Первые комья земли упали на бордовую крышку гроба. Оля стояла у самого края могилы, прямая, тонкая. Темно- синее ситцевое платье слегка теребил легкий ветерок, толстые светлые косы уложены вокруг высокого лба короной, как мама укладывала. Подходили люди, наклонялись, брали пригоршнями землю и бросали вниз. Она стояла. Ей это казалось каким-то кощунством. Только что здоровенные не совсем трезвые мужчины забили огромные гвозди в крышку гроба, на веревках опустили его вниз. Ей хотелось кричать: " Нельзя! Что вы делаете! Это моя мама! Она не могла умереть!" Оля понимала, что мама умерла, но ветерок, колыхнувший темно русые волосы, создал на мгновенье иллюзию дыхания. И только холод материнского лба, который ощутили Олины губы при последнем поцелуе, подтвердил - мама умерла.
Движениями механической куклы наклонилась, бросила ком земли на уже порядочно присыпанную крышку.
- Пойдем, Оленька, пойдем, - баба Надя тянула ее в сторону, давая дорогу гробокопателям.
Оля послушно отошла. Через несколько минут все было закончено. Холмик свежей земли обильно покрыли венки и цветы, провожающие торопливо рассаживались в автобусе. Оля стояла там, где ее оставила баба Надя.
- Нет, Оленька, Света ждет нас, пошли в легковушку.
Около автобуса стоял мерс Светланы, Олиной тетки. Та молча смотрела, как соседка тянет племянницу к машине. Оля не упиралась, но шла безжизненно и медленно. Муж Светланы - Сергей сидел за рулем. Не говоря ни слова, разместились в машине, поехали.
В кафе был полумрак, тяжелые шторы, как театральный занавес, отсекли радостное летнее солнце. Столы, расставленные буквой "Г" и покрытые белоснежными скатертями, накрыты. Светлана хотела, чтобы Оля села с ними, но та прижалась к соседке, как к родной. Баба Надя успокоительно подмигнула тетке:
- Садитесь, пусть со мной будет.
Чинно расселись, кто-то говорил речи. Было много малознакомых и просто чужих людей, но каждый вспоминал Олину маму, рассказывал какие-то случаи из ее жизни. Оказалось, что маму многие любили, ценили и уважали. Оля почти не ела, жадно вслушиваясь в хвалебные речи бывших маминых сослуживцев, институтских друзей, одноклассников. Она сидела несколько на отшибе, среди соседок по дому. Это были в основном пожилые женщины, на глазах у которых выросла не только девочка, но и обе сестры: Олина мать - Вера и тетка - Светлана. Бабульки речи не говорили, они мирно перешептывались между собой, Оля их не слышала, пока громом не прогремела шепотом сказанная фраза:
- Нагуляла Вера Ольгу, - сообщила одна из слегка захмелевших соседок.
- Цыц! - злобным шепотом оборвала баба Надя, скосив глаза на Олю.
- Да она не слышит ничего. Посмотри: уставилась в тарелку, - возразила другая соседка.
- Слышит, не слышит, не надо трепать языком.
- Прям, трепать, - вступила третья, - нагуляла, так и нагуляла.
У Оли задрожали руки, и слезы закапали в тарелку с супом.
- Наконец-то, - сказала баба Надя, прижимая к себе девочку, - поплачь, поплачь, будет легче. Нельзя горе в себе копить. Плачь, детка, плачь, сиротинка.
Когда закончился муторный и тяжкий поминальный обед, подошла Светлана:
- Оленька, ты едешь с нами. Жить будешь у нас. Мы с Сережей тебе комнату приготовили.
- Нет, тетя Света, я останусь дома. Хотя бы сегодня.
- Оля, что за упрямство? Тебе у нас понравится.
- Я знаю. Но я хочу сегодня остаться дома.
- Светочка, я присмотрю, не переживай, - примирительно произнесла баба Надя, видя, что тетка начинает злиться, - пусть, пусть. И зайду, и покормлю. Не бойся, Оля девочка умная, я прослежу.
