Аннотация: Одно из моих первых произведений. Написано весной 2004г.
Солнце почти село, и лишь по тихой гладкой поверхности океана отыгрывали его последние лучи. День был таким жарким, что казалось сейчас всё живое радовалось, наступившей небольшой вечерней прохладе.
''Хороший сегодня денёк,'' - подумал идущий в сторону пляжа мужчина, одетый в старые изношенные джинсы и мятый серый пиджак.
''Надеюсь добропорядочные аделаидцы, хотя и убрали все банки из-под пива и колы после себя, но может, быть среди них остались некоторые, кто зарыл хоть одну в песок'', - пробормотал он себе под нос.
Дойдя до конца парка, за которой сразу же находилась прибрежная полоса, отделявшая океан от шумливого вечернего города, он увидел чью-то фигуру, одиноко сидевшую рядом с водой, закрыв лицо руками.
''Эх, чёрт, - подумал бродяга, - носит их тут до вечера''. Впав в некоторое замешательство от раздиравшего его противоречия, связанного с неугомонным желанием поскорей добраться, до пляжных ''сокровищ '', пока это не сделали его '' коллеги '', и жуткого стеснения быть замеченным, за непристойным с точки зрения большинства аделаидцев занятием, он остановился, и начал медленно пробирать в голове все возможные варианты своих действий.
'' Так, - начал рассуждать он, - если я пойду и начну шарить палкой по песку, в этом же не будет ничего постыдного, по мне и так видно, что я бродяга, а чем бродяге собственно ещё заниматься''. ''Но, с другой стороны, - он зажмурил глаза от тяжести сдавивших его голову мыслей, - если это девушка, если она повернётся, и посмотрит на меня пренебрежительным взглядом, я не выдержу этого'', и тут же представил эту ситуацию: высокомерный взгляд девушки, и его оправдывающийся вид, говорящий: '' Вообще, то я не бродяга, просто сегодня первый раз решил этим заняться ''
'' Чёрт '' - застонал он, прикусив губу от злобы на самого себя. Уже было, собравшись уходить, он ещё раз кинул взгляд в сторону пляжа, девушка всё так же, не двигаясь, продолжала сидеть, уткнувшись руками в лицо.
''А может быть, она не обратит на меня внимание?'' - понадеявшись, предположил он, - да и этот чёрный художник - авангардист, Джим, уже наверняка собирается сюда, ему то, точно наплевать заметит его кто или нет''. И набравшись смелости, бродяга не спеша, двинулся к пляжу.
Осторожно, всё так же продолжая наблюдать за девушкой, бродяга стал прощупывать рыхлый песок. Солнце совсем зашло, и среди пронзительных криков чаек, разрывавших сумеречное небо, он услышал тихий плач, издаваемый этой девушкой. Бродяга опять засобирался уходить прочь, но, внезапно почувствовав факт собственной бесполезности и никчёмности, связанный с тем, что никак и ничем не может помочь этой девушке, решил немного задержаться, вдруг она обратит на него внимание, и у него найдутся силы помочь ей.
Вдруг, девушка, внезапно вскочила с места и бросилась к воде. Бродяга растерялся, и посмотрел ей вслед, оторопевшим взглядом. Тут его внимание привлекла одна немаловажная деталь: девушка бросилась к морю, расставив руки к небу и ''О, боже'' - сказал он, увидев: по одной из её кистей текла кровь.
''Эй, - бросился он вслед за ней, - что ты делаешь, дура?'' Но та, не слышала его, и упорно продолжала бороться с приливом, бросаясь ему на встречу. Несмотря на то, что он заметил, что рана не смертельная, порезана лишь ладонь, добежав до края воды, он продолжал кричать: ''Что ты делаешь дура, сейчас же вернись, тут же акулы, себя не жалко, других пожалей: почувствовав запах крови, их понаплывает столько, тут ещё месяц нельзя будет подходить к воде. Услышав слова, девушка, стоящая по пояс в воде, удивлённо обернулась, посмотрев на бродягу.
- Что тебе надо, урод? - пренебрежительно, повышенным тоном, спросила она у него, увидев грязного нищего оборванца, посмевшего кричать на неё.
- Зачем ты полезла в океан, дура? Зачем окровавила ладонь? Кровь уже попала в океан и может быть уже сейчас, почуяв её запах, сюда плывут две, три, а может и стая акул, - бродяга был человек вежливый, но, почувствовав пренебрежительное к себе отношение, стал переходить на повышенные тона.
- Не твоё это дело, убирайся, - крикнула она, и хлопнула рукой по воде.
- Не моё дело, да? Да я, чертовка, сейчас возьму тебя за руку и отведу к спасателям, а то и сразу в полицию, и тебя осудят за попытку самоубийства, вылезай.
- Пошёл ты, - сказала она и, расставив руки, упала в воду.
- Эй, что ты делаешь? - крикнул он, и побежал к ней. Пока он добежал, девушка уже сама вынырнула из воды. Он дождался, пока она прокашляется, после чего спросил: ''Зачем ты это делаешь?''
- Я не хочу жить и не буду, - ответила она.
- Дурочка, - сказал он, - а к чему такие экстравагантные способы?
- Просто у меня не хватило смелости перерезать себе вены, - она посмотрела на свою, почти уже не кровавую ладонь и добавила, - надеялась, что мне в этом помогут хотя бы акулы. Потом, с очень грустным лицом, добавила: ''Ну почему всё так?''
- Не правильно ты так говоришь, жизнь - ценная вещь. Понимание ценности жизни приходит, когда сталкиваешься со смертью. В другой стране, далеко отсюда, я видел, как приходилось умирать твоим ровесникам, и видел ту жажду жизни в их глазах, в последние минуты, перед самой смертью. Этот взгляд невозможно забыть. И если бы тебе удалась твоя попытка самоубийства, в последний момент своей жизни, ты бы поняла, какая ты дура.
- У меня случилось большое горе, - сказала девушка.
- Любое горе переживается, и почти из всех ситуаций есть выход, по крайней мере, в большинстве случаев.
- Моя ситуация, как раз их того меньшинства случаев.
- Не лги, твоё детское сознание, даже представить не может те случаи.
- Что? - спросила девушка, а потом, нахмурив брови, добавила: '' Эй, что ты вообще ко мне пристал, отстань'', - и, убрав со лба чёлку мокрых волос, пошла по направлению к берегу, произнеся: '' Я всё равно довершу начатое ''.
