Иорданская Дарья Алексеевна. 12. Восточный Экспресс. От Стамбула. 17 Августа. 1 Класс

ВОСТОЧНЫЙ ЭКСПРЕСС. ОТ СТАМБУЛА. 17 АВГУСТА. 1 КЛАСС

(август 1938 года, центральная Европа)

Все созданное подвержено закону разрушения.

Гаутама Будда

Мисс Виктория Дерби никак не могла привыкнуть к переменчивости времени. Это была одна из ее странностей. Еще мисс Дерби за последние сорок лет не поменялась ни чуточки. А еще она - то есть я - говорила о себе как правило в третьем лице. У мадам Писташ на все находился ответ. Теперь она мертва, и мисс Дерби - то есть я - одинокая и потерянная едет на похороны. В багаже пара костюмов, шляпка с фазаньим пером и объемистый двухтомный труд Огюстена Кальме*. На коленях лежит "Убийство в Восточном Экспрессе", открытое посредине. За окнами - Румыния. Писташ была против этой поездки на восток. По ее мнению от этого могут быть одни только неприятности. Еще незадолго до своей смерти (еще этой зимой) она предсказала войну и встречу, которая перевернет всю жизнь мисс Дерби. Да. Одна такая уже была.

- Мадмуазель желает еще чаю?

Да. Два кусочка сахара и без молока. Мадмуазель сидит в вагоне-ресторане, глядя в окно. Мадмуазель одолевают мысли.

Когда кто-то умирает, приходят воспоминания. События без малого сорокалетней давности. Нет, не события даже - обстоятельства. Место действия, мелкие детали. Тесный, сумрачный салон в самом сердце Парижа; комната с плотными лиловыми шторами; запах благовоний. Мадам Писташ - очень высокая, особенно по сравнению с наглой девчонкой, требующей взять ее в ученицы. кофе. Мадам Пистаг всегда варила необычайно крепкий кофе. Виктория же предпочитала чай...

Поезд остановился. За окном в сумерках была маленькая, ничем не примечательная станция. На такой Восточный Экспресс останавливаться не должен. Не успеешь об этом подумать, а поезд уже тронулся и едет вперед. Самое время опустить глаза в книгу и продолжить чтение.

"Разумеется, не можем же мы поощрять кровную месть или пырять друг друга кинжалами, как корсиканцы, или мафия..."*

- Ваш чай, мадмуазель. Ваш чай, мсье.

Поднимая глаза, точно знать, кого увидишь перед собой - ощущение не из приятных. Бузил улыбается и салютует чашкой.

- Здравствуй, Бэзил.

- У тебя на щеке чернила. И крошки, вот здесь.

Он протянул руку и отряхнул мой подбородок. Тут главное - не дергаться. Мучить, дразнить - его любимое занятие. Впрочем, к чести его, он не склоняет ни к каким грехам, кроме гнева. Похоть - не наш с ним вариант. Гордыня... опустим. Ну а чревоугодие... что ж, меньшее из зол. Что там еще осталось?

- Если ты не будешь чуточку дружелюбнее, не отложишь книгу и не выпьешь со мной чаю, я скажу, кто убийца.

Приходится закрыть книгу и откинуться на спинку кресла.

- Что ты здесь делаешь, Бэзил?

- Путешествую. Навещал своего доброго друга, а теперь думаю прогуляться в Италию и погреться на солнышке. Как тебе идея с Италией, мой бойцовый воробей?

Если объявился Бузил - жди беды. Он бродит по жизни со скучающим видом, но это лишь видимость, маска. У него всегда есть цель. Случалось, что Бэзил приносил пользу. он лет тридцать назад забрал у одного гадкого старика записи, дальнейшее исследование которых грозило катастрофой. Записи и пять (вопреки всему пять, а не четыре) древних каноп*. В память об этом остался шрам на плече. Куда после делись Бузил и канопы - неизвестно. Ах, да, еще он выручил в самом начале века мисс Дерби - то есть меня - в одном жутком доме в Эссоне. Впрочем, тогда его целью была некая книга, на которую не позволено было даже одним глазом взглянуть.

- Кто-то на этом поезде? Или в Венгрии?

- Говорю же, я навещал друга, мой бойцовый воробей, - в голосе усталость, почти наверняка наигранная.

Самое благоразумное - молча пить чай. Может быть гроза минует.

- Ты едешь первым классом?

Я всегда еду первым классом, как настоящая леди, которой вопреки всему являюсь. Он - всегда без билета. К чему, если не стоит особого труда убедить что ты... да хоть король Георг.

- Конечно же одна в купе, - мурлычет Бэзил.

Конечно. Комфорт превыше всего. А спутников нет, и наверное никогда не будет.

- К чему ты клонишь?

Об этом, конечно, не сложно догадаться. Но хочется услышать, как у него хватит наглости предложить одинокой женщине...

- Все купе заняты. И мне хотелось бы почитать в тишине, - он размахивает отпечатанной на машинке объемистой рукописью. - Взгляни, это любопытно.

На титульном листе: "Пять горшочков", автор - Алекс Боргеза. Пьеса. Среди действующих лиц Бэзил (вампир), Виктория Дерби (медиум, чопорная молодая леди), Лорд Патрик Уэтли (пожилой алхимик) и ка древнего египетского жреца. Гадость и чушь.

- На Юниверсал Пикчерз отказались снимать, - сетует Бэзил. Синие глаза лукаво блестят.

- Я не удивлена.

Время обеда. В ресторан стекаются пассажиры первого класса, заранее заказавшие столики. Синие глаза блестят еще ярче. Конечно, он кого-то высматривает. От этого просыпается вдруг подозрительность.

В первом классе кроме мисс Дерби - то есть меня - едет одиннадцать пассажиров. Почти как в романе.

Супружеская пара из Бухареста едет к сыну, учащемуся в Париже. Это раз и два..

Нервный профессор, тоже из Бухареста. Судя по всему - бежит. Это три.

Четыре и пять: вдова с дочерью. англичанки, забравшие тело отца и мужа, скончавшегося в Стамбуле. Печальное зрелище.

Шесть, это бизнесмен, наверное, всю жизнь курсирующий между востоком и западом. Шестой - его секретарь.

Семь и восемь: молодая пара, устроившая себе медовый месяц. Я бы на их месте выбрала Симплон*.

Девять: красивая молодая актриса, заявляющаяся на завтраки и обеды в меховом манто и бриллиантах, цена которых составляет мое содержание за десять лет. Постоянно рассказывает, что должна была сниматься в Кинг-Конге вместо Фэй Рэй*, но все расстроили козни недоброжелателей, хотя сам Селзник* был от нее без ума. С ней номер десять: агент; и номер одиннадцать: нервный, заискивающий любовник.

