Небольшое предисловие: вам может показаться, что эпиграфы к главам взяты от фонаря и совершенно не к месту и не к делу. Если вам такое взбредет в голову, пожалуйста, прочтите эпиграф и последующую главу еще раз (если не лень, конечно).
1.ЗМЕЙ, КОФЕ И БЕССОННИЦА
"Страха не было. Он не возник и тогда,
когда я поняла - это не струя [крови],
это рожденная во мне змея."
Д.Трускиновская
В стене моей спальни живет удав. Во всяком случае, я его называю удавом. Может быть это питон, или анаконда какая. В общем, это змея. Скорее даже змей, поскольку я считаю его мужиком. В длину он метров четырех и очень красивый - весь такой в зеленую и красную клеточку. По ночам, когда он думает, что я сплю, он выходит из стены и резвится на потолке, и вся комната полыхает зелеными и красными сполохами. Я никогда не видел, чтобы он ползал по полу - только по стенам и потолку.
Движется он очень бесшумно и грациозно и очень пуглив. Он не может никому причинить вреда - он не имеет тела, он двухмерен как мультипликация, что не мешает ему питаться паутиной. Как это он делает, для меня загадка, однако пищи для него у меня вдоволь. Я - соломенный холостяк, жена моя предпочитает жить в Испании, которую я терпеть не могу (не жену, конечно). Женщинам, которые ко мне заходят, я не позволяю тратить драгоценное время на такое бесплодное занятие, как уборка - все равно потом откуда-то снова налетит пыль, а для меня самого уборка не входит в первую сотню любимых развлечений.
Но вернемся к удаву. Так вот, когда он у меня поселился, я, было, страшно испугался, но теперь он меня только раздражает - изредка; дело в том, что иногда он приходит к моей бессоннице в гости, и они из кожи вон лезут, чтобы удержать скуку как можно дальше от меня. И тогда уж точно приходится пропустить очередную серию многосерийного шизоидно-приключенческого эротично-фантасмагоричного цветного сна со мной в главной роли. В этом сне, еще более долгом, но отнюдь не таком нудном, как "Санта Барбара", я бываю всем, и несколько раз я даже был вампиром. Кроме меня там есть еще один постоянный персонаж. Это - женщина, нежная и прекрасная, но когда я просыпаюсь, я не могу вспомнить ни ее имени, ни облика. Такая вот досада.
Однако, в этой истории об удаве речь идет менее всего. Как, наверное, умный читатель догадался по заглавию, речь пойдет о черном пуделе. Любой, кто читал "Фауста" Гете, или "Мастера и Маргариту" Булгакова, или, во что я, конечно, не верю, оба этих произведения, сразу скажет, что черный пудель является аватарой никого иного, как... Так, теперь полагается надеть серебряный крестик, где он? - ага, вот, затем совершить крестное знамение, вот так, и - церковь этого не одобряет - трижды сплюнуть через левое плечо.
Модус операнди при упоминании нечистой силы соблюден, и мы можем вернуться к нашей истории, которая слишком фантастична, чтобы быть неправдой.
Слушайте.
Однажды ночью, когда мне надоело лежать неподвижно и лгать себе, что вот еще мгновение, и я усну, и что сон уже лежит у меня под подушкой и ждет удобного момента, а в это время четырехметровый червяк выделывал на потолке особенно заковыристые пируэты, я пошевелился, и разноцветный имбецил тут же юркнул в стену и затаился. Я взглянул на часы - было около трех. Я встал, тщательно побрился и принял душ. Я выпил черного ароматного кофе, приготовленного по собственному рецепту. Хотите, научу? Это вам не то дерьмо, которое рекламирует Миша. Ага, по глазам вижу, что заинтересовались. Внимайте, ибо это - откровение, ничуть не хуже того, которое можно получить под деревом "боддхи", оно же "Ficus Religiosa", или, если на то пошло, любого другого откровения. Половинкой мелкого зубчика чеснока натираете дно чистой сухой сковородки. Другую половинку указанного зубчика мелко режете и кладете в эту сковородку. Затем, насыпаете в нее зерна кофе, лучше всего арабика (хотя некоторые извращенцы предпочитают мокко). На среднем огне вы прожариваете - не поджариваете, а именно прожариваете - зерна до появления на них испарины. Как только вы ее заметили, немедленно(!) ссыпьте кофе и побуревший чеснок на плоское фарфоровое блюдо для остывания (это не для вкуса, а чтобы не испортить вашу кофемолку. Кстати, о кофемолках: если вы пользуетесь дорогим аппаратом "Moulinex" или "Krupp", немедленно прекратите это делать, а пойдите и купите себе московскую машинку "Микма", потому что для настоящего вкусного кофе, зерна надо измельчить в пыль). Зерна остыли? Теперь размелем их в пыль вместе с чесноком. Кстати, не надо пугаться, чеснок только усилит аромат кофе, но кофе при этом вонять чесноком не будет. Обжаривайте и мелите кофе столько, сколько вы выпьете за раз, молоть кофе впрок - значит обрекать себя на питье помоев. Затем возьмите чистую медную турку, она же "джезва", насыпьте в нее одну ложку сахара - обязательно, это тоже для аромата, - затем по одной ложке кофейной пыли на каждую чашку, что вы собираетесь пить, залейте все это кипятком до горлышка турки, размешайте и поставьте на медленный огонь. Когда по кольцу поверхности образуется валик пены, немедленно снимайте с огня, влейте в турку одну чайную ложку кипяченой холодной воды и разлейте по чашкам. Добавьте сахару по вкусу. Такой кофе надо пить только черным, а тот, кто любит кофе с молоком или со сливками, вполне может обойтись тем, что рекламирует Миша. Попробуйте мой кофе, и вы до конца дней своих будете ставить мне свечки в церкви, или приносить в жертву соплеменников, или еще что-нибудь, в зависимости от веры.
Это было лирическое (но очень полезное) отступление. А теперь - к действию:
Выпив кофе, я вышел на улицу, ведь это было еще тогда, когда ночью по улицам можно было ходить, не опасаясь того, что какие-то stinkers в китайских спортивных штанах с лампасами захотят освободить вас от доброй части вашего физического здоровья и от наличности, а иногда и с гардеробом в придачу.
Я шел наугад, без определенной цели и плана, в надежде на то, что моцион поможет мне развеяться и расслабиться. И вот, шел я по ночному городу, ни с кем не ища встречи, огибая углы и переходя улицы. Не светилось ни одно окно, не встречалось мне ни одной живой души, даже коты, казалось, забыли о своей общественной жизни. Но что-то внутри меня как будто стучало в мое сознание: вот сейчас, вот сейчас!..
2.ВАЛЕНТИНА И ЛИДИЯ
"Не сам я шел - десница Бога
гнала меня".
Египетские легенды
(не помню, какая из них)
И тут я увидел ее. Он стояла на углу каких-то занюханных переулков и ждала меня - я был в этом уверен. Она была очень красива и полностью в моем вкусе. И я нисколько не удивился ее словам.
- Вот и ты, - сказала она с радостью. - Я ждала, ждала, ты и пришел. Пойдем.
- Куда?
Она даже отшатнулась.
- Что с тобой? - спросила она изумленно. - Кали здесь, значит у нас встреча с теми.