- Нет, детка, - бродяга кинулся за ней, и спустя мгновения поймал её за руку: ''В таком случае я сдам тебя в полицию''.
- Пошёл прочь, - обернувшись девушка попыталась ударить бродягу по лицу, свободной левой рукой. Тот же попытался сопротивляться, и свободной рукой, поймал и эту руку девчонки: ''Противный, безобразный урод '', - закричала она, и изо всех сил, стала вырываться из его цепких рук.
- Успокойся, - кричал он в ответ на оскорбления.
Вдруг их своеобразный диалог, нарушил громкий, грубый мужской голос: '' Отпусти девчонку, поганый клошар!'' Бродяга и девчонка обернулись, и увидели идущего по направлению к ним спасателя в оранжевом костюме, и стоящую возле берега спасательную лодку, где находились ещё двое спасателей.
''Странно, - подумал бродяга, - как, я не услышал шума приближающейся лодки. И отпустив девушку, попытался сказать приближающемуся спасателю: ''Я,... я просто пытался ей помочь, мне показалось, что она не умеет плавать''.
- Не умеет плавать, - передразнил его подошедший спасатель. И так дал бродяге по челюсти, своим здоровым кулаком, что тот, потеряв координацию, упал в воду. Этот же спасатель, после удара, схватил бедного бродягу за полу пиджака, вытащил обратно на берег, и, собираясь ударить ещё раз добавил: ''Хотел покуситься на честь девчонки, сейчас тебе придётся думать о сохранении собственной чести в тюрьме''.
-... Нет, же, - закашлявшийся бродяга, попытался закрыться правой рукой от надвигающегося кулака спасателя, - Я, правда, пытался ей помочь.
- Ну конечно, - сказал спасатель, и второй раз со всей силы ударил бродягу по носу. Тот опять упал в воду. Потом, уже еле поднявшись, неодобрительно посмотрев на безмолвно наблюдавшую за этим девушку, крепко сжимавшую свою правую ладонь, попытался сказать нечто вроде: ''Она хотела, хотела ...а я''.
Спасатель, явно увлёкшийся своим занятием, хотел ударить его в третий раз, но тут девушка испуганным голосом обратила на себя внимание: ''Он действительно не хотел ничего мне сделать. Я действительно не умею плавать, и стесняюсь, когда другие видят, как я учусь, и решила, заняться этим сегодня вечером, а когда стала тонуть, он, - она посмотрела на бродягу, - спас меня.
- Учится плавать, - спасатель удивлённо окинул взглядом наряд девушки - ситцевую, чёрную короткую до колен юбку, голубую блузку, и (О Боже!) чёрные сандалии, - Ну ладно, чёрт с тобой, ну почему ты молчала? Почему молчала? И развернувшись, пошёл по направлению к лодке.
- Эй, - крикнул бродяга вслед спасателю, - заберите девушку, она же пострадавшая, а вы спасатель, ей же нужно помочь.
- Да пошла она, - ответил тот.
- Ту, что не понимаешь..., - бродяга сделал паузу и вытер рукавом сплошь залитое кровью лицо, - Я на тебя жалобу напишу, в ваш центр, а то и вообще заявление в полицию.
- Что ты сказал, - спасатель убрал со лба белокурую чёлку своих кудрявых волос, и направился к бродяге, с силой сжав пальцы в кулак.
Но тут другие спасатели, те, что сидели в лодке, встревоженные поведением своего напарника, прокричали ему: ''Эй, давай заберём её, от греха подальше. Это же наша работа''. Спасатель остановился и пренебрежительно посмотрел на девушку, та поймала на себе его взгляд и взгляд бродяги, и, смотря на его внимательный вид произнесла: ''Я согласна ехать с вами'', - и пошла в сторону спасателя.
Бродяга, всё так же стоя по пояс в воде, провожая взглядом девчонку и спасателей, крикнул тем вслед: ''И отвезите её домой'', - а затем, когда они уехали, пошёл по направлению к берегу.
На берегу, он заметил фигуру чёрного Джима.
- Ну, как, - спросил он того, - всё видел?
- Мне посчастливилось наблюдать конец этой истории, с тех актов, где спасатель бил тебе морду, - усмехнулся тот, потом, спросив, - А из-за чего был весь этот сыр - бор?
- Да, я, - бродяга оглянулся в сторону океана, - пришёл сюда затем же, что и ты. Вижу, девчонка сидит. Вдруг как вскочит с места и бросится в океан, - и, повернувшись обратно к чёрному Джиму, продолжил, - она расставила руки, как я сейчас, - бродяга широко расставил руки, как Христос на распятии, - и тут я заметил, как по её ладони струится кровь. Ну, я побежал вслед за ней, вдруг тут акулы рядом. А тут вот этот оранжевый, - бродяга осторожно дотронулся до своего носа, а потом до разбитой губы. - Но она сказала, что я пытался ей помочь, и меня отпустили.
- М-да-а, - протянул чёрный, - недаром ты заслужил своё прозвище ''Чокнутый Билли''.
- Что вы меня так называете, мне надоело, - закричал бродяга.
- Странно, - ответил Джим, - раньше ты никогда не жаловался; да и к тому же тебе не нравится, когда тебя просто называют твоим именем - Билл.
- Билл, нет, Уильям, да и вообще... . Уильям подошёл к Джиму и сел рядом с ним, - Почему ты назвал меня ''Чокнутый''?
- Да потому, что, - чёрный внимательно посмотрел на Уильяма, - такие как мы всегда будем крайними, тебе посчастливилось, что девчонка, сказала не трогать тебя, но ты ещё "влипнешь", ты говоришь, у неё была порезана ладонь, они в своём центре увидят это, и она скажет, что это ты порезал.
- Не говори ахинею, - Уильям толкнул Джима в плечо, - они, просто увидев это, отвезут её домой и всё.
- Ну, дома скажет, - пробурчал чёрный.
- Ничего она дома не скажет, а если и скажет, не поверят и так всё понятно, - Уильям рукой дотронулся до своих мокрых брюк и костюма и сказал: ''Чёрт, как плохо, что сейчас уже ночь и придётся ходить в мокром, если я даже сниму, всё равно всё это за ночь не высохнет.
