Исаков Николай Петрович : другие произведения.

4. Аврора

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Со времени основания Грозного и до горбачевской перестройки численность русского населения заметно преобладала. Она стала резко снижаться в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. К началу войны в 1994 году коренные жители уже были изгоями. Вся тяжесть немыслимых прежде испытаний пала на русских стариков...
  Аврора
  
   Чеченские министры в строгих костюмах сидели в ряд вдоль высоких стен приемной. Приметой тому, что снаружи тикал механизм войны, была только армейская униформа Фомина.
   Безмолвное общение между ним и министрами длилось уже полчаса, и оно чем-то напоминало игру. Все сидели, глядя вниз перед собой. Иногда кто-то из министров, вроде бы как неожиданно, поднимал глаза, но каждый раз встречался с взглядом Фомина и тут же вновь притапливал их к зашарпанному паркетному полу.
   Приемная была необыкновенно просторной. Прежде у этого помещения в монументальном строении "Гипрогрознефти", солидного даже для масштаба СССР проектного института, с величественным фасадом в стиле сталинского ампира, где подобие колонн внутри сочеталось с верхней лепниной, массивными дверями и мебелью, явно было иное назначение.
   Два дня тому назад Фомин уже был здесь. Тогда пресс-центр объединенной группировки федеральных сил переключил внимание журналистов с боевых действий, после череды которых наступило затишье, на работу правительства национального возрождения Чечни, переехавшего недавно в Грозный.
   Через приемную в тот раз Фомин провел группу российских и зарубежных журналистов к председателю правительства. Время встречи заранее было согласовано. Но Саламбек Хаджиев, увидев Фомина в приоткрывшуюся дверь своего кабинета, не стал прерывать беседу с заросшим седой щетиной чеченцем. Приглашающе махнул рукой.
   Гости занялись установкой микрофонов, светильников и видеокамер на треногах. Они невольно слышали, как благополучно для посетителя разрешилась его просьба о размещении семьи.
   С конкретной ситуации по жилью председатель правительства начал свой монолог для журналистов. Когда речь шла о роли иностранного капитала в восстановлении Чечни, он смотрел на зарубежных репортеров:
   - Миллиард долларов нужен для тех, кто лишился крыши над головой. Это как бы в чистом поле построить новый город.
   Говоря о российской власти и роли военных, Хаджиев поглядел на Фомина, будто хотел по выражению его лица увидеть реакцию федерального центра на свои слова, реакцию, как ожидалось, явно одобрительную.
   Речь главы правительства не соответствовала помпезному стилю здания проектного института, была эмоциональной, образной и на кавказский манер несколько витиеватой:
   - Я не выискиваю дудаевцев среди своего народа. Главное для меня: честные ли находятся рядом люди? Война идет жестокая, ошибки неизбежны.
  
   Кабинет Хаджиева вдруг стал центром мира, поскольку репортажи отсюда уже в тот же день открыли новостные выпуски иностранных телерадиокомпаний, заняли первые полосы ведущей периодики.
  
   []
  
   И вот сегодня Фомин на "взлетке" Северного в Грозном принял для сопровождения к Хаджиеву новую группу журналистов.
   Свой метод работы с ними глава правительства не поменял. Все повторилось чуть ли не до мелочей. Опять в момент появления гостей с видеокамерами Хаджиев продолжил беседу с рядовым посетителем и, вроде бы ненароком, успешно решил очередную жизненно важную человеческую проблему.
   Но теперь хозяин кабинета явно тяготился присутствием Фомина как участника его прежней беседы - новая встреча не отступала от старого сценария.
   Капитан высказал Хаджиеву пожелание дождаться журналистов в приемной и вроде бы как услышал за своей спиной его вздох облегчения.
   Уже там, в приемной, у Фомина с чеченскими министрами и начался обмен настороженными взглядами, чем-то похожий на игру.
   Фомин сидел спиной к двери в приемную. Краем глаза заметил, как из коридора вошел человек, сделал несколько неспешных шагов вперед и остановился.
   Это был рослый и грузный старик в светло-зеленом френче, одежде партийных функционеров СССР и Китая послевоенных лет, в папахе из золотистого каракуля на седой голове и белых бурках, в чем-то среднем между сапогами и валенками генеральского шика.
   Старик надолго замер. Затем он лыжным ходом, не отрывая подошв от пола, продвинулся к свободному и, наряду с этим, достойному его месту, значимость которого он, видимо, определил по совокупности признаков, известных только ему.
   Все это время перед ним почтительно стояли министры, которые поднялись со стульев уже при первом появлении старика. Встал и Фомин, в большей мере повинуясь общему порыву.
  
