Решение приходит за секунду до того, как старик Марс серой тенью налетает на меня с высоты. Я вскидываю руки и едва успеваю отразить стремительную атаку. Старик избегает удара ножом, его лицо выражает гнев. Встаю спиной к двери, ограничивая, таким образом, доступ к себе. Карл вьется под потолком, выжидает, все прочие призраки затаились, словно не желая перечить его воле, словно я - лишь его трофей.
Я собрана и спокойна, Марс не может не понимать, что в моих руках единственное оружие, способное его побороть. Пришло время доказать, что уроки Карего не прошли даром: легко угадываю следующий выпад, лезвие скользит по призрачной плоти, не встречая сопротивления - материальное сталкивается с энергией человеческой души, оставляя глубокий след на призрачном бедре Карла. Рана не кровоточит, но причиняет некоторые неудобства - силуэт старика на несколько мгновений теряет четкость. Подвал сотрясает яростный вой. Разгневанный зверь неминуемо теряет бдительность - увереннее перехватываю кинжал, готовая к атаке, и, как только Карл приближается, наношу быстрый выверенный удар в бок.
К счастью, став призраком, никаких новых навыков или боевых умений умерший не приобретает, передо мной их единственное преимущество - скорость. До сих пор мне везло, и я не сталкивалась с духами, бывшими при жизни профессионалами рукопашного боя. Марс таким тоже никогда не был. Пусть он больше не страдает старческой немощью, единственные его союзники - стремительность и холодный расчет, на который он и при жизни не был способен.
Рана в боку зияет неровной пустотой, но Марс не хватается за нее, как сделал бы человек, он просто парит над самой поверхностью пола. Испытываю глубокое удовлетворение этим странным реваншем: неприязнь свекра никогда не была для меня секретом и, как бы я ни храбрилась, старик порядком подпортил мне жизнь.
Чувствую, что дух решается на новый рывок. Карл, наконец, осознал исходящую от меня угрозу, но природное упрямство и недоступные моему пониманию силы, пленившие его в этом подвале, не дадут ему отступить.
Моя догадка верна: кажется, будто старик отступает, но вот, спустя какую-то долю секунды, его лицо оказывается в нескольких миллиметрах от моего. Я со спокойной уверенностью встречаю туманный взгляд, полный удивления и боли: рука с кинжалом утопает в животе Карла по самый локоть.
Всплеск энергии вжимает меня в дверь, прежде служившую надежным тылом: боль такая сильная, словно ещё чуть-чуть и лопнет каждая кость в теле. Зажмуриваю глаза и сжимаю кулаки - внутреннее напряжение позволяет не потерять сознание.
Давление исчезает почти так же быстро, как возникло; становится светлее и заметно теплее. Теперь, пусть и на время, это обычный сырой подвал обычного старого дома. Даю себе несколько минут оправиться от удара: голова гудит, и руки слушаются с трудом, но я выстояла, и волнительное предвкушение от прикосновения к закрытой двери придает мне сил.
Все прочие духи будто растворяются в темноте пустых углов. С ними не произошло ничего, что, как правило, сопутствует упокоению, следовательно - они просто сбежали, оставив свой пост у панно, сразу, как ритуальный клинок пронзил самого озлобленного из них - старика Карла.
Осознав, что в подвале наступила тишина, и нет никакой угрозы, я поворачиваюсь к двери. Она все ещё приоткрыта, что-то, скрытое за ней, манит меня, я чувствую это всем телом - что-то пугающее и удивительное. Больше не медля, осторожно отворяю резные створы.
За дверью лестница: вижу лишь верхние несколько ступеней, уходящие в темноту. На каменной стене справа - кладка выглядит очень старой, не принадлежащей этому дому и времени - замечаю короткое древко факела, воткнутое в узкий бронзовый желоб. Дерево гладкое и теплое на ощупь. Смола легко загорается, так что я оставляю фонарь на верхней ступени в качестве маячка и начинаю спуск с факелом в руке. Его свет выхватывает из темноты каменные стены по обеим сторонам лестницы: камни блестят от влаги, их покрывают бурые потеки и сероватый мох. Вскоре стены резко выравниваются, а булыжники ступеней сменяются ровными досками, которые выглядят прочными, почти новыми, словно кто-то не так давно произвел их замену. Следом вместо стен огонь факела высвечивает корешки книг. Лестница, окруженная огромными стеллажами, выводит меня в высокий просторный зал без единого окна. Несмотря на полное отсутствие естественного света, факел мне больше не нужен - я тушу его и оставляю у подножия лестницы в специальной стойке. Помещение освещается будто бы само собой - ни ламп, ни других возможных источников света на первый взгляд не видно.