С вампиром нас теперь тринадцать. И на каждого из попутчиков я отныне буду смотреть с подозрением.

- Знаешь, - замечает Бэзил, - это у пифагорейцев число тринадцать - несчастливое. Рассмотрим с точки зрения христианства: это ведь Христос и двенадцать апостолов.

- Что желаете на обед? - официант услужлив, аж зубы сводит.

- Рыбу. Салат. Консоме. Пирог с вишнями и немного горячего шоколада на десерт. И подайте шабли. Лучший, что у вас найдется. А для моей спутницы запеченное с грибами мясо, паштет, пирог с травами и кусок самого вкусного торта из меню.

Официант исчезает.

- Судя по твоему виду, последний раз ты ела в Стамбуле, - взгляд скользит, подмечая мельчайшие детали. - Впрочем, ты всегда была маленькой и щуплой. Постой, ты в трауре?

- Мадам Писташ скончалась.

- Мадам Писташ? А-а! та шарлатанка!

- Она была моей наставницей!

Бэзил снисходительно улыбается.

- Хорошо, та шарлатанка, что была твоей наставницей. Мои соболезнования.

Чертовски неубедительно.

- А что же мой бойцовый воробей делал в этих краях.

- Искала.

Нет нужды объяснять - что.

- И как успехи?

Тут можно только пожать плечами. Официант приносит еду. Бузил берет бокал и смотрит на меня. Выжидательно. Под этим взглядом я беру приборы. В самом деле, когда я последний раз ела? В Бухаресте, в Стамбуле? Все путешествие - бесконечная череда тостов с маслом и тонким ломтиком ветчины.

- Еда, надо сказать, единственное удовольствие, которое мы можем разделить с людьми, - задумчиво говорит Бэзил. Он ест. Из книг можно сделать вывод, что вампиры всеядны, но лишь кровь поддерживает в них подлинную искру жизни. Все прочее - полумеры. Бэзил медленно ест, пьет шабли и разглагольствуется. - Любовь? Вздор. Плотская сторона любви... Скажем так, не с нашим кровяным давлением. Интеллектуальное общение? На третьей сотне лет склоняешься к мысли, что тебя окружают одни идиомы. Остается только еда.

Он облизывается с самым зловещим видом. Как всегда речь полна непристойностей и намеков на его... наклонности. Это давно уже не шокирует. Еще лет через десять я буду и вовсе пожимать плечами - ну, вампир. И когда душа моя зачерствеет, Бэзил наконец-то напьется моей крови. Это явно произойдет раньше, чем я изловчусь проткнуть его колом.

- Ах, есть еще искусство, мой бойцовый воробей. Что ты думаешь об искусстве?

В этом Бэзил консервативен. Даже слишком. Его любимый актер, скажем, Гаррик, и он давно уже мертв. Это довольно-таки скучно.

- Кстати, нас уже не тринадцать, а пятнадцать. Можешь расслабиться.

В вагон-ресторан в самом деле вошли еще двое: кажется, отец и дочь, или, может, супруги со слишком большой разницей в возрасте. Они присели за соседний столик и заговорили вполголоса по-французски, и я некоторым образом потеряла к ним интерес. Не люблю французов, за исключением мадам Писташ. Есть во мне этакая доля дрянного снобизма. Если она не изжилась за сорок лет, то куда теперь денется?

Мы едем к венгерской границе, к ночи. И ночи подобного рода почти мучительны. За окном ничем не нарушаемая темнота. Поезд далеко от населенных мест, покачивается, словно на волнах. Книга дочитана. Бузил не спит. Он никогда не спит. В тот единственный час, когда он мертвым лежит в своем гробу, он, естественно, не показывается на глаза. Прячет тот час, как зеницу ока. Время перевалило за полночь. Бэзил сидит и читает какой-то журнал, и, словно бы, полностью этим поглощен. Заснуть невозможно. То и дело - короткий взгляд синих глаз поверх журнала. Викторианское воспитание не позволяет мисс Дерби - то есть мне - уснуть, когда в комнате находится мужчина. Не раз, и не два Бэзил называл меня занудой.

Поезд едет в ночь. Остается только достать из сумки вязание. Это, конечно же, вызывает однозначный сарказм Бэзила.

- Ты похожа на старую деву.

Я она и есть. Очень старая дева.

- Что ты вяжешь?

- Шарф. Я больше ничего не умею.

- О! а я умею рисовать пушистого кролика, и больше ничего! - Бэзил посмеивается. У него неприятно острые зубы.

- Ты слышал?

Крик. Истошный женский крик. За ним еще один.

- Что? - Бэзил всегда делает вид, что ничего не произошло. Он провоцирует. Заставляет признать существование чего-то жуткого, опасного и сверхъестественного. Вынуждает настаивать на услышанном.

Я слишком занята - считаю петли. Мимо купе кто-то пробегает. Сначала в одну сторону, затем - в другую. Барабанят в дверь.

- Мадмуазель Дерби! Мадмуазель Дерби!

Бэзил, не дожидаясь позволения, открывает дверь. В полутемном коридоре стоит проводник с фонарем. Присутствие в купе мужчины не удивляет его, что довольно-таки оскорбительно.

- Мадмуазель Дерби, вы не слышали или не видели что-нибудь подозрительное?

Восхитительно обтекаемая формулировка!

- Мне показалось, кто-то кричал. Что-то случилось?

- Все в порядке, мадмуазель.

Верить ему не получается. Проводник неуклюже врет.

- Прошу прощения за беспокойство, мадмуазель.

- Началось.

Этот взгляд узнаваем: ищейка, готовая ринуться по следу. Конечно же, он не просто так взошел на этот поезд. Кого он ищет? Что началось? Вырвать у него признание - невозможно. Глупо, конечно же, ловить его за холодную руку и спрашивать:

- Что происходит?

Бэзил не снисходит до объяснений. Но в этот раз он вдруг протягивает лист бумаги, на котором чернейшими чернилами небрежным почерком написано только: "Восточный Экспресс. От Стамбула. 15 августа. 1 класс".

- Я хотел бы знать больше, мой бойцовый воробей. Но есть силы, которым я должен подчиняться.

- И эти силы посылают записку, пахнущую, - для этого даже не нужно было подносить бумажку к носу, - шоколадом?

- Он любит шоколад. И имбирные пряники, - усмехается Бэзил. - Пойдешь со мной взглянуть, что творится в вагоне?

Я накидываю кофту и забираю из сумки пистолет с серебряными пулями. На всякий случай. Годы научают тому, насколько затеи Бэзила небезопасны для окружающих. Иногда хочется пустить себе пулю в лоб.

