Глава 1

  

Ивушки

  

  

Город мой детства...

  

Там солнцу ажурно-кленовому -

  

Вечно в листве зеленеть ...

  

Горькие ветры степные все беды помогут стереть.

  

Где это лето?!

  

С тобою ведь верили мы так наивно - беспечно,

  

что не умрём никогда,

  

И бесконечно, медленно - жгуче стекало по каплями Время,

  

сливаясь в года.

  

   - Же-е-ень! Же-е-ень-ка! - звонкий девчоночий голос колокольчиком звенит над заросшим ивняком низким речным берегом, - Не нашёл?

   - Где посеяла, коза такая? - раздаётся в ответ недовольный мальчишеский басок, - Я те чё сказал: новые - не бери на речку! Ищи сама!

  

   - Жень, меня мамка прибьёт! - под высокими старыми ивами на полянке, обхватив тоненькими ручонками загорелые коленки, сидит светловолосая девочка лет семи. Почти срывающийся на плач, родной голосок, просигналил Женьке - щас заревёт! А вот этого Женька больше всего не переносит.

  

   - Нету нигде твоего сандалика, Свет! - как можно мягче, успокаивая её, говорит Женька, вылезая из ближайших кустов. - Чё ты пялишься, коза? - Женька плюхнулся на траву рядом с сестрёнкой и тихонечко погладил её золотистые волосы. На сгиб локтя, на ярко - белое пятно старого шрама опустилась маленькая переливчато - радужная стрекоза. Женька замер.

  

   - Ты чё, дрожишь, крольчонок? Жара!

  

   - Жень, а мамка...

  

   - Не боИсь - прорвёмся!

  

   - Скажешь, как всегда, да? - виновато шепчет Светка, не глядя на брата и шмыгая загорелым облупленным носиком.

  

   - Короче, запоминай: я прикольнулся, кинул, хотел поймать, а течением снесло. Всё! - подытожил Женька свою версию, - Айда домой! И ты дуй давай! - добавил он стрекозе.

  

   Они поднялись с травы, и так - Светка с белой сандалией в одной руке и босиком, а Женька - сурово, не по-детски нахмурив светлые короткие брови, гораздо светлее, чем у сестрёнки - взял её за другую руку, и зашагали они по тропинке, вьющейся между зарослями ольхи и огромными, тёмно-зелёными старыми раскидистыми ивами с серебристым отсветом на изнанке их длинных острых листочков. Тропинка, ещё не просохшая после вчерашнего ливня, мягкая, тёплая; грязь под босыми Светкиными ножками то и дело звучно чавкает, а навстречу, в душный горячий воздух от мутных лужиц взлетают вверх тучи белых одинаковых бабочек, будто салюты.

  

   Женька то и дело посматривает свысока на светлую голову сестренки с кривым пробором, с чересчур туго заплетёнными длинными косами, на выгоревший голубой сарафанчик, и опять хмурится. Дырки-то на подоле криво зашиты, да и левая косичка явно толще правой. "Блин, не девчонка, а пугало! Как бомжиха!" Но ведь не пацанское это дело - косички заплетать!

  

   Самому-то Женьке всё равно, ему вообще - чем меньше одежды - тем лучше. Поэтому всё лето проводил пацан в раздолбанных кедах, старых серых хэ бэ штанах, которые сам же и переделал в шорты, и майке непонятной расцветки. Впрочем, он и без майки частенько обходился. Конечно, лежал дома в шкафу тёмно - синий спАртивный кАстюм с гордой китайской надписью - на крайний парадный случай. А так - чего ещё надо нормальному пацану, да на каникулах? Женька отродясь не мёрз, в любую погоду.

  

   В этом августе, двадцать шестого числа, Женьке тринадцать исполнится. А выглядит, пожалуй - на все пятнадцать, а то и старше, и обстоятельством этим немного гордится. Ещё бы - вот уж в чём повезло, так повезло: выше всех ровесников, Женька славился коронной фразой: " Бью два разА - по тебе и по крышке гроба!" Проверить никто не решался, а Женьке лишь того и надо. Больно охота зазря кулаками молотить, когда дома дел полно.

  

   Хотя тут тоже минус большой был.

  

   - Женька-то у вас как вымахал, - вздохнула толстая соседка с пятого этажа, которая как-то, с полгода назад, пила чай на кухне с его матерью.

  

   Женьке, конечно, интересно стало, и он прислушался. А тут соседка и говорит:

   - Небось, жратву молотит, как взрослый мужик?

  

   -Да, - коротко вздохнула мать, - Дурная трава, она быстро кверху тянется! Прям не знаю, хоть ложись да подыхай: одна я ишачу! Димка зарплату получит - так я её и не вижу, а жрать всем надо! Вон - холодильник только туда - сюда свистит! Молоко-то со позавчерашнего дня обратно вздорожало!

  

   И дальше затрещали.

  

   Женька никогда в жизни не плакал, сколько себя помнит. Он даже не знал, как это делать. Поэтому его затошнило. Просто скрутило, и всё. Он кулак закусил и замер, чтобы Светку не пугать. Сидел долго, и в ушах стоял противный звон. Теперь каждый раз, когда за стол садился, появлялась мерзкая тошнота. И звенело в голове. Впрочем, Женькиных переживаний никто не заметил.

  

   А есть - всё время так хотелось....Но это терпимо, считал Женька. Он всё рос и рос, даже в больнице всего только раз побывал - когда палец на ноге вывихнул. На школьных медосмотрах врачи тыкали пальцем в его фамилию в списке: "Хоть в космос отправляй!"

  

   Да Женька помер бы со стыда, если б заболел вдруг. Это же значило бы идти в аптеку и тратить деньги. Деньги...Их и раньше особо в семье не водилось, а теперь...

  

   Вот и сейчас, вышагивая по тропинке, думал Женька, прежде всего, о них.

   Светка сегодня умудрилась потерять на берегу абсолютно новый "санда-а-а-лик", и в чём она теперь пойдет осенью в школу, брат не представлял. Сандалики были беленькие, мягкие, на два размера больше - самое то! Китайский рынок пять раз обойти пришлось. И на первый, и на второй класс бы хватило. Но ведь этой дурёхе загорелось именно сегодня надеть - просто не удержать!

   Последняя нахлобучка в понедельник была, за пересоленный суп, вспомнил Женька. Сегодня - пятница. Значит, на этой неделе, нахлобучки случится две... Женька сморщил нос. Не то, чтобы было непереносимо. Больно, конечно.... Но, - ТАК обидно....Так противно....Но - не подставлять же Светку! Эта будет, конечно, посерьёзнее, чем за суп. Даже очень....А ведь ещё суббота и воскресенье.

