Дедушка
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Вторая серия литературного сериала "Детективное агентство "ЛС". Автор - Анастасия Федорова.
|
Анастасия Федорова
"Дедушка" ("Детективное агентство "ЛС")
--
Глава 1.
Московское лето. Едва раскрывшаяся листва уже успела пожухнуть и побуреть, от невыносимого жара плавится асфальт, и даже в тени нет и намека на прохладу. И кажется, только там, где с пронзительными криками в недосягаемой вышине реют черные штришки городских ласточек, есть хотя бы глоток свежего воздуха.
А в пятницу, изнемогая в пробках, москвичи потянутся на дачи, к спасительному простору полей и лесов, или хотя бы к своим крошечным дачным участкам. Вечерами, под щелканье соловьев будут жарить на ароматных полешках сочный, истекающий пенящимся жирком шашлык. Достанут из холодильников ледяное пиво, минералку или сок...
Людмила снова смочила носовой платок водой из бутылочки. Хорошо бы тоже выбраться из города, вместе с семьей, как все обычные люди. Обычные. Подходящее слово, поскольку жизнь Людмилы обычной не была ни в коем разе. Когда-то она работала следователем, но скандал с начальником, положившим на красавицу-девушку глаз, стоил ей карьеры. Подавленная и расстроенная, листая газету в поисках работы, она наткнулась на объявление, которое поначалу не восприняла всерьез. "Детективному агентству "Лунный свет" срочно требуется помощник детектива". Шутка, что ли? И название глупое -- неужели и впрямь в московском офисе встретит ее лукавым прищуром Брюс Уиллис, бодро посверкивая бритым черепом на солнцепеке? Однако встретил ее вовсе не Брюс, а Сергей -- высокий, поджарый, с пронзительным взглядом и глубоким бархатистым голосом. И Людмила поняла -- это судьба привела ее в скромный, неприметный офис. Вскоре они были парой, и аббревиатуру "ЛС" неофициально расшифровывали, как Людмила и Сергей.
Людмила отпила и спрятала бутылочку в сумку, заприметив заказчика. Вернее -- заказчицу, поскольку ей навстречу шла миловидная блондинка. Лет двадцать, не больше, отметила про себя Людмила. Фарфоровая кожа, нежный овал лица, еще детская хрупкость в движениях... Девушка старалась выглядеть серьезной: уверенное выражение лица, твердо сжатые губы, ни намека на юношескую игривость и веселость. Весь облик говорил -- я здесь только по делам.
--
Добрый день, - поздоровалась она, приблизившись к Люде. - Извините, на улицах такие пробки, - ни улыбки, ни смешливости в глазах. Горская повела себя так же твердо:
--
Здравствуйте. Снегирева Елена? - девушка согласно кивнула. Люда снова отметила про себя -- не поправила. Не Лена, не Алена, а по-взрослому - Елена. - Так в чем суть вашей проблемы?
--
Дело в том, - тщательно взвешивая слова, заговорила девушка, - что у меня есть дедушка. Несмотря на возраст, он замечательный человек, интересный, с живым умом. Я очень люблю его, - и даже в этой, казалось бы, искренней реплике не было естественной теплоты и чувства, и прозвучала она как сухая констатация факта. - Но некоторое время назад дедушка резко переменился.
Люда, чуть склонив голову, внимательно ее слушала. Они медленно шли по аллее. Под ногами похрустывал песок, сквозь кружево листвы перемигивались изумрудные светотени. Возле лавочки крутились и курлыкали два сизых голубя.
--
Дело в том, - продолжала Елена, - что у дедушки появилась женщина. Разумеется, ничего удивительного в этом нет, ведь дедушка не так уж и стар, у него еще остался вкус к жизни. Но эта женщина, - с долей презрения процедила девушка, - по-моему, просто хочет обвести дедушку вокруг пальца.
--
Почему вы так считаете?
--
Она моложе его на двадцать лет, не его круга общения, но... Главная проблема в том, что они знакомы всего несколько месяцев, а она уже торопит его со свадьбой. Согласитесь, не столь необходимая вещь в наше время, - отметила она рассудительно. - А мой дедушка весьма состоятельный человек.
--
Но он ведь и в самом деле мог влюбиться. Говорят, поздняя любовь по сердцу, - сказала Люда, на какое-то мгновение убегая мыслями к своей собственной любви. Сколько было в ее юности пылких увлечений, страстных романов, мимолетных и почти выветрившихся из памяти. Сейчас ей почти тридцать пять, не то время, когда теряют голову от одного взгляда или прикосновения, многое испробовано, и выбор спутника жизни уже не определяется бурлением в крови. Но Сергей... Это была вспышка, жар по коже с первого взгляда. Кроме того, что он был по-мужски притягательным, их взгляды, вкусы и привычки во многом совпадали. Объединяла и работа...
--
Нет, я как раз думаю, что это и произошло с моим дедушкой, - вырвал ее из размышлений голос Елены. - Но вот она точно не любит его. Все ее поступки говорят о том, что она нарочно завлекает его, чтобы завладеть квартирой. У него квартира в центре, на Ленинском, - нехотя добавила она. - Понимаете, какая это ценность.
--
Понятно, - кивнула Люда. - Чего вы хотите от нас?
--
Вы занимаетесь расследованиями, - нахмурилась Елена, - вот и выясните, кто она такая, и что ей надо от моего деда. Он благоразумный человек, и если я предъявлю ему неопровержимые доказательства, он одумается.
--
Хорошо, я и мои коллеги постараемся защитить вашего дедушку и вашу квартиру, - пообещала Людмила и тут же встретила недоуменный взгляд:
--
Почему мою? У меня, слава Богу, есть, где жить. Но мой дядя живет с семьей на Дальнем Востоке. Возможно, он и не захочет перебираться сюда, в Москву, - она утомленно обвела глазами поникшую листву, тяжелый золотистый воздух и раскаленную пыль, оседающую на покошенном, но уже сероватом газоне. - Но он имеет больше прав, чем какая-то... - и она нетерпеливо и гневно махнула рукой.
--
Не ругайтесь, Елена, - мягко пожурила Люда. - Мы постараемся все выяснить. Но я должна вас предупредить: расследование обойдется недешево.
Елена снова слегка нахмурилась, словно ей неприятно было одно упоминание о деньгах.
--
Не беспокойтесь, у меня есть деньги, - и, предупредив вопрос Людмилы, откуда же у девушки-студентки могут быть крупные деньги, пояснила: - Мой отец работает в банке и каждый месяц дает мне на карманные расходы. Он считает, что я не должна ни в чем нуждаться и порой... это большие суммы. Но мне много не нужно, я не гонюсь за гламурным блеском, это вообще жизнь не для меня, - Люде показалось, что она слышит в по-взрослому уверенном голосе девушки легкий след юношеской доверчивости, и невольно тепло улыбнулась ей.
--
Вот я и накопила. Пусть деньги пойдут на хорошее дело. Все-таки дедушка мне очень и очень дорог.
--
Хорошо иметь обеспеченных родителей, - согласилась Люда. - Вот что, Елена. Вы, пожалуйста, никому не говорите, что обратились к нам.
--
Договорились, - кивнула девушка, и, покопавшись в сумочке, достала блокнотный лист. - Здесь вся информация о ней.
Людмила взяла листок и бегло просмотрела его. Имя, отчество и фамилия, телефоны и адрес. Она спрятала бумажку в сумку и обернулась к Елене:
--
Что ж, как только у меня появится какая-нибудь информация, я с вами сразу же свяжусь. Доброго вам дня, Елена.
"Дело не кажется сложным, - подумала Горская, направляясь к станции метро. - Если удастся закончить до конца недели, то, может быть, удастся еще выехать с Сережкой за город".
--
Глава 2.
Офис агентства "ЛС" находился в небольшой квартире первого этажа дома в одном из спальных районов. Людмила скинула туфли у входа, а затем устало привалилась к стене, с удовольствием впитывая прохладу работающего кондиционера. Проклятая жара вымотала ее -- в метро, казалось, вовсе не было воздуха, наземный транспорт едва тащился по раскаленной дороге, а пассажиры безбожно потели, вися на поручнях, как вяленые окорока.
В квартире царил полумрак из-за спущенных жалюзи, и оттого казалось, что становится еще свежее и легче дышать. Послышался шум -- это во вращающемся кресле в проем арки выкатился Игорь Дымов -- один из их с Сергеем помощников, талантливый парень, "компьютерщик", как его называли, поскольку на нем лежала вся техническая часть их работы. Он умел писать и взламывать программы, имел массу связей в Сети и чувствовал себя в информационных технологиях, как рыба в воде. Руки у него были золотые -- не было вещи, которую он не мог бы собрать, починить или найти аналог у знакомых владельцев радиорынков. Так же он прекрасно разбирался в той тайной аппаратуре разведки и прослушки, которой, конечно, честным частным детективам пользоваться было нельзя, но если очень нужно, то...
--
Хотите? - Игорь протянул Людмиле дымящийся пакет с китайской едой.
--
Нет, спасибо, - с отвращением глядя на креветочный хвост, сладко и густо пахнувший чем-то клейко-приторным, выдавила она. - Ты один, что ли? А где все?
--
Сергей поехал встречаться с Кашиным, а Марина в лабораторию за анализами, - пробубнил парень, цепляя вилкой ярко-оранжевую лапшу. - А у вас как?
--
Вот держи, - Люда протянула ему блокнотный листок и села неподалеку на стул. Тонкая струйка воздуха из кондиционера приятно скользила по плечам. - Это данные на женщину, попробуй найти что-нибудь еще.
