Как мы спасли друг друга

Лида

Мне очень хочется рассказать Вам одну довольно запутанную историю, которая приключилась со мной и моими друзьями в далёкие времена моей юности. Мне кажется, что это довольно поучительная история, несмотря на её кажущуюся незатейливость. Ну, судить об этом не мне, а Вам, мой уважаемый читатель. Итак, рассказываю...

...Как-то раз глубокой осенью 1971 года, я - Игорь Павлов со своими друзьями Гришей Янкелевичем и Андрюхой Шаволиным поехали играть "сэйшен" в подмосковный городок Пушкино, что по Ярославской железной дороге. В те далёкие годы мы были, то есть пра-вильней сказать, считали себя (так будет вернее) музыкантами. Это значит, что мы жили только музыкой, а музыкой считалось то, что исполняли модные тогда группы, которых к тому времени развелось уже так много, что они уже не поддавались никакому учёту. А "сэйшен", на который мы ехали, это был как бы сборный концерт, на который съезжались несколько ансамблей, чтобы показать публике своё мастерство. В данном случае хозяе-вами площадки, а значит и принимающей стороной был ансамбль, играющий на танцах в доме культуры в г. Пушкино Московской области.

Путь был неблизким, надо было ехать целый час на электричке с Ярославского вок-зала, но мы хорошо экипировались, и даже приготовились к тому, что в вагоне не будет работать отопление. Наши "музимы" были одеты в чехлы из красной плюшевой скатерти, которая когда-то возлежала на столе под графином в актовом зале школы Љ 736, где я когда-то учился с первого класса по шестой, а Гришка - с первого по десятый, и где мы однажды играли халтуру на выпускном вечере.

Выпускной этот вечер был как раз у моего потока, с которым я учился когда-то в этой школе. Просто по окончании шестого класса, весь мой 6-й "А" перевели во вновь выстроенную школу Љ421, где мне пришлось учиться в седьмом и восьмом. После же окончания восьмилетки, надо было переводиться в девятый уже в другую школу. А я пошёл после восьмилетки в техникум, и уже, будучи учащимся техникума, я и попал в свою старую школу на выпускной, только не в качестве выпускника, а уже в качестве музыканта приглашённого ансамбля.

После окончания шестого класса из нашего потока два класса "А" и "Б" перевели в новую школу, а остальные три: "В", "Г" и "Д" остались в старой 736-й, и мне было интересно посмотреть на бывших своих соучеников, в особенности на девчонок. Сами понимаете, возраст у выпускниц школы такой, что очень многие девчонки распускались к этому возрасту как цветы, не все конечно, но очень многие, и было очень любопытно посмотреть, какими они стали? Всё-таки прошло четыре года с тех пор, как я ушёл из этой школы. А со сцены очень здорово было видно всех присутствующих, и я, конечно, пялился на них как мог, ведь среди них должна была быть самая красивая девочка в школе, Валя Золотухина, которая училась в "В". У неё была сестра-близняшка, которая была очень похожа на неё, но вот только красоты Валиной в ней почему-то не было. Вот такие бывают странные метаморфозы в жизни: кажется, одно и то же лицо, ан нет - одно поражает красотой, а другое совершенно как-то не цепляет. К сожалению, так бывает в жизни, и этому масса примеров.

Как только мы начали играть, ребята потянулись в актовый зал школы, разукрашенный воздушными шарами и гирляндами, и среди толпы я сразу увидел её, Валю. Она сначала не обращала внимания на сцену, но потом, когда мы запели, все сразу повернулись к нам лицом, и мы с Валей встретились взглядами. Как только это произошло, она так лучезарно улыбнулась мне, что у меня сразу что-то защемило внутри. Хотя у нас с ней никогда ничего не было (слишком ещё малы мы тогда были), но я втайне всегда ею любовался, такой красивой была эта девочка. Причём красивой она была на протяжении всех десяти лет. А в перерыве она подошла ко мне, и мы разговорились. Валя так похорошела за эти годы. Знаете наверно как изменяются с годами люди? Так вот, Валю это никак не косну-лось. Она была всё такой же красивой. Глаза её так и сияли. А главное, в перерыве, когда она подошла ко мне и мы разболтались, она мне призналась, что когда мы ещё учились в параллельных классах, я ей оказывается, нравился. Вот так, а я даже и не подозревал об этом...