  

   Суп-то Светка пересолить умудрилась: Женька недоглядел. Бухнула - глаза на лоб лезут, проглотить невозможно. Женьку мало того, что ремнём отодрали, так всю миску залпом съесть пришлось. Ничего, терпимо - к крану только бегать замучился...

  

   Этот длинный - длинный летний день, такой бесконечный, какие бывают только летом и только в детстве, грозил закончиться ещё хуже, чем начинался. Футбол с пацанами отменяется стопудово, о нём Женька даже старался не думать. Хорошо, если синяки быстро сойдут. "Да на нём, как на собаке, заживает!" - гордо хвастался соседям пьяный отец. - "Мужик!"

  

   "Я - мужик!" - это осознание пришло к Женьке одновременно с осознанием себя в этом мире. Как здорово, что я родился мужиком! Мужик - это круто! Мужик - значит, никогда не плачешь. Мужик - это, когда бьёшь и не моргаешь. И тебя бьют - а ты не моргнёшь. Мужик - значит, ничего не боишься. А если вдруг боишься - всё равно: сделай вид, что не боишься. Мужики обычно работают на заводе или типа того. Играют в футбол, хоккей, или хотя бы смотрят их по телеку. И ещё мужики курят, пьют и матерятся. Последнее Женька умел неплохо, а вот первые два - терпеть не мог.

  

   И ещё делают кое-чего мужики, о чём Женька старался не думать, но в последнее время думал всё чаще, и эти мысли сильно его напрягали. Чтобы отвлечься от них, Женька вспоминал о самом главном, по его мнению, свойстве настоящего мужика - наличию...да не того, что его так сильно волновало, а наличию, конечно же, транспорта.

   Настоящий мужик должен быть за рулём!!! Ну, хотя бы - велосипеда! Хотя бы старенького ... Женька вообще был согласен на любой велик, пусть даже сломанный. Уж он бы его починил! Ночами бы не спал, но довёл до ума.

  

   Вот так думал Женька, вот такие мысли крутились сейчас в его белобрысой, коротко стриженой голове с чуть оттопыренными загорелыми ушами, и больших, цвета речной воды в пасмурный день, глазах плескалась глухая тоска.

  

   Светка всё чувствовала. И её маленькое сердечко стучало быстро - быстро, а душа металась в разные стороны, совсем как те белые бабочки. Ей хотелось хоть чем - то загладить свою вину перед братом, хоть чем - то порадовать его, но она ничего пока не могла придумать.

  

   Тропинка всё бежала под ногами, и всё мелькало сквозь листву солнышко...ласковое...тёплое....Когда Светка поднимала голову вверх, она видела, как кроны высоких, ужас каких высоченных старых тополей смыкались вверху, в ярко - синем июльском небе. Такими же синими и ясными были Светкины глаза.

  

   "Ох, и глазищи - то, Нинка, у твоей девки!- однажды вздохнула та же самая соседка с пятого этажа, - Будет мужиками крутить, ох, будет!"

  

   "И не говори, Матвевна, родила заботу на свою голову!" - заохала мать на той же ноте, качая согласно головой. "Смотри, как бы скороспелкой не оказалась!" - проскрипела Матвевна уже через плечо, тяжело унося вверх по лестнице свои родные, без малого сто сорок килограммов. Женька всё прекрасно слышал. Потом он спросил у одного пацана с района, что значит "скороспелка". Восьмиклассник Петька Зыркин долго ржал: "А тебе, Жека, чё, уже припёрло? А чё за интерес?" Но потом всё-таки объяснил. Просто и популярно. Тогда Женьке первый раз в жизни захотелось свинью эту жирную придушить...

   - Жень, а хочешь, я картошку почищу? - предложила Светка.

   - Какую, на фиг, тебе картошку, опять пальцы покромсаешь! Повариха хренова...

   - Я не Хренова, я - Вахрушина! - обиделась Светка, резко останавливаясь. Женька фыркнул.

  

   - А хочешь, я тебе песню спою?

  

   -Какую? Про дождик, что ли, опять?

  

   - Не-а! Другую. Про деревья.

  

   - Ну, давай!

  

   Светка выпустила Женькину руку.

  

   - Смотри! - и она повелительно взмахнула маленькой загорелой ладошкой, - Смотри, я на сцену выхожу!

  

   - Ну, артистка! - пробормотал Женька, послушно усаживаясь на ближайшую корягу. У него, как всегда в такие моменты, мурашки по коже побежали.

  

   Светка отступила на шаг назад, вдохнула, крепко зажмурилась, потом расправила худенькие плечики, взмахнула длиннющими ресницами и запела. Запела без малейшего на напряжения, ясно и звонко. Так поют маленькие серые птички, потому что просто не могут не петь. А смотрит человек и диву даётся - откуда что в такой крохе? Тут и глаза защиплет вдруг, и внутри - то всё перевернётся.... А замолчит - опять незаметная пичужка. Откуда что?

  

   Деревья вдоль тропинки, казалось, одобрительно покачивали в такт кудрявыми кронами. Ещё бы - ведь песня-то была о них:

  

   Ивушки вы, ивушки.

   Тополя зелёные,

   Что же вы наделали -

   Вы в любовь поверили...

  

   "Вот ведь соплячка, где только услышала!?" - с удивлением и нежностью думал Женька - "Всё бы про любовь, да про любовь! Ноет каждый вечер, заколебался я уже ей эту "Золушку" читать!"

   Но такие редкие моменты Женька ценил. Когда звонкий Светкин голосок, казалось, уносился куда - то далеко, под самые облака, пацан мог позволить себе...мечтать. Это было такое состояние, о котором он никогда и никому не рассказал бы: за психа посчитают, конечно. Женька и сам не мог объяснить словами, что происходило с ним. Наверно, таких слов не существует в природе, или Женька просто не знал их. У него ведь по русскому и литературе за год такие были дохлые трояки. Они так и норовили расплыться на листах классного журнала в грозные двойки.

  

   Спасала лишь уникальная Женькина память: на слух он мог запомнить наизусть что угодно: любой текст - хоть стихи, хоть прозу.

   - Вот, посмотрите: да он в слове "корова" три ошибки делает! - русичка Валентина Ивановна искренне сокрушалась, тыча тонким длинным пальцем в Женькину контрольную.

   Женькина мать - грузная, с отёкшим лицом, светло-голубыми навыкате водянистыми глазами, молча смотрела на учительницу и мяла в руках заношенную норковую шапку, всю в пролысинах и вмятинах по бокам. Уши Женьки полыхали огнём. " Сдохнуть бы щас! Вот бы сдохнуть!"

