Мы в Америке. Тетя Дора торжествует: добилась, наконец-то - сколько же ей пришлось нас уговаривать. В основном, меня. В конечном счете, сыграло роль событие, которое казалось поначалу никак не связанным с решением двинуться в Америку.
... Появился он на нашем горизонте, высокий и стройный, с артистичной внешностью и изящными манерами. Короче говоря, аккомпаниатор нашего солнышка, Розочки: явно неравнодушный к ней. К сожалению, и она к нему. Почему, к сожалению? Объясню.
Небесталанный: весьма неплохой пианист и знаток музыки, поэзии, театра. Всё так - но в нашем кругу привыкли еще и к нормальной человеческой простоте, которой ему, почему-то, недоставало. И это меня с Мариной настораживало: потому, что Рейзеле наша видела лишь его достоинства.
Потом что-то вдруг резко изменилось: восторг в её глазах сменился хмуростью, а он, её кумир, перестал у нас появляться. Дочь старалась не смотреть нам в глаза, а мы с матерью не решались расспрашивать её.
Сделала это Ася, воистину тетка её: догадалась, что с ней произошло. Почему именно она, мы поняли уже много позже.
Спросила, оказавшись с ней наедине:
- Розка, что с тобой? Уж не беременна ли ты от этого твоего?
- Почему ты так решила, теть Ась?
- Да есть кое-какой опыт в подобных делах. Так да - или нет?
- Ну...
- Понятно. Ему сказала?
- Ну...
- И он, как я поняла, не обрадовался? Так?
- Обрадовался? Испугался: стал говорить, что еще совсем не готов стать отцом. И что, вообще, зачем нам сейчас ребенок? Что мне надо подумать, как от него избавиться.
- Ты его после этого не послала сразу куда подальше?
- Сказала, что только хотела испытать его, и, раз он испытание не выдержал, то нам дальше вместе уже делать нечего.
- Всё поняла: повторила одну давнюю историю. Правильно: с таким вместе ребенка растить нельзя. И чтобы он не смог когда-нибудь на него претендовать.
- На кого? Его не будет.
- А об этом и думать не моги, слышишь? Вырастишь: что ты - одна?
- Но я даже не представляю, как своим скажу. Дед - религиозный еврей; папа - уже тоже в немалой степени. Могли они ждать от меня подобное?
- Ничего: что-нибудь да придумаем. Утри-ка слезки, племяшка.
... Нам, родителям, Ася сказала о произошедшем с нашим чадом уже много лет спустя.
Сочла нужным сообщить только Толе, верховному главе потомков наших. Тот, в свою очередь, посовещавшись с младшими их вождями, известил её о соломоновом решении: сделать липу под красное дерево. То есть, срочно выдать Розку замуж, а потом изобразить якобы преждевременные роды.
Ася улыбнулась при этом загадочно. А Толя добавил:
- И твой сын моментально выразил согласие хоть завтра на ней жениться. Похоже, не спроста: как-то подозрительно Гринька и Минька при этом переглядывались. И не только это.
- А что еще, Толик?
- А Минькина фраза: "Можно, вообще, тогда обе свадьбы сыграть сразу". А Гринька ему сразу же: "Why not?" [ Почему нет? (англ.)]. Как думаешь, почему?
- Кто их, чертенят, знает?
Узнала она, о чем думали наши сыновья вскоре после их общей свадьбы, которую мы им устроили в ресторане. Дед с бабкой на свадьбу обоих своих внуков, конечно, прилетели - кроме подарков привезли еще письма от тети Доры.
Писала она, что здоровье её ухудшилось - передвигается в кресле на колесах, вилчере. Просила, наконец, решиться и приехать в Соединенные Штаты, пока она еще жива: что их до сих пор так там держит?
- А, правда, пап, что? Кафедру тебе ведь не отдали после смерти Петра Федоровича: обстановочка в вашем институте та еще. И положение твоё там, несмотря на все твои научные заслуги, не слишком-то прочное; как, впрочем, и в НИИ. Борьба с этим не надоела тебе: со всеми этими Васиными? А там: ты же сам рассказывал, как они тебя там встретили.
- Ох, как ты запел, сын! Что-то раньше, когда заходил разговор об этом, заявлял, что ты туда не поедешь.
- Ну да: без Мишки - куда мы друг без друга? А теперь ситуация изменилась: он твой зять - и может ехать вместе с нами.
- Понятно: всё наперед продумано.
- На то мы и программисты. Как и ты, не самые последние - а что нам платят? Разве сравнить с тем, что тетя Дора рассказывала? Мы же можем жить совершенно иначе. Главное, повидать мир.
- А родители зятя моего согласны уехать вместе с нами?
- Нет, - сразу ответила Ася. - Зачем Игорю, директору завода, куда-то ехать: кем он там станет? А мне, когда дела моего кооперативного ателье идут в гору?
Пусть сын едет с вами без нас: там с его специальностью наверняка будет ему много лучше. Ну, а мы - уже потом посмотрим. Езжай, езжай, сынок: не думай.
Послали мы необходимые анкеты тете Доре. Сын мой и зять ездили за ними к американскому посольству. Чтобы не стоять за ними с раннего утра в очереди - без гарантии, что им они достанутся, купили с рук у какого-то мужчины. Мы их тщательно заполнили, а тетя Дора, получив, переправила в Госдепартамент вместе со своим свидетельством о родстве.
После этого обычно ждали вызова в посольство на интервью около двух лет. Но мы получили извещение о вызове на него уже через месяц: исключительно из-за того, парни наши сказали, что я состоял в специальном списке тех, в ком заинтересована Америка. Вызвали в Москву родителей: мамочка наша, Рахиль Лазаревна, являлась главным заявителем.
День, когда мы проходили интервью, был жарким - несмотря на то, что лето еще не началось. А в посольстве не работал кондиционер: его чинили, и мы, набившись в большой комнате ожидания на втором этаже, исходили потом в своих костюмах. Напряженно ждали, когда вызовут и к кому. Уже услыхали от нескольких человек, что хуже всего попасть к какому-то молодому поляку: выматывает душу, и создается ощущение, что разрешение он не даст. Хотя другие говорили, что, на самом деле, дадут или не дадут, решено уже без них; их главная цель - только убедиться, что перед ним тот самый человек, имя которого в анкете.
