Аннотация: Пришла к одному человеку смерть, а тот спит...
Смерть
Пришла к одному человеку смерть, а тот спит. Смерть толкает его в плечо.
--
Пошла вон!
- Ты что, совсем из ума выжил? Это же я, смерть твоя. За душой твоей пришла. Собирайся, родимый, на страшный суд.
Человек удивился, сел на край кровати, и подозрительно сощурился:
- Какая ж ты смерть? Смерть - вся черная, с косой, вместо головы - хуй знает что, а ты - еще даже ничего, если свет убавить.
Смерть смущенно улыбнулась, провела рукой по волосам.
--
Это потому, что я - смерть легкая, во сне к тебе пришла.
--
Что-то раньше мне больше бабы во сне приходили...
- Жизнь ты прожил беспутную и бестолковую, так что решили - хватит тебе небо коптить, прощайся со светом белым, сейчас я тебя заберу.
- Что-то мрачная больно ты, заладила - смерть, суд какой-то; полезай-ка лучше ко мне в постель, я тебе жизнь покажу.
--
Хам !!!
- Да не кочевряжься ты, зачем еще ночью пришла? Сейчас я тебе водочки плесну...
- Вот работенку то господь-бог подкинул, общаешься тут с отребьем всяким, а перспектив - никаких...
--
Ах ты из этих что ль, нежная какая выискалась!
- Смерти грубить негоже. Смерть надо чтить, потому как смерть - великое таинство, людям неподвластное. Всяк предо мною равен: и стар, и млад; и отец и сын; и король и шут; и Маша и медведи; и красавица и чудовище; и война и мир; и преступление и наказание; и богач, и бедняк; как голым в мир пришел - так и уйдешь. Все, что есть у тебя - тлен, все пропадет, в прах обратится.
Человек нахмурился, взял со стола серебряный подстаканник, и засунул его под подушку.
- Так ты ценности расхищать задумала?! - догадался он, - сейчас я тебя помелом-то по хребтине поучу уважению частной собственности.
- Да зачем тебе на том свете ценности-то твои бренные? Думай о душе своей пропащей, как там решат, наградить аль наказать ли?
- Вовсе не бренные, - заупрямился человек, - почто я всю жизнь горбатился?
- Много ли горбатился-то? Если спину и сгибал, так над бабами, или под забором тебя перекручивало.
--
Много ты знаешь...
--
Я все знаю!
- А если и над бабами, так не для себя ведь! - обиделся он, - вот в мире детишек нет совсем, демографическая катастрофа сказывают грядет. Да и бабы неспроста с тобой лягут-то, каждой самогончику налей, да гребешок подари, а гребешки никто затак не продаст, денег стоят, за иной, покрасивше, по пол алтына отдаешь, не жалко красивой-то бабе, а пол алтына под забором не валяются. А если я и под забором бывал, так то от усталости домой не мог дойти, жены видеть, то есть расстраивать не хотел, что духами и самогоном за версту прет...
Человек сидел пригорюнившись. Так хотел он добра на свете прибавить, что про смертушку совсем позабыл, а она, костлявая, косу на него точила, да в календарик поглядывала. В календарик этот всяк заглянуть норовит, и цыганка-плутовка, и худосочный йог-бездельник, и президент-самодержец, и депутат сладкоречивый, до дел не охочий; да стережет его смерть пуще ока, никто не видел календарик тот, в котором срок для всех указан, точно, как у жида в мошне.
- Слушай, смерть, а ты там ничего впотьмах не напутала? Рановато мне как-то помирать. Здоровьицем отец-мать не обидели, не спьяну меня замыслили; мальцом в "памперсах" щеголял; да и подрос когда, дурман-травы
не курил, про мелочь, что обоих защитить могет не забывал...
- Семь раз отмерь, одного зарежь...- переполошилась смерть. Оглянулась по сторонам, достала из сумы ежедневник, надела очки, и, закусив губу, начала сверять свои списки.
Человек нервно ерзал на краю кровати, пару раз вставал, пытался заглянуть смерти через плечо, но та каждый раз тяжелым взглядом заставляла его сесть обратно. Наконец, в последний раз посчитав что-то на диковинных счетах без костей, но с кнопками, смерть облегченно вздохнула:
- Нет, все точно, вышли твои денечки, сейчас я тебя на тот свет отправлять буду.
Смерть сделала шаг вперед и нехорошо улыбнулась.
"Не разглядел спросонья ее что ли": у мужика пропали всякие озорные мысли, что случилось с ним в жизни только раз, когда его первая баба, сорокалетняя вдова в три пуда весом, радостно сообщив, что ждет ребенка и готова выйти за него замуж, бросилась ему на шею. "Вон и почернела вся, глазищи горят, рожа сморщилась, и волосы будто седые, тощая, как доска, косу, змея, достала, где только прятала. Ишь оскалилась, окаянная!"
- Не верю я тебе: больно морда хитрая. А ну, покаж распоряжение по поводу моей ликвидации!
Смерть вся подобралась:
- Вот уж нет! Знаем мы вас, кобелей, золотые горы обещаете, а потом - поминай как звали. Ты в календарик мой заглянуть хочешь, в тот, который никто не видел, где для всех срок указан, точно, как у жида в мошне.
- На кой мне твой календарь?...- обиделся он.
- Небось хочешь потом с того света людям во сне являться, за деньги будущее предсказывать; лжепророком мечтаешь стать, чтоб все Бога забыли, тебе одному молились, девок молодых в жертву приносили...
