Аннотация: - я полагаю, это based on a real story?
- absolutely real.
Это было время, когда мы с дерзким огоньком в глазах стали смотрели на школьников, а сами с гордостью и по праву величать друг друга студентами...
Это было время, когда мы только начали задумываться о степени важности посещения некоторых лекций, а регулярное потребление пива еще не превратилось в систему...
Смешно... сами не зная зачем, мы большой гудящей толпой собирались перед дверью лекционной аудитории с целью занять место поближе к лектору, хотя многие уже в тот момент были уверены, что всю очередную пару будут рисовать в тетрадях не надоевшие крючочки интегралов, а куда более занимательные крестики с ноликами...
Это было время неокрепших умов, неистраченных печеней, неиспорченных легких и, что самое главное, горячих мальчишеских сердец...
Это был первый курс.
- Ты ей это сказал?
- Да.
- А мне? Я тоже хочу это услышать!
- Я тебя люблю.
Пауза. Как это, оказывается, просто! Когда я последний раз говорил это? Кажется, в девятом классе. Или в восьмом...
- Здорово! Давай еще раз, только теперь с чувством, с толком...
- ... с расстановкой.
- Да.
- Я... тебя... люблю...
Внезапно сложившееся очарование момента нарушили телефонные гудки. Черт! я же говорил тебе, что не надо этого делать по телефону. Ладно. Ей, наверное, надо время, чтобы осмыслить это. А мне надо пообедать.
Я дочищал картошку, даже не пытаясь осознать всю важность произошедшего - этого нельзя было осознать теперь. Надо было ждать... ждать и смотреть, что из этого выйдет.
Сколько времени прошло? минута? две? пять?
- Алло?
- Это ты?
- Да, я. Ты куда там делась?
- Я думала, это ты трубку положил.
- Значит, просто связь оборвалась.
Что такое "оборвалась связь"? Связь. Это сотни и тысячи тонких промокших шнурков, заменяющих медные провода и выполняющих роль телефонных линий. Но даже при учете столь удручающего обстоятельства, связь не может оборваться сама. "Само ничего не бывает", - это простое правило с раннего детства занимало видное место в моей пустой голове. Либо мой телефон прослушивают (уже не первый раз я над этим задумываюсь), либо...
Отгоняю эти мрачные мысли. Подумаешь, связь оборвалась - с кем не бывает?
- На самом деле, я позвонила, чтобы попрощаться.
- Я примерно так и думал, - что за дурацкая фраза! Хочу показать какой я умный?
- Ну, тогда пока.
- Пока, увидимся на консультации.
- Ладно.
Опять гудки. На этот раз законные, но от этого не менее неприятные. Определенно, надо поесть...
- А ты ей говорил это?
- Да.
- А она?
- Не знаю. Вела себя, как будто ничего не изменилось.
Я врал. Очень многое изменилось за три месяца, что прошли после того разговора. Вернее, не так! Очень многое и очень много раз менялось в течение этих трех месяцев. А может, ничего не менялось. Ничего, кроме моего отупевшего взгляда, взгляда на нее, на себя, на все и на всех. "Вот батенька говорит, что страданиями душа совершенствуется." Мне казалось, что после всего произошедшего, моя измученная душа достойна была оказаться на Эвересте своего совершенства. Но как бы не так! "Дружище, ты по уши в дерьме," - если в Голливудском триллере главный герой (в худшем случае - исполнитель роли второго плана) ни разу не произносит эту фразу, то можно считать фильм обреченным на провал. Едва ли в тот момент меня снимали в чем-то подобном, но любой прохожий, на которого я смел поднять взгляд, всем своим видом (я был в этом уверен!) изображал главного героя, давая мне понять: "Да, парнишка, по самые уши".
- Что, совсем ничего?
- Не знаю... - "не знаю, не знаю." да что я вообще знаю?! - Это похоже на затянувшийся флирт. Она строит мне глазки, поправляет галстук, пиджак, смеется над моими шутками... Но, как только мы подходим друг к другу на критическое расстояние, она мгновенно растворяется в воздухе, и в следующий момент я, как последний дурак, обнимаю сам себя.
- Забудь про нее.
- Ты думаешь? - Принятие неожиданных и кардинальных решений никогда не входило в скромный список моих талантов.
- Уверена. Знаешь, у меня была похожая история с парнем из нашей группы. Я его любила и сказала ему об этом. А он... Ну, в общем так ничего у нас и не получилось...