Наконец, вызвали Рахиль Каган. Принимала очень приятная женщина, задавшая очень немного вопросов. После чего выдала нам документ, где было сказано: "Представитель Службы Иммиграции и Натурализации (INS) установил, что Вы и Ваша семья имеете право на в"езд в Соединенные Штаты в качестве беженцев в соответствии с разд. 207(с) Закона США об Иммиграции и Натурализации (INA), с учетом поправок". Дальше говорилось, что и где нам предстоит сделать в ближайшие дни.
Все были на работе, и только Валентина Петровна, пришедшая вместе с нами, ждала на улице. По нашему виду сразу поняла, что разрешение дали.
Мы спешили закончить предотъездные дела. Оформляли кучу документов, большинство которых потом не потребовались. Раздавали и продавали вещи, которые с собой брать не собирались. В последнем, надо отдать должное, большую помощь оказали Виталий и Ляля, хотя, конечно, им и своих дел хватало в кооперативе, фактически полностью принадлежавшем им.
Родители сумели продать сочинский свой домик, а мы машину. Эти деньги позволили обойтись без посторонней помощи при оплате перелета в Америку. И при отправке почтой книг, которых было больше всего другого, что собирались мы взять с собой и паковали в огромные баулы.
Но как мы не торопились, радость наша всеобщая, Беллочка, успела появиться еще в Советском Союзе. Тогда мы считали, что родилась она двумя месяцами раньше: правду узнали много позже.
2
Последний наш вечер перед вылетом. Собрались в квартире - бывшей нашей: муж бывшей жены покойного Коли помог, сунув кому надо, прописать в ней Толю. В одной из комнат не пройти: тесно уставлена длинными баулами с нашими вещами. В самой большой комнате на сдвинутых столах гора едва тронутых закусок и батарея в основном даже не открытых бутылок. Кто-то сидит, разговаривая, у стола, но большинство разбрелось со стульями по комнате или уселись на диване.
"Наши" преимущественно в ней. Это все Гродовы. Ася с Игорем и Тонечкой, Нюра. Толя с Татьяной, своей женой, второй уже; специально приехавшие попрощаться Клава со Станиславом Адамовичем, Аня с Ильей Андреевичем, Михаил Степанович с Зиной. Учительница моя бывшая Татьяна Дмитриевна, она же директор школы, в которой преподавала Марина. Аким Иванович: его я спрашиваю, почему не пришел с ним Андрей Макарович.
- Он не придет: так велел и передать. Сказал: "Едут они, ну и скатертью дорога. Только уж от кого-кого, от него никак не ожидал, что бросит он, как другие, родину, за которую сложили голову все его близкие; которая дала ему образование, сделала ученым. Чего еще ему-то здесь не хватало? Да, видно, как волка не корми, он всё в лес глядит".
- Как?! Он же за меня мог глотку любому перервать, когда вы меня тогда на завод устроили.
- Просто, я не всё говорил тебе, поэтому ты и не знал. Он и тебя и Беллу Соломоновну считал "хорошими людьми, хотя они и евреи". И таких тут, к сожалению, большинство. Так что вы правильно делаете: там вам будет спокойней. И нам за вас здесь.
Большинство разбились на небольшие группы: Толя и оба парня - Гриня и Миша; Валентина Петровна, "баба Валя", с "сестричками", Розой и Зоей. Доктора, Сергей Иванович с сыном, Ежом, и мамой нашей, Рахилью. Через некоторое время они распадаются, и образуются другие.
А в соседней комнате "новая родня", наши с Мариной сваты - родители и родня Регины, жены нашего сына. Совсем седые, как и наша мама и Валентина Петровна, Елизавета Михайловна и Мирра Ефимовна: мать Инны, ставшей мне сватьей, не смотря на возраст, еще со следами былой красоты. И сама Инна продолжает сохранять её, поэтому Марина иногда поддразнивает меня: куда я смотрел когда-то? Отец Виталия тоже здесь, но уже нет в живых его жены и Марка Анатольевича, умершего через месяц после двойной свадьбы.
Здесь же Игорь: о чем-то совещается с Виталием и Лялей - кооператив их арендует помещение на территории его завода. Официально главой кооператива является Виталий, но, подозреваю, Ляля играла в нем никак не меньшую роль.
Внешне изменилась она значительно больше своей кузины: раздобрела и обрела весьма пышный бюст, которым, явно, гордилась. Была в очередном разводе и, по доходившим слухам, имела любовника значительно моложе себя. В остальном, пожалуй, изменилась совсем незначительно: такая же энергичная, живая, пронырливая. И такая же активная театралка. Предельно модно одетая: немало благодаря обретенному знакомству с Асей. Но, надо сказать, для всех нас, своей новой родни, стараясь сблизиться, делала немало полезного. Если бы не воспоминания прошлого, я, наверно, относился бы к ней куда лучше.
Впрочем, со всей этой "новой родней" отношения не стали такими же близкими, как с "нашими". Хотя надо отдать должное, Виталий не считал нужным, чтобы наши отношения переходили определенную черту: я был его руководителем, начальником в первую очередь - товарищем по институту уже потом. Но он когда-то сделал свой окончательный выбор, и с того момента я мог полностью положиться на него.
Огромную услугу оказал нам всем, в первую очередь Асе и Игорю, когда случайно увидел Мишу, которого хорошо знал, как и всех наших потомков, в компанию которых входила его дочь, вместе с девушкой, чересчур походившей на давнюю знакомую, Надю, оставившую не слишком приятные воспоминания о себе. Сообщил мне об этом сразу: видно было, что факт этот был не безразличен ему.
- Думаю, срочно надо выяснить, не её ли это, действительно, дочь. Чтобы не повторилась история с вашим школьным другом: яблоко от яблони недалеко падает. Да еще учитывая, и кто её папаша.
Асе Миша назвал имя своей новой знакомой: Анжела Ласавио - не Лепешкина. Но Стеров не поверил:
- Несколько сомнительно: звучит, как иностранная - не то, что исконно-посконно деревенская Ляпешкин. Поэтому могла и соврать. Кстати, насколько помню, Стас мне говорил, что дочь Надьки и Семки называлась именно Анжелой.
Как уж он сумел выяснить, что девица эта именно Нади и Семена Лепешкина дочь, осталось нам неизвестным. Дополнительно, что она собой представляла: похоже, даже переплюнула свою мать. Так что, казалось, начиналась история, похожая на Сашину.
Решили срочно предотвратить нежелательные события. Поговорить с Мишей поручили Толе, которого для этого снабдили добытой Стеровым информацией и подробной историей Саши, связанной с матерью этой самой Анжелы.