--
А в чем там дело-то? - Игорь откинул за плечи длинные волосы и привычно подкатил к компьютеру.
--
Заказчица думает, она хочет женить на себе ее деда и завладеть имуществом. Семья у них богатая -- дед бывший совладелец крупной торговой компании, а его сын в банке работает. Есть, за что опасаться.
--
Да, негусто, - в тон своим мыслям ответил парень и, коснувшись переносицы (не так-то просто забыть эту привычку, поменяв очки на контактные линзы), доложил, чуть повысив голос. - Татьяна Ивановна Селиверстова, 47 лет, не замужем, телефон бла-бла-бла, адрес ля-ля-ля, улица Маршала Бирюзова, дом 40, сорок пятая квартира. Работает в детской школе искусств номер четыре, это тут же, на Сосновой, преподавателем, то есть, художница. Вот есть ее страничка в социалке... Та-ак... Вот можно картинки посмотреть. Путешествует, да не за границу, а по нашим каким-то старинным городам. Участвует в городских выставках, репетиторством подрабатывает. В общем, ничего особенного.
--
Да, ничего, - машинально повторила Людмила и резко поднялась со стула. - Я в душ. Все так и липнет, - и она брезгливо посмотрела на пальцы Игоря в оранжевом соку, которые он еще продолжал облизывать, выискивая в пакете последние комочки съестного.
Тот торопливо обернулся, будто что-то прослушав, и проводил взглядом изящную фигурку Людмилы. Такая шикарная женщина в душе! Капли воды на стройном загорелом теле. А ты сидишь тут у компа, гоняешь эльфиек и ищешь, чем занимается на досуге немолодая художница... Игорь вздохнул -- гнать надо такие мысли, Серега ж убьет за свою даму.
Но что-то звякнуло в голове, и скучны стали и виртуал, и неоновый перемигивающийся мир. Сквозь щелочку в жалюзи виден был край лазуритового неба, оранжевый отблеск в окне напротив. Парень тряхнул длинной гривой, вздохнул и принялся за работу.
--
Глава 3.
Красивое место Сосновая улица -- тихо, уютно, зелено, из близлежащего парка тянет смолой и нагретыми шишками. Людмила остановила свою "Черри" недалеко от остановки и, войдя на школьный двор, притворилась одной из мамочек, пришедшей встречать ребенка из школы.
Долго ждать ей не пришлось. Со своего места она увидела, как подкатил "Фольксваген Туарег" Варламова. Припарковавшись, Степан Николаевич вошел во двор и, скромно прислонившись к ограде, спрятал за широкой спиной небольшой изысканный букет. Людмила с удовольствием оглядела его с ног до головы. Действительно, весьма интересный мужчина -- высокий, хорошо сложенный, не грузный и не высохший, как большинство пожилых людей. Выглядел он моложе своих лет, можно было бы дать ему не больше пятидесяти - пятидесяти пяти. Седые волосы аккуратно зачесаны, морщины придают лицу зрелой мудрости, и все оно светится каким-то внутренним благородством. Он не первый раз встречает свою подругу здесь -- выходящие из школы преподаватели здороваются с ним, он кивками отвечает на их приветствия. Детишки с любопытством рассматривают его -- в памяти Люды всплыло, как некогда она сама так же выбегала из школы, и каждое новое лицо, каждая мелочь становились Событием с большой буквы, началом удивительного приключения. А Варламова сложно не заметить -- он как-то сразу притягивает взгляд.
А вот и она -- выходит из дверей, окруженная стайкой малышни. На сгибе локтя держит несколько альбомов, чуть склонив голову, ласково улыбается и что-то объясняет одному из ребят, которые восторженно ее слушают. "Она приятная, - подумала Людмила, оценивая внешность учительницы. Миниатюрная, тонкая, как балерина. Легкое ниспадающее бежевое платье без пояса, несколько старомодное, будто из двадцатых годов прошлого века, делает ее фигуру еще более вытянутой, удлиняет лебяжью шею. Даже ее шаг, когда она спускается по школьной лестнице, как-то по-танцевальному легок и грациозен. Лицо немолодое, но тоже какое-то вдохновленное, глаза светятся, а улыбка, пусть и обрамлена морщинками, на удивление обаятельна. Чуть миндалевидные глаза, зачесанные в пучок с японской заколкой подкрашенные светло-каштановые волосы. Какая-то осенняя, будто вот-вот улетит. Не очень-то похожа на прожженную стерву.
Людмила заранее заготовила подслушивающую аппаратуру -- в руках у нее незаметно появилась брошюрка, в которой был спрятан маленький, похожий на пистолет, приборчик с круглой чашечкой антенны. Но использовать чудо техники не пришлось -- женщина, попрощавшись с детьми, которые с неохотой удалились, подошла к Варламову. Тот протянул ей букет и легонько, в рамках приличия, прикоснулся губами к ее щеке. Они тепло поздоровались. Степан Николаевич взял у нее альбомы, хоть они и были тонкими и легкими, и предложил:
- Пойдем в машину сядем. Ты говорила, в магазин хочешь сходить -- я тебя повезу. Мне тебе есть, что сказать.
Они двинулись к машине. Людмила последовала за ними на расстоянии, тоже села в свою машину и незаметно направила микрофон дальнего действия на "Туарег" Варламова. Жара все усиливалась, небо набухало кобальтовой глубиной. Ни облачка, и над ослепительной полосой дороги на кочках плавали дрожащие миражи. Хорошо еще, что Сосновая -- довольно тенистая улица. Все окна были открыты, что не препятствовало принятию сигнала. Вдев крошечный наушник, со стороны казавшийся гарнитурой от сотового телефона, Людмила, не вызывая подозрений, слушала разговор.
--
Танюшка, я так по тебе соскучился, - с чувством говорил Степан Николаевич, по-театральному целуя руку учительницы. - Никогда я еще не был так счастлив. Всем кажется -- я только жить начинаю. Никогда раньше такого не было, ведь рассказывал тебе все... Олечка -- как все горело, как рвалось, а высохло, измелочилось. Где? Кто? Лица не вспомню. Таша -- ну, тут воля родителей, расчет, дети, обязанности, дружба. Иногда вспоминаю ее, но никогда мы особенно близки не были. И только с тобой я чувствую -- наконец-то могу быть самим собой... Как много нужно было времени, чтобы это понять, ощутить...
Люде было уже неловко выслушивать эти искренние, доверительные слова. Уже червячком внутри копошилось -- убрать все! Не имею права слышать то, что не для моих ушей. Но другой червячок шептал: а что, если художница и впрямь одурачить его хочет? И Люда, скрепя сердце, слушала.
--
Зачем ты так говоришь, Степа? - у учительницы был приятный грудной голос, напоминавший об Анне Шатиловой. - Мы уже давно не дети...
--
В том-то и дело, что уже не дети, и наконец-то можем поступать так, как считаем нужным! Не считаясь с кем-то, кто выше, старше, опытнее, не оглядываясь на обязательства и долги перед всеми -- работой, обществом, семьей, детьми... Идем сегодня на "Мастера и Маргариту" на Таганке? Пусть это будет моим тебе свадебным подарком.
--
Степа! Я уже говорила тебе -- не стоит так быстро... - заволновалась Татьяна, но Варламов властно перебил ее:
--
Танюш, я уже обо всем позаботился. Мне все равно, кто что подумает, я просто хочу... хочу, чтобы было так, понимаешь? В субботу в Хорошевском ЗАГСе, распишемся и сразу улетим. В Венецию, как и мечтали!
--
Степа, я не знаю, что тебе...
--
Перестань, ты для меня все, весь смысл моей жизни. Нам уже не так много осталось, так давай проживем, как нам хочется.
--
Мы кого-то пригласим? - робко осведомилась Татьяна.
--
Я бы хотел видеть только самых любимых и близких. Но Паша сможет приехать лишь в конце лета. С Дмитрием Анатольевичем я, как тебе известно, предпочитаю не общаться после того, что случилось с Лизонькой. Я бы хотел видеть Аленку, но не знаю, как она к этому отнесется.
Последовала короткая пауза.
--
Тебе нужно ехать? - у Татьяны немного дрожит голос, в горле пересыхает. Она заметно взволнована, да и удушающая жара обволакивает тело, как наэлектризованный пакет.
--
Да, еще есть дела, которые нужно уладить... Не хочу, чтобы нам что-то помешало отдыхать. Поехали вместе, я подкину тебя к магазину, - отвечает Варламов.
Окна плавно поднимаются, мощная машина тихо, но угрожающе порыкивает и трогается с места.
Люда сложила оборудование в сумку и неспешно двинулась за ними. Варламов подвез Селиверстову к торговому комплексу, где они нежно распрощались, договорившись встретиться в нужное время перед театром. Когда машина отъехала, Татьяна еще немного постояла, провожая ее взглядом, и только после этого вошла в здание, источавшее кондиционированный холодок. Людмила, без особых усилий слившаяся с толпой, последовала за ней.
Татьяна направилась к камерам хранения, чтобы оставить сумку и цветы, и Люда решила подождать ее чуть поодаль, у какой-то случайно подвернувшейся витрины. Но вдруг, видимо, почувствовав вибрацию или услышав звонок, Селиверстова начала торопливо рыться в сумке, отыскивая телефон. Людмиле не оставалось ничего другого, кроме как приблизиться и, притворившись, что тоже намеревается оставить сумку, прислушаться.
