Прежде старые кварталы, где проживают представители правящей элиты, содержались в идеальном порядке. Долгое время действовал закон, запрещавший торговлю под окнами респектабельных господ, дабы избежать появления на улицах выходцев из низших слоев общества. Единственными представителями не знатного происхождения оставались жандармы, но даже они проходили тщательный отбор и с легкостью лишались места за малейшую провинность.
Дома в старых кварталах расположены так тесно, что буквально заглядывают друг другу в окна, что лишь усиливает ощущение замкнутости местного общества. Впрочем, несмотря на родовитость большинства домовладельцев, в наше время среди них попадаются и содержатели гостиниц, и актеры, и владельцы крупных лавок и мастерских. Особняки старых кварталов вынужденно открывают двери всякому, у кого водятся деньги, независимо от рода их занятий и родословной. Следы легкой запущенности не мешают району сохранять определенную привлекательность, основанную, главным образом, на очаровании власти и принадлежности чему-то эксклюзивному.
Если за мной ведется слежка, а, как следует из беседы со следователем, так оно и есть, визит к Айку вызовет немало вопросов, и сопровождающий меня Бернард защитит лишь от части. Во всяком случае, ни у кого не будет повода упрекнуть меня в легкомыслии. Для молодой вдовы это весьма неплохо, пусть и недостаточно.
Решение прибегнуть к крайним мерам пришло почти сразу за новостью о преследующем Цера духе. Если уж таинственный недоброжелатель взялся за Алексо, выбора у меня не осталось.
Мы с Бернардом останавливаемся у небольшого трехэтажного особняка, пережившего, по всей видимости, далеко не одну попытку привести в порядок запущенный фасад. Я ещё раз сверяю адрес - все верно.
- Разве этот господин не баснословно богат? - уточняет Бернард, осматривая дом.
- Возможно, богаты лишь его родственники, - пожимаю плечами я, кивком головы давая понять слуге, что самое время постучать.
В дверях нас встречает молоденькая служанка, запыхавшаяся от бега - кажется, в доме Айзека принято встречать гостей без особых церемоний.
- Я доложу, - бросает девушка и быстрым шагом направляется прочь.
Эта простота и даже некоторая небрежность вызывают у меня симпатию, Бернард же, как редкий профессионал своего дела, недовольно сдвигает брови и провожает служанку взглядом, полным презрения.
Мы ожидаем в небольшом холле: круглое окно в крыше делает комнату светлой и почти воздушной; обстановка, несмотря на внешнюю скромность, подобрана со вкусом и выглядит вполне достойно. Стены украшены подвесными вазами с живыми цветами, их лепестки таинственно сияют в солнечных лучах.
Вскоре к нам выходит красивая молодая женщина, чей вид и манеры свидетельствуют о высоком происхождении, но никак не указывают на статус в этом доме.
- Маделейн Кароли, - кокетливо взмахнув юбками, незнакомка приседает в изящном реверансе. Вся она - красивое лицо с большими глазами, тонкий стан, изящные ладони - дышит невероятной энергией; жизнь, бурлящая в этой женщине, бурным потоком изливается в окружающий мир, завораживает и сбивает с толку.
- Эвелин Лурье, - киваю я в ответ.
- Мы так официальны! - с безобидным смешком замечает Маделейн, - А ведь я давно мечтаю познакомиться с вами.
Я вопросительно молчу, подавленная исходящей от нее силой - силой, рожденной в безудержном стремлении к радости.
- Айк обожает рассказывать о своих увлечениях, - поясняет молодая женщина, - А вы для него - ценнейший объект интереса.
Замечаю, как в ответ на это заявление кривится Бернард.
- Моя персона не заслуживает столь пристального внимания.
- Вы так милы, дорогая Эвелин, - улыбается Кароли, складывая ладони домиком, - Но нет нужды скромничать: с тех пор, как вы и ваша чудесная собака появились в городе, все разговоры в этом доме неизменно сводятся к трагедии, постигшей семью Густава и самого Густава, разумеется.
Возможность знакомства Карего с Маделейн вызывает горькое чувство досады: муж никогда не казался мне более чужим и незнакомым, чем теперь. Поразительно, но мы с Кароли могли видеть в нем совершенно разных людей.
- Буквально вчера имел место очень неприятный инцидент, - продолжает женщина, - Некто, не буду уточнять кто, имел наглость заявить, что вы и ваш дар приносите вред. И это при Айзеке! Какой случился скандал, видели бы вы. Праздник был испорчен...