В коридоре сумрачно и тихо. Следом за криком наступила эта жуткая тишина, заставляющая предполагать худшее. А еще я чувствую легкий запах крови. Конечно, Бэзил почуял его куда раньше. Судя по выражению лица, ему почти дурно.

- Мужчина. Скорее всего, наш молодожен. У тебя не сыщется немного нюхательной соли?

Отродясь в обмороки не падала, а посему не ношу с собой подобные глупости. Однако же, я вернулась в купе за флаконом кёльнской воды. На всякий случай. Бэзил к моему возвращению уже успел заспорить с проводником. Странно, обычно он не опускается до препирательства... Двери захлопали, в коридор стали выглядывать другие пассажиры.

- Что за шум?

- Все в порядке, мсье Лазарус, все в порядке, - залебезил проводник.

Немолодой француз - именно он вошел сегодня в вагон-ресторан последним - облокотился о дверь своего купе и мрачно посмотрел на проводника. Из-за его спины выглянула девушка.

- Иди спать. Я выкурю трубку, - француз прошел мимо меня, едва не задев плечом. Коридор постепенно опустел.

- Пойти спать. Похоже, верное решение, - Бэзил вытащил у меня из кармана пистолет и флакон кёльнской воды. Понюхал. Лицу вернулись те немногие краски, которые свойственны вампирам. - Отдыхай, мой бойцовый воробей. Я прогуляюсь до багажного вагона.

Вампиры не рассыпаются в прах при лучах солнца, это все выдумка Мурнау. В лучах солнца они греются. В вагоне ресторане начала собираться, как это принято говорить "компания". Киноактриса на завтрак не появилась, зато ее менеджер пришел и тот час же учинил скандал. Поразительно, как некоторые люди любят повздорить еще не выпив чашки чая.

- Почему мы стоим?!

Да, мне тоже хотелось бы это знать. Но зачем же так кричать?

- Мистер Уильям Хант мертв, - спокойно сказал Бэзил, помешивая ложечкой кофе. - Поэтому мы и ждем, когда прибудет полиция. Мы в глухом месте, так что ждать можно долго.

- Полиция? Этот Хант убит?!

- Она бы прибыла в любом случае, таков протокол. Но, да, убит, - поразительно легко ответил Бэзил. - И теперь у нас на поезде два трупа и убийца. Беднягу Ханта зарезали. Потерял очень много крови.

Последнее произносится, конечно, не без удовольствия. Остается только смотреть по сторонам, выискивая убийцу. Каждый раз, когда объявляется Бэзил, даже самых здравомыслящих людей охватывает паранойя. Что уж тут говорить о мисс Дерби. То есть обо мне. А мисс Дерби (то есть я) никогда здравомыслием похвастаться не могла.

Ярко светит солнце. Десять утра. Жизнь в Париже в компании мадам Писташ развращает: привыкаешь поздно ложиться и так же поздно вставать. На завтрак подали томаты и омлет, и надо хоть что-то съесть.

В вагоне-ресторане появляется эта актриса... как же ее? То ли Кларк, то ли Уилсон. Но зовут ее точно - Вайолет. Она американка, судя по страшному акценту. И она возмущена тем, что поезд стоит. Опаздывает на съемки. Милочка, я опаздываю на похороны. Но я же молчу.

- Она вполне могла бы убить человека, - безразличным тоном говорит Бэзил. Его слова всегда пугают. - Впрочем, такие дамочки, как Эльжбета Батори, предпочитают ванны из крови девственниц. Отравить жизнь какой-нибудь старлетке - несомненно. Убить крепкого мужчину - едва ли. Очень жаль, но вычеркиваем.

Бэзил любит порассуждать обо всякой мерзости вслух. Теперь это уже ничуть не трогает меня и даже не портит аппетит. Он относительно незаметно подкладывает на мою тарелке бекон, яйца и кусочки лимонного пирога. В его чашке кофе из-за непрерывного движения ложки маленька буря.

- Кого ты ищешь? Очередного заигравшегося с тьмой дурака? Еще одного кровавого вампира?

Глаза Бэзила прикованы к чему-то за моей спиной.

- Ни "кого", а "что", мой бойцовый воробей, - поправляет он. - Это всегда "что".

- И что же это?

Он улыбается.

- Много будешь знать, скоро состаришься. Хотя, ты вовсе не старишься, так что это, похоже, бестактность. Гм. На самом деле эта цыпочка - подходящий кандидат.

Он на секунду облизывает губы. В глазах отблеск крови. Бузил любит грешниц.

- Заманчиво, но - нет, - с сожалением вздыхает он. - Тебе не кажутся странными наши соседи, эти Лазарусы?

- Чем? - передвинув кофейник, я могу видеть отражение того, что творится у меня за спиной. У мадмуазель (может быть и мадам) Лазарус напряженный взгляд.

- Имя вымышленное. Можешь мне поверить. Оно сидит на них, как чужая одежда. Настоящее, конечно, тоже на "л", чтобы не менять ярлыки на чемоданах, но не такое претенциозное. Какие-нибудь Льюисы. Он шотландец, а у нее примесь французской крови.

Я это никак не комментирую. Отчасти потому, что никогда и никак не комментирую пространные речи Бэзила.

- Увлекся антропологией, - поясняет он. - Занятная штука. О, вот и вдова!

В вагон скользнула бледная тень в черном. Она умудрилась, похоже, взять с собой в свадебное путешествие траурное платье. Практичная особа, ничего не скажешь. Кофточка была вышита желтыми маргаритками, что сбивало пафос и портило все впечатление.

- Итак, все в сборе, - Бэзил улыбается так, что любому станет не-по себе. Улыбается по особенному, и сразу становится ясно, что он задумал какую-то пакость. - Я обыщу их купе, а ты пока отвлекай внимание.

- Как?!

- У тебя неплохо получилось в пятнадцатом в Париже, - улыбка становится еще чудовищнее. - Канкан был просто восхитительный.

В пятнадцатом в Париже я спасала в первую очередь свою жизнь, и о Бэзиле думала в самый последний момент. И это одно из самых постыдных воспоминаний в моей жизни. Хотя, кого это волнует? Бэзил, к тому же, уже упорхнул, совершенно не оставив мне выбора. И одно было известно точно: если Бэзил сейчас попадется, то неприятности будут и у меня. Он не пощадит репутацию мисс Дерби, совершенно точно; и совершенно точно, он с легкостью покусится на ее свободу. Чем же можно удержать всю эту "компанию" в вагоне-ресторане? Упасть в обморок? Самое действенное для девушки, особенно такой нежной и хрупкой, как мисс Дерби. И самое естественное. Это никого не удивит. Но как же это пошло!