Помимо этого Виталий вручил мне одну старую бумагу, которую он хранил у себя. Была она за подписью Нади: в том, что она не была уже девственницей до встречи с Соколовым Александром Рувимовичем и беременной от него никогда тоже. Шантажировала тогда Сашу угрозой выступления на суде над ним и мной: свидетельским показанием, что была брошена им беременной и вынуждена сделать из-за этого подпольный аборт. Деньги на него она взяла тогда с Виталия, чем он и воспользовался, чтобы заставить её подписать такую бумагу.
Факты, сообщенные Толей Мише, подействовали неотразимо: больше Анжела эта на нашем горизонте уже не возникала. А Ася с той поры стала шить Инне, а затем и Ляле.
Под утро начали стаскивать вниз баулы и прочие вещи, грузить в машины. Их много: Толи, Ежа, Виталия, Ляли. Игорь пригнал заводской автобус: не потребовалось делать дополнительные рейсы. Набивали багажники, свободные места в машинах.
Последний взгляд на дом, где прожито столько лет. Катим в Шереметьево-2.
... Прощаемся: последние моменты - последние объятия, поцелуи. И вот мы идем по раздвижному коридору в самолет.
В иллюминаторах восходящее солнце. Самолет начинает двигаться к взлетной полосе, выкатывает на неё. Потом шум двигателей нарастает, и мы взлетаем. Короткое время еще видна земля под нами, дома, дороги. Но вскоре самолет поднимается над облаками. Россия и с ней прежняя жизнь позади. Мы все возбуждены - кроме Беллочки, внучки нашей, продолжающей мирно спать.
Первая пересадка в Париже, в аэропорту Шарля де Голля. Автобус катит к зданию аэровокзала, где мы проходим тщательную проверку: приняты повышенные меры безопасности в связи с недавними угонами самолетов.
Затем более долгий перелет до Нью-Йорка. Незадолго до приближения к нему в разрыве облаков показались какие-то берега.
- Is it America yet [Это уже Америка? (англ.)]? - спросил я у какого-то пассажира.
- No, sir: it is Canada [ Нет, сэр: это Канада ], - охотно откликнулся он.
Мой вопрос послужил предлогом для дальнейшего разговора с ним, продолжавшегося до самого конца полета, когда мы оказались в аэропорту Джона Кеннеди.
Здесь нас встречали представители иммиграционной службы. Прошли снова проверку, получили пакет въездных документов. Потом прикрепленная к нам молодая чернокожая женщина отвела нас на место ожидания посадки на самолет до нашего конечного пункта - Лос-Анджелеса.
Не могу теперь вспомнить, зачем понадобилось маме и мне пойти еще куда-то в сопровождении её. Двигались по длинной движущейся дорожке, когда совершенно неожиданно услышали:
- Тетя Рахил! Женья! - высокий американец махал нам рукой у конца дорожки.
- Брайан! - узнала его мама.
Вернулись с ним к нашим. Он находился в Нью-Йорке по делам: решил воспользоваться этим, чтобы первым встретить нас на американской земле. Сказал, что все с нетерпением ждут нас. Сам он вернется в Лос-Анджелес через несколько дней.
С удивлением смотрел на тех, кого помнил маленькими детьми: плечистого Гриню рядом с женой, Розочку с мужем и ребенком на руках. На нас с Мариной, уже немолодых; на тетю свою, совершенно седую, и такого же седого мужа её. Столько лет прошло с той негаданной нашей встречи. И сам он уже был так не похож на того, каким был тогда: уже с большой лысиной вместо пышной шевелюры.
Но вскоре объявили посадку на самолет в Лос-Анджелес: нам пришлось расстаться. Перед этим он успел вручить нам маленькую раскладную тележку: невероятно удобно для перевозки нашего ручного багажа.
Мы снова летели таким же большим аэробусом, как из Парижа в Нью-Йорк, но в отличие от того он был почти пустым. Зато почти сразу после нас в нем появился еврей с бородой и пейсами, в черном шелковом сюртуке-капоте и круглой меховой шапке-штреймл. Глаза у нашего папы сразу загорелись. Но тот, засунув штреймл в багажную полку, достал книгу и сразу после взлета стал молиться. Потом надел наглазники и откинулся в кресле: заснул, и папа не стал его тревожить.
Зато в середине самолета, недалеко от нас, села молодая пара с ребенком. Хасиды - судя по внешности и одежде. Муж в черном костюме и характерной черной же шляпе, которую он положил на свободное сиденье рядом, оставшись в кипе. Жена в джинсовой юбке до пола, блузке с длинным рукавом; волосы убраны в шелковый мешочек.
Папа подошел к ним и поздоровался:
- Шолом!
- Шолом! - ответили они, улыбаясь. Папа стал о чем-то говорить с ними на идиш. Потом они встали и подошли к нам.
- Welcome to America [Добро пожаловать в Америку]! - сказал муж, протягивая руку для пожатия - только мужчинам.
Благодаря их появлению время последнего перелета показалось не таким томительным. После того, как наш попутчик подробно проинформировал папу о синагогах в Лос-Анджелесе, он разговорился с Гриней и Мишей, узнав, что они, как и он, программисты.
А женщин наших заинтересовал удобный кузовок с откидной ручкой, в котором, привязанный ремнем, преспокойно спал их малыш.
- Car seat, - назвала его наша новая знакомая, объясняя, что в них возят детей на заднем сидении автомобиля: без него это делать запрещено. Дальше они говорили о детях, причем Регина тоже проявляла интерес в беседе на эту тему, что вызвало у меня подозрение, не собирается ли она с Гринькой тоже в скором времени подарить нам внука либо внучку.
Но на подлете к Лос-Анджелесу разговоры прекратились: мы приникли к иллюминаторам. Было уже темно, но под нами простирался нескончаемое море огней, среди которого выделялись какие-то движущиеся ленты их: я догадался, что это фривеи - специальные дороги без пересечений с другими и светофоров, по которым машины могут двигаться с большой скоростью. Показалось, что мы летели над городом чуть ли не целый час.
Наконец шасси самолета коснулись земли. Когда он подкатил к терминалу и остановился, наши спутники быстро попрощались и пошли к выходу. А мы замешкались, собирая весь многочисленный наш ручной багаж, и вышли одними из последних.
За дверью, отделяющей подвижный коридор от здания аэропорта, ждала большая группа встречающей нас родни. С плакатом и разноцветными шарами. Кричащая:
- Welcome!
Первой, не смотря на то, что была на вилчере, кресле на колесах, приблизилась тетя Дора. Обхватила маму:
- Рохеле! Ну, наконец-то!