Вот такая была у нас "халтурка", а вот своего выпускного бала у меня так и не случилось. После окончания восьмого класса 421-й школы нам вдруг сказали, что школа эта восьмилетняя и, несмотря на то, что мы вроде бы окончили её (в смысле школу), дирекция запретила нам устраивать выпускной бал, и мы остались с носом. Зато у нас с Гришей осталась на память о нашей (моей первой) 736-й школе красная плюшевая скатерть, которую Гриня взял да и экспроприировал (как завещал нам дедушка Ленин). Уж очень эта скатёрка красного цвета (цвета нашей пролетарской крови) приглянулась Грине, вот мы её и прихватили, когда со всей нашей аппаратурой покидали родные стены школы после выпускного. Все люди в школе: и учителя, и бывшие ученики были к утру уже так вымотаны и измучены, что никто не обратил внимания на то, что именно мы выносим из школы. Зато потом моя маман сшила из этой плюшевой скатерти такие классные чехлы, что мы с гордостью разгуливали по родному району, как всё равно битлы какие-нибудь или роллинги...

В электричке оказалось не столько тепло, сколько жарко. Ехать предстояло целый час, и мы помаленьку разделись. Расчехлили мы и наши гитары. У Гришки на тот момент уже была его вторая гитара (первой была музимовская "Elgitа"), самая крутая, какую только мы себе могли представить - чёрная, как уголь доска "Eterna" с тремя звукоснимателями. Та, первая гришкина гитара, которая звалась "Elgita", была тоже доской, но с цветовым переходом от чёрного до карминно-красного цвета и с двумя звукоснимателями, а теперешняя "Eterna" была совсем чёрной, а звукоснимателей было целых три.

Круче на тот момент была только "Eterna de Luxe", но в чём именно была её крутость, мы и сами не очень понимали. На вид это была та же обычная "Eterna", только с кучей дополнительных тумблеров и ручек. А у меня была полуакустическая версия "музимы" - басовка с двумя "звучками", ну о-о-очень красивая: в центре вишнёво-малиновая, по краям плавно переходящая в чёрный блестящий цвет. Этакий "sunbirst", только на немецко-гэдээровский лад.

Позже, когда мы уже играли на фирменных гитарах, такую расцветку никто из производителей не применял. Обычно они стремились придать дереву его обычный "деревянный" цвет или уже красили гитары простыми красками. Позднее, когда мне вдруг по случаю доставался потёртый сверху "Jazz Bass" (а это у "фендеров" часто бывало), я просто стирал растворителем слой нитрокраски с доски и грифа, и таким образом гитара становилась естественного цвета, то есть такая светло-деревянная. Вот дальше уже растворителем слой лака не брался, видимо дальше шёл какой-то слой очень твёрдого и прочного лака, который "не брал" обычный растворитель...

Вовка Ильин, наш бывший басист, обычно не брал с собой свою "самопальную лопату", когда мы ездили на какой-нибудь сэйшен. Ну, во-первых, ему было стыдно ехать с такой дубиной в руках, тем более, что её всегда заворачивали в какие-то тряпки, потому что не было чехла, а во-вторых, ему было всё равно на чём играть, хоть на бревне. У Вовки были такие коротенькие пальцы-сардельки, которыми он с огромной, просто какой-то демонической силой прижимал басовую струну к грифу, что она по-любому звучала офигенно. В те годы даже Пол Маккарни ставил на свои басы струны от рояля, так что главное для басиста тогда было - это обладать лошадиными силами и здоровьем. Мы с Гриней всегда были рады, когда Вова не брал с собой свой "самопал", уж больно позорно он смотрелся на фоне наших красивых "фирменных" гитар, тем более, что между струнами и грифом у Вовы легко пролезал спичечный коробок.

Я с моей инвалидной левой рукой никогда в жизни не смог бы играть на таком басу, просто у меня лет до восемнадцати, а может и позже (сейчас уже точно не помню), была такая ерунда: когда я сильно сжимал кисть левой руки, её пронзал электрический заряд, такой, как иногда бывает, если стукнешься локтем об какой-нибудь угол.

При Вовке я играл "на ритме" (так это тогда называли). Но это было уже давно, и теперь на басу играл я, потому что Вова попёрся поступать в военное училище. Вы только представьте себе, московский парень и военное училище!? Жалко, что чувство недоуме-ния нельзя описать словами! Ну да Бог с ним!

От нечего делать мы решили не терять времени и стали репетировать. Гришка "снял" проигрыш песни "Yellow River", которая была тогда суперхитом, и мы оттачивали этот музыкальный отрывок, чтобы он звучал, как на пластинке. Незаметно мы доехали до станции Мытищи, где к нам присоединился Лёшка Глызин. Признаться честно, я раньше Лёшку не знал, но мой Гриня знал, кажется, всех музыкантов в Москве и области, поэтому я нисколько не удивился этому соседству. Оказывается, Лёшка, хотя он тогда был совсем маленьким (не по росту, ростом он и теперь не блещет, а по возрасту) уже пел в ансамбле, который играл на танцах в Пушкино, и поэтому мы ехали как бы и к нему в гости.