Мое реноме спасла вдова. Всего разговора слышно не было, но она вдруг повалилась на пол без чувства. Стоящие вокруг мужчины и актриса (тоже создание совершенно бесполезное) замерли в нерешительности, как истуканы.

- Отойдите! Ей нужен воздух! Принесите воды! И заварите крепкого чая! Откройте окно! Быстрее!

Пассажиры первого класса - люди сложные. И вовсе не из тех, кто бросится на помощь и будет исполнять отрывистые и столь категоричные приказы незнакомки. Такой маленькой и нелепой незнакомки, как мисс Дерби, то есть я. К счастью, в вагоне были официанты. Через минуты окно было распахнуто, на столе появился стакан с водой, а кто-то из обслуги бросился заваривать чай. Вот последнее мне бы тоже не повредило. Впрочем, секундой спустя ко мне, пытающейся привести в чувство новоиспеченную вдову, присоединились пожилая английская вдова и мадам на Л.

- Нужно расстегнуть ей блузку, - распорядилась пожилая леди. У нее командный голос был поставлен куда лучше, чем у меня, как и у всякой гарнизонной жены.

Мы расстегнули пуговки на кофте (глупейшие все же маргаритки), а затем и на блузе. Развязали еще более глупый пышный бант. На шее женщины подживали две столь памятные мне ранки, обведенные нездоровой белой каймой.

Ну Бэзил! Стоило только отвернуться!..

- О Боже... - пробормотала вдова.

Мадам Л. поправила блузку, скрывая ранки, и выпрямилась.

- Чарльз, у меня в сумочке лежит флакон одеколона. Мадмуазель, у вас нет нюхательной соли?

- Увы, - и отродясь не бывало.

- Что ж, думаю, мадам Хант скоро очнется, и ей в самом деле пригодится чашечка чая. Хотя, я бы поставила на рюмочку бренди. Бодрит куда лучше.

Своей спокойной, уверенной манерой держаться она понравилась мне, равно как и строгими скупыми жестами. Ничего лишнего. Вышеупомянутый Чарльз принес флакон кельнской воды, и мы привели миссис Хант в чувство. Суматоха и природное любопытство держали людей в вагоне-ресторане. К тому моменту, когда мадам Хант очнулась, и "компания" потеряла к ней интерес, Бэзил успел вернуться. Он незаметно занял столик в самом конце вагона, пил кофе и делал пометки в маленьком блокноте. Первый раз у него такой видела. Мне не хотелось к нему присоединяться, так что я с радостью приняла приглашение мадам Л. выпить с ней чаю.

У нее огромные зеленые глаза, модная прическа и дорогое серое платье с замысловатым воротником. Не у всякого хватит денег, чтобы носить вещи от одного из известнейших домов мод (это была то ли Мейнбохер, то ли Катрин Парель, я не следила за этим)*. И туфли у нее великолепные, из крашеной в жемчужно-серый кожи с шелковыми бантами. На каблуках - подковки. Чай она пьет крепкий, с травами, и словно девчонка грызет кусочек жженого сахара.

- Вирджиния Лазарус.

- Виктория Дерби.

Почти тезки.

- Вы живете в Париже?

- Нет. Еду на похороны... - нейтральное, - старой учительницы.

- Соболезную, - легкая сочувственная улыбка. - А вон тот... господин, он ваш знакомый?

Пристальный интерес к Бэзилу пугает. Он не из тех мужчин, которые привлекают внимание дам. Он невысок, и за вычетом ярких глаз (синих до невозможного) ничем не примечателен.

- Нет-нет. Просто разговорились. Моя мать - критянка, а его семья жила там долгое время.

С каждым разом ложь выходит все проще. Сказывается опыт. Верит ли мне мадам Лазарус - неизвестно, но она спокойно улыбается.

- Хотела бы и я побывать на Крите. Увы, дела держат мужа по большей части в Париже. Мы впервые за долгое время выбрались в Стамбул, чтобы взглянуть на Храм*. Мой муж - историк архитектуры.

- Там есть на что взглянуть, - киваю, хотя, по правде, меня мало занимает и Стамбул, и вся его архитектура, и вся архитектура вообще.

Меня начинает тяготить разговор. Мадам Лазарус словно пытается что-то выведать. Подозрительность Бэзила пугающе заразна, и теперь мне тоже кажется, что никакие они не Лазарусы. Отговорившись головной болью, я ухожу в свое купе. Бузил уже поджидает меня, устроившись на кушетке. На коленях у него второй том Кальме.

- Мусор.

- Ты пил ее кровь!

- Этой дамочки с маргаритками? Боже упаси! - Бэзил разводит руками. - Я в состоянии протянуть пару недель на диете. К тому же, эта Хант - невыносимая ханжа, а от таких у меня изжога. Вот когда она после похорон прыгнет в постель к кузену мужа, тогда и поговорим. Примерно через час появится полиция. Ей лучше не знать, что мы давно знакомы. Лучше сказать...

- Что моя мать критянка, а ты там жил.

- Умничка! - Бэзил захлопывает книгу, взметнув облако пыли.

- Я не нуждаюсь в твоем одобрении. Тому же, моя мать действительно родилась на Крите.

- А я действительно там жил, - Бэзил стремительно поднимается, уступая мне кушетку. Мне только остается повалиться на нее без сил.

Бузил присаживается в изножий и достает кипарисовые четки. Ему нужно, чтобы руки были чем-то заняты. Он постоянно вертит или перебирает всевозможные нелепые безделушки.

- В багажном отделении свежее тело, свинцовый гроб (я не смог в него заглянуть) и куча бесполезной рухляди и шмотья. Одна только актрисулька везет с собой полторы сотни платьев. Зато в багаже мистера и миссис Л. я нашел вот это.

Карточка. Очень белый картон, благородные коричневые чернила. Тиснение. Красивый шрифт.

- Виржини Лэ. Оккультистка?

- О да. Я читал ее статьи в "Oeil de sortilege"*. Занятно, бойко, остроумно. Главное, она разбирается в том, о чем пишет. Я, правда, думал, что она старше, впрочем... - красноречивый взгляд скользит по мне, - внешность обманчива. Нужно, чтобы ты с ней подружилась, бойцовый воробей.

- Бэзил!

Он продолжает смотреть на меня, и я понимаю, что рано или поздно соглашусь. Всегда соглашаюсь. Это так утомительно.