Остальные окружили нас, стали обнимать, целовать, знакомиться. А один, оказавшийся мужем Джудит, непрерывно снимал всё на видеокамеру.
Потом все двинулись получать наши баулы, сданные в багаж. Они в числе других баулов и чемоданов сваливались с транспортера на движущуюся ленту из металлических пластин. Не сразу удавалось узнавать именно наши и, схватив, стаскивать на пол - они убегали, но возвращались, когда лента обегала свой круг. Для наших, кроме меня и Марины, это было в новинку.
Затем баулы погрузили на тележки, выкатили их наружу, пересекли внутреннюю дорогу, по которой двигались автобусы и автомашины. На другой стороне её находилось помещение для автомобилей: там находились и машины встречавших нас. Вещи погрузили в кузов пикапа, накрыли дерматиновой покрышкой и закрепили ей веревкой, цепляя за крюки на бортах. Управились с этим быстро: рук было много.
После чего нам предложили, кто у кого будет находиться. Маму с папой непременно хотела забрать к себе тетя Дора. Марину и меня вместе с Розочкой, Мишей и Беллочкой брала Джуди. Гриню с Региной - Сóфи, жена Брайана.
Проехав недолго по улицам, вышли на фривей и покатили с непривычной для нас скоростью. Мне страшно хотелось поскорей приехать и принять горячий душ, чтобы снять усталость после столь долгого перелета. Но приходилось переходить с одного фривея на другой, прежде чем снова покатили по улицам и, наконец, оказались перед каким-то домом.
Саймон, муж Джуди, с помощью какого-то пульта прямо из машины распахнул ворота, и пикап вкатил во двор к гаражу. За ним легковая машина, которую вела Джуди. Миша первый вылез из неё и подошел ко мне и Саймону: мы втроем стали перетаскивать баулы в гараж. А женщины сразу ушли в дом. Мы пришли туда, закончив с багажом.
Меня больше всего из того, что специально приготовили к нашему приезду, растрогала ванночка, которую наполняли водой, чтобы купать Беллочку. Конечно, я решил, что подожду, пока выкупаем её, чтобы потом самому распарить косточки под горячим душем. Но Джуди повела меня в еще одну душевую, бывшую в доме:
- Take shower here, Zhenya: you mustn"t wait. [Прими душ здесь, Женя: ждать не надо.]
В ней не было ванны в отличие от той, в которой собирались купать ребенка: раздвижные полупрозрачные створки отделяли неглубокий поддон под душем от остальной части туалетной комнаты, где еще были раковина и унитаз. Я закрыл створки за собой и пустил воду как можно горячей. Стоял под струями и блаженствовал: уходило утомление во всем теле от многочасового сидения в самолетном кресле. А потом снял душ со стены и стал водить по нему холодной секущей струей.
Когда вышел, уже не пропотелым, а в чистом белье, которое было у нас отложено в отдельную сумку, чувствовал, будто снова родился. В гостиной, или living room, уже все сидели вокруг Розочки, кормившей грудью тоже чистенькую мою внучечьку. Предложил Марине пойти теперь помыться, но она погнала туда вначале зятя нашего. Но Джуди сказала, что она тоже может пойти: принять ванну в bathroom, где купали ребенка.
А мне предложила что-нибудь поесть. Но совершенно не хотелось: в дороге нас кормили ой как. Зато с охотой пошел за Саймоном. Сначала на террасу, где находилась игуана - очень большая ящерица с торчащими на спине иголками гребня.
Потом он повел в комнату, в которой работал дома: набитую разнообразной звукозаписывающей и проигрывающей аппаратурой. Стояли там и обычное пианино и элекро; громоздились стойки, в ячейках которых было, наверно, не меньше тысячи компакт-дисков - почти все с записями классической музыки. О ней мы и разговорились с ним; в разговоре я узнал, что он преподает музыку в колледже (он произносил "каллидж") и, кроме того, сам пишет музыку к кинофильмам. Очень мне понравился: спокойный, доброжелательный, скромный.
Когда мы вернулись в гостиную, все наши, уже помытые, сидели вместе с Джуди и пили чай. Я тоже с удовольствием выпил чашку, после чего почувствовал, что возбуждение улеглось, и хочется спать. В самолетах ведь удавалось уснуть лишь изредка.
Уложили меня с Мариной в маленькой комнате, где стоял столик с компьютером. Ложе наше было необычным: раскладной деревянный настил почти на уровне пола, поверх которого были положены тюфяки. Мы легли - она взяла мою руку, положила себе на грудь, и мы заснули почти сразу.
3
Ночью я проснулся от ощущения, что всё под нами качается. Проснулась и Марина.
- Что такое? Включи свет! - попросил я её: торшер находился с её стороны. Но когда она дотянулась до выключателя и зажгла свет, всё уже прекратилось. Снова выключили свет и заснули.
... Утром проснулся, когда все еще спали. Тихонько, чтобы не разбудить Марину, поднялся и, одевшись, выбрался из комнаты. Так же тихонько прошел через гостиную, где спали Розочка и Миша. Он спал отдельно - на надувном матрасе: она положила рядом с собой Беллочку.
В туалетной комнате не удержался от удовольствия снова ополоснуться под душем. Потом вышел на кухню. Все еще спали, хотя солнце уже встало. За окном видно было, что вчера в темноте не удалось рассмотреть. Стоящая перед ним пальма колыхалась от ветра.
Хотелось выпить чаю, но не видно было спичек или электрозажигалки. Нашел её в выдвижном ящике возле газовой плиты, но когда открыл краник, газ неожиданно загорелся сам. Этого я не знал: в отеле, где мы останавливались во время нашего первого приезда в Америку, плиты были электрические.
Пока вода закипала, съел банан: фрукты лежали в большой вазе на столе. Заварку тоже не пришлось искать: над плитой были в два ряда ящички, на одном из которых была надпись "Tee".
Я уже допивал его, когда на кухне появилась Джуди. Удивилась, что я уже не сплю: не из-за ночного ли землетрясения?
Пока готовила себе кофе в электрокофеварке, сказала, что уезжает сейчас в "калледж", но потом вернется. К тому времени Саймон и Софи постараются привезти тетю Дору, наших родителей и "Грегори энд Реджина". Вместе поедем сначала в оффис заказать Social Security Numbers
1
: это необходимо в первую очередь. Затем в Jewish Family Service
2
, которую мы знали как Джуйку - организацию, через которую мы приехали. В банк, чтобы открыть нам всем счета, через которые мы сможем рассчитываться потом, наверно, уже завтра утром. А вечером завтра придет много народа: начало Пейсаха - будет первый седер.