--
Да, это я, - быстро говорила Татьяна. Лицо ее изменилось, улыбка покинула лицо, и напряженная складочка стрелочкой порхнула над бровями. - Да, мы только что... Ах.. Д-да... Сказал, мы распишемся в субботу и... Сейчас? Я в магазине... - она растерянно оглянулась. - Хорошо, я скоро подъеду.
У нее было выражение лица человека, которому предстоит сделать нечто неприятное, но неизбежное. Она медлила, решаясь, отправиться в магазин или идти на встречу. Притворившись, что ее толкнули, Людмила налетела на Татьяну, быстро и упруго отклонилась, извинившись, и стыдливо поспешила к выходу, тем не менее, проворным движением успев кинуть в приоткрытую сумку учительницы крошечный "жучок". Как она и думала, Селиверстова медленно вышла из магазина вслед за ней, о чем-то размышляя на ходу, остановила притормозившую машину. Людмила вернулась к своей "Вишенке" и отправилась за Татьяной.
Протолкавшись с час в пробках, они влились в Ленинградку, созданную быть мощной артерией города, но которая на деле была давно уже затромбовавшимся протоком. Тут художница, наконец-то, сообразила, что ногами будет быстрее. "Нашла, где выйти, - чертыхнулась Людмила, торопливо выискивая хоть какой-нибудь просвет или кусок тротуара. - Плюнуть некуда, не то, что припарковаться!" Наконец, не с первого раза воткнув машинку в каком-то вусмерть забитом дворе, она выскочила на проспект, отыскивая взглядом Татьяну, уверенная, что уже потеряла ее. Но нет -- ей везло! Учительница неспешно шагала по улице, с видом человека, который нечасто бывает в этих местах или же что-то ищет.
Вечерело, дома раскрашивались огнисто-алыми красками, пламенели окна стеклянных высоток, полыхал белым огнем шпиль Триумф Паласа. Народ пер потоками, толкаясь и заводясь, к станции метро, нервно дергались, бибикали и пыхтели запертые в стальной реке автомобили. Чад выхлопных газов смешивался с висящей в воздухе пылью. Резал уши дребезжащий звук отбойного молотка. "Хоть бы закончить до выходных, - стучало в голове Людмилы, шедшей позади Татьяны. - На волю, к деревьям, птичкам, с Сережкой! Да она же типичная библиотечная мышь...
Но вот учительница свернула в арку под вывеской. Взгляду Горской открылась тихая узкая улочка, желтенькая штукатурка низких домов, печально повисшая, но тем не менее, радующая глаз зелень хиленьких вязов. "Куда исчезает старая Москва? - с сожалением подумала Люда. - Тает, как снег на солнце... Сегодня здесь еще держатся эти древние, или уже не очень, домики, а завтра кто-то кому-то разрешает истереть это место в порошок, выкорчевать память, застроить его новым куском стали, стекла и бетона". Татьяна, робея, подошла к одному из зданий, поднялась по лесенке, переговорила с охранником и исчезла в темноте помещения.
Маленькое полуподвальное кафе под чугунной стилизованной вывеской. Готический шрифт, красное и черное с белым и мореным дубом. Возле лестницы с коваными перилами две кадки со свежими, недавно пересаженными петуньями. У входа явно скучает охранник -- ему тоже тоскливо жариться в костюме. Он докуривает сигарету и с любопытством оглядывает приближающуюся женщину. Одета неброско, но одежда не скрывает притягательности стройного тела -- грудь маняще натягивает тонкую ткань бретельчатой маечки, голубые джинсы облегают округлую попку и красивые ноги. И как идет -- будто всю жизнь ходила по подиуму -- задница, как маятник и сиськи эти -- прыг-прыг. Волосы длинные, каштановые -- хорошо. Не, погоди-ка, погоди.. это самое...
--
Простите, у вас есть карточка? - очухивается мужик.
--
Карточка? - переспрашивают губы.
--
Вход только для членов клуба или по приглашению, - вспоминает речь охранник.
--
Н-нет, у меня нет, - смущается женщина, с высоты его роста ему видно, что у нее белый лифчик. Здорово быть высоким дядькой!
--
А вот женщина, которая только что вошла, она тоже член клуба? - не унимается она. Охранник хотел было неприлично пошутить -- такие остроумные и необычные приходили на ум вещи, но сдержался и выдавил:
--
Эта.. закрытая информация, - молодец, держится крутым, серьезным малым.
--
А может, - улыбается девушка, - вы меня все-таки впустите?
--
Не-е, - тянет охранник ("интересно, а труселя у нее белые?"). - Ну, я пущу, так ты думаешь, там никто карточку не спросит? И тебя выведут, и мне по шапке настучат.
--
Жаль, - повиливая, красивая попка уплывает в сторону детской площадки, охранник, глумливо ухмыляясь своим фантазиям, раскуривает следующую сигаретку.
"Вот баран, - дулась Людмила, располагаясь на скамеечке детской площадки. - Даже задницей повилять не пришлось -- уже растаял. Но внутрь, зараза, не пустил таки". Она раскрыла сумочку, надела наушники и подключилась к "жучку", лежащему в сумке Татьяны. Как назло, почти ничего не было слышно -- помехи, шум и скрежет портили всю картину. Различалось только невнятное бормотание, и лишь один раз в эфир скользнула четкая, не искаженная фраза, произнесенная голосом Татьяны:
--
Я сделаю так, как мы договаривались...
"Голос не самый радостный", - отметила Люда. Она чья-то сообщница, у нее определенно есть какие-то намерения, но сама она, похоже, от своей роли не в восторге. Или она расстроена оттого, что ее доля окажется меньше, чем договаривались изначально? В любом случае, Варламов собирается жениться на этой неделе, а это значит, что до конца недели дело будет закрыто, и они вдвоем с Сережкой уедут отсюда. Но чтобы эта мечта стала явью, нужно работать серьезнее, собирая доказательства получше одной вырванной из контекста фразы.
--
Глава 4.
Селиверстова, робея, вошла в темное помещение. Кафе было отделано в стиле вропейской харчевни: балки под потолком, массивные столы и стулья. В пролетах висели кованые люстры, стены были украшены полотнами с изображениями охоты. Девочка-официантка, одетая в соблазнительный костюмчик средневековой крестьянки -- декольтированная блузка, короткая юбочка и подчеркивающий осиную талию корсетик -- провела ее к столику, где сидел уже знакомый Татьяне человек. Она его ненавидела.
На непредвзятый взгляд, он был вполне симпатичен -- очень аккуратный, с короткой стрижкой, чисто выбритый, дорого одетый и пахнущий изысканным парфюмом. Но ее тошнило от чрезмерной смазливости и развязности этого мужчины. Ее бесила его отвратительная привычка сидеть, раскинув ноги во всю ширь, будто промеж ног у него стоял большой ящик. Его нервные пальцы, никогда не остававшиеся неподвижными -- то он одергивал манжеты, то поправлял пиджак, то поддергивал брюки или теребил себя за ежик волос. Его лицо было бы приятным, если бы не было чересчур красивым. Бархатные темные глаза, томные, с длинными ресницами, женственные губы, точеный нос. Вдобавок, слащавость полностью уничтожала в нем мужественность.
Когда Татьяна села напротив, он вальяжно качнулся в ее сторону и, опершись на локти, небрежно спросил:
--
Так вы с ним распишетесь в субботу?
--
Да.
--
Отлично. Помните, что вы должны сделать?
--
Да, - подавленно вымучивает женщина. Сейчас становится видно, что она уже немолода -- увядшее лицо, выбившиеся пряди делают ее неряшливой, легкое платье выглядит старомодным и чересчур простым среди этих свежих, вычурных вещей.
--
Не забудьте, что будет, если вы захотите уклониться, - все тем же ровным, небрежным тоном продолжает мужчина.
--
Не давите на меня. Вы не понимаете, как мне тяжело, - прорывается у Татьяны. Она смотрит на краешек стола, на свои сцепленные руки, лежащие на худых коленях, в сердце поднимается волна -- почему я? Почему он? Ну почему? Неужели никто не может помочь?
--
О, вы еще не знаете, что такое давление, - беспечно протягивает мужчина и машет рукой официантке, показавшейся с подносом у барной стойки. - Я просто напоминаю. Чтобы вы не забылись.
--
Я сделаю так, как мы договаривались... - вздохнула она.
--
Замечательно. Я тоже сделаю так, как мы договаривались. Гиннес темный, пожалуйста и баварские сосиски, - он уже обратился к девушке, словно Татьяна была всего лишь призраком. Ей ничего не оставалось, кроме как встать и поплестись к выходу.
--
Глава 5.
Людмила недоверчиво косилась на огромную сизую тучу, которая планомерно наползала на город. Часть закатного неба, где еще розовел солнечный диск, была чистой, отливала бирюзой и пурпуром александрита. Но чутье подсказывало -- как только солнце угаснет, небо в считанные секунды затянется седой пеленой, налетит ледяной ветер, будет гнуть деревья и крушить рекламные щиты. Не самая лучшая перспектива -- встретить подобное буйство стихии на улице.
Гораздо лучше, думалось Людмиле, наблюдать ее из окна, лежа в уютной постели, обнимая любимого человека. Ну или хотя бы чай в кухне пить. А потенциальная "прожженная стерва" застряла в кафешке, где на кружку пива не хватит всей ее мизерной зарплаты. Ну вот, наконец-то! Дождалась.