  

   - Я не представляю, Нина Васильевна, как Женя будет учиться дальше. Я считаю, что Вы должны серьёзно обратить внимание на его учёбу. Проследите, чтобы он вовремя выполнял домашние задания. Он постоянно или забывает, или теряет свои тетради, а чаще всего, Женя, - тут учительница резко повернулась лицом к стоящему у стола, не знающему, куда девать руки, Женьке, и просверлила его острым взглядом из-под очков, - Признайся, ты просто ничего не делаешь! Это - в шестом классе! А что же будет дальше, Вахрушин, а? Каким ты вырастешь? Кем станешь?

  

   " Киллером стану...- мрачно думает себе Женька, - Приду в школу, и всех перестреляю!" Хотя Валентина Ивановна, тут надо быть справедливым, ещё ничего училка, с понятием. Она много раз прощала Женьке и опоздания, и даже иногда прогулы. Русичка была, в общем, совсем не злой сорокадвухлетней тёткой, худой и длинной. Жила она с мужем - ментом и дочерью - подростком, такой же долговязой и белобрысой, в доме напротив, и Женькины, так сказать, условия проживания знала хорошо. А потому - понимала мальчишку.

  

   Одного она не понимала, как женщина - куда смотрит мать. Когда Женька ещё в садик ходил, семья Вахрушиных жила, по местным меркам, довольно неплохо. Квартиру они имели хорошую: трёхкомнатную, в доме сталинской планировки - такие раньше давали работникам городского Комбината. Отец Женьки на том самом Комбинате и вкалывал много лет, и машина в семье имелась - белая "шестёрка". Отца даже назначили начальником смены. Но вот судьба - грянули в стране перемены, всё затрещало по швам, а швы у нас, известно, какие...

  

   Женькин отец начал выпивать. То есть, конечно, он и раньше не отказывался от градуса, но теперь - покатился стремительно по наклонной. С Комбината уволили, само собой, тогда и с трезвенниками особо не церемонились. И так пошло - то туда устроится, то сюда - а кому нужен такой...

  

   Бывали периоды, когда он бросал пить совсем, находил работу, тогда жизнь опять потихоньку налаживалась, и Женька был безмерно счастлив. Но всё чаще сменялись они запоями, и всё чаще в последнее время Валентина Ивановна, выглядывая вечерами в окно своей кухни, видела в наступающих сумерках две маленькие фигурки - мальчика и девочки. Это Женька, забрав Светку из садика, шел не просто самой длинной дорогой, а обходил весь район, если позволяла погода и Светка не сильно уставала. Зимой лучше было: зимой-то Женька Светку на санках вёз. Главное - прийти домой так, чтоб на отца не нарваться.

  

   Женька уже к семи годам научился определять лучше любой экспертизы: что именно, сколько, и даже примерно где и с кем выпил сегодня их горе- папаша. Соответственно, на какой он сейчас стадии находится, и что от него можно ожидать.

  

   Как ни странно, отца Женька всё-таки любил. Он честно - старался! Раньше отец был совершенно другим. А Светка такого уже не увидела. В редкие моменты просветления тот даже учил Женьку разбираться в автомобиле. Эти уроки Женька помнил до последней мелочи. Но вот "шестёрку" продали, и минут светлых совсем не осталось. Остались ночи скандалов, когда они со Светкой сидели под одеялом с фонариком, и под грохот бьющейся посуды, крики и бесконечный мат Женька читал ей сказки. Дошло до того, что трезвого папашу они стали бояться не меньше, чем пьяного.

  

   Тысячу, наверно, раз хотел Женька сбежать из дома. Но Светка... как её одну бросить? Потом он, конечно, подрос и понял, что сбежать всё равно бы не получилось. Женька даже не задумывался, не брал в расчёт, что Светка будет не одна, а с матерью. Ему казалось - одна, и всё. И никто за неё не заступится...и мать - тоже.

  

  

   У Валентины Ивановны так и вертелся в голове этот вопрос: куда же мать смотрит, что же она делает? Женька - мальчишка крепкий, хотя ещё, конечно, маленький, но себе на уме. А вот Светочка - это ж такая девочка! Выросло чудо. Ангел. Золотые волнистые волосы, ярко-синие глаза, ямочки на щеках, а голос....Одним словом - прелесть! Ангел, но такой запущенный.... Хотя, конечно, на всю семью одной горбатится - чего уж там говорить - выспаться и то некогда. А всё же - ну как так можно... ведь упустит детей.... Развелась бы лучше с алкашом своим - и то, глядишь, легче было б.

  

   Прелестный ребёнок, сам пока собственной прелести не осознавая, стоял на прибрежной тропинке, и песня текла дальше:

  

   У крыльца высокого

   Встретила я сокола,

   Встретила - поверила,

   На любовь ответила....

  

   Светка сейчас не здесь всем своим существом. Нет, совсем не здесь...она поёт и видит сон наяву, сон-мечту. Она видит себя: высокую, стройную, взрослую девушку. Вот она выходит на сцену в длинном, бледно-зелёном платье, непременно босиком и с кувшинками в распущенных волосах. А навстречу - прекрасный темноволосый принц. Он такой, как на картинке в книжке, что брат читает ей на ночь. Его лицо Светка настолько ясно представляла себе, как будто разглядывала фотографию, и непременно узнала бы, попадись он ей в жизни. Она только не могла объяснить, отчего принц был одет в обычные джинсы и футболку. Знала - такого в сказках быть не должно. "Но это же МОЯ сказка, - решила проблему девочка, - Значит, будет вот так!"

  

   Кувшинки на Реке росли, хотя плавать за ними было очень опасно. Но, раз Женька однажды обещал достать - он достанет. Это ведь Женька!

   Оставалось, по мнению Светки, всего-то ничего: во-первых - побыстрее вырасти, во-вторых - сшить платье. И принца встретить, естественно....Но Светка не просто верила - она была уверена - принц обязательно появится!

  

   Потом, конечно, будет их свадьба, и Женька скажет ему: "Давай, братан, забирай эту козу, пускай она теперь тебя достаёт! Но, слышь сюда - если ты, хоть словом её обидишь - живьём зарою, ты понял?"

   "Живьём закопаю, и искать никто не будет!" - самое страшное Женькино ругательство, и те из пацанов, кто удостоился "счастья" услышать его в свой адрес, потом Женьку за два квартала обходили.

  

   Уедут они в далёкие-далёкие края - в Америку, потому что там - самый-самый край света. Там никогда не бывает пьяных, потому, что водку-то только у нас делают. Будет у них трое детей - две девочки и мальчик. И своего сокола Светка никогда пьяным не увидит....Никогда...

  

   Никогда Женька не верил ни в сказки, ни в приметы, ни в волшебство, ни в сглаз и чёрных кошек, ни даже в пресловутого Деда Мороза. Но он верил, ещё как верил вот в такие секунды. Когда время течёт по-другому. Когда ты как будто здесь - но не здесь. Когда как будто смотришь яркое кино - но про себя. Где всё происходит - как ты сам захочешь. А чего не захочешь - то не произойдёт, стороной обойдёт. Где твой мир, и ты в нём - главный.