Полиция пребывает к обеду. Они говорят по-румынски, и только один с грехом пополам владеет немецким. Они осматривают тело, а потом, устроившись в одном из купе первого класса, они начали допросы. Купе по чистой случайности (или же божьему предопределению) расположено рядом с моим. Некоторое время я борюсь с дурными наклонностями, однако, годы знакомства и весьма тесного сотрудничества с Бэзилом даром не проходят. Я беру стакан и, выплеснув воду в окно, приставляю его к тонкой перегородке. К счастью, немецкий я выучила еще в школе.

- Фрау Мэннерс, где вы были прошедшей ночью.

Фрау N 4 и ее дочь N 5 спали в своем купе. Там же (в смысле, в своем купе) находился и мистер Берри, бизнесмен. Но его слова прозвучали на редкость неправдоподобно. Сомневаюсь, правда, что он убийца. Скорее, он был в купе не один, или что-то в том же роде. Собственно, в своих постелях провели ночь и все прочие пассажиры первого класса. Все единодушно.

- Фройляйн Дерби.

Едва успев убрать стакан, я перехожу в соседнее купе. Фройляйн Дерби провела ночь в своей постели. Читала. Услышала крик и выбежала в коридор. Там уже были люди, жуткая суматоха. Друг фройляйн Дерби? Друг? А-а! мистер Дрейк? Нет, случайное знакомство. Как и мать фройляйн Дерби, он многие годы провел на Крите, вот и разговорились. Спасибо, фройляйн может быть свободна.

Возвращаюсь в свое купе, приставляю стакан к стене, чтобы услышать вранье Бэзила. Ничего интересного, в точности все то же самое. Хочешь, чтобы тебе поверили, ври скучно.

Иду обедать в вагон-ресторан. Там почти пусто, только мадам Л. сидит за столиком, ест салат и листает какой-то журнал. Увидев меня, прячет его под стол, словно это какое-то фривольное издание, но я успеваю прочесть название.

- "Oeil de sortilege"?

- Довольно занятно, - женщина натянуто улыбается. - И тут печатают гороскопы. Вы верите в гороскопы, мисс Дерби?

Ничуть. Но, наверное, мне стоило прочитать свой в тысяча восемьсот девяносто восьмом.

- Что обещают скорпионам? Я присоединюсь к вам?

- Конечно, садитесь, - мадам Л. шелестит страницами. - Вы можете подвергнуться опасности, о которой даже не подозреваете.

О, вот в это я охотно верю.

- Что ж, я довольно-таки невезучая. Куриные котлетки с печеным картофелем, будьте добры.

Стоит, пожалуй, задуматься об этой "опасности". Вампир, оставивший отметины на шее миссис Хант? Убийца с бритвой, перерезающий жертвам горло? Бузил? Хотя, нет, с Бэзилом я всегда начеку, потому что представляю, что от него можно ожидать.

Я размышляю об этой опасности до вечера, но ничего путного в голову не приходит.

Ночь. Мы тронулись, чтобы прибыть в ближайший крупный город. Полицейских не устраивает чистое поле. К утру мы будем у границы с Венгрией. И мы уже потеряли целый день, что многих приводит в бешенство.

Бузила нигде нет. Для него убийство - не повод отложить свои дела. Для меня по прежнему - трагедия. Меня мучает бессонница. Словно у меня совесть не чиста. Всегда так бывает. И жутко болит голова. У меня есть довольно сильное обезболивающее и снотворное, но все лекарства в саквояже в багажном вагоне. Я считаю дурной приметой брать с собой в купе сильные лекарства. Зато теперь придется идти за ними. Мне неловко стучать в час ночи в купе к соседям и просить что-либо у них. Накинув халат, я выхожу в коридор, и только у двери в багажный вагон вспоминаю: там же два трупа! Впрочем, я давно уже не боюсь мертвецов. Я открываю дверь и включаю фонарь.

В вагоне темно и пахнет пылью. Такой особенной пылью сотен старых чемоданов. Мой саквояж и прочий багаж (с бирками В. Б. Д.) поставили на полку в самом центре, как назло, рядом со свинцовым гробом полковника Мэннерса. Чтобы открыть сумку, приходится повернуться к нему спиной. Подобное всегда вызывает трепет. Есть что-то жуткое в том, чтобы повернуться спиной к покойнику. Что-то идущее из глубин нашей памяти. Подавив этот рудиментальный страх, я роюсь в саквояже. Поезд мчится вперед, стуча колесами, и этот скрежет, это клацанье действует мне на нервы, еще больше усугубляя головную боль, и без того почти нестерпимую.

Скрежет и клацанье?

Что заставляет меня обернуться? Опыт? Или эта штука тоже из глубин памяти? Странные звуки всегда сигнализирую об опасности. Я оборачиваюсь, и стальные пальцы чудовища смыкаются на моем горле.

В качестве заметки на полях (если бы мне вздумалось вести дневник, сделала бы эту запись зелеными чернилами): чудовища бывают двух видов. Прогресс, все и всегда подмечающий, их уже выразил в кинематографе. Есть Дракула и есть чудовище Франкенштейна. Утонченность против уродливой дикости. Ну и мистика против техники.*

Передо мной был монстр Франкенштейна. Я бы еще согласилась на Бориса Карлоффа, но это существо было... чудовищно. Оживший труп, уже начавший разлагаться. С белыми бельмами глаз. С отслаивающейся кожей. Смердящий.

На меня напал покойник. Притом, совершенно незнакомый.

Закричать я не могла. Воздуха и для дыхания не хватало. Но я отчаянно хваталась а жизнь. Как я могу умереть, не исполнив свою клятву?! Я ударила чудовище коленом в живот, что позволило мне выиграть немного времени. Едва ли ему было больно, но сработал эффект неожиданности. Жертва, которую монстр считал верной, затрепыхалась. Руки разжались на секунду; я вырвалась, поднырнула под его локтем и бросилась наутек. К сожалению, я паршиво ориентируюсь в темноте. Я споткнулась и упала, разбив колени, ободрав руки об пол. Но я упрямо поднимаюсь и бегу. Чудовище достаточно неуклюже, а я достаточно живуча для такой маленькой девчонка. Воистину - бойцовый воробей.

Дверь в соседний вагон заело. Я дергаю и дергаю ее, но без толку. И криков моих никто не услышит. Я дергаю и дергаю дверь, пока она не поддается.

- Сюда, сюда, милая!

- На меня напал оживший покойник!

Мадам Л. осторожно обрабатывает мои колени какой-то жгучей жидкостью. У нее солидная походная аптечка.

- И кому вздумалось везти поездом животное? Вы могли пострадать куда сильнее.

- На меня напал мертвец Мэннерсов. Это было не животное, а покойник!

Мадам Л. сочувственно качает головой.