Однако ее азарт пропал, когда она увидела подавленное лицо немолодой женщины. Да, не с таким видом ходят, когда готовятся оттяпать богатое наследство. Людмила уж приподнялась было пойти ей навстречу, предложить помощь и, быть может, разговорить учительницу. Но, взяв себя в руки, она выждала, а затем пошла за ней. У Татьяны зазвонил телефон. На расстоянии Людмиле не было слышно слов, но она догадывалась по выражению лица, что звонил Варламов: учительница жалобно, робко улыбалась и будто пыталась уверить, что с ней, несмотря на расстроенный голос, все в порядке.
Садясь в машину, Горская набрала номер Елены.
--
Добрый вечер, у меня есть информация. Где будет удобнее встретиться?
За серой несуразной башней "Банка Москвы" ослепительно полыхнуло, и Люда невольно подумала - "лучше бы под крышей".
--
Глава 6.
Учитывая то, что гроза надвигалась нешуточная, тяжелые облака стремительно неслись, как табун беснующихся лошадей, клубились, как пенные валы, сплетались в арабески и готовились извергнуть на мир шквалистый ветер, смерчи и ураганы, а если повезет, то и пару наперстков воды, они условились встретиться в квартире Елены. Девушка жила в отдаленном спальном районе, среди десятка похожих одна на другую светленьких многоэтажек, где во дворах стояли новенькие детские площадки, а не так давно посаженные деревца успели немного разрастись.
Однокомнатная, но просторная квартира, казавшаяся еще больше из-за минимума вещей в ней, многое рассказывала о характере своей хозяйки. Лаконично, аккуратно, только самое нужное, никаких побрякушек и мелочей -- лишь на компьютерном столе в рамочке семейная фотография, сделанная, по-видимому, лет пять назад. На ней у Елены еще совсем детский вид, улыбчивое лицо, тоненькое, не оформившееся тело. Рядом с ней стояли высокая статная женщина в летнем платье и соломенной шляпке с лентой и красивый мужчина, из-за короткой узкой бородки и стрижки походивший на Диму Билана, только лет на пятнадцать постарше.
- Мои родители, - объяснила Елена, перехватив взгляд гостьи. - Мама умерла от скоротечного рака два года назад. У отца уже тогда была другая женщина, а после смерти мамы он и вовсе перестал скрывать это. Из-за этого они с дедушкой сильно поругались и с тех пор почти не общаются. Дедушка считает, его измены поспособствовали смерти мамы...
За окном вновь сверкнуло, резко, мощно, с дребезжанием стекол ударил гром. Елена налила им обеим фруктовый чай.
--
Конечно, по одной фразе ничего нельзя понять, а вся остальная запись слишком нечеткая. Вам случайно не знаком этот мужской голос?
--
Нет, - пожала плечами девушка. - Слишком искажен. Хотя интонация вроде бы знакомая... Говорит, как москвич, по крайней мере.
--
Может быть, кто-то из ее знакомых?
--
Я их не знаю. Но это неважно. Вы сами сказали, что у нее могут быть соучастники или кто-то, кто ее использует. В любом случае, с ней связано что-то нехорошее, и дедушке лучше об этом знать.
--
Что вы предполагаете делать дальше? - спросила Люда.
--
А знаете что? - начала Елена и задумалась, помешивая ложечкой чай, хотя сахар давно уже растворился: - Вы можете дать мне такую же аппаратуру, как у вас? Я съезжу к ней и заставлю во всем признаться. Или доказать, что она невиновна, - голос у нее впервые задрожал от волнения.
--
Мне кажется, это не самая лучшая идея, - засомневалась Люда. - Несмотря на ее простоватый вид, она все-таки может оказаться упертой - ведь это ее последний шанс вырваться из ее незатейливой жизни. Вы попросту можете все испортить, и она станет осторожнее. Мы продолжим наблюдение и раздобудем еще информации...
--
Понимаете, мне нельзя ждать! - порывисто воскликнула Елена, с отвращением отталкивая свою кружку. - У нас всего несколько дней, а затем они зарегистрируются и подпишут брачный договор, а там наверняка и завещание деда - я не знаю, как это точно делается... И потом, вы говорите, что она была подавлена и расстроена. Если ее кто-то использует, шантажирует, мы можем предложить ей помощь, неужели она откажется? Пусть расскажет все, как есть, а там мы придумаем, как исправить ситуацию.
--
Что ж, я вижу, вас не переубедить. Давайте так и сделаем.
--
Да, может быть, удастся застать их вместе - дедушка наверняка подвезет ее домой. Я бы хотела, чтобы и он там был - при нем она не сможет врать, - Елена подошла к окну и посмотрела в кипучее, непрестанно менявшееся небо. - Подождем немного. Они тоже наверняка не сразу поедут домой. Посидят в фойе, выпьют кофе, дедушка любит растянуть удовольствие.
Людмила вздохнула с облегчением.
--
Глава 7.
Когда они подъехали к дому Селиверстовой, ветер уже стих, и только дождь еще слабо накрапывал. Особого облегчения он так и не принес - воздух был по-прежнему влажен и полон горьковатого тепла. Пряно, тягуче пахли кусты сиреней, посаженные у подъездов. Ветер и дождь прибили к бордюрам кленовые "липучки", их резкий смолянистый запах щекотал ноздри.
- Помните, когда будете разговаривать, старайтесь поворачиваться к ней лицом, так она всегда будет в кадре, и ее будет лучше слышно, - инструктировала Елену Людмила, прикрепляя к ней камеру с "жучком".
- Я поняла, - покивала та. Она выглядела несколько нервной и постоянно оглядывала улицу, чтобы понять, приезжала сюда машина деда или еще нет. Наконец, девушка вошла в дом.
На узкой и темной лестнице дурманяще пахло борщом - так, что сводило горло, и непроизвольно выделялась слюна. На лестничной площадке не было видно влажных следов от обуви, но Елена все равно позвонила в дверь. Ей пришлось нажать кнопку еще два раза, и она уже решилась было отступить, как дверь открылась. В сумраке узкого коридора едва угадывались очертания сидящего в инвалидной коляске человека. Елена невольно отступила назад, смутившись - ей раньше никогда не приходилось встречать инвалидов вживую, и она несколько растерялась.
--
Вы, наверное, к Татьяне Ивановне? - спросил тот.
--
Д-да, - пробормотала она, прекратив невежливо вглядываться в недра квартиры поверх его головы.
--
Она еще не вернулась, но вы можете ее подождать, - предложил человек, отъезжая вовнутрь, так что Елене ничего не оставалось делать, кроме как войти. - Честно, я думал, что это она, поэтому и свет не включил даже, - извинился он, нажимая кнопку выключателя. Зажегся свет, и Елена увидела перед собой парня лет девятнадцати. Симпатичный. Крепкая грудь и широкие плечи, ловкие сильные руки, привыкшие к тяжелой работе и... тонкие детские ноги. Казалось, что они принадлежат другому человеку.
--
Вы ее сын, да? - неловко поинтересовалась она, следуя за парнем по длинному коридору в кухню.
--
Нет, они были подругами, вместе в школе работали. А потом, - он невольно запнулся, - Татьяна Ивановна взяла меня к себе. Полгода назад мама погибла, а я слишком мало могу заработать, чтобы оплачивать съем жилья...
--
Прости, - шепнула Елена, садясь на стул, который он ей предложил. Огляделась. Какая крошечная по сравнению с ее собственной кухня, но так здесь опрятно и удобно. Весь подоконник уставлен цветами, цветы в подвесных горшках и цветы наверху кухонных шкафчиков. Сразу видно -- за ними хорошо ухаживают, вон какие у них пышные листья и толстые стебли. Парень проехал вперед, нажал кнопку электрического чайника.
--
Ничего, - отмахнулся он. - Татьяна Ивановна, она такая - добрая очень. Всем старается помочь. Хотите чаю? Меня Лешей зовут.
--
А я... Елена, - выговорила она. - Вы ее, должно быть, хорошо знаете.
--
Да, если вы насчет репетиторства, так она только на занятиях строгой бывает, а так она замечательная. Хорошо бы, чтобы ей на этот раз повезло, - сам себе сказал он, доставая из нижнего шкафчика вафли и печенье. Елена, решившая ему помочь и потянувшаяся за чашками, услышала его слова:
--
Разве у нее какие-то неприятности? - навострила она уши. - Она кажется таким довольным жизнью человеком.
--
Да кто может сказать, счастлив человек или нет, - Леша остановился напротив нее, и под открытым взглядом его голубых глаз Елене стало неловко, брошка с камерой мерзко жгла плечо. - Со стороны часто кажется, что все хорошо. Люди даже завидуют, не зная, как на самом деле бывает. Татьяна Ивановна, хоть она искренний и добрый человек, почему-то попадается на удочку разным мерзавцам... Когда она была молодой, над ней издевался ее отчим, из-за отвращения к нему она так и не вышла замуж. А когда, ну знаете, в голове все переворачивается, как-то по-взрослому укладывается, тогда уж она никому нужна не была. Раз только, помню, появился у нее друг, она такая радостная была, как на крыльях летала. А он, оказалось, женатый был, его баба даже приходила отношения выяснять - это мне еще тогда мама рассказала, - добавил он поспешно. - А сейчас у нее тоже есть кто-то, и с ее слов, он ее очень любит. Я так хочу, чтобы этот человек оказался порядочным.
Елена почувствовала, как в ней по-детски нарастает горячее желание крикнуть: "Да он не просто порядочный, он просто замечательный человек!", но в этот момент в прихожей раздался звонок, похожий на птичью трель.
--
А вот и Татьяна Ивановна, - улыбнулся Леша и с усилием двинулся в коридор, наконец, прекратив смущать девушку взглядом. Как и у многих инвалидов-колясочников, его движения были сильными и уверенными, в его манере перемещаться с места на место было даже что-то от лихачества, желания сделать что-то в полную силу, но тем печальней было видеть, что этой силе негде развернуться в узких, будто налепленных друг на друга комнатах.
