Ребятишки, прибежавшие из деревни, словно птички пасси, слетавшиеся на рассыпанные зёрна авены у конюшни, щебеча, собирались в стайки у дороги, восторженными любопытными взглядами провожая моряков и невиданный огромный корабль, поднимавшийся по реке. Чуть дальше стояли уже парни и девушки из деревни, они перешёптывались, глядя на новоприбывших, безуспешно пытаясь сделать это незаметно.
- Скоро вход в затон, - сказала Аяна. - Конда, Воло, как только мы дотащим "Фидиндо" до развилки, я поеду в деревню. Мне нужно проведать друзей.
- Хорошо. Пачу будет отдыхать или его можно использовать для перевозки нашего груза? - спросил Воло.
- Я поеду на нём шагом. Он немного отдохнёт, пока мы доберемся до нужного двора. Он у нас трудяга, - сказала Аяна, почесывая шею Пачу. - Да, Пачу? Хороший мальчик.
Хороший мальчик шагал, налегая на хомут, и в пыли оставались следы его огромных копыт.
- Потом я запрягу его в большую телегу и пригоню на берег. Миир, нам с другими телегами лучше ехать по одиночке или друг за другом? Я боюсь, в некоторых местах двум большим телегам будет сложно разъехаться при встрече.
- Хороший вопрос. Я думаю, дядя Тосс уже решил, как именно лучше везти груз. Давай сделаем так: навестишь друзей и вернёшься в свой двор, а я приеду позже и скажу, что по этому поводу придумал дядя.
- Ладно. И скажи мне, сколько телег он соберёт. Я не хочу нагружать на Пачу больше сорока тюков за раз.
- Бросай! - скомандовал Воло.
Полтора десятка человек на другом берегу схватились за канат. Моряки быстро снимали с себя постромки, и она кинулась отвязывать Пачу. Ей помогли те, кто стоял рядом, и она с улыбкой поблагодарила их, потом осмотрела Пачу. Его мохнатые бока не пострадали, и она с облегчением повернулась к реке.
Корабль входил в затон. Рыбаки потянули раз, другой, потом отбежали с канатом в сторону и снова потянули, пока оставшиеся на борту им что-то кричали и показывали руками на воду.
- Он чуть не проехал килем по дну, - сказал Воло. - Но ваши люди правильно тянули. Кирья Аяна, ты можешь забирать своего зверя, - он опасливо поднёс руку к шее Пачу, но так и не решился похлопать его.
- Тут до деревни примерно половина ранда, - сказала Аяна, - и ещё столько же до моста. Так что вы быстро доберётесь до затона. Я пойду. Миир, а где Нэни?
- У олем Нети, полагаю. Ты к Тили?
- Да. - сказала она, с разбегу взлетая на лошадь. - Инни! Инни, Пачу!
Ей вслед смотрели с открытыми ртами.
Тили сидела на кровати и писала что-то в своей книжке для заметок.
- О, Айи! Ты пришла!
- Мне сказали, у тебя жар.
- Ничего серьезного, совсем немного. И голова не болит, а вот в глазах действительно резь. Но терпимо. Где ты была?
- Мы тащили корабль в затон. Пачу помогал нам. Когда я уходила оттуда, его уже дотащили до середины. Наверное, там он и бросит якорь, - сказала Аяна.
- Его не будут вытаскивать на берег, как лодки?
- Вряд ли. Даже если он и вмерзнет в лёд, в затоне стоячая вода. Льдом его не повредит.
- Аяна, можно попросить тебя съездить к Коде? Все наши ушли на совет, и мне некого попросить. Детей тоже всех забрали, так что я одна-одинёшенька, даже Ашту не пришла ко мне.
- Небось на сеновале спит, как Шош.
- Да, наверное. Я не полезу её искать... Съездишь? Я в порядке, но лучше посплю. Я хотела сходить к нему, чтобы он не беспокоился, или попросить тебя отвезти меня на Пачу, но благоразумнее будет отлежаться хотя бы денёк.
- Прямо сейчас и поеду.
Аяна погладила подругу по плечу и вышла к Пачу. Тот потянулся к ней, лелея надежду на угощение.
- Ты заслужил не одну, а десять таких, - сказала она, доставая лепёшку. - Но, к сожалению, десять у меня нету. Так что вот лепёшка и две последние морковки. Пойдём, мой хороший, нам пора.
Она сделала крюк, возле ворот своего двора сняла с Пачу упряжь и оставила в подворотне. Настроение Пачу явно улучшилось после лепёшки, он не прочь был ускорить шаг, и Аяна ехала, глядя между его больших серых ушей, запуская кончики пальцев в его отрастающую серую шубу.
Риолта спешила к ней через двор.
- Аяна, моя милая. Ты приехала навестить Коде? Анкан ещё не появлялся.
- Да, я знаю. Анкан пока внизу, у моря. Как Коде чувствует себя?
- У него начался кашель, и жар то спадает, то снова поднимается. Он постоянно просит пить. Нарто передал целый мешок кровавки, когда Або забирал моего малыша с лодки. Я съездила к Нети и сделала ему лечебное питьё из трав, которые она дала. Сола тоже заглядывала к нам.
Она заломила руки.
- Он наверху, я открыла окна. За ним сейчас ухаживает Паррита. Если хочешь, поднимись к нему.