Меня смущает столь неприкрытое внимание со стороны незнакомых мне людей, даже если собеседница все преувеличила. Стараясь избежать дальнейших разговоров о себе, меняю тему:
- Айзек почтит нас своим присутствием?
- Ох! - искренне спохватывается женщина, - Как неловко! Пройдемте.
Она увлекает нас прочь из уютного холла.
Зала, в которой мы оказываемся, напоминает скорее женский будуар, нежели кабинет, где принимает мужчина - стены, обитые тканью кричащего оранжевого цвета, портреты пышногрудых молоденьких девушек в праздничных нарядах, заключенные в изящные рамы, резная мебель, фарфор тонкой работы, огромные букеты свежих цветов, аромат которых слышен ещё в предваряющей зал узкой картинной галерее, станок с вышивкой, брошенной на половине, и столик с множеством баночек, заполненных ароматами, вызывающими стойкое предчувствие некого таинства, доступного лишь женщине.
Айзек сидит, раскинувшись на софе, одетый в костюм для верховой езды и с такой небрежной прической, словно только поднялся с кровати.
- Миссис Лурье, - мужчина одним рывком вскакивает с софы и кланяется.
- Доброе утро, - отзываюсь я, взглядом отправляя Бернарда прочь из залы. Мы с Айком не одни, присутствие слуги кажется мне лишним.
- Искренне рад вашему визиту, - признается мужчина, глядя на меня с нескрываемым восторгом, и жестом приглашает сесть.
- В чем будет состоять помощь, которую вы готовы оказать? В чем будет выражаться ваша забота о моей безопасности, и что вы потребуете взамен? - устроившись на пуфе, перехожу я прямо к делу.
- Без предисловий, - Айзек улыбается и кивает как бы сам себе, - Я сделаю все, что в моих силах, и даже больше, лишь бы вы стали добрым другом мне и моей семье.
- Сначала вы пытались запугать меня, а теперь делаете столь щедрое предложение?
- Запугать? Помилуйте. Я всегда веду открытую игру.
- А как же ночное нападение?
- Мне жаль, что вам довелось пережить нечто подобное, но я не имею к этому случаю никакого отношения, уверяю вас. Единственная допущенная мною вольность - ваше похищение: но я совершил его собственноручно, не скрываясь, и, как мне кажется, вел себя не очень угрожающе.
- И имя Шемора Купера вам тоже незнакомо?
- Отчего же, он брался за парочку щекотливых дел, желая помочь кое-кому из моих друзей, но личного знакомства я с ним так и не свел. Вращаемся в разных кругах, знаете ли. Мою семью представляют юристы более высокого уровня.
- С чего мне вам верить?
- Ни с чего, - обезоруживающе улыбается мужчина, - Но зачем мне лгать? У вас и без того достаточно причин сидеть передо мной.
- Что вы понимаете под дружбой? - возвращаюсь я к цели визита.
- Мне хотелось бы видеть вас в лучших домах города. Это не потребует присутствия на всех без исключения торжествах, но люди должны узнать о нашей с вами взаимной благосклонности.
- Это сопряжено с некоторыми трудностями, но вполне возможно, - сдержано соглашаюсь я, не чувствуя по этому поводу ни капли воодушевления.
- Я понимаю, что вы женщина далекая от света, но моя дорогая Делейн окажет всю необходимую поддержку в столь щекотливом деле. Так же всячески приветствуется присутствие вашего сына. Это, надо полагать, не составит большого труда? Хотелось бы сделать акцент на наследии вашего покойного супруга. Уверен, ребенок двух столь одаренных людей произведет на светскую публику должное впечатление.
Мне неприятно слышать о себе и своем сыне, как о ценном активе, но я сдерживаю неприязнь, скрывая ее за коротким кивком, выражающим согласие. Коль скоро я решилась на сотрудничество, следует иметь ввиду все его выгоды и условия, даже такие, как это.
Тем временем, в гостиную входит высокая безвкусно одетая женщина с болезненно тонкими руками. Взгляд больших глаз, делающих незнакомку похожей на испуганного оленя, направлен на Айзека. Густые темные брови на узком лице закономерно подчеркивают всю нелепость ее вида и непривлекательность черт.
- Прошу любить и жаловать! - Айк заметно оживляется и нежно целует гостью в ладонь, - Димитрия Петрова, наша дальняя родственница и мой близкий друг.
Мы все чинно обмениваемся любезностями.