- У вас шок. Вам померещилось.

Конечно, всякое в жизни случалось. Но покамест ожившие покойники мне не мерещились. Гнусные, уже начавшие разлагаться покойники, от которых несло... а чем от него пахло? У мадам Л. весьма красноречивый взгляд.

- Да, вы правы. Мне померещилось.

Мадам смачивает мне виски кёльнской водой и улыбается.

- Идемте. Вам нужно отдохнуть. Я скажу проводнику принести вам чашку чая.

Старый добрый английский чай: панацея ото всех бед. На самом деле я предпочитаю доброе красное вино.

Я поднимаюсь и, опираясь на любезно предложенную руку, иду в свое купе. Бэзила нет. Увы. Я ложусь, опираясь на подушку; мадам Л. убеждается, что я в порядке, приносит чай и уходит.

Итак. У меня теперь еще больше проблем: убийца, вампир, Бузил и оживший труп; а также то, что меня, кажется, считают сумасшедшей.

Ах, да, головная боль, конечно, никуда не делась. Я закрываю глаза.

- Отойди от нее. Медленно. Тут тебе не удастся поживиться, чудовище, - у мистера Л. на редкость приятный голос.

Я открываю глаза и обнаруживаю над собой Бэзила. Можно ведь и перепугаться спросонья. В дверях мсье Л. с крошечным пистолетом в руках, а за его спиной маячит мадам Л. в легкомысленном халатике нежно-персикового цвета. Бузил выпрямляется. В голосе оскорбительная ирония.

- Пули, конечно же, серебряные? Увы, против меня это не сработает.

- Но стоит попробовать размозжить вам череп, - весьма любезно говорит мсье Л. - На тысячу очень маленьких осколков.

- Мой бойцовый воробей, тебе только что подали идею, - Бэзил не упускает случая пошутить на эту мрачную тему. - Сесть сможешь?

Опираясь на его руку, я сажусь. Бузил с пугающей заботливостью подкладывает мне под спину подушки.

- Пожалуйста, уберите пистолет. Это нервирует. Что произошло? Я помню багажное отделение... потом я была у мадам Лазарус, пришла к себе, выпила чаю и...

Бэзил с брезгливым видом нюхает чашку.

- Снотворное. И довольно сильное.

- Зачем? - ума не приложу, зачем подкладывать наркотики мне в чай?

- Чтобы ты не совала свой носик куда не следует, мой бойцовый воробей. И чтобы отвлечь меня. Я как раз осматривал купе, когда... Да опустите же пистолет!

Мсье Л. убирает оружие в карман.

- Мы полагали, что мисс Дерби грозит опасность, но, похоже, ошиблись.

- Мисс Дерби несомненно грозит опасность, - кивает Бэзил, - пока она не выкинет из головы идею убить меня. Мадам Л., вы не попросите принести вина? Мисс Дерби следует выпить. И нам тоже. За знакомство.

- Что на поезде делает вампир?

Бэзил садится рядом со мной, закинув ногу на ногу. Вид безмятежный, поза вальяжная. Но я достаточно хорошо его знаю. Он начеку.

- Это лучше, чем пароходы. У меня предубеждение против водных пространств. А на самолете слишком быстро.

- Это не ответ, - голос мсье Л. холоден.

Я чувствую себя зажатой меж двух огней. Возвращается его жена с бутылкой. Бэзил тщательно осматривает и обнюхивает ее, прежде, чем разлить вино по бокалам.

- Я испытываю стойкое убеждение против бесед с анонимами.

Л. смотрит на него с легким отвращением. Впрочем, вампир, потягивающий красную жидкость из бокала - пренеприятное зрелище, даже если ты знаешь, что это вино.

- Вы могли слышать обо мне, как о Шарле Лэ, - говорит наконец наш попутчик.

- А эта голубка, стало быть, мадмуазель Виржини Лэ? - Бэзил улыбается. - Отлично сработано три года назад у Пиля, сударыня! И конечно Гран Гиньоль! Шандор так тепло о вас отзывался, а он разборчивый зануда. Меня зовут Бэзил. С мисс Дерби вы знакомы. Что касается того, почему я здесь... Полагаю, вы узнаете почерк?

Лэ смотрит несколько секунд на уже знакомую мне записку.

- О...

- Угу.

- И что же вы ищете?

- Книгу. Некоторые читатели так рассеяны, и не возвращают их. Но я такой везучий, что умудрился попасть еще и на вампира с убийцей.

- И на ожившего мертвеца, - вставляю я. - Покойник Мэннерсов.

- Так?

Бэзил оборачивается ко мне, и выглядит при этом встревоженным. Это пугает.

- Что произошло? Что случилось в багажном вагоне? И за каким чертом тебя туда понесло посреди ночи?

- У меня разболелась голова, - я пропускаю ругательство мимо ушей. - Все лекарство осталось в саквояже, который я сдала в багаж.

- Нормальные девушки, мой бойцовый воробей, - вздыхает Бэзил, - заходят попросить немного лекарства у соседей. Ох, иногда мне хочется, чтобы ты родилась лет на двадцать - тридцать попозже. Это бы все упростило. Не возражаете, мсье Лэ, если мы прогуляемся? Вашу супругу можно оставить наедине с мисс Дерби, она не кусается.

Бэзил уходит, и эта неуклюжая шутка - последнее, что я слышу. Мадам Лэ подсаживается ком мне и складывает руки на груди.

- Итак, вы водите дружбу с вампиром?

- Не совсем верное определение. Просто я знаю его... некоторое количество лет.

- Как давно? - мадам Лэ вскидывает брови. Довольно вульгарно.

- Вполне достаточно.

- Вы выглядите моложе, чем следует, верно?

По понятной причине мне не нравится этот вопрос.

- Мне уже тридцать восемь, - с улыбкой говорит мадам Лэ. Что ж, выглядит она лет на пятнадцать моложе, но это ничего не значит. Она довольно мелкая... я хочу сказать, тоненькая женщина.

- Я чуть старше, - сдержано говорю я.

- Лет на двадцать - тридцать?

Примерно.

- Мне бы хотелось отдохнуть, мадам Лэ, - еще сдержаннее говорю я.

Она поднимается.

- Конечно.

Она уходит, и я остаюсь наконец-то одна. С мыслью, что в этом ноябре мне стукнет шестьдесят. Довольно-таки паршивая мысль.