Аяна поднялась в летние спальни и зашла к Коде. Паррита, невысокая седая женщина с грустными глазами, сидела у кровати и прикладывала ему ко лбу мокрую тряпицу.
- Аяна, скажи им, пожалуйста, что у меня уже всё хорошо, - сказал Коде умоляющим голосом, увидев её в дверях. - Мама не разрешает мне вставать. А мне нужно к Тили, у неё был жар. Я хочу узнать, как она.
- Она спит. Я только что от неё. Когда я навестила её, то она среди прочего произнесла слово "благоразумнее", и, кажется мне, как раз благоразумия тебе сейчас не хватает. Как у такой осторожной и осмотрительной матери, как Риолта, могли вырасти такие безрассудные сыновья? Что ты, что Анкан. Уехал на болота, считай, мальчишкой, а вернулся уже с женой.
Она ворчала, как Сола или дед Баруф, но иногда детские порывы Коде заставляли её понимать, почему взрослые так часто вздыхают и закатывают глаза.
Коде вдруг очень, очень сильно покраснел, так, что Паррита с тревогой склонилась к нему. Он повернулся спиной к ним обеим.
- Ну тогда я тоже посплю, - пробормотал он, пытаясь поудобнее разместить свои длинные конечности.
Аяна пожала плечами и понимающе кивнула Паррите. По пути вниз во двор она подумала, что Коде с Пачу чем-то похожи. Оба совершенно безобидные и беззлобные, несмотря на размер. При этом она не была уверена, что хоть кто-то из них по-настоящему осознаёт свою силу.
Она улыбнулась и забралась на спину своего серого великана.
- Пошли, мальчик! Инни! Поехали домой!
Хотя... Дома всё равно никого нет, раз все на совете. Может, она застанет Нэни?
12. Капитан Эрлант
Она развернула Пачу на север и подняла в рысь. Проезжая мимо среднего общего двора, Аяна увидела, что там не протолкнуться - арем Тосс рассказывал о произошедшем жителям их деревни, а пара мальчишек записывали за ним, чтобы отвезти его слова в верхнюю деревню. Нет, Нэни здесь точно не было. Она не любила толчею и людные места, где приходилось тереться локтями с дальними и ближними соседями.
Двор олем Нети был не так многолюден, но, определённо, народу здесь было больше обычного. Она огляделась и поняла, что все, кто тянул с ней "Фидиндо", успели добраться сюда, пока она навещала друзей. Здесь же был и арем Дэн из верхней деревни - видимо, ему послали верхового гонца, и он теперь осматривал моряков рядом с олем Нети. Время от времени они переговаривались друг с другом, потом продолжали осмотр.
- Здравствуй, милая, - сказала ей олем Нети, - проходи. Сола или сестра учили тебя?
- Да, олем Нети, немного.
- Принеси кипрейник и зубовик, а ещё горькой рябины. Мальчик покажет, где котёл, - махнула олем сухонькой ладошкой в сторону кого-то из праправнуков.
- Укрепляющее?
- Да, милая.
- Может, семена укропа? - предложила Аяна.
- Укроп... Пожалуй, да. С их ужасным питанием это не помешает.
Аяна убежала в кладовую и с удовлетворением отметила, что цветные шнурки тётки Солы добрались и сюда. Она нашла требуемые мешочки и мальчика, который показал её нужный котелок, высыпала в воду нужное количество трав, и помещение сразу наполнилось терпким ароматом.
Мальчик сморщил нос и передёрнулся.
- Ой, фу, маменька меня этим пичкает зимой!
Он развернулся и убежал, а Аяна тихонько посмеялась.
Когда отвар был почти готов закипеть, она тряпкой ухватила крюк с котлом и отодвинула его, оставив над той половиной очага, где угли едва теплились, закрыла котелок крышкой и вышла к олем Нети.
- Спасибо, милая.
- Олем, а где Нэни и Сола?
- Сола ушла на совет, а Нэни была в дальней мастерской. Поищи там.
Аяна поклонилась и убежала через двор в дальнее помещение, которое обычно использовалось для перегонки отваров.
- Айи! - закричала та, увидев сестру. - Будто вечность прошла!
- Нэни! Как я рада тебя видеть!
Они обнялись и стояли так какое-то время.
- Мы всего несколько дней не виделись, - сказала Нэни, - и столько всего произошло! Это правда, что ты увидела в море их фонарь?
- Да, - кивнула Аяна. - До сих пор не верится, что мы могли просто их не заметить, войти в течение и поспешить домой, а они бы просто погибли. К вам принесли их капитана? Говорят, он совсем плох.
- Нет, пока не принесли. А это не его везут? Пойдём поближе.
Во двор заехала небольшая крытая повозка, которую сопровождал арем Тосс.
- Олем Нэти! Арем Дэн! - здоровался он, слезая с лошади. - Идите сюда. Я привёз его. Приведи мне троих из соседнего двора, - сказал он кому-то из парней, и тот сразу убежал. - О, Аяна, ты уже здесь.
Аяна кивнула, не отводя глаз от капитана Эрланта. Она представляла его совсем другим. Слово "капитан" рисовало в её воображении статного, ясноглазого мужчину с широкими плечами, может быть, с едва тронутыми сединой висками, такого, каким был арем Тосс, когда у него родился первый внук, и олем Арита передала ему старшинство над деревней.
