Ирина СПИВАК в мае 1990 г. репатриировалась в Израиль из Харькова (Украина), где по окончании учебных заведений (школа, вуз, вновь школа: педагогический класс, готовящий специалистов по дошкольному воспитанию) работала сначала инженером-электриком в проектном институте, а затем воспитателем в детском саду. В Израиле - все годы воспитательница в детских садах: в первый год - Бней-Брака, а затем, в течение 18-ти лет, - Афулы. Замужем, в семье две дочери, одна из которых родилась уже в этой стране.
Ирина с юности пишет стихи и рассказы, они публиковались в израильских (на русском языке) повременных литературных изданиях (еженедельнике "Калейдоскоп", журнале "22" - Тель-Авив, альманах "Долина" - Афула и др.) Неоднократно выступала в печати со статьями на педагогические темы, советами родителям.
"Возвращение" - первая книга автора.
љИрина Спивак (Рахлина) - тексты.
љНинель Шахова - художественное оформление.
Моему дорогому отцу Спиваку Вениамину Ароновичу,
памяти моей незабвенной мамы...
Моим родным, близким, любимым людям, без которых
ничего бы и не было, посвящаю я эту книгу.
И. Спивак.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Жил-был человек у самой железной дороги. И не было там вокзала, и даже самого маленького незаметного полустанка не было. А были только шпалы и рельсы, которые текли, блестя металлом, из одной неизвестной дали в другую неизвестную даль. Иногда мимо человека проезжали поезда. Они пугали его оглушительными гудками. Они слепили его электрическими огнями. Они будили его грохотом колес по стыкам рельс. Они сердили его. Однако человек поневоле выходил из своего дома, чтобы проводить взглядом проносящееся мимо него железное чудовище.
Он поднимал с насыпи мелкие серые камни щебенки и бросал их в проходящие поезда, но ужасно обижался, когда из-под колес ему в лицо летела точно такая же щебенка.
Дни бежали за днями и тянули за собой нити месяцев, и катили за собой мотки лет. Но, казалось, ничего не менялось. Дорога была одноколейной, и поезда по ней могли идти только в одну сторону. И расписание поездов, следующих мимо его дома, оставалось прежним. Утром и в полдень, вечером и ночью, они мчались, как и в золотые времена его юности, из неизвестной дали в неизвестную даль, а он оставался на обочине возле своего дома и маленького леса, состоящего из двух елок, трех берез и одной медоносной липы.
Часто сидел он на склоне насыпи, глядел на убегающие рельсы и мечтал. Он пытался представить себе, что есть там, в далекой дали, куда денно и нощно уносятся грохочущие железные колымаги.
И вот однажды он решил пойти туда своими ногами и своими глазами увидеть эти манящие и пугающие дали. Человек сложил в рюкзак пачку сухарей, банку консервов и фляжку водки - бутылка могла бы разбиться. Он захватил карманный фонарь, чтобы даже беспросветная темнота не могла остановить его в пути. На голову он надел панаму, чтобы избежать лишней головной боли. А ноги обул в кирзовые солдатские сапоги, потому что был уверен, что нет на свете обуви крепче и надежнее. Чуть смутившись, он сунул в рюкзак рулон туалетной бумаги. Теперь он был готов.
Отойдя совсем немного, он оглянулся и посмотрел на свой дом и маленький лес, и ему стало грустно. Поэтому он решил больше не оглядываться. И он быстро двинулся вперед по шпалам. Туда, куда уходили поезда. А почему именно туда? Наверное - потому, что другие направления были ему неизвестны.
Человек шагал вперед по шпалам и, чтобы было ему веселее, хотел спеть какую-нибудь песню. Но вдруг оказалось, что он успел забыть все песни, которые когда-либо учил. В голове вертелась только какая-то ерунда вроде "Жил-был у бабушки серенький козлик". Но не станет же взрослый и считающий себя разумным человек исполнять подобный репертуар! Да и не была эта песенка достаточно веселой.
Тогда он попытался считать шпалы, но разные ненужные мысли набегали, тесня одна другую, как тучки в ветреный день, и мешали счету. Поэтому человек все время сбивался. К тому же он слишком отчетливо сознавал, насколько бессмысленны подобные расчеты.
Когда солнце вдруг покатилось к закату, человек остановился. Он почувствовал, что его ноги ужасно болят с непривычки к ходьбе в сапогах. Он был голоден, хотя незаметно для себя успел уничтожить весь запас сухарей из рюкзака. Голова начала болеть, несмотря на панаму. И, в тайне от самого себя, он уже подумал, а не повернуть ли ему обратно. Но он опасался показаться смешным в собственных глазах.