Тон, которым она произнесла "с теми", не оставлял сомнений в том, что "те" ей очень не нравятся. Я и сам почувствовал, что не питаю к ним дружеских чувств, хотя еще и не знал их. Но при чем здесь богиня-убийца из индуизма? И где она? И тут я увидел огромную - с доброго тигра, и не жалкого бенгальского, а с уссурийского красавца величиной - немецкую овчарку. Она не обнюхала меня, как полагается воспитанной собаке, не повиляла хвостом в знак приветствия, а посмотрела мне в глаза, и в глазах ее не было угрозы, но что-то вроде удовлетворения от встречи с равным себе боевым товарищем. Она была готова к схватке и предупреждала меня, чтобы я тоже был готов встретить опасность вместе с ней. Затем она повернулась и пошла вдоль пыльного переулка, освещенного только парой тусклых фонарей, по какой-то неведомой причине еще не разбитых хулиганами. Мы с незнакомкой последовали за ней.
Так мы и шли к загадочной цели навстречу "тем", я слева, Кали посредине, незнакомка справа. Что-то смутно брезжило у меня на самой границе сознания, что-то, чему нет названия, казалось, еще секунда, и я вспомню, но нет, не вспоминается, это не "d?jЮ vu", но ближе всего именно к нему. Одно было вне всякого сомнения: ни собаку, ни ее хозяйку до этой ночи я никогда не встречал, они же знали меня прекрасно, и не сомневались, что я приду этой ночью. А может быть, я - лунатик? Надо бы сходить к специалисту...
- Что-нибудь случилось? - спросил я непринужденно, чтобы разрушить воцарившееся напряженное молчание.
- Ты какой-то странный сегодня, - нехорошо взглянув на меня, промолвила она. - Пожалуйста, не надо сейчас шутить, ты же знаешь, как мне страшно.
Кали подняла лицо (как ни странно, но то, что у других собак называется "морда", у Кали скорее нужно было бы назвать лицом), и взглянула на меня с явным неодобрением. Я бы не удивился, если бы она вдруг сказала что-нибудь о моем интеллекте и носорожьей чувствительности, но она промолчала, только глянула вот так, и я осекся. И шел далее молча, пытаясь выволочь за шкирку догадку из тьмы подсознания в круг света ясной мысли, и, конечно, failing, этот английский термин здесь более всего подходит, а по-русски можно приблизительно перевести это, как "безуспешно". Так и шли мы, погруженные в молчание, пока вдруг недоразвитая часть моего мозга, ответственная за телепатию, не включила в моей голове сирену тревоги, сначала тихо, потом с нарастающей интенсивностью. Мои спутницы тоже напряглись. Собака шла по-кошачьему упруго и как-то хищно, шерсть ее вздыбилась, глаза горели зловещим зеленым огнем. Незнакомка дрожала, она протянула мне руку, и я слегка пожал ее. Девушка расслабилась и благодарно на меня взглянула.
- Хорошо, что ты есть, - сказала она с тихой страстностью, - без тебя я ничто.
- Хорошо, что есть ты, - ответил я убежденно, - и без меня ты, это все равно - ты.
- Нет, нет, ты знаешь прекрасно, что без тебя меня просто нет, - услышал я странную фразу.
Тут она крепко сжала мою руку и уставилась на что-то вдали перед нами. Я тоже глянул туда и увидел две темные фигуры, движущиеся нам навстречу. Вскоре они приблизились настолько, что я смог их разглядеть. Это тоже были девушка с собакой. Собака была черным пуделем, очень огромным пуделем, львом среди пуделей, хотя до Кали ему было как Де Вито до Шварценеггера, но не размеры пуделя поразили меня, а та, что с ним шла. Она была точной копией моей спутницы, я даже глянул на ту, которую держал за руку, чтобы убедиться, что это не она стоит перед нами. Рост, фигура, лицо - все как будто сошло из одного печатного станка, они были идентичны, как две долларовые купюры, и, как и купюры различаются по номеру, две девушки различались только одним: казалось, что при рождении двойняшек (кстати, они не были сестрами) все доброе вложили в душу одной из них, а все злое - в душу другой. Да еще волосы моей попутчицы были темные, густые и длинные до пояса, а у встречной - коротко остриженные и совершенно белые, как у продавщицы или парикмахерши. Надо ли говорить, что встреченная нами особа с пуделем была начинена злом под завязку?
- Vale, Валентина, - недобро промяукала наша vis-А-vis, игнорируя меня, - или мне надо бы сказать "Vae, Валентина"?
Что-то щелкнуло у меня в голове и перевело мне с полузабытой латыни обе фразы. "Здравствуй, Валентина", значила первая из них, "Горе тебе, Валентина" - вторая. "Хухры-мухры емес", - подумал я, удивленный. Латынь - не тот язык, который учат по доброй воле для повседневного пользования. Даже Папа Римский (не папа композитора и не папа финдиректора, а просто Папа), и тот пользуется в повседневной жизни итальянским. И уж совершенно не нужна латынь в Эмиратах или в Синьцзяне. Но, соображая это, я не упустил из виду, что подругу мою зовут Валентиной.
- Опять под защитой? - между тем продолжала оппонентка. - Боишься одна? А я все одна да одна...
- Лидия, Лидия, - отвечала с саркастической жалостью Валентина, - несешь ты ахинею, и сама об этом знаешь. Во-первых, не можем мы встретиться один на один, quod non erat disputandum, если тебе так нравится латынь, и, во-вторых, никогда ты не одна, вон он, твой хахаль, рядом с тобой. И она кивнула на пуделя. Меня резануло простонародное "хахаль" в ее устах, и я тоже глянул на пуделя, а затем и на Кали, и меня поразило поведение собак. Казалось, что они прекрасно понимают человеческую речь и внимательно прислушиваются к разговору девушек. Овчарка при этом пристально смотрела на пуделя, а тот не менее пристально смотрел на меня и... подмигивал. Нахально так подмигивал левым глазом и ухмылялся. Пудель ухмылялся! Не знаю, как там другие пудели, но этот лыбился на меня как на старого приятеля. "Co?o tu madre", подумал я, вслух сказав ему насмешливо:
- "Пу-у-угель!" (Для незнакомых с испанским языком поясняю, что "tu madre" означает "твою мать", а слово "co?o" пусть сами разгадывают).
- Пугель, пугель, - ответил мне мерзавец в черной курчавой шерсти, и вдруг ухмылка его стала зловещей, он начал расти и скоро стал величиной с доброго племенного быка (симментальской породы, мелькнула у меня не к месту идиотская мысль), морда его превратилась в человеческое лицо, напоминая Лоренса Оливье в роли Отелло, только все в шерсти, а на голове его выросли средней величины рожки. Тут дошло до меня, с кем я связался, и мне стало немного не по себе. И перевел я глаза на его хозяйку - она вся светилась торжествующим злом. И вдруг в одно мгновенье изменилось выражение ее лица. Теперь там были только бессильная ненависть и злобный страх. Я обернулся. Над моим плечом нависала гигантская морда какого-то чудовища. Я осознал тут же, что это чудовище - не что иное, как овчарка размером с молодого африканского слона. Она ощерилась, и клыки ее были в половину моей руки. Я сделал шаг в сторону, Кали выступила вперед. Как ни велик стал пудель, Кали была неизмеримо огромней. Они молча стояли друг против друга, и никто не делал первого выпада. Я подошел к Валентине и взял ее за руку.
- Спасибо тебе, - прошептала она. - Ты добрый.
Все происходящее казалось мне таким нереальным, но я знал, что это не сон. Во сне человек знает, что спит, каким бы реальным не был его кошмар. Здесь же было все наоборот.
Увидев нас рука в руке, Лидия сжала кулаки и тихо, но отчетливо, произнесла:
- Берегись, Валентина, я тебе этого не прощу.
