Аннотация: В отражениях и портретах есть нечто дьявольское. Пуская даже Дьявол - это только концепция В ролях: Шарль и Виржини Лэ
ПОРТРЕТ ДЬЯВОЛА
Англия, 1935 год
Техника, Элиот - дьявольская, богопротивная, потрясающая техника! Сколько я живу, а мне ни разу не приходилось видеть столько жизни на полотне.
Г. Ф. Лавкрафт
Пиль-Хаус стоял на вершине холма в весьма живописной местности. Ниже проходила железная дорога, но и она не портила вид, и казалась просто черной полосой, строчкой на темно-зеленом сукне полей. К тому же, поезда по ветке ходили редко, и еще реже останавливались на маленькой станции, где стояла только будка билетера и пара скамеек. Мисс Пиль прождала экспресс больше часа, сидя на одной из них, левой, выкрашенной в светло-голубой, и наконец поезд выехал из-за холма и замер у платформы. Людей сошло очень мало, и мисс Пиль сразу же узнала свою гостью. У нее был не то, что столичный - заграничный лоск. В стройной элегантной брюнетке в шоколадного цвета дорожном костюме сразу же узнавалась француженка. Очки от солнца в пол лица придавали ей загадочность. Проводник выставил на перрон два небольших чемодана, женщина стянула перчатки и огляделась. Мисс Пиль направилась к ней.
- Mademoiselle Let, ne c'est pas?*
- Мадмуазель Пиль? - женщина улыбнулась. - Можете говорить по-английски. Вы мне писали?
- Да, мисс. Здесь недалеко, если не возражаете, мы дойдем пешком.
Мадмуазель Лэ подняла свои чемоданы и бодро зашагала в указанном направлении вверх по склону. Эмма Пиль пошла, насколько это возможно, с ней в ногу. Француженка была не совсем похожа на то, что Эмма ожидала увидеть. Гораздо моложе, чем можно было предположить по ее статьям в N-magazine. С другой стороны, медиум была иностранкой, более того - парижанкой, и странности и несоответствия тут можно было простить.
Поднявшись на вершину холма, Лэ оглядела дом.
- Это и есть Пиль-Хаус? Времена королевы Анны*, верно?
- Да, - удивленно согласилась Эмма. - Какое отношение это...
- Совершенно никакого. Просто архитектура - семейное хобби. Не желаете переговорить о деле, прежде чем мы дойдем до дома?
Эмма разглядывала ее несколько секунд, после чего возмущенно воскликнула:
- Уж не думаете ли вы, что я пригласила вас, не посоветовавшись с отцом и втайне от членов семьи?!
- С отцом. Конечно, - Лэ хмыкнула. - В таком случае, я бы хотела отдохнуть и выпить чаю, прежде, чем приступать к работе.
- Конечно! - Эмма раздраженно фыркнула, забрала один из чемоданов, весьма тяжелый, и прибавила шагу. - Следуйте за мной.
Дверь открыл дворецкий и с привычным неудовольствием оглядел Эмму и гостью.
- Пикман, пусть вещи мисс Лэ отнесут в лиловую спальню, и распорядись подать чай.
Пикман поклонился и исчез. Эмма невольно поежилась. Уже многие годы дворецкий вызывал у нее противный - до мелких мурашек - страх. Если бы не доверие к нему отца, Эмма непременно обвинила бы во всех бедах Пикмана. И она еще не оставляла надежду, что именно на него укажет парижский медиум.
Лэ вошла в гостиную, огляделась и ее внимание, конечно же, привлек портрет над камином.
- Чудесная комната.
У Эммы от гостиной неизменно бегали те самые мурашки по коже. Особенно от этого мужчины, изображенного на картине. Ее передернуло, и это не ускользнуло от француженки. Та улыбнулась понимающе.
- Сама по себе она ужасна, но отлично подойдет для сеанса.
Она сняла свои огромные очки, положила их на столик с напитками и подошла к камину.
- Кто это? Кто-то из ваших предков?
- Мой прадед, Люциус Пиль.
Эмма посторонилась, пропуская отца в комнату. Медиум развернулась, улыбнулась и протянула руку.
- Роберт Пиль.*
- В самом деле? Виржини Лэ.
- Читал вашу статью в N-magazine. Очень познавательно.
- Благодарю, - француженка опустилась на диван спиной к портрету и закинула непринужденно ногу на ногу. - Она вас так впечатлила, что вы пригласили меня сюда?