Утро. Мы стоим и румынско-венгерской границы. Завтрак. Омлет, тосты, ветчина, абрикосовый и апельсиновый джем. Кофе и чай. Компенсация за то, что мы с рассвета стоим на одном месте, а по поезду рыщет полиция, заглядывая в каждую щель, каждую сумку. Это отравляет завтрак. Это, а еще компания, в которой я вынуждена его проводить. Напротив сидит мадам Лэ и ее муж. Рядом со мной Бэзил, подкладывающий еду на мою тарелку. Ручаюсь, он меня откармливает. Ждет, пока я не стану посочнее, прежде, чем начать меня есть.

- На поезде нет того, что я ищу... - бормочет Бэзил, сгребая в кучку рассыпанный по скатерти сахар. - Совершенно...

- На поезде нет того, что я ищу, - мрачно соглашается Шарль Лэ.

- Господи, я-то что здесь делаю?!

Мадам Лэ хлопает меня по руке. Она ведет себя, словно старшая. Это раздражает.

- Может быть, он ошибся?

- Он никогда не ошибается. Это ему недоступно.

Я себя чувствую лишней. Незначительной. Глупой. Я себя всегда такой чувствую рядом с Бэзилом. А теперь еще и эти оккультисты парижские. Я глупа и беспомощна. Это раздражает. Это утомляет.

- То, что вы ищете... оно большое?

- Лично мы ищем платье, - спокойно говорить Виржини Лэ. - Дорогое, красивое и очень опасное красное платье. Оно должно быть у этой актрисы, Вайолет.

- О, это нечто небольшое.

- Шелковое, - уточняет Лэ.

- А я ищу книгу, если это кого-то интересует, - пожимает плечами Бэзил.

- Это тоже нечто небольшое. И платье, и книгу можно носить с собой. А обыск среди пассажиров не проводился. И не будет. Одна только эта Вайолет в состоянии поднять такой жуткий шум, что поснимают всю местную полицию разом, и в отставку. Да даже я не желаю, чтобы в моих вещах копались больше необходимого.

- Я не сомневался, что взыграет ваша викторианская щепетильность, мой бойцовый воробей, - усмехается Бэзил. - Книгу и платье в самом деле можно носить с собой, клыки можно скрыть, но убийство все равно остается. Кто-то перерезал горло молодожену.

- А это не наш... в смысле, ненаш вампир разве? - уточняю я.

- Вампиры, мисс Дерби, обескровливают жертв. Они не могут позволить своей жертве лишиться всей крови впустую, - отвечает мсье Л. - Вампиры не режут горло.

- Совершенно верно, - кивает Бэзил. - Более того, запах крови сводит вампиров с ума. На месте преступления было пролито несколько пинт крови, там ею жутко несло. Однако крови было все же меньше, чем следует. Вопрос: куда она подевалась?

Мне сейчас станет дурно от этих разговоров о крови и убийствах. Просто отвратительно! Я встаю, кинув салфетку на стол.

- С меня хватит, господа, мадам! Мне бы не хотелось иметь хоть что-то общее с этой историей. Я намерена отдохнуть и, подчеркиваю, в одиночестве.

Бэзил, к которому собственно и обращены были эти слова, кивает.

- Конечно. Отдыхай, мой бойцовый воробей.

Неужели же разрешение получено?! Я с трудом сдерживаю язвительность, выхожу из-за стола и иду в свое купе. В дверях в вагон я сталкиваюсь с мисс Мэннерс. Бесцветная бледная особа, почти без бровей и ресниц. Из того скучного, непривлекательного типа блондинок.

- Это отвратительно! Они собрались досматривать наши личные вещи! Бедная мама, ей стало дурно. У вас не найдется нюхательной соли или одеколона, мисс?

- Есть немного кёльнской воды. Идите за мной.

Открыв дверь купе, я достаю свою сумку с косметикой. В этот момент на меня накатывает слабость. Кажется, я еще не оправилась после вчерашней ночи. Нужно прилечь.

- Сейчас, мисс, я дам вам флакон...

Дальше, как у классика - тишина.

- Мне нужно совсем немного крови. Не более полустакана. Мы договаривались.

- Я всегда исполняю свои обещания. Родерик, держи ее. Матушка, скальпель.

Я узнаю голоса. Истеричный, визгливый, нервный - эта актриса, Вайолет Смарт. Второй, бесцветный, словно осыпающийся - та блондинка, мисс Мэннерс. Блондинка, провозящая свинцовый гроб с шагающим трупом. Пахнет мертвечиной. Я с огромной неохотой открываю глаза, потому что знаю - увиденное мне не понравится. И но мне не нравится: у квелой блондинки Мэннерс острые длинные клыки; кажется, с губ капает слюна. Вот и наш вампир. У вдовы Мэннерс мертвый взгляд бледно-голубых глаз и скальпель.

- Держи ее крепче, Родерик. Пташка пришла в себя. Расстегну ее блузку.

Холодные пальчики вампирши пробегают по моему горлу, по вороту блузки и начинают расстегивать пуговички, одну за одной. Очень маленькие, обтянутые тканью пуговички. Очень много маленьких, обтянутых тканью пуговичек. Через минуту я окажусь голой перед этой женщиной... существом. Эта мысль приводит меня в ужас. От этого становится холодно. От этого, а может оттого, что блузка моя расстегнута. Прикосновение ледяной руки к моей груди.

- О, какая красота! Пташка много лет подряд носила корсет, я погляжу. Славно, славно, - мурлычет вампира. - Держи ее крепче, Родерик.

Куда уж крепче?! Сводит руки. Лезвие скальпеля прикасается к моей коже.

- А-а!

Еще секунда, и моя кровь польется в стакан. И... ее выпьют безбровая вампира и бездарная актриса. Она, утянутая в очень узкое, ярко-пронзительно-белое платье, извивается, словно в корчах.

- Скорее! Скорее!

Ее голос срывается на пронзительный крик.

- Скорее, Мейбл! Ему нужна кровь!

- Не называй меня Мейбл! Не зови меня так запросто Мейбл! - еще пронзительнее визжит вампира. Лезвие режет по шее Вайолет, и кровь хлещет из артерии на белое платье. В секунду ткань впитывает кровь, и снова становится белой. А потом платье начинает впитывать кровь, секунду за секундой осушая пышное тело актрисы. Зрелище отвратительное, но я не могу оторвать взгляд. Я смотрю и смотрю, как красивая молодая женщина превращается в мумию. Платье уже даже не окрашивается, проклятое шелковое платье. Вампира - Мейбл - жадно смотрит на него. Кажется, она нашла себе желанную подружку. Сейчас она оставит платье в покое и вернется ко мне. Очень мала надежда, что вампира наденет эту красоту.

Сзади что-то хрипит и булькает.

- Только тихо, воробей...

Бэзил. Я расслабилась. Если в дело вступает Бэзил, значит все еще может обойтись. Или стать еще хуже. Впрочем, он отлично умеет решать проблемы. Не хуже, чем создавать их.

