Аннотация: Атомная лодка. Автономный поход. Будни и приключения подводников.
Стабилизация глубины без хода.
По циркуляру прозвучала команда: "Третьей смене вставать, приготовиться к заступлению на вахту".
Нестеров очнулся, включил светильник над изголовьем кровати, посмотрел на часы: без пятнадцати четыре часа ночи. Он лёг лишь три часа назад, когда, наконец, проводив американское авианосное ударное соединение до Лас Пальмаса, на лодке дали отбой боевой тревоги. В полночь, лодка подвсплыла на перископную глубину для сеанса связи и подзарядки воздуха через шахту работы компрессора под водой - РКП. Нестеров тогда пожертвовал минутами сна, чтобы пройти в седьмой отсек, подышать из шахты РКП необыкновенно душистым, удивительно свежим морским воздухом. Насколько он опьяняюще прекрасен, обычный воздух, которым каждый человек, не замечая этого, дышит на земле. Уже два месяца экипаж дышал искусственно приготовленной смесью, очищенной от механических примесей, углекислого газа и окиси углерода, в которую добавляли кислород, из разложенной током забортной воды, поддерживая его концентрацию двадцать один процент. Один выдохнет воздух, другой его вдохнёт. И так три месяца.
Только в половине первого ночи, насладившись морским воздухом, Нестеров прошёл в первый отсек, лёг спать. Засыпая, он слышал уже давно ставшие привычными, странные неземные звуки за бортом, словно пели русалки в морских глубинах. Ещё лейтенантом он спросил у гидроакустика, что это за хрень такая протяжно воет и скулит за бортом. Гидроакустик отмахнулся: "шум морских животных". Ничего от этих слухачей не добьёшься, видать, и сами толком ничего не знают.
Теперь, из-за недосыпа, Нестеров остро ощущал мировую несправедливость: суббота, американцы, выспавшись, завтра пойдут гулять с девочками по Лас Пальмасу, а им приходится без выходных дежурить у входа в гавань, ждать, когда янки нагуляются, отдохнут, чтобы в понедельник опять выйти в море воевать. Хорошо американцам: у них холодная война, и та по расписанию.
Нестеров оделся, умылся, стал постепенно просыпаться. Настроение поднималось. Прошёл из первого отсека в четвёртый, открыл дверь пульта управления Главной Энергетической установкой - ГЭУ. На спинке пружинного кресла под холодной струёй из кондиционера, чтобы не заснуть, сидел Черемисов и, качаясь, напевал себе под нос какую-то песенку.
- Привет!
- Привет!
- Всё нормально?
- Как всегда. Параметры в норме.
- Тогда чего сидишь? Иди отдыхай, вахту принял!
- Ещё десять минут до смены. Садись на диванчик, пообщаемся. А то бычок увидит, возникать будет.
- Да ему без разницы, кто на вахте. Иди!
- Ладно, признаюсь, всё равно придётся тебя кормить. Сейчас трюмный должен принести печёную картошечку с селёдочкой. Поедим, и я пойду.
- Как варят - знаю: клапан вентиляции с манометра направляют в кастрюлю с водой, и пар нагревает воду, а вот как пекут- понятия не имею.
- С паропровода изоляция сползла, вот на нём и пекут.
- Сползла. Ага! В нужном месте, чтоб картошечка не падала. В твоём отсеке то едят, то пьют, то, вообще, костры разводят. Расскажи как у тебя в отсеке три раза один и тот же ватник загорался.
- Обычно. Упал ватник промасленный вниз, в трюм и случайно лёг на паропровод. Как высохнет, нагреется, так и начинает дымить.
- И загорается он регулярно среди ночи, чтобы всем бежать по аварийной тревоге, отрывая время от сна, заливать этот долбанный ватник пеной. И оно мне надо, три ночи не досыпать из-за твоего дурацкого ватника?
- Ага: наезд! Чтобы ватник достать, мы целую конструкцию соорудили. Думаешь, так просто, если его даже не видно среди труб?
- Правильно написали в боевом листке: "Шестой форпост, шестой граница: здесь может всякое случиться!" Ладно, тогда расскажи, как у тебя под носом завод работал по производству пойла.