- Я слышал об истории в Гран Гиньоле*.
Мадмуазель Лэ изящно махнула рукой.
- Это не вполне моя заслуга. Это в некотором роде случайность.
Роберт Пиль сел в кресло, также стараясь держаться спиной к портрету, и кивнул дочери.
- Проследи, чтобы чай с сэндвичами подали немедленно.
Помрачнев, Эмма вышла. Лэ проводила ее задумчивым взглядом и повернулась к главе семьи.
- Итак?
- Вы не любите тянуть время, верно? - усмехнулся Пиль.
- Не люблю, сэр, - с очень странной интонацией сказала француженка.
Роберт Пиль хотел уже заговорить, но в этот момент степенный Пикман лично внес поднос с чаем. Лэ взяла чашку, положила в нее три кусочка сахара и тщательно размешала.
- Я слушаю, мсье Пиль.
Хозяин поднес чашку к носу, вдыхая терпкий аромат дорогого чая, после чего начал издалека.
- Это очень старый дом...
- Времена королевы Анны, я полагаю, - кивнула мадмуазель Лэ.
- Конюшня построена в елизаветинские времена. Мы перестроили ее, там сейчас живет Реймонд. Но основная часть особняка возведена в 1707 году при моем не вполне уважаемом предке Люциусе Пиле. Он продал душу дьяволу.
Лэ обернулась и посмотрела на портрет.
- В самом деле?
- Да, мисс. И с этого начались все злосчастья нашей семьи. И теперь это зло может убить моего внука.
Лэ поставила чашку на столик и подалась вперед.
- Одержимость?
- Боюсь, начать придется с самого начала, мисс Лэ. Люциус Пиль заключил договор с Дьяволом. Согласно этому договору, семья Пиль получила неслыханные богатства и власть. Тогда же был построен этот дом. Люциус удалился в него и прожил невероятно долгую жизнь, однако в конце концов пришел и его час. За ним явился сам хозяин Преисподней, но Люциус сумел вывернуться. В одной из своих запретных книг он нашел средство, как возложить ответственность за свои грехи на потомков. И с тех пор в каждом поколении умирает первенец. Дьявол забирает его к себе. Так умер мой старший брат, так умер мой старший сын, едва достигнув девятилетнего возраста. Теперь в опасности Нед.
Роберт Пиль уронил голову на грудь. Лэ прикоснулась к его руке, вцепившейся в подлокотник кресла.
- Простите, сэр, но я должна услышать все подробности.
Старик вздохнул.
- Может так случиться, мисс Лэ, что род Пиль прервется. Эмма, увы, бесплодна, Рэндольф не желает больше иметь детей, а на Огастеса я давно уже не надеюсь. С Недом наша семья угаснет. Мой внук уже проявляет первые признаки этого.
- Какие? - спросила медиум.
- Он заговаривается. Путает родных, говорит порой странные вещи на чужом, архаичном языке, давно вышедшем из употребления. Ему снятся кошмары, и он выкрикивает имя Люциуса. А сегодня на рассвете меня разбудила его нянька, перепуганная насмерть. Он цитировал одну книгу на латыни. Я записал этот бред и перевел. Надеюсь, записи вам помогут.
- Безусловно, - кивнула Лэ и пошутила. - Моя латынь хромает, так что ваша помощь необходима.
Пиль попытался улыбнуться, впрочем, безуспешно, и позвонил в колокольчик.
- Пикман, принесите мою тетрадь из кабинета.
Дворецкий - скорее, доверенный слуга старика, вернулся почти сразу, неся на серебряном подносе старую тетрадь, распухшую от вложенных в нее страниц и перетянутую туго темной лентой с махристыми концами.
Лэ развернула листок, пробежала его глазами и нахмурилась.
- "Юность отдавайте в обмен на жизнь, а жизнь меняйте на юность, когда идет дождь, слышится шелест, и гром в грозу, выпи и козодои заберут души, а филины их оплачут, и пусть вороны каркают, и одна из них черная, как глаза нашей матери".
- Это из одной весьма гадкой книги, - пояснил Пиль. - Надеюсь, ни одной копии не сохранилось.
- Misteria de Vita, - подтвердила Лэ, продолжая изучать листок.
- Вы слышали о ней?