Предложила мне поесть: я, должно быть, привык рано завтракать. Я сказал, что буду завтракать со всеми: когда проснутся. Тогда показала мне, где что сможем найти. Если возникнут какие-то вопросы, чтобы позвонили ей: дала для этого мне свою business card, визитку, из которой я узнал, что она профессор. Биологии, добавила она на словах.
Посоветовал ей одеться как следует: ветер по-прежнему шевелил листья пальмы за окном. Но она ответила:
- No: the wind is flowing from a desert. It will be hot today. [Нет: ветер дует из пустыни. Сегодня будет жарко.]
Саймон появился на кухне почти сразу после того, как она уехала. Выпил только кофе и сразу тоже уехал: в тот же "калледж".
... Он появился снова, когда мы уже завтракали. Вместо того чтобы присоединиться к нам, налил в большой металлический стакан какой-то сок, добавил туда нарезанный банан и овсяных хлопьев и, взбив это в миксере, выпил. Сказал, что из-за того, что у него лишний вес. После этого наш завтрак показался мне сущим обжорством.
Он уехал за нашими, зато скоро приехала Джуди с какой-то смуглой девушкой, её студенткой, с которой можно было оставить Беллочку. Потом Софи с "Грегори энд Реджина". Родителей наших с тетей Дорой Саймон привез последними. И покатили по делам всей большой компанией.
Первый настоящий седер - по всем правилам, на котором мне пришлось присутствовать. Длиннейший стол, и уйма народа за ним. Все мужчины в кипах на голове, в том числе и несколько не евреев. Как Рене, живущий в доме неподалеку, высокий блондин: полушвед-полунемец. Жена его, Рамона, хорошенькая и живая, более необычного сочетания кровей: полукитаянка-полуафроамериканка (так принято сейчас называть чернокожих американцев: Б-же упаси неграми). Мать Софи тоже не еврейка: ирландка.
Евреи зато, но тоже уже американские, привезенные сюда еще совсем маленькими, родители Саймона. Отец, очень дряхлый и необыкновенно ласковый, поцеловал сына, обнял и потискал своих трех правнуков, привезенных Софи; его, более бодрая, жена еще сохраняла следы былой красоты. Джуди сказала, что дом, в котором мы находились, принадлежал раньше им: они его подарили сыну и ей, когда они поженились.
Правнуки, правда, предпочли сразу перейти к деду, Саймону, и он повел их показать нашу Беллочку, а потом в комнату, в которой спали я и Марина: там стоял компьютер, и он стал играть на нем с ними в какую-то игру. Но прадед, которого все называли "папси", похоже, не обиделся: подошел ко мне и стал, половину по-английски, половину на идиш, рассказывать, что его мама, когда они приехали в 1910-м году в Америку, зарабатывала на жизнь тем, что скубила кур - ощипывала их.
Из-за него я не мог принять участие в мужской доле работы: расстановке столов - этим занимались сын мой и зять под руководством Рене, не раз ранее присутствовавшего на седере у своих еврейских друзей и явившегося вместе с женой раньше всех. Потом женщины быстро застелили их скатертями и расставили приборы и блюдами, приносимыми с кухни.
А рядом с каждым бокалом Джуди положила тонкие книжечки с пасхальной агадой - сказанием об исходе евреев из Египта. Текст в них был на иврите и английском. Стояли на столе и блюдо с тремя листами мацы, олицетворяющих три части еврейского народа: когенов, левитов и Израиль - простых евреев. И поднос стоял с шестью предметами, имеющих символическое значение: обжаренное куриное горлышко, напоминающее о пасхально агнце; натертый горький хрен с салатом, марор, как знак тяжкой жизни в египетском рабстве; печеное яйцо - символ еврейского народа; зелень петрушки - символ весны; харосет - смесь тертых орехов, яблок, корицы и вина, в память о глине, из которой пришлось евреям изготовлять в Египте кирпичи; вареная картофелина, карпас, для обмакивания в соленую воду. Стоят четырехгранные бутылки кошерного вина Манишевич, изготовленного из винограда Конкорд, которого положено выпить сегодня каждому четыре бокала.
Седер значит порядок: его и соблюдали, когда все сели за стол. Никто не ел из поданных на стол блюд: сначала чтение агады, сопровождаемое необходимыми действиями. Ведет седер, по просьбе тети Доры, наш папа. Читает он не на английском, как остальные: на лошн койдеш - иврите. Потом кто-то уже повторяет то же самое на английском. Но главное, что папа читает нараспев, как хазн, кантор в синагоге.
Сначала освятил он праздник над вином - произнес киддуш, а все отвечали "Амен". И выпили мы свой первый бокал вина, опершись на левый локоть.
Затем последовало омовение рук, которое вместо положенного всем совершил он один. И все взяли по кусочку картофелины, окунули в соленую воду, символизирующую слезы, пролитые нашими предками в рабстве, и съели их. А папа достал среднюю мацу, разломил надвое и завернул в салфетку. Её унесли и спрятали, чтобы кто-то из детей в самом конце седера отыскал этот кусок мацы - афикоман.
И после этого началось чтение самого сказания об исходе. С того, что был поднят поднос с мацой и произнесено: "Вот скудный хлеб, который ели наши предки в земле Египетской..." И затем сразу налит второй бокал вина: после чего сын должен задать отцу традиционные четыре вопроса: "Чем эта ночь отличается от всех других ночей?" - "Ма ништана"
34 .
Но когда папа оглянулся на правнуков тети Доры, она только покачала головой:
- Они не могут произнести "Ма ништана": их не учили. Они все уже не ортодоксы - реформисты.
И "Ма ништана", четыре вопроса, пропела наша Рейзеле - своим чудесным голосом профессиональной певицы. Не только мы - папа, мама, Марина и я - были полны гордости, слушая её пение. Видел, как потрясена была тетя Дора, как поражены были и остальные - наверно, впервые слушавшие эти четыре вопроса в таком исполнении.
А затем само поочередное чтение агады: по-английски. Читают все: евреи и не евреи. Читает Рене, читает его жена, читает и наш Миша. Мое чтение вызвало похвальное замечание Джуди:
- You have made a great job. [Ты сделал прекрасно.]