--
Дура ты, хоть смерть.
--
Не груби мне.
- Надоела ты мне. "Не хами", "не груби", "не матерись", "по бабам не ходи", "голосуй, а то проиграешь", "не дай себе засохнуть"...
--
Я истину говорю, не спорь.
--
Пришла бы ты лучше к нашему попу, вы бы спелись.
- Ваш участковый пастырь - святой человек и срок его еще не близок, множество трудов тяжких вынесет...
- Да уж, помню: подаяний мешок через заднюю дверь выносил, ох тяжелый был мешок!
--
Тебе, подлец, лишь бы кого-нибудь обидеть.
- А ему не обидеть! - не унимался он, - на обедни так мене кадилом по лбу заехал, до сих пор перед глазами круги!
--
Ты же подсвечник золотой утащить пытался.
- Неправда... Я, может, впервые в жизни свечу поставить хотел, да от волнения голова закружилась, вот я за подсвечник и схватился.
- Врет и не краснеет!
- Больно надо мне тут перед тобой краснеть, - снова обиделся человек и потупил взгляд.
Смерть с тоской на него посмотрела и принялась засучивать рукава.
- Некогда мне с тобой спорить, работа ждет.
Он принципиально ее игнорировал. Смерть снова смерила его взглядом.
- Вот морду-то раскормил, а мне тебя еще к Богу на суд тащить, знаешь, как высоко.
- Ничего, не надорвешься.
- "Не надорвешься", я ведь не молодая уже, с самого сотворения живу, а рабочий день ненормированный, и без выходных, между прочим.
Человек понимающе покачал головой.
- Слушай, - встрепенулась смерть, - может ты сам дойдешь, я дорогу покажу?
- Ты совсем с ума сошла, даром, что вечно живешь. Пришла, разбудила, еще идти с тобой неведомо куда. Ночь на дворе, не видно ни зги, где я тебе Бога-то найду?
- Я точный адрес скажу...
- Дай лучше поспать, я с недосыпу не хожу далеко.
- Совесть-то у тебя есть?
- А у тебя? Поутру, говорю, приходи, да не слишком рано.
Смерть снова судорожно уставилась в свой ежедневник.
- С утра не могу, - вздохнула, - утром война намечается, работы невпроворот.
- Ты как хочешь, а я никуда не пойду, - сказал человек и лег обратно в кровать.
- Нельзя так со смертью поступать.
- Слушай, шла бы на свою войну, а то, неровен час, опоздаешь к началу, вот Бог тебе тогда задаст... - он сладко зевнул и отвернулся к стене.
Смерть нерешительно взглянула на часы, на спину уже вовсю храпящего человека, тихонько кашлянула.
- Ты еще здесь? Проваливай! сколько можно повторять.
- Но, ведь ...
- Никаких "но, ведь"! Все завтра.
- Так ведь завтра ....
- У тебя еще и склероз? Дверь - справа! Да прикрой поплотнее, а то сквозит что-то ...
- Хам !!! - повторилась смерть, и, громко хлопнув дверью, убежала, вся в слезах, проклиная радикулит, старость, детей-двоечников, тяжелую работу и ненавистную войну.
Когда муж проснулся, солнце уже стояло прямо над головой. Вспомнил чудной сон, подивился, пошел к колодцу - умываться.
Приехала из райцентра жена, и сразу к нему:
- Ой, что говорят, что говорят! Всю ночь коты орали, куры кудахтали, коровы утром молока не дали почти, у соседей пес на цепи удавился, а на дороге - мерзлый след, в августе-то. Ходила к старухе, а та говорит - смерть по селу гуляла, жертву себе искала. Вот страх-то!
- Сама-то почто раскудахталась, глупая баба? Шла бы лучше нашу корову посмотрела, с вечера не доена, - сказал, а у самого мурашки по коже.
Прошел дров порубить, и думает: "Это что ж, я наяву смерть ночью с порога спровадил? Во, дела!"
Рубит он дрова и не нарадуется: ох жизнь-то какая! Теперь все по-новому будет. Права была смерть - напрасно себя он без пользы расходовал. Теперь жить с умом буду. Пить-курить брошу, по девкам тоже поменьше буду. За здоровьем последить надо, к врачу наведаюсь, пусть лечение какое-нибудь назначит. Долги Изе-ростовщику, Ваньке-кабатчику и Кузьме-мельнику отдам. Работать больше стану, денег скоплю. Сына-лоботряса в семинарию учиться пошлю, пускай грехи отцовские, что по дурной молодости натворил, замолит перед господом-Богом, что б жизни побольше отпустил, да и детей бы судьбинушкой не обидел. Дочке-дурочке приданого скоплю, замуж выгодно выдам, что б детей рожала - и в хозяйстве подмога, и отрада на старости лет. Про себя, конечно, тоже не забуду: подновлю домишко, сад рядом посажу, с ананасами и заморскими бананами - буду в саду кофей вечерами пить, и слуг возьму - иноземных негров черномазых - соседям на зависть, себе на потеху !
И так радовался он новой, счастливой жизни, что топор уронил - и прямо на голову, и дух вон. А топор на камень упал и искру высек. А дрова загорелись, а с ними и дом. И сарай. А в сарае и жена, и корова. И хозяйство все, и двор, даже забор - и тот сгорел. А сверху еще самолет упал со всеми пассажирами и членами экипажа. Как все не вовремя !