь?
 Энтис молчал. Вил на миг задержал дыхание, вскинул голову и решительно шагнул к коляске. "Это не ложь". В животе застыл холодок. "Я просто не хочу, чтобы он так смотрел на Энта сейчас".
 - Свет с вами, достойный сьер. Благодарю, но нет. Помощь, - он пренебрежительно покосился на стонущего от боли разбойника, - нужна этим людям.
 - Помощь! - фыркнул старший всадник. - Прочная верёвка, вот что им нужно! Целый знак из-за них, мерзавцев, добрые люди боялись нос сунуть в Лойрен! Ну, теперь им славно помогут, это уж точно.
 - Задеть Рыцарей? - удивилась девушка. - Совсем рассудка лишились! Но как им удалось ранить вас, милорд? - в вопросе не было иронии, только сочувственный интерес. А Энт молчал, будто и не слышал.
 - Камень, - пояснил Вил, пытаясь отвлечь внимание на себя, - из кустов, - и брезгливо поморщился. Мужчины спешились и занялись пленниками. А старик всё-таки глядел на Энта слишком внимательно!
 - Я этих людей не знаю, - заговорил он, так и проедая Вила глазами, - они не из наших краёв. Мы их долго пытались изловить, да не вышло. Хитрые, всякий раз удирали... Но напали на вас на моей земле, милорд. И вина на мне, коли так. Должен ли я принести извинения лорду Мейджису Сатселу лично?
 Вил в смятении покосился на друга. "Энт никогда не стал бы... но что я знаю об Ордене?! Боги!"
 - Нет, достойный сьер. Мы вас ни в чём не виним, а на лорда Сатсела они не нападали.
 Лицо старого сьера заметно прояснилось.
 - Могу ли я забрать их с собой, милорд, и судить по своему разумению? Или доставить их в Замок?
 Обращался он, как и прежде, к Вилу. И девушка тоже на него глядела. И разбойники встрепенулись и умоляюще на него уставились. Все ждали его слов, а он понятия не имел, что сказать.
 - Ордену они не нужны, - тихо произнёс Энтис, опуская руку с мечом. - Забирайте их, сьер Эверлен.
 Старик казался нескрываемо довольным: решение юного Рыцаря явно пришлось ему по вкусу. Вил едва сдержал облегчённый вздох. Избавленный от меча разбойник, успевший позеленеть от страха, с коротким всхлипом свалился в обморок; мужчины связали его и сунули в коляску, куда уже запихнули раненых. Энтис склонил голову и вновь застыл в безмолвии, не разжимая пальцев на рукояти.
 - Благодарю, милорды, - сказал старик, и Вил не мог не признать: звучало это искренне. - За мой сьерин и за всех, кого вы от них избавили. Они ведь, злодеи, не только грабили, но и жизни отнимали!
 - Я благодарю тоже, - горячо вмешалась всадница. - Отец за других говорит, а и сам из-за них едва не ушёл в Мерцание! Прошу, милорд, подойдите. - Вил, недоумевая, приблизился, она наклонилась с седла, опершись рукой о его плечо, и поцеловала в губы. Перчатка из мягкой кожи тронула его щёку.
 - Вы будете очень красивым мужчиной, милорд, - серьёзно сообщила она. - Жаль, я вас не дождусь! Приходите к нам: у меня подрастают сёстры, да и мне хочется посмотреть, что из вас выйдет. Нечасто находишь в одном мужчине сочетание красоты, доблести и уменья принимать непрошеные поцелуи!
 Она с озорной усмешкой толкнула коня каблуком и умчалась, а старый сьер, ничуть не смущённый выходкой дочери, поманил Вила к себе и извлёк из объёмистой корзины пузатую бутыль синего стекла.
 - Атарское трёхлетнее, - отрекомендовал Эверлен, крепко пожал ему руку и вложил в неё бутылку. - Вам оно пригодится, милорд. - Он вновь пристально глянул на Энтиса. - Да будут боги добры к вам! - и коляска в сопровождении всадников укатила. "Доблесть", думал Вил. Она сказала это о нём. Доблесть...
 - Они приняли меня за Рыцаря.
 Энтис неуловимым движением отправил меч в ножны.
 - Я бы тоже принял.
 - Я не обманывал, - попытался он оправдаться, - я не назывался Рыцарем, а если б они спросили...
 Энтис легко коснулся ладонью его губ:
 - Да. Не говори. Лучше, чем ты, никто бы не сделал. - Он беспокойно огляделся: - Вил, а где Лили?
 Вил нырнул в кусты, извлёк Лили, убрал бутылку в мешок. Они сошли с дороги, отыскали полянку с озером и развели костёр. Энтис сидел, обняв колени руками и устремив взор в огонь; Вил пощипывал струны, лёжа и привычно устроив Лили на груди. Затянувшееся молчание тревожило его, но все слова, приходящие в голову, были утешениями... неловкими, ненужными! Не утешать тут надо, а отвлечь от мыслей, - но как, он не знал. И вдруг кое-что вспомнил. И усмехнулся: ну надо же такое позабыть!
 Энтис обернулся. Вил подумал, что от такого взгляда сейчас заледенеет, и с запинкой объяснил:
 - Сегодня мой день рождения... я и забыл. Забавно.
 И сразу всё стало замечательно. Серые глаза наконец-то оттаяли и смотрели на него ясно и тепло.
 - Ох, здорово! Поздравляю. А я тоже совсем ход времени потерял. Что теперь - осень? Зима?
 - Конец зимы. Вообще-то я никогда даты не путаю. Твой день рожденья через три знака и семь дней. И тебе будет шестнадцать. Много... А очень больно, когда на Посвящении узор выкалывают на коже?
 - Вряд ли. Ну, может, чуточку. Больно умирать в огне... как мама. А знаешь, я сегодня заметил, что ты вырос. Мы с тобой почти одного роста. Встань-ка, сравним! - он поднял Вила за руку; тот, смеясь, подчинялся. - Выпрямись... Вот, разница всего в три пальца! Сейчас я не смог бы нести тебя, как тогда.
 - Вот беда-то. Придётся в эллин больше не попадать, коли нести некому.
 Он опустился в траву, скрестив ноги, и снова принялся играть, Энтис прилёг рядом и улыбался ему, и Вил думал, как чудесно, что мёртвый холод исчез, и вроде бы исчезла стена между ними, и даже боль от неизбежной разлуки притихла на время... пока Энт ещё здесь, а Замок не виден за деревьями. Потом Энтис вытащил из мешка дар Эверлена. Они молча обменивались бутылкой, но молчание было тёплым - как плащ, укрывающий их обоих. В вине Эверлен понимал толк: оно оказалось крепким, сладким и очень вкусным; Вил делал крохотные глотки, чтобы большая часть досталась другу, и с удовольствием смотрел, как щёки Энта розовеют, а глаза весело блестят, будто ничего плохого вовсе и не было...
 Энтис вытряс в рот последние капли и уронил бутыль в траву. Вил подобрал и спрятал: в трактире за неё дадут немало, а им деньги нужны, одёжка на зимних дорогах вся обтрепалась... нет, уже не им. Ему одному. Он вздохнул. Никаких денег не жаль, чтобы вернуть те дни, когда расставание казалось далёким-далёким, нереальным... только деньги тут не в силах помочь. Никто и ничто ему не поможет.
 - Очень кстати это вино, - промурлыкал Энтис, развлекаясь тем, что длинной (и обгорелой на конце, чему он, похоже, не придавал значения) веточкой трепал волосы Вила, навивал на неё пряди и легонько дёргал. - Настоящий праздник, не хуже, чем дома. - Он рассмеялся: - Нет, лучше, в тысячу раз лучше! С живым огнём, и запахом леса, и с тобой. Жаль только, у меня нет подарка. Если б ты в деревне сказал...
 Вил смущённо тряхнул головой:
 - Что за радость в чужих вещах? Не огорчайся. - Он помедлил. - А может, ты мне сыграешь? Любую мелодию, какая сама получится. - На Энта он не смотрел. - Тогда выйдет... совсем твоё. Без чужих рук. Без всего, что пахнет деньгами. Пожалуйста.
 Энтис вынул флейту и поднёс к губам. Из хрупкого кусочка дерева лились чистые нежные трели, а Вил лежал, глядя на звёзды, и радовался, что ночь скрывает от друга его лицо. Но даже тень Замка над головой не могла прогнать чувство: он счастлив. Со слезами на глазах, с сильно бьющимся сердцем, он слушал музыку, рождённую для него - единственным в мире человеком, который был ему дорог. А тот, шагнув сегодня прямо в объятия смерти, чудом остался жив, мог поговорить с ним, мог его коснуться. И хотел сделать ему подарок. И играл ему. А что ещё в Сумраке достойно называться счастьем?
 
* * *
 
 Он со стоном открыл глаза. Диван и одежда залиты изумрудной жидкостью. Бокал валяется на полу: он его смахнул, когда случилось... непонятно что! Он следил за мальчишкой, и всё шло в точности по плану - второму из двух: с торговцем мальчишка не поехал (наверно, не очень-то ему поверил) и пошёл в Лойрен (он усмехнулся) - прямо в руки поджидающей его "дружелюбной" компании. М-да, весьма нежно настроенной компании, уж об этом он позаботился! Проклятье, но что же произошло потом?!
 Он с трудом сел, опираясь спиной на подушки. Тело дрожало, словно он много дней не брал в рот пищи. В голове ураган: раскаты грома, перед глазами вспышки молний... Он поднял бокал, наполнил до краёв изумрудным напитком и залпом выпил всё до капли. Многовато для одного раза, но снадобье возвращает ясность сознания - а ему необходимо как можно скорее понять, что вдруг стряслось в этом мире! И, тысяча проклятий, как же не вовремя! Он мрачно взглянул на стол - на флягу, заполненную на треть другим напитком, сочного рубинового цвета, - и в который раз с бессильным гневом подумал: всё равно он не может следить за мальчишкой по-настоящему! Все его таланты, опыт и знания - и снадобье из непостижимо дальних краёв впридачу - не способны открыть ему чувства и мысли одного глупого ребёнка! Он в состоянии лишь узнавать, где мальчишка находится. Но почему именно там, с кем и что делает - всё скрыто во тьме! Грош цена такому "наблюдению"! И сам себе укоризненно возразил: и это немало, и не будь способа выслеживать его хотя бы так - и игра сделалась бы куда сложнее... и опаснее. А посему не стоит гневить Судьбу, выискивая причины для жалоб. Лучше уж вспоминать об удачах.
 Но сейчас подобные оптимистичные мысли казались неуместными, просто насмешкой. Столько сил и времени потрачено на подготовку - и в тот самый миг, когда мальчишка начал приходить в себя (а уж обморок даже его убогий метод слежки позволяет уловить!) после "тёплой" встречи с разбойниками, и наблюдать было очень важно, ведь близился один из решающих этапов игры, - именно тут окаянный Камень решил напомнить о себе! Всё Поле словно взбесилось. (Никогда, скептически подумал он, не испытывал желания познакомиться с ощущениями провода во время короткого замыкания). Что же так расшевелило камушек? Он досадливо потёр ноющие виски. Понятно что: очередной жаждущий знаний экспериментатор. Нет, пора всерьёз заняться поисками повода для запрещения таких "экспериментов"! Впрочем, если все, кто находился в Поле, почувствовали то же, что и он, - повод и искать не надо. Вот он, готовенький. Хорошо бы кто-то серьёзно пострадал - для пущей убедительности. Или погиб - ещё лучше (он улыбнулся, представляя агонию одного из врагов). Удачно бы получилось. И справедливо - эдакая компенсация от Судьбы за причуду Камня, спутавшую его планы. Он с сожалением вздохнул: вряд ли Судьба расщедрилась на такой подарок. Но приятно ведь помечтать!
 Его взгляд нетерпеливо скользнул по фляге с рубиновым напитком. Нет, пока Поле не успокоится, таль использовать нельзя: того гляди, поймают. Таль. Его лицо потемнело. "Это он придумал название, её изобретение - её имя, Таль, Талита... нежные соблазняющие руки и глаза, огромные изумрудные озёра, трясины для его сердца... пока у него ещё было нечто вроде сердца". Он нахмурился и резко тряхнул головой. С сердцем покончено. С воспоминаниями - тоже. Ему стоило сохранить только одно - таль, напиток цвета горных рубинов. "И месть. Тебе нравится, что я готовлюсь к мести, Таль? Каким восторгом горели бы твои глаза, и какая неистовая страсть..." Ну всё, хватит! Он сжал руку в кулак, забыв о бокале, и вспомнил, лишь когда осколки впились в ладонь. Он раздражённо стряхнул их: чтобы убрать порезы, всё же придётся прикоснуться к Полю, а оно до сих пор волнуется, издаёт тревожные, резкие звуки. Неприятно. "Делай, что пожелаешь, но подумай о последствиях", вновь припомнил он. Мудрые слова... ну не странно ли - Орден, с их массой глупостей, смешных чудачеств и предрассудков, растит своих сыновей, опираясь на такую мудрость. Хотя тот, кто давным-давно основал Орден, - он-то и впрямь был умён! И могуществен. Вот кто обладал подлинным могуществом, реальной властью! Да и ловкости ему было не занимать - не только выдумал столь привлекательную легенду, но ведь заставил целую страну в неё поверить! Алфарин, хм... Ну, ничего. Ещё немного, и тонко рассчитанная игра, шаг за шагом, приведёт его к могуществу Алфарина.
 Он поморщился. Помехи! "Ненавижу неожиданности". Теперь лишь завтра он сумеет узнать, верно ли сработала ловушка, которую он с таким тщанием готовил, попал ли мальчишка в Джалайн? Нет, тут уж никаких неожиданностей быть не может! И нападение, и Эверлен - всё было рассчитано чуть ли не по минутам. Дичь, конечно, уже в капкане... Но что всё-таки приключилось с Камнем?!
 