Елена вконец растеряла остатки храбрости и сидела, сжавшись, на стуле, перекатывая в ладонях горячую кружку. Ей было слышно, как в прихожей Леша сказал Татьяне: "Теть Тань, у нас гости. Девушка, она вас знает, наверное, насчет занятий". Спустя минуту та вошла в кухню и, узнав Елену, смущенно улыбнулась ей.
- Я вас помню, вы Леночка, внучка Степана Николаевича, - с приязнью сказала она. - Рада вас видеть. О, Леша вам уже чаю предложил?
От теплых беззлобных слов Елене стало совсем не по себе.
--
Я пришла... я хотела бы с вами поговорить... о дедушке, - выдавила она из себя. Не дожидаясь, пока его попросят, Леша послушно свернул в комнату, и спустя несколько минут оттуда послышалось мерное гудение компьютера и его приветственное попискивание.
--
Дело в том, - стараясь взять себя в руки и сохранить деловой тон, заговорила Елена, - что мне кажется, будто вы не вполне честны с моим дедушкой. Проще говоря - вы его обманываете!
--
Леночка, я не понимаю, с чего вы это взяли, - слова Елены потрясли Татьяну. - Мне бы никогда не пришло в голову... Я люблю Степана Николаевича, простите, если я чем-то вас обидела.. Вы, верно, считаете, что я ему не пара, - виновато бормотала учительница, повесив голову и едва не плача. Елене стало ее по-человечески жалко.
--
Нет-нет, я так не думаю, - выпалила Елена, удивившись своим словам и порывистости, с которой они были произнесены. - Просто я тоже его люблю и не хочу, чтобы кто-то причинил ему страдания... Мы же скоро... станем семьей и... мы могли бы вместе решать проблемы. Если вдруг вам нужна помощь, вы всегда можете меня о ней попросить! - тараторила Елена, ободряя Татьяну, совершенно упавшую духом. Та подняла на девушку покрасневшие глаза и будто размышляла, стоит ей довериться или нет. Наконец, она нерешительно покачала головой:
- Нет, Леночка. Я вам клянусь, у меня нет ничего, что могло бы обидеть Степана Николаевича. Все эти разговоры о деньгах, имуществе -- да, я небогата, но для меня все это не имеет никакого значения по сравнению с тем, что нас объединяет...
- Простите, если я вас обидела, - понурила голову Елена, ей действительно было стыдно, под изящными волнами волос уши так и горели.
- Да перестаньте, Леночка. Не уходите, - попросила Татьяна, когда Елена порывисто встала. - Останьтесь, выпьем чаю, у нас есть замечательные пряники, только они на полке -- Леша не может дотянуться, - несколько извиняющимся голосом объяснила она, оборачиваясь к шкафчикам.
- Нет, нет, - засобиралась девушка, встретив укоризненный взгляд Леши, незаметно появившегося в дверном проеме. - Мне нужно идти, меня ждут.
Леша сдвинулся, чтобы пропустить ее, но, проходя мимо, она невольно столкнулась с ним взглядом, и что-то словно обожгло ее изнутри.
--
Я с подругой приехала, - виновато ответила она. - Для храбрости...
Лицо юноши посветлело, глаза слегка улыбнулись, но Елена все равно чувствовала какую-то недосказанность.
--
И знаешь, - шепнула она ему, надевая туфли. - Мой дедушка самый лучший человек на свете! Ты убедишься в этом, когда его увидишь. Ну что -- увидимся на свадьбе? - глаза Леши округлились от удивления, но она, приветливо улыбнувшись, уже выпорхнула за дверь. Небо понемногу очищалось, в просветах между облаками показались дрожащие звездочки. Защелкал соловей, редкий гость московских улиц. Чудесно пахло свежестью, и после объяснения на душе тоже было легко и приятно. Она подошла к Людмиле и протянула ей "брошку".
--
Я записала весь ваш разговор, - доложила Людмила. - Хотя этот разговор ее, увы, ничем не выдает и не оправдывает. И еще я сделала запрос в агентство, чтобы выяснили имена всех членов того закрытого клуба -- возможно, нам удастся вычислить того человека, с которым встречалась Татьяна.
--
Не нужно, - улыбнулась Елена, умиротворенно оглядывая притихший вечерний двор и уютные золотистые огоньки окошек. - Я решила им не мешать. Почему-то я ей верю... Спасибо вам за все. Можно, - она бросила взгляд на свои наручные часы, - я переведу деньги завтра? Наверное, все отделения банка уже закрыты.
--
Ничего страшного, - так же дружелюбно улыбнулась в ответ Людмила. - Желаю удачи вам и вашему дедушке. Но если вдруг мы вам еще понадобимся -- телефон у вас есть. Буду рада помочь. Подвезти?
--
Да нет, я прогуляюсь пешком -- погода налаживается, - ответила девушка, и, помахав рукой, направилась к выходу со двора.
--
Глава 8.
Близился август. Тропические условия мая плавно перетекли в умеренно теплую погоду с кучерявыми, мягкими облаками, в прохладные утра с шелестом выгоревшей и утомленной летом листвы и шелковистые свежие сумерки, манящие близостью отдыха. Временами казалось, город опустел -- больше не было во дворах играющих до заката детей, пропали и их бабушки, обычно наводнявшие по утрам и вечерам общественный транспорт с ручными тележками наперевес, набитыми овощной снедью. Большинство студентов ушли на летнюю подработку, лишив парки, скверы и остановки привычных картин сидящей беззаботной молодежи, нежно обнимающихся пар и заливистого смеха из какого-нибудь окна.
Мир оживал к вечеру. Вначале, как и всегда, по улицам спешили толпы людей, затем поток иссякал, в домах открывались окна, слышалась музыка, голоса, суетный деловой люд сменялся вышедшими на прогулку парами. Неторопливо прохаживались, наслаждаясь вечерней прохладой и перламутровым, аквамариновым небом, перистыми льняными облаками, просвеченными солнцем, криками ласточек. Собирались компаниями, чтобы посидеть во дворах, открытых кафе, на балконах и у настежь распахнутых окон. Смеялись, говорили, ехали по вечерним, неторопливым делам -- в кино, клуб, магазин.
У агентства "ЛС" в это лето клиентов хватало. Одно дело сменялось другим, были расследования простые, не требовавшие особенных затрат сил и мозговых ресурсов. Были дела запутанные, противоречивые, сложные. А уж отношения простыми не были вовсе. Книжный червь Марина совмещала работу с какими-то хитроумными курсами, намереваясь освоить какое-то затейливое ремесло -- не то чтение книг с конца, не то телепатию с особо упертыми клиентами, умеющими промычать в трубку "ну я вот это самое..." и пыхтящими над продолжением фразы. Игорь вкладывался в дела с полной самоотдачей, разыскивая, распутывая, взламывая и удерживая в памяти обещания, просьбы и зацепки с доброй тысячей людей. Поговаривали, на своей квартире он мастерит какой-то вечный двигатель или макрос для холодильника и микроволновки. Впрочем, однажды, позвонив ему поздно вечером по какому-то важному делу, Людмила, к своему удивлению, нарвалась на смущенный и смешливый девичий голос.
Ее собственная личная жизнь, по выражению Игоря, "повисла в загрузке" - дела удивительным образом разделяли ее с Сергеем. Бывали унылые и тягостные вечера, когда они встречались дома, она была умиротворена и полна желаний, а Сергей, взведенный сложным заказом, срывался на нее, отмахивался или раздражался из-за мелочей. Бывало и наоборот: он искал ее общества, а она была поглощена чем-то. Они часто ссорились, доказывая, что каждый как детектив ничем не хуже другого, приводили в пример те или другие дела, хвастались или высмеивали друг друга, а потом, остыв, замечали, что в бессмысленной словесной перепалке напрасно потратили время, которое могли бы употребить на вечернюю прогулку, кино или любовь. Иногда же выпадали редкие, как самоцветы, часы, когда они существовали только друг для друга, и горели на полках ароматические свечи, искрилось в блеске огней в бокалах вино, шептались долгие, пронизанные счастьем, разговоры. Но это бывало так редко... Круговерть повседневных дел, личной, бытовой, социальной и профессиональной жизней сплетался в причудливый клубок, а то и гордиев узел.
Но, когда на экране телефона снова высветился номер Снегиревой, Люда сразу вспомнила и Елену, и ее дедушку, и скромную учительницу, похожую на танцовщицу. Предчувствуя что-то недоброе, она приняла вызов. Голос Елены дрожал от волнения, она всхлипывала и порывалась заплакать.
--
Елена? Что случилось? - Людмила и сама вытянулась в струнку, точно охотничья собака.
--
Дедушка... - срывающимся голосом произнесла девушка. - Два дня назад... Все случилось два дня назад, он в больнице... Помогите, пожалуйста!
--
Постарайтесь взять себя в руки, - распорядилась Люда. - Вы дома? Я сейчас к вам приеду!
Она постояла посреди комнаты, собираясь с мыслями, затем вырвала блокнотный лист, написала на нем обычные заметки для Сергея, обещавшего вернуться поздно вечером -- суп в красной кастрюле, крабовые палочки (не ешь!) для салата, подкрути кран в ванной, накинула легкое платье и спустилась к своей "Вишенке".