- А сейчас ты его любишь?
- Нет. Я просто решила: "Зачем мне страдать просто так?" И больше старалась себя не мучить.
Покажите мне того человека, который сказал, что истина в вине! Глядя в ее глаза я, как ни старался, не мог разглядеть в них уверенности. Обреченность - да. Она проскальзывала в каждой черточке ее зрачков, просвечиваясь сквозь пелену влаги... влаги... моих глаз или ее? Нет, не надо было нам с ней так напиваться...
...Подъезд. Ну разве могло это прийти в голову (пусть даже нетрезвую) кому-либо из новоиспеченных актеров? "После выступления мы пойдем в "Мавзолей"! - "Нет, после выступления мы пойдем в "Айсберг"!!! Но провести ночь в грязном, сыром подъезде... Если бы перед выступлением кто-то сказал, что именно там мне придется встретить новый день, я бы рассмеялся ему прямо в лицо. И остальным бы рассказал, чтоб вместе с ними еще громче посмеяться. Но факт - упрямая вещь. Двое - где-то на чердаке, двое - где-то между вторым и третьим этажом, а посередине, между четвертым и пятым - мы, вдвоем...
Страшная это штука, похмелье? Да, я именно спрашиваю. Не раз слышал рассказы про головы, распухшие настолько, что не проходят в дверной косяк. Научите меня, пожалуйста? кто-кто счастливый человек? я?! Ну да, может быть... Говорят, у меня дар убеждать людей. Надо будет на себе испробовать. "Ты счастливый человек! ты счастливый человек! Вопросы есть? Нет? Свободен! Следующий!" ...Чувство полной душевной разбитости и невообразимо великой вины - вот _мое_ похмелье. Что лучше, кто-нибудь сравнивал?
Именно это росло и крепло во мне сейчас, раздавливая меня изнутри медленно и могущественно, как давят стены пустой комнаты, в которую сквозь неоседащую пыль тщетно пытается пробиться луч утреннего Солнца. Но было и еще кое-что.
- Знаешь, мне сегодня уже два человека советовали тебя забыть.
- Как это?
- Вот так. Забыть и все! Причем одна из них - твоя лучшая подруга.
Мы расположились на соседних ступеньках бок о бок, но без малейшей претензии друг к другу. Я доверил свою провонявшую табачным дымом шевелюру ее теплым рукам, и мы вместе стали изучать сборник стихотворений, любезно подаренный деканом по случаю нашего дебютного выступления.
- Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный...
- ...волны, плеснувшей в берег дальний, как звук ночной в лесу глухом.
Романтика, черт меня подери! Среди ночи в полумраке подъезда вычитывать по очереди строчки из Пушкина. Я был готов провести на этой лестнице остаток своей жизни! Но...
- Зачем все так сложно?
- Разве сложно?
- Конечно, почему мы не можем быть просто друзьями?
В самом деле, почему?..
Сколько раз я ни писал об этом где бы то ни было: у себя в дневнике (не одном!) или специально заведенной для этой цели чистой тетради, ни разу не получалось довести это обрывчатое повествование до логического завершения. Но сейчас я всерьез взялся за дело, дабы покончить с этим раз и навсегда.
...Это стало началом конца. Началом конца моих "мильона терзаний", которые в какой-то момент, казалось, соберутся все воедино и разорвут меня на тысячи маленьких кусочков, бессмысленных, как все, что меня окружало и происходило вокруг. Ничто не имело значения для меня в течение долгих трех месяцев, пока этот мрачный подъезд с его запрелым воздухом, с его расписанными стенами и грязными лестницами не дал мне хорошего пинка под зад. Все было сказано и все было решено тогда, раз и навсегда. Теперь выбор был за мной: либо продолжать мучить себя бесплотными надеждами и изредка по ночам, как всегда провалявшись пару часов в беспомощных попытках заснуть, перед тем как с головой оказаться во власти Морфея, ловить себя на мысли: "сегодня тот редкий вечер, когда ты вспомнил о ней меньше пяти раз"; либо расстаться в конце концов с этой проклятой навязчивой идеей и начать жить, как человек, не уклоняясь от взглядов знакомых, боясь увидеть там презрение, или (что еще хуже) сострадание. Выбор был очевиден, но, чтобы понять всю его простоту, мне пришлось прожить три самых долгих месяца своей короткой и неинтересной жизни.