* * *
 
 Первой вернулась способность иронизировать: он подумал, как смешно, если умирает именно он. Не ученик, воспитанный без Ступеней, а учитель-Луч, и Дитя Боли к тому же. Мысль была достаточно забавной, чтобы рассмеяться. Тут возвратился слух. Оба слуха. Лучше бы это произошло попозже.
 Горло болело. Он ещё и кричал перед тем, как потерять сознание? "Да я и сейчас закричу, стоит мне на секундочку позабыть о Магистрах, Лучах, гордости и прочей Сумрачной чепухе, почему-то для нас столь важной". Всё-таки он засмеялся - вышло так похоже на тонкий скулящий стон, что он плюнул на боль и расхохотался по-настоящему, до слёз. Ну, впрочем, слёз-то и до того хватало.
 Он остановил себя, лишь вспомнив о мальчике: его, бедняжку, и так достаточно сегодня напугали.
 - Милорд?
 Голос дрожит. Кружево звенит страхом... и, кстати, не за себя. За милорда Магистра. Интересно.
 Ещё интереснее - а где они, собственно говоря, находятся? Он ускользнул в Кружева и заставил тело сделать спокойное лицо и открыть глаза. Спасибо Ступеням, такие фокусы ему отлично удавались.
 Находились они не там, где загадочное "что-то" швырнуло его в огненный водоворот боли, крика и затем темноты, из которой он, судя по всему, вынырнул не менее часа спустя. Совсем не там.
 - Милорд, вы в порядке?
 - Вполне. - Он помедлил, свивая из Кружев опору понадёжнее. - Ты тоже очнулся здесь?
 Юноша смутился. "Похоже, "милорд Магистр" и впрямь смотрелся впечатляюще! Бедный мальчик".
 - Нет, в Башне. Я лежал на полу в зале Созвездия, у границы круга. А вы - внутри. У самого Камня. - Ученик нахмурился. - Вам не хочется пить, милорд?
 - Позже. Не хитри, Джаэлл. Что было с Камнем?
 - Мне показалось, - неуверенно промолвил юноша, - он вас к себе тянул. Но поскольку в глазах у меня всё кружилось и пылало, включая и Камень, то оно и неудивительно.
 - Камень пылал?! - Чен перевёл дыхание. Нет. Вопросы о Камне никогда не должны вырываться у него так страстно. И отвлечь мальчика, пока он не успел осознать и задуматься. - Почему же мы дома?
 - Я нырнул, - робко, но и с явной гордостью признался ученик. - Там слишком уж было неуютно. А ваш узор прямо светился, даже настраиваться не пришлось. Наверное, у всех Лучей в Башне так?
 "Трясины. И он пылал... всё сходится. Но, Мерцанье, почему именно сейчас? И при чём тут Джаэлл?"
 - Рассказывай по порядку. - Чен усмехнулся: - Начиная с момента, когда от меня толку уже не было.
 Юноша предпринял безуспешную попытку прикинуться невозмутимым.
 - Ну, мы ушли в Кружева и в связке направились к Камню. А едва вы его коснулись, пошло веселье. Я сперва думал, так и должно быть, а потом чувствую, связка рвётся, а в Сумраке вы... - юноша сделал неловкую паузу. - Я еле вышел. Он меня не отпускал. Вспоминать жутко.
 - Джаэлл, дорогой. Твоё изложение очень образно, но несколько, я бы сказал, беспредметно. Что ты подразумеваешь под словами "веселье" и "не отпускал"? Ты всё-таки Вэй, а не менестрель в трактире.
 Джаэлл, конечно же, обиделся. Шпильки в адрес менестрелей всегда были верным средством задеть его достаточно сильно, чтобы заставить на время позабыть о разнице меж учеником и Лучом.
 - Весельем, - с язвительной ноткой уточнил он, - это, разумеется, называть не стоило. Простите, я выразился неверно. Неожиданное и пугающее зрелище в Сумраке и более чем странное в Кружевах. На миг вы полностью исчезли из Чар, но так, словно что-то вас выбросило рывком. А потом ваше Кружево ослепительно вспыхнуло белым, и затем переливалось всеми оттенками пламени и завывало, как ветер в бурю. Пронзительные, дикие звуки. Мне казалось, они хлещут меня, как плети... но и завораживают.
 - Вот как? - негромко проронил Ченселин. - Почему?
 - Я не знаю. Они были невыносимы, и в то же время прекрасны. Невыносимо прекрасны. - Юноша с усмешкой пожал плечами: - Я же сказал - странно. И страшно, и больно, и восхитительно. Камень, и те звуки, и я сам, - всё слилось в одном узоре, и он ужасал, и он был самой сутью Красоты. - Он вздохнул. - А в Сумраке ты кричал. (Чена даже сейчас развеселило, как легко мальчик, во власти образов Чар, сбивается с почтительного "милорд мой Магистр" на "ты" равного к равному). И рвался к Камню - будто привязан и не можешь дотянуться, а он нужен тебе, как воздух. Но твоё Кружево с той же силой рвалось прочь от него. - Он помедлил. - И со мной было то же. Он звал меня, и я противился, как мог, а сам страстно желал подчиниться. Так желал, что это и пугало. Вырвался и нырнул сюда. Зря? Или нет?
 - Нет. Вэй должен верить мелодиям Кружев. - И вдруг, поддаваясь мальчишескому безрассудству, которое в детстве заставляло его дерзить Каэрину, спросил: - Джаэлл, ты хочешь стать Пламенеющим?
 - Я? - юноша рассмеялся. - Ну, я ещё не свихнулся. Как Вэй в здравом уме может этого хотеть!
 - А могущество Камня? Как там в легенде - "нет силы, что с ним сравнится, и нет предела власти"?
 - В легенде, - хмыкнул Джаэлл, - ещё есть насчёт великой боли. Нет уж, спасибо. И, кстати, как "нет предела", если его направлял Творитель? Вот у него и правда власть, а Огонь весь в его руках, бедняга.
 - Да, - задумчиво кивнул Чен. - Ну, иди. Тебе надо отдохнуть. Камень - тайна, и полон сюрпризов.
 "Весь в его руках". Вот почему так страшит меня Камень. Моя судьба... или твоя, быть может?
 
* * *
 
 Она видит сон. Путаный, беспорядочный, странный. Череда ярких картин; и она просыпается, едва ли не с ужасом озираясь и слушая дикое биение сердца, но сон тотчас схватывает её вновь, она падает на подушку, тонет в видениях, уходит, погружается...
 в огонь. Не её - но и она могла бы сиять так звонко, так ослепительно! Холодный огонь, пламенный лёд... я знаю суть, это я и не я, я пламенный лёд, я никого не согрею... а вот он - создан, чтобы греть. Но кто, и где, и моё лицо или чужое я вижу в огне, сверху, отовсюду... изнутри, из самого сердца пламени?
 Она открывает глаза и лежит, глядя во тьму. Почему это так важно? Почему важно что? Вспомни...
 Снова сон. И пламя, пламя. "Дом в огне? Или огонь, который сжёг всё во мне, когда я всё потеряла?"
 Ей снятся два лица, но потом она их не помнит, и неудивительно: они то скрыты от неё в пламени, то сливаются, превращаясь друг в друга, меняясь чертами, цветом глаз и волос. Один - острый, почти болезненный восторг. Другой - нежная, тёплая, глубокая тишина. И оба ждут её. Оба ей опасны.
 Джиссиане снится человек с тысячью лиц, и он ей не нравится. Его облик течёт, изменяется, как и у тех двоих, но он другой, совсем другой. И всё-таки - на каждого из них чем-то неуловимо похож. И это ей нравится ещё меньше. И когда она всматривается в него - до боли в глазах, - её не оставляет чувство: одно из тысячи лиц принадлежит ей, Джиссиане. И она почти понимает. Она леденеет от страха. Потом среди танцующих языков огня возникает, кажется, женщина: пышные волосы текут, сплетаясь с огнём в причудливые формы, в диадему, нимб, корону... тонкие черты, нежность и сталь - и жгучий проблеск узнавания - и прекрасная юная женщина тает в океане огня, а она, просыпаясь, плачет от горя.
 Она снится сама себе. Ну, вот она и узнала. Только облик у неё изменился, но в снах это происходит то и дело: я она - и вдруг уже "он", и теперь я старше, и стала - стал? - очень красивым. Вокруг меня - фонтан из белоснежных огненных искр. Фейерверк, и он рождён мною, и создаёт меня. И пылающий, слепяще-белоснежный камень во лбу, меж спутанных прядей чёрных (а мои светло-русые, и вправду не выкрасить ли их в чёрный?) волос. Где ж я видела такое: изумрудные камешки в рыжевато-каштановых локонах, я не свожу с них глаз (их щиплет от слёз, зелёные искорки мерцают, расплываются), тонкие - не мои - пальцы нервно теребят пряди, и камешки, блестя, падают, и падают, и катятся по асфальту...
 Камень и пламя. Венец из огня. Я протягиваю руки, и кто-то близкий, как часть моей души - нет, он и есть моя душа, - сжимает их, не давая мне упасть, согревая. Что сделает со мной ледяное пламя, если он (кто? почему я не могу его видеть, почему я боюсь его?) отпустит меня и уйдёт? А что меня ждёт, если он всё-таки решит со мною остаться?!
 Трава и деревья, и я смотрю на себя чёрными - серыми - чёрными снова глазами. Камень мой сияет. Нас - меня - двое. И один, одна боль, одно сердце, одна багровая тень на тропе. Лесной пожар, мы оба...
 Человек с тысячей лиц. Ищет. Страшно даже сейчас, когда все его очи - слепые. Он может прозреть, этот тысячелицый, и случайно (только случайно, ведь не меня он ищет, о, только бы не меня!) увидит - и мне конец. Мне уже никогда от него не уйти. Нигде не укрыться.
 Почему он такой холодный, огонь? Не греет, а леденит меня всю - всего? - тело, мысли, сердце. Но прикасаться ко мне не стоит: других моё пламя ещё как обжигает. Может, и тысячелицего оно сожжёт?
 А потом сон плавно перетёк в сценку из прошлого, знакомую и - на сей раз - вполне понятную: она болтает с Лэйси о какой-то детской чепухе, ну да, о "близнецах наоборот", о том, как здорово бы найти её, Джиссианы, "близняшку"-душу, и Лэй, по своему обыкновению, поддразнивает её, а на самом деле не гонит и не вышучивает, а говорит, как со взрослой... будто бы с настоящим, взаправдашним другом. После этого сна она заснуть уже не могла: слишком боялась увидеть его опять. Вот только кто был там ещё, кроме неё и сестры, кто вновь и вновь влезает третьим в этот сон... или сегодня их было двое?
 