С замиранием сердца принимаюсь осматривать многочисленные шкафы и полки. Все же, какая ирония! Карл жил над главным сокровищем сына, о чем не имел ни малейшего понятия. Вот они вероятные мотивы, побудившие неизвестного или очень даже знакомого убийцу прикончить старика: бесконечные ряды книг на редких языках, многочисленные артефакты, поражающие разнообразием и, подчас, настолько странные, что невозможно даже предположить, для чего используется та или иная вещь. Тайник опытного колдуна и удачливого коллекционера, сокрытый под прогнившими досками пола одного из самых запущенных жилых домов в пределах нескольких кварталов.
Книга, сокрытая в полах моего платья, прежде могла храниться лишь в таком удивительном месте, как это. Вероятно, никто, кроме носителя нашего с Карим дара, не смог бы проникнуть в хранилище, даже если бы по какой-то причине прознал о его существовании. Мирта почувствовала это место, она узнала о нем, ведь ее дар, в отличие от моего, буквален и независим. К тому же - у нее неразрывная связь с Густавом, в каком бы из миров он ныне ни пребывал. А это место - его наследство, точка, к которой я шла с той дождливой ночи, когда получила прощальное письмо.
Дрожащими от волнения пальцами достаю книгу, оставленную для меня Карим. Она - всего лишь песчинка в бесконечном море тайн, знакомство с которыми, как я подозреваю, мне ещё только предстоит. Густав пожелал открыть доступ в свой мир лишь в том случае, если с ним самим что-то случится. Знаю, что не ошибусь, предположив, что виной тому опасность, грозящая всякому, кто прикоснется к секретам подземного хранилища.
Дух Карла был видим и осязаем вопреки всему, что я знала до сих пор, значит, и человек, с которым боролся Купер, мог быть и не человек вовсе - вдруг для подобной версии у Алексо имеется больше оснований, нежели он захотел раскрыть? Шемор не похож на того, кто способен управлять бестелесными существами из мира мертвых. Стало быть, он или невиновен, или сотрудничает с кем-то куда более могущественным, чем мне представлялось.
Если неизвестный так плотно взялся за дело, как это выглядит теперь, то за мной могли проследить, нельзя допустить, чтобы кто-то заподозрил о существовании тайника или о том, что он найден. Карла убили в этом доме, и нельзя поручиться, что это всего лишь случайность.
Моя собственная самонадеянность и неукротимое стремление во что бы то ни стало оправдать Шемора, чье негодование относительно моих подозрений выглядело столь искренним, вызывают во мне удивление и протест. Как я могла так увлечься, что проигнорировала все те опасности, что влечет за собой то, чем я в эту минуту занимаюсь? Все эти удивительные сокровища послужили причиной смерти как минимум двух человек, и это только то, что мне известно наверняка.
Невольно перевожу взгляд на книгу, что продолжаю сжимать в руках. К чему было хранить ее за пределами таинственной библиотеки, буквально созданной для подобной вещи? Почему Густав выделил ее из прочих? Уверенно переворачиваю страницы и заглядываю сразу в середину. Еще недавно неузнаваемый текст, написанный на неизвестном языке, обретает знакомую форму: буквы послушно складываются в слова, и смысл их столь ясен, что от неожиданности я несколько раз нервно моргаю.
Уверенно перелистываю страницы, убеждаясь, что в моих руках книга заклинаний, которую, что очевидно, Карий желал сберечь. Похоже, перед его исчезновением в этом огромном хранилище не нашлось ничего более ценного. Он чего-то хочет от меня, я чувствую это так же хорошо, как ссадины на своих ногах от соприкосновения с той стороной. Они проступают на моей коже, вызывая зуд, так и мысль о неких намерениях Карего, переданных мне посредством книги, о сути которых я пока даже не догадываюсь, жжет меня изнутри, заставляя чувствовать себя ненадежной, глупой и отчего-то глубоко униженной.
Я растерянно осматриваюсь в поисках места, куда бы присесть - в связи с происходящим на меня наваливается неожиданная слабость. У одного из шкафов обнаруживается узкое кресло с настолько истертой обивкой на подушке, что на первый взгляд она кажется и вовсе простой деревяшкой.