   []
  
   Старик тяжело опустился на стул. Интерес к нему был тотчас потерян. Напротив, министры с любопытством и открыто стали рассматривать уже Фомина. Те, кто сидел близко, даже попытались вступить с ним в разговор.
   Но Фомина еще не отпускала ситуация со стариком.
   - Это почетный гражданин Чечни?- спросил он молодого соседа, как позже выяснилось, министра здравоохранения.
   - Впервые вижу.
   - Отец Хаджиева?
   - Нет.
   - Но кто это?
   - Пойми, это просто старик, которого уважаемым человеком сделали его же годы. Это в наших традициях почитать старших.
   У Фомина не было сомнения в искренности этих слов. Но явно ожидаемого от него восхищения тем, что министры стоя приветствовали незнакомого старика, он не испытывал.
   В Чечне были и русские старики.
   До дудаевского правления русские составляли большинство населения Грозного, сейчас же эта статистическая доля стала измеряться двумя-тремя процентами.
   Такая статистика подтверждалась повседневными наблюдениями.
  
   []
  
   Как-то Фомин остановился на блокпосте у первого моста через Сунжу на севере города, чтобы поболтать с земляками. Старший поста Вихров затем подвел его к костру у подъезда девятиэтажки с входом в общий подвал, единственное сейчас место для безопасного жилья.
   Старик с постоянно выпадающим слуховым аппаратом, и без того, без батареек, вещью бесполезной, а также четыре по-городскому и для их возраста стильно одетых старушки в большом котле варили пельмени из омоновских запасов для бойцов отряда и, разумеется, с дозволенным наваром для себя. Они были весело настроены в предвкушении горячей обильной еды и незлобно подтрунивали над бородатым одноруким чеченцем. У такой же многоэтажки напротив тот сторожил два подъезда с квартирами, выкупленными у русских для своего горного аула. Получалось, как посчитали у костра, для чеченца одна квартира стоила десяток буханок хлеба.
   Такая арифметика стала также поводом для шуток:
   - А давайте мы сейчас за наши пельмени у него квартиры назад выкупим!
   - Пельмени-то свиные. Откажется.
   - А бедствует он по-настоящему, как и мы. Вон как смотрит - всех съесть готов.
   - Тихон, отнеси ему хлеба.
   - Если только на балкон обменяю с видом на море.
   Старик все же взял четвертинку порезанной к обеду буханки и пошел к голодному чеченцу, богатому двумя подъездами.
   Такая идиллия взаимоотношений была случаем редким. Фомин слышал еще о русском деде, бывшем фронтовике, который не опасался за свою жизнь в окружении чеченцев в горном селе Шатой. Тот боевыми подвигами и строгим образом своего мирного бытия выстроил вокруг себя крепость стенами крепче каменных.
   Но в Грозном никакие силы не могли бы спасти даже таких людей. Еще до новогоднего штурма морги были завалены неопознанными трупами русских стариков. После уличных боев случайно погибших было еще больше. Физически неспособные покинуть Чечню, обезноженные, раздавленные возрастом и болезнями, русские старики испытали горькую участь.
   Фомин видел, как сохранившая себя даже в дудаевские времена милиция пригородной Старой Сунжи избирательно осматривала неподвижные тела на улицах и поднимала в фургон хлебовозки только мертвых чеченцев. Их затем забирали родственники, хоронили на родовых кладбищах. По всей правобережной, по Тереку, Чечне над могилами подобием пик поднялись стальные трубы - знак тому, что жертва требовала отмщения.
   За русских стариков, мертвых, некому было мстить. Даже выживших и дождавшихся возвращения российских флагов не всегда можно было вывезти с места, не раз ими проклятого.
   На такой вот участок машина с Фоминым попала однажды, когда по дороге от блокпоста к комендатуре попыталась объехать переулками застрявший впереди бронетранспортер.
   Несколько тупиков дезориентировали водителя в местности.
  