- Спасибо, баба Надя. Что бы мы без вас делали? Садитесь, подвезем, а потом домой. Я обещала няне, что буду до шести. Неудобно задерживать ее, - устало ответила Света.
В машине она еще раз попыталась уговорить Олю:
- Оленька, может, все-таки поедем к нам? Одной страшно ведь дома?
Оля отрицательно покачала головой. Теперь вступился Сергей:
- Света, оставь. Если что, я приеду. Оленька, если тебе будет тоскливо, плохо, страшно - позвони, я сразу буду.
Оля опять ответила только кивком головы. Но теперь она согласилась. Больше почти не разговаривали. Только однажды, когда Света уж слишком громко всхлипнула, Сергей тихо сказал:
- Светунь, тебе нельзя так нервничать, успокойся - молоко пропадет. И потом, ты же все знала. Знала, что конец близко.
- Да, но не знала, что он так близко, - продолжая плакать, ответила Света.
Больше никто не проронил ни слова. У подъезда Света поцеловала Олю:
- Звони, бедная ты моя, - всхлипнула еще раз, и они уехали.
Уговоры бабы Нади пойти к ней не привели ни к чему. Оля стояла на своем: она хотела побыть дома одна. Наконец, соседка сдалась:
- Хорошо, я приду к вечеру, принесу тебе поесть. Дома-то, небось, шаром кати.
Оля только кивнула.
***
Войдя в квартиру, она ткнулась носом в висевшее в прихожей старое мамино пальто и заплакала. Пальто не убрали с весны, когда мама еще ходила, так и провисело без дела все лето. Оно почти не пахло уже мамой, впитало в себя запахи кухни и лекарств. Вся квартира пропиталась этим больничным запахом. Оля вспоминала, как маму последний раз привезли из больницы, где ей отказались делать очередной курс химиотерапии. Все было слишком поздно. Метастазы везде. Приходившая к ней каждые десять дней участковая врач, выписывая очередной раз обезболивающие, сказала как-то:
- Что ж, вы, голубушка, так себя запустили? Дочь-то у вас маленькая еще. Сколько ей?
- Двенадцать, - тихо ответила мама.
- Вот, вот... И отца нет?
- У меня есть сестра, я ее вырастила сама. Она не бросит Олю. И я, сколько-то ведь протяну? - с надеждой спросила.
- Ой, да у вас уйма времени, - опомнилась медичка, - конечно, конечно. Может, осенью еще химию сделаем. Когда воспаление пройдет.
И убежала, пряча глаза. Тогда Оля поняла - мамы скоро не станет. Она не ходила гулять, все время сидела с матерью, двенадцатилетний подросток, она понимала, что надо запомнить каждую черточку любимого лица, каждый материнский жест. И еще, очень много расспрашивала. Особенно об отце.
Мама рассказала, что отец был из детдома, сирота, и родственников у него не было, что он погиб на стройке, когда Оля еще не родилась, он ни разу ее так и не увидел. Мама рассказала также, что с сестрой они осиротели рано. Маме было семнадцать, а Свете - семь. И Свету хотели забрать в детдом, но мама и баба Надя не отдали. И вообще, баба Надя была очень близким для них человеком. Сначала, когда мама поступила в институт, а ночами работала, баба Надя возилась со Светкой, потом с Олей. А когда мама заболела, баба Надя помогала больше всех. Мама называла ее ангелом-хранителем.
- Ты слушайся бабу Надю. И когда ей будет трудно, помоги, доченька, - попросила мама, - она для нас столько сделала, а ведь совсем посторонний человек!
- Конечно, мамуля, я не оставлю ее, - ответила Оля.
Это был их последний разговор, утром мамы не стало.