- Меня защитит Творец! - крикнула Валентина и порывисто, девичьим движением, прильнула ко мне. Теряясь все больше и больше, я, тем не менее, обнял ее и крепко к себе прижал. Та другая застонала, как от внезапной головной боли, повернулась и пошла прочь. Пудель еще мгновение стоял против нас и внезапно оказалось, что он уже нормального (для себя, ведь это был ну о-о-очень большой пудель) размера и идет прочь вместе с Лидией. Я не заметил момента перехода его состояний. Он только на секунду оглянулся и сказал мне, подмигнув:
- Ну, ты то знаешь, что мы еще встретимся.
Враг отступил, не приняв боя, мы с победой возвращались (куда?). И Кали уже не было с нами, и я не знаю, когда и куда она пропала. И я спросил об этом Валентину, и она глянула на меня с удивлением и тревогой.
- Ты же все знаешь сам, что с тобой?
- А ты представь, что я ничего не знаю, - сказал я мягко и ласково, чтобы не напугать ее, - и расскажи мне обо всем.
Валентина задумалась. Видно было, что ее пугает мое незнание, что я не тот человек, которого она ждала.
- Странно, - говорила она вполголоса, - все это очень странно. Ты совсем не такой сегодня и с Анчуткой заговорил, а ведь сегодня его день.
- Какой день? - удивился я.
- Ну, сегодня же тридцатое февраля, день Анчутки! Ты сам это знаешь прекрасно! Не пугай меня, не пугай меня! Ты же - это ты, правда? И Кали тебя слушалась!
Валентина была близка к иррациональному ужасу. Я крепче прижал ее к себе и (опять не могу найти подходящее русское слово. Нельзя термином "успокаивающий" передать всю полноту слова "soothing"), в общем, этим самым "soothing'овым" тоном я стал уверять ее, что я это я, и что я сам все знаю, но хочу услышать ее интерпретацию. Девочка успокоилась и, немного поразмыслив, просияла.
- Я знаю, я знаю, - воскликнула она. - Это как экзамен, да? Как катехизис, правда?
- Ну, вот, - обрадовался я. - Конечно!
И она принялась рассказывать. И я узнал, что Кали - эбонитовая статуэтка в нашем (?) доме, и что Лидия и Анчутка, это не две разные личности, а одна и та же, и, хотя они иногда и спорят и даже ссорятся, тем не менее, действуют всегда согласованно, и что они персонифицируют (она так вот книжно и выразилась - персонифицируют) зло. Дальше - больше. По словам Валентины выходило, что она - это я, и что Лидия с Анчуткой, и Кали, и все вокруг - это тоже я (ваш покорный слуга, автор этих правдивых строк).
- Но кто же я такой? - растерянно спросил я, в то время, как мои мысли внезапно решили побить рекорд финта, названного в честь автора - русского летчика Петра Нестерова.
Валентина остановилась. Она глянула мне в глаза, и лицо ее сияло фанатичным блеском и обожанием.
- Ты - ТВОРЕЦ! - просто сказала она.
И я почувствовал, что очень устал. И сказал Валентине:
- Все правильно. Теперь пошли домой.
3.HOME, SWEET HOME
"Неожиданное <<открытие>> Каббалы, как системы мышления, которая может успешно решать пробле-мы ХХ века, поразило многих, особенно по сравнению с бессилием существующих традиционных институтов найти решение этих проблем."
Д-р Филипп Ш.Берг
"Приведенная выше в качестве эпиграфа цитата не отражает мнения автора этих строк, который считает, что Каббала - не более, чем осколок древних эзотерических знаний, утерянных Чело-вечеством около 15000 лет назад в период космической войны, когда был взорван Фаэтон, а его ядро прилетело на околоземную орбиту, стало Луной и вызвало страшную гравитационную катастрофу, описанную легендами как ПОТОП, и гибель древней цивилизации (Атлантиды, Пацифиды, Хараппы, которая, впрочем, погибла не от воды, а от аннигиляции). Но это все - лирика и к повести отношения не имеет."
Я
Повернув за очередной угол, мы увидели красивый белый особнячок в три этажа, и я понял, что это наш - МОЙ - дом. Я узнал его, хотя ранее никогда и не видел. (Вообще-то, я чуть было не написал: "повернув за угол, перед нами оказался красивый белый домик." Такие заходы появились у меня совсем недавно, под влиянием дикторов многочисленных частных телекомпаний, которым, видно, стилистические лавры эпистолики отца Федора спать спокойно не дают. В программе "Телеэкспресс" молодой человек недавно изящно выразился так: "Позвонив по этому телефону, нам никто не ответил." Не правда ли, красиво!? А усатый и компетентный ведущий "Авторевю" как-то заметил: "Импортировав эти автомобили из Америки, многие из них оказались неисправны." Кто оказался неисправен? Те, кто импортировал злосчастные машины? Наверное, это так. Но все-таки верх изящества отца Федора не побит: "Подъезжая к городу Ростову, у меня ветром сдуло кепку.")
Так вот, мы увидели его, подошли к нему и вошли в него. И с удивлением я увидел в его холле лифт. Я благоразумно промолчал, мы вошли в лифт и были доставлены на десятый этаж. С этим лифтом было что-то не в порядке. Тот десятый этаж, на который мы прибыли, явно не принадлежал тому трехэтажному дому, в который мы вошли. Выйдя на балкон, я увидел под собой вместо ночного города и кривого переулочка лес под лучами солнца, и заснеженные горы на горизонте, и искрящуюся ленту реки в разрывах леса, и воздух был свеж, и жаворонок пел в вышине... "Почему жаворонок," - подумал я, - "ведь это степная птица?" Дальше я смутно помню, что усталость, сидевшая в засаде, внезапно набросилась на меня, когда я менее всего этого ожидал, и сон, которого я так жаждал, ворвался в поверженную крепость моего сознания на плечах усталости. Я рухнул (Булгаков сказал бы - "обрушился") на ближайший диван и в сон, где мне снилось, что все, что со мной происходит, мне только снится, и во сне я ужасался этого и не хотел просыпаться от того сна, который мне снился, как мне снилось. (Тем, кто не понял, советую прочесть эту фразу еще раз - может быть поможет.)
Проснулся я от ощущения уюта. Я открыл глаза. Комната была освещена красными дрожащими сполохами - это в камине весело трещали поленья. Я был раздет и лежал в низкой постели, укрытый пледом. В ногах сидела Валентина, что-то вязала и наизусть мурлыкала под нос "The Things We Said Today" by Paul McCartney. Увидев, что я проснулся, она вскочила, отбросив свое вязание, и с быстротой молнии унеслась куда-то, но тут же вернулась, держа в руках поднос с чашечкой кофе и булочкой. Кофе был восхитителен (см. главу 1)! Булочка была свежа и тепла, как девичье тело со сна. В мгновенье ока с кофе и булочкой было покончено, так же, как и с добавкой. Я чувствовал себя несколько натянуто, а потому спросил:
- Как долго я спал?
Она радостно ответила:
- Богатырским сном - двадцать один час.
Я притянул ее к себе и поцеловал. Губы ее были мягкие и ароматные. Когда я оторвался от них (смею вас уверить - через очень даже некоторое время), я увидел в ее глазах неприкрытое счастье и изумление.