Чёрный Джим, как будто не слыша его, продолжал развивать тему своих последних слов: ''Тебе ещё крупно повезло, что ты не чёрный, а белый бродяга. У нас у чёрных, - Джим с силой дёрнул своим правым замшевым ботинком по песку, - вообще нет никаких прав. Сейчас 1966 год, а в Австралии, в одной из развитейших стран мира, у коренного населения до сих пор нет гражданских и политических прав. Как же так? - спросил он, - Как же так?''
- На следующий год, обещали, - сказал Уилл, - зря ты так про Австралию. Знаешь, это издержки демократии: никто в своих предвыборных кампаниях не будет стараться обещать права и блага, для той части населения, которая не имеет ''голоса'', если другая часть населения, имеющая права боится, что это повредит её интересам, и вообще, - продолжал он, посмотрев прямо в глаза Джиму, - чтобы тебе дало это признание?
- О, - начал мечтать тот, взглянув на звёзды, - я бы отошёл от борьбы и занялся бы творчеством, открыл бы свою мастерскую, с успокоенным сердцем за свой народ.
- Слушай, как можно быть художником - авангардистом ни разу не взяв кисть в руки?
- Да, что вы ко мне все пристали, - Джим недовольно посмотрел на Уильяма, - важно, что все свои картины я вижу в своём сознании.
- И, что ты там видишь? - усмехнулся Билл.
- Иллюзорное отображение этого глупого, невежественного, заблуждающегося мира, где люди каждодневно совершают опрометчивые поступки, порождающие глубокие страдания.
- К чему ты всё это? - удивлённо прокомментировал слова Джима Уильям.
- Ну, вот зачем ты бросился спасать девчонку?
- Как зачем? Во-первых: не забывай, я когда-то учился на священника, потом был выгнан оттуда.
- Что-то ты много заливаешь, - перебил его Джим, - То рассказываешь, что воевал на войне, да ещё офицером, то рассказываешь, что валялся в психбольнице, а тебе, сколько лет, то?
- Мне 48 лет, и ничего я не заливаю, всё что было, то было, - Уилл внезапно вспомнил о цели своего визита на пляж, и начал внимательно осматривать берег.
- А мне вот 60, и я трети бы не успел сделать того, что сделал ты, и побывать там, где побывал ты, конечно, если верить твоим словам.
- А во-вторых: я должен был помочь ей, как человек, я не мог спокойно наблюдать за происходящим.
- Мало ты понимаешь в жизни, - сказал чёрный, - может умереть здесь, был её путь.
- Это ты, не понимаешь, - Уилл сладко зевнул, - в смерти не может быть пути, смерть - это конец всего.
- Отнюдь, - сказал чёрный, каждый живёт на земле столько, сколько ему отписано. Каждый идёт по своему пути и у многих этот путь означает умереть в определённый момент, а не в другой. Над всеми нами властвует судьба, если человек пытается её избежать её, из этого ничего хорошего не выходит. Только двигаясь по своему пути человек, может обрести подлинный смысл своего существования, если человек избежит своей судьбы, дальнейшее его существование станет практически невозможным, и человек сгниёт изнутри.
- Знаешь, - Уилл замотал головой, - не знаю насчёт судьбы, не знаю, но насчёт того, что самоубийство - путь, с тобой никто не согласится: Буддисты тоже много говорят про путь, но там есть одна важная деталь: у человека не должно быть привязанностей к чему-либо, то есть все проблемы человек должен решать в течение жизни. Если человек, так и не решает проблему в этой жизни, тем более, если попытается поставить на ней погребальный крест, эта проблема идёт в следующую жизнь и так без конца. В западной религиозной культуре, самоубийство - это ни в коем случае не судьба, дарованная Богом, это происки дьявола.
- Я с тобой не согласен, Уилл, самоубийство может быть концом жизненного пути, причём достойным. Во время войны, часто бывало, что солдаты бросались на гранаты или амбразуры противника. На это их направлял Бог, ведь это невозможно представить, что заставляет человека в важный момент преодолеть самый важный инстинкт - инстинкт самосохранения. Это была их судьба, Бог посла их в этот мир специально, чтобы спасти жизни других людей. Тот же самый Христос, тоже принёс себя в жертву.
- Ну, ты загнул, - сказал Билл, - никому даже в самом отчаянном бреду, не придёт в голову назвать Иисуса самоубийцей. Самоубийство следует отличать от самопожертвования. Это я про тех, что на войне, - добавил он, - А про Христа, здесь вообще разговоры не уместны, ведь он знал, что не умрёт, что воскреснет, он обрёк себя на муки, на истязания, ради спасения человечества.
- Но, - повышенным тоном заговорил Джим, - в этой же истории про Христа был такой персонаж - Иуда Искариот, так вот Иисус прекрасно знал, что тот его предаст, и прекрасно знал, какая того ждёт судьба. Но не мешал ему идти своей дорогой. У него был такой путь, тоже предписанный ему сверху, ведь предательство тоже было необходимо, без него не было распятия, ни воскрешения. У Иуды был свой конец. Иисус, знал, как он умрёт, но не мешал, зная, что такая судьба предначертана тому. И ведь Иисус мог всё предотвратить. Он знал ещё на тайной вечере, кто его предаст его, и ему достаточно было пальцем указать на Искариота, или назвать его имя. Ему бы обязательно поверили, но он не сделал этого. В крайнем случае, мог просто скрыться из Иерусалима, за день до своей выдачи римлянам. Но он не сделал этого.
- Да, нет, всё проще, - возразил Уилл, назвать имя на тайной вечере он не мог, получилось бы, что он кинул камень тяжкого обвинения в невиновного, а скрыться из города, ... нет. Ведь распятие было необходимо для спасения человечества. А насчёт того, что знал участь Иуды (Уилл, почувствовал, что эти разговоры стали ему надоедать). Это было его наказанием, Иуда поплатился за то, что когда-то впустил в свою душу дьявола и отвернулся от Бога.
- А, что, по-твоему, - практически, что закричал Джим, - Бог не должен спасать заблудшие души?
- Должен, но в первую очередь должен оставлять за теми возможность выбора. Добро внутри человека должно самостоятельно победить зло, без насильственного вмешательства извне. После того, как Адам и Ева были изгнаны из рая, вкусив знание добра и зла, Бог остался властителем человеческих душ, но распорядителем их стал человек, ибо отныне в нём жили добро и зло. И только человек мог определить путь, который он выбирает, путь добра и зла.