На первый взгляд Димитрия производит впечатление существа нервного и суетливого, и где-то в глубине ее больших глаз читается необъяснимая тоска, возможно, озлобившая ее, но скорее повергшая в душевное оцепенение, не исключающее, впрочем, внешних проявлений поверхностных эмоций.
- И, возвращаясь к теме беседы, хочу пригласить вас сегодня в дом моих родителей, составить официальное знакомство, - добавляет Айк.
- Уже сегодня? - я не ожидала, что события будут развиваться столь стремительно. Сражение в подвале, появление духа Карего, его способность здраво мыслить и говорить со мной, не ограничиваясь гневным рыком, сокровища, которые он как будто охраняет, и так меня порядком взволновали. Теперь же, чтобы подтвердить намерение делать для семьи Айка грязную работу, потребуется все мое обаяние и все мужество, на какое я способна перед лицом высшего света.
- Разве к тому есть какие-то препятствия? - улыбается Айзек.
- Я представляю законы, по которым живет общество, где правят деньги, связи и даруемая ими власть, мне ничего не стоит предсказать бурю негодования, что поднимется в ответ на мое появление среди новых друзей. Мирта - инструмент, я - мастер, но ничто не изменит того факта, что мы с ней опасны и презираемы. Густав имел определенный вес, это очевидно, но он мужчина, к тому же не из робких. А я? Я молодая женщина, мать и практически банкрот.
Лицо Айзека вмиг приобретает серьезное выражение.
- Милая Эвелин, - взволнованно начинает он, - Вы вправе сомневаться. Любой бы на вашем месте испытывал обеспокоенность своей дальнейшей судьбой, но теперь вы и ваш сын - и моя забота. Вы остались без поддержки мужа, что само по себе крайне печально, но на пути встречаются опасности куда более грозные, нежели обычная борьба с бедностью. Я обещаю вам защиту, в ответ жду лишь взаимного внимания к нашим бедам. Не скрою, в доме моего отца вас ждет испытание. Оно неизбежно ввиду привычек и представлений тех людей, что там соберутся, но моя семья всецело на вашей стороне. Вместе мы на многое способны. Решайтесь - ничто не закаляет женскую волю так, как сплетни и шепотки за спиной, - Айк заканчивает свою отповедь улыбкой.
- Дорогая, - кажется, будто голос Маделейн дрожит от искренней тревоги, - Я ни в коем случае не дам вас в обиду. Богатство и знатность не обязательно делают человека подлецом. С моей помощью вы сведете знакомство с замечательными людьми.
- Вечер обещает быть приятным, - внезапно замечает Димитрия тихим голосом, - Будут иностранные гости, господа достойные во всех отношениях.
Айзек воодушевленно кивает.
- К тому же, - продолжает Димитрия, словно рассуждая наедине с собой, - Никто не волен диктовать вам, с кем общаться, и как долго выражать почтение хозяевам дома.
Я молчу, не сопротивляясь внезапному напору. Мнение Димитрии несет в себе какой-то особый вес и даже некоторую успокоительную силу, возможно, всему виной ее выдержанный тон, заметно противоречащий манере держаться в беседе: во время разговора женщина излишне жестикулирует, выражая, тем самым, свойственное ей стыдливое волнение, не покидающее даже рядом с близкими людьми, и оттого ставшее привычным и неотъемлемым. Айзек же откровенно любуется некрасивой родственницей, жадно ловя каждый нервный жест, каждое незавершенное движение или слово, произнесенное робко, почти с неохотой.
Маделейн избегает смотреть на Димитрию, угадывая в ней опасность, очевидную и для меня. То, насколько облик женщины не соответствует эффекту, производимому на Айка, заставляет видеть в ней соперницу, даже не имея собственных видов на единственного мужчины в комнате.
- Вы прекрасно справитесь с отведенной вам ролью, - Димитрия сопровождает свои слова прямым открытым взглядом, не позволяющим усомниться в правильности ее заключения.
- Полностью согласен, - оживляется Айзек, - Вы немало пережили, этот опыт сослужит хорошую службу в столь щекотливом деле, как вхождение в свет.
- Вы особенная, что высоко ценится в среде людей пресыщенных и избалованных властью, - невозмутимо замечает Димитрия, словно оскорбление, содержащееся в ее словах, не затрагивает Айзека и его близких.
- Благодарю, - отвеваю я. Айк и Кароли предпочитают никак не комментировать последнее замечание.
- Надеюсь, дело решенное, - невольно потирая руки, провозглашает Айзек, - Я пришлю экипаж, чтобы вы наверняка поспели до начала комендантского часа. Утром вас в целости и сохранности доставят домой.
