Бирюзовые волны с сердитым плеском разбегались от форштевня корабля, нехотя бились о борт и отступали, исчезая за кормой. Только этот плеск, да иногда скрип такелажа о дерево старого парусника оживляли безмолвие летнего дня. Легкий ветерок, стелившийся по морю, не приносил прохлады на раскалённую палубу. Джек, одетый в некогда шикарный алый камзол и драные живописные шаровары, подпоясанный широченным небесной синевы кушаком, стоял у штурвала. Он наслаждался жизнью - этим знойным днём, бескрайней гладью моря, чёрной тряпкой на верхушке мачты, лениво хлюпающей на ветру так, что нарисованный на ней череп гримасничал и подмигивал.
- Ты опять замечтался, сынок?- раздался за спиной язвительный, скрипучий голос. Джек не обернулся, он и так узнал кто это: боцман, старая крыса, доставший всю команду поучениями и мелкими придирками. Чтобы не портить такой прекрасный день разговором со старой сволочью, Джек решил попросту сразу же пристрелить его и потянулся за пистолетом. Он точно знал, что за пояс заткнут заряженный пистолет, но почему-то там было пусто.
- Ты что, заснул?- в голосе за спиной появились угрожающие нотки, и Жека опомнился.
- Нет, Иван Петрович, тут в балансе ошибка где-то,- Женька широко улыбнулся, разворачиваясь на стуле к начальнику,- никак не пойму где.
Заместитель директора Иван Петрович Бирюков, майор в отставке, имел о бухгалтерии (впрочем, как и о всех остальных нюансах работы их небольшой фирмы) такое же представление, какое имеет заяц об электричестве. Его коньком была дисциплина. Он стоял у стола Жени величественный, словно памятник, уперев руки в бока и покачиваясь с носков на пятки. Поковыряв мизинцем в ухе, в поисках подобающего случаю замечания, он выковырял:
- Что-то часто стал ошибаться,- сказал он и проследовал в свой кабинет.
Женя, сопровождаемый взглядами веселящихся сослуживцев, повернулся обратно к столу. Сидящий за соседним столом Артём, менеджер по продажам, во время визита Ивана Петровича сосредоточенно щелкавший по клавиатуре компьютера, теперь раскачивался на стуле, решая кроссворд. Только скрип стула да тихий шелест бумаги, перебираемой секретаршей Любочкой, нарушали тишину июльского полдня. Слабый ветерок, едва залетавший в распахнутое настежь окно, не приносил свежести. Рабочий день был в разгаре. Женя взглянул на часы и сосредоточился на балансе: ошибка где-то действительно была.
Погрузившись в работу, Женя не сразу заметил, что в комнате вновь появился Иван Петрович. На этот раз в руке он держал пиджак и барсетку- верный признак того, что он собрался домой и сегодня больше не появится. Борьба за дисциплину велась только с подчинёнными, сам Бирюков не считал для себя необходимым целый день торчать на работе и исчезал при первом удобном случае (когда был уверен, что директора сегодня уже не будет). Впрочем, следом за ним исчезали и остальные сотрудники, у которых не было срочной работы. Иван Петрович остановился у стола Жени и, осторожно потрогав пальцем стоящую на столе модель парусника, одобрительно улыбнулся. Кораблик был и правда хорош. Трёхмачтовый корвет, изящные обводы которого внушали восхищение даже непосвящённым. Когда-то Женя всерьёз увлекался моделированием, и этот корвет был одной из его любимых работ. До сих пор где-то на антресоли валялась коробка с кусками тонкой фанеры, реечками, струбцинами, мотком шпагата и тюбиком засохшего клея. Женя давно собирался засесть как-нибудь за новую модель, но всё не хватало времени. Вообще, он с детства болел морем. Первый раз родители вывезли его на море, когда ему было лет четырнадцать. Не видевший до того момента воды больше, чем вмещало озеро на краю деревни, где он обычно отдыхал летом, Женя был потрясён. Ощущение безграничного могущества стихии щемило сладко с тех пор в душе, не отпускало и звало вернуться. Достигнув призывного возраста, он озадачил знакомых и опечалил родителей, заявив в военкомате, что желает служить в морфлоте. Военком- седой полковник, давно утративший способность удивляться чему-либо, понимающе посмотрел на него, кивнул и отправил служить в танковые войска. За время службы Женя научился отличать торцевой ключ от рожкового; поэтому, демобилизовавшись, устроился на работу в автосервис, которые открывались в то время на каждом углу. Там он проработал совсем недолго и вскоре, окончив курсы, пошёл работать бухгалтером. Но все знакомые, имевшие машины, с тех пор считали его большим специалистом в автомеханике и постоянно обращались за советами. Судя по поведению Ивана Петровича, с его "десяткой" что-то было не в порядке.