   []
  
   Помогли русские хозяева небольшого кирпичного дома с ржавыми дугами в сплетениях голых ветвей кустовых роз по всему двору.
   Это была семейная пара: люди глубоких лет, но еще передвигавшиеся уверенно, без подпорок в виде клюки, иной палки и без помощи друг друга. Их явно привлек звук автомобиля, и они вышли за калитку. В уставших глазах стариков одновременно читались радость, какая могла быть у русских людей в Грозном при встрече с российскими военнослужащими, и некоторое пока необъяснимое разочарование.
   Фомин узнал, как выехать на комендатуру, но старики не спешили с ним расстаться.
   Они были сдержаны в своих рассказах о пережитом. Если один из них вдруг начинал делиться пронзительными описаниями прошлых мук и лишений, то другой незамедлительно выводил разговор на уровень общих суждений.
   От предложенных Фоминым денег отказались в один голос. Старик удержал руку хозяйки, потянувшейся было к двум упаковкам с армейскими сухпайками. Возмущаясь, он развел руками, трудно, словно подбитая птица попыталась расправить уже непослушные крылья:
   - Это где-то в окопах два бойца из-за нас с вами останутся без еды. Об этом прежде всего думать надо.
   Фомин даже не понял, что скрывалось больше за этим отказом: от прежнего образа советской жизни с ее идеологическим наполнением или от старческой наивности уже как болезненного явления, а, может, разом от всего понемногу.
   - Если хотите помочь, помогите вот чем...
   Старики просили позвонить их сыну в город, которому три года тому назад было возвращено первое историческое имя, но который они все еще называли Ленинградом.
   Фомин под диктовку хозяина стал записывать сведения о его сыне:
   - Он у нас один. Служит на флоте. Капитан второго ранга.
   - Как зовут?
   - Вилий Рэмович. Я, отец, значит, Рэм. Мои родители так учудили со мной. Слили вместе первые буквы от Революции, Энгельса, Маркса. Я продолжил семейную традицию. Вилий - это уже в честь Владимира Ильича Ленина.
   Старик вздохнул и продолжил вполголоса, будто ставя собеседника перед выбором - хочешь слушай, хочешь нет. Но высказаться ему явно требовалось.
   - Для полного революционного набора внучку надо было Октябриной назвать. В октябре она родилась. Сам бог велел, - старик усмехнулся. - Это я к слову сказал. О боге. Простите атеиста. Невестка назвала внучку Минни, как американскую мышку из мультфильма. Времена поменялись. Понятно, что появились другие идеалы. Размерами с мышь.
   Фомин в тот же вечер за мелкую мзду на узле штабной связи в аэропорту Северном получил доступ к междугороднему каналу.
   Телефонную трубку на питерском конце провода подняли не сразу:
   - Слушаю.
   - Агафонов Вилий Рэмович?
   - Да. Вы из налоговой?
   - Нет.
   Тут же женский голос рядом с незримым телефонным собеседником прокомментировал слова Фомина:
   - Врет. Кому еще знать, как тебя точно зовут. Когда же они там успокоятся?!
   Фомину пришлось дополнять свой односложный ответ:
   - Звоню из Грозного по просьбе ваших родителей.
   - Ты чеченец? Насчет денег?
   - Какие деньги? Просили передать, что живы-здоровы. Будут ждать вас сколько надо...
   - А сколько надо?
   - Вам решать. Но лучше их забрать из Грозного.
   - Они так плохи?
   Женщина рядом с сыном грозненских стариков вновь продолжила с ним спор не для ушей Фомина: "Где мы их поселим? Минни отдельная комната нужна. Она уже о женихах думает".
   "О Микки Маусе?" - чуть не произнес Фомин.
   - Дай сюда! - Женщина завладела телефонной трубкой. - Они прямо так и сказали, чтобы мы их забрали?
   - Я также ношу погоны, как и Ваш муж, и говорю о том, что видел сам. Они на шум каждой машины выходят. Ждут вас.
   - Не по сторонам вам надо смотреть, а людям условия для спокойной жизни создавать, чтобы жили там, как прежде. И вообще наши родные - это наши проблемы, - телефонное общение резко оборвалось.
   Фомин с оказией передал Вихрову с блокпоста записку для старой четы Агафоновых. Написал им, что смог дозвониться до Питера. Но разговаривал, мол, только с их невесткой. С ответом от сына надо ждать, поскольку Вилий Рэмович на полгода ушел в дальнее плавание.
   Капитан также попросил Вихрова передать с запиской котелок омоновских пельменей прямо с огня:
   - От всего другого они откажутся.
   - Ну, что? Навестил моих стариков? - через пару дней поинтересовался Фомин у Вихрова, не слезая с брони притормозившего на мгновение "бетээра".
   - Пельменям обрадовались, твоей записке - нет. Дед был уверен, что ты не дозвонился до Питера. Может, и не пытался даже, - Вихров развел руками, точно копируя в жестах старика, похожего на подбитую птицу.
   Даже голос его повторил:
   - Какое дальнее плавание, дорогой, если сын служит на "Авроре"!
  
   []
  
  
  Фотоиллюстрации для СИ использованы из открытых сетевых источников. В печатном издании книги приводятся фотоснимки из архива автора.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"