  

  

   В такое состояние нельзя было войти по заказу. Оно само приходило, когда Светка вдруг, ни с того, ни с сего начинала петь. Дважды уже такое было с Женькой. И оба раза - сработало! Когда Женька осознал происходящее и сложил мысленно в слова, получилась фраза: "Этого не может быть, но оно есть!"

  

   Первый раз - когда родители согласились отдать его в секцию по спортивному плаванию.

  

   Вообще-то Женька сначала в хоккей хотел. А кто ж туда попасть не хочет?! В-ск хоккейной командой на весь мир славится, и пацаны просто от зависти лопались, когда Вахрушина единственного из двух первых классов тренер отобрал.

  

   Тут, кстати, Матвевна невольно помогла:

  

   - Нинка, ты чего взъерепенилась?! Они ж миллионы заколачивают!

   - Кто? - как всегда, не въехала мать.

   - Дык хоккеисты-то! Вон у Ваньки моего одноклассник, Володька-то, Овчаров! Ресторан на Строительной купил! Его уж в Америку играть приглашают!

   - Ну... - пробурчал отец, ковыряя вилкой в зубах, - Разжился, сволочь! Как команда выиграет - на Комбинате премии со всех снимают! Вот у них откуда миллионы! Ладно, может, чё путного выйдет...

   - Хоть по улице шляться перестанет! - обрадованно поддакнула мать.

   Их встретили прохлада, гулкий простор, красно-желто-синие полосы пустых трибун, перестук клюшек и неповторимый, волшебный шорох стали о лед. Пацаны, чуть постарше Женьки, в бело-синей форме, носились по полю с непостижимой, как показалось ему в первый момент, скоростью. Вот она - мечта! Рукой подать...

  

  

   Однако едва им озвучили стоимость хоккейной амуниции, как отец, набычившись, не сказав ни слова, плюнул, развернулся и зашагал прочь от Женькиной мечты - чудного Дворца, где даже летом, в самую жару, сыпалась крошка ледяная из-под сверкающих лезвий желанных и таких недоступных профессиональных коньков...

   А в бассейн - много не надо. Плавки натянул - и всё. Бесплатно оформили - повезло, стало быть...

   Без воды Женька не представлял своего существования, мучительно переживал время, когда нельзя купаться в Реке. Любое детское горе, любые обиды и неудачи словно смывала с него вода. Живая вода - из Реки, из ручья - не из-под крана. Хотя, что же делать: даже из под крана - и то легче становилось.

   Плавал Женька буквально, как рыба, а нырял - ещё лучше. Кажется - всегда умел, так же, как, к примеру, дышать или моргать. И не было ни единого мало-мальски высокого дерева вдоль берегов Реки на расстоянии пары километров от города В-ска, с которого бы он хоть разок не нырнул.

  

   Женька никогда не проверял, куда он прыгает, какая там глубина, и что на дне. Пословица "Не зная броду - не суйся в воду" была точно не для него придумана. В его лексиконе отсутствовало мудрёное научное слово "адреналин", но во время полёта Женька чувствовал во всём теле что-то такое...Короче, что заставляло мальчишку прыгать вновь и вновь.

   Большая русская Река делила город В-ск на две примерно равные части: Правый и Левый берег. Берега соединялись тремя мостами: Центральным, Северным и Южным, а недавно начали строить и четвёртый. Женька давно уже к ним присматривался, но по мостам днём и ночью ходили люди, ездили машины и даже трамваи, постоянно торчали рыбаки с удочками. Ещё, чего доброго, примут за психа, которому жить надоело. Тогда - прощай, спорт!

  

   Река, протекающая через В-ск, не была такой великой, как, положим, Волга или Енисей. Не ходили по ней теплоходы, и даже на лодках редко кто плавал, но разве в этом главное. Река для Женьки - целый прекрасный мир, где пацан чувствовал себя по-настоящему свободным и сильным.

  

   Высокий усатый мужик - Борис Иванович - Женькин тренер - только головой качал, щелкая секундомером:

   - Вахрушин, вот так на первенстве города выступишь - на районные поедем! Давай, тренируйся! Не расслабляйся!

   А про себя думал: "Да и в Москву - тоже! Только не перехвалить бы мальчишку!"

   А Женьке что - он бы вообще из воды не вылезал! И зачем ему эта вся математика, русский язык, география и прочие ненужные никому предметы! Особенно литература - ну вот скажите - зачем? А Валентина Ивановна, как назло, была у них ещё и классным руководителем.

   - Вахрушин! Женя! Ты меня слушаешь или нет?! - это она опять после уроков на беседу оставила, - Если ты думаешь, что тебе достаточно пятёрок за год по таким предметам, как... - учительница начала по очереди загибать тонкие длинные пальцы, - физкультура, музыка и О-Бэ-Жэ, то ты сильно ошибаешься!

  

  

   - Ещё по труду...- буркнул Женька обиженно.

   -Да, ещё по трудовой дисциплине... Это всё прекрасно, замечательно...НО! Вахрушин! Это ведь не основные предметы! Дальше школьная программа усложняется, дальше будет труднее, ты понимаешь? Компьютеры в школу скоро завезут, кстати!

   Учительница от такой эмоциональной речи, похоже, выдохлась, но всё-таки добавила последнее:

   - Учи ты хотя бы английский нормально, сейчас ведь без английского - никуда! Как ты аттестат-то получать собрался? Вахрушин, ты же ведь не тупой какой-то совсем! - и пошла, и пошла по-новой....

   Женька стоит и смотрит на противоположную стену кабинета литературы, до половины выкрашенную в цвет болотной тоски, где почти под потолком висят большие портреты. Вот уже несколько минут взгляд его упирается длинноволосого мужика с ехидной физиономией. Женька, со своим острым зрением, в сто первый, наверное, раз читает одну и ту же строчку: "Уильям Шекспир - английский драматург...и т.д." Лицо этого Уильяма - всё в чёрных точках. Хоть и покойник уже, а, небось, тоже неприятно.

   И тут Женька неожиданно выдаёт вслух:

   - У Вас Шекспира обосрали!

   - Что-оооо! - Валентина Ивановна аж подпрыгивает на стуле, - Кого обос... Вахрушин!!!

   -Да вот. Посмотрите, Валентина Ивановна, - Женька протягивает руку в направлении бедного англичанина, - Шекспира мухи совсем ... чёрный весь...

   Учительница встаёт, подходит поближе к стене и близоруко щурится:

   - Да, правда, какой ужас! А я и не замечаю. Надо бы протереть. Вот и Лермонтов тоже.... Ой, и Пушкин...

   - Давайте, Валентина Ивановна, я их всех протеру! - загорается Женька трудовым энтузиазмом, жутко довольный, что прервался такой неприятный разговор.