Капитан Эрлант был совсем не похож на портрет, который нарисовало её воображение. Этот некрупный, крайне исхудавший мужчина, ростом превосходящий её не более чем на ладонь, был скорее похож на задумчивого и молчаливого Раула из двора стеклодувов, который занимался полировкой стёкол для очков. Правда, Раул был темно-русым, а бородатый, заросший капитан был обладателем рыжеватой жесткой кучерявой шевелюры, изрядно разбавленной серебром. Кожа на его лице казалась желтой, иссохшей и как будто восковой, глаза запали, а негустые широкие брови страдальчески нахмурились, когда с повозки откинули ткань и дневной свет упал ему на лицо. Его одежда пропиталась вонью испражнений, пота, рвоты и грязи, и многие подошедшие отступили, прикрывая рты и носы ладонью.
- Арем Тосс, мы приготовили для него тёплую комнату на первом этаже, - сказала олем Нети.
- Прекрасно!
- Подождите, арем Тосс. Мы не разместим его там, потому что я вижу, как он нуждается в солнечном свете и свежем воздухе. Сколько он провёл в закрытом, тёмном помещении без проветривания? Аяна, разведи то, что ты варила, водой наполовину, набери половину чашки и принеси ложку. Нэни, найди девушек на втором этаже, подготовьте с ними комнату в южном углу. Растопите там переносной очаг. Там окна на две стороны, и солнце будет у него с утра до вечера. Беги, милая.
- Ну всё, Аяна, до вечера! Приходи к нам, мы с Мииром живём на восточном дворе! - крикнула Нэни, убегая.
- Восточном... Олем Нети! Я думала, они с Мииром теперь у вас?
Олем Нети посмотрела на неё с доброй улыбкой.
- Нет, они переехали, - сказала она мягко.
- Это не они переехали! Это я их выгнала вчера! - возмутилась суровая женщина, которую Аяна видела однажды здесь за обтёсыванием колышков. - Они всему двору несколько ночей спать не давали! Где это видано, так громко...
- Элди, - прервала её олем Нети, подняв перед собой маленькую ладонь. - не надо.
Элди замолчала на полуслове и выдохнула. Олем Нети, внимательно следившая за ней, удовлетворенно кивнула.
- Так-то лучше. Помни, злость разрушает.
- Да, олем. Прости.
- Ничего. Иди пока и свари кашу, как ты варишь малышам, и пошли какого-нибудь мальчика к скотоводам. Милый мальчик, - обратилась она к одному из моряков, - в ваших краях едят масло из коровьего молока и сливки?
Милый мальчик, ростом на ладонь выше Аяны, коренастый, хоть и осунувшийся, с сединой в бороде, с ладонями, по ширине и размеру похожими на небольшие лопаты, кивнул.
- Да, гватре. У нас едят молоко и масло.
- Хорошо. Оланна, скажи, чтобы мне носили каждый день чашку сливок и четверть чашки сливочного масла. Да, и творог.
- Хорошо, гватре.
- Арем Тосс, у ваших соседей жирная птица. Пусть присылают мне по одной каждую неделю. Мои несут вкусные яйца, но мяса у них немного, - сказала олем Нети, оправляя кафтан маленькими сухими пальчиками в тёмных старческих пятнах. - И ещё мне потребуются дополнительные дрова для обогрева его комнаты. Позаботьтесь об этом. Мальчики, - сказала она четверым парням, бегущим к ним через двор, - помогите мне. Этого человека нужно искупать и переодеть, и немедленно. Несите его в купальню. Тарди, расстели на самом широком сиденье одно из полотнищ из синего шкафа, которые мы используем для рожениц. Нет, нет, стойте, его нельзя так нести. Ну что вы, право, как маленькие.
Она сокрушённо вздохнула, качая головой.
- Кальд, милый, сбегай-ка за носилками.
13. Испорченная, осквернённая
Аяна смотрела на эту удивительную женщину, и то, как она одним движением руки или взглядом управляла суетящимися людьми, приводило её в восторг. Олем Нети, как их мама, была в центре движения своего двора. Моряки, которых она одним сдержанным жестом отстранила от участия в происходящем, стояли поодаль, беспокойно сцепив ладони на макушках, и с волнением наблюдали, как капитана укладывают на тряпичные носилки и уносят в купальню. Они давно не видели его при свете дня, и теперь увиденное явно внушало им опасения за его жизнь.
- Идите и займитесь делом, мальчики, - сказала олем Нети, обводя пальцем переминающихся в волнении моряков, и облачко её белых волос скрылось за дверью, ведущую на лестницу в купальню.
- Кир... арем Тосс. Мы возвращаемся к грузу, - сказал один из моряков.
- Постойте. Аяна, я встретил Або, когда был на совете. Он сказал, чтобы ты шла домой и подготовила зимнюю комнату для ваших новых жильцов, а он запряжет вашу лошадь и поможет остальным. У нас около семи десятков больших телег, так что кому-то придется съездить по два или три раза. Хоть ты и сильная девушка, но твой отец будет куда полезнее при погрузке на берегу.
Это было разумно, и Аяна кивнула.