ПРОБУЖДЕНИЕ
 
 Они шли по лесу - и молчали. Обоим было о чём грустить, а тёплая близость пропала куда-то, и оба страстно желали прервать напряжённое молчание, но не решались. И обед не помог: Вил грыз птичье крыло с видом мученика, терпящего ужасные пытки, да и Энтис, обычно не страдавший отсутствием аппетита, жевал через силу и брезгливо морщился, будто утку не поймал, а подобрал недоеденное за стервятником. И недоумевал: на небе ни облачка, а кажется, всё затянуто тучами без единого просвета. А чему удивляться, самый чудесный солнечный день станет унылым и серым, если у Вила такое чужое, холодное лицо. Правда, он наконец-то заговорил, даже начал шутить... но уж лучше бы и не начинал!
 Когда вдали показались верхушки стреловидных башен Эврила, истории у Вила пошли откровенно непристойные, и тут Энтис не выдержал: встал посреди дороги и зажмурился, прижав ладони к вискам.
 - Ты что? - Вил нерешительно тронул его за плечо: - Устал? Голова болит?
 - Мне тяжело, - тихо отозвался Энтис, - когда ты делаешься таким... далёким. Будто и не со мною. Я таких шуток не люблю, ты знаешь, но говоришь. И вовсе тебе сейчас не весело, зачем же ты смеёшься?
 - А что, надо поплакать? Это запросто. Тебе как, на весь лес или потихонечку?
 Энтис вздрогнул. Серые глаза широко раскрылись.
 - Милорду слова мои не нравятся? Ну так я ж менестрель. Грязь из канавы. И шутки у меня оттуда, и манеры. Ты не огорчайся, тебе недолго терпеть осталось! Вон твой Замок, отсюда видать. Тебе туда, мне назад... к дружкам тех охотничков в гости, отдать, что с тебя взять не успели. А тебе - в ванну с розовым маслом и в шёлковую постельку. Отдыхать от грязи вроде меня.
 - А я думал, ты хочешь... Ох, когда ж я поумнею! - Энтис вздохнул. - Я могу дать тебе клятву крови.
 Он решительно взялся за рукоять меча. Вил схватил его за руку:
 - Погоди. Какая ещё клятва?
 - Ты часть моего сердца - навсегда, в Сумраке и Мерцании Изначальном. Если мне и придётся на время пойти в Тень, я вернусь к тебе снова. Ты мне веришь?
 Вил опустил глаза.
 - Нет.
 "Он будет молчать, глядя в сторону, или ударит. Лучше второе. Я больше не вынесу его молчания!"
 Энтис не ударил. Осторожно, едва касаясь, провёл по его щеке кончиком пальца.
 - Вил. Тогда я поклянусь на мече.
 - Не надо. - Он поморщился и в полном отчаянии пробормотал: - Я всё равно не поверю. Извини.
 Через несколько минут тишины он осмелился поднять глаза. Его друг был невыносимо печальным.
 - Разве так говорят мужчинам - ты часть моего сердца? Это для девушек. Что ты хотел сказать мне?
 - Любят не только девушек, - с грустной улыбкой возразил Энтис. - Друзей тоже.
 - Ты Рыцарь, Энт! А я совсем никто!
 - Ты мой лучший друг. И значишь для меня очень много. И ты сражался за меня. И я тебя люблю.
 - Почему?! - простонал Вил, тщетно пытаясь спрятать от него пылающее лицо.
 - Не знаю. Почему мы такие, какие есть? Почему я здесь, с тобой? Почему ты мне не веришь?
 Вил передёрнул плечами. "Мерцание, как бы сделаться невидимым? И снова научиться ему лгать..."
 - Я никому не верю, Энт. Никогда. Только маме, а она умерла. Не обижайся. Прости.
 - Я не... не обижаюсь. - Энтис судорожно глотнул. - Но ты же понимаешь, Рыцари не обманывают.
 - Других - нет. Только себя. - "Ну вот... И самые добрые боги не помогают идиотам!" - Тебе ведь по правде-то не я, а песни мои нравились. Ты и я - это здорово, это как сказка, но она кончается, Рыцарь. Тебе опасно по дорогам шататься. Я тебя не всякий раз смогу защитить, у меня ж Чар, как у младенца...
 Вил замер с открытым ртом. "Я всё-таки сказал. Боги, зачем?!" Осталась бы у Энта хоть память о нём хорошая - о том, что та девушка назвала "доблестью". А теперь?! Боль? Отвращение?
 - Теперь у тебя есть не только Чар, но и наши уроки, - заметил Энтис. - И вчера ты прекрасно сумел меня защитить. И почему ты берёшься судить, кто мне дорог, кто нет? Я ведь знаю себя.
 Его друг ошеломлённо таращился на него, ушам своим не веря, не понимая совершенно ничего.
 - Ты не расслышал? Я касался Кружев. Я Чар-Вэй. Тебе ясно?
 - Нет, - примиряюще возразил юноша. - Ты просто владеешь Даром. Ну и что? Я давно знаю.
 - Давно? - пролепетал бедный Вил, мечтая раствориться в воздухе.
 - Дар струится из-под твоих пальцев на струнах минелы, - Энтис казался удивлённым. - И в голосе твоём он всегда. Мог ли я, слушая твои песни так долго, не увидеть Дара?
 Вил глядел в землю. Голова кружилась, и ветер был резкий, холодный, а он - лёгкий, как пушинка...
 - И что мне делать с тобою?
 - Что? - Энтис вдруг рассмеялся: - Ох, Вил! Чудо ты. Ну что ты можешь со мной сделать?
 - В Замок отправить немедля, - полушутя, полусерьёзно предложил Вил. Смех сразу оборвался.
 - Но ты же сам сказал, иначе я бы не стал... За то, что я заметил твой Дар, ты велишь мне уйти?!
 - Ох. - Вил сел в траву и устало потёр лицо. - Послушай. Ведь Рыцари вейлинов ненавидят.
 - Я не умею ненавидеть, Вил. А ты никакой не вейлин! И Орден не...
 - Орден, - перебил Вил, - меня не волнует. Я с тобой говорю. Дар у меня с детства, я без него себя и не помню. Если б нашёлся Магистр, чтоб учить взялся... - он вздохнул. - Только кому я нужен?
 - Магистрам ученики всегда нужны, - удивился Энтис. - Я думал, им без учеников нельзя. И они всё время ищут и ловят несчастных вроде тебя... - он покраснел. - Прости. Я не хотел обидеть.
 - Да ты не обидел. Ищут и ловят не бездомных нищих. За ученье платить надо. Много. Песенками в трактирах столько не заработать. А без денег не вышло. Я пробовал. Полгода как мама умерла... узнал, что один Магистр учеников набирает. Не простой, а Луч. Его там все любят. Когда сказал, что учиться к нему иду, носились со мной, прямо как с Рыцарем: сплошь заботы да улыбки. На минелу глядели, но молчком. Я уж было решил - это мне от богов... ну, за маму.
 Энтис молча слушал, склонив голову и ломая в пальцах сухую веточку.
 - Он не рассердился, не смеялся. Даже обедом покормил. Расспрашивал долго... и вроде не для виду, с интересом, о Ступенях немножко рассказал. А потом лицо будто на замок запер, и дверь открывается. Я на коленях хотел просить, чтоб не прогонял, и долг отдать, чем пожелает, и любую работу делать, спать на полу, есть хоть отбросы... но лицо у него слишком плотно затворилось. Разгневается, думаю, и выкинет носом в пыль. Приятный конец приятного разговора... До сих пор гадаю: может, он проверял? Стоило попросить, он бы и оставил? - он криво усмехнулся: - Ну, хоть выгнал, зато не плёткой. И кучу времени на меня потратил. А к другим я и не совался. Не мог снова вот так... из сказки да в лужу.
 Вил посвистел. Слова не шли, а вот ноты сплетались удивительно легко.
 - Я думал, ты уйдёшь сразу. А то и надаёшь на прощание.
 - За что же? - негромко проронил голос из-под золотистой завесы из рассыпанных по лицу волос.
 - Ну, вот Дар от тебя таил... - Вил вздохнул. - Не могу я тебя понять! То ни за что злишься, то я тебя обижаю, а ты терпишь, да ещё сам извиняешься. Я давно б рассказал, если б ты не Рыцарем был! Кому охота друга терять? - он слабо улыбнулся: - Где ж я ещё такого друга найду, чтоб клятву крови мне предлагал? А Дар, он у меня от отца.
 - Он вейлин у тебя был? - Энтис поднял голову, недоумевающе хмурясь: - Ты говорил - менестрель!
 - И у него был Дар. Мне мама рассказала... Вообще она редко о нём говорила. И о себе тоже. Я даже имён их не знаю. Тиин - она сама придумала. Лили Тиин. Красиво, правда? И во всех её песнях имена красивые... - он помолчал. - Навсегда она осталась для меня тайной. Лили - и всё. Но это ж сокращение. Элиана, Лайлис, Флелия... да мало ли имён, из которых Лили выходит.
 - Леди Ливиэн, - тихо промолвил Энтис, задумчиво глядя на изломанную веточку. - Грустная сказка.
 - А потом я решил: и не надо мне никаких Магистров. Не для меня это. Живи лет двадцать в одном доме, как на привязи, и делай всё по приказу. И думать-то можно только то, что Магистр разрешит. И ведь если и возьмёт, так из милости, а дальше всю жизнь долг отдавай. И слушай, как тебя из грязи по доброте душевной вытащили, а ты, такой неблагодарный, землю под ногами не целуешь.
 Энтис кивнул, взволнованно блестя глазами:
 - Да, да, правильно! И я бы точно так же решил. Даже сила Чар не стоит достоинства и свободы!
 Вил уткнулся лбом в колени. "Поверь". Как приятно было бы поверить! Думать: я сделал правильно. И не клясть себя последними словами, что поддался дешёвой гордости и позволил себя прогнать...
 - Ты не был бы счастлив, променяв душу на Чар! - Энтис тронул его за плечо: - Ты ведь не жалеешь?
 - Не знаю. Неважно. Теперь поздно. Стена разрушилась... я не ожидал. Всё само собой получилось.
 - Что получилось? - встревожился Энтис. - Какая стена?
 - Это было так сильно. Сияние. Боль. Счастье. - Чёрные глаза, расширенные, неспокойные, глядели на Энтиса, но явно видели не его. - Всадник-из-Бури мне говорил. И молодой Вэй в трактире, он тогда меня угощал, за песни... он с девушкой был. И рассказывал ей о своём Пробуждении. Ну и мне заодно.
 - Всадник-из-Бури? - Энтис присвистнул. - Твой Магистр был сам Этаррис Сальвье?
 - Ты его знаешь?
 - Он же герой. Один из немногих Магистров, кто спасал жизни людей, рискуя собственной жизнью. Жалко. Я всё-таки думал - и среди Магистров есть достойные, добрые люди. Но если он тебя прогнал...
 - Не со зла, - заступился Вил, - он сказал, Кружево у меня тонкое и не вынесет Ступеней. Но если бы Дар мой проснулся, он стал бы учить. Ни один Магистр не выгонит того, кто Пробудился в его Поле.
 - Почему?
 - Потому. Тебе не понять. - Вил вздохнул так, словно у него разрывалось сердце. - Это было... как водопад. Ледяной, огненный, поющий сотнями голосов, сияющий сотнями оттенков... и всё проходит, а ты остаёшься. А тени тех голосов, отблески тех красок, они танцуют где-то на краю зрения, на пределе слуха, дразнят, зовут. Непрестанно. Каждая частичка меня - помнит. И рвётся назад, к тому водопаду. Мне пусто теперь, Энт! А те голоса такие прекрасные, такие сладостные!
 - Откуда они в тебе?! Пробуждение... - у Энтиса дрогнул голос. - Почему, Вил, почему?!
 Вил смотрел в испуганные серые глаза... озёра из рассветного тумана, чистые, тёплые, глубокие...
 - Ты что-то сказал, и он тебя ударил, тогда это и случилось. Я отбросил их от тебя силой Чар, вернул тебе меч, спугнул коней. Потом... не помню. Чар ушла, погасла. Дальше я просто сражался.
 - Я говорил, что ты способный ученик, - тихо сказал Энтис. - Ты двигался, как настоящий Рыцарь.
 - Спасибо. - Вил хмыкнул, слегка краснея. - Моё Кружево ожило и запело. И я слышу музыку вдали - и не могу приблизиться. Не могу связать звуки в мелодию, понять смысл... и не могу не пытаться.
 - И сейчас тоже? - прошептал Энтис, глядя в сторону.
 - Всё время. Меня затягивает в Мерцание. Уносит из Сумрака, из тела. И лес, и ты... будто в тумане. Если я не научусь слышать одновременно и Кружево, и звуки Сумрака, я утону там, в переливах Чар. А выучить могут только Магистры. Поэтому после Пробуждения они никого и не прогоняют.
 - А тут поблизости есть Магистр?
 - Есть. В Джалайне. О нём знаешь что говорят? Самый талантливый вейлин Звезды и самый строгий учитель. Это значит - где другие только нахмурятся, он шкуру сдерёт и солью посыплет... А учить меня он вовсе не обязан, я ж не в его Поле пробудился. Да я бы к нему и не сунулся, мне о нём подумать-то страшно. Я думал, до Черты тебя провожу и пойду на север. Поищу Магистра подальше от Джалайна.
 - Я не вернусь домой, - вопросительно заметил Энтис. - Что тогда?
 - Да не знаю же! - в отчаянии вскричал Вил. - Трясины Тьмы, перестань спрашивать, что и почему!
 - Но тебе нужно, чтобы я остался? - настойчиво продолжал юноша.
 - Мне? Трясины, один я не выдержу и знака... - он сжал кулаки, больно впившись ногтями в ладони. - Ничего мне от тебя не нужно. Ясно? И хватит глупых вопросов. Убирайся хоть сейчас, если хочешь.
 Энтис взял его за плечи и посмотрел в глаза. Серые озёра сомкнулись с пылающей тьмой и впитали её, как горячий хлеб впитывает капельки мёда.
 - Я не хочу, и я не уйду от тебя. И скорее я дам тебе заснуть на моём мече, чем отпущу к Магистрам на пытки! Самый строгий или самый добрый - это они различают, а Ступени будут у всех, верно?
 - Да, - вздохнул Вил, - само собой... Знаешь, мне неплохо жилось и без Ступеней. Но что мне делать теперь? Позволить песням Кружев увести меня? А как же ты?
 Вот оно и вырвалось, главное. Умрёт он - и у Энта один путь: в Замок. Доверчивый, и нрав у него не из кротких, и с Лордом Трона не больно ладит... Или он, Вил, ни черта в жизни не понимает, или Энт очень скоро нарвётся на кнут. Нет, нельзя его бросать! Хоть с Чар, а надо выжить. Знать бы ещё, как.
 - Вил, - тихонько позвал Энтис, - они хотели меня убить? Тогда зачем... Убили бы сразу.
 - А сразу неинтересно. Поймали Рыцаря, да ещё такого красавчика, - надо ж и позабавиться всласть.
 - Я у тебя в долгу. - Энтис глотнул, делаясь совсем белым. - Но как вернуть, если отдано так много...
 - Да ну, оставь. Ты ведь тоже меня спасал. Забудь о долгах.
 - Я не могу, - качая головой, прошептал юноша. - А твоё Пробуждение?
 - А тут ты и вовсе ни при чём. Не волнуйся. Сам разберусь.
 "Нет. Не разберусь. Сам я лишь потеряю рассудок от горя и пустоты с прекрасными тенями вдали. Ты можешь наполнить мне Сумрак... не оставляй меня! Не оставляй меня... никогда".
 Энтис хмурился, словно в тяжёлой борьбе с собой принимал очень важное, бесповоротное решение. Сжатые губы и локоны, упавшие на лицо, делали его похожим на Шера на картинах - могущественный бог, ещё не ставший богом, Шер перед битвой, исход которой, предсказанный в давние времена, неясен и трагичен... Вил с детства привык к грустным концам баллад, выучился не терзаться сердцем из-за гибели героев, да и те герои в восторг его не приводили: пылкие и порывистые глупцы, вот они какие! Потому и гибли. И доверчивые до идиотизма. Храбрости безрассудной не занимать, а с умом не везло беднягам... Но Шер ему нравился - насмешливый, дерзкий, упрямый король, бросивший вызов Судьбе. Шера он жалел. Такой жестокий, но и смешной конец: наперекор предсказанию победить в неравном бою - и нелепо умереть от руки предателя, даже не грозного врага, а пакостной, злобной, завистливой мелочи! Ещё в эллине Вил заметил удивительное сходство Энта с Шером Вечерней Звездой...
 - Вил. Тебе надо увидеть... - Энтис говорил медленно и как-то зябко, - одну вещь... книгу. Пойдём.
 - Книга? Куда пойдём, в Замок?! Разве мне можно? Какая книга, Энт? Ты возьмёшь меня за Черту?
 Юноша встал и натянуто улыбнулся. У него были тревожные глаза.
 - Она не в Замке. Здесь, в Лойрене.
 - Книга? В лесу?! Ты спятил?
 - Помолчи же! - огрызнулся Энтис и покраснел: - Прости. Ты поймёшь. Надеюсь, я вспомню место. Я был там только раз, давным-давно. Ещё найти бы...
 - С твоей-то памятью? - Вил усмехнулся, напуская на себя безразличный вид, и встал тоже. Он шёл, насвистывая птицам, а те подлетали так близко, что задевали перьями его волосы и лицо. Он улыбался их бесстрашию, думая: и он вроде них - лёгкая добыча для хищников, стоит замереть и запеть, но зато он запросто может сорваться с места и улететь. Птички храбро слетаются на его свист - а он, плюнув на привычку осторожничать и не доверять, покорно следует за мальчишкой-Рыцарем с лицом и фигурой Шера... а иногда Энт до слёз напоминал маму. И ведь, кажется, во всём разные: Энт и мама, маленькая, хрупкая, с грустными карими глазами и тяжёлой русой косой вокруг головы... Но с ним, как и с мамой, он почему-то чувствовал себя не ребёнком, а сильным мужчиной, обязанным беречь и защищать своих друзей. Маму он не уберёг от смерти... и так себя и не простил. А всё-таки жил дальше... но жизни его придёт конец, если он не сумеет уберечь и Энта Крис-Талена. А он даже не знает, от чего его беречь!
 