   - Давай, Женя! - соглашается русичка, - Как раз заодно и писателей в лицо знать будешь! Только надо говорить "протру"!

   - Ага! - отвечает Женька уже из-под потолка, - Протру!

   - Жень, а у тебя голова от высоты не закружится?

   - У меня?! - фыркает Женька.

   - Вахрушин, а вот скажи, только честно, ты книжки вообще когда-нибудь читаешь?

   - Ага! - гордо отвечает Вахрушин, - Я Светке сказки каждый вечер читаю, а то она не уснёт. Про Золушку, Русалочку, принцев всяких...

   - Ой! - сразу оживляется Валентина Ивановна, - А как там Светочка? В школу идёт этой осенью?

   - Ага! - отзывается Женька, отмывая пышную бороду Льва Николаича Толстого.

   - Женя, ты поговорил бы с мамой.... У вас Света - девочка очень талантливая. Слышала я недавно, как она про дождик пела. У неё же и слух есть, и голос! Это же от природы, понимаешь! Не всем даётся...

  

  

  

   У Женьки в груди становится горячо-горячо, просто жарко. Он сам не замечает, как губы расползаются в широкой улыбке. Жаль, но такую счастливую Женькину физиономию наблюдает сейчас в упор только Лермонтов. А у того рожа кислая слишком, и он Женьку не понял бы.

  

   Женька уважал Валентину Ивановну за то, что она всегда говорила с ним, как со взрослым, нисколько не притворяясь при этом. Больше с ним так никто не разговаривал. Жаль...

   - Это, конечно, не моё дело, - продолжала Валентина Ивановна, - Вот, например, моя Маришка, хотя и учится в музыкальной школе, а я знаю, что таланта у неё точно - нет. Пусть учится, конечно, это хорошо. Но, если не дано человеку - так ничего не поделаешь. Подожди, вон тот угол криво висит. Вот так нормально, да! Всё, Женя, спасибо тебе большое! Но вот упражнения на приставки - слышишь! - чтобы завтра сделал! Принесёшь на большой перемене - проверю!

  

  

  

   Женька и сам прекрасно знал, что Светка мечтает учиться в музыкальной школе. Надо же, других родители заставляют, чуть ли не пинками, а эта - сама! Женька иногда, в теплую погоду, когда знакомые пацаны звали его играть в баскетбол, оставлял сестру на скамейке под окнами, откуда слышно было, как проходят репетиции. Светка запоминала песни мгновенно, на слух, не хуже брата.

  

   Пусть Светка учится в музыкальной школе - это было второе, что загадал Женька. И - сбылось! Какая счастливая звезда упала в тот день - неизвестно. Но мать неожиданно раздобрилась и позволила привести Светку к преподавателю, где девчонка, нимало не смущаясь, по собственной инициативе спела про берёзку, которая "во поле стояла". Любит почему-то Светка песни про деревья...

  

   Вот и сейчас - "Ивушки" где-то откопала, надо же...

   Такой волшебный момент Женька ни за что не упустит. Мечта пришла сейчас сама собой. Будто с неба свалилась. И, пока Светка распевала про свои "деревца зелёные", Женька видел...

  

   Видел Женька себя... Себя, но намного старше, чем сейчас. По дороге, вдоль которой тянется зелёная стена леса, он мчится за рулём (своей, конечно!) машины. Стоп, а какой? Ответ Женьке ясен - джипа! Круче, чем мощный черный джип, Женька себе машины представить не мог. Пацаны часто рассматривали один такой на стоянке возле банка, обсуждая по часу все его явные и несомненные достоинства. Одно плохо - внутри ничего рассмотреть не получалось: стёкла тонированные.

  

   Он едет...едет в лес. Но там обязательно будет широкая и глубокая река, в которой можно плавать, плавать.... И высоченные скалы, с которых можно ух как нырять.

   Едет он, конечно, не один. На этом месте Женькины мысли снова застопорились. Представлял-то он себя взрослым, но был ещё, по сути дела, ребёнком, потому длинноногая грудастая блондинка как-то не совсем вписывалась в его полудетскую мечту. Ладно, пускай блондинка, или, как там её, можно и рыжая, дома пусть сидит, ждёт его и картошку жарит. А Женька едет отдыхать от своих очень важных дел, подальше от бабских воплей.

   Вот бы у него был родной брат! Но тут, ясен пень, даже волшебство не сработает. Брата у Женьки никоим образом быть не может. Старшего - точно, а младшего...нееет, не надо!!! Такого сопляка ещё не хватало!

  

   Сестра - это конечно, очень даже хорошо, но вот брат был бы вообще...

   Брата нет, и, увы, быть не может. Но друг - да! Настоящий друг, кореш, не то, что Петька Зыркин. Когда-то давно они с ним были неплохими приятелями, хотя тот - старше на два года. В классе - пацаны нормальные, да только - не то. В футбол, баскетбол сыграть, прикол какой-нить устроить - куда ни шло. А доверять чтобы по-настоящему - нет...

  

  

   Ведь, когда был забит последний гол, когда гудели от усталости руки - ноги и требовательно урчали пустые животы, пацаны расходились по домам: туда, где пахло жареной картошкой, пирожками да супами, где гудели телевизоры, шевелились белые занавески, мяукали кошки, звенела посуда, и матери - подумать только! - заставляли мыть руки перед тем, как сядешь за стол...

  

   Отверженность поначалу тесно сближала его с Зыркиным. Только Петька из всей их компании понимал, как это: когда столовские серые макароны с маргарином прогорклым - до крошки съедаешь, и ещё хочется. Когда жалеешь, что уроки закончились, и домой идти надо. Когда жалеешь, что нету у тебя шапки-невидимки, чтобы спрятаться в тесной клетке собственной квартиры, где ты весь - как на ладони. Петьке даже, пожалуй, похуже приходилось: отцы у него то и дело менялись. Петьке с Женькой не надо было ничего друг другу объяснять, стесняться, придумывать...

  

   Но Петька теперь изменился. Стал такой сволочью! Короче, мог подставить в любой момент. К тому же на каждом шагу сыпал похабными прибаутками и бесконечно хвастался своими победами на почве секса. Несуществующими причём - знал Женька наверняка. По Петькиным рассказам выходило, что он уже со всеми девчонками из своего и параллельного класса успел. Врал он безбожно, и Женьке до того противно было его слушать...

  

  

   Враньё Женька чувствовал мгновенно, к нему одно время даже приклеилась странная кликуха - "Детектор лжи". "Вахрушин, ну как ты определяешь, а?" - донимали его пацаны, нарочно устраивая проверки. Пацан пожимал плечами: просто голос у человека меняется, вот и всё, чё, не слышите, что ли. Но никто, кроме него, не слышал.