- Если у арем Дэна нет больше к вам вопросов, то вы можете возвращаться к своим людям, - сказал он морякам. - Вы не заблудитесь, этот двор крайний к северу. Просто спускайтесь по склону на юг, к реке, и окажетесь почти у самого моста, - сказал арем Тосс. - Вас подберут наши люди, которые поедут на телегах к морю.
- У меня нет к вам вопросов, - сказал арем Дэн. - Вы ослаблены болезнью и голодом, но, видно, неплохо питались на берегу: ваши зубы в порядке, и при должном питании вы все быстро окрепнете. Постарайтесь побольше отдыхать и не отказывайтесь от угощения. Идите, парни. Мне ещё нужно будет осмотреть остальных.
- Арем Дэн, кира Нети ушла и не сказала ничего. Что будет с капитаном Эрлантом? Он поправится? - спросил один из моряков.
- Думаю, да. Точнее вам скажет олем Нети, я занимаюсь по большей части болезнями зубов, повреждениями костей и телесными ранами. Ничего из этого я у вашего капитана не увидел, кроме повреждений кожи от долгого лежания в сырых и грязных простынях. Эх, парни, вам, конечно, было не до этого, но какие-то простейшие правила ухода за больным вам должны быть знакомы? - он глядел на них с укором, и они уставились в землю. - Ладно. Теперь-то что... Вы подали мне идею для зимнего занятия в учебном дворе. Идите.
- Я провожу их, арем Тосс, - сказала Аяна. - Арем Дэн, до свидания.
Она подошла к Пачу, взяла его за веревку на шее и оглянулась на растерянных моряков, которые тревожно переговаривались, поглядывая в сторону купальни.
- Идите за мной, - позвала она их. - Я провожу вас к реке.
- Идёмте, севас, - сказал Аталаме товарищам. - Я хочу поскорее закончить с грузом и приступить к лечению горячей едой и сном.
- Аталаме, ты скорее будешь мешать, чем помогать, - рассмеялся коренастый мужчина, которого олем Нети ласково назвала милым мальчиком. - Мы все хотим наконец уснуть не в вонючем гамаке, а в теплых кроватях, которые неподвижно стоят на одном месте.
Они шли, бросая взгляды на Пачу, мирно шагающего рядом.
- Кирья, а как ты так ловко залезаешь на него? - спросил другой моряк, светлокожий, с очень темными волосами и длинными густыми ресницами. - Его спина выше твоего роста. Никогда не видел, чтобы девушки ездили на лошадях, да ещё и так прыгали!
- Да , это скорее ты так прыгал, удирая через заборы от родственников девушек, Шахут! - рассмеялся Сайделл. - Ой, прости, кирья, - вдруг спохватился он. - Я забываюсь.
Аяна с удивлением покосилась на него.
- Я забираюсь на него с разбегу, придерживаясь за вот эту веревку. Ему не больно, потому что он очень большой, а веревку я сама плела для этого ошейника, она очень мягкая, при этом прочная. Ну и я долго тренировалась. Я с детства на лошади. Наша прежняя была, конечно, пониже... Сначала мне требовались камни и пни, чтобы залезть на него, а он вообще мог попытаться уйти от меня в это время, но потом я приучила его к себе с помощью лепёшек.
Пачу при упоминании лепёшки сразу наклонил голову и начал обнюхивать сумку и карманы Аяны. Все рассмеялись. Но Аяна думала о другом.
- Шахут, а зачем тебе надо было убегать от родственников девушек?
Воцарилось неловкое молчание, моряки на ходу переглядывались. Аяна не понимала причин заминки и замедлила шаг, вглядываясь в их лица.
- Я прошу прощения за свой вопрос, если он неуместен, - сказала она с недоумением, - но...
- Это я прошу прощения за неуместную шутку, кирья. Мы слишком долго находились в обществе друг друга и забыли о том, что некоторые вещи нельзя говорить в присутствии девушек.
- Я прощаю вас. И всё же, если можно, мне хотелось бы знать, - неожиданно для себя твёрдо сказала она. - Вряд ли ты смеялся бы над какими-то ужасными вещами, Сайделл.
Тот отчаянно потёр ладонями лицо. Остальные косились на него, явно сочувствуя и как бы говоря: "Да, ну и попал ты, братец, в переделку".
- Понимаешь, кирья, - осторожно и медленно начал он. - Бывает так, что мужчина не может жениться на приличной девушке, потому что не может себе этого позволить. Но, понимаете, он всё равно... эээ... ищет женского... эмм... общества.
Моряки шли, глядя в землю, и на их лицах была написана крайняя степень неловкости.
- Да, понимаю. Особенно по весне, в мартовские праздничные дни, парни иногда ведут себя как коты, хорошенько понюхавшие кошачьей травы. Но что значит - не может позволить?
Она заметила, как некоторые моряки переглянулись.
- Ну, когда у человека не хватает денег на свадьбу, он не может жениться.
- Свадьба - это праздник, когда люди становятся мужем и женой?
- Да. У вас это называется просто "праздник"?
- Да. О! Вы же как раз увидите несколько. Сейчас пора осенних праздников. Следующие будут весной, когда мы переберёмся обратно в летние помещения. Вы видели мою сестру Нэни и её мужа Миира, племянника арем Тосса. Они муж и жена, и у них скоро праздник. И ещё несколько пар, которые условились об этом на болотах.
