Погреб под хороминами вырыли ещё при прошлом князе. Здесь не держали квашенной капусту и не хранили репу. Погреб замышлялся для иных целей, например, для устранения смутьянов. Время князей ушло в прошлое, делами заправляло вече, подворье давным-давно отошло к городу. А в погребе всё так же содержали врагов Полоцка.
Через зарешеченное окошко был виден только краешек земли и глухой забор напротив. Каждый день походил один на другой, в погребе ничего не менялось: всё та же полутьма, сырость и маленькое пятно света. Роман, молодой мужчина в монашеской рясе, не терял надежды. Сколько он уже перевидал таких подвалов! Попутчик, схваченный заодно, сдался сразу. Пшемысл почти не разговаривал, лежал на охапке гнилой соломы и время от времени покашливал, сотрясаясь всем телом. Конечно, Роману по-человечески было жаль бедолагу, но он всё равно ничем не мог помочь. Узник вспомнил их недолгое знакомство.
- А почему тебя Косым прозвали? - спросил уже немолодой возница, с серебром на волосах. Роман, переодетый в монаха, по зову побратима тайком пробирался в Полоцк. По пути он прибился к Пшемыслу, крестьянину из глубинки, надеясь, что так привлечёт меньше внимания. Вместе они миновали заставы полочан.
- Из лука плохо стреляю, - хмыкнул монах и откинулся на мешки с зерном. Скрипели колёса. Вот только для простого крестьянина это были просто колёса, а лже-монах видел свою судьбу. Сколько же она ещё будет гонять его по миру?
Вместе, на подводе, запряжённой волами, они въехали в город. Пшемысл торопился на торг, сдать зерно, выплатить ренту и назад в деревню. Несмотря на позднюю осень дел оставалось невпроворот.
По узким улочкам среди нависших хоромин они почти добрались до торга, когда дорогу преградила группа дружинников в алых плащах.
- Ты, Ромашка Косой, осмелился вернуться? - закричал один из них. Монах узнал одного из телохранителей Друцкого, в которого стрелял два года назад. - Взять их!
Роман испугался. Но больше стражников он боялся выражения лица возницы. Пшемысл смотрел на него с суеверным страхом, как на грязное болотное животное, с таким отвращением, как будто прикоснулся к чему-то нечистому. "Я же для тебя старался"! - захотел крикнуть Косой, но осёкся под неприязненным взглядом. Больше Пшемысл с ним не разговаривал.
Кроме них в погребе было ещё два узника: купец и боярин. Они часто спорили и дрались до тех пор, пока вниз не спускались охранники. Роман уже успел отведать тяжёлого кулака Васьки Малого, купеческого сынка. Бились за Русь. Единую и неделимую - Романа, вольную - боярина Артамона и западную - Малого.
- Наша судьба решается прямо сейчас, - воскликнул Малой и подтянулся на жилистых руках к решётке. Снаружи всё равно ничего не было видно, но по крикам и бою колокола, узники знали, что за стенами города идёт большая битва. Литовский князь с дружиной сражался против городского ополчения.
- Слышите? Началось! Вот победит Мингайло и нас выпустит! Всякая новая власть освобождает...
- А что твой Мингайло? - проворчал старый боярин. Трясущимися руками он потянулся к бородёнке и попытался её пригладить. - Разве мало было таких? Князья сменяются, а Полоцк остаётся.
Васька развёл длинные руки в стороны. Он был невысок, но крепко сбит. Драться умел. Против этой почти животной силы пасовали даже хитрые приёмы Романа. Сейчас Косой, едва отошедший от прошлой взбучки, не горел желанием спорить.
Родители Романа умерли в моровую годину. Сейчас он радовался их смерти, что они не видят того, кем он стал. А ведь именно родители-книжники, своими байками натолкнули сына на путь борьбы. Борьбы за единую Русь. Благородный разбойник, мечтатель и убийца в одном лице - Роман за короткую жизнь успел сбежать из монастыря, повоевать в Галиции, сходить с ушкуйниками на север. Было сложно поверить, что эти холёные узкие руки запятнаны кровью.
В тот злополучный день Роман, Давьят и Ингварь подкараулили Друцкого на выезде из подворья. Князь жил на отшибе, сам по себе, словно боярин, в то время как его дружина пригодилась бы на Западе. Роман решил сразу, как отрезал: князя надо убирать, благо Друцких много. Давьят, извечный смутьян, быстро согласился, ему, похоже, было всё равно кого убивать. Ингварь, выходец из чуди, на дело пошёл больше по принуждению. Светская власть его почти не интересовала, другое дело война против церкви.