  

   Как всегда, был и большой минус - самому Женьке враньё давалось с огромным трудом, и краснел он при этом жутко. Вот таким был Женька.

  

   И он едет сейчас за рулём джипа. Скорость - под двести! Навстречу - только ветер! Рядом - верный друг! Блин, вот это - жизнь!

  

  

  

   Друга себе Женька представлял примерно такого же, каким был сам: настоящий крепкий мужик, реальный, чёткий пацан, само собой - спортсмен. Этого, пожалуй, хватит.

   А на заднем сиденье...ну ладно, так и быть, возьмём с собой Светку. Светка - свой человек, почти пацан. И характер у неё - не у всякого пацана ещё такой! Куда бы не брал её с собой Женька, она никогда не ныла и не пищала, как другие мелкие девчонки. Как-то раз коленку о камень разбила. Кровища - ручьём. Женьку замутило, а Светка - ничего. Даже не испугалась. Брат рану промыл, привязал тряпицу, какая сыскалась, почище - так целый день и ходила. Ещё и смеялась! Вот такой была Светка. Отчего ж не взять её с собой?!

  

  

   Естественно, его младшая сестрёнка и лучший друг потом поженятся. И Женька у них на свадьбе погуляет. Странно, но отец с матерью в его планах как-то вообще не мелькали. Женька четко видел свадебную фотографию: вот его друг, только почему-то не в черном, как бывает у женихов на свадьбах, а в светлом костюме; посередине - Светка, вся такая... с цветами, да и сам Женька - с безмерно счастливой физиономией, только вот почему-то улыбаться ему неудобно, как будто мешает что-то. И больше - никого. И стоят они на странной полянке, каких в В-ске отродясь не было - трава яркая, и ровная, как будто подстрижена по машинку, а на заднем плане... Женька не успевал рассмотреть, изображение уплывало, расползалось, потому что волшебные секунды подходили к концу. Кажется, дом огромный из камня серого...странно...

  

  

   Песня внезапно оборвалась, и Женька выпал из своего чудесного полусна в жаркую и душную прибрежную реальность города В-ска, в которой сейчас существовал лишь один левый "сандааалик" да предстоящая нахлобучка от отца. А то и от матери.

  

  

  

   Только где-то, очень далеко, в другой, прекрасной реальности - кто знает, возможно, и существуют такие места - летели две чистые детские мечты. Остановить их было уже никому не под силу. Летели неведомо куда и неизвестно, как долго - ведь там не существует времени и пространства.

  

   Что будет с ними? Воплотятся ли они на Земле или растворятся бесследно в космической пустоте среди вечного холодного мерцания равнодушных звёзд? Никто этого знать не мог...

  

   "Размахнулся...- думает Женька, - Ёлы-палы, а это ведь всё...сбудется???!!!

   Ведь получилось же первые два раза!

   Женька вздохнул: в секцию-то его тогда взяли, да накрылось первенство города, области, и тем более - Москва. Накрылись мечты о большом спорте - не прошло и года, как пришлось пацану бросить занятия. Как раз в это время отец запил, по месяцу не просыхая, мать сутками не бывала дома, а тут и Светка, мелкая совсем, постоянно болела, так что все хозяйственные заботы легли на Женьку. Он даже поспать-то порой не успевал толком, разве что на парте под насмешливым взглядом всё того же ехидного Шекспира.

  

   Борис Иваныч окончательно понял всю бесполезность заранее приготовленных аргументов, едва переступив порог вахрушинской квартиры. Высокий белобрысый мужик, открывший ему дверь, первым делом спросил "Есть?", а потом долго не мог въехать, о чём с ним хотят поговорить. Когда до его затуманенного сознания наконец-то дошло, было поздно: тренер, махнув рукой, уже выходил обратно в подъезд, вслед ему летела резкая отповедь Женькиной матери, вернувшейся после ночной смены: "Некогда ему теперь ерундой заниматься!"

  

  

   Борис Иваныч ещё долго потом вздыхал, вспоминая самого талантливого ученика за всю свою тренерскую карьеру. Пацан схватывал знания со страшной скоростью. Женька уже освоил и брасс, и кроль, и вольным стилем отличные результаты показывал. "Второй Вейсмюллер! Эх, что за люди такие!" На тренировках мальчишка не мог скрыть на теле подозрительные ссадины и синяки, явно от ремня или чего-то подобного, но тренер не решался говорить на эту тему, думал, что попозже. Да вот - не придётся теперь. А ведь он с Женькой бесплатно занимался, и дальше бы - тоже, даже в своё личное время.

  

  

   "Вот ведь досада!" - Борис Иваныч проклинал себя за нерешительность. Впервые за последние двадцать лет он купил бутылку водки, принёс её домой, открыл,...да так и вылил в унитаз под потрясенные взгляды жены и дочки. Он бы расстроился ещё больше, если бы увидел, что Женька прыгает идеально, делая полтора оборота вперёд и назад, входя в воду почти как профессиональные спортсмены на чемпионатах мира.

  

   Такие прыжки только Светка видела. Потому, что Женька, хотя и на занятия теперь не ходил, но с наступлением тёплых дней, старался, схватив Светку в охапку, смыться на реку, от всех подальше; там он сам себе устраивал беспощадные тренировки.

   "Нет! - упрямо твердил себе Женька, - Со Светкой всё будет по-другому!" Водить он её в музыкалку будет сам, а платить там не так уж много. Скорее бы четырнадцать исполнилось! Хотя работы в городе В-ске даже взрослым не хватало. По крайней мере, они сами на то постоянно жаловались. "Придумаю чего-нибудь" - не сдавался пацан.

   Насчёт того, что вышел облом с плаванием - Женька посчитал, что он сам виноват. Желание-то сбылось - в секцию взяли. А по поводу соревнований он ничего не загадывал...так что - всё вроде бы справедливо...

  

   Для Светки он успел подумать и теперь точно знал - в музыкальную школу она поступит. И петь будет - лучше всех! Она и так лучше всех поёт!

   Женька вскочил на ноги и громко захлопал маленькой артистке.

   - Дальше я не знаю, - задумчиво произнесла Светка, протягивая брату худенькую ручонку. Не могла ещё Светка догадываться, что в этом незнании как раз и есть её счастье...

  

   - Гы - ы - ы! - это из соседних кустов выпрыгивает тип из породы тех, что вечно харкается слюной через каждые пять шагов и обожают, сидя на корточках, дуть дешёвое "пЫво". Роста небольшого, стрижен "под ноль", маленькие острые уши крепко-накрепко прижаты к клиновидной голове. Вообще, вся физиономия такая - остренькая, птичья, мелкая. Походочка вихлястая, душонка - тоже. Это - Петька Зыркин.

   - А-а-а! Жека! Тута чё, концерт?! А я тоже щас спою!

