Аннотация: Хартмут Ланге "Концерт. Путешествие в триест" Инстранка, 2003
Все-таки, чем больше узнаешь иностранную литературу по переводам, тем яснее и отчетливей понимаешь, что необходимо учить иностранные языки хотя бы потому, что многие очень интересные писатели не пользуются популярностью ни у переводчиков, ни у издателей. Мне кажется, существует значительный слой практически не переведенных авторов, представляющих несомненный интерес. Одним из них является немецкий писатель и драматург Хартмут Ланге. Именно из-за трех его новелл я подумываю как следует заняться немецким, чтобы прочитать в оригинале и то, что не вошло в книжку серии "Иллюминатор" - "Концерт. Путешествие в Триест".
Три новеллы сборника - длинная, покороче и совсем короткая - написаны так, что трудно сказать, служат ли размышления о жизни и смерти основной темой или же наоборот - декором, что позволяет оттенить ключевую проблематику. А проблематика дана богатая - темы прощения, верности, места человека в обществе и его долга перед собой, ужаса жизни, противопоставления привычного порядка вещей и правильного порядка, каким бы страшным он ни казался переплетаются в сложный, но вполне распутываемый узел. В принципе, здесь основное удовольствие - перелистывая страницы распускать одно сплетение нитей за другим, следить за рельефно, но не гротескно, выписанными героями - их мыслями и тем, как меняется их взгляд на окружащий их мир. Обстоятельства же могут быть и мистическими "Концерт", и довольно прозаичными "Путешествие...", "... топь".
"Путешествие в Триест" запоминается больше прочих, наверное потому что в ней поднимаются самые интересные вопросы. Что важнее в жизни человека - порядок или свобода? Что значит время там, где с ним обычно не принято считаться - в семье? Почему, как писал Луис де Камоэнс:
... от счастья остается сожаленье,
от горя - только чувство пустоты...
- причем именно тогда, когда, казалось бы все в порядке?
Старый профессор философии, с трудом идущий на поправку после серьезных проблем со здоровьем неожиданно находит в кабинете своей жены некролог на, практически готовый к публикакции, тщательно выверенный и отмеченный текущим годом. Что самое страшное, слова "После продолжительной и тяжелой болезни скончался наш любимый отец и супруг профессор, доктор Вольф-Герхард Монтаг" конечно же не приговор злобных недоброжелателей, но тот последний камень, что рушит плотину долго копившихся проблем и раздумий, от которых профессор сперва пытается избавиться, а потом наоборот, принимает и рассматривает с интересом. В том, что родственники не верят в его выздоровление нет ничего плохого, эти скорбные подковерные приготовления нисколько не плохи - они даже в чем-то заботливы (родственники хотят сделать все так, чтобы господина Монтага запомнили). Но тут-то до профессора смутно начинает доходить, что с какого-то странного, упущенного в прошлом, момента его жизнь - не его жизнь.
Потому-то Монтаг так легко переносит и другие открытия - и то, что его жена изменяет ему - тут он и сам забыл, куда делись все чувства, и что дети не так уж жаждут общаться с ним, и потому традиционная поездка в Италию - скорее попытка соблюсти буржуазный статус кво и подарок человеку, который уже одной ногой стоит в могиле.
Очень интересно следить именно и за тем, как профессор освобождается от всей той шелухи, которой оброс за долгие годы, и за тем, как реагируют на это члены его семьи. Своим внукам он оказывается гораздо ближе чем детям и жене, видящим в смелом поведении браваду, а в желании наслаждаться жизнью - вредные больному человеку излишества. Сам же он прекрасно знает что делает - быть может, остается ему не так уж и долго, но этот небольшой срок можно прожить и по привычке, в тщательно выстраиваемом родней прошлом, или же осмелится и шагнуть в будущее.
И Монтаг идет. Исчезновение профессора, его побег из возведенный им же тюрьмы, служит не только развязкой долгого и многогранного конфликта, который нам набрасывают лишь в общих чертах, но и причиной странного, необъяснимого возвращения всего на круги своя, но уже без него. И потому ясно понимаешь - не чудачеством были все слова и поступки главного героя, а проявлением и ума, и чувства жизни на порядок больших, чем у всего его окружения вместе взятого.
Вдвойне сильно все это смотрится на фоне главного героя "Концерта" - пианиста Левански, как раз и не сумевшего подняться над окружением. Винить его в этом было бы несправедливо, ведь героев "Концерта" связывают узы не семейные, но гораздо более прочные и жесткие. Мир этой новеллы - Берлин, но Берлин иной, остановившийся во времени, место, населенное призраками погибших фашистов и их многочисленных жертв. Оба лагеря держатся кучно, недружелюбно друг к другу, однако прекрасно понимают, что именно взаимная ненависть не дает им упокоиться в мире.