-Слушай, Жень, у меня в машине последнее время при разгоне гул какой-то появился. Посмотришь?- Женя молча кивнул.- Так я завтра с утра за тобой заеду, по дороге и послушаешь.- Иван Петрович жил на соседней улице и иногда подвозил его до работы.
Когда дверь за Бирюковым закрылась, Артём выключил компьютер и поднялся из-за стола.
-Жека, послал бы этого старого козла куда подальше,- сказал он с сочувствием.
-Только после Вас,- галантно склонил голову Женя.
-М-да...- Артём потянулся, расправляя затёкшую спину.- Плохо всё-таки, что у нас армию сократили. Раньше офицеры в армии хоть друг другу на мозги капали, ну ещё солдатам доставалось; но это терпимо- два года в дурдоме и свободен. А сейчас расползлись как тараканы по всей стране, все сплошь в начальники- никуда от них не денешься.
-Хоть смотры строевой песни не устраивают,- утешил его Женя, наводя порядок на столе.- Ладно, пошли по домам.
Они вышли из офиса и направились к автобусной остановке. В помещении было душно, но на солнце жара была вовсе нестерпимой.
-Ты когда в отпуск?- спросил Артём.
-Через неделю.
-На море?
-Нет.- Женя помрачнел. Уже который год он собирался на море и каждый раз что-нибудь мешало. В прошлом году совсем было собрался, но перед самым отъездом воспалился аппендицит. Больница, операция- какое уж тут море. Весь этот год он копил деньги на отпуск, и когда набралась приличная сумма, жена решила употребить её с пользой и сделать ремонт в квартире. Как раз лето- можно переждать это бедствие на даче. Женя понимал, что ремонт необходим, а на море можно съездить и в другой раз, но было жаль пропадающий впустую отпуск. Он даже поругался с женой, но потом, как всегда, уступил.
Попрощавшись с Артёмом- тот ехал в другую сторону, дождался своего автобуса и доехал до дома.
Дома жена Зина ждала его с ужином и рассказом о ходе подготовки к ремонту. Изнывая от жары и бесконечного разговора о том, сколько разных мастеров приходило посмотреть квартиру и во сколько они оценили работу, какую плитку выбрать в ванну- бежевую или салатовую, где можно купить дешевые двери, Женя без аппетита поужинал. В душе он уже ненавидел этот ремонт, и одна мысль о нем вызывала досаду.
День незаметно склонился к вечеру. То ли от жары и усталости, то ли от накопившегося раздражения в левом боку противно покалывало, и Женя решил лечь пораньше. Спать не хотелось, и он включил телевизор. Прокрутив все каналы по кругу, он остановился на какой-то познавательной передаче из жизни водоплавающих. Обычно он смотрел подобные вещи с удовольствием, но сегодня масляная довольная физиономия ведущего на фоне водных просторов вызывала жгучую зависть. Боль в боку усилилась и отдавалась уже и под лопаткой. Он выключил телевизор и попытался уснуть; но наступивший вечер не принёс ожидаемого облегчения- духота стояла страшная, даже настежь раскрытые окна не спасали.
Уже за полночь, он всё лежал на спине с закрытыми глазами, стараясь уснуть, боясь пошевелится, чтобы не разбудить притаившуюся в боку боль. Зина уснула и мирно посапывала, лёжа рядом. Он не видел, как ночной сумрак сгустился в окне и черная тень скользнула оттуда, опустившись у его изголовья. Лишь почувствовал, как что-то сдавило ему сердце, полыхнув огнём по всей груди. Он хотел разбудить жену- закричать или пошевелится, но не смог даже открыть глаза. А тень растворилась в ночи так же неуловимо, как и появилась, оставив его неподвижно лежать на кровати.
2.