 ___
 
 Идти было всё тяжелее: каждый шаг и вздох вызывал колющую боль в боку, и голова кружилась и болела, непрерывно, невыносимо... Энтис стискивал зубы так, что ныли челюсти. Всего только трое - и он позволил им оказаться сильнее! Звёзды сияли где-то далеко, и их холодный свет не грел его душу. Лойрен больше не был ему другом: забыл его, предал! Он шёл по лесу без тени тревоги, как шёл бы по Замку, и вдруг очнулся в руках тех троих. Резкая боль, туман в глазах, поток грязных слов... а когда он спросил, почему, - его ударили. А он ничем их не задел, и он был ранен... Со смехом. Все они смеялись.
 Он тщетно пытался не думать, что бы с ним сделали, не будь Вила. Что сделали бы с обоими, не будь у Вила Чар... Картины, одна отвратительнее другой, лезли в голову. "Ещё повезло, легко отделался". Дева Давиат, я рассудка лишился?! Повезло?! Это не моя мысль. Рыцарь не может рассуждать так! Это Вил говорил: легко отделались, а могло быть куда хуже! "Куда уж хуже..."
 Зрение застилали ломаные тени, росчерки молний, гроздья цветных искр. Он брёл вслепую, следуя за голосом Вила; затем его вели за руку, как ребёнка... он лежал, и звёзды расплывались в глазах.
 - А всё твоя проклятая гордость! - смутно слышал он. - Снова шёл и молчал! Рыцарь! Да ты лжёшь мне всегда! У тебя нет сердца! Что мне делать, если ты заболеешь сейчас, когда ты так нужен мне?!
 И сон не защищал от шёпота, полного горечи и гнева... Он открыл глаза: бледные звёзды, бледное предрассветное небо. "Ты лжёшь всегда, у тебя нет сердца". Слова хлестали; казалось, на нём остаются кровавые рубцы, как на спине Вила от кнута. Он не в силах был различить, болит тело или душа: со всего содрали кожу, всё стало сплошной раной, и он сыпал и сыпал на неё соль, и не мог остановиться, не мог прекратить терзать себя. Не стоило его спасать, пусть бы те трое сделали с ним всё, что хотели... Они несколько раз ударили его вначале, так Вил сказал, а он помнит лишь стиснувшие его грубые пальцы и пощёчину. Маловато для Сна меча! Зачем Вил вмешался? Были бы ещё удары... и не только. О чём они говорили так мерзко, и Вил намекал... и понял он сам, когда их руки жадно касались, и лица, предвкушающие, голодные... и он испугался. И страх его будто заморозил: он и не пробовал сражаться! Рыцарь, с детства постигавший искусство боя, висел в руках врагов, как тряпичная кукла, только что не рыдая от страха и унижения! А может, дальше он и стал бы со слезами молить о пощаде?
 "Он прав: ты лгал всегда. Вот она, твоя храбрость! Предал Орден, имя и меч отца... и друга. Он спас тебя, а чем ты намерен его отблагодарить - своим телом на лезвии меча? Сбежишь из жизни, бросив его наедине с пыткой, в которую твой страх обратил его жизнь? Боишься цены, какую должен заплатить? Он прыгнул к тебе из безопасного укрытия, не думая о цене! Тут нет слишком высокой платы - всё, что ни дашь, будут лишь крохотные горстки земли в бездонную пропасть твоей вины и его жертвы!"
 - Энтис.
 Тонкая и нежная, как у девушки, и тёплая, как летний ветерок, рука осторожно сжала его плечо.
 - Только не перебивай, ладно? По шее мне можешь дать потом, когда замолчу. Я не подслушивал, я думал, это сон... Энт, ты ж ни в чём не виноват. Он такой здоровый камень швыранул, ты жив-то чудом остался! Ты же человек, Энт. Сам говорил: Рыцари - люди. У них тела не из стали, их можно поранить, убить... Те парни и старше тебя, и больше намного. Ну, пусть и сильнее. Так всё равно ведь в открытую не напали! Ты упал, а уж тогда осмелели и выползли. Всей доблести и хватило - сапогами тебя лупить, пока не очнулся. Они не победили, Энт. Мы их победили. А они грязно сыграли, да только не помогло.
 Дева Давиат! Он спрятал в траве пылающее от стыда лицо. Ему хотелось превратиться в букашку и опрометью умчаться в эту траву. Ему хотелось умереть. Такое он говорил себе вслух - и Вил слушал!
 - Ты б не о них, а обо мне лучше подумал, Энт. Опять ведь молчал! И вдруг за меня уцепился, два шага прошёл и упал. И лежишь, как мёртвый. На затылке шишка с кулак, всюду кровь... я кучу волос тебе выдрал, пока промывал. Рубаху с тебя снял, так чуть сам в обморок не свалился. А ты шёл! И ещё выдумал глупости! - Вил сердито фыркнул. - Жертвы, долги... Это я-то жертву принёс? Смех!
 - Но ты это сделал, - прошептал Энтис в траву.
 - Что я сделал? Я лежал в кустах и дышать боялся. А потом - Дар проснулся, и я сам не заметил, как прыгнул. Какие, в трясины, жертвы?!
 - Твой Дар... - Энтис поднялся на колени, пересилив стыд. - Всё из-за меня. Я должен был драться. Я справился бы один, если бы попробовал. А я... словно стал совсем слабым... от страха. - Каждое слово обжигало рот. Он заставил себя смотреть на друга и не отводить глаз. - Вина уходит с искуплением, но когда её так много... - он горестно вздохнул. - Я просто не знаю, какая тут нужна плата. Но я готов.
 - Готов к чему? - Вил озадаченно нахмурился. - Плата? За то, что шёл? Да тебе же больно было, не мне! И без сознания ты лежал, весь в синяках и с разбитой головой! И ещё, по-моему, два ребра у тебя сломаны... А из гордости плюнуть на боль и идти - оно ведь когда глупо, а когда и наоборот. Прятать боль, улыбаться, если хочется плакать... это вроде одежды. Чтоб защищать от колючек, холода, грязи. Мама говорила: у людей хрупкие сердца, не оденешь в броню - будут разбиваться, как стекло. Поэтому надо носить маску - пусть думают, будто она и есть твоё настоящее лицо. Тогда если ударят, по маске и попадут, а тебя не поранят. Тоже чуточку обман, но без него нельзя. Как без одежды.
 Он смущённо покусал губы.
 - Когда ты упал, я сказал... много чего. Извини. Просто я здорово испугался. Ты не дышишь, голова в крови... - он отвёл глаза. - И разозлился. Друг, а тут ему больно - и мне ни словечка! Ну и наболтал с перепугу да со злости. Энт, но я понимаю! Я бы сам ещё и песенки пел весёлые. Или шутки шутил, как вчера. - Он тронул Энтиса за руку: - Или я чушь несу, а ты не знаешь, как рот мне заткнуть, чтоб не обидеть? Ты тогда прости, никаких обид... - он совсем смешался и сильно дёрнул прядь волос, которую крутил в пальцах. Ну что он за бестолочь. Вот подслушать - это да, это сумел! Но услышал ли?
 - Вовсе не чушь, - грустно возразил Энтис. - Но нет, ты не понимаешь. Молчание - не ложь. Ты не спрашивал, как я себя чувствую, я и не говорил. И я шёл не из гордости, у меня есть причина спешить.
 - Прости, - пробормотал Вил, - я не хотел сказать, что ты лжёшь... Я совсем не то имел в виду!
 Он с несчастным видом замолчал. Боги, и подобрал же слова! Жалкие, нелепые... оскорбительные. Обвинить Рыцаря во лжи! Энт умеет быть мягким и щедрым, но этого наверняка не простит!
 - Нет, - тихо сказал Энтис. - Выходит, я и правда лгал. Я хотел, чтобы ты считал меня смелым. А вёл себя как трус. Не Рыцарь. - Его лицо казалось каменным. - И втянул тебя в такую беду. Ты просто меня жалеешь, вот и не упрекаешь. Но мы же оба знаем: в твоём Пробуждении виноват я. И я не заслуживаю жалости. Дома я пошёл бы в эллин. Вил, я могу заплатить очень много, любую цену, только скажи!
 Вил закрыл рот. Интересно, он и выглядит полнейшим идиотом, каковым себя ощущает? А может, его связь с Сумраком уже оборвалась, и самые простые человеческие слова он разучился понимать?
 - Эллин, - медленно произнёс он. - Ах вот чем у вас платят долги. И ты хочешь так платить... за моё Пробуждение? Любую цену?
 Энтис кивнул, глядя в траву, и замер, будто ждал удара: на коленях, весь сжавшись и опустив плечи.
 - Энт! - у Вила вырвался нервный смешок. - Трясины... Пробуждение не беда, Энт. Это мечта. Чудо. Я бился об эту проклятую стену снова и снова. Я думал, что сойду с ума. Ты не знаешь, чем были для меня мелодии Чар! Есть - и нет. Совсем рядом - и не дотянуться, как до звёзд! - он осёкся: он почти кричал. - Я всё перепробовал. Голодал, ночевал в Диких Топях в Дафрейле, шёл, пока не падал... Через Рейнерово Ущелье прыгал. Туда - вышло, а Лили-то на той стороне. А второй раз чуть не грохнулся. И два ногтя сорвал. Висел там, а в голове одно: вдруг играть теперь не смогу? А как вылез, набрал неситы и к руке тряпочкой примотал... боль тоже стены ломает.
 У Энтиса, хорошо знакомого с едкой неситой, вырвался судорожный вздох. Вил слабо улыбнулся:
 - Зато рука зажила. Потом с чего-то решил, что если накачаться по крышу, стену вроде как размоет. Нашёл одну дыру, где и младенцу бы налили, и пил всякую дрянь, пока деньги не вышли, а там в драку ввязался. Думал, сломают мне проклятую стену вместе с рёбрами или убьют, и хорошо, коли убьют, и шло бы всё в трясины. Девчонка, служанка, разогнала всех от меня палкой, вытащила во двор и голову мне держала, пока меня наизнанку выворачивало, а потом той же палкой отлупила и прогнала. Через знак я там пел, пока не охрип, а она меня так и не узнала. Я первый раз после маминой смерти плакал... Знаешь, почему я в ущелье рук не разжал? Всадник-из-Бури поговорил со мной перед тем, как дверь распахнуть, а то разжал бы. Не было никого, кто мог меня удержать. Не было будущего. Одна грязь. И тени Кружев, словно в насмешку: вот мы, рядышком, а не поймаешь! Я понял, что начинаю ненавидеть отца, и стал думать только о маме. Лицо, голос, наши разговоры... в трясины сейчас - главное, я был её сыном... Я терял сознание на ходу: не видел, куда иду, слов своих не слышал, не помнил потом ничего. Меня и в Тень занесло во сне. И во сне стал играть, а очнулся, когда меня схватили и повели к столбам.
 - Почему же ты тогда не объяснил? - прошептал Энтис, морщась, как от боли. - Почему?!
 - А зачем? Не поверили бы или посмеялись, а всё равно бы высекли... Знаешь, как ты смотрел? Ты думал, я спятил, когда согласился на вторые десять ударов. Я знаю, думал. Я видел твои глаза.
 - Я думал... - у Энтиса перехватило дыхание, - что ты очень смелый.
 - И сумасшедший. - Вил усмехнулся: - Смелый? Ох, Энт, совсем наоборот. Они убили бы Лили, а я и с нею-то жил с трудом, а без неё только до речки бы и дошёл. Чем я рисковал? - он коротко рассмеялся. - Ты подарил мне жизнь, а потом и Чар. Жертва! Энт, послушай. - Он схватил друга за плечи и крепко сжал. - Если б ты не испугался ни на секундочку - был бы, во-первых, полным идиотом, а во-вторых, трупом. Они ж сами тебя боялись! У того, с ножом, руки тряслись. Ты б рванулся, я в кустах зашуршал - и нож был бы в тебе. У них глаза были дикие. Выпили лишку или дрёмы нажевались, вот и напали. Таких надо бояться! Это не трусость. Не позор. Позор - это если бы спятивший придурок зарезал тебя в двух шагах от дома из-за тупой храбрости! Понимаешь? Мерцанье, хоть теперь-то ты понимаешь?!
 