Женщина подняла голову, необычные изумрудно-зеленые глаза потемнели.
- Я читала ее. Это отрывки из семнадцатой главы - "Наследники", восьмой - "Психопомп"* и из "Гимна Гекате". Только слова про дождь и грозу мне незнакомы, но я держала в руках неполный список книги. Ваш предок пользовался ей?
- Да, мисс, - кивнул Пиль. Теперь он смотрел на молодую женщину с некоторой опаской.
- Что-нибудь из его библиотеки сохранилось?
- Мой дед сжег все его книги и лабораторию, а саму комнату запер.
Лэ поднялась, сложила листок со странными словами и убрала за отворот рукава.
- Следуйте за мной, мисс, - сказал дворецкий.
В Пиль-Хаусе было три этажа и высокий просторный чердак, совершенно пустой, не считая одного отгороженного кирпичными стенами участка. На дубовой двери висел массивный замок. Пикман отпер его и посторонился, пропуская Лэ вперед.
Комната была совершенно пуста. Дед нынешнего главы семьи вынес и сжег в самом деле все: книги, мебель, инструменты. Он заколотил окно досками, и свет проникал в щели между ними, освещая рисунки, вырезанные на полу и стенах.
- Пикман, мне нужно больше света, - распорядилась Лэ, шагая через порог. - А кроме того, бумага и грифельные карандаши, и пусть никто меня не беспокоит.
Она спустилась к обеду, переодевшаяся в элегантное платье, подобное которому Эмме доводилось видеть только на обложке Vogue за прошлый месяц, и в кино. На шее висела длинная нить отборного, чуть розоватого жемчуга. Отец поднялся, чтобы поприветствовать француженку и поцеловать ей руку.
- Дети, - они всегда так называл их, "дети", - это мисс Вирджинии Лэ.
- Та психичка из журнала? - хмыкнул Реймонд.
Отец поморщился.
- Мисс Лэ, это мой старший сын, Реймонд. Он скептически относится к сверхъестественному.
Лэ улыбнулась и протянула руку, которую Реймонд все же пожал.
- Вы здесь, чтобы заниматься столоверчением?
- А еще я умею ловить призраков, - усмехнулась Лэ. - Как минимум одного поймала.
- Это Мария, моя невестка.
Мария была не в восторге от гостьи, она с самого начала была против решения свекра, и женщины только сухо кивнули друг другу. К счастью, Мария всегда была молчуньей, и покорялась решениям главы семьи, пусть и не без внутреннего протеста.
- А это мой младший, Огастес.
Младший Пиль отлепился от стены, которую подпирал самым элегантным образом, и коснулся теплыми губами руки Лэ.
- Счастлив знакомству, Mademoiselle.
- Ну и наконец, мой внук Эдвард. Нед, поздоровайся с мисс Лэ.
Мальчик сделал шаг от своей няни, шмыгнул носом и тихо сказал:
- Здравствуйте, мисс Лэ.
Женщина улыбнулась.
- Приветствую, молодой человек.
Мальчик отвел глаза. Сев за стол, Лэ наблюдала за ним в течении всего обеда. Эдвард ел очень мало, выбирая кусочки мяса, менее всего прожаренные, где больше всего крови, и даже не прикоснулся к салату. Зато ему было позволено выпить немного вина - красного.
- Приготовляя жертву, пои ее кровью и вином, и не давай ей сна... - пробормотала Лэ.
- Что, простите? - переспросил сидящий рядом Огастес.
- У вас отличная спаржа, - невозмутимо ответила Лэ и продолжила есть.
Знакомство с членами семьи Пиль и ребенком погрузило ее в мрачные размышления. Отказавшись от десерта, женщина вышла в холл, подняла трубку и назвала телефонистке лондонский номер.
- Секунду, мисс. Соединяю.
После десяти томительных секунд раздался щелчок и недовольный голос:
- Слушаю.
- Чарльз, я не справлюсь! - сказала мадмуазель Лэ по-французски. - Мальчик одержим. И я не готова тягаться с колдуном и "Мистериями".
- Ты преувеличиваешь, дорогая, - ответил Чарльз. - А заодно и преуменьшаешь.
- Чарльз! Он есть мясо с кровью и бредит по ночам! Он цитирует "Психопомпа" и "Гимн Гекате"! и что мне делать? Заниматься столоверчением и смотреть, что будет?