Книга все не дает мне покоя, и, даже прекрасно понимая, что пора выбираться из хранилища и возвращаться домой, я все равно вновь открываю ее. Предпочитаю не рисковать, зачитывая заклинания полностью, поэтому лишь просматриваю некоторые строки, наслаждаясь богатством языка; кажется, будто тексту без малого тысяча лет, впрочем, не исключено, что так оно и есть.
- Во имя времени воплотиться, во имя будущего... - произношу я, пробуя слова на вкус, - ...силу обрести.
- Мне так часто снился твой голос..., - звук возникает из ниоткуда, заставляя меня замереть от ужасного предчувствия. Я крепко сжимаю в руках книгу, словно в ней мое спасение, - ...если, конечно, мои видения можно назвать сном.
Сижу неподвижно, уставившись в пространство, и не могу поверить, что слух меня не обманывает.
- Ты на меня так выразительно не смотришь, - раздается голос призрачного Густава. Голос - такой до боли знакомый и такой давно забытый - звучит вокруг меня словно бы везде, из каждого уголка.
- Руфь, - Карий зовет меня прежним именем, я молчу, он повторяет уже громче, - Руфь!
Первый шок проходит, теперь мне хочется бежать прочь, спеша улизнуть с того места, где пришлось испытать унизительную слабость. Я вскакиваю на ноги.
- Не так быстро, - предостерегает голос, угадывая моё намерение.
Неприятно быть женой, дичащейся неуспокоенного духа собственного мужа. Неожиданно и как-то неуместно в памяти возникает образ Ника, парнишки, влюбленного в меня так давно, словно с тех пор я превратилась в глубокую старуху. Его пылкая юношеская любовь казалась мне излишней. Во всем - и в нежности, и в заботе, и в ревности - он так увлекался, что вызывал, тем самым, одно лишь раздражение. Густав же напротив - вовсе не давал мне любви, долгое время внушая неуверенность и страх. Не будь наша помолвка тщательно спланирована, я бы ни за что не решилась связать жизнь со столь неприступным мужчиной, в итоге так предусмотрительно очаровавшим меня полным отсутствием интереса. Теперь этот мужчина мертв, и мне предстоит ответить его неупокоенной душе.
- Густав, - выдыхая я, удивляясь, как холодно звучит мой собственный голос.
- Почему ты отводишь взгляд? - вынуждая меня поднять глаза, спрашивает он.
Мой муж настолько же материален, насколько таковым был Карл в подвале. Черты его четки, лишь едва заметно подрагивают, повинуясь движению воздуха. Он парит над полом, почти касаясь его полупрозрачными ступнями, и смотрит на меня с тревогой и осуждением. Я запомнила его в точности таким.
- Кто сотворил это с тобой? - делая неуверенный шаг навстречу, спрашиваю я первое, что приходит в голову. Этот вопрос - краеугольный камень всех последних происшествий в моей жизни.
Какое-то время Густав изучает меня так же пристально и высокомерно, как при жизни, словно я снова та робкая девчонка, что поддалась его странным чарам.
- Я сохранил сознание благодаря работе над собой, проделанной ещё при жизни, - медленно начинает он, - Но смерть, полагаю, является достаточно веской причиной забыть об обстоятельствах ее повлекших? - ирония в его голосе кажется мне жестокой, - Мне не меньше твоего хочется знать, кто запер мой дух в этой злосчастной кладовке.
- Ты ничего не помнишь? Даже о приготовлениях, которые совершил, чтобы я сумела отыскать тебя? - повторяю я, испытывая смесь смущения и ужаса от осознания, что мой собеседник - покойник, ведущий себя так, словно призрачный облик - единственное качество, приобретенное им после смерти.
- Увы, - спокойно отвечает Густав, - Уверен лишь, что это кто-то из самых близких, кто-то, чье вмешательство, судя по твоему появлению здесь, мне удалось предсказать, но не предотвратить. Уверен, что убийца такой же мертвец, как и я.
Я удивленно молчу.
- Духи тех, кого мы знали при жизни, сильнее и опаснее прочих существ, в том числе живых, - объясняет он, - Пойми я это прежде, берег бы своих врагов от гибели с тем же пылом, что и немногих друзей, - досадливо добавляет Карий в ответ на мое немое изумление, - Суть в том, - он поднимается выше, так, что мне приходится запрокинуть голову, чтобы уследить за ним, - Что я очень силен, и, чтобы убить меня, не оставляя следов, пришлось бы прибегнуть к помощи существа из того мира, которому я принадлежу уже хотя бы потому, что способен видеть его. Нет сомнений: мой убийца из мира мертвых.