 
 ...Энт уткнулся лицом в мою куртку. Получилось, что я его вроде обнимаю. Мама меня обнимала, и делалось хорошо, даже если всё было очень-очень плохо... Я осторожно коснулся его волос. Странное чувство: будто всё правильно, и не кого-то чужого я пробую приласкать, а родного, совсем как мама.
 - Та крохотная капелька страха не стоит такой бури, Энт. Знаешь, мама говорила: трус свои страхи бережёт, растит и поливает, как цветы, и бежит, куда они погонят. Каждый когда-то встречает свой страх. Трус поддаётся ему. А смелый борется. Но всякого можно чем-то напугать.
 - Рыцаря?! - с отчаянной ноткой воскликнул Энт из куртки. И, кажется, всё-таки всхлипнул.
 - Да кого угодно. - Его волосы были мягкие, как шёлк. - Ты самый настоящий Рыцарь. Ты умеешь быть честным. Можешь сказать: я виноват. Признаться в чём-то неприятном. Даже наказание просить. И вообще ты говоришь, что думаешь. Трус этого не делает, Энт. У тебя смелости на десятерых хватит.
 Белокурая голова под моей рукой протестующе дёрнулась. Но от куртки не поднялась.
 - Ты позволил бы им убить меня? - глухо проговорил он. - Просто смотрел бы?
 - Они бы сразу не убили. Я дождался бы, пока он уберёт нож... он бы убрал, с ножом-то неудобно...
 Видение того, что тому мерзавцу было бы неудобно проделывать с моим другом с ножом в руке, хлестнуло меня молнией по глазам, и вновь Кружево запело... грозно... закричало... Нет! Не сейчас!
 - Вил, я не смог бы жить... после. Ты умер бы совсем напрасно. Нас обоих спас только твой Дар, да?
 - Я видел смерть, Энт. - Я глотнул. В горле было сухо. - Твою. Так близко. Пустую, бессмысленную. Я-то умер бы, сражаясь за друга. А ты - просто так. Энт, я не знаю смерти страшнее, чем просто так. Вот страх-то и разрушил ту стену. Вот мы и живы. Не Дар, а страх мой нас спас.
 Он отстранился и долго высматривал что-то во мне, хмуря брови. А я почему-то начинал злиться.
 - Но, Вил, остаётся твоё Пробуждение. И мой долг.
 - Ты оглох? Или не слушал? Я мечтал о Пробуждении. И никаких долгов. И хватит об этом!
 - У тебя нет учителя, - тихо напомнил он.
 - Ну и радуйся. Сам же говорил, лучше мне умереть, чем найти учителя-Магистра!
 Энт вздрогнул. Я, как назло, тут же припомнил: здоровенная лапища с маху бьёт его по лицу, и его голова бессильно дёргается от удара. "Боги, ну почему мне так трудно быть человеком всё время?!"
 - Я и без Магистров обойдусь. Ведь самые первые вейлины как-то обходились. Значит, и я смогу.
 - Мы же о них ничего не знаем! Чем они кончили? И какова была цена?
 Ну точнёхонько мои мысли! Он понял мою усмешку по-своему и заволновался:
 - Я не просто так расспрашивал, ты увидишь! А долг... он всё-таки есть. Ты мне вернул больше, чем жизнь. - Он внимательно смотрел мне в глаза. - Желание жить. Смысл... наверное, даже радость. Нечто подобное может отнять у тебя Пробуждение, верно ли я понял?
 Я облизнул губы. Как крепко держит его взгляд... не вырвешься, ничего не утаишь...
 - Вроде того. Жизнь в Сумраке теряет цену, если тебя непрестанно дразнят тени Мерцания. Будешь ловить их, вслушиваться... перестанешь по-настоящему жить, если не наступит Исход. А после Исхода люди ощущают обе грани Сущего вместе, и песни Кружев не мешают им радоваться звукам Сумрака.
 Я помедлил.
 - Я научусь. Ты за меня не бойся. А насчёт жертв и обмана - этого не было, Энт. Значит, нет причин для наказаний и искуплений. Ты можешь просто поверить мне и забыть о всяких дурацких долгах?
 - Нет, - очень серьёзно сказал он, - я запомню. Но решаешь ты, не я. Тут больше говорить не о чем.
 Мне бы твою уверенность! По-моему, разговору тут осталось не на час и не на день. Ты-то, может, меня и понял, но вот я... Ну да ладно. Как в той маминой поговорке: считай, гроза стороной прошла, а мы дождичком отделались, да и тот под крышей пересидели, только ноги чуток намочили...
 Я встал и посоветовал ему устроиться в теньке и наверстать упущенное ночью - выспаться толком. А я, наконец, займусь завтраком... нет, уже обедом! И неудивительно, коли полдня на болтовню ушло, хотя кто-то, помнится, так спешил неведомо куда, что до обморока себя довёл, и всю ночь убеждал сам себя в разных глупостях, а вот если бы сперва думал, а уж после спешил... Под это занудное ворчливое бормотание он и впрямь быстренько заснул (чего я и добивался), а я отправился на поиски обеда.
 Я чистил рыбу и размышлял. Тут было над чем поразмыслить. Бессвязный шёпот о лжи и бледное застывшее лицо, шёлк волос на пальцах, эллин и долг... Он и я - как всё получилось странно! Орден, снова и снова Орден - и Энт, его дитя. Совсем рядом, дразня, тревожа и завлекая, струились волшебные мелодии тысячецветного Кружева Чар. Я старался не слушать, потом попытался насвистать подобие ускользающего напева, а когда ничего не вышло, лёг в траву и долго-долго тихонько лежал, глядя на спящего Энта и ожидая... чего-то. И сам не понимал, чего жду... и почему я плачу, тоже не понимал.
 
ЧЕНСЕЛИН
 
 Сперва возник туманный, полупрозрачный силуэт; затем уплотнился, превращаясь в рыжеволосого юношу лет семнадцати - совсем обычного юношу, если не считать слишком яркого блеска в глазах. "Горящий взор Чар. Если б я вёл его по Ступеням, он был бы уже близок к Пятой. Уже почти вейлин".
 - Неплохо, - отметил Чен. - Нырнул на мою мелодию? Вот только торопишься, дорогой. Целых два вздоха мерцал. Перед нырком надо сосредоточиться. До полной тишины. Или растаешь.
 - Чен... ах, милорд, - юноша виновато тряхнул головой. - Я из Трёх Озёр, и там... Ты должен...
 - Отдышись, - невозмутимо посоветовал Ченселин, - и не терзай мой слух незаконченными фразами.
 - Пробуждение на грани. - Карие глаза Джаэлла на миг стали золотыми. - Нырни туда, мой Магистр.
 - Я слышу, - удивлённо возразил Чен. - К чему спешить? Ему ещё два дня, какая ж это "грань"?
 - Ты ничего не понимаешь! - взорвался юноша. И жарко покраснел: - О, я не хотел... Прости.
 - Прощаю. - Чен нахмурился. - Джаэлл, говори же толком! Хватит мямлить. Его вынуждают?
 Юный Чар-Вэй сжал кулаки. Лицо у него сделалось злым и отчаянным.
 - Его того гляди забьют до смерти. Или он Проснётся - и представь, что будет! Ты прислушайся!
 Ченселин мгновенно превратился из молодого человека, отдыхающего в саду, в "Магистра-и-Луча": ледяной, надменный, пронизанный могуществом и властью. Ученик сглотнул и отступил на шаг.
 - Значит, вор? - негромко спросил Чен, сощуриваясь. - Или того хуже?
 - Менестрель, - с нескрываемой горечью бросил Джаэлл. - Этого вполне достаточно!
 - Не будь несправедливым. Ты не был невинной овечкой. - Он в задумчивости поднял руку, ловя луч солнца на рубин в изящном золотом кольце. - Как правило, этого всё-таки недостаточно. Ладно. Идём.
 Рука с блистающим рубином легла юноше на плечо, и через миг в саду никого не было. Мальчик лет десяти, стоя у кухонного окна, окликнул второго, постарше, нарезающего овощи за огромным столом:
 - Кит, милорд нырнул. И в гневе. Джаэлл ему что-то неприятное сказал. Ух, глаза прямо сверкали!
 - У кого из них сверкали глаза? - уточнил Кит, не отрываясь от своего занятия.
 - Да у обоих. Может, он про милорда какую-то гадость услышал? Ой, а вдруг он принёс ему Вызов?!
 - А вдруг, - неодобрительно отозвался старший мальчик, - ты заткнёшься и сделаешь что-то нужное? Чем глазеть, куда не надо, лучше пол бы подмёл. Или книжку почитал, а то вон мне помог с овощами... - и с видом человека опытного и всезнающего наставительно заявил: - Про нашего милорда в Таднире сроду плохо не скажут, Орис. А Вызвать его никто не посмеет. Он же в Звезде самый-самый сильный.
 - Ну-у, - недоверчиво протянул Орис, - уж и самый? А Всадник-из-Бури? Или Двирт? А Верховный?
 Кит бросил нож и поймал товарища за руку - крепко, тот даже ойкнул и поморщился.
 - Слушай, - негромко сказал он, глядя ему в глаза, - зря я это сболтнул. Все Лучи друг друга стоят. А за трёп, кто кого сильнее, может так влететь, мало не покажется. А хуже того, что влетит-то не нам.
 - Но... - мальчик прикусил губу. - Он же Луч, Кит.
 - Младший. И учит без Ступеней. - Кит понизил голос: - И, говорят, Верховный бы с ним не дружил - всё было б по-другому. Уж нас-то тут точно бы не было. Если Магистров много, а он один... Дошло?
 - Да, - тихонько сказал Орис и взял веник. - А всё-таки он лучше всех, Кит. Я бы умер за него. А ты?
 - Ну спросил, - удивлённо откликнулся Кит, вновь принимаясь за овощи. - Да хоть сейчас.
 ___
 