Наконец, мы едим марор, тертый хрен с салатом, обмакнув его в сладкий харосет и затем стряхнув его, чтобы горькая зелень не утратила своего вкуса. Потом мацу с тертым хреном и салатом, тоже обмокнутым в харосет, который уже не стряхивается. И после этого можно есть.
На столе много всего, в том числе и блюд, привычных для нас. Но даже они имеют какой-то не такой вкус. Особенно фаршированная рыба: покупная - не домашняя, мало похожая на ту, которую делали у нас по рецепту незабвенной тети Фани. Правда, не это больше занимает наше внимание.
Тетя Дора, сидящая рядом с нашей мамой, говорит - сначала по-английски, а потом по-русски:
- Сегодня самый счастливый седер в моей жизни. Сколько лет я ждала - и, наконец, дождалась: моя любимая сестра и всё её семейство здесь со мной, с нами. Сколько я уговаривала их, что здесь, в этой стране им будет лучше, чем там, где они жили. Они в этом сами убедятся: в первую очередь Женя - специалист, которого уже ждут, как нам сообщили в Jewish Family Service.
Не сомневаюсь, что прекрасно устроятся, хотя, может быть, и не сразу, и его сын и зять: программисты нужны и оплачиваются они прекрасно - в отличие от Советского Союза. Верю, что скоро придем мы все на концерт Рейзеле дававшая концерты еще там: она станет здесь известна, а Регина продолжит быть её аккомпаниатором.
А вы, Рохеле и Арончик, станете получать SSI
5
. Это не пенсия: чтобы её получать, необходимо проработать здесь не меньше десяти лет. SSI - это пособие для людей старше 65 лет, имеющих низкий доход или вообще его не имеющих. Но поверьте мне: его хватит, чтобы быть совершенно независимыми материально от ваших детей и позволить себе то, что там вы не могли. Вы можете, при желании, получить дешевое жилье. Можете пойти учиться на любые курсы английского языка, а через год даже в калледж. Вам будет обеспечено полностью бесплатно медицинское обслуживание и лекарства.
А мы сможем общаться с вами как можно чаще. Будем вместе.
- Я то же самое хочу вам сказать, - ответил папа. - Вернее, спеть, - и он поднял свой бокал с вином и запел "Ломир алэ инэйнем, инэйнем"
6.
Он пел её поочередно всем: тете Доре, родителям Саймона, ему самому и Джуди, матери Софи, ей, всем её с Брайаном детям, Рене и Рамоне. Потом нам: маме нашей, мне с Мариной, Грине с Региной, Мише с Розочкой, и, под конец, правнучке своей, Беллочке. Вначале только тетя Дора и мы, приехавшие, включая Мишу, дружно подпевали ему. А затем уже подключилась и наша американская родня и их гости-неевреи.
На этом пение не кончилось. Саймон принес гитару, и Джуди стала петь под неё. Пела "Дайену"
7
: о том, чем довольствовались бы евреи, если бы не сделал Всевышний для них что-то, сделанное Им. Пела и негритянский гимн-спиричуэл "Let my people go"
8
. И еще что-то.
А седер между тем подходил к концу. Уже посылают детей разыскать спрятанную половину мацы - афикоман: нашедшему полагается подарок. "Находит" его самая младшая дочь Брайана и Софи, Мини, но подарки даются всем детям. Афикоман по маленькому кусочку съедается каждым: после этого не полагается уже ничего ни есть, ни пить - кроме последних двух из положенных четырех бокалов вина.
Под конец спел еще папа "Хад гадьё"
9
- песню о козленке: "Отец козленка мне купил, две целых зузы заплатил". Он когда-то пел нам эту песню и перевел нам с иврита слова её, поэтому я знал её содержание - но почему-то только в тот пасхальный вечер в Америке обнаружил для себя связь с ней названия давно увиденного пронзительно трогательного английского фильма "Козленок за два гроша".
4
С жильем, куда мы переселились примерно через неделю, нам повезло: нашли две подходящие квартиры в одном и том же доме. Обе трехкомнатные, или по-американски "двухбедрумные", то есть с двумя спальнями: гостиная, "ливингрум", не считалась.
Не столь шикарные, как наша в Москве - благодаря тому, что в ней немало поработал над её отделкой, правда - но зато весьма удобные. Еще бы: по два "басрума" - один с душевой кабинкой, другой даже с ванной. Уйма встроенных шкафов, "клозетов". Полно шкафчиков, "кабинетов", и на кухне: напольных и настенных. Еще и маленький чуланчик. Полы с ковровым покрытием - "карпетом".
Балконы в каждой квартире: у нас, старших, поселившихся в квартире на первом этаже, он прямо на уровне внутреннего двора, "патио". Ребята наши поселились на втором этаже, под крышей.
Под домом, приподнятом над землей, места для машин жильцов - "паркинг". И на заднем дворе, откуда вход в примыкающее к паркингу помещение со стиральными и сушильными машинами - "лондри", еще и небольшой плавательный бассейн.
Необходимую, мебель получили от Джуйки со склада, куда сдавали в благотворительных целях не новую её. Кровати, диваны, столы, стулья, комоды с зеркалами: качества, удовлетворительного для первого времени. К этому подкупили кое-что еще в дешевом магазине при русской синагоге.
Немало понатаскали и родственники: посуду всякую, небольшой телевизор, телефонный аппарат. Для установки его понадобилось всего лишь подъехать с Джуди в контору компании Пасифик Белл, чтобы сообщить наш адрес. Там это отняло не больше минуты. На обратном пути к нам домой она вспомнила, что, болтая там на какие-то отвлеченные темы, забыла спросить номер: приехав, сразу позвонила туда, и получила его. Поневоле вспомнились многолетние очереди на его установку в Советском Союзе.
Но прожили мы там лишь год. События разворачивались быстрей, чем мы ожидали: уже в скором времени я получил предложения от нескольких солидных фирм работать у них. С оплатой, казавшейся по сравнению с той, казавшейся очень высокой, что я имел в Советском Союзе, просто баснословной.
Вполне хватало, чтобы содержать нас всех и без того, что получали кроме меня с Мариной остальные. Из них мама с папой больше всех - SSI; дети наши получали белый Welfare и food stamps - последних хватало, даже чтобы при наших запросах питаться нам всем. Белый Welfare был обеспечен им надолго: Розочке и Мише до окончания школы еще грудной Беллочкой; у Регины вскоре подтвердилась беременность.