- Почему ты раньше никогда не делал этого? - спросила она. Я нашел вопрос справедливым, но не нашел адекватного ответа, поэтому оставил вопрос без ответа. - Поцелуй меня еще, - попросила она, но я мягко отстранился и отправился в душ. В ванной я с радостью обнаружил свои любимые "Gillette Sensor" и "Gillette Shaving Foam", а также давно мною не виденный лосьон "Yatagan". Я тщательно выбрился (не побрился, а именно выбрился: первое бритье по ходу волоса, это, так сказать, foreshaving, а затем второе, основное бритье - против волоса, и не один раз проводить станком, а несколько, пока не прекратится звук (или ощущение? Мужчины знают, о чем я говорю) сбриваемого волоса. Затем я провожу по коже рукой и нахожу еще шершавые участки, которые я снова и снова обрабатываю бритвой до полной гладкости на ощупь, когда проводишь рукой против шерстки. Затем я стал под душ и намылился. Стоя с закрытыми глазами, я услышал подозрительный шорох в непосредственной близости от себя. Затем ее руки обняли меня, и она прижалась ко мне под струями горячей воды. Процесс помывки был нарушен. Но я не имел ничего против этого. Parvi spiriti homo est. Слаб духом человек. Homo sum. Я человек.
Процесс помывки затянулся на час с естественным продолжением в постели, простыни которой исполняли по ходу дела роль полотенец. Самый изысканный секс с человеком, который тебе не нравится, не доставляет и сотой доли процента от того, чего достигаешь с партнером, который тебе, мягко говоря, небезразличен. Валентина мне нравилась. Она была квинтэссенцией того, что я любил в женщинах. Когда я снова полез под душ, голова моя кружилась, утомленное тело пело песнь счастья, а душа рвалась к небесам. И мне вовсе не мешало то, что я знаю о химической основе такого состояния - о всяких там эндорфинах и т.д.
После повторного душа мы не стали одеваться. Нагие в обнимку стали мы бродить по обширному помещению моего (как это странно) жилища.
Меня поразили многочисленные серебряные кресты и связки чеснока, развешанные по стенам, над окнами и над дверьми. Но я никак не прокомментировал увиденное. Кресты были просто крестами - без украшений в виде распятого Галилеянина и без прочих финтифлюшек. Обычный эзотерический символ четырехмерного физического мира. Помимо дорогой аппаратуры, о которой я мечтал, но которую не мог себе позволить в прошлом мире, я обнаружил свой старый однокассетный монофонический "National Panasonic", и все свои кассеты - то, что я люблю и ценю. Панасонику этому столько лет, что никто таких уже давно не видел. Удивленным друзьям я говорю, что это - семейная реликвия, и что машинку эту в качестве трофея привез из Кореи еще мой далекий предок, офицер ограниченного контингента монголо-татарских войск, осуществлявших благородную миссию освобождения Кореи от японских оккупантов где-то в XI или XII веке A.D. Я немедленно поставил кассету с "Rock Ballads, volume 3", и мы продолжили наш обход.
На каминной полке я увидел черную статуэтку шестирукой женщины в ожерелье из черепов. Она навеки застыла в позе Шивы-Натараджи, Шивы-Императора Танца, ее божественного супруга. Да, это была она - Богиня-Демоноубийца. Кольцо огня окружало ее. Никогда раньше я не видел, чтобы Кали изображали в этой позе.
Внезапно она улыбнулась мне и сделала приветственный жест рукой.
Валентина сказала:
- Интересно, без тебя Кали никогда не оживает. Я даже выхожу тебе навстречу одна, и только когда приходишь ты, появляется и она в образе собаки. Кстати, почему именно собаки?
И тут послышался низкий грудной женский голос. Это говорила статуэтка:
- Всякая вещь имеет одушевленную и неодушевленную форму. Они неизменны. Как богиня, я могу принимать любую форму, но только в моем мире. В этом мире как статуэтка я могу принимать только форму собаки. Не спрашивайте меня, почему. Даже боги не знают всего.
- А кого ты еще можешь оживить? - поинтересовалась Валентина, обернувшись ко мне.
- Не знаю, больше никого не пробовал оживлять, - уклончиво ответил я.
А она вдруг всерьез загорелась идеей:
- Попробуй, оживи хотя бы вот этот шкаф.
Идея мне не понравилась. Мне не хотелось признаваться, что на самом деле я не имею ни малейшего представления о том, как практически подойти к проблеме оживления мебели. Но мои отнекивания не сработали. Я сдался. В конце концов, отрицательный результат моих попыток оживления можно будет отнести на счет того или иного фактора, какого - придумаем по ходу вранья. Итак, я стал напротив платяного шкафа и сделал руками несколько пассов наобум.
- Не советую, - сказал вдруг густой бас.
Валя, взвизгнув, спряталась за мою спину. Опешив, я спросил:
- Кто это?
- Да это же я, шкаф, - ответил бас. Только вот в одушевленном состоянии я - плезиозавр. И притом не из самых мелких. Так, что не советую. И вообще я считаю, что оживлять, не зная заранее результатов, это утонченный способ мазохистического самоубийства. Надо сначала спросить у вещи, что в ней находится. Профессору Максвеллу вообще крупно повезло, что дракон был домашний.
Вот такой вот начитанный шкаф попался. Или плезиозавр. Интересно, подумал я, в каком состоянии он предпочитает читать?
- Вы думаете, что это на самом деле происходило? - заинтересовался я.
- Конечно, - ответил шкаф, - все, о чем пишут в книгах, действительно происходит в одном из многочисленных миров. Писатели ничего не придумывают, просто они улавливают информацию и считают это вдохновением. И вообще, спасибо вам, что вы называете меня на "вы". До вас еще никто никогда не обращался к шкафам, равно, как и к другой мебели, на "вы".
Тут у меня возникла мысль.
- Послушайте, господин шкаф, могу я задать вам один вопрос?
- Задавайте, - польщенно ответил шкаф. - Все, что знаю, расскажу.
- Чем является Анчутка в неодушевленном состоянии?
Если бы у шкафа были волосы, они встали бы дыбом, такой ужас слышался в его голосе:
- Даже, если б я знал... Чур меня, чур!
- Вот вам весь плезиозавр, - заметил я, обращаясь к Валентине.
- Только богиня имеет силу бороться на равных с грешным архангелом.
Так сказал шкаф и замолчал, и в молчании его чувствовалась обида.
И понял я, что дело серьезно. А осознав это, я немедленно услал Валентину на кухню поджарить мне большой, просто огромный ростбиф с кровью - как я люблю, и она, счастливая оттого, что может мне услужить, радостно умчалась в заданном направлении. А я вновь подошел к каминной полке.
- Кали, ты можешь объяснить мне все?
- Sure thing, pal, - ответила она в духе героев американских боевиков.
- А если серьезно? - настаивал я.
- Тогда слушай.
И я узнал, что я - это не я, а только часть какого-то большего Я. Это была странная смесь Каббалы и Упанишад. Согласно Каббале, совершенный Бог не мог сам участвовать в таком несовершенном деле, как акт творения. За него это сделали десять ипостасей-серафимов. Число их имеет значение только для Каббалистов. Важна сама идея. Эти серафимы, были атрибутами Бога, не будучи при этом самим Богом. Как это понять? Берем ограненный бриллиант. Каждая грань его является его неотъемлемым атрибутом, не являясь при этом ни самим бриллиантом, ни его частью, и потому, что бриллиант представляет из себя нечто целостное, и потому, что бриллиант веществен, а грань - нет, ведь по сути она - только граница, между бриллиантом и не-бриллиантом. Вам все ясно? Мне, например, да. Так вот, каждый человек есть такая грань чего-то неизмеримо большего, он только ипостась бесконечного супер-Я в одном из бесчисленного множества миров. Более того, как каждая грань имеет две стороны - одна снаружи бриллианта, другая - изнутри, так и каждая человекоипостась так же имеет две стороны: снаружи это человек в одном из миров, а изнутри это - МИР В ОДНОМ ИЗ ЛЮДЕЙ. Слушайте теперь: я попал в мир внутри себя. Я попал в тот мир, который всегда был в моем подсознании, это МОЙ МИР, и не для красного словца назвала меня Валентина Творцом. Я был Богом этого мира, но не всемогущим Богом иудеев, христиан или мусульман, я был обычным богом индуистского типа, богом, который подчиняется всем законам мира, в ко-тором существует. Просто у бога больше возможностей обойти этот закон. Вспомним, например, Нарасимху, Человекольва, ипостась Вишну. Помните?