 Он шёл по деревне, кутаясь в обрывки теней, плащ из пылинок и солнечных лучей, споткнувшихся о твёрдость предметов Сумрака. "Я здесь, но вы не узнаете, если я не откроюсь. Есть я, нет - совсем неважно для вас, я тень, просто тень, к чему пристально вглядываться в тени?" О, он отлично умел укрываться от взоров в тенях! Все Дети Боли Каэрина умели это - а он был лучшим. Учитель звал его "блистательным" в тот день, последний день его ученичества... а вскоре назвал предателем. Подобных оскорблений не наносят тому, с кем захотят искать примирения... "Я помню каждое твоё слово, я стал именно тем, чем ты желал меня видеть, я делаю реальными твои мечты - и ты до сих пор полагаешь, что я тебя предал? Да, у тебя всегда был особый талант превращать в поражения свои победы!"
 Мальчишке было с виду лет тринадцать, и выглядел он жалко: маленький, тощий, на фоне румяных широкоплечих селян он казался просто больным. Ну, скептически отметил Чен, побои ещё никому не добавляли здоровья... Что мальчик натворил, оставалось неясным, но наказывали его, как вора: руки связаны и вздёрнуты кверху верёвкой, перекинутой через яблоневую ветвь, а дюжий парень хлестал его кнутом. Судя по числу багровых отметин на худой спине под остатками рубахи, началось веселье давно; и прекращать его пока не собирались. Мальчик упал на колени и вскрикнул: верёвка натянулась, причиняя не меньше боли, чем кнут. Его мучитель радостно засмеялся. Впрочем, смеялись многие.
 - Ну, - скомандовал парень, - давай, пой! Хочешь встать, верно? Спой, птичка!
 Чуть слышно, путая мотив (Чен решил - из-за срывающегося от боли голоса), он запел известную шуточную песенку. Парень с ухмылкой кивнул. Мальчик неловко поднялся, кнут взлетел, обвил плечи, дёрнул; он упал снова. Этой песни Чен не узнал: слова потонули в сдавленных рыданиях. В смеющейся толпе мелькнуло белое, яростное, ненавидящее лицо Джаэлла. Чен вздохнул и вышел из теней.
 Люди затихли и насторожились (его всегда это огорчало, теперь же - доставило странную недобрую радость). Он медленно вытянул руку, и верёвка скользнула в траву и с дерева, и с запястий менестреля. Мальчик поднял голову и взглянул ему в глаза. "Чар. Так близко. Джаэлл позвал вовремя - ещё немного, пара ударов, и..." Неожиданно его охватил неистовый, почти дикий гнев. Эти невежественные, слепые... Чар-Вэй на грани Пробуждения - и шёл к нему! - и они посмели?!
 Джаэлл жёстко усмехнулся - конечно, он понял. Как ни странно, парень, проявлявший такое усердие в работе с кнутом, тоже почуял неладное: тревожно огляделся и попытался тихонько убраться в толпу.
 - Стой, - негромко приказал Чен. Парень дёрнулся и застыл, уставясь в землю. - Я жду объяснений. - Он скрестил руки на груди. Рубин ослепительно сверкнул на солнце. - Если это наказание - в чём вина? Или я имел счастье наблюдать новый вид развлечений за счёт менестреля? Способ повеселиться?
 - Так он, вэй'Ченселин, в сарайку влез, чтоб воровать, а я и поймал. Они ж все воры, менестрели-то!
 - Неправда!
 Мальчик закусил губу, глядя на Луча растерянно: словно сам от себя подобной смелости не ожидал.
 - Неправда что? - прохладно осведомился Чен. - Что все менестрели воры, или что сие наименование лично тобою заслужено?
 - Я только взял грушу с земли, милорд. Ведь это можно. Я не рвал. Она сама упала.
 - Сама, - насмешливо пробурчал кто-то из крестьян. - Ясно, упадёт, коли пнуть дерево хорошенько!
 Лицо менестреля вспыхнуло; покрытые синяками тонкие руки отчаянно сжались. Глаз он не отвёл.
 - Дерева я не касался, милорд. И там были ещё груши, на земле. Я всего одну взял. Мне было так...
 Он вдруг замолчал и склонил лицо, явно демонстрируя страх человека, сказавшего лишнее.
 - "Так" что? - резко спросил Ченселин. Шагнув к нему, приподнял его подбородок: - Ну?
 Мальчик смотрел с абсолютной безнадёжностью. В синих глазах блестели слёзы.
 - Жарко, и всё кружилось... Я никогда не болел! - он отвёл взгляд, похоже, стыдясь этой вспышки. - Я думал, у меня... Значит, нет, если я мог заболеть. Но я не вор. Правда.
 - Ух ты! - не утерпев, взвился парень. - А в сарайке кто был?! Гляжу в окно, а он и вылазит, тишком да с оглядкой! Не вор, слыхали?! Врёт и не заикнётся, дрянь бесстыжая! Зачем в сарайку забрался, а?!
 Мальчик едва заметно подался к Лучу - будто посреди общей враждебности просил у него защиты.
 - Дождь ведь до рассвета. А кто меня ночью в дом бы пустил?
 - Я б тебя и днём не пустил сроду! - заверил парень. - Не верьте вы ему, милорд. Врать-то складно все они горазды. Вы на него гляньте, честная жизнь не по нём, сразу видать. Менестрель, одно слово!
 Джаэлл, стоявший за его спиной, опасно сощурился. Чен отметил: напомнить ученику, что Звезда не одобряет использование Чар для сведения счетов с не-Вэй. Или не напоминать?
 - Ты полагаешь, - вкрадчиво промолвил он, в упор глядя на парня, - без твоих указаний Луч Звезды неспособен определить, верить кому-либо или не верить?
 - Ох, милорд, что вы! Да я ж вовсе не то хотел... я и не думал!..
 - Не сомневаюсь, - сухо заверил Ченселин. - А жаль. Думать, знаешь ли, занятие весьма полезное. Сделай одолжение, подумай вот о чём: ты видел, как он вышел из сарая и поднял грушу с земли.
 Парень радостно закивал: наконец-то грозный Луч оставил его в покое и занялся менестрелем!
 - А когда и что он украл? Будь добр, разъясни.
 - Ну... - у парня растерянно забегали глаза. - Нет, он же не успел... так хотел же, милорд, он ведь...
 - Менестрель, - кивнул Ченселин. - А ты, очевидно, Вэй, если умеешь узнавать намерения.
 Его собеседник неловко переступил с ноги на ногу.
 - Так, милорд... коли все они воры, а тут он и лезет тишком из сарайки... так, ясное дело, я и решил...
 - Это НЕ ясное дело!
 Даже Джаэлл поёжился.
 - Ты "решил" до полусмерти избить человека за ночь в твоём сарае, и "все они воры" - единственное оправдание?! Чудесный повод для порки! - теперь уже многие покраснели и прятали глаза, не смея взглянуть ни на Луча, ни друг на друга. - Всех, разумеется, ты не знаешь. Знаешь ты слухи - а они редко бывают правдивы.
 Он положил руку мальчику на плечо. "Вэй должен рассчитывать лишь на себя". Но он и не просит помощи. И тратит последние силы, чтобы не упасть в обморок на глазах у этих людей. Гордый. И терпеливый. Вот из таких и выходят Вэй.
 - Для определения намерений у вас есть Неверин Тэнли. Насколько я знаю, он никуда не отлучался. Что помешало, - он в упор смотрел на несчастного парня, - спросить его, прежде чем хвататься за кнут?
 Тот подавленно молчал: по всему выходило, что он здорово влип, и дёшево ему не отделаться.
 - Ни вины, ни дурных намерений я не заметил, - подвёл итог Магистр. - Джаэлл!
 "Взгляду Звезды" я его выучил, удовлетворённо отметил Чен: миг назад ничем не выделялся среди крестьян, а сейчас - выглядит едва ли не принцем. Никто бы не поверил, что надменный юный Вэй пять лет назад тоже был запуганным, всеми презираемым менестрелем, а восемнадцатилетний Луч встретил первого своего ученика в кладовой трактира - с частью её содержимого в карманах.
 Юноша опустил ресницы: наверняка угадал, в каком направлении устремились мысли Учителя. Чен едва заметно усмехнулся - Джаэлл всегда отличался проницательностью. "Я поступил правильно, когда вместо наказания взял тебя в ученики, мой милый. Ты так не думал, судя по трём попыткам сбежать. А спустя полгода смеялся над собой за те попытки и даже в глубинах сердца не рвался прочь. Чар-Вэй, не знавший Ступеней Боли... благодарность твоя или ненависть ожидает меня в конце?"
 - Я зайду к Неверину, Джаэлл. А ты займись... - он неприязненно глянул на съёжившегося парня. - Ложное обвинение. Пытка - иначе назвать не могу. И, разумеется, нарушение закона о Суде Звезды.
 Бедный парень издал сдавленный стон. И не просто вейлин, а Луч! Он уж точно жалеть не станет...
 - Двадцать стелов. Половина - с тех, кто стоял тут, потешаясь над чужой болью. Ещё... - Чен кивнул на кнут, - также двадцать. Можешь воспроизвести ту прелестную обстановку. Принесёт ли это пользу, я не уверен, но это справедливо. И, Джаэлл, - он понизил голос: - не перестарайся, мой дорогой.
 Глаза юноши ярко блеснули. На миг Чен посочувствовал жертве, отданной во власть Джаэлла Рени.
 - Я не шучу. - Он говорил совсем тихо - никто не слышал его, кроме Джаэлла. - Вэй хранят закон, а не используют. Посмеешь отыгрываться за старые обиды - будешь вторым за ним. Прямо здесь. Ясно?
 Юноша слегка побледнел. Хищная предвкушающая улыбка исчезла.
 - Да, милорд. Я понимаю, милорд.
 - Чудесно. - Чен вновь взял менестреля за подбородок и пристально заглянул в глаза. Горечь и страх, ещё бы... и всё. Последний штрих, который был ему необходим: мальчика унизили, с ним обошлись несправедливо и жестоко, но он не радовался, что кого-то накажут. "Да. Всё верно. Его я смогу учить".
 - Как мне звать тебя, малыш?
 - Эвин Рей. - И не выдержал: голос зазвенел отчаянной, страстной надеждой: - Милорд, но я... да?!
 - Вэй тоже болеют иногда, Эвин. - Он коснулся худенькой руки с багровой полосой содранной кожи вокруг запястья: - И бывают беспомощны. И страдают. Даже те, кто уже Пробуждён.
 - Я шёл к вам, - прошептал мальчик.
 - Знаю. Извини.
 Эвин удивлённо поднял брови и тут же слабо улыбнулся - понял. Чен не сомневался, что он поймёт.
 - Разве Магистры непременно должны выбегать к ученикам навстречу и везти домой в карете?
 - Похоже, должны, - усмехнулся Ченселин. - Если каждый будущий Вэй станет по пути к Магистру попадать в такие истории - придётся выбегать и везти. А то ни один ученик до нас живым не доберётся.
 - Я бы добрался, - с некоторой обидой возразил Эвин.
 - Сомневаюсь. Ты не так уж много знаешь о Чар, дорогой. А самоуверенность - опасна.
 Мальчик вспыхнул и пристыжённо опустил глаза.
 - Теперь иди в любой дом и попроси обед и постель. Ты нужен мне отдохнувшим. - Чен нахмурился, заметив на лице нового ученика робкий протест: - С Учителем не спорят. Делай то, что я сказал. А если кто-то будет груб с тобою, напомни - ты ученик Луча. Больше не менестрель, Эвин. Чар-Вэй. Навсегда.
 
 Он шёл к дому местного Вэй, а звуки за спиной красноречиво свидетельствовали: приговор усердно приводится в исполнение. Чен надеялся, что (ради своей же безопасности!) Джаэлл сумеет сдержаться. Парень, в общем, заслужил; а Джаэлла будет жаль, если ослушается Магистра, и придётся его наказать.
 Трясины Тьмы! Неверин Тэнли - вот кого охотно бросил бы на колени под кнут! Больше всех в этой мерзости виноват самодовольный ленивый тип, именующий себя Вэй! И тут, в Таднире, все такие, как на подбор. А Звезда завидует Ченселину Тарису из-за благосклонности Верховного. Если запихнуть его в Таднир - проявление благосклонности, страшно и представить участь того, кем Брэйвин недоволен!
 Дом был отделан резьбой из мраморного дуба - вейлин явно желал казаться человеком утончённым. В Аэтис, ехидно отметил Чен, эта резьба давно вышла из моды, а бедняжке Неверину, который так за модой гоняется, и невдомёк. Ну, если в деревне процветает столь "доброжелательное" отношение к менестрелям - немудрено, что свежие новости из столицы до почтенного вейлина не доходят...
 Дверь распахнулась под его взглядом, и он стремительно вошёл, не утруждаясь тем, чтоб соблюсти приличия и подождать, пока хозяин выйдет к нему сам. В итоге тот едва с ног его не сбил, поспешно выскочив навстречу. Чен (этого и ожидавший) успешно избежал столкновения и прошествовал мимо него в комнату для гостей - ледяной, высокомерный, с откровенно саркастической усмешкой. С нею же огляделся и сел, скрестив руки на груди, - не в одно из обитых дорогим сейским бархатом кресел, а на краешек стола пурпурного винного дуба, плащом "случайно" сбросив на пол бокал. Хрупкая вещица с нежным звоном разбилась. Вейлин гневно сузил глаза (бокалы из тонкого дешелетского стекла стоили недёшево), но промолчал. Чен приятно улыбнулся. Неверину повезёт, если отделается только бокалом.
 - Ваш свет озаряет мою душу, вэй'Ченселин, - сдержанно приветствовал его вейлин.
 - А вот ваш свет, Неверин, - "вэй" он оскорбительно опустил, - души моей, к глубочайшему моему прискорбию, не озаряет. - Его голос угрожающе заледенел, оставаясь тихим и даже мягким, - один из любимых приёмов Каэрина. - Вы, по всей видимости, полагаете, будто смысл вашего пути в Сумраке - отделка дома в подражание столичным бездельникам и приобретение предметов роскоши, достойных по меньшей мере Магистра. Каковым, если слух и память мне не изменяют, вы отнюдь не являетесь.
 Кружево Неверина натянулось до медно-кислого изумрудного звона и искрилось от ярости.
 - Откройте же мне, в чём состояло важное и неотложное дело, помешавшее вам исполнить свой долг защитника законов Тефриана? Мне казалось, судить воров и выносить приговоры - ваша обязанность.
 - Как правило, - сухо заметил Неверин, - обнаружив чужую руку в своём кармане, человек способен постичь суть этого явления и без помощи Вэй. И я не вижу ни малейшей необходимости бежать туда и растолковывать взрослым и неглупым людям, как им в подобном случае следует поступать.
 - Разумеется, никакой необходимости. Даже если "поступают" с пробуждающимся Даром. Ну что особенного в Пробуждении от пытки? В конце концов, Тефриан прекрасно может обойтись и без Поля.
 Неверин Тэнли изогнул губы в снисходительной полуулыбке, словно юный Луч забавлял его.
 - Это уж преувеличение. Нужен необычайно яркий Дар, чтобы процесс Пробуждения уничтожил Поле. И, право же, "пытка"... - он поморщился. - Не самое подходящее слово для обычного наказания.
 - Очень подходящее, если наказание не заслужено. - Ещё пять минут с этим самовлюблённым тупым индюком, думал Чен, и я вполне созрею для убийства. - "Взрослые и неглупые" люди, чьим суждениям вы столь доверяете, убеждены, что менестрель - это вор, пусть он ничего не крал и красть не собирался. А любуясь его болью и издеваясь над ним, они смеялись. Самый скромный Дар, проснувшийся в таких условиях, способен прожечь в Поле изрядную дырку! И кто стал бы её чинить? Вы?
 - Что вы, милорд! - протянул вейлин с сарказмом. - Поддерживать целостность Поля по силам лишь Магистрам. Равно как и входить в Кружево с Даром на грани. Попытайся это сделать я - и последствия были бы куда хуже, чем немножко боли вашего менестреля. О чём вам, мой Луч, конечно же, известно.
 Чен вздохнул. "Какой, ради Мерцанья, ослепший Магистр выпустил его в Сумрак со статусом Вэй?!"
 - Мне - и вам также - известно, что все люди умеют говорить. За истиной вовсе не обязательно лезть к человеку в Кружево, вэй'Неверин. Можно просто спросить. И смотреть в глаза, слушая ответ.
 Тэнли вновь снисходительно улыбнулся - словно отец, услыхавший от сына немыслимую глупость.
 - В глаза менестреля?! Дорогой мальчик, они живут умением лгать! Глазами, речами, повадками - всем. Нет в Сумраке более пустого занятия, чем искать истину во взглядах менестрелей!
 - Проще говоря, - резюмировал Чен, - невзирая на весьма солидный опыт Вэй, вы этого не умеете. В таком случае, ваши действия - бездействие, точнее, - в высшей степени разумны. Не стоит браться за дело, если сил заведомо недостанет. Но, друг мой (это тебе за "мальчика", усмехнулся он про себя), отчего, столкнувшись с чересчур сложной задачей, вы не призвали того, кто в состоянии её разрешить?
 "Уроки Каэрина не пропали даром, Чен, малыш! Ты не хуже его умеешь вызывать ненависть, верно?"
 - Вы же здесь, милорд, - ледяным голосом указал Неверин.
 - Но не вашей заботой. В чём причина? Найти в Поле мелодию вашего Луча для вас так же сложно, как помочь ребёнку, чей Дар пытками пробуждают в двух шагах от вас?
 Глаза Неверина Тэнли превратились в узкие щёлки, полные страстного желания увидеть его смерть - долгую и как можно более мучительную.
 - Была ли необходимость в моём вмешательстве, милорд, если в Таднире есть вэй'Ченселин Тарис? Я ничуть не сомневался: Луч, известный столь выдающимися талантами, прекрасно способен обойтись без моей скромной помощи. - Улыбка вейлина наводила на мысли о готовой к броску змее-багрянке. - Тем более, в Пробуждении воров... хм-м, менестрелей. Тут мне с вами не сравниться. Да и всей Звезде, полагаю. - Змеиного в улыбке прибавилось. - Смею заверить, едва здесь объявится следующий... э-э... юноша, привлечённый вашей репутацией покровителя воров, я немедля вас о том извещу.
 "Брэйвин и его "благосклонность"... Нет. Остановись. Он просто идиот. А ты - Вэй, а не убийца".
 - По-моему, Неверин, - тихо заметил он, - вы заплыли в слишком глубокие воды. Тому, кто недалеко ушёл от Ступеней, стоит быть осторожнее, испытывая терпение Лучей.
 - Терпение? - промурлыкал вейлин. - Я-то думал, милорд, все Дети Боли Каэрина хорошо знают, что такое терпение. Ах да, я и забыл - вы ведь дошли... хм-м, только до Пятой, если не ошибаюсь?
 - Шестой, - мягко уточнил Чен. - Не надо извинений. Знал лишь мой Учитель и остальные Лучи. И их друзья, возможно... а я никогда не слышал, чтобы они упоминали вас как друга. Или иным образом.
 - В выборе друзей, дорогой мальчик, я куда менее удачлив, чем вы. Среди моих... хм, близких друзей никогда не было Лучей. И Верховных Магистров. А в некоторых случаях это всё и решает, не так ли? Кто и как высоко шагнёт со Ступеней... Ну, вы знаете, мой Луч. Странны пути Судьбы в мире Сумрака.
 - Странного, - кивнул Чен, - в мире немало. Взять слухи: удивительно, сколь странно влияют они на зрение. Ваши люди, доверяя слуху, видят в любом менестреле вора, - а вы не видите правды за слухом о "детях боли Каэрина". Он учит терпеть боль - но и кое-чему ещё. Дети боли. Те, кто постиг её суть... принимает и сливается с ней, как с возлюбленной... знает о ней всё. Как терпеть. И как причинять.
 Неверин вскинул руки и переплёл пальцы в замок, поверх них глядя Чену в лицо. Несколько секунд двое мужчин в упор смотрели друг на друга; затем младший опустил ресницы, старший тяжело упал на колени, ещё миг боролся, болезненно морщась, застонал и съёжился на полу. Чен с задумчивым видом разглядывал свой рубин. Неверин дрожал всем телом и хрипло, неровно дышал, не пытаясь вставать.
 - Терпению, - промолвил Чен, любуясь кольцом, - милорд мой Магистр и впрямь учил меня меньше, чем намеревался. И, боюсь, не очень в том преуспел. Но он считал меня лучшим из своих "детей боли", а мнение Учителя кое-что значит. Вы убедились, я полагаю. Надеюсь, более мне не придётся подобным способом вас убеждать? - спрыгнул со стола и ушёл. Кружева кричали, сплетаясь в узоры ярости и боя. Чен с усилием вырвал себя из Чар: он был слишком опасным там - ревущей зимней бурей и огнём, хищником, жаждущим убивать, - а таким он себе не нравился. Таким, если честно, он себя опасался...
 