***
Оля прошла в свою комнату. В голове звучало словечко: "Нагуляла", она знала, что это означает, но мама так много рассказывала об отце! Этого не могло быть! Оля включила компьютер. Стала смотреть фотографии. Ни одной с отцом! "У мамы не было компа, его Света с мужем подарили мне год назад, и цифрового фотоаппарата не было", - вспомнила она. Прошла в зал. Это была и комната мамы. Мебель, доставшаяся по наследству еще от маминых родителей, закрыта белыми простынями. Так положено. Оля достала из тумбочки под телевизором коробку с фотографиями и несколько фотоальбомов и быстро ушла к себе. Сначала пересмотрела альбомы. Ничего не нашла. Принялась за коробку. Рассматривая фотографии, удивлялась, как они с мамой похожи. Только волосы у мамы были темные, а у нее - светлые. И вся разница. Наконец, нашла то, что искала. Фото на фоне моря. Мама один раз только и ездила к морю. Она и молодой человек, светловолосый и курчавый, оба смеются в камеру. На обороте написан адрес и дата. Тринадцать лет назад, маме было тогда двадцать, а в двадцать один она родила. Оля со злостью рванула фото, не дорвав до конца, остановилась. Она долго еще смотрела на фотографию, не понимая, почему не рвет ее дальше, когда поняла, в дверь позвонили.
Это была баба Надя с тарелками и чашкой в руках. Пропуская ее в прихожую, Оля сказала:
- Я не хочу еще есть. Мы же только поели.
- Где там только, - ответила соседка, - уже девять вечера. Когда же еще есть, как не сейчас. Быстро за стол! Чем ты тут занималась столько времени?
- Смотрела фотографии.
Баба Надя довольно качнула головой, они прошли в кухню. Заботливая соседка поставила на стол тарелки с жареным картофелем, салатом. Рядом - чашку с компотом:
- Ешь, Оленька, ешь!
Оля нехотя взяла вилку, села, стала ковырять в тарелке. Баба Надя, видя, что есть та не собирается, сказала:
- Я пойду. Ты кушай. Приду попозже.
- Да, спасибо, мне сейчас, правда, есть совсем не хочется, - ответила Оля.
Проводив соседку, она вернулась в комнату, отнесла фотографии на место. Отодвинув в сторону простынь, открыла зеркальный шкаф. Мама с портрета смотрела с укором. Оля взяла фото, прошептала: "Прости, мамочка", достала из тайника деньги. Потом поцеловала портрет, поставила его на место, закрыла шкаф, поправила простынь и убежала к себе. Пересчитала деньги. Полезла на антресоли, извлекла старенький ранец, разложила на кровати майки, шорты, джинсы, полотенце. Сбегала в ванную за зубной пастой, мылом. Подумала, вынула из шкафа теплый пуловер. Попытки затолкать одежду в ранец оказались безуспешными. Оля начала откладывать вещи в сторону. Через полчаса ее аккуратная комната превратилась в подобие прилавка магазина "Секонд хенд": везде застиранные майки, потертые и обтрепанные джинсы, шорты. В разгар сборов услышала осторожный скребок в дверь. "Странно, Стас в деревне, кто это?", - подумала, даже не испугавшись. Посмотрела в глазок: Стас! Единственный друг. Оля тихо открыла дверь:
- Заходи, - пригласила шепотом, - ты откуда?
- Оль, прости, я не был на похоронах, я не знал.
- Да знаю, знаю. Сейчас откуда ты свалился? Твоя мама говорила, что ты приедешь через неделю. И как ты узнал?
- Так и будем у двери торчать?
- Пойдем, - Оля повела его на кухню.
- Да мне скучно стало в деревне, я и сорвался на неделю раньше. Приехал и встретил Пашку на вокзале. Он куда-то с предками отчалил. Он-то мне и рассказал про твою маму. Во двор вошел, смотрю - у тебя свет горит. Я и решил, сначала к тебе заскочу.
- Спасибо, Стас, ты - друг!
- Оль, а как же ты дальше?
- Не знаю. Жить, наверное, буду у Светки. Они комнату мне приготовили. Светка все к школе закупила. Маме было так плохо, что она и не помнила уже ничего. А Светка все помнит. Хотя у нее и малышу всего полгода.
- А школа?