- Я провожу, - не дав возможности продолжить разговор, вызывается Маделейн и уверенно берет меня под руку. Айк кланяется, Димитрия молча провожает нас взглядом.
Бернард терпеливо дожидается в картинной галерее, без особого интереса изучая портреты и пейзажи, стоящие, полагаю, немалых денег.
- О вас справлялся странный мужчина, больше похожий на высохшее дерево, чем на человека, - замечает Маделейн, поддерживая беседу, - Интересовался похищением, которое так умело разыграл Айзек. Ох, ему нечего было предъявить без показаний с ваших слов! Только имя никак не вспомню... Александр... Але...
- Алексо.
- Верно! Алексо. Айзек так потешался над ним. Оказывается, им довелось состоять при одном интернате. Ума не приложу, как люди столь разного положения могли оказаться в одно время в одном месте, да ещё и на несколько лет. Полагаю, все дело в деньгах.
- Должность старшего следователя довольно почетна.
Упомянув об Алексо, Кароли вернула меня к мыслям о духе, что преследует следователя. Тот ли это дух, что, по его мнению, посодействовал смерти Карла и душеприказчика моего мужа? Если так - то почему Цер все ещё жив?
- Служители порядка неизменно вызывают у меня тревогу, - рассеянно продолжает Кароли, - Я сразу начинаю перебирать в голове все свои грехи, - женщина многозначительно улыбается, - И пусть в судебном порядке наказание за них не полагается, я все равно беспокоюсь.
Вопреки ожиданию мы оказываемся не в тесном холле, с которого началось наше знакомство с особняком, а в просторной светлой зале, лишенной какой-либо обстановки - ни мебели, ни украшений, лишь стены, обитые нежно-голубой тканью. Бернард вопросительно поднимает бровь, пристально глядя на меня, я лишь пожимаю плечами - Маделейн так увлечена своим монологом, что не замечает нашего обмена знаками.
- Вы, верно, удивлены, что столь непримечательная особа, как Димитрия, заслужила нынешнее положение? - небрежно бросает Кароли, с присущей ей грацией пересекая комнату по направлению к высокому окну, ведущему на балкон.
Я вежливо отмалчиваюсь.
- Так вот - никакая она Айзеку не родственница! - сочтя мое молчание достаточным основанием продолжать, объявляет она. Бернарда Маделейн как будто не замечает, - Димитрия - предмет его болезненной гордости, только и всего. Все люди с нежностью относятся к памятным вещам и хранят их. Эта молчаливая славянка, словно такая же вещица, напоминает Айзеку о единственном благородном и, как ему кажется, бескорыстном поступке, который он совершил в жизни: вызволил ее из одного жуткого места где-то в горах. Теперь судьба собственной добычи кажется ему величайшей ценностью.
Женщина встречается со мной взглядом и немного растерянно поясняет:
- Не подумайте, Айк к ней вполне искренен, и старательно подыскивает достойную пару. Но все же - кому она нужна, кроме него самого?
Несмотря на нервность, Димитрия не показалась мне такой уж беспомощной. Она прекрасно осознает свое положение и отношение к ней Айка. Понимает ли это Кароли?
- Айзек любит счастливые истории, - продолжает Маделейн, - Увидите, вскоре он возьмется и за вас. В свете непременно найдется кто-то вам по душе.
- Это лишнее, - отзываюсь я.
- Понимаю, вы не привыкли соответствовать требованиям света. Любовь, моя милая, это буря, в которую обязательно бросается всякий желающий покалечить себя за прежние прегрешения. Любовь - это искупление за проступки наших слабых душ. Вы же, как будто, безгрешны и верны покойному мужу. Подобная преданность похвальна, но бесконечно устарела, как и благочестие.
- Дело не в Густаве, - возражаю я, - Не хотелось бы затрагивать тему моего вдовства.
- Ох, простите, - насмешливо извиняется Кароли, - Не вы первая, не вы последняя. Куда важнее будущее, которое, если вы не отыщите состоятельного мужа, будет лишено всякой радости.
- Те блага, что гарантирует мне дружба с Айзеком, достаточное основание с вами не согласиться.
Маделейн отвечает мне взглядом, полным ревнивого раздражения.
- А вы не так просты! - почти с восхищением замечает она и уже спокойнее добавляет, - Оно и к лучшему. Айзек рассчитывает на вас, а в нашем деле слабым не место.
![[]](/img/i/isaewa_j_w/evel_lurie17/96a55c4382da2e85175fb0901e67ae62.jpg)