- Столоверчение, между прочим, очень эффектно. Хотя и малоэффективно.
- Ты хочешь сказать "бессмысленно", - проворчала Лэ.
- Милая, - вкрадчиво проговорил Чарльз. - Ты ведь знаешь, я приехал бы сам, если бы мог. Но Роб узнает меня, и тогда хлопот не избежать. Пожалуйста, оглядись, сделай все, что в твоих силах. А я поищу решение здесь.
- Хорошо, сэр, - язвительно ответила Лэ и, не прощаясь, положила трубку. Развернувшись, она нос к носу столкнулась с Огастесом. - Мсье Пиль?
Молодой человек окинул ее задумчиво-оценивающим взглядом.
- Знаете, мадмуазель, а вы совсем не похожи на медиума.
- Да, мне часто это говорят.
- И что вы будете делать? Вызывать духов? Устраивать черную мессу?
Лэ сузила глаза.
- Сеанс будет в десять, мсье Пиль. Тогда и узнаете.
Поднявшись в лиловую спальню, она заперла дверь, скинула туфли и легла на постель, сложив руки на животе. Потолок в комнате был темный, отчего возникало ощущение тесноты. Лэ закрыла глаза, не позволяя себе, однако, задремать. В половину десятого она поднялась, переоделась в черное, отделанное серебром платье и вдела в уши тяжелые серьги. Взяв из чемодана небольшой несессер, она спустилась в малую столовую, расположенную совсем рядом с гостиной. Пикман поджидал ее у круглого стола, и по беспристрастному лицу невозможно было прочитать, о чем он думает. Неудивительно, что все Пили, кроме Роберта, его ненавидят.
- Пикман, накройте этим стол, - Лэ передала дворецкому отрез черного шелка. - И зажгите свечи.
Сама она подошла к окну. В темноте тускло мерцали огни полустанка, проехавшего мимо поезда, далекого города. Даже сейчас Пиль-Хаус был идеальным местом для сотворения всяческого зла.
- Итак, все же столоверчение!
Лэ обернулась.
- Мсье Огастес Пиль... Вы не верите в медиумов? Что ж, сядьте вон там.
Огастес сощурился.
- Не боитесь, что из-за моего скептицизма духи не придут?
- А вы думаете, что они похожи на маленьких обидчивых детей? - спросила Лэ.
- О, в последний раз так и случилось, когда я был на сеансе у одной очаровательной ведьмочки в ее доме на Колчестер.-стрит.
- Колчестер.-стрит? - повторила задумчиво Лэ.
Она вытащила из несессера ароматическую пирамидку, положила в металлическую курильницу в форме раскрытой ладони и подожгла. Запахло сандалом. Лэ выдвинула стул, села и закинула ногу на ногу.
- Вы не ответили, - заметил Огастес.
- Я не боюсь скептиков, - улыбнулась Лэ и повернулась к дверям. - Садитесь, мьсе Пиль. Надо уже начинать.
За столом к десяти часам собралась вся семья. Никто, исключая главу семейства, не верил в предстоящий сеанс. Говоря по совести, французский медиум и сама в него не верила. Она собиралась импровизировать. Наконец уже и маленького Эдуарда посадили напротив Лэ между дедом и дядей Огастесом. Больше медлить было нельзя.
- Возьмитесь за руки, - распорядилась Лэ. Слева от нее сидела Эмма, у которой были очень холодные пальцы. Справа Реймонд с неприятно потными ладонями.
Закрыв глаза, медиум начала низко, жутковато гудеть, настраиваясь. Кто-то из братьев скептически хмыкнул. Лэ только приподняла брови. Не открывая глаз, она начала читать формулу на гэльском, главным образом потому, что никто в комнате не знал этого языка. Сквозняк, который бывает в каждом старом доме, заставил заплясать пламя свечей. Лэ выжидала. Она чувствовала приближение чего-то страшного и пока безымянного. И вдруг закричал ребенок. Медиум распахнула глаза.
Эдвард застыл, уставившись в темноту. Губы его кривились.
- Приготовляя жертву, пои ее кровью и вином, и не давай ей сна. Остриги волосы ее, сожги их в пламени черной свечи, и дай пепел с водой или красным вином. Целуй ее в губы утром и вечером на рассвете и на закате, и пусть ваше дыхание смешается нераздельно...
Мальчик вновь закричал. Порыв ветра задул все свечи.
