|
|
||
2. До присяги
...Но по порядку. Как я попал в Советскую армию? Призвали меня в мае 1972 года. Если кто помнит, это была сказочная весна - ранняя, очень тёплая, которая потом перешла в страшное жаркое засушливое лето. Под Москвой тем летом горели торфяники, весь город был в дыму. Мой, сейчас уже, к сожалению, покойный друг Толик Гареев, который призвался раньше меня на полгода, попал в танкисты, и их войсковая часть тушила лесные пожары в средней полосе России, в том числе, по-моему, и в Подмосковье. По его словам, это было как на войне, то есть выражение "горел в танке" это как раз про него...
...А у меня, перед самой "армией" случился РОМАН, причём именно с большой буквы. Я думаю, что у каждого в жизни случаются такие, точно! Эта была песня, поэма и т.д. Хоть и длился он не очень-то и долго - всего десять дней. Это, конечно, я имею в виду "активную его фазу", то есть время зарождения этого действа я сюда не включаю. И ещё, он не имел продолжения, ну это уж, как водится. У Володи Высоцкого есть замечательная песня "Татуировка", где поётся именно о таком чувстве. Настроение, с каким я уходил в армию вам понятно, да? Я понимал, что моя Валя меня, конечно, не дождётся и честно говоря, жить дальше просто не хотелось. Её светлый образ надолго остался у меня в памяти, буквально на всю жизнь...
...На сборном пункте на Угрешской улице, творилось что-то невообразимое. Толпы призывников с растерянными глазами, офицеры ("купцы"), которые приехали за новым призывом с осипшими от крика голосами. Пекущее солнце, от которого негде укрыться. Невыветрившийся из головы призывников хмель после горестных проводов и бодрые марши из репродукторов. Слава богу, у меня не было никаких проводов, поэтому я был абсолютно трезвый, так как накануне весь вечер провёл, прощаясь с любимой девушкой...
Теперь мне предстояло разобраться, как тут всё функционирует, так как не хотелось быть паяцем, которого неизвестный кукловод дёргает за ниточки. Однако, здесь никто никому ничего не объяснял, как впрочем, почти всегда у нас в стране и поэтому пришлось доходить до всего самому. Постепенно я "просёк тему", как выражаются музыканты.
После ночи, проведённой в актовом зале на стуле, мне стало всё более или менее понятно. Основное действо с периодичностью примерно два часа проис-ходило в большом зале, где вдоль стен стояли столы, за которыми сидели воен-ные с огромными пачками каких-то документов. С помощью микрофонов выкрикивались фамилии призывников, и они подходили или же не подходили к соответствующим столам. Если никто не отзывался, фамилию выкрикивали ещё раз и переходили к следующей. То есть, дотошно к этому отбору никто не подходил, и для меня это было хорошим знаком.
Когда очередь дошла до меня, и назвали мою фамилию, я промолчал, по-
\
смотрев сначала, к какому же столу меня вызывают? Правда и фамилия у меня отнюдь не редкая, мало ли какого Павлова вызывают? За столом сидел морской офицер. Всё ясно - три года службы мне обеспечено, надо что-то предпринять. Я бодрой такой походкой, чуть покачиваясь (вроде бы, как я слегка "выпимши") направился в туалет. В голове вертелось - лучше понюхать дерьма в сортире, чем лишний год чистить гальюны на кораблях нашего Красно-знамённого флота.
Просидел я в туалете примерно полчаса, больше не выдержал (хлорка съела все глаза). Думаю: была - не была, вышел в зал, а там уже никого и нет. Ни офицеров за столами, ни призывников - все разъехались по местам прохождения службы. Так я на флот и не попал. Зато попал намного дальше, и если б знал заранее, где окажусь, то ещё неизвестно, что бы выбрал.
