Собака, срываясь на глухой сдавленный хрип, захлебывалась яростным лаем. Ольга стряхнула
с рук землю и недовольно нахмурилась. На дворе был день, бояться, вроде, нечего и она, по
давней деревенской привычке, не запиралась. Буран службу знал: попусту не лаял, но если появлялся
кто чужой - поднимал шум.
А гостей Ольга не ждала. Отодвинув все дела, она занималась рассадой, которая давно требовала пикировки. Устланный газетами пол прихожей был заставлен контейнерами с землей. Осталось рассадить помидоры. Сочные с кудрявыми верхушками ростки сильно вытянулись и никли.
Пес продолжал бесноваться. Цепь позволяла ему бегать вдоль всего двора, но до тротуара, что вел от калитки к дому, не доставала. Правда, неосторожных Буран мог и тяпнуть. Боязливые предпочитали ждать хозяев у ворот.
Непрошенный гость был явно не из робких. Неожиданно на крыльце загрохотало, будто на ступеньки швырнули мешок с камнями.
- Что за ерунда! - Ольга сунула пластиковый ящик на банкетку и выскочила за дверь.
Несмотря на широкие окна, на веранде царил полумрак. Слабое весеннее солнце путалось в замысловатых кружевах тюля. У порога шаталась громоздкая мужская фигура в видавшей виды кожаной куртке и широких немыслимо грязных штанах, из-под которых виднелись потрепанные ботинки "прощай молодость". Вокруг растекалось густое облако перегара, табака и мочи.
Задыхаясь от вони, Ольга со смешанным чувством страха и возмущения вгляделась в пришельца. Черные космы сальных спутанных волос, клочкастые брови, картофельный нос, толстые, будто вывернутые на изнанку обметанные лихорадкой губы, гнилые пеньки зубов. Один глаз заплыл лилово-желтым пузырем, другой пялился бессмысленно и пьяно.
Пока Ольга соображала, что предпринять замурзанная обросшая кабаньей щетиной морда сморщилась в жутком подобии улыбки и сипло прогундосила:
- Пить!
Тут женщина узнала неприятного гостя. Юрка Галстук - так звали этого мужика. Когда-то он слыл большим франтом. Особенно любил галстуки, коих имел великое множество и носил везде и всегда. Злые языки говорили, что он даже на ночь их не снимал. Жизнь его складывалась вполне удачно: блатная должность, красавица жена, умница дочка. В очумелые девяностые все полетело кувырком. Юрий остался без работы, запил, жена ушла. Юрка забичевал. Не сказать, что совсем скатился, до жизни на свалке дело не дошло, был у него свой угол и постоянный заработок, но от прошлого осталось лишь прозвище. Бывший инструктор райкома теперь плотничал в ритуальной мастерской. Делал гробы. Люди в этих краях жили небогато и умирали часто. Большинство хоронили в простых обитых тканью домовинах. Дешево и сердито. Юрка, которому давно минуло пятьдесят, работал прилежно, но раз в три-четыре месяца уходил в жестокий запой.
Обитал Юрка на противоположном краю райцентра и как попал к Ольге - непонятно.
- Воды! - вновь просипел забулдыга.
- А, что б тебя! Стой здесь!
Женщина поторопилась на кухню, схватила, было, со стола чашку, но, вспомнив отвратительную рожу Юрки, взяла литровую банку. Чтобы потом не мыть. Выкинуть и все. Набулькав в нее воды, она накинула старенький полушубок и снова вышла на веранду. Мужик терпеливо ждал.
- Пей и уходи! - велела ему Ольга.
Тот протянул к банке тряские руки. Кожа на раздутых, отекших кистях и запястьях багрово лоснилась, пальцы с траурной каймой вокруг ногтей не гнулись - видно, поморозился. Не мудрено: март едва перевалил за середину, сугробы только начали таять.
Жадно выхлебав воду, пьянчуга вернул тару, икнул, блаженно прижмурил глаз и стал заваливаться на Ольгу.
- Ах ты, черт, окаянный! А ну давай, топай, откуда пришел! - взъярилась Ольга.
Она распахнула дверь, отворачиваясь и стараясь не дышать, ухватила мужика за плечо и стала выталкивать на крыльцо. Загремела цепь. Буран рванулся, ощерился и, дрожа от злобы, зарычал.
Солнце клонилось к закату. Сосульки на крыше роняли последние капли. Тротуар и асфальт перед ступеньками блестел коркой льда. Натянув стальную привязь, пес не сводил глаз с мужика.
- Фу, Буран! - прикрикнула хозяйка.
Собака, топорща загривок, нехотя отошла в сторонку, села и настороженно замерла.
- Все. Давай топай! - Ольга легонько подтолкнула Юрку.
Пьянчужка послушно шагнул вперед и вдруг резко потерял равновесие и, не успев взмахнуть руками, плашмя грохнулся вниз, на обледенелый асфальт. Что-то хряпнуло. Собака вскочила, поджала хвост и мелко задрожала.
Ольга оторопело глядела на распростертое тело. Мужик не шевелился. "Я убила его!" - пронзило её. Вспухшее сердце бухало часто и гулко. Спина одеревенела, под ложечкой засосало, заныло, ноги налились горячим свинцом.
- Госпо... - немея от ужаса, простонала она.
Мысли метались затравленным зверем:
- Что делать?! Милицию! И что я скажу? Как в кино: поскользнулся - упал... А вдруг не поверят? Боже, перед моим крыльцом труп! Труп! Это тюрьма! От сумы да от тюрьмы....
Ольга живо представила себя в убогой вонькой тесноте переполненной камеры, удивленные глаза мужа, испуганные лица сыновей, шушуканье любопытных, падких на сплетни соседей... Подбородок её запрыгал, зубы лязгнули, и, осев, будто перезревшая опара, она бессильно сползла на пол.