- Кирья Аяна, - сказал осторожно Аталаме. - Как же они могут быть мужем и женой до свадьбы?
- Ну, люди иногда вообще не устраивают праздник. Правда, это бывает очень редко. Они становятся мужем и женой в тот момент, когда признаются и спрашивают.
- Признаются и спрашивают?
- Да. Когда парень с девушкой, которые нравятся друг другу, остаются наедине, то кто-то из них говорит, что хочет принадлежать другому, и спрашивает, хочет ли этого другой. И если тот говорит, что да, они становятся мужем и женой.
- Парень с девушкой остаются наедине? - задохнулся от изумления Шахут. - И его не наказывают за это? А её не считают после этого испорченной... осквернённой?
Аяна остановилась как вкопанная, и Пачу повернул к ней голову.
- Что? - сдавленно спросила она, вглядываясь в лица мужчин, следовавших за ней, и надеясь, что ослышалась.
- Если парень до свадьбы остаётся наедине с девушкой, и его застают при этом, даже если он ничего не... если они просто разговаривали, то родственники девушки могут заставить его жениться на ней. Или заплатить. А раньше таким отрубали уши или руки... То, что ты рассказываешь, кирья Аяна, у нас считается неприемлемым... Считается почти преступлением. А девушка...
Аяна замерла от ужаса, и из глаз потекли слёзы.
- Преступление - это когда молодых парней и девушек наказывают за простой разговор! - крикнула она сквозь слёзы, со всей силы шлёпая Пачу по лопатке и вскакивая на него с размаху.
14. Коснись её
Она подняла его в галоп. В центре живота пульсировал холодный, липкий комок, руки вспотели от нервов. Нэни и Миир в той подворотне. Они были одни, и их тянула друг к другу страсть, но наказывать их за это? Анкан и Ани... Они с Алгаром в той пещере! Они же тоже оставались наедине! Она представила, как его выводят в круг совета, и топор... Нет! Испорченная... Осквернённая?!
На улице было людно, очень людно, и она скоро осадила Пачу, извиняясь перед теми, кого заставила отпрыгнуть в сторону.
Другой край мира. Аяна вытерла слёзы рукавом куртки, а потом вовсе сняла её, потому что от переживаний бросило в пот. Другой край, где считалось, что, оставшись наедине с парнем, девушка становится осквернённой. Испорченной, как сломанная вещь. Из-за того, что наедине говорила с мужчиной. Не может быть такого!
Пачу довёз её до дома, и она, погруженная в свои тревожные мысли, передала его отцу, невпопад ответив ему что-то на какие-то вопросы, а сама пошла за тряпками и ведром для уборки. Привычные дела отвлекали от размышлений, но всё равно хотелось с кем-то поговорить, и она отчаянно жалела, что рядом нет ни мамы, ни Солы, ни Тили, и даже отец уехал, махнув ей, на большой телеге. Она вздохнула и повязала передник, усилием воли заставляя себя думать исключительно о наведении порядка.
Она обошла тёплые комнаты, просторные и довольно светлые, с ранней весны стоявшие пустыми. Только дед Баруф оставался тут на лето, потому что жар от углублённого в землю и никогда не остывавшего пола, выложенного каменной светлой плиткой, был для остальных слишком сильным в тёплое время года, и даже открытые окна не помогали уравновесить тепло, ласково обогревающее пятки зимой и создававшее невыносимую духоту летом, когда воздух прогревался ещё и солнцем. Деда Баруфа в комнате не было, лишь стояла на столе его синяя глазурованная кружка с остывшим питьём. По-видимому, новости о большом корабле даже его заставили выбраться из тёплого убежища и отправиться в общий двор за подробностями. Аяна подмела в его комнате, чихая от пыли, потом протёрла пол влажной тряпкой и вывесила проветриваться на верёвку его покрывало.
Тёплая кладовая и детская были уже убраны, видимо, уборку тут начали, пока Аяна была в отъезде. Спальни родителей и Мары с Аремо были в относительном порядке, лишь пара паучков сплели себе паутинки в углах, да несколько листьев занесло ветром в окна. Она проветрила в комнатах, вытерла пыль с подоконников и мебели и протёрла окна, выдыхая на них с силой, так, что даже голова закружилась.
У парней в комнате были кучей свалены какие-то ветки и обрывки бумаги, а в углу стоял закрытый сундук. Она помнила, какой крик они подняли в прошлом году, когда при уборке Аяна с Нэни выкинули из этой комнаты хлам, оказавшийся, как выяснилось, очень нужными предметами, поэтому хмыкнула и протерла крышку сундука, потом немного поразмыслила и ещё протёрла влажной тряпкой пол вокруг кучи веток.
В тёплой комнате Солы прибираться не было смысла, так как там круглый год хранились её запасы трав, и Сола сама ревностно следила за чистотой. Оставалась комната, в которой раньше зимовала сама Аяна со старшими сёстрами.
Тут стояли три крепких больших кровати, деревянный стол у окна, выходившего во двор, со столешницей, покрытой тёмной морилкой, и два стула, а ещё пустующие сейчас полки для книг и шкафчик для белья. Она тщательно протерла пыль с мебели и помыла пол, вспоминая каждую зиму из тех, что провела здесь с обеими сёстрами, а потом и вдвоём с Нэни. Окно немного заклинило, она залезла на стол, чтобы дотянуться до ручки, и подёргала створки двойной рамы с неровными стёклами, искажавшими всё до неузнаваемости, не дающими рассмотреть ничего во дворе, превращавшими то, что было снаружи, в весёлые цветные пятна, сложно поддающиеся разгадыванию.