- Слушай, - нахмурив брови, другим голосом заговорил Уилл, - эта девчонка всё равно бы никогда с собой не покончила, я прекрасно знаю таких людей, постоянно кому-то, что-то пытающихся продемонстрировать, доказать. Но никто из них никогда не решится на такой шаг, как самоубийство.
- Да речь уже не про неё, Уилл, - недовольным голосом сказал Джим.
- И про путь ты чересчур много языком болтаешь, знал я одного японца на войне, тот тоже своим языком всё про какой-то путь болтал.
- На войне?
- Да на войне.
- Расскажи, Уилльям.
- Да поздно уже, да и я сюда не за этим пришёл.
- Ну, расскажи, - усмехнулся Джим, - если я и вправду поверю твоим россказням, то обещаю поставить тебе две бутылки отличного пива.
- Ну ладно, но с условием: марку я выбираю сам.
- Идёт, рассказывай.
Уилл посмотрел на небо и увидел, как на нём сверкнул хвост падающей звезды.
- Кто-то умер, - сказал он, - мне бабушка так в детстве говорила. Тогда в июне 1943 года прибыв в Мьинджан, я тоже увидел на ночном небе падающую звезду. Я и ещё семеро солдат моего, отделения вылезли из грузовика. Мы еле стояли на ногах. Получасовой перелёт из Рангуна на разваливающейся железяке, ухабистые Мыжджанские дороги, и эта невыносимая Бирманская жара сделали своё дело. Меня и моих солдат уже ждали. Рядом с какой-то неприметной лачугой именовавшейся штабом третьего австралийского пехотного полка второй австралийской армии стояли двое офицеров.
- Капитан Гибсон, - сказал один из них, - а рядом со мной лейтенант О'нилл. О'нилл учтиво отдал честь.
''Чёрт, что я наделал'', - подумал я и тут же отдал честь Гибсону, официально представившись: ''Лейтенант Уилльям Паркер - второй отряд специального назначения второй австралийской армии. ''Гибсон также отдал честь, нескрываемым ярко выраженным недовольством в глазах.
- А где ещё половина вашего взвода или вы их растеряли по дороге, сэ-э-эр? - Гибсон произнёс это с явным отвращением, всё ещё недовольный моим поведением.
- Извините, - сказал я, - майор Канингэм в Рангуне решил, что вам хватит и половины моего взвода, а остальная половина была временно передана под командование капитана Махони.
- Ну, что же это в стиле вашего командования, - сказал Гибсон.
Оглянувшись, я заметил стоянку, на которой находились несколько грузовиков, в состоянии ещё худшем, чем тот, на котором мы приехали, а за ними, на расстоянии примерно сотни фунтов виднелись несколько бараков построенных солдатами.
- Где нас разместят? - спросил я.
- У вас будет отдельное помещение, - ответил О'нилл, - Вам лейтенант, пока, к сожалению, придётся разместиться со своими солдатами.
- Какое помещение? - спросил я, не отреагировав на последнее предложение.
- Ну-у, там находился мясной склад, - замялся О'нилл.
- Чего?
- Там был свинарник, в прямом смысле этого слова, - сказал Гибсон, - Наши солдаты там размещали поросят, хотели развести своё хозяйство, ведь здешние рис и бобы так надоели. Но видно не судьба. Так, что ваше меню тоже будет состоять из риса с бобами, и бобов с рисом. Но вы не волнуйтесь, там от свинарника уже ничего не осталось.
Я вернулся посмотреть на ребят. Их недовольство было ''на лицо''. Один из них, самый старший - 35-ий капрал Стивен Хоук, негодующе посмотрел сначала на Гибсона, потом на меня.
Я сначала хотел поддержать их мысленный настрой перед офицерами, но потом подумав: ''Я им не мамочка'', всего лишь сказал: ''Ничего сэр, мы солдаты, а это война''.
- Вот именно, - сказал Гибсон, приятно иметь дело с понимающим офицером, - а потом добавил, - Располагайтесь, а утром мы с вами увидимся в штабе, - и показал рукой в сторону неприметного сарайчика, скрывавшемся прямо за одним из бараков.
Зайдя в него, мы увидели десяток железных кроватей с тонкими хлопковыми простынями на них.
- Жаль, - сказал Хоук, - мне эти кровати ещё в Рангуне все бока ''изломали'', я надеялся, что в этой ''дыре'' вместо кроватей будут гамаки.
Я недовольно взглянул на капрала. Тот также с ухмылкой посмотрел на меня. Надо сказать, что 35-ий капрал иногда относился ко мне без уважения, сказывалась и десятилетняя разница в возрасте и криминальное прошлое Стивена. Он иногда позволял себе такие вещи в моём присутствии, которые бы явно не позволил, находись он в подчинении других офицеров. Но всё-таки избегал идти со мной на конфликт в "открытую". Хотя если бы мы были на корабле в открытом море, лет сто назад, наверняка он был бы тем самым матросом, который поднял бы бунт.
Остальные 18, 19-ие солдаты - Шон Райан, Патрик Мэллори, Роберт Уинкот, Фред Гросс, Джон Маккормек, Дэвид Горски, слушались, конечно, меня, но побаивались и Хоука, и иногда это создавало массу неудобств, которые порой было очень тяжело преодолеть.
- Ну вот, располагайтесь, - сказал я, одежду повесьте на спинку кроватей.
- Сэр, а вам не сказали, где здесь туалет, - робко спросил Мэллори.
- А чёрт его знает, - ответил я, - а сейчас всем спать, отбой.
- Сэр, а можно со свободной кровати взять простынь, - спросил другой солдат - Уинкот.
- Вам офицер сказал чётко: отбой, - закричал Хоук, все разговоры прекратить.
- До утра, - сказал я. После чего все ''отключились''.
На следующее утро я явился в штаб. За английским дубовым (!) столом (''Откуда ему здесь взяться'', - подумал я), сидели капитан Гибсон и лейтенант О'нилл.
- Извиняюсь за предоставленные вам неудобства, - заговорил Гибсон, - право нам очень неудобно, что вам по нашей вине, пришлось ночевать с солдатами.
- Да ничего, - ответил я, - все великие полководцы делили хлеб и ночлег со своими солдатами.
- Хвалю ваше остроумие, - сказал Гибсон. И помолчав, добавил: ''Вам известно о цели вашего визита сюда?''
- Никак нет, сэр, - отрапортовал я.
