- Все произошло в этом поезде, - голос говорившей был бесцветен, как вылинявший ситец, - я ехала в отпуск. Купила горящую путевку на юг. Недорого и сердито. Он подсел где-то в середине пути. До этого в купе поменялось несколько человек. Верхние полки пустовали, а попутчики садились на одну-две остановки. Было скучно и тоскливо. Всего дорога занимала пять суток, да он подсел на вторые. Больше никто в наше купе так и не вошел.
Я слушала этот монолог и не понимала, как можно так, без эмоций что-то говорить. Тускло. Голос периодически замолкал, потом снова она начинала говорить ровно одно и то же. Никто не задавал вопросов, не поддакивал, не поощрял к продолжению, и тогда она замолкала. Потом начинала снова. В купе нас было трое: я на верхней полке и средних лет женщина с девочкой-подростком внизу. Они сели через час после меня. Был вечер, ресторан развез горячее питание. Я в поезде редко ем, так, перекусываю, но в этот раз взяла ужин. Мать с дочерью попили чай с домашними бутербродами и тут же улеглись спать. Я влезла на верхнюю полку, выключила свет и услышала эту речь.
Женщина за стенкой изливала душу. Мне она очень мешала. Поворочавшись с час без сна, я отправилась к проводникам. Попросила успокоить разговорчивую даму в соседнем купе. Проводницы переглянулись между собой.
- Ну вот, опять, - загадочно произнесла одна, русоволосая пышечка, вгрызаясь в огромный бутерброд.
Вторая покачала головой, соглашаясь с сакраментальной фразой.
- Что опять? - удивилась я.
- В соседнем купе никого нет, - сообщила первая проводница с бейджиком, на котором я прочла: "Валентина".
- Как нет? Я же слышу!
- Многие слышат, даже мы иногда, - сказала вторая - Анна.
Я настолько недоверчиво смотрела на них, что Анна, усталая, полноватая крашеная блондинка средних лет, встала со словами:
- Пойдемте, покажу.
Она открыла ключом дверь соседнего купе, включила свет. Там было чисто, верхние полки подняты, штора опущена. Мне почудился шорох наверху, там, куда обычно кладут багаж. Я встала на сидение и заглянула - пусто, даже спрятанных одеял и запаса белья, как бывает в пустых купе, здесь не было, не было и пыли.
- Вы, главное, не поддавайтесь, не показывайте, что слышите ее, - посоветовала, закрыв дверь, Валентина, - может, отстанет, уйдет в другое купе. Она все время по вагону курсирует. А если почувствует, что вы заинтересовались, будет болтать всю дорогу.
- Кто она?
- Призрак. Она давно уже здесь. Год почти. Кто говорит, убили ее в этом купе, кто - надругались, и она покончила с собой. Факт в том, что если ее слышат, то она пристает, и говорит, говорит...
Я прошла в туалет, открыла окно и выкурила сигарету. Сказанное проводницами так меня взволновало, что я чувствовала - не усну. Вернулась в купе и залезла на свою полку. И тут же услышала:
- Не верь им. Я - есть. Они тебе расскажут и про галлюники, и про бред. Я - есть, это главное.
Конечно, я молчала. Замолчала и она. Поезд мерно раскачивался, стучали убаюкивающе колеса. Я задремала. Но тут проснулась внизу девочка и разбудила мать. Они вместе вышли из купе.
- Спишь? - спросил голос.
- Нет, - прошептала я.
Конечно, совет проводниц я помнила, но мне так хотелось услышать ее историю! Она почувствовала это и сказала:
- Ты можешь ничего не говорить, я просто все расскажу. Если устанешь слушать, или я надоем, махни рукой, я уйду. Пойду искать другого слушателя.
Я кивнула и она начала рассказ:
- Меня звали Маша. Машенька-Марийка - вот как меня называли дома. Я помню, у меня были голубые глаза и светлые, волнистые волосы. Не очень густые, но длинные. Я их подрезала ниже плеч и носила или распущенными, или плела замысловатые косички. Подруги мне завидовали, говорили, я красивая и стройная. А мне казалось - не очень. У меня даже парня не было. Я закончила художественный колледж, работала оформителем в процветающей строительной фирме. Мне прочили большое будущее, говорили - талант. Надо только немного поработать, отшлифовать. И я работала. Я любила работать. А еще, я писала картины. Пейзажи. Даже продала несколько.
Вернулись мои попутчицы и снова заснули. Она замолчала на долго. Я даже решила, что это весь ее рассказ, но, будто встрепенувшись, она воскликнула:
- Пять, я продала пять пейзажей, за вырученные деньги купила эту самую путевку. Так вот, он подсел в купе на вторые сутки пути. У него были черные глаза, волосы цвета вороньего крыла и ослепительная улыбка. А еще, у него была гитара. Он спел несколько песен, рассказал пару анекдотов, осыпал комплиментами. Мы гуляли по перрону, он купил шампанское и еще что-то, заказал из ресторана ужин, и нам его привезли. Я растаяла. Я влюбилась так, как и должна влюбляться маленькая, глупенькая двадцатилетняя девочка. И в первую же ночь я отдалась ему.
