Стать проституткой Таша мечтала с детства, но ни у неё, ни у родителей не было никакой надежды, что мечта когда-нибудь станет былью. Положение тем более обидное, что в школе Таша слыла отличницей и активно занималась общественной работой: в младших классах бессменно председательствовала в совете дружины, а в старших - секретарствовала в комитете комсомола. Но что может девочка, пусть и талантливая, если её родители без положения в обществе и, следовательно, без нужных связей?
Мама была в отчаянии. В её время добиться желаемого было куда проще. С хорошей внешностью и умом можно было разжалобить самого заскорузлого моралиста и даже женить на себе. А сейчас с кем ляжешь, с тем и встанешь, разве что опыта наберёшься.
- А это уже немало, - утверждал оптимист папа. - Опыт - почти удача, тогда как удача без опыта - ничто. Вспомни, дорогая, о себе в Ташином возрасте. - Несмотря на то, что дважды привлекался, а однажды отмотал срок, папа, как ни странно, не утратил веру в социалистический выбор. И потому настаивал, что в такой стране, как наша, Таша обязательно пробьётся, а в остальном - дело сексуальной техники.
И Таше действительно повезло. Когда в выпускном классе она проходила производственную практику на мясокомбинате, на неё обратил внимание начальник говяжьего цеха Петр Архипович Рукосуев, он же секретарь парторганизации.
- Ты секретарь, и я секретарь,- сказал он Таше. - Думаю, мы сумеем понять друг друга.
- Простите, я не п-понимаю, - испугалась Таша.
- И понимать нечего. Сначала общие мысли, потом - общий язык, а потом и всё остальное. Надеюсь, смогу на тебя положиться или ты предпочитаешь другие способы?
И, предупреждая возможные возражения, торжественно вручил Таше огромный пакет в целлофановой упаковке, в котором, как позднее выяснилось, оказался именно язык, только говяжий. Таша еле доволокла его до дому к неописуемому восторгу родителей.
- Цена? - подняла брови мама. - Ему цены нет. Это привет из высших сфер. Так сказать, намёк на будущее. - Мама зажмурилась, как если бы глядела в телескоп на далёкое, и потому недоступное, созвездие. - Следует, дочка, отблагодарить этого, как его, Рукосуева. По всему видно, что личность благородная, достойная всяческого поощрения.
И уже на другой день Таша взошла в кабинет доброхота и, едва шевеля пересохшими от волнения губами, произнесла: "Я пришла поощрить вас". Рукосуев тотчас предупредил секретаршу, что не "принимает" и запер кабинет на ключ. Пока Таша раздевалась, он пытался наполнить коньяком хрустальные рюмки. Коньяк проливался, рюмки звенели жалобно, словно оплакивая Ташино девчество, и в такт им гундосил посрамлённый Рукосуев: "Богиня ты моя недоступная"... И горячо плакал на свежей Ташиной груди, как кулик на болоте.
Огорчённой Таше показался не в радость даже очередной целлофановый презент. Бедняжка винила себя, и мамины успокоительные пилюли / "с мужчинами подобное происходит довольно часто, но лучше, когда до замужества, чем после, как у нас с папой"/, вопреки ожиданиям, не возымели целебного действия. Именно тогда она и решила, что не станет посвящать непредсказуемым мужчинам свою жизнь. В мире немало нужных и интересных дел, чем отдавать в чужие руки нерастраченными душу и тело. Но поскольку к мясу успела привыкнуть, поступила в соответствующий вуз, по окончании которого ей был вручён красный от стыда диплом. Её заметили и взяли в мясомолочный отдел сначала горкома партии, потом - ЦК.
Замуж она не вышла, отдаваясь мужчинам исключительно в силу производственной и личной необходимости или в обстоятельствах, от неё независящих. И только много лет спустя, когда к ней обратился подающий надежды молодой человек с просьбой рекомендовать его в партию, Таша не выдержала и отдалась на волю случая. Овладевшее ею новое незнакомое чувство было столь прекрасным и удивительным, что прошлое показалось ей окончательно выброшенным на свалку.
- Не отпущу! - рычала она, не позволяя молодому человеку привести себя в порядок. - Ты мой - и ничей больше!
- Татьяна Герасимовна, - холодно напоминал ей молодой человек, - вы не забыли своего обещания?
- Какого? - притворялась Таша.
- Насчёт партии.
- Я твоя партия! И очень выгодная.
- В лучшем случае, вы будете моей партийной ячейкой, а я вашим членом.
Цинизм, свойственный молодости, фактически приблизил последнюю точку в нашем затянувшемся повествовании. После ухода молодого человека, Таша вызвала к себе известного в городе сутенёра по мокрым делам и телам, по кличке Абдулла. Обычно покорный, Абдулла на сей раз проявил строптивость. А Таша даже нашла его дерзким.
- Мы с вами, товарищ Козлова, не сегодня узнали друг друга, - сказал он, - И я горжусь точностью, с которой исполнял ваши распоряжения. Но тот, о котором говорите вы, мне не подвластен. Ведь он не подчиняется партийной дисциплине не по моей, а вашей вине.
Таша покончила с собой, выбросившись из окна восьмого этажа ЦК. Времена наступили либеральные, поэтому её объявили "жертвой той лжи, которая пронизала всю нашу систему". Хотя это была месть, пускай и бессмысленная, привычным ценностям, уродующим таланты ради приспособления к своим временным нуждам.