Солнце, зависшее в зените, словно надумало испепелить в этот день всё живое- жара стояла невыносимая. От раскаленной земли маревом поднимался нагретый воздух и, мешаясь с пылью, поднятой множеством ног, делал предметы вокруг расплывчатыми и дрожащими. Джек стоял в сторонке, укрывшись от зноя в рваной тени берёз на опушке леса. На нём был роскошный, ослепительной голубизны камзол, расшитый золотом, и такие же панталоны, перехваченные черным поясом. Голову украшала широкополая шляпа с пышным черным плюмажем. Камзол пересекала украшенная перевязь с длинной шпагой, придававшей ему вид суровый и воинственный. Джек не просто так вырядился- он пришёл на собственные похороны. Собственная смерть не вызвала у него ужаса или отчаяния, только неясная досада портила настроение.
За лесом начиналось кладбище, и по нему нескончаемой вереницей тянулись похоронные процессии. Перенаселённость больших городов вызывает толчею и пробки не только на городских улицах. Гробы везли на каталках. Как и в обычной пробке, все вдруг сдвигались с места, продвигались сотню метров и замирали, ожидая пока очередная процессия, подхватив гроб с каталок на руки, отделится от остальных, свернув в боковой проход, ведущий к их участку. Это равномерно прерываемое движение со стороны напоминало конвейер.
Джек был не одинок- души многих умерших шли вслед за собственными телами, выделяясь на фоне живых (изнывающих от жары в черных одеждах) своими живописными нарядами. Джек удивился, насколько меняются люди, освободившись от обманчивой оболочки плоти.
Мимо провезли гроб с телом старика, сопровождаемый безмолвной толпой родственников. Сам старик (нет, не старик- юноша, почти подросток) шел позади всех в пестрой средневековой одежде менестреля. В руках он держал диковинного вида гитару. Тихая печальная музыка то накатывала волной, заполняя, казалось, всё окрест, то отступала, оставляя тоскливую пустоту и желание немедля бежать куда-то и исправить то, что поправить давно невозможно. Проходя мимо, юноша улыбнулся и кивнул ему, не прерывая мелодии. Джек, сняв шляпу, вежливо поклонился в ответ.
Вдруг Джек понял, что мучило его всё время: то, что ничего нельзя исправить. Что свой недолгий, как оказалось, век он прожил будто не по своей воле, как по написанному кем-то плохому сценарию. Иногда ему казалось, что всё не с ним происходит, словно это и не его жизнь вовсе, а где-то впереди ждёт его другая жизнь, настоящая. Но всё уже закончилось, а та- другая жизнь так и не началась.
Задумавшись, Джек чуть не пропустил свою процессию. Он обрадовался, увидев своих, и даже помахал им рукой, забывшись. Придерживая шпагу, он пошел рядом с гробом, удивленно разглядывая свое тело со стороны. Дошли до могилы, Джек оглядел собравшихся. Все явно страдали от жары, но удерживали на лицах приличествующее случаю скорбное выражение. Они истекали потом, несколько человек было на грани обморока- Джеку даже стало их жалко. Из сослуживцев был только скучающий Иван Петрович, видимо, посланный дирекором выразить соболезнование от лица фирмы. Немного в сторонке переминались, опираясь на лопаты, работники кладбища. Джека чуть покоробила казённость происходящего. Когда одна старушка, из деревенских родственников, следуя обычаю, вдруг запричитала, завыла надрывно и попыталась грохнуться оземь (точнее- не попыталась, а лишь обозначила движение, ожидая, когда ее подхватят под руки и не дадут упасть), Джек не выдержал и отвернулся.
Между тем церемония шла своей чередой. Когда первые комья земли с глухим стуком упали на крышку гроба, знойный воздух рядом с Джеком стал сгущаться, и образовалось подобие облака- морок. В глубине облака появился седобородый старец в просторной белой одежде и, посмотрев на Джека, поманил его пальцем.
- Пора?- спросил Джек, снимая шляпу.
- Вообще-то, есть еще немного времени,- старец вышел из морока и встал рядом с Джеком.- Из-за такой жары смертно резко выросла, вот и тороплюсь.
Джек держал в руках шляпу и рассеянно теребил черные перья плюмажа. Старец понял, видимо, что допустил бестактность и решил её загладить.
- Ты из-за них такой расстроенный?- спросил он Джека, кивнув на Бирюкова, который в этот момент вскинул руку и посмотрел на часы.- Пустое. Люди всегда невосприимчивы к чужому горю.