- Ещё один наезд. Тебе что, ужина не досталось? Ладно, если не знаешь, расскажу. Помнишь, несколько дней назад обнаружили, что рулевой матрос Кушнир на вахте пьяный? Ему механик даёт команду всплыть на перископную глубину, а тот рукоятку на себя до упора и лодка с дифферентом на корму под сорок пять градусов выскочила на поверхность под носом у американцев. Хорошо, ночь была, и нас, вроде, не заметили.
- Может, и заметили. Локаторы-то у них работали. Тогда сейчас за нами хвост,- сказал Нестеров.
- Так вот, я, когда узнал об этом происшествии, сразу вспомнил, что Кушнир перед заступлением на вахту, мельтешил в трюме моего отсека. "Что это ко мне рулевые шастают, вроде, ничего здесь от рулей и близко нет", - ещё тогда подумал я. А чуть раньше химика в трюме видел, торпедиста Сайко... Да весь экипаж там перебывал. Такое впечатление, что у меня в шестом мёдом или салом намазано. А может, чем другим? Короче, решил проверить. Полез в трюм, часа полтора по трубам на брюхе ползал. А трюмный всё это время прыгал надо мной среди труб как мартышка, и норовил меня отвлечь. То командира отсека кто-то, "кажется" вызывает, то он мне чашечку кофе сейчас заварит. Всё было весьма подозрительно, и лишь укрепляло мою решимость. Наконец, нашёл. За конденсатором левого борта сорокалитровый алюминиевый бидон из-под спирта, полный бодяги. На цепочке железная кружка. А ещё огурцы солёные в банке. Приспособились, блин! Бар там у них, видите ли, - сказал возмущённо Черемисов, и от злости даже замолчал, не находя приличных слов. - Потом это пойло я заставил трюмных сливать в унитаз и выдувать цистерну за борт, а гущу Чебуркин, под моим наблюдением, лично паковал в полиэтиленовый мешок и выдувал за борт через систему дистанционного удаления контейнеров - ДУК. Вся рыба в Средиземке, наверняка, неделю косая плавала. Вот рыбаки, небось, изумлялись!
- Повезло рыбе... и рыбакам,- сказал Нестеров, внимательно разглядывая показания приборов.
Рядом с пультом ГЭУ в том же помещении располагался пульт управления электроэнергетической системой - ОКА. На нём принял вахту электрик мичман Азаров. Он поздоровался с офицерами и доложил о заступлении. По громкоговорящей связи стали поступать доклады из энергетических отсеков. Нестеров сел в кресло оператора, ещё раз окинул приборы внимательным взглядом. Тонко пели сельсины. Стрелки более сотни приборов замерли на стабильных параметрах. Мощность реактора 35%, ход турбины 60 оборотов. Нестеров включил мнемосхему в светлый режим, внимательно осмотрел состояние запорной арматуры и насосов, проверил положение более сотни ключей на панелях, сделал запись в журнале, доложил в Центральный пост, откинулся на спинку кресла, качнулся на пружинах и спросил Черемисова:
- Ну и где твой трюмный?
- Сейчас найдём. Включи телекамеру шестого,- попросил Черемисов.
Нестеров щёлкнул выключателем. Во весь экран проявились высоко задранные волосатые голые ноги с дырявыми носками. Черемисов нажал на тумблер громкоговорящей связи шестого отсека и заорал:
- Мичман Махмудов, почему Вы не меняете вовремя одноразовые носки? Они у Вас уже на ногах сгнили, а вонь аж через телекамеру в нос шибает. Вам их для чего выдают? Для коллекции?
- На родину в них поеду, товарищ капитан-лейтенант. Как пройду в синих одноразовых по аулу, все девки мои.
Волосатые ноги опустились, и проявилась улыбающаяся, круглая рожа мичмана Махмудова. Потом он добавил для порядка:
- В шестом замечаний нет.
- Где Чебурек? Где моя сто раз обещанная печёная картошка?- возмущённо заорал Черемисов.
- Всё, готова, уже бегу, товарищ капитан-лейтенант,- откликнулся откуда-то из гудящих недр отсека трюмный, а потом из-под пайол появилась нечесаная лохматая голова.