   - Заткнись! - беззлобно говорит Женька. Однако Петька, вихляя задом, скачет по тропе спиной вперёд и блеет:

   Шёл я городом Москвой,

   Мине стукнули доскОй.

   Я стою и охаю,

   Мне попали ...

  

   Женька, молча, хватает первую попавшуюся гнилушку и швыряет. Но Петька уже далеко:

   - Жека, айда с нами бичей мочить!

   - Пошел ты!

   - Гы - ы - ы! - ухмыляется Петька с безопасного расстояния. Он знает, что с Женькой лучше не связываться. Резинкой от красных спортивных штанов: хлоп-хлоп себе по животу: ну не может никак успокоится.

  

   Женька тоже ненавидел всех этих чёрных, вонючих бомжей, что в последние годы буквально заполонили весь В-ск. Но подкрасться, пока они дрыхнут, плеснуть бензином да поджечь, как делал Петька с дружками - нет, он не смог бы.

   Этой зимой Петька допрыгался - поблизости менты оказались. Картина, конечно, была: Женьку до сих пор тошнит, как вспомнит: на снегу катается дымящийся ворох тряпья, не понять - мужик или баба. Визжит так страшно - аж резь в ушах. Менты стоят возле своих уазиков, матерятся, но не подходит никто. А кому оно надо - вот за ЭТО трогаться?! Соседи пару ведер воды вылили - и ладно.

  

   Стоят, "Скорую" ждут. "Скорая" приехала - врачи и водитель ещё пуще матом заворачивают: им-то всё равно придётся за него руками браться. Замотали в одеяло, заткнули кое-как в машину.

  

   Народ вокруг собрался - цирк бесплатный. И Петька в толпе стоит: глаза остановились, губы бледные скривил, облизывается, слюнями капает.

   Увезли бомжа. Потом узнал Женька - мужик это был, документов никаких. Менты там что-то для виду в протокол поначеркали, народ разошёлся, а вонь ещё долго стояла в морозном воздухе. И пятно чёрное на снегу, пока дворники не убрали.

   Разбираться никто, конечно, ни в чём не стал: типа, бомж сам виноват. Свидетелей-то нет. А бомжа, говорят, после больницы в психушку отправили.

   Конечно, все знали, что это сделал Петька Зыркин со своей компанией, но никто бы, конечно, его не выдал. Бомжей народ просто ненавидел, и многие были даже благодарны безбашенным подросткам. Зато теперь их квартал бичи обходили стороной.

  

  

   Тем более, недели за две до того, из-за них чуть роддом не сгорел. Да-да, роддом! В газетах на всю страну ещё писали - дикий случай, и всё такое. На чердаке одного из родильных домов В-ска поселилась парочка бомжей. Как они проникли туда - выясняло следствие, а народу, как всегда, ничего не объяснили.

   Грелись они там костерком, вот и подпалили. Хорошо ещё - никто не пострадал. А так - и подвалы из-за них постоянно горели, и домики в садах, и школьники по весне после них дрянь всякую убирали...

   Но вот так взять, да поджечь, как ни крути, живого всё-таки человека - нет, Женька этого не понимал. Зыркина он теперь держал на расстоянии. Особенно - от Светки.

   Женька знал, что не всегда Петька таким был. Когда Петьке было лет одиннадцать, а Женьке - девять, произошел один случай...

   Женька чётко помнил тот день. Петька Зыркин - тогда весёлый, смешливый пацанёнок, целое лето не стригся, и так оброс светлыми кудряшками, что принимали его за девчонку.

   На продуктовый рынок компания мальчишек - пять человек - забрела в конце августа. Просто так, от нечего делать. Ходили, глазели. Вот бабки-садоводы соленья свои продают, помидоры-кабачки разные; вот из окрестных деревень тётки понаехали: копчёные, узкоглазые, мордастые - перед ними на ржавых прилавках творог домашний, сметана в стеклянных банках, молоко...

  

  

   Интереснее всего там, где фруктами торгуют. Лежат горами арбузы, сливы, черешня, виноград, дынями пахнет - ох, как здорово! Женьке бы всё интересно попробовать, да денег в карманах у него отродясь не водилось.

  

  

   А продавцы бегают по рынку, галдят чего-то по-своему, но, блин, следят за товаром - нечего и думать чё-нить стырить. Женька как раз одни фрукты приметил. Сроду бы не знал, как они называются, но кривая надпись чёрным фломастером на картонке сообщала народу, что это "ПЭрсик ОчЫн слаТкий!!!! Персики так манили жёлто-розовыми бочкАми и нежным ароматом, что у пацана аж голова закружилась. Мягкие, небось.... Вот бы спереть пару штук! Женька, конечно, их Светке бы отнёс, ну, может, раз бы куснул. Ради интереса. Украсть съедобное - не грех, считает Женька. Тем более, за такую высокую цену мало кто купит - так и пропадут.

  

  

   Женька огляделся - все мальчишки к складу упороли, чего-то с мужиками двумя молодыми перетирают. А тут бабка подошла к ларьку. Бабка такая обычная, пенсовка, каких везде полным-полно, с сумкой на колёсиках, в шляпе с широкими полями. И началось:

   - Помидоры вот эти - в какую цену?

  

   - Памидоры харошие, женщына! Давай, бери - харошые! Давай, положу! Скока? Одын килограмма? Два? - и уже хватает пакетик, накладывает.

  

   - Ты погоди! - орёт на него бабка, - Не надо мне твои помидоры! - У бабули трясутся губы, подведённые неживой ярко-сиреневой помадой, которая делает её похожей на инопланетянку.

  

   - А что жилаете, бабушка? Апельсин, сматри, какой хароший?

  

   - Да какие они хорошие - вон, гниль одна! - тычет бабка в податливый апельсиновый бок корявым указательным пальцем, на котором тускло блестит тоненький перстенёк с выцветшим за долгие годы розовым камушком.

  

   - Абижаешь, бабушка! Я тибэ хароший палажу! Вот персик, сматри, медовый, с утра привезли! Давай, папробовать дам!

   - Какая я тебе бабушка! Совсем с ума сошли! - бабка уже вся трясется, вплоть до шляпки, - Да за такую цену!

   Тем временем у ларька собирается толпа. Пузатый потный мужик, в футболке с Че Геваррой, утирая платком обширную красную лысину, охает:

   - Понаехали!

  

   - К своей бабке езжай! Морда копчёная!

  

   - Да они тут наркотой торгуют на самом деле, а менты их крышуют!

  

   - Да вы чо, они едут просто фруктами торговать, у них там работы нету!

  

   - Ага, щас! Да у них у каждого - дома склад! С автоматами!

  

   - Да ладно вам!

  

   - У нас тут своим работы не хватает!

  

   - Ладно тебе, алкаш, работы ему не хватает! Пил бы меньше!