- Не в этом дело,- пожал плечами Джек.
- Тогда в чем?- старец взглянул на него с иронией.- Или ты из людей, считающих, что прожили не свою жизнь?
Джек смутился проницательности старца. Посмотрев на свои руки, он увидел, что обломил одно из перьев плюмажа и,сочтя почему-то неуместным бросить его на землю, крепко зажал его в кулаке. Смутившись еще больше, он спросил:
- И много так считает?
- Встречаются. Но не расстраивайся: еще не один из тех, кому была дана вторая попытка, ничего не изменил в своей жизни.
- А может быть вторая попытка?- Джек вдруг задохнулся, осознав смысл сказанного.
- Бывает. Но в твоем случае все далеко зашло: обычно возвращаются находящиеся при смерти.
- ..."обычно"? Значит и я могу попробовать?
- Вряд ли,- покачал старец головой.- Однако нам пора.
Тут Джек заметил, что похороны закончились, и родственники потянулись прочь. Старец вошел в облако морока и поманил Джека.
- Подожди, а как же вторая попытка?,- удивившись собственной наглости спросил Джек.
Видимо, старец действительно торопился. Он ничего не ответил, лишь нетерпеливо взмахнул рукой, и Джек почувствовал, что помимо своей воли движется к облаку. В левой руке он продолжал сжимать обломок пера, а правой отчаянно ухватился за ограду на чьей-то могиле, противясь силе, неодержимо влекущей его к мороку. Старец не ожидал такого оборота. Несколько секунд он изумлённо смотрел на Джека, потом беззвучно зашевелил губами: слова из облака доносились едва слышно и с запозданием. "Совсем от рук отбились",- донеслось до Джека и морок стал бледнеть, размываться и вскоре исчез вовсе.
Джек стоял, всё ещё вцепившись в ограду. Ничего не происходило; и он испугался, что старец, в сердцах, просто бросил его на этом кладбище. В отчаянии он поднял голову. Солнце слепило нестерпимо. Он зажмурился, но и сквозь закрытые веки пробивался розовый свет. Почувствовав толчок в плечо, он открыл глаза.
- Женька, вставай, проспали!- рядом с ним стояла Зина. Он растерянно огляделся и увидел, что лежит в своей кровати. Утреннее солнце, ворвавшись в комнату сквозь распахнутое окно, било в глаза и прыгало зайчиками по стенам, отразившись в стекле серванта. Он сел в кровати и помотал головой, отгоняя ночное наваждение.
- Чудной ты спросоня,- засмеялась Зина.- Ты вчера на боль жаловался. Как сейчас?
Женя прислушался к своему состоянию:
- Всё нормально.
В прихожей зазвонил телефон, и Зина вышла из комнаты.
"Присниться же такое."- Женя вздрогнул, вспомнив ночной кошмар. "Интересно, к чему может быть такой сон. Нет, надо завязывать с фантазиями, а то в дело психушкой кончится." Женя посмотрел на часы и соскочил с кровати- некогда размышлять, надо собираться на работу. Он вышел в коридор и услышал, что Зина еще разговаривает по телефону:
- Да, Иван Петрович, конечно.
Он вдруг вспомнил скучающее лицо Бирюкова, виденное во сне. Его передернуло от отвращения, и он почти уже собрался с духом на отчаянный поступок- послать его.. в автосервис. Но Зина уже повесила трубку и повернулась к нему:
- Через пятнадцать минут он будет у подъезда.
Женя вздохнул- момент был упущен, и побежал умываться. Он уложился в пятнадцать минут, не успев, правда, позавтракать. Когда под окном засигналила "десятка", он уже обувался в прихожей.
Зина застилала постель. Откинув одеяло, она увидела обломанное посередине большое черное перо. Недоумённо посмотрев на него, Зина решила спросить у мужа. Взяв перо в руку, она вышла в коридор. Но Жени там не было- он уже бежал по лестнице, натягивая на лицо дежурную улыбку. Зина пожала плечами, выбросила перо в мусор и принялась хлопотать по дому.
Новый день вступил в свои права и покатился, словно лавина под гору, сметая и увлекая за собой всё и всех без разбору, разгоняя и рассеивая дурман ночных наваждений.