Неважно, я могу напомнить. Некий асура (антибог), имени которого я, к сожалению, сам не помню, занялся Йогой, но не тем аутотренингом, который считается оной у нас, непросвещенных. Он практиковал и медитацию, и подвижничество в пещерах, и жертвоприношение, и много чего другого, и Брахма, вечно делающий всякие глупости, расплачиваться за которые приходится другим богам, сделал ему дар: отныне этого Асуру не мог убить "ни бог, ни царь и ни герой", то бишь ни бог, ни зверь и ни человек. Микробов тогда еще не знали, иначе и проблемы бы не было. Заразить его СПИДом или там лихорадкой Эболи, и дело с концом. В общем, получив искомое, злодей напрочь забыл добро и обратился ко злу. И зело в этом преуспел. Собравшись на военный совет, боги признали, что ничего не могут с ним поделать. В те блаженные времена подарки еще не отбирались назад и слово данное не нарушалось. И, как обычно, боги обратились к Вишну. Он у них был на роли Одиссея по хитроумию. Узнав, что дело передано в ФБР, сын нечестивца царевич Прахлада (очень актуальное для Индии имя, вы не находите?) к отцу пришел, и спросила кроха, не боится ли тот справедливого возмездия? Погрязший в пороках и заблуждениях антибог со смехом сказал, что не может Вишну ничего с ним сделать, не выйдет же он, например, из этой вот колонны (которую он конкретно указал Прахладе), чтобы покарать его. И, конечно же, из указанной колонны немедленно вышел Вишну, но не в образе бога, или человека, или зверя, а в образе человекольва, то есть человекозверя божественного происхождения. Вот вам прекрасный пример божественного обойдения (прекрасный термин) незыблемых законов.
Так вот, в своем мире я был Вишну. Не Кришна, а Вишну. Кстати, о кришнаитах. Был я как-то у них на празднике. Не нравятся мне они. Говорят о любви, а сами грызутся между сектами и ненавидят. Все имущество отдают общине. Встают ни свет ни заря и бесконечно до одури поют однообразные мантры. Классический пример тоталитарного воспитания рабов-ассасинов. И религия их перевернута с ног на голову. Надо же додуматься: оказывается не Кришна - земное воплощение Вишну, а Вишну - всего-навсего космическая ипостась Кришны. Не задница часть человека, а человек - продолжение задницы. Правда, у многих так оно и есть. У кришнаитов, например. Но не у богов. Non credo, quia multissima absurdum est.
В общем, было, над чем подумать, пока я поглощал горячий, дымящийся, сочащийся кровью ростбиф.
4.АНЧУТКА, КАК ВЕЩЬ
"Откуда-то появился Коровьев и повесил
на грудь Маргариты тяжелое в овальной
раме изображение черного пуделя на тя-
желой цепи."
Булгаков
В общем, ел я и размышлял. И каждой второй мыслью у меня было венгерское ругательство "baszom az anyЮt". Это то же самое, что и "co?o tu madre", только на другом языке. Я знаю множество образцов подобной народной мудрости на разных языках. Это очень удобно. Надо, к примеру, выругаться в очень приличном обществе - и ругаешься, и окружающие тебя не понимают. И душу облегчил, и приличия соблюл. Правда, бывают и казусы. Эту фразу я выучил у знакомого венгра в Москве и автоматически уже ругался только по-венгерски. И этой же фразой я громко ознаменовал свое прибытие в аэропорт города Будапешт, наступив на банановую кожуру. Люди вокруг немедленно отреагировали какими-то возмущенными словами, но я их не понял, ибо nem beszelek MagyЮrul. Или вот еще случай: зашла ко мне, вернее, к моей бывшей жене (не той, что в Испании, а той, что в Париже - jedem der seine) американская подруга, и присутствовала она при купании мною маленькой дочки. Когда дочка окатила меня с ног до головы, я сосредоточенный на том, чтобы ни один fuck не покинул моих уст, сказал так: "jebem ti dušu" и попал впросак. Как оказалось, американка происходила из Боснии.
Ругательства различные значительно способствовали ясности моей мысли, и решил я узнать все же, где искать мне окаянного Анчутку. Оставив Валентину мыть посуду, я вернулся к Кали. Я вновь спросил ее, какой вещью является Анчутка и где искать эту вещь. Я достал ее. Я могу достать даже статуэтку, если захочу. Как говорил Владимир Аркадьевич Звездин, ныне сокращающий стратегические запасы спиртного в Германии, "Вот такое я говно". Богиня сдалась. Она выдала, что Анчутка большую часть времени проводит в виде зеркала в черной оправе в комнате Лидии, но наотрез отказалась указать мне дорогу, заявив, что нечего мне там делать до самого лунного дня. Благодаря Пристли, я знал, когда бывает этот лунный день, и ужаснулся, что так долго ждать надо. Потом уже, по зрелом размышлении, я не только смирился, но обрадовался возможности провести так много времени здесь, среди февральского лета на десятом этаже трехэтажного дома. Но в тот момент я рвался в бой и был настроен справедливо покарать Анчутку - зло моей собственной души, а Кали пыталась меня удержать всеми силами. Я узнал, что разбив зеркало, я уничтожу Анчутку в своем мире.
- Но делать этого не стоит, - убеждала меня Богиня. - Убив его, ты убьешь часть самого себя. Нельзя в себе ничего убивать, надо бороться с собой. Кто перестает с собой бороться и побеждать, начинает плыть по течению и проигрывает в конечном итоге. Победа оборачивается поражением.
Она сказала:
- Если кто-то в битве тысячекратно победил бы тысячу людей, а другой победил бы себя одного, то именно этот другой и есть величайший победитель в битве.
Я ответил ей:
- Это не ты придумала, это - Будда.
И еще я сказал, что этими словами она опровергает самое себя, а она возразила, что имеется в виду себя, как целое, а не часть себя. В общем, крепкий орешек. В софистике мне не уступает. Так препирались мы с ней, и из этого спора я узнал еще кучу полезных и познавательных вещей. Среди них то, что в свой день Анчутка сильнее меня. Я, конечно, удивился, мол, как это, часть меня сильнее меня целиком? Она принялась мне толковать про какие-то синусоидальные фазы активностей, физической там и разных других, что Анчуткины фазы это мои фазы в негативе, то есть, когда я в подъеме, Анчутка на спаде и vice versa. Фазы не совпадают по амплитуде, но время от времени совпадают просто в силу несовпадения амплитуд. Вам все ясно? Мне все. И вот сегодня, тридцатого февраля, все мои фазы совпали в нижнем пике. Именно сегодня и в ближайшие дни меня, ввяжись я в заваруху, могла ожидать несчастная судьба Скайуокера-старшего, ставшего галактическим хулиганом по имени Дарт Вэйдер. А в лунный день (тридцать первого июня, если помните) все мои фазы сойдутся в верхнем пике. Тут-то мы с ним (Анчуткой) и поборемся. Но уничтожать его не станем, нет, мы просто заключим его в темницу. В каждой душе есть множество темниц, где томятся запретные желания и нежеланные запреты.