- И чтобы на троих хватило!- проорал Черемисов в "матюгальник".
Через пару минут глухо клацнула кремальера. В дверях появился трюмный, матрос Чебуркин, с картонкой, на которой были разложены чёрный заспиртованный хлеб из полиэтиленовых пакетов, подогретый до хрустящей корочки, печёная дымящаяся картошка, и нарезанная крупными кусками жирная бочковая селёдка.
- Чебуркин, почему Вы никогда не расчёсываетесь?- спросил Нестеров.
- Чтобы голова отдыхала, товарищ капитан-лейтенант.
- Она у Вас и так уже двадцать лет отдыхает. Пора бы ей начать трудиться. А из чего вы своё пойло делали?
- Из всего, товарищ капитан-лейтенант. Из компотов, варенья, сахара, ну и дрожжей, естественно.
- Вкусное было пойло?- передёрнул плечами от отвращения Нестеров.
- Нормальное. Я бы вас угостил, так рядом с Вами и так сорок литров шила стоит,- кивнул Чебуркин завистливо на бидон со спиртом.
- Слюни то не распускай! У нас спирт чисто для технического применения, а вот вы свою бодягу вовнутрь потребляли, да ещё и на вахту после этого пёрлись,- сказал Черемисов, разламывая картофелину.
- Ну да, конечно, шило исключительно для технического применения... под селёдочку,-недоверчиво протянул Чебуркин. - А вино в обед вы пьёте? Перед вахтой? Или тоже отказываетесь?
- Пятьдесят грамм сухого вина и Вам дают, так это не литр бодяги, как за один раз потребляли вы. А ну закрой дверь с той стороны!- повысил голос Черемисов. - Десять суток ареста отсидишь на базе по прибытию! Картошечкой печёной тебе долго придётся подхалимничать, чтобы я скостил срок до пяти суток.
Дверь за трюмным закрылась. Нестеров тихо рассмеялся. Черемисов улыбнулся:
- Хороший парень, но хитрец и пройдоха!
- Такие "хорошие парни" в прошлой автономке всё наше вино выжрали,- сказал Нестеров, обращаясь к мичману Азарову, недавно пришедшему на корабль. - Пробрались в провизионку ползком из третьего отсека во второй через трюма, вскрывая подряд все люки в цистернах, и унесли больше половины бутылок. Вот Вы, Азаров, знаете, как проникнуть в провизионку второго отсека из трюма третьего? А эти хитрецы знают. Пришлось люки в провизионке заваривать.
- Зато, в конце автономки над нами бог смилостивился, и сломал нам холодильную камеру.- вспомнил Черемисов. - Так мясо, в виде жаренных отбивных, по отсекам носили, и каждого уговаривали: "ну съешьте ещё хоть кусочек!". Неделю наедались одним мясом, как никогда в жизни, а потом пришли в базу. То-то жёны удивлялись, глядя на наши круглые, отъевшиеся рожи! Они отбивных нажарили к нашему возвращению, котлет накрутили, а нас от всего этого объедения тошнило.
Картонку разложили на диванчике, сели вокруг, и ели втроём картошечку, селёдочку, пушистый чёрный хлеб. Запивали водой. Бидон со спиртом, действительно, стоял рядом, но в море себе позволяли немногие. Управленец на ядерном реакторе - КГДУ, как и оператор на ОКЕ - слишком ответственные посты, чтобы пить спирт.
- Я со вчерашнего дня и вино не пью,- сказал Нестеров.
- Почему?
- Каждый день по пятьдесят грамм. Вчера перед обедом, вдруг, почувствовал, что у меня слюни бегут, жду не дождусь, когда мне эти пятьдесят грамм сухого нальют. Зависимость появилась. А я не хочу быть зависимым ни от чего. Так что отдаю вино желающему.
- Жаль, что Вы в офицерской кают компании питаетесь, а не с нами, я бы не отказался,- сказал Азаров.
- Оно Вам надо? Сами не заметите, как алкашом станете,- сказал Нестеров.