 Возвращение в Сумрак отозвалось резкой болью в паху: Неверин всё же достал его разок. Трясины! А он наивно рассчитывал обойтись без насилия. Чен, ты и правда ещё ребёнок. Отчего, по-твоему, он держался столь вызывающе? Да это он вёл игру! Знал, что ты прибежишь с упрёками, и хотел показать "Лучу"-недоучке, жалкой кукле в руках Верховного, где его место. Бросить оскорбительный намёк, раздразнить, вызвать гнев (чего с успехом и добился!) - и устроить порку. А ты тянул с атакой, жалея его? Дурачок. Он не собирался тебя жалеть, ну нет. На всё Поле разошлись бы волны - вейлин швыряет на колени Луча! Соблазнительная приманка для кого-то вроде Тэнли... идиота, неспособного понять: почему бы ни Избрали шесть лет назад семнадцатилетнего мальчишку с Шестой Ступени - ему бы не продержаться так долго, не имея реальной силы. Даже железной волей и властью Брэйвина - нет.
 "Брэйвин. Твой верный друг и заботливый покровитель..."
 - Чен... вэй'Ченселин, всё в порядке?
 - О чём ты? - холодно спросил он. Юноша заметно смешался.
 - Ну, этот Неверин... я же слышу кое-что. Он к тебе страстной любви не питает. Всякие шуточки про хорошеньких любимчиков Брэйвина... извини. Ну, и я немножко боялся...
 - Что Луч окажется слабее деревенского вейлина и будет нуждаться в помощи ученика, - с сухой усмешкой кивнул Ченселин. - Благодарю, мой дорогой. Твоя забота трогает меня безмерно, но поверь, я пока вполне способен постоять за себя. Даже со столь грозным противником, как Неверин Тэнли.
 - Да, конечно, - прошептал Джаэлл, пряча от Учителя глаза. Щёки у него горели. - Конечно, милорд.
 ___
 
 Он лежал в саду под благоухающими кустами нежно-розовых арилий. Эвина доверил ребятам: ему проще будет освоиться в компании таких же бывших менестрелей, дружелюбных и ничуть не опасных - в отличие от окружённого пугающим ореолом могущества и власти Луча... загадочного Ченселина Тариса, который, говорят, вместо учеников из богатых семей взял с дороги нищих менестрелей - и учит без Ступеней! А Верховный выделяет его, дарит ему свою благосклонность, несмотря на его выходки!
 "Нет. Выделяет - верно. Но не любит, просто терпит меня. Почему? Когда он устанет терпеть?"
 Он лежал, глядя в небо... Трава была влажной после недавней грозы, но это ему не мешало. Высокая трава, кусты, прячущие его от любопытных глаз, - он любил их с детства, во всякое время года; он с не меньшим удовольствием мог лежать так и холодной зимой, и под проливным дождём... Сладкий запах арилий усыплял его, успокаивал. Даже мысли о Брэйвине делались отрешёнными, бестревожными - не страх, а интерес, всего лишь одна из загадок, а не его судьба, его путь в тумане, полный предчувствий опасности, боли и отчаяния... нет. Не сейчас, когда в небе ни облачка, и аромат арилий уносит... в сны...
 - Он необычный, правда?
 Мальчишеский голос. Слегка смущённый: будто не уверен, стоит ли об этом говорить, но говорить ему очень хочется, и он намерен продолжать. Эвин.
 - Да. - А это Джаэлл. И (Чен улыбнулся) своего Магистра за кустами не слышит. - Он тебе нравится?
 - Очень. - Голос Эвина чуть дрогнул. - Знаешь... я думал, Магистры никогда не бывают... ну, такие. Ты же понимаешь? Как будто его можно любить.
 - И правильно думал, - спокойно отозвался Джаэлл Рени. - И лучше не пытайся.
 "Но... мне казалось, ты... Почему?"
 - Почему? - растерянно спросил Эвин.
 - Увидишь. Не смотри на меня испуганно, Ступеней не будет. Он, по-моему, вообще боль причинять ненавидит, хоть и Дитя Боли Каэрина. А может, как раз поэтому. Только он холодный, как лёд.
 - Не понимаю, - тихо сказал Эвин.
 - Да это ничего не значит. Тебе здорово повезло... нам всем. Таких Магистров и в сказках не бывает. Мы за него каждый день богов благодарим, утром и вечером. Он отличный Учитель. И менестрели для него люди, а не грязь. И в Кружевах он как рыба в речке, ты не верь ерунде, будто он пустое место без Верховного, - враньё, он настоящий Вэй, настоящий Луч. Другим до него, как до неба. И ты можешь его уважать, гордиться им... преклоняться. Но любить его не пробуй. Он словно озеро в горах - сколько в него ни гляди, а ничего, кроме студёной тьмы, не отыщешь. Вот и Чен такой. Не пустой внутри, а вроде на замок запертый. А что не под замком, то ледяное. - Джаэлл вздохнул. - Руки отморозишь, вот и всё. Он не откроет этот замок. Не хочет. Или не умеет. Таких, как он, нельзя любить.
 Поднялся ветер, небо вмиг затянуло тёмно-сизыми грозовыми тучами, и мальчики поспешно ушли в дом. Чен лежал в траве, и по лицу с закрытыми глазами текли холодные капли дождя.
 