Матрасы нещадно пылили, пока она стаскивала их по лестнице из летней спальни, и Аяна яростно чихала, вытирая слёзы, а потом ещё долго стояла на крыльце, щуря слезящиеся глаза и пытаясь проветрить нос от пыли.
Говоря Арем Тоссу, что они могут принять троих, она подразумевала, что освободит эту их старую спальню, перебравшись к Соле, но, пока она таскала матрасы, ей в голову пришла другая идея. Она оставила ведро и тряпки у купальни, и, вытирая руки о передник, поднялась на первый этаж.
Здесь прямо над купальней находилась небольшая комната, которую раньше занимала Кори. Свой сундук Кори уже давно перевезла во двор к стеклодувам, и комната стояла пустая, обитаемая лишь пауками и мелкими мотыльками, собравшимися зимовать здесь по углам в трещинках светлой штукатурки.
Аяна упёрла руки в бока и стояла, озираясь. Она знала со слов Кори, что эта комната почти такая же тёплая, как комната Солы, потому что нагревается от находящейся внизу купальни, и смутно помнила, что здесь действительно было довольно тепло даже в морозные дни. Не давая себе время на лишние раздумья, она сходила вниз за веником, ведром и тряпками и, бормоча под нос куплеты детской песенки про дружбу мухи и лягушки, приступила к уборке.
Комната сияла чистотой. Аяна, гордая собой, открыла окна и дверь, чтобы сквозняк вынес остатки пыли, и села на перестеленную кровать, довольно озираясь, но перевести дух не успела: во дворе послышался какой-то шум.
Она легко выбежала к лестнице и выглянула в окошко, выходящее во двор. Внизу, около подворотни, стояла большая телега, гружённая длинными кожаными мешками. Наверняка ткани, о которых говорил Воло. Неужели они настолько нежные, что их перевозят, заворачивая в кожу?
Телега была не их, она принадлежала двору каменотёсов. Парень, приехавший на ней, озирался в поисках людей, и Аяна выбежала на крыльцо.
- Доброго дня тебе! Пусть он будет тебе на благо!
- И тебе тоже. Погоди-ка, ты же, получается, сестра Лойки? - Остановился он, глядя на Аяну.
- Да, я её старшая сестра.
- Ох, как мне тебя жаль, - покачал головой парень. - И ваших родителей.
Аяна всполошилась.
- Что с ней? С ней всё хорошо? - воскликнула она, сбегая с крыльца. - Где она?
- Ну, с ней-то, положим, всё как раз хорошо, - парень тяжело вздохнул. - А вот бедный старина...
- Аяна! - заорали близнецы, забегая во двор. - К нам везут огромную кучу непонятных мешков! Все едут к нам!
Они резко остановились, увидев телегу.
- Онор, ты уже тут, - сказал вкрадчиво Арет. - Это замечательно.
- Мы с тобой давно не виделись, да, приятель? - подхватил Тамир.
- Твой старший брат ездил на болота, да? Как жаль, что опять отправили его, а не тебя, - сказал Арет, подходя поближе.
- Мы так и сказали, когда узнали, что он снова едет туда: "Брину пора остепениться", - Тамир сделал пару шагов, подходя к телеге сзади.
- Да-да, - кивнул Арет, подходя к Онору и хлопая его по плечу. - Мы сказали: "Пора уже уступить место в лодке младшему брату".
Он сокрушенно помотал головой, выражая сочувствие Онору.
- Пошли, приятель, я угощу тебя чем-нибудь, - печально сказал он, увлекая совершенно ошалевшего Онора за собой. - У нас там орехи в меду, и даже была коврижка. Может, придумаем что-нибудь, чтобы следующей осенью ты точно поехал.
Онор в полном ошеломлении сделал пару шагов за ним.
- Там ткани.
На голос обернулись все, включая Тамира, который уже почти развязал один из мешков.
Конда стоял, прислонившись плечом к стене подворотни, и широко улыбался, сложив руки на груди.
- Там только ткани, больше ничего. Могу показать.
Он, посмеиваясь, подошел к Тамиру, у которого покраснели кончики ушей.
- Позволь.
Тамир отступил на шаг, и Конда развязал кожаный шнур, который тот пытался растеребить, потом потянул на себя края мешка, вытаскивая свёрток чуть дальше из общей кипы, и завернул их.
Аяна, Арет и Онор подошли поближе.
Конда провёл рукой по ткани, и Аяна восхищённо выдохнула. Сине-зелёная ткань цвета спокойного моря была невероятно тонкой, гладкой, и сияла ярче, чем морская гладь на восходе. По телу пробежали мурашки от восторга.
- Что это? - взволнованно подняла она глаза на Конду и встретила его взгляд. Он внимательно смотрел на её лицо, а тёмные глаза смеялись.
- Это седа. Я вижу, что ты не знакома с этой материей, кирья. Коснись её.
- Тут и правда только тряпки? - разочарованно протянул Арет. - И всё?
Конда рассмеялся.