Народу на улицах было уже не так много, поэтому она добралась до дома Елены без происшествий. Заруливая во двор по узкой, с одной стороны заставленной машинами дорожке, ловя на лице красный, уже лишившийся своей силы солнечный луч, она подумала о Сергее. Зачем они разругались? Ведь он прав, он совершенно прав -- он все-таки лучше нее выполняет свою работу. Он ее любит, но сейчас, занимаясь своим собственным расследованием, он не позволит мыслям о ней смешаться с мыслями о работе. А вот она так не может...
Вечер был так тих, что, казалось, время остановилось, или же все, как в царстве спящей красавицы, погрузилось в столетний сон. Даже листья мелких длиннопалых вязов замерли неподвижно. Пыльная полосатая кошка вальяжно растянулась в палисадничке. Прежде, чем войти в подъезд, она кинула взгляд на окно первого этажа -- на подоконнике красовался здоровенный кактус, коренастый и самодовольно распушивший иголки. "Надо подарить Сергею что-нибудь", - с улыбкой подумала Люда, открывая дверь.
В квартире Елены было не прибрано, всюду стояли немытые чашки. Использованные салфетки комочками валялись на всех предметах. Девушка, заплаканная, не накрашенная, в домашнем платье, так похожая на ту тоненькую угловатую девочку с фотографии, встретила ее и, едва дождавшись, пока гостья скинет обувь и войдет, начала сбивчиво и торопливо рассказывать:
--
Это просто какой-то ужас... Мне все кажется, я надеюсь -- я сейчас проснусь! Два дня назад мы с тетей Таней собрались сделать ему подарок, испекли торт, а ему вдруг... он, - она с трудом подавила рыдания, некрасиво скривившись. - Ему стало плохо, вызвали скорую, его увезли... И он так и не приходил в себя! Врачи говорят, "стабильно плохое состояние", он впал в кому... А если он умрет? - с ужасом прорыдала она, поднимая на Людмилу опухшие глаза.
--
Боже мой, - пробормотала та. - Погодите, расскажите все подробнее. Что сказали врачи? Что с ним произошло?
Что-то нелепое было в этой сцене. Сквозь окно на светлую стену ложился косой малиновый квадрат, игравший огнем, как вино в бокале, а едва заметные лучи струнками наполняли пустую комнату, казалось, что немногочисленная мебель подвинулась, чтобы вместить еще больше света, объема, воздушности. И в этом идиллически-светящемся ореоле сидели две женщины, и сбивчивые, рыдающие слова казались здесь, в обыденно-домашней обстановке чужими, выбивающимися из контекста типичной жизни. Вдруг, заслоненный случайным облаком, солнечный блик погас, очарование закатной минуты рассеялось, слова выступили на передний план и больше не казались чужими. В их пронзительной горечи были слишком много жестокой, неприкрытой реальности.
--
Понимаете, это не несчастный случай, - Елена глубоко вздохнула и поморгала, стараясь осушить глаза и остановить слезы. - У дедушки были проблемы с сердцем, ведь он все-таки не молод. Тахикардия, но он успешно справлялся с ней... Он вел здоровый образ жизни, - от слез ее голос был гнусавым и несколько писклявым, - хорошо кушал, заваривал лечебные травы еще по старому рецепту своих родителей... Вот в эти-то травы ему кто-то и всыпал эфедрина...
--
Татьяна Ивановна? - предположила Люда.
--
Нет-нет! - из глаз Елены опять полились крупные капли. - Все это время... Мы часто встречались, я любила к ним приходить, с ними всегда было тепло, понимаете? Тетя Таня, она действительно чудесный человек, дедушка... дедушка был с ней... так счастлив... - и она заплакала, безуспешно пытаясь остановить чувство жалости и те острые, радужные картинки, что всплывали у нее в памяти, раня и терзая сердце. Крикливый, пестрый, техничный и деловой центр, сплетение узких старинных улочек, обреченных на исчезновение под натиском безвкусных, притворяющихся вписывающимися в низенький ансамбль домов. Стеклянные и зеркальные высотки. И среди этого новомодного, ультра-неонового, несущегося к развлечениям и крутым карьерам, мира -- в самом центре этого водоворота -- тихая пристань, уютно светящееся окно. Вечные ценности -- любовь, разум, верность. Напоенные умиротворением вечера, когда в квартире при свете антикварной лампы с расшитым абажуром, в изысканной обстановке, воспроизводящей стиль девятнадцатого века, они мирно пили чай, листали художественные альбомы, слушали музыку -- то на дорогом музыкальном центре, завораживающим своим звучанием, а то и на отреставрированном патефоне -- сколько этих драгоценных пластинок в новых плотных обертках хранилось у дедушки! Как неспешно текли беседы, порой за полночь. А порой к ним присоединялся и Леша. Никогда еще, пожалуй, не было Елена так счастлива, предвкушая встречу с ними, никогда так не желала дарить ласку и радость. И вот -- все разбито...
--
Тетя Таня не виновата! - выдавила она, пересиливая себя. - Она бы не могла этого сделать, она так его любила. И потом в тот день мы с ней всюду были вместе, готовили этот пирог... Его тоже взяли, этот пирог, в нем-то как раз ничего не нашли. А вот настой, который дедушка сам варил и держал в кухне на окне -- вот там и был этот чертов препарат...
--
А что с ней сейчас? Возбудили уголовное дело? - допытывалась Людмила.
--
Да, в милиции сразу сказали, что это было покушение. Ни у дедушки дома, ни у нас с тетей Таней этого лекарства никогда не было! Тетю Таню допросили, она под подозрением... - она всхлипнула. - Мы должны ей помочь, ведь если каким-то образом... если настоящего преступника не найдут, кто позаботится о Леше? Мы хотели, чтобы ему сделали операцию -- врачи говорят, он снова может начать ходить... Но без дедушки... этого никогда не будет...
--
Я вам обещаю, что сделаю все, что в наших силах, - пообещала Люда. - Я займусь этим прямо сейчас. Вот только... Вы точно не знаете, изменял ли Степан Николаевич свое завещание? Кто мог знать об этом? Каковы детали брачного контракта?
--
Нет, про контракт может только тетя Таня рассказать, - собралась с мыслями Елена. - А про остальное я не знаю.
--
Глава 9.
Она позвонила Игорю сразу из машины.
--
Ты еще в офисе? Ох, отлично! Можешь подождать меня там? Нужно обсудить кое-что по делу, помнишь, Снегирева Елена, да-да, у которой дед собирался жениться... Отлично, подними из архива... Ну хорошо, я разрешаю! Возьми две пиццы, для меня - с морепродуктами, - и, выключив телефон, она уверенно нажала педаль газа.
Она любила ездить по ночам -- ей нравилась атмосфера уютного путешествия, убегающая вперед, подсвеченная светом фар лента дороги, желтые глаза фонарей, исчезающий в темноте мир. Такие поездки ее всегда успокаивали и нередко во время них ей приходили в голову свежие идеи.
В штаб-квартире пахло пиццей. Когда она вошла, Игорь доедал первую и просматривал файл.
--
Что там случилось? - повернувшись в кресле, спросил он, отхлебывая колы.
--
Кто-то попытался убрать деда, - коротко бросила Люда, плюхаясь напротив и протягивая руку за куском пиццы. - Елена и Татьяна, которые подружились за это время, готовили ему вместе пирог, намечался небольшой вечер в кругу семьи. И вдруг старика хватает сердечный приступ, и его увозят в больницу. Со слов врачей, он в коме, не исключен летальный исход...- Игорь прищелкнул языком и чуть мотнул головой, подчеркивая, какая неприятная сложилась ситуация.
--
Кто-то подсыпал ему большую дозу эфедрина в термос с травками, которые тот пил, - добавила Люда. - Нужно проверить всех, кто мог бы это сделать.
--
Итак, Селиверстова, пардон, - махнул рукой парень, - госпожа Варламова исключается?
--
Да, - подтвердила Люда, облизывая пальцы и косясь на оставшиеся куски. - Елена твердо уверена в ее невиновности, они весь день были вместе, но ведь порошок могли подсыпать и накануне. Тем более, учитывая то, что мы уже о ней знаем -- необходимо проверить какую-то связь с той встречей, узнать, о чем они "договаривались" с тем нашим красавчиком из закрытого клуба.
--
Окей, - закивал Игорь, запихивая в рот целый кус, - я жа поижю жто там о клубе. Найду список членов клуба, а там посмотрим, что можно сделать.
--
Да, еще нужно проверить того сына, который живет где-то на Дальнем Востоке, - ткнула пальцем Людмила. - Когда я за ними следила у школы, Варламов упоминал, что сын приедет в конце лета. Возможно, есть какая-то связь. Конечно, лучше всего было бы, если бы мы узнали, что в завещании, но, боюсь, мы этого не узнаем, пока..
--
Ну да, - кивнул Игорь, протягивая ей бумажный стакан с напитком. - Конечно, интересно, кто получит по завещанию Самый Главный Приз, но ведь потенциальные наследники могли покуситься и на меньшую долю. Я сейчас поищу информацию, а завтра давайте установим жучки в квартире Варламовой -- вдруг ей кто-то позвонит?
--
А я свяжусь с майором Гречихиным, - согласилась Люда. - Он не раз мне помогал по старой дружбе, может, сообщит что-нибудь интересное.
--
Будет сделано! - шутливо отрапортовал Игорь, отдав честь рукой с пиццей -- от резкого движения печеный помидор оторвался и шмякнулся на стол. Людмила сокрушенно покачала головой.
--
Глава 10.