...Шли уже третьи сутки моего пребывания на Угрешской. Некоторые "удаль-цы" устраивались служить прямо здесь на "Угрешке", так как военные никак не могли их отправить к другому постоянному месту службы. Вроде бы до приня-тия присяги, юридически, командование ничего не могло с ними поделать. Некоторые мои знакомые ребята по два-три раза успели побывать дома ("самоходом", конечно). Успевали ещё раз напиться и снова протрезветь, хотя обыски на "Угрешке" шли постоянно и в любое время суток. Правда, обычно всё делалось достаточно формально, поэтому неудивительно, что постоянно в туалете или где-то рядом кто-то жутко блевал. Никаких уборщиц - всё делали призывники, обычно это были "додики", как мы их называли между собой, то есть слабенькие и безвольные ребята, на которых тут же "наезжали вояки" и заставляли их делать всю грязную работу. Я быстро сообразил, что к чему. Золотая середина - это залог спасения от всего на свете.
...Наконец, очередь дошла и до меня. На третий день, часа в три пополудни, началось очередное построение и перекличка. Тут уже деваться было некуда и потом, сил бороться уже не осталось после пары ночёвок на стульях в актовом зале. Записали меня в стройбат. Ну и хрен с ним, подумал я, не придётся пострелять, зато никуда особо далеко и не пошлют. Правда, в ту далёкую пору никаких боевых действий на территории СССР не велось, слава Богу. Это в будущем пацаны боялись попасть в Афган, в Чечню или ещё куда-нибудь, но дело-то ведь было в 1972-м году. Почему-то я был уверен, что со мной ничего худого случиться не может - просто судьба у меня другая. Нет в ней места подвигу и всё!
Когда к платформе подошёл очередной эшелон, мы спросили фланирующего вдоль перрона лейтенанта:
- Куда едем-то? - на что получили ответ:
- Военная тайна! -
Не оценив юмора, мы стали спрашивать, до какой хотя бы станции.
- До конечной! -
Мы рассмеялись, оценив находчивость и чувство юмора офицера. Правда, полностью мы оценили всю меру этого чувства гораздо позже, через четверо суток, когда наш состав медленно приближался к фанерной будке в голой казахстанской степи, на которой было написано печатными буквами "КОНЕЧНАЯ".
По дороге, за четверо суток мы проехали почти полстраны. Вот и мост через
Волгу, не скажу, правда, в котором именно месте, потом вскорости пошли довольно живописные Уральские горы, ну а потом и сибирские просторы начались. Не успели они закончиться, как в Новосибирске мы свернули к югу, но это было уже после того, как проехали реку Обь и стоявший на ней город.
...Ещё не переехав Волгу, мои попутчики выпили все припасы, оставшиеся после многочисленных проверок. Представляете эту суету в вагоне, когда допризывники стали разбирать свои сумки и чемоданы в поисках случайно затерявшихся ёмкостей со спиртным? К счастью, у меня с собой не было абсолютно ничего из выпивки. До армии я, кстати, вообще практически не выпивал. Как-то было не до выпивки, и так было достаточно весело и всегда было чем заняться...
...Но тут вдруг одному парню попалась на глаза бутылочка с одеколоном "Ландыш". Тут же все решили, что её надо обязательно выпить. Ни о чём не подозревая, я за компанию выпил пару капель этого зелья, разведённого в кружке с лимонадом, содержимое которой сразу же превратилось в мутную белую жижу с каким-то чересчур утрированным запахом ландыша. После приёма такой микродозы, конечно же, мне, как говориться, было "ни в голове, ни в ж..е". Все ужасающие последствия проявились несколько позже. Чем бы я ни закусывал этот коктейль "Ландыш", тут же начиналась отрыжка ландышем. Представьте: разносят солдатский обед - картошку с тушёнкой. Поели, проходит пять минут - отрыжка ландышем. Запил этот обед компотом, через минуту - снова этот же ландыш. С тех пор я ненавижу все ароматы, напоминающие ландыш. Главное - всё это продолжалось до самого пункта назначения.