Но наши два мужика считали, что сидеть на welfare и только ходить на курсы английского языка, как Марина и обе наши молодухи, не по ним. Пока не нашли работу по специальности - а это случилось не так быстро, как у меня, надо хвататься за любую. Благодаря их общительности, умению заводить знакомства ухитрялись подрабатывать, берясь за что угодно. Копали землю, помогая чинить водопровод и канализацию; ухаживали за больными стариками; какое-то время работали таксистами.
Опять же благодаря той же способности заводить знакомства вышли на Алекса, потомка во втором поколении евреев из России. Ему принадлежала небольшая компания по созданию различных компьютерных программ.
О советских программистах имел очень смутное представление, а Миша в разговоре высказал, что там программисты не слабые. Почему? Да потому, что платили им там не ахти как, и поэтому шли в программисты ли шь те, для кого эта работа была и страстью.
Алекс сказал, что не прочь попробовать, но на таких условиях: возьмет одного из них в качестве волонтера, то есть на временную бесплатную работу. Взял Гриню: наверно, потому, что Миша подтвердил Алексу, что Гриня мой сын - профессора Юджина Вайсмана, о переезде которого в США он читал в газетах.
На него сразу кинули составление нелегкой программы, с которой почти год уже возились его работники. Гриня вместе с Мишей справился с заданием со скоростью, поразившей Алекса.
Когда Алекс сообщил Грине, что согласен уже взять его в штат, тот сказал, что с той программой удалось справиться быстро благодаря его совместной работе с Мишей. И вообще, они работают наиболее успешно в тандеме, дополняя друг друга. Алекс подумал - и принял предложение взять их обоих.
Неприятным моментом в этом было, однако, что, убедившись в высокой квалификации и способностях обоих, через некоторое время уволил нескольких работников. Однако, к их удивлению, это не вызвало со стороны других неприязнь к ним: подобное здесь считалось нормальным. Но Алекс видел, что, к удивлению, они воспринимают это иначе: сказал, что он давно пытался найти уволенным им замену - они слабо оправдывали то, что он платил им, а уменьшить им плату не имел права. Зато прибавил вскоре им: дела его компании пошли вверх - у ребят оказалось немало полезных и интересных идей, сулившие успех фирме Алекса на рынке компьютерных программ.
Потом появился неожиданно еще один фактор, сблизивший обоих наших парней с их боссом.
Не сидела, сложа руки и Розочка наша - несмотря на то, что продолжала кормить грудью Беллочку. Были же баба Рахиль и Марина, которые могли сами покормить ребенка сцеженным грудным молоком; и был дедуля, часами гулявший с коляской в ближайшем парке.
Первое свое выступление - бесплатное, конечно - она дала именно в нем. Было это 9-го мая, в годовщину окончания войны. Пришло множество "русских": среди них старики, некоторые в советской офицерской форме, почти все увешаны орденами и медалями. Среди них и наш папа.
Сцена была сооружена из платформ с откинутыми бортами двух больших грузовиков, на которые установили рояль и акустическую аппаратуру. Среди сидящих на ней огромного роста чернокожий американский офицер и раввин в черных капоте и шляпе: именно он устроил выступление Розочки на этом митинге.
Говорились речи. Офицер-американец сказал, что понимает, насколько трудней пришлось тогда Советскому Союзу: враг находился на его территории, и гибли не только солдаты, но и мирное население. Произнёс молитву раввин.
А после речей вышли они: наши красавицы - черноглазая блондинка Розочка и миниатюрная Региночка с едва заметно увечившимся животиком. Как она пела, дочка! Как зачарованные слушали не только мы: специально приехали тетя Дора и почти все присутствовавшие тогда на пасхальном седере. И все остальные. Сколько песен спела она: и еврейских, и русских.
А вскоре выступила на концерте в калледже, где преподавали Саймон и Джуди. И в газетах появились заметки об этих выступлениях. Как следствие, появились агенты с предложениями организации еще концертов - уже платных. Первый такой был в большой реформистской синагоге Temple Israel на Hollywood Boulevard.
Потом было много еще. Короткое время перед самыми родами Региночки и первый месяц после них Розочка аккомпанировала себе сама. Вскоре был записан и её первый альбом. Всё это сопровождалось и немалыми деньгами в добавление к тем, что имел я.
Парни пока еще ездили на подержанных Тойотах Корола, но я и Розочка приобрели новые Понтиаки: положение обязывало. А тетя Дора и Джуди уговаривали взять ссуду в банке и приобрести собственный дом. И когда наши парни получили работу у Алекса, мы решились последовать их совету.
Джуди, Саймон и Брайан ездили с нами осматривать предлагаемые дома. Тетя Дора тоже порывалась, но не всегда могла из-за самочувствия.
Остановились мы на довольно большом двухэтажном доме: хватит для нас всех - ведь расселяться отдельно мы, к удивлению нашей американской родни, не испытывали никакого желания. Соблазнительным фактором был немалый задний двор: раздолье для младшего нашего поколения - пока двоих, Беллочки и Николаса, которого я попросил Гриню и Региночку назвать в память дяди Коли.
То, что кое-что в доме следовало изменить, для меня, надо сказать, было только дополнительным соблазном при его покупке: руки чесались поделать что-то ими. Еще с тех пор, как принимал активное участие во всяких работах на даче под руководством Деда: это было одним из любимых занятий.
Довести свое жилье до желаемого результата собственными руками - это же такое удовольствие! Кроме того, такая смена занятий служила тому, что давала голове возможность отдохнуть. А результат: то состояние, до которого я когда-то - не один совсем, конечно - довел обе полученные нами квартиры, нашу и Колину?
В общем, взяли в банке необходимую ссуду в расчете на 32 года, хотя, как быстро подсчитали на своих компьютерах наши программисты, к концу срока придется вместе с процентами выплатить сумму почти в три раза превышающую размер ссуды. Но если удастся погасить её раньше, то меньше: на это были основания надеяться.
... Тетя Дора и Джуди поначалу не одобрили наше намерение произвести переделки в доме собственными руками. Но, увидев, как мы - я и оба парня - делаем это, убедились, что так тщательно всё делать обошлось бы слишком недешево. А Саймон и Брайан по мере возможности стали присоединяться к нам по воскресным дням.
Произвели некоторую перепланировку. Убрали с пола мягкое покрытие, карпет: мама считала его не нужным никому источником пыли. Оставили только в комнатах, предназначенных для нашего самого младшего поколения - в остальных заменили чем-то вроде паркетных плит.