- Алкашом тоже быть неплохо,- сказал Черемисов. - Вот взять Степанова. Разжаловали в старлеи. Это прискорбно. Зато, ему теперь всё пофиг. Перед автономкой его три дня матросы по городку отлавливали. Нашли в каком-то вертепе пьяным в дребодан. Принесли на палубу лодки к рубочному люку, крикнули вниз: "лови старлея!", и отпустили. Хорошо, додумались ногами вниз. Восемь метров пролетел. Ни одного синяка. Ты бы так смог? А теперь уже два месяца абсолютно трезвый, ведь спирт ему никто не доверяет. Работает человек, вахту исправно несёт. А придём на базу - только его и видели. Тебя, в лучшем случае, часов в восемь вечера домой отпустят, если не дежурство, а он как уйдёт в городок, так до следующего выхода в море никто о нём и не вспомнит. Ни тебе вахты, ни тебе дежурных смен, всяческих расхолаживаний реактора. Всё ему до лампочки. Завидую.
Каждый выбирает по себе,- согласился Нестеров, доедая картофелину. - Вот только алкаши и на высоки должности иногда прорываются. Помнишь, как в прошлую автономку с нами пошёл Никитин, капитан второго ранга, механик по живучести из штаба? Как-то ночью будит он меня, и таинственно так говорит:
- Нестеров, иди за мной, только тихо, не вспугни.
Меня спросонья качает, но тащусь за ним: начальник, как-никак! Приходим в каюту механика, где его поселили, он склоняется над кондиционером и меня приглашает:
- Послушай!
Я, дурак, ухо к кондёру приставил, слушаю. Шумит и шумит. Плечами пожимаю, ничего понять не могу. А он мне говорит:
- Ты что, не слышишь?
- А что я должен слышать?
- Они поют!
- Кто поёт?- спрашиваю.
- Черти, или духи подводные, кто их там разберёт. А может, хор имени Птяницкого...
Я смотрю на него, врубиться не могу. А потом рассмеялся, и говорю ему:
- Ну, Вы меня, товарищ капитан второго ранга, и разыграли!
А он стоит бледный такой, перепуганный, трясётся, еле губами ворочает. И тут я понял, что у мужика белая горячка. В каюте механика краник есть, из которого спирт течёт от цистерны, которую ему на плавмастерской сварили, так Никитин этим спиртом, видать, и злоупотреблял.
- Помню я, как по циркуляру командир объявил, чтобы никто приказы капитана второго ранга Никитина не исполнял и чтобы каждый, вплоть до матроса, физически препятствовал его выходу из первого отсека,- сказал Черемисов.
Черемисов ушёл. Потекли часы предутренней смены. Нестеров взобрался на спинку кресла, направил в лицо струю кондиционера - применил все свои, многолетним опытом отработанные хитрости, чтобы случайно не уснуть, и мерно качался под песню сельсинов. Лодка шла на глубине семьдесят метров. Всё тихо, спокойно. Обычная смена, обычная ночь. Впрочем, кто считает эти дни и ночи. Их просто нет в морских глубинах. Если бы не преследование авианосного соединения по тревоге, то у каждой смены свой ритм жизни на корабле, и какая смена лучше, можно спорить до хрипоты, но никто никому ничего не докажет. Четыре часа вахты через восемь. И так изо дня в день.
Огромная махина в пять тысячи тонн водоизмещением неслась с приличной скоростью в чёрную непроглядную тьму. На практике после второго курса курсант Нестеров был в изумлении, когда осознал, что все эти офицеры и мичманы, с умным видом сидящие перед своими приборами, ни хрена не видят, куда их мчит атомная махина. Ведь никакие локаторы, как он думал раньше, не работают, чтобы лодку не мог засечь вероятный противник. Лишь шумопеленгатор. Потом только узнал: всё просто. Движутся по картам, где обозначены все неровности морского дна. А как узнать, что ты находишься именно в этом месте, а не в другом? Вот здесь вопрос. Ошибки, связанные с течениями, неправильными расчётами, были всегда. Нестеров сам видел лодку с развороченным носом, которая на полном ходу врезалась в риф. Торпеды торчали из аппаратов, как растопыренные пальцы. А ещё были столкновения с другими лодками иностранных государств, с кораблями.