- Они хотят перевести меня в другую, рядом с ними. Знаешь, а мне все равно уже. Мамы нет, и все... Стас, - спохватилась она, - ты ж есть, наверное, хочешь? Давай, а? Картошечка жареная, салатик. Баба Надя принесла, а я не хочу совсем есть.
- Только с тобой, пополам.
Оля достала вторую вилку, и они быстро съели ужин.
- Баба Надя будет довольна, - отметила Оля, - она любит, когда все съедено, - прислушалась, - кажется, она идет, быстро в мою комнату! Не нравятся ей поздние гости, да еще мальчики.
Когда баба Надя открыла своим ключом дверь, Оля домывала последнюю тарелку.
- Спасибо, баба Надя, все было так вкусно!
- Что там вкусного, - проворчала старушка, - остывшее, холодное. Как это может нравиться? А почему две вилки? - спросила удивленно.
- А я упустила одну, - не растерялась Оля.
- Ну ладно, давай посуду, я спать пойду. Ты, если что, звони. Утром после рынка разбужу тебя, покормлю. И поедешь к тетке. Нечего тебе ее сторониться, она хорошая, добра тебе желает, - ворчала уходя.
- Да я и не сторонюсь, просто хотела побыть одна, - провожая к двери соседку, ответила Оля.
В комнате посредине стоял Стас и удивленно оглядывался:
- Ты куда-то собираешься?
- Ну да, завтра к Светке поеду.
- Ага, и для этого ты достала старый потрепанный ранец и выбираешь, какие майки брать? Оль, не вешай, а? Давай, колись, куда собралась?
- Стас, чесослово, - начала Оля, но он ее перебил:
- Не вешай, говорю, не надо. А то сейчас бабу Надю позову.
- Ох, испугал!
- Ниче, придет - испугаешься! Чемоданов дома нет? И кроме этого, - он обвел глазами разбросанные майки и шорты, - носить бедняжке нечего? Куда собралась?
Оля устало села на кровать:
- Знаешь, эта противная бабка из четвертого подъезда, Шурка, она такое сказала на поминах! Мне страшно повторить...
- Ну и что, надо из-за этого бежать? Что она сказала? Хошь, я окна ей побью? Прям сейчас!
- Да нет, не хочу. Она сказала, что мама меня "нагуляла".
- Я знаю.
- Что знаешь?
- Знаю, что у тебя отца не было никогда.
- Как? Кто тебе сказал?
- Да не мне. Это предки говорили, а я случайно услышал. Мама сказала, что тебя, если что, Светка заберет, а папа думал, что - отец, вот мама ему и объяснила.
- Ладно, раз ты знаешь, да я уже и сама сказала. Я хочу съездить к своему папочке, взглянуть в его глаза...
- А где ты его найдешь?
- Все оказалось так просто! Я нашла фото. Смотри, - Оля протянула другу фотографию.
Стас присвистнул:
- Точно! Ты даже похожа на него. Особенно волосы - светлые. А где он живет?
- На обороте адрес, читай.
Стас перевернул фотографию, прочел:
- Недалеко. На перекладных меньше суток ехать.
- Глупости, я на поезде поеду. Денег должно хватить.
- Какой поезд? У тебя паспорта нет.
- А зачем?
- Билеты по паспортам дают. Да и снимут на первой же станции. Светка-то искать тебя кинется.
- Точно! И со связями Сергея найдут на раз-два. Что же мне делать?
- Говорю тебе, поедем на перекладных.
- Ага, чтобы и тебя искали.
- Меня не будут - никто не знает, что я приехал, а ба не позвонит. Ее сотовый лежит на самом видном месте, как главное украшение серванта, - улыбнулся он, - давай, найду карту области, продумаю маршрут, собирайся.
Пока Оля складывала вещи, наконец, она выбрала то, что считала необходимым, Стас изучал карту.
- Смотри, просто до неприличия, как говорит отец. Захвати купальник. Здесь река, может, и окунемся, если время будет.