- Неужели?
- Майор Канингэм сказал, что это особое задание, но при этом отметил, что в нём нет никакой особой сложности.
- Да, оно не особо сложное, - Гибсон подошёл к окну и включил стоявший на подоконнике небольшой чёрный вентилятор, - Вы знаете, что ещё полгода назад в этих местах шли ожесточённые бои англичан с японцами.
- Конечно, я знаю об этом.
- Так вот, в Мьинджане размещался 8-ой пехотный полк 5-ой английской армии и 8-ой индийский батальон 5-ой армии. Гибсон многозначительно замолчал. Недавно в одной из деревень, под названием Ньинхнон, что находится недалеко от Мьинджана, вверх по течению Иравади, пропал индийский взвод, который был направлен в деревню уже после её освобождения. С ними потеряна связь, что произошло неясно. Так как район недавно был передан от англичан к нам, ответственность за него стали нести мы. Деревня находится на освобождённой территории, так, что подозревать японцев, у нас нет оснований. Скорее индусы просто дезертировали или подняли мятеж, - Гибсон замолчал.
- Извините, сэр, - спросил я, - а местные жители не поддерживают контакта с Мьинджаном?
- Деревня уже лет как 15 пуста, местные жители все вымерли от вспышки то ли оспы, то ли тифа, но вы зря не волнуйтесь, у нас нет сведений, что кто-то из англичан подхватил заразу, про японцев такую информацию мы тоже не имеем. Деревня чиста.
- Какова численность индийцев посланных туда?
- Взвод - 15 человек, численность вашего подразделения вдвое меньше, но мы не будем доукомплектовывать вас своими солдатами. Если уж Канингэм решил, что вы справитесь сами, значит должны справиться. Это ваши проблемы раз у вас такой начальник, он не хочет терять понапрасну своих людей, а я не хочу своих.
- Мы справимся, сэр, мы отряд особого назначения, - командным голосом отрапортовал я.
- И ещё, - Гибсон изящно вытащил из серебряного портсигара длинную сигару, - вас разве не интересует, как туда добраться? Мы выдадим вам две моторные лодки и проводника.
Дверь неслышно отворилась и я, оглянувшись, увидел высокого индийца в военной форме с английскими знаками отличия, с надетой на голову фиолетовой сикхской чалмой.
- Шекар Сингх, - представил его Гибсон, - Он был вместе с теми индийцами в той деревеньке и поможет вам туда добраться.
Я отдал Сингху честь, представившись: ''Лейтенант Уилл Паркер''.
Тот тоже отдал мне честь, при этом поклонившись почти по пояс.
- Он радист, он там заболел, подозрение было на тиф, поэтому его срочно привезли сюда, слава Богу, это не подтвердилось, - продолжал Гибсон.
- А у вас есть радист? - впервые обмолвился словом О'нилл.
- Нет, - ответил я.
- Ну, вот и прекрасно, значит теперь, у вас будет свой радист.
Спустя несколько часов я со своим взводом и индийцем плыл вверх по течению реки, на двух лодках, выструганных из какого-то местного дерева.
- Из бамбука, что ли? - перебил стройную цепь воспоминаний Паркера чёрный Джим, задав свой вопрос.
- Да нет, конечно. Из другого, из сандала, по-моему.
В одной лодке, плывшей впереди, находился я, капрал Хоук, индиец и Дэвид Горски. Остальные - в другой лодке, плывшей немного позади нашей. Мимо нас мелькали пейзажи мирной жизни, рядом с Мьинджаном находились небольшие деревеньки, где видели дома на сваях, женщин полоскавших бельё в воде, голых детей с интересом разглядывающие непривычного им вида людей в лодках, издававших такой странный шум. Потом деревни сменились джунглями, где привычный мирный пейзаж сменился на удивительный мир звуков, издаваемых птицами, животными, насекомыми. И эти густые заросли из лиан, сандала, бамбука.
Нашему рядовому Дэвиду Горски, почему-то казалось, что эти заросли источали абсолютное зло, и он с жутким напряжением вглядывался в зелёную бездну, крепко сжимая винтовку в своих руках. Пассажиры редко проплывавших мимо нас бирманских лодок, чуть ли не падали в обморок, увидев Горски, держащего их на прицеле своей винтовки.
- "Чёртовы косоглазые", - заговорил Хоук, - вокруг война, мы и японцы грызёмся за этот долбаный кусок земли, а им абсолютно наплевать на всё происходящее.
- Они буддисты, по крайней мере, большинство из них, господин Хоук, - заговорил индиец, - религия Будды учит, чтобы достичь просветления или хотя бы улучшения своей кармы, каждый должен с любовью и старанием делать то, что он делает: рыбак - ловить рыбу, кузнец - ковать металл и т.д. Буддисту вообще не следует отвергать обыденность и повседневность, надо лишь научиться видеть её оком мудрости. Отбросить следует только свою чрезмерную привязанность к обыденным вещам, явлениям вроде войны, понятиям и к самому пониманию повседневности.
Хоук подозрительно посмотрел на индийца.
- Шекар, долго ли нам ещё плыть до Ньинхнона? - спросил я.
- Нет, совсем немного, примерно полчаса.
К слову сказать, нам так надоело уже несколько с лишним часов плыть под раскалённым солнцем до этого ''недалеко'', что все, в том числе и я, с нескрываемым негодованием смотрели на индийца.
- Сэр, - довольно неприятным тоном снова заговорил Хоук, - а почему этот индус постоянно носит эту чалму, вдруг он из тех индусских придурков, которые поклоняются этой богине Кали и приносят ей человеческие жертвы. Вдруг это он там всех поубивал, и то же самое попытается проделать и с нами.
- Капрал Хоук, держите себя в руках, - крикнул я на него. Шекар не может иметь никакого отношения к последователям культа богини Кали, поскольку, как я понимаю Шекар - сикх, - я вопросительно посмотрел на индийца, тот, согласно кивнул, при этом обиженно глядя на Хоука,. Сикхизм, который исповедуют сикхи - это религия, в основном, похожая на ислам и не имеющая никакого отношения к Кали.
Я почувствовал себя виноватым перед Сингхом, но в тоже время, чтобы опять не конфликтовать с Хоуком, попытался сменить неприятную атмосферу, спросив Шекара: ''Шекар, у вас в стране так много религиозных и кастовых конфликтов между сикхами, индуистами, мусульманами, сектантами вроде последователей культа Кали. Не могли ли солдаты вашего взвода устроить резню между собой на этой почве?