Внезапно, размышления прервал сигнал телеграфа. Нестеров взглянул на телеграф и не поверил своим глазам: 250 оборотов. Он совместил стрелки телеграфа, а потом перевёл телеграф на 210 оборотов и задал рукояткой обороты турбине 210. Включил связь и доложил:
- Реактор работает на пониженных параметрах. Максимально доступные обороты 210. Для выполнения Вашей команды прошу разрешения перейти на номинальные параметры с давлением пара 32 килограмма на сантиметр квадратный.
- Ну, так перейдите на номинальные параметры, турбине полный ход!- с раздражением скомандовал механик.
- Есть перейти на номинальные параметры, турбине полный ход,- репетовал Нестеров, пожимая плечами. - Приспичило им, в войнушку не наигрались,- пробурчал он недовольно. -Греметь на всю Средиземку - лишь вероятному противнику сон перебивать. Обхохочутся янки, как русский Иван на чёртовой метле по морю гоняет.
Реактор постепенно набирал мощность. Нестеров быстро перевёл его на номинальные параметры, возросло давление пара, и обороты турбины стали постепенно приближаться к заданным. Корпус лодки содрогался, пронзая морские глубины.
- Какая сейчас скорость, товарищ капитан лейтенант?- поинтересовался мичман Азаров.
- Прибора у меня нет, но должно быть около двадцати семи узлов.
- А километров в час?
- Где-то, пятьдесят.
- А 671 проект сколько развивает?
- 34 узла. Более 60 километров в час. У него турбина 31 тысяча лошадей.
- Современные лодки ещё более скоростные?
- Да. До 45 узлов. Почти 85 километров в час. Вот только я не врублюсь, нахрена мчаться с такой скоростью, если при этом ты ни фига не слышишь, а тебя слышит вся НАТа? Ведь от ракеты не убежишь.
Рука легко касалась пальцами круглой рукояти управления турбиной. Нестеров ощущал, как малейшее движение пальцев отзывается чудовищной мощью восемнадцати тысяч восьмисот лошадиных сил. Лодка вибрировала, словно проснулась в ней гигантская, невиданная сила, которая почуяла свободу, и теперь рвётся, необузданная, вспарывая чёрные глубины Средиземного моря.
Дверь открылась. Вошёл командир БЧ-5.
Что там происходит, товарищ капитан второго ранга?- поинтересовался Нестеров. - Куда мы несёмся?
- Получено сообщение. Дизельная лодка по заданию центра прослушала наши курсовые углы и обнаружила за нами хвост. Вот и пытаемся оторваться. Будьте внимательны. После того, как оторвёмся, начнём маневрирование и ступенчатое снижение оборотов вплоть до нуля с постановкой на стабилизатор глубины без хода.
Механик вышел. Лодка по-прежнему мчалась с огромной скоростью. Корпус мелко дрожал. Глубиномер показывал сто метров. Загудел телеграф. 240 оборотов. Нестеров исполнил. 230, 220, 210... Постепенно снижались обороты, снижалась и мощность. Наконец, телеграф скомандовал 0 оборотов. Нестеров остановил турбину. Включилась лампочка громкоговорящей связи и тихим голосом механик скомандовал:
"Снизить мощность реактора до полного закрытия клапана травления пара".
Нестеров отрепетовал команду, и стал медленно снижать мощность реактора, следя за параметрами. Потом тихо скомандовал в турбинный отсек:
"Шестой! Следить за клапаном травления. При полном закрытии доложить!".
"Ходовой клапан и клапан травления закрыты полностью. Турбогенераторы работают по штатной схеме", прозвучал доклад Махмудова.
"Клапан травления закрыт. Излишков пара нет. Мощность реактора восемь процентов",- доложил Нестеров в Центральный Пост.
"Так держать!"
Включился циркуляр.
"Глубина сто двадцать метров. Осмотреться в отсеках! Лодка поставлена на стабилизатор глубины без хода. Объявляю режим тишины. Перемещение по отсекам запрещено. Доклады и все переговоры по телефону!" - сказал механик тихим голосом.
Нестеров взглянул на глубиномер: тот показывал сто двадцать метров, но стрелка ползла в сторону уменьшения: лодка не стабилизировалась и медленно всплывала.
- Не могут стабилизироваться. Скорее всего, мешает жидкий грунт, температурная разница плотности различных слоёв, - предположил Азаров.