Потом они позвонили на автовокзал, нужный автобус отходил в четыре тридцать утра. Оля распустила свою корону и заплела две простые косы, перехватив концы яркими резинками. Идти надо было пешком, поэтому вышли заранее.
***
Ущербная луна, криво улыбаясь, провожала единственным глазом двоих подростков, шагающих уверенно и спокойно в темноте ночных улиц родного города к вокзалу. Ни прохожих, ни бездомных собак, казалось, ночь благоволила к ним. Билеты до соседнего городка сонная кассирша выдала, не говоря ни слова. Автобус пришел вовремя. Устроившись на свободных местах, оба вздохнули спокойно и, наконец, уснули.
В десять часов утра приехали. Сразу пошли к кассам. Проходя мимо отделения милиции, увидели огромный плакат: фотография Оли с короной из кос на голове.
- Уже успели,- удивилась Оля, - Это баба Надя! Она в шесть с рынка возвращается. Что делать?
- Ничего, спокойно. Разыскивают только тебя, нас двое. Мы - брат и сестра, поняла? Едем в Снежное к бабушке. Все. Не дрейфь!
Автобус на Снежное отходил только в шесть вечера. Купили билеты и пошли искать, где укрыться. Городок оказался маленьким, скорее - поселок, чем город. Но с названиями не поспоришь. Решили пройти к реке, и тут Оля увидела магазин.
- Стас, я придумала, как спрятаться!
Они свернули в сквер, Оля написала, что необходимо купить. Уже через час друзья выбрали на реке укромное место. Это была поросшая травой лужайка среди густых зарослей камыша. Разложив покупки, Оля спросила:
- А меньше зеркало не мог купить?
- Это самое большое, - обиделся Стас.
- Да ладно, справлюсь! Готовь костер, жарь сосиски и запекай картошку.
Каждый занялся своим делом. Когда Стас вернулся с сушняком для костра, Оля сидела с чалмой из полотенца на голове. То, что готовится на костре, гораздо вкусней, чем в кастрюле на собственной кухне, поэтому они уплели все. Прежде, чем погасить костер, Оля бросила в него сверток со своими косами.
- Не жалко было? - спросил Стас.
- Жалко, а что делать?
Разомлев после еды и бессонной ночи, заснули прямо на траве. Разбудили их комары. Они роились серой тучей. Оля подскочила:
- Уже вечер!
Стас что-то буркнул в ответ, но не проснулся. Оля пошла купаться. Войти в реку оказалось трудно: илистое дно вызывало отвращение, ноги под водой царапали стебли камыша. Оля вымыла речной водой голову, окунулась, стараясь не мутить воду. Прохладная река успокаивала. Но надо собираться. Оля бесцеремонно растолкала друга. Проснувшись, Стас не сразу сообразил, где он и с кем он. Оторопело глядя на Олю, спросил:
- Оль, у тебя волосы вьются? Я не знал. И ты такая смешная рыжая.
- Так они длинные не вьются, от тяжести выпрямляются. Я всегда хотела быть похожей на маму, понимаешь, поэтому и не стриглась. Ты не видел мои детские фото. Там я кучерявая. А в школу пошла уже с косами. Давай собираться, а то опоздаем на автобус.
- Точно, следующий утром, ночь лучше провести в автобусе, - согласился Стас, - тем более, что уже конец августа, прохладно. Да и билет пропадет, а денег в обрез.
На вокзале их остановил милиционер:
- Ребята, а вы откуда? Что-то не припоминаю таких, - он внимательно рассматривал двух рыжих подростков.
- От бабушки, - тут же нашелся Стас,- Баба Вера с улицы Шолохова, там, в самом конце, - он неопределенно махнул рукой в сторону городка. Домой едем в Снежное.
Уже в автобусе Оля спросила:
- А если бы здесь не было улицы Шолохова?
- Как это не было? Ха, я валяюсь, центральная улица, на которой магазин стоит. А в каком городе нет бабы Веры, на самом краю? - они весело рассмеялись. - Все хорошо, ищут девочку с длинными светлыми косами, сбежавшую из дома. А мы брат и сестра, оба рыжие, разве не похожи?