Солнце уже спряталось за холмами, когда человек все-таки оглянулся, чтобы посмотреть, далеко ли он успел уйти. И в сумерках ему показалось, что на горизонте все еще белеется его дом, окруженный каким-то зеленым облачком - так, наверное, выглядел издалека его маленький лес.
Вдруг сзади послышался знакомый до оскомины грохот приближающегося поезда.
- Отойди от греха подальше и уступи дорогу прогрессу, - тихо посоветовал человеку его здравый смысл.
Но человек заупрямился. Он не желал слушать голос здравого смысла. Он сказал себе:
- Я должен совершить это. Только тогда я смогу уважать себя. Потому что не каждый на это способен. В этот раз я останусь стоять на рельсах, и заставлю-таки остановиться эту железную мерзость. Никуда они не денутся!
Полный решимости человек стоял на шпалах, подняв обе руки так, будто собирался взлететь.
Из темноты вынырнули три ослепительных глаза и сверкнули взглядом дракона. Они осветили в сознании человека яркую картину того, что именно сейчас произойдет. "Да на кой он тебе сдался!!!" - отчаянно взвизгнул в мозгу последний писк здравого смысла.
И ровно за секунду до того как чугунные колеса проскрежетали по тому месту, где он стоял, человек совершил гигантский, достойный пантеры или циркового акробата прыжок и, сам не понимая, как это ему удалось, оказался вместе со своим рюкзаком в полутора шагах от насыпи.
Переведя дух и проводив глазами мерно постукивающего по шпалам убийцу, он сел на серую щебенку, достал фляжку и залпом опустошил ее. Он закусил оставшимися в рюкзаке консервами, поморщился от неприятного послевкусия и пожалел, что не захватил с собою ни яблочка, ни малосольного огурца.
А затем он решил продолжить путь. Он достал из кармана фонарь. И вдруг обнаружил, что на его правой ноге не хватает сапога. Он посветил вокруг себя - ничего, проверил на всякий случай в рюкзаке - ничего. И тогда он осветил то место, где он стоял, пытаясь остановить поезд, и увидел нечто чернеющее там. Но кто бы осмелился назвать сапогом обезображенный хлам, валяющийся теперь на рельсах?!
И тогда человек заплакал. Пьяные слезы потоком полились из его темных глаз, и он утирал их туалетной бумагой, потому что платка на такой случай он не предусмотрел. Но кто станет обращать внимание на пьяные слезы? Глупо вспоминать о них!
Наплакавшись вволю, человек сунул под голову опустевший рюкзак и уснул. Он спал так крепко, что даже грохотавшие мимо него поезда не могли разбудить его. А снилось ему, что он едет в вагоне, лежит на верхней полке, смотрит в окно и слушает музыку колес. И она совсем другая, эта музыка, когда слушаешь ее не снаружи, а изнутри. Разные картины в оконной раме сменяют друг дружку: крутые горы и густые леса, разливы рек и многоэтажные города, поля, прогибающиеся под тяжестью созревших колосьев, и оранжевые верблюды среди желтых песков - и это было удивительно. Но удивительнее всего в этом сне было то, что стоило человеку в любую минуту поглядеть назад, против движения поезда, как он видел вдали зеленое облачко, напоминающее его дом и маленький лес. Это был замечательный сон.
Когда он проснулся, было уже утро. Солнце розовым светом озарило холмы, верхушки деревьев и даже серую щебенку железнодорожной насыпи. И, может быть, от этого мир показался человеку прекрасным. Он встал, потянулся и хотел было идти дальше, но вдруг вспомнил что и сухари, и консервы, и водка, и даже туалетная бумага - все закончилось. К тому же, далеко ли он сможет уйти в одном сапоге?
Поколебавшись еще одно мгновение, он скинул левый сапог, размотал портянки и, босиком ступая по шпалам, отправился обратно, к себе домой. Панаму он тоже снял и засунул ее в рюкзак, так как понял, что от головной боли она не помогает. Ветер трепал его короткие редеющие волосы и перекликался с листвой, чей шелест аккомпанировал пению птиц. И вдруг человек запел. Это не была песня о сереньком козлике, и не была одна из тех песен, которые он заучивал когда-то в детстве или в юности. Песня эта была совсем новой, и она была удивительно созвучна музыке колес, услышанной им во сне, и щебету птиц, и перекличке ветра с листвой...
И с этой песней человек пришел домой. И будем надеяться, что он жил там долго и счастливо.