Вспыхнула люстра. Все повскакивали с мест и кинулась к распростертому на полу Эдварду. Только Лэ осталась сидеть.
- Мсье Пиль, - сказала она, - ваш предок с вами. Зримо, или незримо, но Люцицс Пиль присутствует в этом доме.
Эдварда уложили в постель и, по совету мадмуазель Лэ, но больше по распоряжению деда, с ним кроме няньки остались оба родителя. Сама медиум поднялась в кабинет хозяина с благодарностью приняла рюмку шерри.
- Почему вы думаете, что Люциус среди нас? - спросил Роберт Пиль.
- Вы слышали, что говорил мальчик? - Лэ мрачно покачала головой. - "Приготовляя жертву", начало двадцатой главы "Мистерий Жизни". Я видела ее только во фрагментах, и все равно она... отвратительна. Ох, если бы от бумаг вашего предка что-то осталось! Можете вы рассказать о своей семье?
- Какое отношение это имеет к делу? - удивился старик.
- Мы часто становимся отражением нашего прошлого, мсье Пиль. Чем занимаются ваши дети?
- Реймонд получил юридическое образование, но, увы, быстро сообразил, что является моим наследником. Он забросил все дела и живет в усадьбе. По его словам, заниматеся некими научными изысканиями, но я отродясь не видел его с книгой сложнее Дэшила Хэммета. Мария из очень хорошей семьи, ее главное занятие: игра в бридж с подругами.
- А Огастес?
- Огастес? - Пиль хмыкнул невесело. - Бездельник. Вернее, художник, но в данном случае никакой разницы. Он пишет сомнительные картины, но не спешит показать их нам. Либо это что-то посредственное, либо - ужасное. Раньше я еще как-то верил в мальчика, устроил ему поездку на Суматру, потом в Африку, но теперь думаю, все это бесполезно.
- А слуги? Пикман, няня Эдварда?
Роберт Пиль нахмурился.
- О чем вы ведете речь? На что намекаете? Разве вы не должны изгнать злые силы, вместо того, чтобы обвинять моих родных и близких?
Лэ обворожительно улыбнулась.
- Потусторонним силами требуются порой человеческие руки, - и она быстро сменила тему. - Так можно найти документальные упоминания о проклятье.
- Дневники и записи. Очень личные, мисс Лэ.
- Я буду нема, как могила, - пообещала медиум.
- В таком случае, их приготовят для вас завтра, - Пиль поклонился. - Доброй ночи.
Прежде, чем пойти спать, Лэ вновь набрала лондонский номер. На этот раз ждать пришлось значительно дольше. Наконец недовольные Чарльз проворчал:
- Все еще не спишь, дорогая?
- Чарльз, мальчик одержим!
- И ради этого ты подняла меня с постели?!
- О нет, сэр. Я подняла тебя с постели, чтобы узнать о братьях Пиль. Реймонд, думаю, как и отец, учился в Кембридже. Огастес какое-то время провел на Суматре и где-то в Африке. Он художник.
- А, художник! Симпатичный?
- Чарльз! - возмутилась мадмуазель Лэ.
- Спокойной ночи, моя дорогая.
- Спокойной ночи, сэр, - улыбнулась Лэ.
Поднявшись наверх, женщина приняла душ, переоделась в легкомысленный пеньюар и легла с книгой в постель. Дверь в этот раз она запирать не стала, справедливо полагая, что сегодня следует ждать гостей.
Первым появился Реймонд. Прислонившись плечом к дверному косяку, он неспешно набил трубку.
- Нет, я не возражаю, - язвительно сказала Лэ. - Мой муж иногда курит такой табак.
- Вы замужем? Так возвращайтесь к своему благоверному. Здесь вас не ждали.
Лэ перевернула страницу.
- Меня пригласил ваш отец, и только по его слову я уеду.
- Я не собираюсь терпеть эту ересь в своем доме!
- И опять же, мсье Пиль, это дом вашего отца. Вы можете уговаривать меня, можете угрожать, уеду я только по его желанию. А сейчас, извините, я очень устала и хочу почитать немного и лечь спать.
Отгородившись книгой, мадмуазель Лэ продолжила чтение. Несколько секунд спустя хлопнула дверь. Однако, женщина недолго оставалась в одиночестве.
- Лавкрафт? - жизнерадостно спросил Огастес, изучив обложку, и сел на кровать. - Я думал, медиумы не читают всю эту мистическую белиберду.