Она снова замолчала. Поезд подходил к перрону. А я еще раньше заметила - на остановках она молчала. Я достала сигареты и пошла к выходу. Это оказалась большая узловая станция, где менялся локомотив, следовательно, стоять не меньше двадцати минут. Я спустилась вниз и закурила. У дверей дежурила Валентина. Она не очень добро посмотрела на меня и спросила:
- Слушаешь?
Я кивнула. Валентина неодобрительно покачала головой. Я прошлась по перрону, выбросила в урну окурок. Ночь была прохладной и темной. Фонари освещали перрон неверным электрическим светом, все казалось обманом. Сновали люди. Кто-то кого-то провожал, кто-то встречал. На лицах читались грусть, тоска, радость. Все эмоции собрались здесь. Поезд дернулся, я подошла к двери. Валентина отрицательно качнула головой и сказала:
- Еще десять минут, - я достала новую сигарету, она продолжила: - Не обещай ей ничего. Все равно выполнить не сможешь. А то, знаешь, понаврут с три короба, а она потом страдает. Так плачет, что слышно через два купе. Однажды полицию даже вызвали. Думали, убивают кого. А это она плакала. Не обещай, хорошо?
- Не буду.
Я еще немного походила и поезд тронулся. Я вскочила на подножку буквально на ходу. Валентина закрыла дверь, входя в вагон, сказала:
- Если что, приходи. Чай попьем.
Я кивнула и пошла в свое купе. На самом деле, меня раздирало любопытство. Соседки спали. Девочка металась во сне, а женщина сладко всхрапывала. Я влезла на полку.
- Ты много куришь, - сказала она, - это вредно, правда. Уж я-то знаю, - она снова помолчала немного, сказала: - а девочка влюблена. Мальчик ей снится. А мне ничего не снится - я вообще не сплю, никогда. Они сказали тебе, что я призрак. Это не так. Я - сознание. Я мое сознание. Может, сознание и есть - душа? Сама я там, куда ты едешь. В больнице. Даже без аппарата для искусственного дыхания. Если бы мое тело не дышало само, все уже решилось бы. Эскулапы просто отключили бы меня и все. А так... убить не могут. Вот и мучаются. И я мучаюсь. А где-то мучается моя мать. Ведь я там числюсь в без вести пропавших.
Снова повисла тишина. Долгая тишина. Заиграл мобильник у женщины. Она поднялась, разбудила дочь. Попутчицы собирались очень тихо, старались не разбудить меня. А я лежала и ждала, когда же они выйдут, чтобы задать вопрос Машеньке. Наконец, они вышли.
- Что дальше было? - прошептала я.
- А что дальше? - горестно сказала она, - А ничего дальше. Он был такой ласковый и нежный! Мы приехали. Он отвез меня на базу отдыха. Каждый день приезжал, возил в горы, катал на катере. Гроты, ущелья, водопады. И везде мы любили друг друга. Две недели пролетели, как один день. А ночи сплелись в одну жарко-сладкую ночь любви. Билет у меня был куплен заранее. Я все ждала, когда он сделает мне предложение, но он молчал. За два дня до отъезда предложил мне забрать вещи с базы и поехать на сутки в заповедник, где работал его отец. Он мне так сказал. Я поверила. Как могла не поверить маленькая влюбленная двадцатилетняя девочка? Это сейчас я знаю много. Потому что здесь, в поезде я наслушалась столько разных историй. Люди с удовольствием изливают душу незнакомцам. Такие подробности узнаешь, подслушивая человеческие разговоры, что лучше бы этого не знать! Иногда я даже понимаю, что в чем-то счастливая. Ведь я правда любила! А это удается не каждой. Некоторые жизнь прожив так и не знают, какое это счастье - любовь... Даже обманная.
Я собрала вещи, и мы уехали ранним утром. Он обещал мне купание в чаше водопада. Он обещал мне великолепные красоты. Мы мчались на стареньких жигулях по трассе, потом по бездорожью в горах. Забирались все выше к небу. Он показал мне издалека Эльбрус. Мы проезжали сквозь облака, я верещала от страха - такой густой был туман, а потом - восхищалась, видя облако под ногами. Скалы нависали над серпантином дороги. Ленкоранская акация дарила красоту своих пушистых цветов. Малина гроздьями сыпалась в рот на полянах, где мы останавливались. Как-то мы услышали в малиннике тяжелое дыхание медведя и рванули к машине, что было сил. Орлы парили над вершинами, как огромные планеры, наполненные покоем.
Наконец, мы приехали. На поляне, с одной стороны - лес, с другой - обрыв в ущелье, стояла небольшая избушка. В ней было всего две комнаты. В передней - стол, несколько стульев, диванчик и печь. Во второй - огромная кровать. Там нас ждали несколько мужчин. Я не помню, сколько их было. И я не помню, как это было.