Странное ощущение спора с самим собой не покидало меня все это время.
В общем, уломала она меня. Думать я забыл об уничтожении зла души моей, а стал выяснять другие вопросы, как, например, можно было бы выйти в лес под домом, если лифт ведет на первый этаж совсем другого дома в пыльном переулке среди города? Кали сказала мне:
- Но это же тот самый ЛИФТ. Он доставит тебя туда, куда ты хочешь и в любой из внешних миров твоего Супер-Я.
И я закончил дискуссию, и взял большую корзину, и положил туда всего-всего, и пыльную бутылку старого вина, и каравай молодого хлеба, и схватил за руку Валентину, и мы устроили восхитительный пикник на берегу реки, и звери лесные и птицы пришли просить крошки и ни капли нас не боялись - даже тигры, и мы жарили шашлыки, и играли в прятки и догонялки, и любили, и устали очень, но это была счастливая усталость.
И никто нам не мешал. Это вам не Истра и даже не Капчагай. И было еще много таких дней, а перед нами была вечность. Но все имеет свой предел, даже бесконечность. Я начал томиться бездействием. Вообще-то я могу бездействовать очень долго. Так кажется со стороны. Мое подсознание никогда не дремлет, оно постоянно ищет решения постоянно предстающих передо мною проблем. Проблема была: как начать действовать? Я искал решение.
Решение было найдено, но не мной. Анчутка сделал первый ход. К тому времени фазы его активности уже не были в пике, хотя даже еще и не приблизились к середине наклонной, ведущей вниз (downward slope). И ход этот показал всю степень его неуверенности в себе. Он выбросил сразу все козыри, оставив на руках только вторую длинную масть, но он проглядел перехват на мелкой карте третьей масти, и этим перехватом была хрупкость зеркала. А ход был мой. Но я не мог ходить - до лунного дня оставалось еще долго. Хотя ход Анчутки был ужасен.
5.МНОГО МЯСА
"Потемнело вокруг,
Ливень хлынул, и вздыбились волны,
Дико взревев.
В них ладья одиноко качается,
И сердце не знает покоя".
Мурасаки Сикибу
Два раза я упоминал уже ростбиф с кровью. А знаете ли вы, как его готовить? Ага, вот вы и попались! Ну ладно, я добрый, я научу вас. Берете большой кусок говяжьей вырезки (лучше всего годовалый бычок мясной породы, но это нереально, ибо в нашей стране говядину получают от коров-пенсионерок, не способных более к воспроизводству, и мясом их можно солдатские сапоги подшивать), отрезаете - поперек волокон! - плоский кусок толщиной в два или три дюйма (дюйм равен 2,54 см.); если это упомянутый бычок - сойдет и так, если это упомянутая корова - надо ростбиф прокатать специальным колесиком с острыми зубцами, отбивать не рекомендую - ростбиф будет не сочным. Затем натереть отрезанный кусок солью и чесноком с обеих сторон и забыть про него минут на десять. По истечении этих десяти минут надо взять чистую сухую сковороду (вообще всегда сковорода должна быть чистой и сухой) и раскалить ее на огне. Проделав это, убавьте огонь до среднего и положите ваш ростбиф на сковороду. Куда?! Я вам говорил наливать масла? Нет! Ростбиф испорчен. Начинайте все сначала. Без масла! Обжариваете его, голубчика шипящего с каждой стороны от двух до десяти минут... Нет, это я загнул, до пяти минут надо, вы ведь хотите ростбиф с кровью, а не уголь, верно? Я лично ем его без всякого гарнира, пока он еще горячий. Гарнир только портит вкус настоящего мяса. Кстати, ростбиф можно готовить только из говядины. Само слово "beef" означает не что иное, как говядину. Совсем недавно я был потрясен до глубины души, увидев в одном меню такой парадокс, как "бифштекс из свинины". Курятина из гуся. Термин "бифштекс" переводится как "говяжья вырезка", но отнюдь не как "свиная котлета". Кстати, котлета у них это тоже просто кусок мяса, а не гамбургер, как тут. Кстати, о гусе: в этом вопросе я полностью солидарен с профессиональным слепым, мнение которого об этой божественной птице можно узнать из его страстной речи в адрес командора. Кстати, о свиной вырезке, запеченной на противне в духовке. О, друзья мои помнят, как они сначала утверждали, что свининка еще сырая, потому что она в середине красная и сочная, а потом их за уши нельзя было оттащить от блюда. Привыкли, бедняги, к совобщепитовским стандартам и к стряпне своих жен. Да женщин к мясу под страхом смерти подпускать нельзя! Если вы хотите, чтобы из хорошего куска мяса вышло дерьмо, минуя общепринятую переработку в пищеварительном тракте, - доверьте это женщине. Результат гарантирован! Упомянутая в этой повести Валентина - исключение, ибо она - часть моей души, моя идеальная женщина. А вообще-то дело женщины - тортики, пирожки и так далее.
В тот день я занимался на кухне приготовлением кровавого ростбифа, а Валентина была тут же. Она возилась с салатом, и не просто искрошенными помидорами и огурцами, а настоящим салатом-латуком. Знаете, как его готовить? Расскажу как-нибудь в следующий раз, потому что вы слышите? - в дверь звонят.
Звонил в дверь некто в военной униформе. Она была черного цвета. На плечах его висели несколько странных коротких ружей. Он явно не знал, что я - Бог его мира. Он сказал:
- Вам придется покинуть дом.
Я удивился:
- Почему?
- Вы еще не знаете? - мрачно вопросил он. - Посмотрите сами.
Мы спустились в лифте и вышли в пыльный мрачный переулок.
- Это за углом, - пояснил человек в униформе. Он хотел что-то добавить, но я, заинтригованный странным гулом, уже был за углом дома и тут же напоролся на какой-то странный агрегат - что-то типа металлического жука с доброго дога размером. Жук бросился на меня. Я от него. Он не делал попыток меня схватить - он явно гнал меня куда-то. Когда я замедлял бег, он угрожающе щелкал чем-то, а чем, у меня не было ни желания, ни сил проверить. Когда я уклонялся от нужного ему направления, он бросался в сторону, преграждая мне путь. Вбежав в очередной переулок, я понял, куда меня гонят, аки барана на заклание: прямо передо мной громоздилось большое нелепое сооружение, состоявшее, казалось, из одних цепей, ножей и бешено вращавшихся зубчатых колес. В воздухе мелькали какие-то красные ошметки, и над всем этим стоял алый туман. Непрерывный гул и стон, прорезаемый воплями ужаса и боли не давал сосредоточиться. Люди со всех сторон вбегали в этот туман, загоняемые туда подобными, той, что мчалась за мной, машинами-жуками; некоторые из них падали, не добежав, или просто пытались бежать в другую сторону, тогда машины хватали их клешнями и бросали в недра страшного агрегата, который тут же перемалывал их тела в ошметки плоти. Капли крови образовывали облако тумана и покрывали асфальт и стены домов алым лаком.