В Снежное приехали ночью. Поселок оказался довольно большим. Железнодорожная и автобусная станции оказались на одной площади. Им опять повезло. Расклеенные везде плакаты призывали найти девочку с очень взрослой прической, поэтому на двоих рыжих подростков внимания никто не обращал. В привокзальном ларьке купили кокка-колы и печенья, дождались электрички, уселись в вагоне у окна, перекусили и благополучно уснули. Хорошо, что ехать от конечной до конечной. Там сделали еще одну пересадку и к следующему вечеру оказались в крупном городе соседней области. Оставался последний рывок. Здесь никаких портретов Оли не было. Но нужная электричка шла только утром и приходила под конец дня. А хотелось бы уехать раньше и на месте быть днем. Стас спросил пробегавшего мимо мальчишку:
- А где здесь автовокзал?
Мальчишка как-то странно взглянул на них:
- Вон, видите - гаражи? За ними тоннель, и дальше - вокзал.
- Пошли? - предложил Стас.
Оля вдруг засомневалась:
- Не понравился мне он, Стас, может, еще у кого спросим?
- Да что ты? Не дрейфь, пошли!
Летние вечера на юге темные, сумерки сгущаются быстро, а тут еще тучи. Они прошли между гаражами. Вот уже и тоннель видно, когда навстречу вышел давешний мальчишка:
- Поделишься подругой? - нагло спроси он.
- Ты что, это моя сестра, отойди, не мешай.
- Козел, нет там никакого автовокзала. Дурак! Ладно, черт с вами, бабло гоните!
- Нет у нас денег, - ответил Стас.
- Это плохо, - раздался голос сзади.
Стас оттолкнул Олю к стене:
- Отбивайся рюкзаком, прижмись к стене и не отходи, - приказал.
Началась драка. Нападавших оказалось четверо, Стас защищал подругу, как мог. Шпана не ожидала, что щуплый мальчишка может быть таким бойцом. Но, четверо на одного, в конце концов, они свалили его на землю. Последнее, что слышал Стас - громкий, отчаянный Олин крик. Очнулся на каком-то топчане. Рядом плакала Оля.
- Оль, где мы? - спросил он.
- Ой, ты очнулся? Мы у сторожа. Я заорала, когда они тебя сбили, и этот дед спустил свою собаку. Отбил нас и мы тебя сюда затащили.
- А где этот дед?
- "Скорую" встречает.
- Какую "скорую"? Нам на вокзал надо, - Стас сел, - у меня все нормально.
- Проходите, - услышали они, - вот сюда, осторожно, здесь приступки, собаку не бойтесь. Ученая. Люди в форме для нее - непререкаемый авторитет.
В маленькую комнату ввалились старик и дядька в белом халате. Старик пропустил врача вперед к табурету, а сам сел на топчан в ногах.
- Вот они. Девчонка еще ничего, а паренька потрепали здорово! Но он отбивался. Как лев. Я пока собаку отвязывал, видел.
- А, так будут еще и укушенные? - откликнулся доктор, не отрываясь от осмотра. - Значит, будут врать, что бездомная собака покусала, не верить?
- Нет, не терял, не тошнит, не было, - так же скоро отвечал тот.
- Как не терял? - удивился дед. - Я ж тя бессознательного волок сюда, что ж ты брешешь?
- Ну раз так, значит - в больницу! - отрезал врач.
- Док, - вдруг заговорил Стас, - я прошу, не надо меня в больницу! Понимаете, мне сестру довезти надо, иначе отец меня убьет. Я завтра утром, как только приеду домой, сразу к врачу, клянусь.
- Погодь, погодь, - вмешался дед, - а как травма тяжелая у тя?
- Дед, будет тяжелей, вы все не представляете, что за изверг у нас отец! Ну, отпустите!
Врач смотрел с сомнением.
- Он не врет? - спросил Ольгу.
- Стас, может, лучше в больницу? Я с отцом улажу!
- Цыц! В больницу, а потом - добьет? Нет, в больницу - дома.