Наконец, всплытие прекратилось, а потом глубина стала увеличиваться.
- Видать, справились,- сказал Нестеров.
Он перевёл взгляд на часы. Они показывали пять утра. Осмотрел приборы, снял основные показания и записал их в журнал, как положено, потом взял трубку телефона, принял доклады и доложил по телефону в Центральный пост:
"Энергетические отсеки осмотрены, замечаний нет!". Опять взглянул на глубиномер. Стрелка показывала сто девяносто метров, и глубина быстро увеличивалась.
- Ни хрена себе! Да мы, никак, тонем!
Тут раздались частые звонки аварийной корабельной сигнализации, а потом включился "Каштан", и страшный, оглушающий грохот из Центрального пронёсся по отсекам корабля, а сквозь него прозвучала команда:
"Аварийная тревога! Большое поступление воды в третий отсек!".
Нестеров резко крутанул рукоятку управления мощностью реактора на 100%. Потом скомандовал мичману Азарову: "Обесточить электростанцию левого борта!".
- Вы не имеете права давать мне такую команду, товарищ капитан-лейтенант! В вопросах специальности я подчиняюсь лишь командам Центрального поста.
- Электростанция расположена на нижней палубе третьего отсека, её сейчас затопит, и мы сгорим. Отключи!
- Запрещено без команды Центрального!
Нестеров стал часто нажимать на тумблер вызова Центрального Поста, но центральный не отвечал, тогда он подскочил к пульту ОКА, оттолкнул Азарова, резким поворотом ключа обесточил электростанцию. Зазвенели звонки, происходила автоматическая переброска питания на электростанцию правого борта. Взглянул на глубиномер. Глубина перевалила за двести тридцать метров и быстро увеличивалась. Рос дифферент на нос. Мощность реактора подбиралась к двенадцати процентам. Загудел телеграф, показывая 60 оборотов. Нестеров совместил стрелки, а потом опять перевёл телеграф на ноль. Центральный вынужденно совместил стрелки.
Включилась лампочка "Каштана". Сквозь рёв воды донеслась команда.
- Пульт! Срочно дать ход турбине!
- Это невозможно. Мощность тринадцать процентов. Увеличение мощности происходит автоматически со скоростью пол процента в секунду, плюс задержка в парообразовании. Итого, ход дадим через минуту. Раньше никак.
- Глубина двести пятьдесят метров. Продувка не эффективна. Мы тонем. Спасти нас может только ход. Через минуту нас уже раздавит!!! Двадцать секунд! Все последующие - твои сутки ареста. Дёргай компенсирующие решётки вручную!
- Вручную сработает защита или взорвётся реактор.
- Девятнадцать секунд!!!
Электронная схема управления реактором словно вспыхнула в мозгу Нестерова. Каждая линия ключей и бесчисленных реле прожигала светящуюся борозду в бешено работающем мозге. Время словно замерло, остановилось. И он увидел её, эту единственно возможную цепочку прохождения сигнала. Мгновенно установил на панели пуска ключ мощности реактора на 0, а на панели управления ключ на 100%, с холодком в спине нажал кнопку экстренного снижения мощности. И удивительным образом мощность стала быстро расти. Теперь он знал: рост - 2,5% в секунду. Взглянул на глубиномер: стрелка превысила предельную рабочую глубину 270 метров и приближалась к предельной расчётной 300 метров. Дальше начинётся разрушение прочного корпуса и неизвестность. Наконец, мощность перевалила за 20%.
- Проверить готовность турбины к работе,- скомандовал он в шестой.
- Турбина к работе готова, немедленно последовал доклад Махмудова.
Нестеров задал рукояткой обороты, и турбина медленно пошла при закрытом клапане травления, сбрасывающем излишки пара в конденсатор. Излишков не было. Всё шло на турбину. Малейшее неосторожное движение могло вызвать срабатывание защиты турбины или генераторов. Десять оборотов, двадцать, тридцать, пятьдесят... Наконец, мощность реактора выросла до 50%, и Нестеров отпустил кнопку экстренного снижения мощности. Рост глубины прекратился. Постепенно стрелка отползла от критических 300 метров. Лодка начала всплывать. Телеграф показал 120 оборотов, и Нестеров быстро задал турбине требуемые обороты. Всплыли на перископную глубину. Прозвучала команда:
"Отбой аварийной тревоги! По местам стоять, к погружению!".