Меня объял ужас - погибнуть такой страшной смертью, и где! - в собственном подсознании! Одновременно нелепая мысль билась в моей голове: исчезну ли я одновременно со своей гибелью в этом мире из мира внешнего, или найдут все же мое тело, а если найдут, то будет ли жилище мое все забрызгано приготовленным из меня фаршем, или же просто вскрытие покажет смерть от остановки сердца? Мысль была такой нелепой, что я резко остановился и принялся хохотать. Я явно выглядел со стороны идиотом, но ничего не мог с собой поделать. Через мгновение я уже хохотал так, что не мог стоять на ногах и повалился на асфальт. В тот же миг что-то щелкнуло надо мной, и металлические клешни, пытавшиеся меня схватить, промахнулись на какие-то два сантиметра.
А еще через миг сзади раздался звук выстрела, и мой стальной преследователь разлетелся на пышущие жаром и сочащиеся каплями расплавленного железа обломки. Одна клешня и в полете продолжала судорожно хватать воздух, и только упав на землю, дернулась и затихла.
А я лежал и продолжал повизгивать от истерического смеха. Человек в черной униформе подошел ко мне и уставился, не говоря ни слова, на меня сверху вниз. Под этим взглядом, ничего не выражавшим, я быстро успокоился и встал.
- Я хотел дать вам ружье, - сказал человек, - но вы уже не слушали. Вы, что - раньше никогда курсмашины не видели?
Он помолчал, и я промолчал тоже. Мне было страшно неловко за свое поведение. Он взглянул на кровавый агрегат и заговорил снова:
- Теперь придется весь город взрывать. Но кто же мог предугадать, что они пойдут на крайние меры?
- Кто они? - автоматически спросил я, но уже в сам момент вопроса я знал ответ, и мой спаситель подтвердил мне его.
- Конечно, Анчутка с Лидией. Вы что, из иного мира? Иногда мне кажется, что наш мир - это просто чей-то кошмар, а потом этот "кто-то" просыпается и забывает о нас, а мы продолжаем здесь жить, - печально сказал он. - А вы, наверное, попали к нам из какого-то счастливого сна и впервые видите, что тут у нас творится.
- Нет, - тихо ответил я. - Я - тот, кому снится этот кошмар.
- Шутник, - отозвался он. - Кстати, вот вам ружье. От Анчутки не спасет, но от курсмашин оборониться можно. У них ведь нет мозгов, у них только программа, и они никогда не уклоняются от выстрелов. Через два часа на Взморье отправляется эшелон с уцелевшими. Берите Валентину и будьте на вокзале. Вокзал охраняется.
Я взял ружье и пошел к дому. Дойдя до угла, я вдруг обернулся.
- Эй, - крикнул я. - А откуда вы знаете Валентину?
Он даже не обернулся, целясь в очередную курсмашину:
- Ее все знают. Она же - возлюбленная Творца!
Грянул выстрел, а затем человек в форме медленно обернулся ко мне. На лице его застыло изумление.
- А почему... - начал он.
Я повернулся и скрылся за углом.
Когда я вернулся, Валентина уже упаковала большую сумку. Я сказал ей:
- Мы никуда не едем. Я иду убивать Анчутку.
Валентина не сказала мне ничего, но Кали подала голос со своей полки:
- Если ты пойдешь сейчас, ты погибнешь. Тело твое останется жить, но управлять им будет Анчутка. А ты будешь навечно заточен в том уголке подсознания, где томятся архетипы. Послушай, все восстановимо. Надо только выждать время.
- Хорошо. Ты меня убедила. В конце концов, ты тоже часть меня.
- В твоем мире - да.
- Не перебивай. Я хочу сказать - почему мы не можем просто уйти в тот лес, что виден из окна?
- Анчутка скоро будет и там, и тогда все звери в лесу станут его подручными.
Я вздохнул и взял сумку. Кали уже не было на полке. Она стояла рядом со мной в образе огромной овчарки. Дверь мы запирать не стали.
6.УЛИТОЧЬЯ ЖИЗНЬ
"Так вот тебе решение мое:
И ты, о, царь, и братья все твои,
Вы десять лет пробудете в лесу,
И чтоб никто не видел вас за этот срок!"
"Махабхарата"
Уютный городок на Взморье до изумления напоминал Палангу. Чистенький, опрятный, с уютными маленькими виллами и множеством крупных и, несомненно, вкусных улиток.
У меня есть маленькая трагедия. Я никогда не ел улиток. Я не умею их готовить. И вид миллионов жирных, сочных и наглых в своей безнаказанности улиток наполняет мой рот слюной, желудок - голодом, а сердце тоской. Неужели никогда на пути моем не встретится очаровательная француженка, которая между делом научит меня готовить восхитительные французские блюда из улиток?
Кроме улиток в Паланге меня ничто не раздражает. Я не люблю теплые моря, например, Черное. Я люблю Балтику.
Как-то раз, собираясь попасть в один красивый город у высоких снежных гор на юго-востоке бывшего великого Союза, я направился в кассу покупать билет на самолет. А поскольку ни "Panamerican", ни "L?fthansa", ни даже "Air France" туда не летали, я поверил рекламе и решил "летать самолетами Аэрофлота". Но, увы, Аэрофлот не смог предоставить мне билет до нужного пункта. Я попросил билет до другого - в какой-то тысяче километров от необходимого, но и туда билетов не было. Тогда, обозленный, я спросил, а куда, вообще, у них есть билеты, и получил ответ, что до Симферополя билетов валом, столько, что бочек не хватит их солить. Так я оказался в Симферополе.
Выйдя на площадь перед аэропортом, я не увидел города, но увидел троллейбус. Я спросил, куда идет этот троллейбус, и получил ответ, что он - троллейбус! - идет в Ялту. Междугородный троллейбус меня удивил и развеселил, и я отправился вместе с ним.
А в Ялте была парная. Я люблю русскую баню с паром, но не круглые же сутки! В общем, я просидел две недели в номере гостиницы "Массандра", завернутый в мокрую простыню, поглощая ведрами теплое пиво (неплохое, кстати сказать) и ожидая, когда можно будет спуститься к морю без риска упасть вареным на полпути или свариться прямо в кипятке моря. Так я и не искупался в Черном море. В Ялте я обнаружил только одно по-настоящему уютное местечко: там у них есть парк на склоне, а в парке - открытый бар. В баре сидела беременная барменша и вязала tiny garment, тихо пели "the Beatles" и был в наличии коктейль "Оксана": 20 граммов коньяка, 20 граммов водки и 20 граммов "Бенедиктина". Из всех трех компонентов только водка с коньяком имели меньше 45 градусов. Кроме меня никто и никогда в этот бар не заглядывал. Возможно, потому, что я приходил туда только ночью.
Паланга - совсем другое дело. Там не жарко, в море - настоящая вода, а не горячий бульон из испражнений, и океан пива. Пиво на любой вкус. Да и публика туда приезжает (приезжала, скажем так) культурнее и интеллигентнее, и нет там бойких мальчиков с нахальными глазами, основная работа которых - обирание отдыхающих и распространение венерических болезней. Основное население Паланги - литовцы, древний, культурный и воспитанный народ без комплекса неполноценности, в отличие от двух других прибалтийских народов, которые из племенной дикости попали сначала под иго Швеции и Германии, а затем и России и которые вплоть до 1918 года A.D. вообще не имели своей государственности. Мне нравится литовский язык, и я сожалею, что не знаю его. Но я знаю, что язык этот из всех существующих индоевропейских самый близкий к первооснове, праматери всех индоевропейских языков. Санскрит и латынь - его родные брат и сестра.
Не зря мое подсознание выбрало в качестве убежища городок, столь напоминающий милую Палангу.