- Нет, хотя командир нашего взвода был мусульманин - Юсуф Хамид из Кашмира, у нас это было бы невозможно. В Индии говорят: ''В разных озёрах и реках отражение Луны разное, но Луна всегда остаётся одной. Так и истина всегда будет одной, как бы она не была представлена в разных религиях. И с детства стараются воспитывать у людей уважение к другим вероисповеданиям.
- Только иногда, с детства воспитанные к уважению друг друга индусы и мусульмане, начинают зверски забивать друг друга камнями и палками, где - ни будь в Бомбее или Карачи, - подметил я.
Услышав это, индиец, всегда смотревший на меня доброжелательно, озлобился и больше не разговаривал.
- Сэр, - заговорил Дэвид Горски, немного расслабившийся после своего трёхчасового слежения за джунглями, и даже положивший винтовку себе на колени, - а, правда, что вы раньше учились на священника?
- Да, а, что тебе это интересно?
- А почему бросили?
- Я не бросил, меня выгнали.
- А за, что?
- Я учился в Аделаиде, в Англиканской духовной Семинарии, и однажды летом 1938 года, я уехал в свою родную деревню, в Уиттон. Там я почти постоянно находился в старой Англиканской церкви, рядом с пастором - стариком Джеком Саливаном. Он меня очень хорошо знал, также хорошо относился, я собирался прийти в эту церковь после него. Однажды в нашей деревне произошла трагедия. Жил в деревне один психопат, которого называли ''Чокнутый Джо'', славен он был тем, что работал на ферме собирателем шерсти с овец, и иногда издевался над несчастными животными. Но любимыми его жертвами были кошки, щенки, кролики. Он выкалывал им глаза, сжигал живьём, топил в кипятке. Но этого дебила никто не трогал, все боялись его брата - мясника с той же фермы, мужчину весьма грозного вида, отсидевшего в тюрьме за поножовщину. Все даже жалели этого Джо, в детстве на глазах у него и его брата отец зарубил топором мать, спрятавшую от него двухлитровую бутыль самогона. Причём не просто убил, а разрубил на части и попытался продать, как баранину на рынке, с целью потратить деньги на выпивку. Отец, боясь, что сыновья проболтаются, запер их в подвале на несколько недель. У Джо от пережитого ''поехала крыша'', а брат замкнулся в себе, ни с кем никогда больше не разговаривал. Потом брат уехал в Аделаиду, порезал кого-то, отсидел, вернулся и устроился на ферму мясником. Так вот, этот ''Чокнутый Джо'' однажды опять выбирал себе жертву, подстерегал какого-то щенка и вдруг увидел, как к щенку подошли, чтобы поиграть две девочки - сестрёнки, трёх и пяти лет. У него внезапно промелькнула мысль попробовать сделать с ними то, что он проделывал с животными, и он подозвал их к себе.... Он держал их в том же подвале, где когда-то держал их с братом отец. Когда полицейские всё-таки добрались до этого подвала, один из них войдя туда, на следующее утро проснулся седым. Джо убивал малышек с неописуемой жестокостью, ему нравилось, когда те плакали и пронзительно кричали. Про способы говорить уже не буду, скажу, что все считали, что даже бы дьявол до этого не додумался. После этого их мать, которая больше не могла иметь детей, пришла к пастору Саливану.
- Почему? - рыдая, спросила она.
- Это происки дьявола, - ответил пастор, - Дьявол, вселившись в Джо и, заставив того убивать девочек, хочет, чтобы мы отвернулись от нашего небесного отца и прокляли его имя, но мы не должны этого делать, дабы не радовать Лукавого.
Затем мать девочек ушла, не проронив больше ни слова.
Уже потом, на воскресной проповеди, отец девочек спросил старика Саливана, почему Бог не защитил его дочерей от козней дьявола?
- Он забрал их души из нашего мира, в лучший мир, в рай, где души девочек, превратятся в ангелочков, и будут оберегать вашу семью, нашу деревню, весь мир.
- А почему Бог захотел взять к себе души девочек, позволив чокнутому убить их столь бесчеловечным способом, причинив невыносимые страдания девочкам и нам с супругой, которая больше не может иметь детей?
- Это может означать две вещи, - вмешался в разговор я, тоже присутствовавший на проповеди: или после изгнания Евы и Адама из Рая все мы живём в аду, где не действует воля Бога, и он ничего не может сделать или другое - он сошёл с ума.
После такого оскорбления Всевышнего в присутствии почти всего населения Уинстона и речи не могло быть о продолжении моей карьеры священника.
- А, что стало с Джо? - спросил Горски.
- Его поместили в психбольницу закрытого режима, по-моему, пожизненно, а его брат мясник был убит полицейскими, до последнего защищая своего брата-ублюдка.
На лодке воцарилась тишина, но она продлилась недолго, когда наконец-то показался Ньинхнон.
- О чёрт, - промолвил Горски, когда мы увидели обугленные развалины хижин уже несуществующей деревни, - что это за дьявол?
- Японцы, зная, что все жители умерли от вспышки оспы, сожгли все дома, убили всех животных, которых встретили в округе и тоже сожгли их тела, - сказал Сингх.
- А где они размещались, где англичане размещались, где, чёрт возьми, были вы? - спросил Хоук у Сингха.
- А нам и не сюда, - улыбаясь, говорил индиец, - далее по течению вы увидите небольшую лачугу, у самого края воды, вот там мы все и размещались.
- Прямо-таки и все? - удивлённо спросил я.
- Нам много и не надо было, - усмехнулся Сингх, - да к тому же она нормальных размеров. Потом, посмотрев на берег, он весело закричал: ''А вот и она, давайте причаливайте к берегу''.
На соседней лодке ребята тоже радостно загудели, а один из них - Джон Маккормек даже сделал несколько выстрелов в воздух из своего карабина.
Я конечно вовсе не обрадованный таким поведением моих солдат, ведь я помнил, зачем нас послали, закричал на Сингха: ''Ты, что творишь? Раньше нельзя было сказать? Мы должны были незаметно подойти к этому месту''. Хотя моя реакция была вызвана не только его поведением.
- Простите сэр, но я уверен, что солдаты из моего взвода не могли дезертировать или поднять мятеж, - говорил оправдывающимся голосом Сингх.