- Ладно, поехали. Вам на автовокзал? Как раз по дороге к подстанции. Посмотрим, не станет плохо в машине, отпущу. Станет, поедешь в больницу.
По уже ночным пустым улицам к вокзалу подъехали быстро. Стас уверял, что чувствует себя хорошо.
- Точно ничего не болит? - переспросил врач. - Смотри, если что, я тебя не видел.
- Да, конечно, спасибо, док!
***
Они успели как раз к автобусу. Спали всю дорогу. Утром, оказавшись у цели, Оля вдруг испугалась:
- Стас, а если он нас выгонит? Вдруг и разговаривать не захочет?
- Ты ж хотела в глаза ему посмотреть? Вот и посмотрим. И уйдем.
В справочном на вокзале узнали, как проехать по нужному адресу, перекусили в буфете. Город они не видели: Оля думала о встрече с отцом. Стаса немного мутило после вчерашней драки. Многоквартирная "хрущевка" с обшарпанным, пропахшим кошками подъездом еще больше отпугивала. Но вошли. Поднялись на этаж. Нужная квартира. Оля нажала кнопку звонка. Дверь открылась сразу, будто ждали. Высокий белобрысый мальчишка прокричал внутрь квартиры:
- Они приехали!
- Как они? - прозвучал голос Светланы, а потом появилась и она.
- Ты здесь? - ужаснулась Оля. - Ты все знала?
- Проходите, нечего в дверях толпиться, - сказал мальчик, подталкивая друзей в прихожую.
- Оленька, я знала, я все тебе объясню.
- Вы всегда все объясняете, когда поздно! - крикнула Оля и развернулась к выходу.
Но этот противный мальчишка, ("брат по отцу?" - подумала Оля) успел ее поймать:
- Минуточку, у нас положено сначала знакомиться, а потом уже уходить. Мама, принимай очередных гостей!
- Да проходите же уже, чайник закипел, скоро торт будет. Я так рада, что у моего брата есть дочь!
Оля, приняв неизбежное, прошла в комнату, Стас за ней. На диване у окна сидел Сергей, Светлана шла сзади.
- Оля, что ты сделала с головой? - спросила она.
- Не важно, - огрызнулась Оля.
Она в этот момент ненавидела всех, и тетку, и этого противного мальчишку, и женщину, которая со смущенной улыбкой накрывала на стол. В комнате был полумрак из-за задернутых плотных штор, поэтому Оля не сразу заметила на стене портрет в траурной рамке. Когда увидела, поняла - это отец!
- Оля, я нашла у Веры ту фотографию, ты понимаешь, какую? С адресом на обороте и написала письмо. Было уже видно, что Вера беременна, она все ждала твоего отца, а он не ехал. Мне было столько, сколько тебе сейчас и из школы я приходила раньше Веры. Получила ответ, прочла и решила, что Вере этого лучше не знать. Там сообщалось, что твой отец погиб, возвращаясь с моря. Попал в аварию. Понимаешь, он ехал домой, чтобы рассказать, что женится, и не доехал. Надо было сказать потом, когда ты родилась, но я так любила Веру, так не хотела причинять ей боль! Я поступила глупо и необдуманно, прости.
Оля села на диван и расплакалась. Она плакала по умершей матери и погибшему отцу.
- Но теперь ты узнала, что он не бросил вас. Что он любил твою маму, - робко сказала Светлана.
- А еще, я - твоя тетя, сестра отца, мой сын - твой двоюродный брат. Мы теперь будем часто видеться, правда, Оля? - вступила в разговор женщина.
Оля кивнула головой. Домой ехали молча. Светлана плакала всю дорогу, Сергей даже не пытался ее успокоить. Оля и Стас спали на заднем сидении. И снилось Оле море, горячий песок, отец и мама рядом, улыбаются ей, а она лепит из мокрого песка куличик, но подбегает волна и разрушает его, она снова лепит куличик, но появляется новая волна. А Стасу снилось, небо и звезды. Они спали и улыбались своим снам.