До лунного дня оставалось еще долго, и я проводил свое время в основном на пляже и в коттедже в роще за чертой городка. Этот небольшой двухэтажный коттеджик, в котором было все, что нужно для жизни, был полностью в нашем - моем и Валентины - распоряжении. Я был удивлен, что к нам не подселили кого-либо еще из тех, кто уцелел в бойне.
Да и в самом городке не чувствовалось перенаселения или траура.
Все шло, как будто ничего не произошло и никаких беженцев не понаезжало. Работали кафе и ресторанчик, в них играла веселая музыка, в маленьких уютных пивных подавали пиво, и с продуктами перебоев не было.
Мы с Валентиной гуляли по пляжу и городку, пили пиво, купались и загорали. Пару раз заходили мы и в Музей Янтаря - совсем как в Паланге - и любовались замурованными в теплом живом камне насекомыми, помнившими безлунные ночи и содрогание земли под стопами динозавров. Я не знаю, какая валюта там была в ходу, но в моем кармане всегда было достаточно денег, чтобы позволить себе все, что захочется. И у Валентины появилось множество янтарных украшений ручной работы, а у меня - янтарные же зажим для галстука, запонки и несколько мундштуков, идеально подходивших к мои трубкам.
Поначалу Анчутка нас совершенно не беспокоил, но я постоянно чувствовал вибрацию его злобного сознания, а затем и его растущую нервозность. По мере приближения дня Х она увеличивалась, и однажды я уловил в его телепатической вибрации, что он решился на действие. Сила его уменьшалась, моя же возрастала с каждым часом, и теперь я полностью убедился в справедливости слов Кали. Большинство энергетических синусоид Анчутки уже находились ниже середины спуска, а большая часть моих - выше.
Однажды ночью я услышал, что кто-то скребется во входную дверь, затем в нее стало колотиться что-то мягкое, но тяжелое. Схватив каминную кочергу, я бросился вниз по лестнице и успел как раз вовремя, чтобы преградить путь пяти или шести совершенно голым гоминоидам. Они напоминали людей, но были выше и мощнее сложены. У них были треугольные глаза с вертикальными зрачками, ни малейшего намека на нос, а вместо ртов - широкие щели с костяными пластинами в качестве зубов. Кроме того, у них на руках и ногах было только по четыре пальца с большими кривыми когтями, но это я разглядел уже потом, осматривая их тела. А сейчас мне было не до этого. С диким воплем, удивившим меня самого, я бросился на них. Увидев меня, они было остановились, затем всем скопом ринулись навстречу. Удар кочергой по голове одного из них привел только к тому, что кочерга изогнулась по форме его головы - совсем как в "Томе и Джерри". Тогда я отбросил кочергу и схватил его за горло. К моему удивлению, оно оказалось как будто сделанным из желе. Я сжал его, и голова гуманоида упала прямо в руки следующего за ним. Того я ударил кулаком в грудь, и инерция бросила меня с лестницы, потому что рука моя прошла сквозь него, как сквозь лист бумаги. Я упал на двух из оставшихся и размазал их по полу. Последний стоял в нерешительности, и я направился к нему, но в этот момент с верхнего этажа послышался громкий звон разбиваемого оконного стекла и громкий крик Валентины.
- Валентина! - закричал я и бросился вверх по лестнице. Последнее чудовище погналось за мной и схватило меня за шею - как будто шелковый шарф, но очень шершавый. Не останавливаясь и не оглядываясь, я отмахнулся от него. Я услышал, как что-то просвистело в воздухе за моей спиной, а затем раздался страшный грохот. Когда я влетел в спальню, все было уже кончено.
Я обессиленно съехал спиной по стене, сел на пол, закрыл глаза и заплакал.
- Что с тобой? - спросила меня Валентина. - Они сделали тебе больно?
- Нет, я подумал, что они тебя убили, когда услышал твой крик.
- А, это я кричала от ярости, - сказала Валентина. Она взяла за шкирки два уродливых трупа и легко, как котят, выбросила их в окно.
- Ты одна с ними справилась? Кали не помогала тебе?
- Ракшасы, - презрительно сказала Кали. - В моем мире я таких - пачками.
- Они что, не настоящие?
- Самые настоящие, будь уверен.
- Но как же я их?
- В своем мире ты сейчас в силе, и сила твоя растет, - тоном матери, терпеливо объясняющей что-то ребенку, ответила Кали.
- А ты как с ними справилась? - поинтересовался я у Валентины.
- Я же часть тебя! - радостно сказала она. - Я же твоя Сарасвати.
- А, - ответил я и отправился вниз посмотреть на разрушения.
Внизу было только пять трупов. "А где же еще один?" - подумал я и оглянулся. Входной двери не было, как не было и огромного куска стены справа от нее. Я вышел на крыльцо и увидел шестого. Тот значительно увеличился по площади, но при этом претерпел уменьшение в толщину. Из его груди торчали обломки досок и осколки кирпичей, и было видно, что попали они туда со стороны спины. Я догадался, что когда он обнимал меня за шею, я отбросил его, и он частично пролетел сквозь уже вышибленную дверь, а частично - сквозь бывшую тогда еще целой стену. "Нда," - подумал я и пощупал свои далеко не шварценеггеровские мускулы. Только тогда я вспомнил, что у меня было ружье, данное мне человеком в форме.
Откуда-то приехали люди с инструментами и материалами, в момент починили дом и увезли с собой тела монстров.
В спальне Кали сказала мне:
- Ну вот, он уже начинает делать ошибки. Подождем, что он придумает еще.
И он придумал. Уже утром следующего дня мы услышали мощный и все усиливающийся гул, доносившийся со стороны разрушенного и покинутого города. Наш коттеджик находился к нему ближе остального городка. Я вышел на крыльцо и увидел чудовищных размеров черную змею. Она стояла на хвосте и извивалась, и была она высотой до неба. И так она приближалась - стоя на хвосте и извиваясь. Недолго я недоумевал о природе ее, почти сразу же я догадался, что это - смерч. Смерч и смерть - почти одно и то же слово. Я крикнул Валентине, что надо уходить, прятаться в подвал, сам же намеревался попробовать добежать до городка, чтобы предупредить людей.
Рядом со мной возникла Кали.
- Ты куда? - лениво поинтересовалась она. Я растерялся:
- Как, куда? Ты же видишь - смерч идет!
- Ну, вижу. А ты на что?
- Как это, я на что? Это же смерч! Это же не жалкие ракшасы. Он же тут все с говном смешает!
Валентина из окна спальни крикнула:
- Фу, ну что за выражения!
- Ладно, - сказал я, - сдаюсь. Две говорливые женщины на одного мужчину. Что я могу - что я должен сделать?
Две говорливые женщины лукаво переглянулись.
- Дунь, - сказали они в один голос.
- Дунуть? Вы, что, издеваетесь?
- Мы тебе подсказываем! Дунь на смерч!
Я пожал плечами и легонько дунул в сторону опасности. К моему изумлению, смерч перекосило, а его верхушку начисто смело. Но он не исчез. И тогда я дунул из всех сил. Широкая просека образовалась от нашего дома до самого горизонта. Смерч унесло в ту сторону, откуда он пришел.
Кали вздохнула:
- Теперь в городе уже ничего не осталось.
7.ЗЕРКАЛО РАЗБИТО
"Вставай, проклятьем заклейменный!"
"Интернационал"
- Помни, - сказала мне Кали, - его нельзя ни в коем разе убивать. - Его надо заточить в темницу.