По разговорам в вагоне я понял, что большинство ребят призывалось из района Тушино и, естественно, у меня среди них не оказалось никаких знакомых. Но общая судьба сближает людей, и мы быстро перезнакомились. Как понимаете, никто из нас по сути ничего собой не представлял, просто по малолетству. И, тем не менее, почти у каждого из нас был какой-то свой конёк. Один хорошо рисовал, другой знал множество анекдотов и умел их рассказывать, третий мог загнуть какую-нибудь небывалую историю, ну а я умел играть на гитаре и ещё мог кое-что спеть. Ну, петь-то могут вообще все,
вопрос - как! Сказать, что я Карузо, конечно, нельзя, но "совок" я пел вполне себе профессионально, всякие там "Алёшкины любови" и прочую "лабуду". Ну, а англоязычные, вообще наизусть мог петь без перерыва часа полтора. Конечно, в вагоне нашлась и гитара, правда настроения петь песни не было никакого, да честно говоря, никто особо-то и не упрашивал. Просто в один прекрасный момент не выдержали нервы выслушивать творческие "испражне-ния" товарищей по несчастью, ну и ...
...Надо отдать должное моему умению играть, вернее, подыгрывать на гитаре практически любую знакомую мне песню. До армии в своём ансамбле я играл на басу, поэтому имел представление о гармонии вообще, и о кварто-квинтовом круге в частности, а ведь именно на нём и было построено большинство советских песен.
Еврейско-армянское а, в общем-то, семитское происхождение большинства советских композиторов сыграло свою зловещую роль в музыкальном развитии
нашего народа. Пресловутый кварто-квинтовый круг переходил из песни в песню, поэтому в одной гармонии, зная 4-5 аккордов, можно было саккомпанировать практически всё, меняя под свой голос только тональность. Для этого не надо было знать классическую гитару, кстати, очень сложный инструмент, незаслуженно забытый.
Исполнение моё, видимо, нравилось ребятам, так как никто не прерывал исполнение возгласом "а-ну, дай-ка я". Таким образом, я приобрёл своих первых армейских друзей - Лёвку Байкова, Лёшку Анискина и других. Правда после карантина, где мы вместе попали в одну роту, пути наши разошлись, чтобы вновь причудливо соединиться в этой же роте ровно через год. А через год, когда я вновь попал в в/ч 41617, мы вместе стали играть в вокально-инструментальном ансамбле, который сами же и организовали. Но об этом немного позднее...
...Как выяснилось, мы оказались в Северо-Восточном Казахстане - в Семипа-латинской области. От города Семипалатинска нас повезли медленно по одно-колейке через голую выжженную степь. Такие пейзажи я наблюдал только в кино про индейцев. Прожив в Москве почти двадцать лет, я и не предполагал, что наш передовой во всех отношениях, как нам рассказывали, Советский Союз на поверку оказался большой "потёмкинской деревней".
Если б вы могли видеть эту картину! Сопровождая поезд, который двигался практически пешком, параллельно ему по голой степи мчалась бегом ватага узкоглазых меднолицых казахских "индейцев" и с криками кидалась на выбро-шенные из окна поезда старые вещи - пиджаки, куртки, свитера. Если среди читателей этого опуса попадётся сослуживец, он наверняка подтвердит правди-вость этих строк.
Мы понимали, да и просто знали из устных рассказов бывших солдат, что ничего из гражданской одежды нам не оставят, а просто сожгут её на костре, а
нам выдадут солдатскую форму. Потому мы и выбрасывали всё в окно. Когда
все лишние вещи закончились, в ход пошло вообще всё, что пролезало в окно вагона. Из окон поезда летели банки с тушёнкой, сгущёнкой, куски варёной курицы, которой повезло не протухнуть по дороге и дожить до Казахстана...
Зрелище, скажу я вам, было безобразное. Я не думаю, что казахские дети были настолько нищими и голодными, мне показалось, что это такая игра, хотя честно говоря, и позже я нигде не видел тучные стада коров или баранов, да даже и сайгака ни одного за два года так и не увидел. Позднее, из рассказов местных "аборигенов" я узнал, что станция "Конечная" - это военный городок, называемый "Берег", и находится он на берегу реки Иртыш, хотя саму реку я так ни разу и не увидел. Солдат Советской армии не волен распоряжаться собой и своим временем. Даже живя совсем рядом с рекой, можно за два года так её ни разу и не увидеть.