Она тихо заплакала. Мне казалось, что она шмыгает носом, но я знала - этого не может быть. У нее не было тела, не было плоти. Поезд снова затормозил. Она замолкла. Я схватила сигареты и вылетела из купе. Сейчас уже Анна дежурила. Увидев мое лицо, она подошла.
- Зря ты ее слушаешь. Помочь ведь все равно не сможешь. Теперь эти воспоминания будут преследовать тебя всю жизнь.
- А вы пытались ей помочь? - спросила я.
- Как? - искренне удивилась проводница.
- Не знаю, надо подумать, - ответила я, отходя.
Остановка опять была длинной. Мимо вагонов шел путевой рабочий с фонарем и молотком, которым он стучал по колесам вагонов. Выкурив несколько сигарет подряд, я купила бутылку воды и вернулась в купе. За окном начинало сереть. Я боялась, что не дослушаю рассказ моей невидимой попутчицы. Поезд тронулся. Я не стала забираться наверх, села к окну, откупорила воду, налила полный стакан, спросила:
- Ты хочешь рассказывать дальше?
- Если у тебя есть силы слушать.
- Слушать, это не спасаться, - ответила я.
- Да, - сказала Машенька и замолчала.
Я отхлебнула воду, догадываясь, чей дух или сознание со мной говорит. Даже не догадываясь, я была уверена, что знаю, кто эта девочка. Я вспомнила нашумевшую историю о найденной в горах девочке без вещей и документов. Кто она, так и не выяснили. Поместили в хоспис, где она лежит по сей день.
- Продолжай, - предложила я.
- Он хотел пустить меня по кругу. Только тут я поняла, что за человек был со мной. Мне стало так страшно, что я чуть не упала в обморок. Он подтолкнул меня со словами: "Проходи, я тебя с друзьями познакомлю", - и рванул на мне сзади одежду. Не знаю, откуда у меня взялись силы? Что я тогда защищала? Ты знаешь, что такое честь, когда тебя уже обесчестили? Он обманывал меня все это время, просто прекрасно проводил время в постели влюбленной дуры. Не знаю, что меня больше тогда возмутило. То ли, что он обманывал меня с первого дня, то ли, приготовленная мне душевная и физическая экзекуция. Но я оттолкнула его и бросилась вон. А они стояли и смеялись. Они знали - бежать некуда. С одной стороны пропасть, с другой лес.
В лесу меня найти ничего не стоило. Я прыгнула в пропасть. Там очень высоко, но там водопад, под ним чаша, я не упала. Я прыгнула! Фактически я нырнула в чашу водопада. Вынырнув, спряталась за потоком. Я стояла за густыми струями воды. Они, свешиваясь вниз, пытались меня увидеть. Я подождала, пока от обрыва отойдет последний, выбралась из ледяного потока и пошла по узкой тропке. Я шла почти сутки. Я не знала, правильное ли у меня направление. Я видела лис, слышала медведя. Мое сердце сжималось от страха при каждом шорохе. Лес и горы перестали быть красивыми. Они стали злыми, враждебными. За каждым поворотом тропы, за каждым деревом скрывался недруг. Еще больше я боялась встречи с людьми. Но к ним пришлось выйти. Я была измучена и истощена, вышла на дорогу. Навстречу ехали знакомые жигули. Вот тут я и покинула свое тело.
- Что ты хочешь от меня? - спросила я, хотя уже знала, что сделаю.
- Я боюсь сама покинуть вагон. Даже больше, я не могу этого сделать. Ты можешь меня доставить в хоспис, где я лежу с тех пор.
- А раньше? Тебя же кто-то уже пытался вынести?
- Да, не получилось. Как только трогается поезд, я лечу обратно.
- Ну что же, я придумала, как.
На станцию в моем родном городке мы подъехали с первыми лучами солнца. Я вышла из вагона, одной рукой таща за собой огромный саквояж, а другой рукой бережно прижимая к груди укупоренную пустую бутылку из-под воды. Обе проводницы стояли на перроне. Валентина смотрела на бутылку так удивленно, что я подумала - она видит запертое в ней сознание моей попутчицы. Анна, увидев бутылку, блаженно заулыбалась и прошептала мне:
- Будь счастлива. Обе будьте счастливы.
Я не знаю, счастлива ли Машенька. Не заезжая домой, я отправилась к подруге, работающей в хосписе. Принесла ей бутылку и попросила:
- Открой ее около девочки, что у вас лежит уже год.
Дома свалилась в постель и сразу уснула. Через час меня разбудил звонок. Звонила эта самая подруга:
- Что за газ был в бутылке? Она пришла в себя сразу! Она разговаривает! Назвала адрес, мы уже связались с ее матерью.
- Газ? - оторопела я, потом придумала на ходу: - Это с мощей Матронушки. Я там постояла с пустой бутылкой.