- У них же есть станция, почему они не поддерживают связь? - продолжал кричать я.
- Какая у них станция, я оставил там какую-то старую английскую развалюху, да к тому же я единственный кто был способен с ней обращаться.
- Сэр, успокойтесь, вмешался в нашу ''беседу'' Горски, - если индийцы и правда захотели дезертировать, то они уж точно не сидят и не ждут, когда за ними кто-то придёт.
Я замолчал, а лодки заглушив моторы, причалили к берегу. Я, спрыгнув на песок, сразу пошёл по направлению к хижине, заставив остальных следовать за собой.
- Не бойтесь, - сказал я им, - пойдёмте сразу туда, мы своим прибытием могли даже мертвецов поднять из могил, прятаться смысла больше нет.
Не успел я сделать несколько шагов, как услышал грохот от падения Сингха на землю, сопровождавшийся его истошным воплем. Причиной этого послужил тяжёлый удар Хоука, пришедшийся по шее индийца, сразу, как только мы вышли на берег. Признаюсь, первое, про что я подумал, была не физическая целостность Сингха, а состояние радиостанции, которую он нёс на спине.
- Капрал Хоук, что вы творите, - закричал я.
- Сэр, этот коричневый ей - Богу хочет угробить нас. Я уверен, что он только и ждёт,
когда его дружки перестреляют нас из-за угла, - сказал он и вытащил из кобуры свой ''Кольт'' приставив его к шее Шекара.
- Капрал, немедленно отпустите рядового Сингха!
- Сэр, я буду держать его на мушке, вдруг по вам начнут стрелять, я его тогда сразу....
- Капрал, немедленно отпустите его, Шекар Сингх - рядовой английской 5-ой армии, то, что вы делаете это покушение военнослужащего Австралии на английского военнослужащего, не тебе, не мне, не Гибсону с Канингемом не поздоровится!
- Сэр, я вправе поступать так, я спасаю свою, вашу жизнь и жизни этих юнцов, - Хоук обвёл взглядом всех присутствовавших, и, как будто увидев в их глазах подтверждение собственных слов, продолжил, - Я на войне с сорокового года, в отличие от вас, и прекрасно знаю одну главную заповедь войны: лучше всегда перестраховаться, сначала стреляй, а потом думай, куда и зачем стрелял. А те, кто сначала думал и сомневался, а потом стреляли, обычно долго не воевали.
- Капрал Хоук, - задыхаясь от возмущения, закричал я, - отпустите немедленно рядового Сингха.
Хоук озлобленно посмотрев на меня, одним порывом сорвал с Сингха кобуру, добавив при этом: ''На всякий случай'', - затем отпустил того, дав индийцу подняться, но в конце, когда Сингх практически выпрямился Хоук всё-таки пнул того на последок. Сингх чуть не упал, потеряв на время координацию, но смог остаться на ногах. Обернувшись, он посмотрел на капрала взглядом раненого Бенгальского тигра, мы все раскрыли рты от удивления, увидев у доброжелательного Шекара такой взгляд, но спустя мгновение его взор опять стал обычным.
- Капрал, верните оружие рядовому, - настоятельно, но с чувством опасения, что Хоук не внемлет моим просьбам, обратился я к Стивену.
- Ему..., - Хоук брезгливо посмотрел на Шекара, - Ни за что!
- Капрал, - от волнения меня охватила лёгкая дрожь в коленках, и выступил пот на лбу.
Но Хоук будто образумившись, взял кобуру с пистолетом Сингха, валявшуюся на земле и протянул мне, сказав при этом с ядовитой ужимкой на лице: ''Пожалуйста, сэ-э-эр''.
Я облегчённо вздохнул.
Через несколько мгновений мы уже стояли на пороге этой лачуги, я вытащил свой ''Кольт'' и напряжённо, пытаясь услышать какой-либо шум, подошёл к двери. Но ничего живого за дверью не чувствовалось, сзади меня крепко сжимая в руках карабины, стояли Горски и Шон Райан. Я осторожно толкнул практически сгнившую, покосившуюся во внутрь дверь. Единственная комната была пуста.
На одиноко стоявшем у стены единственном столе находились какая-то фотография в рамке и железный Будда, застывший в позе лотоса. Но это были не единственные предметы в помещении. Вверху, над столом висело католическое распятие.
- Всё понятно, - сказал я, засовывая свой пистолет за пояс, - здесь хозяйничают ''япошки''. Видимо, - говорил я, уже обращаясь к Сингху вошедшему вслед за мной в помещение, - весь ваш взвод уничтожен, следов пока не обнаружено.
- Этого не может быть, - жалобно прошептал Сингх.
- Да, нет, может, - сказал я, подойдя к столу, - ничего не поделаешь.
- Но, как это могло произойти?
- Не зная, скорее всего японцы выкопали в земле укрытие, накрыли пальмой или другим кустом, переждали англичан, а потом однажды ночью вылезли и вырезали весь ваш взвод. Такое нечасто, но бывает.
Сингх услышав мои слова, с потрясённым взглядом в глазах, опустил голову.
- Странно, - сказал я, взяв стоявшую на столе фотографию. На ней был изображён японец, примерно лет тридцати, в одеянии протестантского священника, рядом с какой-то европейской женщиной примерно тех же лет, в однотонном тёмно-синем платье.
''Интересно,'' - подумал я, перевернув фотографию, там были написаны имена и фамилии этих людей: ''Мори Такиширо. Нэнси Коллинз. Шанхай 1935 год.''
- Что там? - спросил меня Горски.
- Ничего не понятно, - заговорил я, - Тут изображён один япошка, в одежде пастора, с какой-то европейкой. Если даже и предположить, что какой-то японец мог быть Христианским священником в Шанхае восемь лет назад то, что здесь делает этот Будда, - дотронулся я до бронзовой статуэтки Гаутамы Шакьямуни.
- Можно посмотреть, - попросил меня Сингх дать ему это фото в рамке.
- Конечно, - ответил я, передав фото ему в руки.
- Западным людям тяжело понять сознание людей востока, - заговорил Сингх, - На западе люди всегда первичное значение уделяли материи и подчинению окружающего мира. Сюда входил: аэропланы, крестовые походы, пароходы, колониализм. А уже потом, на основе выдуманных самими собой материальных ценностей, пытались постичь свою внутреннюю природу и найти место в этой жизни. А на востоке наоборот, главное значение отводили изучению внутренних, духовных глубин человеческой души и разума. Для западных людей религия - совокупность национально - культурных традиций, обрядов и церемоний. А на востоке - путь постижения истины. И не беда, если этих путей может быть несколько. Не важно, какая дорога ведёт к истине, важно, чтобы она вела в правильном направлении.