Открылась дверь, и на пульт ворвался механик. Он подскочил к Азарову, обнял его, поцеловал и сказал:
- Этот человек сегодня спас корабль. Если бы он не взял на себя ответственность, и сам, без команды, не обесточил электростанцию, мы бы, сгорели к чертям собачьим. На базе будете поощрены командиром дивизии, если не флотилии. А Вам, Нестеров - трое суток ареста за три секунды опоздания после назначенных двадцати. И мне плевать на ваши оправдания. Приказ надо выполнять любой ценой. Вам понятно, Нестеров?
- Так точно, товарищ капитан второго ранга! А что там было?
- Люк уравнительной цистерны сорвало. Кто-то его вскрыл, а потом гайки не обжал.
Механик вышел.
- Наверно, с тех пор, как матросы по люкам за вином лазили, никто их так и не проверил,- предположил Нестеров.
- Насчёт обесточивания электростанции Вы не беспокойтесь, я механику всё объясню, и вам обязательно арест отменят,- сказал Азаров.
- Не надо, мичман! Я действительно не смог выполнить приказ вовремя, и не имел права вмешиваться в работу оператора СЭЭС. Кроме того, я беспартийный, а значит, выше звание и должность не получу. Плевать мне на эти поощрения, а, тем более, на трое суток ареста, даже если их придётся отсидеть, в чём я глубоко сомневаюсь. А Вам, может быть, денежную премию выпишут. Всё семье поддержка.
- А почему Вы не в партии?
- Вот тут,- стукнул себя в грудь Нестеров,- чувствую, что не созрел. Не партиец я. Вольнодумец. Всяких Булгаковых, Солженицыных и прочих отщепенцев тайком читаю, Ленина не конспектирую, политзанятия не люблю. А лгать и притворяться - не могу. Такая я сволочь.
Через две недели лодка всплыла у берегов полуострова Рыбачий. Нестеров выбрался подышать в верхнюю рубку. Близился рассвет. Внутренние стены ещё мокрой рубки сияли неземным сиянием. Молодые матросы удивлялись и задавали вопросы. Ветераны отвечали: морские светящиеся организмы. Трюмный Чебуркин провёл ладонью по мокрой стенке рубки и мазнул себя несколько раз по лицу. Теперь его физиономия тоже стала светиться, словно сам он, чучело неопознанное, выплыл из морских глубин.
Некурящий Нестеров задыхался среди двух десятков курящих, поэтому поднялся выше, на мостик, где дул свежий холодный ветер и стоял вахтенный офицер, его друг старший лейтенант Красников, в канадке с надвинутым на лоб капюшоном, с биноклем у глаз, а рядом дымил сигаретой Тупикин. Сквозь мглу всё яснее проступал скалистый берег, вдоль которого шла лодка. Огромный вал морской воды, вызванный движением корабля, накатывался на нос лодки, и разбивался о боевую рубку. В этом противодействии корабля и моря, чувствовалась необузданная мощь того и другого. Серая полоска рассвета ширилась. Тёмная вода Баренцева моря постепенно становилась серой, почти стальной. Неприветливый берег. Неприветливое море, но знакомое, можно сказать, родное, хоть и чуждое человеческой природе. Странное раздвоение. Внезапно, стоящий рядом старший лейтенант Тупикин покачнулся и потерял сознание. Нестеров едва успел подхватить его на руки.
- Что с ним, ты не знаешь?- спросил он Красникова.
- Три месяца не курил, а теперь вылез и сразу выкурил полную пачку. Надо бы его вниз спустить, к доктору. Мало ли что!
Нестеров позвал матросов, они схватили Тупикина за руки, за ноги, и стали проталкивать в рубочный люк.
- Может, как Степанова: "Держи старлея!"?- спросил Чебуркин.
- Тупикин не алкаш, поэтому, все кости себе переломает,- сказал Нестеров, с трудом удерживая тело старшего лейтенанта в узкой шахте верхнего рубочного люка.