  

   Толпа собирается всё больше и больше, привлечённая шумом. Обвинения сыплются одно за другим. Кто-то уже вспоминает Чечню. Смуглый мужик за прилавком отбивается, как может:

   - Не оскорблял я тэбя, женщына! Какой Чечня? Дюшанбэ! Какой наркотик, слушай!? Чэстно торгую, да?! Мнэ сэмья кармить нада! Чэтырэ дэтей, да!

  

   - Расплодились, как клопы!! Всех бы вас танками переехать!- не унимается бабка.

  

  

   Соотечественники продавца из соседних торговых точек начинают обеспокоенно галдеть по-своему. Наконец, кто-то произносит волшебное слово "милиция", и толпа, в том числе и бабка в шляпе, очень быстро благополучно рассеивается.

  

   Подобные случаи на рынке города В-ска наблюдались практически каждодневно. Женьке это было совершенно неинтересно, он просто понял, что его затея провалилась. А где же его пацаны? Вон, по-прежнему около склада стоят. Только Петьки нету.

  

   - А где Петька? - спрашивает Женька у Мишки Архипова.

  

   - А- А! - машет рукой Мишка в направлении открытой двери склада, откуда прёт сырым холодом и мышами.

  

   - Чо он там делает? - удивляется Женька.

  

   - Блевать пошел, - объясняет Мишка, - Тут нам дали курнуть немножко, ну, ему херовато стало, умыться в подсобку повёли.

  

   - Петька-то чё, - вмешался другой пацан - Лёха - Вцепился, сука, в косяк, и никому не дал. Жлобина! А чё: на халяву!

   Женька потянул носом: пахло чем-то ещё. Как-то в кабинете у Валентины Ивановны крыса сдохла за шкафом, а когда её через неделю убрали, учительница пузырёк духов туда вылила, и вот такая же сладко-приторная трупная вонь витала сейчас в воздухе.

  

   - А чё за косяк?

  

   - Травка. Да мы тока по разу затянулись, а Петька докурил.

  

   - Ага,- добавил Лёха, - Тока нас чё-то не вставило.

  

   Мальчишки уселись на корточки в теньке у дверей склада.

  

   - Правда - халява? - удивился Женька.

  

   - Ага! - радостно подтвердил Мишка.

  

   - Арбуз бы лучше дали! - буркнул Вахрушин, - Или картофану!

  

   Пацаны заржали:

  

   - Жека, помешался со своим картофаном!

  

   Женька обиделся, но отвечать ничего не стал. Разве им докажешь! Для него со Светкой жареная картошка - праздник, а для них... так. ... Ну, просто картошка... И взглядом вокруг пробежался привычно: не блеснёт ли где, на удачу, бутылка пивная. Повезёт, так целая. Сдать можно...

  

   Минут через десять Петьку на улицу вывел парень с золотыми коронками, держа за плечи и тихонько подталкивая перед собой. С длинных петькиных волос стекала вода, рубашка застёгнута не на те пуговицы, а идёт так, как будто глаза у него ничего не видят, спотыкаясь на каждом шагу.

  

  

   - С непривы-ы-ычки! - гортанным голосом, нараспев, протянул парень, и жутковато улыбнулся, блеснув золотой коронкой, - Щас отойдёт!

  

   От звуков его голоса у Женьки по спине пробежал холодок. Тут Петька, ни на кого не глядя, неожиданно рванул вперёд, прямо в густую толпу народа. Женька - за ним, то и дело натыкаясь на людей, обдирая руки и ноги о чью-то поклажу. Догнал уже у самого входа на рынок. Петька сидел под деревом, сжавшись в комок. Женька присел на корточки рядом с ним:

   - Петь, ты чего?

  

   И - оторопел: мальчищка в ответ оскалился, словно собачонка...

  

   - Уууу! - Женька схватился руками за лицо. Так подло - ногой в морду - он ещё ни от кого не получал. Между пальцами закапала кровь, а Петька... Петька был уже далеко...

  

   До конца лета Петьку больше никто не видел. Первого сентября, он, как всегда, явился в школу. С тех пор только дурной какой-то стал, дёрганый, стригся под три миллиметра, да вечно ногти свои, и без того короткие, до мяса грыз...

  

   Женька вздохнул, провожая взглядом удаляющуюся петькину нескладную фигуру. Опять обкурился. Подсел, стало быть.

  

   Они со Светкой как раз подходили к Центральному мосту, где мягкая уютная тропинка заканчивалась.

  

   - Битый небитого везёт! - смеялся Женька над угрюмо замолчавшей сестрой, которая, конечно же, не должна была топать босиком по раскалённому за день асфальту, а поехала верхом на брате.

  

   В который раз представил Женька себе велик....Эх, блин....

   Но и пешком тоже неплохо добрались. Вот только в соседнем дворе собаку эту страшную встретили.

   Огромный черный английский дог был ужасом не только для местной детворы, но и для взрослых. Какой-то чокнутый хозяин постоянно выпускал его во двор одного. И когда псина ложилась на дорожку, или на детскую площадку, или в арку, ведущую в соседний двор - пройти не было никакой возможности.

  

   Видимо, хозяин собаки настолько крут, что соседи терпели. Если судить по его машине, стоящей у подъезда - да. Дядька был крут. Собака никого пока не покусала, она просто открывала пасть и смотрела. Иногда рычала, если подходили близко. На счастье, Женька со Светкой ни разу с ней не встречались. Вернее, с ним - это был кобель.

  

   И вот сейчас он стоял прямо перед ними. Женька замер. Псина зарычала. Женька подумал: "Только бы Светка не заорала!" Собаки резких звуков не любят - это он знал точно.

   - Р-Р-Ричард! Ко мне! - а вот и резкий звук. Из подъезда уже выходил мужик с бычьей шеей и поводком в руках.

   У Женьки вдруг как-то разом противно ослабли ноги, как будто его под коленки ударили. Он опустил девчонку на землю.

  

   - Свет, ты постой немножко, я щас...

  

   Женька немного постоял, глубоко дыша носом, как учили на плавании, чтобы выровнять дыхание. Светка сжала в руке одинокий сандалик, как белый флаг капитуляции.

  

   - Всё, стрекоза, пошли!

  

  

   Вот их дом.

  

   Ни брат, ни сестра ещё не знали, что их судьба уже находится буквально в трёх шагах. Что этот странный летний день переплавит, перетасует, перекроит их жизнь так...

  

   Нам не дано знать судьбу свою. Она может внезапно отнять у человека самое дорогое, а может и подарить. Хорошо бы только правильно понимать, что есть потеря, а что - подарок. С первого раза часто бывает непонятно...

  

   В ту минуту не грянул гром, и с неба камни не падали. Всё случилось очень просто.

  

   Просто на скамейке у подъезда...