- Я знал, что на востоке распространено двоеверие, особенно в Японии и Китае. Но и представить не мог, что его можно совместить с христианством, тем более такой его строгой формой, как протестантство, - сказал я.
- Можно, - продолжал Сингх, всё зависит от того, к какой культуре принадлежит человек - Западной или Восточной. Я не знаю хорошо Буддийскую культуру, ведь я синх, но знаю одну притчу, которую любят рассказывать в Индии про Будду:
Однажды одна старуха - индуистка услышала проповедь Будды. Она ей очень понравилась, но она привыкла молиться своим Богам и не могла полностью принять его учение. Подойдя к нему, она робко спросила: ''Извините, мне очень понравилась ваша проповедь, но я всю жизнь молилась Богу Индре, могу ли я не изменять своим традициям.
- Молитесь, кому хотите, - ответил Будда, - это не важно. Главное, чтобы молясь, вы не забывали о правильных мыслях, правильном сосредоточении, правильных поступках и других заповедях.
- Извините, сэр, - вмешался в наш разговор с Сингхом Дэвид, - в детстве я слышал одну знаменитую фразу Редъярда Киплинга: ''Восток - есть восток, запад - есть запад и вместе им не сойтись''. И хватит ломать голову над всеми этими вещами.
В следующую секунду мы услышали выстрел на улице.
Выбежав, я увидел Фреда Гросса лежащего на земле с прострелянной ногой возле колена и какого-то японского паренька, который плакал стоя на коленях с заломленными за спину руками. Сзади него стоял Шон Райан, держа на прицеле своего карабина голову японца. Впереди, тоже направив ствол винтовки на японца, стоял Патрик Мэллори, чуть поодаль него стоял Роберт Уинкот.
- Что случилось? Откуда он взя...? - не успел договорить я, увидев, как к японцу подошёл Хоук, и крепкой хваткой схватив того за передние волосы, резко потянул голову парнишки назад.
- Отвечай, маленький ублюдок, где твои дружки?
- Капрал Хоук, успокойтесь, - крикнул я, подойдя к нему.
Но тот, проигнорировав мои слова, достал пистолет и попытался засунуть его дуло японцу в рот, повторив: ''Говори ублюдок''.
Японец продолжал в ответ лишь стонать и испуганными глазами смотрел на капрала.
- Капрал Хоук, - повторил я, положив руку тому на плечо.
- Сэр, - начал он, повернувшись ко мне, - шли бы вы.... Не мешайте настоящему солдату исполнять свой воинский долг, - и, договорив, повернулся обратно к японцу и с силой, продолжая удерживать того за волосы, ударил о землю: ''Я заставлю тебя жрать песок, гадёныш''.
Я захотел принять жёсткие меры, но в тот момент не решился, дав слабину. Я лишь потрепав капрала за плечо, попросил того повернуться, сказав после: ''Подожди минуту''.
- Сколько тебе лет? - обратился я к японцу.
Но тот лишь продолжал рыдать, умоляя своим видом пощадить его.
- Это он ранил Гросса? - спросил я у стоявших рядом солдат.
- Да этот ублюдок, - ответил Уинкот, - Гросс увидел какое-то шевеление в кустах, подошёл.... А этот возьми и пальни. Да и попал в ногу Гроссу. Мы с Райаном подбежали, оба были недалеко, он увидел меня, - Уинкот показал на японца, - бросил винтовку и начал молить о пощаде. Винтовка его в кустах валяется.
- Сколько тебе лет? - снова обратился я к японцу.
Японец в ответ лишь продолжал непонимающе мотать головой.
Я нагнулся, начертив на песке напротив него год своего рождения - 1918: ''Я вот 1918, а он, - я показал в сторону Мэллори - 1925, а ты какой? 1927? - спросил я, начертив на песке этот год.
Но тот опять отрицательно замотал головой.
- 1926?
Японец утвердительно кивнул.
- Ну, это ещё ладно, я думал тебе вообще 16 лет.
- А этот, - заговорил я, вспомнив японца на фотографии, но, поняв, что тот меня всё равно не поймёт, встал и направился к хижине, чтобы взять её. Увидев по пути Горски, перевязывавшего нашим единственным бинтом ногу Гроссу, сказал я, - ''Молодец, потом обязательно напишу ходатайство о присвоении нового звания, только весь бинт не трать''.
Не успел я дойти до этого ''чёртового'' бамбукового стола с фотографией, как меня окликнул стоявший в дверях Сингх. На покрасневшем от волнения лице была маска ужаса: ''Сэр там, там ...Хоук''.
- Что? - крикнув, выбежал я из дома.
Я увидел страшную картину, самую страшную, которую видел до этого. На земле в луже крови с перерезанным горлом лежал японский пацан, а на его спине восседал Хоук.
- Капрал, что вы наделали? - закричал я.
- От этого поганца всё равно никакой пользы. Дай хоть я возьму, что мне полагается..., - сказал он, вытирая армейский нож для выживания в джунглях о ворот куртки японца.
- Капрал, вы..., вы арестованы, - сказал я и вытащил свой пистолет, - сдайте оружие.
- Сейчас, лейтенант, я с тобой поговорю, только.... Капрал с усердием, будто бы пятилетний малыш за столом первый раз в жизни разрезающий ножом бифштекс, старательно начал отрезать правое ухо японцу, из его ушного хряща тут же брызнул сильный фонтан крови, замочив Хоуку форму.
- Чёрт, - крикнул он, - у этого гадёныша оказывается, не вся кровь вышла.
- Капрал, сдайте мне оружие, вы арестованы, - закричал я, ткнув своим ''Кольтом'' тому прямо в лицо.
- Сэр, - посмотрел он, на меня вытаскивая свой пистолет, - я полгода терпел все ваши выходки. Терпел то, что вы навязываете этим солдатам совершенно нелепое представление о войне. Говорить про разум и сострадание мне не нужно, если все наши войска были бы из таких, как вы ''баб в штанах'', японцы бы давно маршировали по Мельбурну, а немцы по Лондону.