Они ехали по Ленинскому проспекту. "Улица как улица, - небрежно думала Люда, - хорошие, в меру украшенные старые дома, зеленые дворы, такие же остановки, как и всюду. И удивительно, что в этих ничем не примечательных домах скрываются интерьеры из тех, что мы видим только на красочных картинках в элитных журналах, вещи, стоимостью в несколько миллионов, а земля здесь оценивается дороже, чем ферма в Швейцарии". Накатывало неприятное ощущение - казалось, чья-та жестокая рука стремится сделать все, чтобы изничтожить в этом ничем не провинившемся городе все его родное, исконное, привычное и заменить всем этим новым, наносным, притворным, все свести к цене, деньгам, извечной гонке за еще большим куском... "Проклятая квартира, - думалось ей. - У денег, как у меча - две стороны. Сегодня они возносят тебя, а завтра могут уничтожить. Был бы Варламов не так богат (хотя не так уж он и богат - почти все его богатство сводится к квартире и ценностям, накопленным за жизнь), имел бы какую-нибудь халупу в Бутово, и никому бы он был не нужен. Жил бы себе со своей Татьяной спокойно да тихо, без афер, заговоров и покушений. Жаль деда, да и учительницу тоже жаль... Многих жаль. Студентку, упавшую на рельсы, мальчонку, свалившегося с колеса обозрения, детей, оставшихся без сбитой на переходе матери, семей, оказавшихся без кормильца в нищете. Одиноких, больных, калек, невезучих. А кто-то, кто мог бы решить большинство проблем обычных людей одним щелчком пальцев, решает, как бы расставить пешки так, чтобы получить еще большую выгоду. А пешки -- наши жизни, здоровье, чувства и отношения..."
--
Что Гречихин? - вдруг спросил Игорь, поерзав на переднем сиденье.
--
Да, мы переговорили, - оторвалась от своих размышлений Людмила. - Ничего нового он не сказал. Да, покушение. Эфедрин в травяном настое, настой вчерашний, то есть, он был изменен с момента предпоследнего использования Варламовым и до последних минут перед ужином, до или во время которого он принял свою настойку. Большой промежуток времени. На термосе отпечатки пальцев Варламова и Варламовой, что и следовало ожидать, раз они в одной квартире живут... За это время к настою могли подойти как сам Варламов, Татьяна, так и Елена с Лешей -- они накануне как раз встречались все вместе. Еще заходила знакомая Татьяны и поздно вечером -- соседка. Люди совершенно посторонние, но тем не менее... От Гречихина я добилась только того, что на доме, где живут Варламовы, расположена охранная камера, зафиксировавшая Степана Николаевича, когда тот выходил и возвращался домой. Он обещал, что пришлет мне это видео, но ты же знаешь майора Гречихина! Это будет, дай Боже, через неделю... Ну а у тебя как результаты?
--
Проверил данные о сыне Варламова, - кивнул Игорь, сворачивая во двор дома. - Уже становится интересно. Варламов Петр Степаныч действительно приезжал на сутки в Москву, именно в тот день, когда Степан Николаевич был отравлен. Отец и сын встречались в тот день в гостинице -- возможно, Петр Степанович не захотел встретиться с новоиспеченной мачехой, а может, были и другие причины. Гречихин, по идее, должен был вам сказать, что местный отдел милиции допросил Варламова-младшего и выслал в Москву отчет. Жаль, что они этого не сделали -- я бы хотел знать, где он останавливался и о чем они разговаривали, словом, больше информации. Хотя я и сам все это узнаю, просто придется потратить больше времени... Ладно, мы приехали.
--
Хорошо, где сумка? Ага, ну, я пошла, а ты следи за двором и, если что, сообщи, - напомнила Людмила, надевая наушник и забирая сумку с аппаратурой. Игорь кивнул, также вооружаясь наушником.
У Людмилы уже была копия ключей, сделанных с ключей Елены, и коды от замка на входной двери и от пульта вневедомственной охраны, установленной в квартире Варламовых, поэтому она без проблем вошла внутрь. Осматриваясь, чтобы понять, где лучше расположить микрофоны и камеры, Люда с улыбкой вспомнила слова Елены о доме своего деда. "Я понимаю, почему она любила бывать у них", - подумала она. Даже сейчас, когда хозяев не было дома, все здесь дышало уютом и гостеприимством. Все располагало к отдыху и приятному времяпрепровождению - изящная резная мебель с атласной обивкой, удобный кабинет, полный книг и альбомов, чистая, просторная кухня. Всюду висели картины - преимущественно горные и холмистые пейзажи, вызывавшие в памяти итальянские виды. "Странно, - подумала Люда, - но здесь я не чувствую, что эта квартира принадлежит старому человеку!" И в самом деле, так не похожа она была на типичные жилища пенсионеров, заставленных старомодным хламом, некогда что-то значившим, фарфоровыми фигурками, какие в Стране Советов считались признаком хорошего вкуса. "В чем здесь дело? - невольно гадала женщина, пряча среди вещей камеры и жучки. - В том, что они не жалеют денег на новое и не привязываются к старому? Или в том, что в душе молоды и жаждут простора и чистоты?"
У окна стояло плетеное ротанговое кресло, окруженное этажерками с цветами, а рядом - миниатюрный столик орехового дерева для писем. Изысканный отдых. На столике в простой медной рамке стояли фотографии, Люда наклонилась рассмотреть их. Чета Варламовых фотографировалась в парке - щедро играла светотенью изумрудная зелень, в траве прятались белые мелкие цветы. Мужчина и женщина, взявшись за руки, любовно улыбались друг другу - на Татьяне пышный венок из одуванчиков и метелок медуницы, свободное платье в ромашках, Степан Николаевич так же по-летнему одет, ворот рубашки расстегнут, седые волосы чуть растрепаны ветром. Чистая, трогательная фотография. На другой Елена и Варламов в каком-то баре, наигранно переплелись руками и рюмками "на брудершафт", оба улыбаются искренне и беззаботно. На третьей были запечатлены лица, которые Люда уже видела в доме Елены - она сама, ее отец и мать. Но эта фотография была сделана намного позже - девушка выглядела более зрело, лицо серьезное, в глазах какая-то растерянность. Ее отец почти не изменился, разве что лицо было чисто выбрито, отчего он казался моложе и привлекательнее. А вот женщина выглядела хуже - сероватая кожа, усталый, отчаянно бодрящийся взгляд, она похудела, волосы коротко подстрижены, - болезнь только начинала грызть ее изнутри, и, возможно, она об этом уже знала. Важно ли это теперь?
Люда выпрямилась и, ласково проведя пальцами по шелковистым обоям, будто прощаясь, покинула квартиру.
- Людмила Васильевна! - с предупреждающей резкостью нагнал ее голос Игоря из наушника. - Поторопитесь, Варламова возвращается. Она у двери, ищет ключи.
Люда затаилась между этажами, прислушиваясь, когда шаги Татьяны раздадутся в холле. Затем раскрылись двери лифта, и шаги глухо повторились наверху. Дождавшись на всякий случай, пока щелкнут замки и стукнет дверь, Люда вышла на улицу. После темноты подъезда уличная яркость и голубиное воркование оглушили и ослепили ее.
- Интересно, почему она вернулась так рано? - поинтересовалась она у Игоря, погруженного в настройки камер. - Я была уверена, что они поедут в больницу, а она так спешно...
- Может быть, что-то забыла? - предположил парень. - Сигнал хороший, глядите, как здорово видно! - на мониторе его ноутбука был открыт вид на гостиную, арку в прихожую и уголок с плетеным стулом. Яркий солнечный свет квадратом лежал на стене. Татьяна, подхрамывая, прошла в комнату, села в кресло, стянула нейлоновый следочек и принялась внимательно разглядывать ступню.
- Ногу подвернула, что ли? - пробормотал Игорь, выуживая откуда-то бутылку газировки. Люда с недоверием окинула внезапно материализовавшийся предмет в его руках:
- Возможно. Я еще хотела спросить тебя...
В эту минуту из ноутбука раздался тренькающий писк. Татьяна подняла голову, отложила тюбик с кремом, которым мазала поврежденную ногу, потянулась за сумкой и вытащила свой сотовый телефон.
--
Да, это я, - ровно ответила она, и сразу же ее лицо начало меркнуть, а губы задрожали. Явно не дослушав, что ей говорили, она крикнула в трубку. - Да оставьте вы меня в покое! Я ничего не знаю и знать не хочу! Как вы можете быть так бездушны - это мой любимый человек! Он жив! И я надеюсь, он будет жить, - она заплакала и, всхлипывая, слушала, что ей отвечали. Затем она продолжила говорить:
- Я не забыла, что я должна, я все помню! Я верну вам все эти чертовы деньги! Только оставьте нас в покое! - и она со злостью швырнула телефон куда-то в угол.
- Н-да, что-то здесь есть, - почему-то шепотом, хотя Татьяна не могла их слышать, сказала Людмила. - Она определенно кому-то должна, но связано ли это с Варламовым - еще нужно узнать. Ты, пожалуйста, узнай, кому принадлежит номер, с которого ей сейчас звонили. Это первое...
На сей раз ее перебил рингтон собственного телефона. Задумчивый голос Марины сообщил:
- Только что курьер от майора Гречихина привез кучу дисков с каким-то видео. Я сейчас уезжаю на курсы, пакет этот оставлю в офисе, хорошо?
--
Да, Марин, - кивнула Люда. - Спасибо. Что ж, поехали, поработаем? - она подняла глаза на Игоря, который флегматично досасывал газировку.