Роман старательно, высунув кончик языка, выцеливал князя. Среди яркой, в бархатах, свиты Друцкий был неразличим, первый среди равных. Под руку стрелка подтолкнул Давьят. Из-за рта пахнуло гнильцой.
- Ну, что копаешься? Вот же он родименький, в алой шапочке. Стреляй!
Стрела сорвалась с тетивы, метнулась к цели и пронзила бок одного из вельмож. Князь выхватил меч, но дружинники закрыли его щитами.
- Держи, гадов! - тонко, по-бабьи завопил один из видоков. Роман бросил бесполезный лук и бросился бежать к коням. Давьят первым взлетел в седло и пятками ударил в бока. Ингварь замешкался и был зарезан охраной.
"Люди погибают рядом со мной, - Роман сжал кулаки. - Погибают зазря, не по своей воле. Должно быть, я проклят!"
- Нет, старик, Мингайло не какой-нибудь князь. Это перемены! Тебе знакомо такое слово? - Васька не любил бояр, ведь именно из-за них его посадили под замок. Он знал, что выйдет, его не станут держать вечно, только разорят. И никто не вступится, потому что ныне каждый сам за себя.
Старик замахал руками.
- Перемены? Что мне ваши перемены? Торгаш, что понимаешь? Мы - Артамоны - будем править! Знаешь, сколько таких, как я, Артамонов, на Руси? У меня всё в кулаке! Князья... Что мне твой князь? У меня земли больше, чем у любого князя. Они в должниках у меня ходить будут!
- Сейчас ты под замком, боярин, - перебил Роман. - Что можешь сделать? Где хвалёное богатство? Что, помогло оно тебе, когда стража тащила под белы рученьки, била ногами и выдирала бороду?
- Ещё не вечер! - отрезал Артамон.
В книгах всё было просто: одна земля - одна вера. Надо было только помочь. Роман сбежал из монастыря, куда попал ради знаний, и оказался в водовороте политики. По всей Руси Косой гонялся за призраком единства, он ставил на Новгород - но там ценились только деньги, Галич - личное властолюбие и умирающий Киев. В конце концов, разочарованный Роман вернулся в Полоцк. Война против Литвы - тоже достойная цель.
- Скоро мы узнаем, гнить нам здесь или на волю, - проговорил Васька. - Эх, борода, если что, не забудь нас. Вместе ж сидели. Тебя-то точно выпустят. Тебя ж из-за Мингайло посадили?
- Да, всё наши интриги, - признался Артамон. - Но в том и дело, что наши, боярские. Сегодня литовский князь, завтра Смоленский, они мимолётны. А мы останемся, это боярская земля.
- Ну, - улыбнулся Васька. - Теперь всё будет иначе. Ах, какие возможности! Литва защитит, накормит, а знаешь какие там торги? О, ты ничего не знаешь! Сколько там торгов, какие возможности! И я поднимусь, не могу не подняться, знаю это! С Литвой поднимусь. Нет, брат, Литва это надолго! Поверь мне.
- Как же можно так? - воскликнул Косой. - Они же чужие. Это же враги. Язычники!
- Это ты зря. Я, может, тоже не ахти как гостей люблю, но всё равно зря. Набегов не будет! А что будет, когда я поднимусь? Ну, не знаю: хоромы, куча детей. Дальше? Пропью всё! Как есть прогуляю и пропью. Из грязи вышел, в грязь и уйду.
Запели рога. Гул нарастал. Узники замерли, вслушиваясь в отдалённые крики. Где-то рядом, быть может за забором подворья, ржали кони. Истошно завопила какая-то баба.
Малой подтянулся на прутьях, просунул наружу лохматую голову.
Боярин оживился и стал приглаживать полы разодранной хламиды. Новая власть выпускает чужих узников. Роман прижался к ледяной стене и закрыл голову руками. Всё во что он верил, всё чего добивался, пошло прахом. Колёса судьбы.
- Это судьба. Сразу понимаешь своё бессилие, ничего против не сделаешь, будь хоть с ног до головы в железе. Против колеса судьбы бороться бесполезно.
- Чего заныл-то? - засмеялся Васька. - Ну, началось новое время. Но ты-то здесь, руки-ноги есть, али не выкрутишься? Крутись, и дороги откроются. Умеешь стрелять в князей? Всегда можно наняться к кому-нибудь в дружину.
- Русь погибла. Её больше нет. Именно сейчас, с падения Полоцка.
- Тебе-то какой прок? Если от идеи нет пользы, то это дрянь, а не идея! - перебил купец. - Хватит уже брать тяготы мира. Пусть набольшие ломают головы. Эй, набольший, будешь ломать голову? Вряд ли, Артамон, вряд ли. Тебя больше доход интересует. Ну, что ж, ты ставил на Литву и победил. Равно как и я.