Шелест ткани. Я медленно поднимаюсь, собрав ворот блузки в горсть. Теперь я у Бэзила за спиной. Вампирша - Мейбл - склонилась над трупом актрисы. Сдирает с нее платье.

- А где старуха Мэннерс? - шепчу я, касаясь губами холодного уха.

- Проклятье!

Бэзил хватает меня за шиворот, почти содрав блузку, и швыряет на пол. Удар скальпеля сумасшедшей старухи приходится ему по груди. Кровь. Очень много крови.

Я открыла глаза. Мерный стук колес. Поезд на ходу. Но купе мне незнакомо. Это не первый класс Восточного Экспресса!

- Местный состав, - спокойно говорит Бэзил. - Скоро будем в Будапеште. Рад, что ты очнулась.

На мне все тот же окровавленный костюм, но кто-то (о, тут сомнений нет) застегнул все пуговичка на моей блузке. Все до единой.

- Если это успокоит твою викторианскую нравственность, то я не смотрел. А собственно если бы и смотрел, то это не должно тебя смущать. Для вампира голая женщина, это просто голая женщина. Ну, в твоем случае - это произведение искусства.

Его слова мало смущают меня. Меня куда больше занимают собственные проблемы.

- Что мы здесь делаем? Почему не на Восточном Экспрессе?

- Там четыре трупа, и меньше всего мне хотелось объяснять румынской или венгерской полиции их появление.

- Четыре? - я, честно говоря, помнила только о трех. И один был гнуснейшим образом жив.

- Да. Мне пришлось свернуть шею распоясавшейся миссис Мэннерс. Она испортила мне рубашку и залила кровью твой костюм.

- Что произошло? - я поковыряла ногтем запекшееся пятно. Юбку - в мусорное ведро. А жаль, она мне нравилась.

- Секунду.

Бэзил выскользнул за дверь и вернулся с двумя чашками крепкого чая. Впервые за все время и испытала прилив благодарности. Именно это мне было сейчас нужно. Хороший английский чай. И, может быть, оказаться на хорошей английской почве. Последнее, увы, было невозможно: я не возвращалась домой, чтобы не бередить старые раны. Англия осталась далеко и давно позади.

Я бродяга.

Бэзил сел напротив и закинул ногу на ногу.

- Выше нос, мой бойцовый воробей. Тебе не идет уныние.

- Что случилось вампиршей?

- Сбежала, прихватив платье. Лэ бросились за ней. А вот книгу я так и не нашел...

- Может быть, у той же "мисс Мэннерс"?

Бэзил пожал плечами.

- Найди ее! Что ты здесь делаешь?!

- Сопровождаю тебя до Парижа, мой бойцовый воробей, - улыбнулся Бэзил. - Чтобы по дороге ты не влипла в еще большие неприятности.

- Сорок лет как-то без тебя справлялась.

- Вот именно, - голос его стал глуше. - Люди от одиночества сходят с ума, Виктория. Поверь, у меня богатый опыт.

Я не собираюсь его жалеть. Этого он от меня не дождется. Тем более теперь, когда от одежды еще пахнет ядовитой вампирской кровью.

- Выйди, мне надо переодеться.

Беспрекословно подчиняясь, Бэзил встает. В дверях он оборачивается.

- Раз уж ты опоздала на похороны старухи Писташ, может быть, мы сходим в кино? Триллер про шпионов хорош, я слышал. Тайны, исчезновения, поезд из Центральной Европы.*

- Может быть. Но лучше мы обойдемся без поездов.

22-29.06.2010

--------------

* Дом Огюстен Кальме (1672-1757) - толкователь Библии, автор двухтомного "Рассуждения о явлении ангелов, демонов и духов, а также призраков и вампиров в Венгрии, Богемии, Моравии и Силезии" (1746), которое долгое время было главным источником сведений о вампиризме

* Агата Кристи "Убийство во Восточном Экспрессе", пер. Л. Беспаловой

* Канопа - в Древнем Египте сосуд, в который помещались внутренности усопшего. Их было четыре, и как правило крышки делались в виде четырех сыновей Гора: Хапи с головой павиана хранил легкие, Имсет с человеческой головой - печень, Дуамутеф с головой шакала - желудок, а Кебексенуф с головой сокола - желудок. Сердце оставляли в теле, а мозг выкидывали за ненадобностью

* Simplon Orien Express (1919-1939, 1945-1962) - поезд, ходивший по маршруту Париж - Венеция - Белград - Стамбул

* Фэй Рэй (1907-2004) - американская актриса, исполнившая роль Энн Даров в фильме "Кинг-Конг" (1933)

* Дэвид Слезник (1902-1965) - один из самых успешных кинопродюсеров в истории Голливуда, руководивший такими фильмами, как "Кинг-Конг" (1933), "Унесенные ветром" (1939) и "Ребекка" (1940).

* "Мейнбохер" - открытый в 1930 г. в Париже Дом Моды. Его основатель - Мейн Руссо Бохер (1891-1976); "Катрин Парель" (1936-1948) - Дом Моды, открытый бывшей манекенщицей дома "Ланвэн" Теей (Екатериной) Бобриковой

* Собор Святой Софии, Премудрости Божией или София Константинопольская - построен при императоре Юстиниане, освещен 27 декабря 537 года; известнейший и крупнейший памятник византийского зодчества. В XV веке, после захвата Константинополя султаном Мехмедом II превращен в мечеть, названную Айя-София. К нему были пристроеные 4 минарета. С 1935 года - музей. Сохранились мозаики юстиниановского периода

* "Oeil de sortilege" (франц.) - "Колдовское око". Опущен аксан

* Что примечательно, классические юниверсаловские "Дракула" и "Франкенштейн" вышли в одном и том же 1931 году

* Бэзил имеет в виду "Леди исчезает" А. Хичкока

Комментарии: 5, последний от 21/09/2011. © Copyright Иорданская Дарья Алексеевна (kyotolegend@gmail.com) Размещен: 12/07/2010, изменен: 17/09/2011. 52k. Статистика. Рассказ: Мистика На наш век хватит		Ваша оценка:
Аннотация: Или вот еще поезда. Истории, случившиеся дорогой, всегда имеют легкий привкус случайности. Хотя когда вместе собираются такие, гм, люди... да, всякие случайности неслучайны А еще здесь льется кровь В ролях: Виктория Дерби, Бэзил, Шарль и Виржини Лэ

Иорданская Дарья Алексеевна : другие произведения.

12. Восточный Экспресс. От Стамбула. 17 Августа. 1 Класс