- Этот рулон седы стоит... - Он зажмурился и потёр переносицу, считая про себя. - Стоит примерно как семь или восемь хороших лошадей.
Аяна отдёрнула руку. Менять рулон ткани на семь лошадей? Но блеск ткани манил её, и она, словно заворожённая, медленно подняла пальцы и провела по ткани.
Седа была прохладной, и рука скользнула по нежной поверхности рулона. Она еле удержалась от того, чтобы смять пальцами верхний слой, почувствовать стромкость материи, и с сожалением убрала ладонь.
- Сколько па в этом рулоне? - спросила она, присмотревшись внимательнее. - Материал совсем тонкий. Что вы шьёте из него?
- Ну, эти тряпочки - по твоей части, Айи. Мы, пожалуй, пойдём к затону, - сказал заскучавший Арет. - Бывайте.
Конда проводил близнецов глазами.
- Эта ткань идёт на повседневные платья знатных женщин и на рубашки для мужчин. Здесь шестьдесят па. Этого хватает на два женских наряда.
Шестьдесят па? Два платья? Аяна уставилась на него с круглыми глазами.
- Конда, что же за платья у вас носят женщины?
- Платья у кир многослойные, с несколькими юбками. Юбки пышные, со складками. Девушки носят обтянутые тканью туфельки. Часть ткани пускают на веер. На юге из этой ткани делают накидки от солнца.
- Туфельки обтянуты тканью? Вот этой?! - Аяна пыталась понять, не шутит ли он. - Но как же... как они ходят по улице? Ездят на лошадях? Работают? И что значит - накидка от солнца?
- Кирья Аяна, я обещал тебе рассказать о наших традициях, и я сдержу слово, - весело улыбнулся Конда. - Я расскажу тебе всё, что ты захочешь узнать. Даю слово. Но позволь нам убрать наш ценный груз в безопасное место. Воло и так до сих пор переживает, что у вас тут нет ни единого ключа и замка. Пожалуйста, покажи нам с Онором, где та комната, о которой ты говорила.
Онор, который скучающе бродил по двору, оживился.
- Идите за мной, - махнула рукой Аяна. - я покажу.
Они поднимались по лестнице, когда во двор въехала ещё одна телега.
- Вот наши верхние помещения, - показала Аяна. - Первая дверь - это малая мастерская, про которую я говорила. Там сейчас стоит два станка, но их можно вынести, у нас широкие двери. Дальше комната ещё одной семьи, которая живёт с нами, и в конце - летняя спальня. Там в морозные дни холодно, но сухо. Вы можете оставить часть тканей там. Только сначала я заберу оттуда свои вещи - один сундук.
Конда заглянул в малую мастерскую и удовлетворённо кивнул.
- Это отличное помещение. Онор, помоги мне вынести станок. Второй можно оставить, он узкий, подвинем его в проход между рядами. Кирья Аяна, куда можно поставить большой станок?
- Слева от лестницы коридор. Он ведёт в основную мастерскую. Я открою обе створки дверей и там, и там, и вы спокойно пройдёте. Осторожно, станки очень тяжёлые. Лучше осторожно тащите, не поднимайте. Конда, ты не против, если я пойду к очагу? Все ушли, и мне нужно приготовить обед.
- Хорошо, кирья. Мы справимся, спасибо.
Аяна спустилась к летнему очагу и замесила тесто на лепёшки, потом поставила вариться похлёбку и кашу на вечер. Во двор приезжали и уезжали телеги, и Конда с парнями таскал кожаные свёртки наверх и снова спускался вниз, и она сначала считала кожаные мешки, но вскоре сбилась со счёта и бросила это бесполезное занятие.
Лепёшки были готовы, и Аяна поставила на огонь большой котелок с водой, чтобы приготовить тёплое питьё, потом подняла крышку над похлёбкой и с наслаждением принюхалась. Густое, ароматное варево с жирным мясом, капустой и крахмалистыми клубнями, приправленное ароматными травами, пахло крайне заманчиво и радовало глаз золотистыми окошками жира, которые были похожи на стеклянную цветную линзу одной из детских игрушек Олеми. В той игрушке, если заглянуть внутрь, направив на свет, цветные бусины и кусочки разноцветных стёклышек бесконечно отражались в небольших зеркалах, с каждым поворотом длинной трубки ложась почти так же, но немного иначе, и каждое крошечное изменение усиливалось отражениями и создавало невероятные картины, которые, к сожалению, невозможно было сохранить иначе как в памяти.
- Кирья, я могу перенести твой сундук и использовать вторую комнату? - спросил Конда, подходя к очагу. - О, необычный запах. Что это?
- Это похлёбка. Ты хочешь есть? - спросила Аяна. - Я налью тебе.
- Да, я люблю пробовать новое, особенно когда оно так изумительно пахнет, - оживлённо кивнул Конда.
Аяна протянула ему корзинку с лепёшками, налила похлёбку в большую миску и подвинула через стол, потом принесла и вручила ему ложку. Он смотрел на неё с интересом и улыбнулся, когда она села напротив и начала жевать лепёшку, ожидая, что он скажет насчёт этой новой еды.
- Почему ты улыбаешься? - спросила она, не в силах сдержать ответную улыбку. - Ты же даже не попробовал.