- Бульвер-Литтон* был розенкрейцером, знали это? - Лэ отложила книгу. - Вы тоже пришли, чтобы прогнать меня?
- О, мой брат был настолько груб? - Огастес приподнял бровь. - Возмутительно! Оскорбить такую красивую женщину!
Его рука опустилась на щиколотку мадмуазель Лэ. Та отдернула ногу.
- Как я уже сказала вашему брату, мсье Пиль, я замужем. Зачем вы пришли?
- Можно взглянуть, что вы читаете?
Лэ протянула ему книгу. Перелистнув несколько страниц, Огастес хмыкнул и зачитал:
- "Первая странность Джозефа Карвена заключалась в том, что он, казалось, не старел и всегда выглядел так же, как во время приезда в Провиденс. Он снаряжал корабли, приобрел верфи близ Майл-Энд-Ков, принимал участие в перестройке Большого Моста в 1713 году и церкви Конгрегации на холме, и всегда казался человеком неопределенного возраста, однако не старше тридцати- тридцати пяти лет."* Вы в это верите? В колдовство, одержимость, вечную юность?
Мадмуазель Лэ забрала назад книгу и заложила ее шелковой лентой.
- Я верю, мсье Пиль, что вашему племяннику нужна помощь.
- Медиума, или психиатров? - усмехнулся Огастес.
- Иногда, - покачала головой женщина, - это одно и то же.
Утром, еще до завтрака мадмуазель Лэ спустилась в хозяйский кабинет, где уже были приготовлены дневники за последние двести лет. В восемь Пикман лично принес ей кофе, но француженка только отмахнулась и продолжила чтение. Впрочем, кофе, уже порядком остывший, она выпила. В десять появилась Эмма с сэндвичами.
- Доброе утро, мадмуазель Пиль. Удивлена, что вы вчера не навестили мою спальню.
- Это какой-то ритуал? - хмуро осведомилась Эмма.
- О нет. Просто ваши братья там побывали. Реймонд требовал, чтобы я уехала. Огастес заигрывал.
- Огастес всегда и со всеми заигрывает. Не принимайте на свой счет.
- А чего хотите вы?
Эмма, не скрывая раздражение, стукнула тарелкой об стол.
- Неду хуже. Он всю ночь бредил, а сейчас не может даже глаз открыть. У вас мало времени.
Француженка перевернула несколько страниц в старом дневнике.
-Я знаю почти все ответы на почти все вопросы. Только вот, что меня волнует: кто написал портрет вашего малоуважаемого предка?
Эмма пожала плечами.
- Не помню. Не думаю, что мы вообще когда-либо это обсуждали.
- Могу я взглянуть на него поближе?
- Я велю принести лестницу из библиотеки.
Пикман, дождавшись, пока гостья доест сэндвичи, сообщил, что прибыла телефонограмма из Лондона. Мадмуазель Лэ схватила листок с подноса и прочитала несколько коротких французских фраз. Улыбнулась, как показалось присутствующим в комнате дворецкому и Эмме - жутко.
- Пикман, я хочу взглянуть на портрет Люциуса Пиля. Могу я попросить лестницу и яркую лампу?
- Конечно, мисс. Следуйте за мной.
Допив холодный кофе, Лэ поспешила в гостиную, где взобралась на принесенную из библиотеки стремянку. Некоторое время при свете переносного фонаря она изучала лицо на портрете, потом неразборчивую, потемневшую от времени подпись.
- Пикман, - сказала женщина наконец. - Передайте хозяину, пусть все домочадцы после ленча соберутся в этой гостиной. И не убирайте лестницу. А я пока навещу мастера Эдварда.
Семья после ланча собралась в гостиной совершенно безо всякого энтузиазма. Разлив чай и шерри - для храбрости - они расселись на диванах и креслах и уставились в пол. Объявившаяся мадмуазель Лэ, поразив всех, взобралась на лесенку, уселась на верхней ступеньке и облокотилась на каминную полку.
- Что это значит, мисс? - сухо и разочарованно спросил Роберт Пиль.
- Я нашла источник ваших бед, сэр, - спокойно ответила Лэ.
- И где же он? - хмыкнул Огастес.
Медиум на секунду прикрыла глаза.