КАЭРИН
 
 Лишь единожды я осмелился спеть тот узор, а более не касался его ни разу.
 Он пришёл ко мне сам - он словно был наделён чувствами и желал стать мелодией Кружев. Красота его поражала: узор был завершённым и чётким в той же мере, как расплывчаты и неясны все легенды о Камне. Словами я не выразил бы истин, запечатлённых в нём; но там были разгадки всех тайн - и Знаки Огня, и суть Камня, и хитроумно запрятанная в легендах истина о Творителе. В узоре были сброшены все вуали Сумрака - как и всегда в рождённых Мерцаньем Кружевах Чар.
 Всё началось со Знаков Огня. Мне хватало времени на раздумья: пять лет я не брал учеников, не мог решиться после него. Взялся за научные изыскания, к коим всегда стремилось моё сердце, и лишь они отвлекали меня от горечи, от унизительно-безнадёжных выводов о моём "таланте" учителя, непомерно раздутом молвой и столь жалко лопнувшем на деле... от мыслей о нём. От невыполнимых желаний.
 То был первый день Знака Огня. Я был так уверен, что не мог думать о другом, заниматься другим. Узор сиял перед глазами, струился в жарком летнем воздухе. Он молил: "дай мне дыхание!" - и я вошёл в Кружева и выделил - вплёл - создал: песней, ароматом лесных трав, стремлением и прохладой, страхом и страстью неведомого мне сердца, близостью и непреодолимой бездной... Как беден язык слов!
 Узор не был призывом к Пламенеющему. Не был и указателем (я хотел спеть указатель, но оказался бессилен). Скорее, открывал он возможность, близость во времени, а не в тарах; впрочем, я не уверен. Узор (если я угадал Знак Огня) должен был явить мне, сколь вероятно, что Пламенеющий будет возле Творителя этим летом. И едва я вдохнул в него голос - он ожил яростно, неукротимо, оглушая меня, разрывая в несвязные ноты стройную песню моего Поля. Ясное небо в единый миг затянуло грозовыми тучами, задул резкий холодный ветер - летний день сменился ненастным, будто выдернутым из зимы. Но я заметил это позднее, когда течение песни было разорвано. Тогда же - не ощущал ничего, кроме узора, поющего вокруг - во мне - для меня - мною... что свидетельствовало неоспоримо: вероятность сближения не просто велика, сближение реально. И не в туманном будущем. Неистовый крик узора утверждал: оно свершается здесь и сейчас. Сегодня и в моём Поле. В моём Джалайне.
 Узор подхватил меня, как пушинку. Он властвовал - мне надлежало подчиняться. Огонь, который я искал, был рядом. Я стремился к нему всем сердцем, всей Чар, каждым завитком узора и каждой нотой песни; я уже не пел, я даже не кричал - остался лишь шёпот: "приди. Откройся, Огонь, приди к своему Творителю!" И если я верно определил свою роль, свою судьбу - сейчас он приближается.
 Тишина была болезненной, как удар бичом по обнажённому телу. Песня оборвалась неожиданно - я не успел ни выйти, ни защититься, ни даже понять, что произошло. Если бы он не вошёл так внезапно, не причинил мне столь сильной боли, не прервал именно эту песню именно в этот миг... Но случилось то, что случилось, и мои ошибки навеки вплетены в ткань Сумрака. О да, мальчик Джаэлл не заслужил столь сурового наказания, и поступил он, в общем, правильно, а мои действия далеко не безупречны... и лишь когда стук копыт перестал отдаваться в ушах, подумал я: не был ли растерянный, перепуганный мальчик, стоически выносивший боль, - тем, кого я искал. Не нашёл ли я своего Пламенеющего - и не понял, и почти готов был убить... Почему раньше не задал я себе столь очевидный вопрос, не связал поистине обжигающую нашу встречу с моим неведомым Огнём? Всё просто: другой огонь обжёг меня куда больнее. Он пылал с того мгновенья, как я услышал в голосе незнакомого ребёнка его голос, узнал изящную дерзость и красоту мелодий, столь хорошо знакомые мне... воспитанные мною. И этот огонь вмиг сжёг благоразумие, что бывало, увы, нередко. Ярость запалила меня, как высушенную древесину, и в ярости я сделал все до единой глупости, какие только успел. Кроме одной: я не пробовал вступить в бой. Победить его - даже в собственном Поле - я бы не смог. Ченселин всегда был сильнее.
 Он сразу назвал имя: Джаэлл. Ученик Ченселина Тариса. Почти мой ученик. Какое прозвище ждёт учеников моего Чена? "Дети боли Каэрина". И верно, боли хватало и детям, и учителю! А вот мальчик Чена, Джаэлл, к боли не привык, хотя явно шёл на Четвёртую Ступень. Но защищался неплохо. Мягко и незаметно, как Чен в своё время. И его попытку сразиться я заметил не сразу. Талантливый мальчик.
 Почему, ради Мерцанья, этого я не сказал его Магистру - моему Ченселину, моей гордости и боли - с таким спокойствием взирающему на мой гнев? Он коснулся слишком глубоких струн, когда встал на колени и обратился ко мне, как к учителю... он всегда умел превращать моё сердце в глину... а меня - в идиота. Именно ему я мог открыть правду: тайн моих он знал уже предостаточно. И именно ему зачем-то солгал. Даже если он не понял (а тут ложь просто слепила глаза!) - мальчик ему, конечно, рассказал.
 После я долго гадал, что задело меня больнее - его готовность к бою, изящно-ядовитое напоминание о враждебности Брэйвина... или просто его лицо... или нелепая уверенность: он и есть Пламенеющий. Мой лучший ученик, мой надменный Луч, сотворённый мною... изменивший мне. Холодный, гордый, не сознающий своего могущества Ченселин. Одинокий, юный, такой неопытный мальчик. Я держался с ним оскорбительно, насмехался над ним, а сам страстно желал сказать: дитя, ты идёшь по волоску над бездной, доверяя человеку, чьим именем пугаешь меня... друга. А он - друг ли тебе? Даже тому, чья судьба мне безразлична, не посоветовал бы я доверять безоговорочно Верховному Магистру Тефриана!
 Он ушёл, не оглядываясь, с Джаэллом на руках, и ускакал стремительно, как узник, освобождённый из темницы. А я смотрел ему вслед, чувствуя себя безумцем, поджигающим собственный дом. Мой Пламенеющий (я ещё не думал, что им мог быть Джаэлл) покидал меня в гневе - и я отпустил его. Он наконец-то пришёл ко мне - и что я натворил? Вышвырнул его за порог; и на его лице была написана решимость никогда сюда не возвращаться. Никогда не искать встреч и бесед со мною. Его ученик... мне стоило догадаться, что мальчик ценит своих учеников куда дороже, чем доброе расположение Каэрина Трента! Ещё один повод гордиться им. Пусть Звезда шипит колкости у меня за спиной, но я воспитал из него нечто большее, чем сведущий Магистр и могущественный Луч. Похоже, я сделал его Учителем.
 И, похоже, уж теперь-то оттолкнул его от себя навсегда!
 Песня Сближения спала в моей памяти. Лишь раз, в конце зимы, она пробудилась вновь. В тот день, гуляя, я забрёл далеко от дома: шёл, куда вели ноги, всецело уйдя в мелодии Кружев. И вдруг трепет предчувствия охватил меня - состояние, что переживает в своё время каждый Вэй. Но определить его суть, направление и цвет я не успел: узор Огня ожил и запел... закричал, точнее. Но его пробуждение обошлось мне куда дороже, чем в первый раз: вполне оправдав имя, которое я ему дал, он обжёг меня так сильно, что я вскрикнул от боли и потерял сознание. А когда очнулся, песни Огня уже не слышал - и, увы, предчувствие ушло вместе с нею. Не знаю, что желало поведать мне Кружево, но уверен: нечто неизмеримо важное произошло в Тефриане. Нечто новое явилось в Сумрак - неистовое, пламенное... грозное. Но отчего загадочное нечто - огонь, вспыхнувший на миг и пропавший бесследно, - кажется мне началом конца Тефриана?..
 
КНИГА СЕМИ ДОРОГ
 
 Таким тихим и печальным Вил бывал и прежде, но теперь Энтис думал о Пробуждении и терзался страхом за друга и чувством вины. Вил простил его (незаслуженно, в порыве щедрости, но не ему тут выбирать - терпеть жалость или суровое наказание). Но чем платить за то, что вот-вот он свершит?
 Они дошли до Черты и вновь свернули в лес. Энтис то и дело задерживался, иногда возвращался, выискивая приметы верного пути; Вил помогал, чем мог: старался не отвлекать. Энтис даже оглянулся пару раз, желая удостовериться, что друг рядом: не увидев своими глазами, в этом вполне можно было усомниться. В лесу Вил умел быть бесшумным и незаметным, как тень, как дикий зверь... или вейлин.
 Боги, с какой радостью согласился бы он помочь другу любым другим способом, пусть связанным с горем, с самой жестокой болью! Если бы Вилу стало без него легче, он сумел бы даже уйти навсегда. Но о расставании не может быть речи: Вилу он нужен. Вил сам сказал! Энтис вспоминал, и на сердце у него теплело... даже сейчас, когда впереди - тяжкий грех не только для Рыцаря, но и для всех, кто имеет понятие о чести. Нарушить слово. Ах, если бы он мог отдать долг, всего лишь войдя в эллин!
 Они стояли на одном месте так долго, что подозрения Вила окончательно переросли в уверенность: в предприятии с загадочной книгой, которая почему-то хранится в лесу, не всё ладно! Но спросить... вынудить Энта говорить о том, о чём он явно говорить не хочет...
 - Мы пришли. - Энтис прислонился к дереву; его руки бесцельно теребили край плаща. Вил никогда не видел друга столь растерянным: он выглядел так, словно вдруг ослеп или блуждает в густом тумане.
 - Энт... мой Дар всё равно бы пробудился. А если даже и нет, мне хватает того, что ты просто рядом.
 - О чём ты? - тихо спросил Энтис, не глядя ему в лицо.
 - Мне казалось... - Вил прикусил губу. - Да я сам не знаю. Помни, и всё. Ну, где твоя лесная книга?
 Энтис встал на колени и принялся осторожно разгребать ножом землю меж двух узловатых корней; и вскоре извлёк на свет свёрток в телячьей коже, покрытый плесенью и густо облепленный слизняками. Представив, в каком состоянии окажется книга, Вил едва не застонал, но сдержался и молча наблюдал. Энтис обтёр свёрток пучком травы, развернул, и там обнаружился второй слой кожи, уже почти сухой, потом третий, а из-под него показалась деревянная шкатулка размером в четыре ладони. Крышка была украшена замысловатой резьбой, а в центре искусно сплетались в узор буквы: Ф, К, Т.
 Энтис поднёс шкатулку к лицу и с нежностью коснулся букв губами. И тихонько объяснил:
 - Это имя отца. Феннел Крис-Тален. А вырезала мама. Она много вырезала из дерева... только всё сгорело. На, возьми, - и, рывком сдёрнув крышку, протянул шкатулку Вилу.
 Вновь обёртка из телячьей кожи тонкой выделки, а в ней - книга. И явно побывала в огне: кожаный переплёт обгорел и закоптился, и от названия, вытисненного серебром, осталось лишь две-три буквы. Вил покосился на безмолвного друга, положил книгу на колени и кончиками пальцев поднял переплёт.
 Она сохранилась куда лучше, чем можно было предположить по внешнему виду: до текста огонь не добрался, задел лишь края листов. И на первом из них алым золотом пылали слова: Книга Семи Дорог.
 - Давиат и Шер, - прошептал Вил, когда голос вернулся к нему. - О, Мерцание...
 - Что ты знаешь о ней? - с неожиданной резкостью спросил Энтис. - Расскажи.
 - Да, я... это легенда... - он облизнул высохшие губы. - У Вэй нет книг, они хранят знания в памяти. А один Магистр по имени Сирил умел видеть грядущее, и вот он узнал: через десять лет ужасная война погубит множество великих Чар-Вэй вместе с тайнами Чар. Долгие годы он записывал свои знания, и через десять лет появилась Книга Семи Дорог. Но Лучи Созвездия чтили древние запреты, и Книгу уничтожили. А Сирила убили. И то был первый день Войны Чар. - Он глядел на книгу, распростёртую на его коленях подобно птице с белыми крыльями. - Многим Вэй Сирил нравился. А Лучи - не очень.
 - Но о чём она? - спросил Энтис нетерпеливо.
 - О рождении Созвездия, и как Певец создал Поле над Тефрианом, и обо всех тайнах Чар. И легенды ещё говорят - она не сгорела в Огненной Башне. Сирил всё-таки спас её, и она по сей день существует.
 - Не сгорела в Огненной Башне, - прошептал Энтис. - Не сгорела вместе с нашим домом. Она умеет выживать в пламени. А я только знал, что она для Чар-Вэй. И где она.
 - Только - где она, - медленно, будто пробуя слова на вкус, повторил Вил и зажмурился. - Только...
 - Что с тобой? - обеспокоился Энтис. - Твой Дар?..
 - Твоя книга. - Вил открыл глаза. Он был очень бледен. - Если она настоящая... - он покачал головой, жалобно глядя на друга: - Энт, ради Мерцания, откуда она здесь?!
 - Отец, - с запинкой сказал юноша, - спрятал... после пожара. Она одна и уцелела... да ещё я. Я часто думал, зачем боги спасли меня, а не маму? Сердце отца не разбилось бы, они жили бы и сейчас, родили других сыновей... а так - я один! - он то ли горько усмехнулся, то ли всхлипнул, опустив голову.
 Вил закрыл книгу, погладил переплёт. Он мог бы сказать, что Энт один стоит и всех неродившихся сыновей своего отца, и всех живых Рыцарей в Тефриане, и никогда он, Вил, не устанет благодарить Судьбу и богов, что именно Энт не погиб в том пожаре... И с горечью думал: обидные слова я отлично умею говорить, а вот хорошие - тут язык у меня словно замерзает, как озёра холодной зимой. Много же ему пользы от друга, способного лишь насмехаться или с дурацкой физиономией молчать!
 - Энт, а он-то где её взял? И для чего Рыцарь хранил книгу о Чар?
 Энтис недоумевающе пожал плечами.
 - Он не объяснил. Просто привёл сюда, вырыл её и показал.
 - Молча? Прямо без единого словечка?
 - Н-нет. - Юноша заметно смутился. - Сказал, до пожара она была у нас дома... и она для Вэй.
 - И всё? - проницательно осведомился Вил.
 Его друг взял крышку от шкатулки и сжал в ладонях, пристально вглядываясь в завитки узора.
 - Он просил никому о ней не рассказывать. Кроме Алфарина, Лорда Мерцания, если он снова явится в Сумраке, - он нервно усмехнулся, не сводя глаз с узора. - Но это и значит: никому.
 - Да, - очень тихо произнёс Вил. - Это значит, никому. Почему же ты рассказал мне?
 Энтис медленно обвёл пальцем три буквы, вырезанные на дереве.
 - Потому что, по-моему, она тебе нужна. Потому что, виноват я или нет, всё равно из-за меня вышло твоё Пробуждение. Потому что... я обещал тому, кого давно нет в мире Сумрака... а ты пока ещё жив. И тебя она может спасти, а никому другому (кроме меня, добавил он мысленно) это ничем не повредит.
 Вил часто, неровно дышал. Туман обволакивал его и сгущался... или он сам растворялся в тумане?
 - Я был прав? С ней ты сумеешь обойтись без Магистра?
 Он слабо кивнул. Туман был сладким и бархатистым.
 - Будь она моя, я отдал бы без условий. Но я не могу. Из-за отца. Ты согласен дать клятву?
 Он кивал, почти не осознавая. О да, согласен, тысячу клятв, если надо... Книгу Семи Дорог... ему?!
 - Повторяй за мной, - сказал Энтис и негромко заговорил. Вил послушно повторял. Никому в мире Сумрака я не открою, где находится Книга Семи Дорог, из страха или жалости, ни тому, кто потребует, ни тому, кто станет молить, - кроме лишь Лорда Мерцания, если встретится он мне в Сумраке. Вилрей Тиин, ты клянёшься? Клянусь. И помни: если клятва будет нарушена, я уведу тебя за порог, за которым забывают. Тебе будет больно, мне страшно даже думать об этом, но если забудешь своё обещание, тебе придётся забыть и Книгу. Ты слышишь меня, Вил Тиин? Ты понимаешь меня? Да, о да, конечно...
 
 ... Туман, туман окутывал моё сознание и растворял тело; туманом был я сам. Далеко и глухо звучали слова сквозь бархатную сладость тумана... о, как далеко и глухо! Туман сгущался, голос Энта замирал, слова лишались смысла. Кружево пело. Только оно и было реальным в тумане - оно и Книга. Легенда. Чудо. Бесценный дар для самого талантливого и сведущего из Чар-Вэй - бесценный и для Верховного Магистра! - принадлежит Вилу Тиину, менестрелю-бродяге. О, Мерцание! Жизнь сотни таких, как я, не стоит этой книги! Чем смогу я расплатиться с человеком, который вложил её мне в руки? Что мне дать ему взамен?! О, добрые боги... Книга Семи Дорог - у меня!
 
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"