- Просто так, - сказал он. - М-м, это очень вкусно! Первый раз ем такое. У нас похлёбки другие на вкус. В них больше воды. А это ваш хлеб?
Он протянул руку, взял лепешку, осмотрел её со всех сторон и понюхал, потом разломил пополам и снова внимательно рассмотрел. Аяна глянула на его длинные смуглые пальцы, овальные гладкие ногти, и внезапно смутилась.
- Это лепёшки. Хлеб у нас пышный. Мы печём его реже. Я обязательно угощу тебя.
Он с удовольствием съел лепёшку и встал.
- Спасибо, я поел.
Она тоже встала и с удивлением увидела, что в его миске осталась недоеденная похлёбка.
- Ты не доел. Тебе не понравилось?
- Понравилось. Прости, я доем.
Он стоя вычерпал остатки ложкой, а после даже вылил в пустую ложку последние капли отвара.
- Благодарю, кирья. Пойдём, ты покажешь мне, куда отнести твой сундук.
- Моя комната на этом этаже, - показала она. - Тебе будет тяжело нести сундук одному, поэтому лучше тащи его по полу за кольцо сбоку, а на лестнице я помогу тебе.
- Кирья, это лишнее. Я позову кого-нибудь помочь, - сказал Конда. - Подожди меня у дверей комнаты, покажешь, куда его поставить.
Аяна поднялась к дверям своей новой, до блеска вычищенной комнаты, гордо оглядывая результаты своего труда, и подождала, пока Конда с одним из парней спустят её сундук.
- Вот тут, в изножье кровати, - показала она. - Спасибо.
15. На приличиях зиждется порядок мира
Они ушли дальше перетаскивать ткани, и Аяна осталась в комнате одна. Она давно не жила на этом этаже, с тех пор, как мама разрешила перебраться из детской, и теперь пыталась представить, как выглядит мир из окон её новой комнаты зимой, когда молоденькая бирса за окном скидывает последние золотые листья, и её светлый ствол с серыми штрихами на коре сливается с сугробами снаружи.
Помещение было угловым, но каменные стены первого этажа были хорошо утеплены, а окна выходили на юг и на запад, и она пожалела, что ещё прошлой зимой не додумалась занять эту светлую и уютную комнату. А если остаться здесь насовсем? Эта мысль показалась ей заманчивой. Пусть Лойка перебирается в летнюю спальню, если ей надоело в детской, а следующей зимой занимает нижнюю теплую спальню одна - ведь люди с "Фидиндо" уже уедут. Но сначала надо спросить, не против ли мама.
Мамы с младшими всё ещё не было, несмотря на то, что день, судя по положению солнца, уже заканчивался, и Аяна спустилась во двор, болтая с парнями, которые привезли очередную часть груза. Некоторых из них она уже видела второй или третий раз во дворе. Она выволокла большое корыто из сарая и натаскала туда воды из бочки, чтобы лошади могли попить, потом взяла корзинку с лепёшками и стала раздавать прибывающим.
На очередной телеге во двор заехал Воло с таким усталым видом, будто это он, а не лошадь, возил тюки с пляжа в деревню, а за ним приехал отец.
- Конда! - крикнул Воло. - Эйна йол!
- Неужели? - обрадованно воскликнул Конда, подбегая к нему. - Больше нет? Только эти две телеги?
- Да. Закончили. Наши с тобой сундуки с "Фидиндо" привёз кир Або, мы сделали крюк к затону. Некоторые ткани мы отвезли в другой двор, а специи уехали в горы, там сухая пещера. Дерево на складе в большом... большом среднем ничьём дворе.
- В общем дворе, - поправила его Аяна. Средний общий двор.
- А я как сказал? - удивился Воло.
- Ничей. Ничей - это тот, который не принадлежит никому.
- У нас эти слова имеют одинаковый смысл, - пожал плечами Воло. - Но я запомню. Конда, тут совершенно потрясающая штука. Тут действительно нет ни одного замка, но в каждом... эээ... дворе есть горячая вода. Прямо в колодцах.
- Да ну? - изумился Конда. - Это как?
- У нас тоже есть, - сказала Аяна. - я покажу.
- Хорошо, кирья. Мы пока сложим оставшееся.
- Отец, а где мама? - спросила она.
- Она пошла с детьми на совет, а потом отправилась к Нэни. Она сказала, что побудет у олем Нети до вечера, а потом проводит Нэни в общий двор. Ты знаешь, они с Мииром переехали, потому что там просторнее и меньше народу, чем у олем Нети.
- Да, знаю. А остальные?
- Сола, Мара и Аремо вместе с остальными ходят по знакомым и делятся новостями.
- А почему ты не пошёл?
Отец рассмеялся.
- Я сейчас больше похож на Баруфа, чем он сам, правда? Даже он отправился по старым приятелям посудачить о происходящем. А мне всё это внушает какое-то беспокойство. Ну и помочь надо было. Ты приготовила поесть? Я поем позже.
- Да, похлёбку и лепёшки. И есть каша.
- Умница моя. Я пойду займусь Пачу.
- Похлебка остыла, - сказала Аяна, когда Воло и Конда закончили разгружать мешки и подошли к очагу. - Я поставила её на угли, и питьё тоже. Давайте я пока покажу вам комнату. Пока мамы нет, я буду за хозяйку дома, - улыбнулась она, снимая с крюка большой фонарь.