Возвращение в офис Людмила оттягивала, как могла. Она не спеша ехала, выбирая дорогу подлинее, улыбалась солнечным зайчикам, прыгавшим по передней панели "Вишенки", слушала диск, извлеченный из недр рюкзака Игоря. Просмотр видеозаписей с камер наружного, да и внутреннего наблюдения был одним из самых нелюбимых ее занятий. Для уличного наблюдения за жертвой были нужны навыки маскировки в толпе, импровизация, быстрота реакции. Преследование горячило кровь, вызывало азарт, сравнимый с азартом охотника. Для подслушивания нужен был хороший слух, умение оперировать различной аппаратурой, опять же уметь ее незаметно использовать. Для составления целостной картинки нужно было понимание ситуаций, человеческой логики, навыки психологии, а то и психиатрии, способность общаться с людьми и управлять ими. Для просмотра же видео было нужно лишь мягкое кресло и часы свободного времени... В этом занятии любившей движение и мысленные операции Людмиле было абсолютно негде развернуться, и оно утомляло ее. Но вечно ехать было невозможно, и вскоре они уже парковались под кленом во дворике агентства.
--
Глава 11.
Пакет от майора Гречихина сразу бросился в глаза - объемистый, с аккуратной розовой наклейкой от Марины. "Ничем их не переучишь, - цокнула языком Люда, вытаскивая из пакета подписанные датами диски. - Весь мир давно пользуется цифрой, а они будто на двадцать лет отстали... Сложно, что ли, освоить флешки и съемные диски?"
- Спасибо, что не пленкой, - хихикнул Игорь, оборачиваясь и на секунду прекратив клацать мышью. - А то и вовсе на бумаге могли бы прислать!
- Ничего нудней на свете не-е-ту, - уныло пропела Люда. - Ладно, посмотрим, что там такое.
Вот утро, в углу отмечены время и дата. Из подъезда выходит один за другим спешащие на работу люди. Камера неторопливо показывала, как открывалась входная дверь, человек выходил и пересекал кусочек тротуара и исчезал из поля зрения. Затем картинка дергалась, опять медленно приотворялась дверь и все повторялось. Дворник с большой тележкой привез ежедневные газеты. Пару раз появлялся толстый коричневый кот с ошейником - вальяжно перемещался по территории, прерывая череду случайно попавших в кадр людей. В десять приехала Елена, шла мягко, по линеечке, переставляя стройные ноги на шпильках, как юная козочка. Через сорок минут она и Татьяна вышли, оживленно беседуя и беззвучно смеясь. Люда отметила это в своем блокноте.
- Людмилвасильна, - позвал Игорь, поворачиваясь к ней на стуле. - Нашел номер. С него Варламовой звонили раз десять за тот срок, что я достал. За последние три дня четыре раза - кто-то всерьез взялся за нее, пока она без защиты Варламова. Походу, симка "левая", на нее нет никаких контактных данных.
- Ясно, - Людмила остановила запись и потерла глаза. - Похоже, придется планировать долгий и откровенный разговор с Татьяной Ивановной. Все лучше, чем вынуждать Гречихина мобилизовать своих, чтобы узнать, что это за шантажист, или кем он там приходится Варламовой, - и она приподняла брови, как бы спрашивая Игоря. Тот пожал плечами и повернулся к компьютеру.
Людмила снова вернулась к наблюдению. Вышла старушка с сумочкой, девушка с собачкой. Наконец, около полудня вышел Варламов. В руках у него Людмила заметила только связку ключей и книжечку документов. "Двенадцать. Варламов уезжал на машине", - без всякой связи отметила она. Снова запрыгали временные переменные, в это время большинство людей находилось на работе, и камера включалась только, чтобы зафиксировать случайных прохожих, неторопливого кота, пробежавших мальчиков, нескольких вошедших жильцов.
В четыре часа вернулись с продуктовым пакетом Елена и Татьяна. "Они же готовили пирог и накрывали стол к ужину", - вспомнилось Людмиле. Дальше она мотнула запись скорее, поскольку ей было известно, что две женщины были в доме одни до прихода Степана Николаевича. И вот, в семь часов вечера вернулся сам Варламов, неся в руках небольшой пакет, где угадывались очертания сырной или колбасной нарезки и стеклянной бутылки, скорее всего, вина или сока. "Варламов вернулся в семь, с едой", - вслух заметила Людмила.
- Ну наконец-то! - голос Игоря вырвал Людмилу из сомнамбулического транса. - Я собрал все необходимое! Итак, - он крутанулся на стуле и, соединив пальцы перед лицом, сообщил. - Варламов Петр Степанович исключается, та-да-ам! - Людмила остановила видео и с любезной улыбкой сделала рукой жест, говорящий - ну же, Холмс, не терзайте бедного доктора.
--
Итак, я вычислил, что Варламов-младший приехал в Москву в два часа дня с копейками. Отец встретил его в аэропорту - поэтому он вышел пораньше, в двенадцать, как нам уже известно. Вместе они отправились в гостиницу "Восточная", где у младшего Варламова был забронирован номер. Дальше, в три с копейками они прибыли, Варламову-старшему был выписан пригласительный пропуск - я нашел список постояльцев и гостей, которых они принимали, - с улыбкой похвастался парень, и Люда улыбкой похвалила его. - Как и показал Петр Степанович, они пробыли вместе около двух часов, после чего Варламов-старший отправился домой. В терминале возле дома он снял деньги - в шесть часов восемнадцать минут, - выделил он снова. - Затем купил в ближайшем супермаркете продукты, может быть, вино, и возвратился домой.
- А теперь, о главном, - и он, светясь от нетерпения и предвкушения фанфар, рассказал. - Если бы каким-то образом Варламов-младший отравил своего отца тем же средством, что было подмешано в травы, то старик попросту бы не доехал до дома. Эфедрин начал бы действовать спустя час после приема, а Варламов, как мы видим, спокойно снял деньги, расплатился в магазине и вернулся домой! Да и по показаниям Елены и Варламовой, он пришел домой совершенно здоровым - что, еще раз, было бы невозможно, если бы он уже был отравлен! - и Дымов победно поднял руки.
- А если он был отравлен чем-то другим, - скептически заметила Людмила. - Чем-то, что исчезло или было не замечено под действием эфедрина? Хотя нет, - ответила она сама себе. - Все это выглядит уже совсем по-дурацки... Сын - отца? Эфедрин в травах, помноженный на какой-то другой яд, убили бы старика на месте спустя небольшое время, а он досидел до конца ужина, и только к торту ему стало плохо... Исключено! Варламов-младший отменяется, а убийцей является тот, кто подсыпал эфедрин. Я просмотрю еще раз тот кусочек, пока не вернулись Елена и Татьяна. Мне как-то не верится, что это сделал кто-то из них... - и Людмила перемотала запись.
- А почему мы постоянно исключаем Варламову? - спросил Игорь, возвращаясь из кухни с тарелкой бутербродов и двумя кружками чая. - Хотя у нее вообще нет алиби! И достаточно мотивов. Возможный шантаж, - он поставил перед Людой одну из чашек и сел рядом, - у нее есть какие-то, может быть, даже очень серьезные проблемы. Она теоретически остается владелицей квартиры стоимостью в десяток лимонов. Она находилась возле старика все утро до прихода Елены, вполне могла насыпать лекарство в термос. Она могла сделать это и при Елене, достаточно было дождаться, пока девчонка пойдет в туалет... У меня, конечно, очень бурная фантазия, - он облизнул губы и плотоядно посмотрел на Люду. - Но я сижу и вижу, как эти две, ну как в кино - сцена, событие, лекарство в термосе, одна покрывает другую... Разыгралось, да, - поправился он под удивленным взглядом Людмилы.
На экране меж тем вторично прокручивалась картинка. Три часа, никаких событий. Кот, старушка, мальчишки, входящий мужчина. Людмила небрежно проследила, как он вошел в подъезд, затем, вдруг встрепенувшись, перемотала запись. Мужчина прошел еще раз - высокий, симпатичный, в синих джинсах и голубой рубашке. Походка по-кошачьи вкрадчивая, движения гибких бедер вызывали определенные ассоциации. Но Людмила внимательно вглядывалась в его лицо. Где она могла его видеть? Мужчина казался ей знакомым, но она не была уверена, действительно ли она его знает, или его лицо лишь отдаленно напоминает ей кого-то случайно замеченного и постороннего. Может, актер, которого она видела на афишах? "Наверное, глаз замылился, - устало подумала она, а вслух спросила:
- Ладно, давай пока на минуточку вернемся к шантажисту Варламовой. Ты узнал что-нибудь о закрытом клубе?
Игорь едва не поперхнулся чаем:
- Елки, конечно! Забыл сказать... - И он, сделав полный оборот вокруг своей оси, протянул Людмиле распечатанный лист с фамилиями. Она бегло просмотрела его, затем начала было откладывать на стол, но снова дернула к себе и еще раз внимательно прочла.
- А вот это уже о-очень интересно, - с загоревшимися глазами она хищно улыбнулась Игорю, и тот невольно прижал чашку с чаем к животу. - Кажется, я знаю, что нужно делать, - она медленно, будто боясь вспугнуть мысль, поднялась со стула. - Вот что! - она порывисто схватила часы и глянула на них. - Сегодня мы уже не успеем. Завтра займись бывшей Селиверстовой, я хочу, чтобы ты проверил, какие у нее отношения с банками. Особенно, - выразительно подчеркнула она, чуть прищурив глаза, - с "Бета-банком". Ну а на сегодня, пожалуй, все. Подкинуть тебя домой?
- Ну, домой, пожалуй, не стоит, а вот если до метро моей ветки - не откажусь, - и он плутовато улыбнулся.
--