Затем занялись двором. Посадили несколько фруктовых деревьев. А в дальнем его углу разбили несколько маленьких грядок для зелени и овощей: по инициативе Миши, привыкшего копаться в земле с раннего детства, когда жив был еще Дед. Необходимость этого тетя Дора и Джуди тоже поняли только после того, как попробовали только что сорванную с грядки зелень, после чего настояли на том, чтобы Брайан и Софи завели тоже у себя: главным образом для детей.
Только плавательный бассейн сооружали не сами. По требованию мамы, его отгородили от остальной части двора сетчатой оградой: чтобы дети, не дай Б-г, не упали туда, очутившись без присмотра.
С Алексом, боссом наших гениев-программистов, мы познакомились на одном из концертов Розочки. Послушать еврейские песни в её исполнении явилась вся наша родня, включая "папси" и матери Саймона.
В антракте незнакомый высокий мужчина с тоже высокой молодой женщиной подошел к нашим парням.
- Я много потерял, что до сих пор не был на концертах твоей сестры, Грег, - почему-то обратился он к Грине. Я находился невдалеке, поэтому слышал: удивился, что комплимент в адрес Розочки был высказан её брату, а не мужу, Мише, которого он тоже, явно, знал. Еще более, что тот при этом никоим образом не отреагировал: не сказал, что она не только сестра Грини, но и его жена.
- Ты не возражаешь, Алекс, если я познакомлю тебя со своими родителями и родственниками? - предложил в свою очередь Гриня.
- О, буду счастлив! Особенно с твоим отцом, знаменитым профессором Вейсманом.
И Гриня представил нам его и его спутницу, которую я счел сначала его женой. Но Пола оказалась его младшей сестрой.
А Миша продолжал вести себя странно: стал смотреть лишь на неё. Потом затеял с ней разговор и быстро перескочил в нем на своего любимого конька - поэзию, в которой был силен, пожалуй, не менее чем Юра Листов когда-то. А через некоторое время сказал, что на второе отделение концерта Пола не остается: он должен её проводить. Это, так сказать, первое, что мне не понравилось, как говорится в одном еврейском анекдоте.
Зато Алекс попросил разрешения присоединиться к нам и второе отделение сидел на освободившемся месте Миши. А после концерта не стал отказываться от приглашения на ужин у нас. Хотя вначале предложил ехать ужинать в ресторан в Чайнатауне, где кормят весьма вкусно.
- Я угощаю, - добавил он. Но Гриня сразу спросил:
- Там что, готовят такую фаршированную рыбу, какую умеют делать наши женщины? Настоящую: такую, как делала наша тетя Фаня из Белоруссии, - и он стал перечислять остальные яства, ожидающие наших гостей.
Второе, что мне не понравилось: что Розочка как-то совсем безразлично отреагировала, что супруг её отправился провожать какую-то девушку.
- Ага, - сказала, и только. Зато охотно принимала знаки восхищения Алекса, вручившего ей откуда-то появившуюся огромную корзину цветов. Она не отказывалась от его внимания и за столом у нас дома.
С тех пор Миша всё чаще стал исчезать из дома, но зато чаще появляться в нем Алекс, которому уделяла внимание Розочка, нередко принимавшая его предложения вместе съездить куда-то. Понять в чем дело, было трудно: в нашем кругу такое не было принято.
Ну, в отличие от Грини, давно нашедшего объект для воспитания себе будущей жены, Миша, к неудовольствию Аси, периодически менял девушек, с которыми встречался, без особого труда знакомясь с другими. Была ли при этом у него и физическая близость с какой-то из них, сказать было трудно. Больше всего это напоминало даже не Сашу нашего, а Юру Листова до знакомства его с Асей, но никак уж не отца Региночки, Виталия Стерова, в его студенческие годы.
Окончательно лопнуло мое терпение, когда Марина мне сказала, что видела их вчетвером за столиком в кафе на Променаде
10
в Санта Монике
11 .
- Ну и что тут такого? - удивился я.
- А то, кто к кому ближе сидел: Розка к Алексу - Мишка к его сестре.
- И только?
- Если бы! Кто кому клал руку на плечо тоже.
- Я с ними поговорю. Или с Гриней.
- Как же: скажет он. Лучше я: с ней самой.
- Поговори. С твоим педагогическим опытом, надеюсь, получится лучше.
И Марина поговорила.
- Доченька, можешь ты мне разъяснить кое-что?
- А именно, мамочка?
- То, что происходит в твоей семье. Вы оба ведете себя непонятно: не как настоящие муж и жена. Помимо всего, имеющие ребенка.
- Поняла. Ладно: наверно, уже можно и сказать, как на самом деле. Беллочка ведь уже есть.
... - Это Аська всё устроила, узнав, что Розка беременна от того слащавого типа: чтобы Розка не сделал аборт, боясь нам сказать. А Мишка с Гринькой, с которыми Толик совещался по этому вопросу, предложили, что Мишка срочно на ней женится, и потом инсценировать преждевременные роды.
- Понятно: не без выгоды для них самих. Чтобы Миша как муж Розочки имел право въезда сюда вместе с нами. Но это можно было организовать, конечно, и так. Значит, брак их не был настоящим?
- Нет. Розка сказала, что Мишка предупредил сразу, что была она его сестренкой - ей только и останется. История наших "младшеньких" не повторилась.
- Что еще сообщило тебе наше дорогое чадо?
- Что Алекс сделал ей предложение. После того, как Пола сообщила ему о предложении ей Мишки. Алекс уже нанял адвоката, занимающегося оформлением развода Мишки и Розки.
После этого разговора им уже не было смысла дожидаться официального развода, чтобы открыто зажить семьями. Розочка ушла жить к Алексу, а Миша с его помощью приобрел квартиру для себя и Полы. Беллочка находилась то с матерью, то у нас: когда Роза уезжала на гастроли в Нью-Йорк и другие города. Впрочем, и сам Алекс большую часть вечеров предпочитал проводить тогда у нас.
Обе свадьбы сыграли вместе, когда развод уже был получен. Кроме официальной регистрации, совершенной судьей, тем самым Рене, было и венчание под хупой. Только у Розочки с Алексом в угоду папе и мне в хасидской синагоге.
А Миша был крещен: Ася сделала, как считал нужным Дед. Но, не задумываясь, дал согласие на венчание в реформистской синагоге.
А на свадьбе Алекс сообщил, что теперь Грегори и Майкл не только его родственники, но и компаньоны. Платить им столько, сколько они по-настоящему стоят, и сколько им могут в любой момент предложить в других фирмах, он еще не может: поэтому предложил им доли участия в своем бизнесе.