Роман прислонился к стене и закрыл глаза. Прошлое как вереница образов проносилось в памяти.
Тогда, после неудачного покушения беглому монаху пришлось скрываться в степях. Отовсюду его гнали как бешеную собаку, ни один хозяин не впускал к себе на ночь. Степь принимала всех. Роман ушёл к берендеям, потом к половцам, вместе с ними грабил купцов и собирал дань с низовых поселений. Надо было просто жить, хотя на сердце и лежал камень.
- Есть дело, - прошептал кто-то на ухо. Роман играл в кости с половецкими наёмниками и уже потерял половину доли. Ещё вчера половцы разорили поезд из телег и фургонов, из луков расстреляли охрану и бросились вспарывать тюки. Было приятно рвать и топтать шелка.
Косой отвлёкся на пришельца. Под глухим капюшоном были видны только блестящие чёрные глаза.
- Я от Давьята. Он ждёт тебя в Полоцке. Есть дело! - язык не был родным посыльному. Он чеканил слова, явно заученные, с трудом, выплевывал их как камушки из каши. Роман бросил кости, улыбнулся загудевшим степнякам и вышел вслед за посыльным из шатра.
- Что ему надо?
- Большое дело. Что мне передать?
Еду, куда ж мне от кровника, - улыбнулся Косой. Давьят всегда был рядом с Романом, не даром они обменялись кровью в знак борьбы. Если бы не он, Косой так и остался бы пустым обывателем. Но Давьят постоянно толкал вперёд, к новой борьбе. И вот они вместе сражались в Карпатах, будоражили Полоцк и укрывались в Новгороде.
"Где же ты теперь, мой верный Давьят? Неужели сгинул"? - с горечью подумал Роман.
Теперь, после победы Мингайло, время потекло особенно медленно. Узники изнемогали в нетерпении. Крики Васьки уже успели надоесть даже Пшемыслу и он пробурчал, что-то вроде "умолкни". Наконец, крышка погреба распахнулась. Вниз опустили лестницу.
- Эй, есть кто живой? Выходи по одному! - сверху раздался грубый голос.
- Мы тут! - заорал купец. Он первым вцепился в лестницу и полез наверх. Пшемысла пришлось вести под руки, ноги его заплетались, и он не мог идти самостоятельно. За несколько дней заключения крестьянин превратился в развалину.
- За мной во двор, двигай! - приказал охранник. Роман увидел плечистого мужчину с выбритой головой. Под курткой блестела кольчуга грубого плетения. На поясе болтались ножны. Воин торопил узников и толчками выгнал их на задний двор.
Ворота подворья стояли распахнутыми. Прежде чем их завели за дом, Роман успел заметить литовцев. Их несложно было отличить по дрянным одеждам и бородам.
Пленников поджидали три воина, в одинаковых меховых накидках. Литовцы одевались бедно, носили дурные кольчуги и пользовались плохим оружием. Но в отличие от пресыщенных соседей, когда они выходили на бой, то дрались так, будто в последний раз. Никто не мог устоять против первобытной ярости молодого народа. Косому показались знакомыми черты одного из литовцев.
- Давьят! - вырвалось у Романа.
- Этих, - Литовец ткнул пальцем в пленников. - Освободить и к присяге на верность Мингайло. Говоруна ко мне.
Охранник подвёл ближе обмершего Романа. Узник ничего не мог сказать от волнения.
- Я тебя неслучайно вызвал в Полоцк. Даже предупредил власти. Жаль, что они не убили тебя, Косой. Уж слишком ты стал опасен. Нет, не буду льстить, сам по себе, ты пустое место, но вокруг рождаются прямо-таки очаги беспокойства. Теперь твоя роль выполнена. Наступают новые времена, времена Литвы. Смутьяны больше нам не нужны.
- Какая Литва? - воскликнул Роман. - Мы же за Русь, мы же...
- Это ты так думал. Просто на миг наши интересы совпали. Ах, Косой, невинная душа, как же тяжело было возиться с такими полудурками как ты! Может ты ещё мог быть полезен, но с фанатиками не договориться. Не стану тешиться. Ты обманешь, и будешь считать себя героем. Нет, заколите его! Прощай, бывший друг! Мне жаль, что так вышло.
Два воина зашли с боков пленника и пронзили его мечами. Роман рухнул на снег, обливаясь кровью. Давьят переступил через тело и вышел к воротам. Мимо подворья сплошным потоком проходила непобедимая литовская конница.