Все вокруг померкло, поблекло, съежилось, сжалась в невидимую черту. Здесь - семейный уют, налаженный быт, друзья, коллеги, умиротворенная душа; там, в шаге от крыльца - руины счастья, позор и унижение. Ворота в ад....
"Всего секунда - и жизнь опрокинута, раздавлена, кончена ... И его, и моя. Я убила обоих. Убила, убила... - тупо твердила Ольга, уставясь в спину забулдыги - уби..."
Кудлатая Юркина голова вздрогнула и приподнялась.
- Миленький! - взвилась Ольга и кинулась к мужику. - Слава богу, слава богу! Жи-во-о-ой! - обезумев от радости, подвывала она, помогая ему встать.
Вид у Юрки был жуткий. Переносица посинела, из ноздрей вились алые струйки. По ободранным о лед щекам катились крупные слезы, в углу перекошенного рта пузырилась розовая слюна. А глаза набрякли, сочились такой болью и мукой детской незаслуженной обиды, что Ольгу накрыло жгучим, едким стыдом.
- Пойдем, пойдем, - отводя взгляд, поманила она бедолагу. - Надо унять кровь.
Ольга подставила плечо и кое-как заволокла Юрку в прихожую.
- Погоди, я сейчас!
Аптечка была на месте. Вата, бинт, иод... Когда хозяйка вернулась, Юрка смирно сидел в углу, на ящике с рассадой.
- Кипец помидорам ... - равнодушно отметила Ольга и стала толкать комочки ваты Юрке в нос. Над ноздрями то ли хрустнуло, то ли скрипнуло, кровь полилась сильнее, Юрка скривился и жалобно замычал.
- Да он же нос сломал! Нужно "скорую" вызвать! - рванулась Ольга к телефону. - Помогите, мужчина сломал нос! Упал с крыльца. Нет, не родственник. Какая разница? Гагарина пять.
- Терпи, едут! - приободрила она страдальца, утирая ему под носом.
Юрка привалился к стене, дышал тяжело и редко. На полу аллели кровяные кляксы.
Больница находилась недалеко. "Скорая" приехала быстро.
- Вот, - указала Ольга фельдшерице на Юрку.
Лицо тетки гневно вытянулось:
- Вы меня к этому бомжу вызвали?
- Это не бомж. Это Юрка. Он работает... гробы делает... - лепетала Ольга. - Он воды попросил, да оступился. Там видели, лед у крыльца. С крыши набежало....
- Делать мне больше нечего, как с пьянью возиться! - баба повернула назад.
- Как, вы его не заберете?! - опешила Ольга. - Да у него же нос всмятку и мозги, наверно, стряс! А вдруг кровоизлияние, гематома! От этого ведь и умереть можно! - распалялась она, наступая на фельдшера.
- Ну ладно, ладно - пробурчала та. - Помогите тогда его до машины довести.
"Скорая" укатила. Ольга с удовлетворением посмотрела вслед и поплелась домой. Её знобило. Пережитый страх и отчаяние совершенно вымотали, разбили её, легли на душу тяжким ядовитым грузом.
Женщина топориком сколола багровую лужицу со льда и замыла полы. Баллон освежителя и открытые форточки - через час о происшествии напоминала только уничтоженная Юркой рассада.
- Боже, как хрупка жизнь! - думала Ольга, забравшись в кресло. - Как быстро и легко можно убить человека! Хрясь - и готово! Хрясь - и нету! Хрясь... - она судорожно всхлипнула и зашлась в истерике. А когда отпустило, твердо решила никому ничего не рассказывать. Даже мужу. Почему - она и сама себе не могла объяснить. То ли не хотела бередить унявшийся стыд, то ли....
Минуло недели две. Зима, наконец, собралась восвояси. Снег быстро таял, превращаясь в линялые усеянные мусором неопрятные кучки. Весело журчали ручейки, в нежно- голубом небе мягко лучилось солнце.
Ольга шла в магазин. По дороге, навстречу ей, за старым расхристанным бортовым уазиком волочилась жиденькая процессия. Похороны...
- Пачку масла и килограмм риса. Опять кто-то помер, - сказала Ольга продавщице, кивая в окно.- Народу что-то совсем мало провожает.
- Так это Юрку Галстука повезли. Алкаш известный. Был.
Ольгу словно ударили под дых: "Мамочки...Я все - таки его убила!" Она покачнулась. В голове тюкнуло, зазвенело, полки с товаром поплыли цветными пятнами.
- ...скандал на всю больницу, - вклинился в сознание голос продавщицы. - Он, покойничек-то, в запое был, а тут живот скрутило. Он скорую-то вызвал. Врачиха глянула на его пьяное рыло - и обратно. А он к утру дуба дал! Вскрыли, оказалось язва в желудке-то. Дыра. Родня вдруг отыскалась. Хотят в суд на ту врачиху подавать. Так и надо! А то без взятки и пальцем не шевельнут, сволочи! - тараторила девица. - С вас восемьдесят рублей, тридцать копеек.
Ольга молча расплатилась, сгребла покупки в пакет и вышмыгнула вон. У мусорного контейнера, что-то не поделив, ссорились воробьи, на тополях верещали болтливые сороки. В месиве дорожной грязи зеленели еловые лапки: скорбные вешки конечного пути отмаявшейся плоти...
"Вот тебе и Юрка Галстук - тоскливо вздохнула Ольга. - Знать, судьба была ему умереть. Но зачем она приводила его ко мне? Зачем? А если в жизни ничто не бывает случайным? Ничто. Даже Юркина смерть..."