Левански вечно молод, талантлив, и возвращается в Берлин после довольно долгого отсутствия - у него с этим городом сложные счеты - он был схвачен на вокзале и убит еще до войны, однако долг перед искусством заставляет возвращаться. Он не уверен в том, что может сыграть свои любимые композиции даже перед "своими", чего уж говорить о "чужих".
Тут раскрыты совершенно иные грани человеческой личности, чем в "Путешествии..." - "Концерт" будет ближе всего людям творческим, и тем, кто себя к ним причисляют. Редко кто из тех, что делает что-то действительно стоящее, полностью доволен собой и результатами своего труда... Однако где предел разумным сомнениям и неврозу? "Искусство - превыше всего!" - что значат эти слова, так часто повторяемые художниками, поэтами, музыкантами? Значит ли это, что оно в конце концов должно оказаться и выше самого исполнителя или автора?
Тут эти вопросы поставлены ребром - если главный герой по-настоящему, с полной самоотдачей, сыграет Бетховена в мрачной ставке, наполненной его палачами, Берлин сможет обрести покой. Левански сомневается, он утверждает, что слишком рано вырван из жизни, и уже не обретет мастерства взрослого человека. Ему невообразимо трудно поставить себя над своей же обидой. Это "невообразимо трудно" открывает другой пласт повествования - размышления об искуплении.
Из главы в главу выясняется, что стена взаимного недоверия и презрения все же не так прочна, как казалось в самом начале. Нацисты тут предстают совершенно другими людьми, чем они были при жизни - многие из них искренне раскаиваются в своих поступках, хотя гордость и не пускает их покаяться. И это понятно, стоит только вспомнит эксперименты Милгрэма - они были "как все", убивали "как все", и закончили тоже "как все" - крепко попавшись в капкан распаленной ими же ненависти - тут есть, о чем задуматься на вечном досуге.
Именно с темой искупления связаны мои любимые здешние персонажи - Шульце-Бетман и гауптштурмфюрер Клефенов. Первый - писатель-декадент, никогда не ощущавший себя евреем, но погибший в их числе. Он немного циничен и совершенно асоциален по местным меркам, поскольку часто видится со своим личным палачом, и старается по-своему поддержать и приоборить вояку. Получается двояко и едко, но все же довольно искренне. Клефенов же хотя и предстает фашистом-наоброт, может быть даже приторно-добродетельным и кающимся, все же тоже стоящий персонаж - он один из тех немногих призаков из СС, кто оказался способен переступить через гордость и бесконечно протягивать руку доброй воли, зная что в ответ получит лишь плевки и презрение. Побывав по обе стороны петли, он сумел полюбить жизнь вообще, и воспринимает призрачное существование как некое чистилище.
Что интересно, тут тоже прослеживается тема статуса кво, она выписана ярче и практически персонифицирована в лице фрау Альтеншуль - заправилы местного бомонда, которая является полной противоположностью и сомневающемуся Левански, и откровенно-аморалистичному Шульце-Бетману в тщетных попытках прежде и после серти, поскольку ее внутренний мир пусть и самый цветистый, но самый бедный из всех героев этой философской притчи.
Последнюю же работу, в принципе, можно было бы и не рассматривать подробно - она гораздо мене насыщена размышлениями, и по сути своей ближе рассказам Рюноскэ Акутагавы и некоторых экзистенциалистов - короткий, но необычный фрагмент, прокомментированный необычным ходом мыслей. Однако тема этого и другого мира здесь предстает слишком иначе, чем в первых двух. Если в "Концерте" речь идет о загробном мире и мире живых, в "Путешествии..." герой находится на перепутье между этими мирами, и неизбежно перейдет из одного в другой (вопрос - как), то в "Римайстерской топи", при всей ее краткости очень ярко проиллюстрирована грань. Грань не обязательно жизни и смерти - грань территории нормального мира обычного человека. За гранью не обязательно смерть, переход жестко не задан, и тем интересней подумать, а что находится за тем местом, где кончается мир?
Помнится, в одном из выступлений, Жиль Делез очень хорошо рассказывал про концепт экстерриториальности, поясняя, что и для животных, и для людей, выход за рамки привычной системы знаков - приключение. Рассказчик не смог выйти за пределы, и потому именно от его лица ведется речь. Хотя жаль, неизвестно, что же увидел и нашел его знакомый, отправившийся исследовать край мира...
Итак, подводя черту, замечу, что эта книга займет достойное место на полке всякого любителя психологичной и живой литературы, не пересыпанной тоннами отвлеченных рассуждений и авторских философствований. Творческим людям можно порекомендовать прежде всего "Концерт", любителям реализма - "Путешествие в Триест", но прежде всего и всем - короткую, но волшебную "Римайстерскую топь".