- Мне случалось ловить призраков, которые в итоге оказывались людьми. Вампиров, которые были актерами, и актеров, которые были вампирами. И теперь вот человека, который на самом деле призрак. В своем роде.
- Поясните, - велел глава дома.
- Увы, не сохранилось бумаг вашего предка. Прочитав его договор, я бы догадалась обо всем сразу же. А так мне помог бессвязный бред вашего внука. Misteria de Vita. Одна из двенадцати, или тринадцати отвратительных книг, - Лэ непонятно ухмыльнулась. - Не так разрушительна, как "Аль-Азиф", но не менее гнусна. Отрывки из ее ключевых глав: "Гимн Гекате", "Наследники", "Психопомп" и "Ритуалы". Именно в этих главах говориться о продлении жизни.
- Поясните все же, - распорядился Роберт Пиль.
Лэ хмыкнула.
- Тут все просто. Достаточно пролистать несколько старых дневников.
Реймонд вскочил с места.
- Вы читали наши семейные дневники?! Это отвратительно!
- Это еще и познавательно. Люди врут о себе, но о других они пишут честно, подмечая всякую чушь. Фактически, дневники, это наиболее полезные книги. Исключая, может быть, "Искусства готовки" Ханны Глэйсс* и "Собаки Баскервилей". Но речь сейчас идет не о пользе, а о закономерности.
Она умолкла, задумчиво рассматривая Пиллей. На этот раз не выдержала Эмма.
- Какая закономерность?
- В каждом поколении вашей семьи есть художник, талантливый, или нет - не важно. Само по себе это не столь удивительно. Подобный дар, или тяга, скажем так, часто передаются из поколение в поколение. Любопытно другое. Этого художника отправляют в Италию, в колонии, на острова. Он возвращается.
С холодной улыбкой Лэ посмотрела в глаза Огастесу.
- Он никому не показывает по приезду своих полотен. Может быть, потому что Дьявол позволил ему написать в жизни всего одну картину? Автопортрет...
Огастес вскочил и бросился к дверям. Проворно вытащив из складок юбки узки стилет с костяной ручкой, Лэ приставила его острие к горлу изображенного на портрете мужчины.
- Сядьте, мистер Люциус Пиль. И запомните, что Колчестер-стрит давно уже переименована в честь уважаемого Сэмюэля Пипса.*
Огастес - или Люциус - медленно опустился на диван.
- Пикман, помогите мне снять портрет. Я увезу его с собой, тогда и ваш предок покинет дом. Он не может удаляться далеко от своего изображения. Души обязательно должно удерживать среди нас нечто материальное, как якорь.
Лэ бросила взгляд на диван. Он был пуст.
- Что ж, - вздохнула она, - проигрывать ваш предок не умеет. Пикман, снимите холст с подрамника и скатайте. Я найду, куда его деть.
Дворецкий послал мальчишку-слугу за инструментами и аккуратно втащил гвозди. На обратной стороне холста обнаружились символы и диаграммы, которые Пикман продемонстрировал всем.
- Примитивная черная магия, - поморщилась Лэ.
Роберт Пиль залпом выпил бокал бренди и спросил севшим голосом:
- А мой сын?
Лэ помрачнела.
- Сожалею. Он умер в Кейптауне от лихорадке полтора года назад.
- А внук?
- Ему больше ничего не грозит. Люциус не сможет совершать свои ритуалы. Пикман, мои вещи готовы?
- В холле, мисс, - степенно ответил дворецкий. - Портрет я завернул в газеты.
Лэ кивнула, развернулась на каблуках и пожала руку Роберту Пилю.
- Моя работа окончена, сэр. Прощайте.
- Чек? - неуверенно пробормотал старик.
- Пришлите на мой адрес, он вам известен. Прощайте, Эмма.
Лэ надела перчатки и застегнула крошечные пуговицы, прежде, чем пожать руку Реймонду Пилю.
- Думаете, что мы поверили в ваш спектакль, мисс? - спросил тот насмешливо. - Одного я только не пойму: зачем вам с Гасти это устраивать? Хотя, шуточка безусловно в его духе.
Лэ жутковато улыбнулась.
- Свяжитесь с властями Кейптауна. И сломайте восточную стену на чердаке, в лаборатории вашего предка, найдете много интересного. Найденное сожгите.
Чуть наклонив голову, Лэ вышла в холл, подхватила чемоданы, закинула картину за спину и степенно покинула Пиль-Хаус.