Мы долго не могли решить, что бы такое исполнить там. Лёша нам обрисовал пример-ный репертуар, исполняемый ими на танцах. Чтобы не попасть впросак, и не петь то, что поёт основной ансамбль, мы прикинули хрен к носу и решили остановиться на песенке неизвестной мне до сих пор какой-то западной группы, которая называлась, кажется, "Chaines", или что-то вроде того. Оригинала я никогда не слышал, так как с музыкальной информацией в те годы у нас (а у меня особенно) был "полный пердимонокль". Но наш бывший басист Вовка Ильин, который её (эту песню) и притащил к нам, примерно объяснил нам что и как, и мы "пилили" эту песенку везде, где только можно, тем более, что Вовка мог её исполнять в любом состоянии, даже когда находился в полном пьяном недоумении, что было, честно говоря, совсем не редко.

После того как Вовка от нас ушёл, эту песню стал петь то Гришка, то я, то Андрюша. Она была, в общем-то, простой в исполнении. Потом мы решили спеть модную тогда "Yellow River", ну и, конечно же, мы должны были сыграть пару вещей Джимми Хендрикса, которые Гриша "запиливал", как надо, и чтобы дать Грине возможность проявить себя во всём великолепии, тем более, что у него давно появился самопальный "фузз", который был тогда далеко не у всех гитаристов. Эта была Гришина "коронка"! Этот гитарный эффект производил рёв двигателя карьерного самосвала, который ужасно Гришке, да и нам очень нравился. Звук становился тягучим, и можно было такое с ним творить!!! Многие правда тогда считали этот эффект издевательством над чистым гитарным звуком, но Гриня-то знал, что за ним - будущее. Ну, а если народу понравится, то "на бис" мы с Гриней спели бы нашу любимую битловскую "Don,t Let Me Down".

На самом деле мы с Гришей стали "певцами" только тогда, когда наш друг Толик Гареев ушёл в армию, вернее ещё не ушёл, а только собрался уходить, потому что до этого, он пел всё сам, иногда вместе с Андрюхой или со мной. Гриша Янкелевич до вокала вообще не допускался. Признаюсь, что к этому приложил свою поганую руку и я сам. Но так как закон бумеранга ещё никто не отменил, он (этот самый бумеранг) ко мне обратно и вернулся. Сначала я сказал Грише, чтоб тот больше не пел (хотя в самом начале нашей музыкальной карьеры мы с Гришей перепели столько песен вдвоём!), вместо того, чтобы позаниматься с ним вокалом и преодолеть его недостатки, которые заключались в немного как бы каркающих звуках и развить вокальные способности, которые есть у любого музыканта. Так нет же, я в такой категоричной форме просто запретил ему петь и точка.

А через полгодика я и сам "огрёб" то же самое от Толика с Андреем. А дело было так. Как-то раз на репетиции в доме культуры на "Ухтомке" я попытался спеть какую-то битловскую несложную песню и пропел её на четверть тона ниже. А когда ребята сделали модуляцию на пол-тона вниз, чтобы мне помочь (они думали, что мне слишком высоко), я и тогда стал петь на четверть тона ниже. Нормально?

Что такое со мной происходило, я и сам не знаю, просто в те далёкие времена, когда приходилось петь, голос иногда лился как река, а иногда наоборот, зажимался, как щель и ничего невозможно было с этим поделать. Вот на этом дурацком случае моя певческая карьера благополучно и завершилась. А запеть снова мне пришлось только тогда, когда главного нашего певца Толика забрали в армию, и нам с Гришей ничего не оставалось, как запеть самим. Андрюха же просто играл на барабанах и не всегда (то есть не во всех точках) у ударника стоял микрофон, поэтому Андрюха и не всегда мог что-то спеть. А потом наш репертуар всё-таки был рассчитан на Толика, он ведь был первым голосом всегда, а у Андрюхи и репертуар был довольно своеобразный, не всё ведь споёшь, играя на барабанах!

Репертуар у нас был самый модный, то есть мы исполняли как раз то, что не переда-валось по радио, не транслировалось по телевизору, а петь "песни советских компози-торов" нам исполнять даже и в голову как-то не приходило. А на кой хрен, спрашивается? В те годы любой совдеповский певец мог "закобзонить" что-нибудь совковое, а мы были молодые и пели, что хотели, ну и что нравилось людям, конечно. О политике мы не то что не думали, а нам просто было некогда даже задумываться о ней. Американцы с англичанами были для нас "клёвыми ребятами", а кроме них мы практически никого и не слушали, поэтому какая такая может быть политика, мы не представляли тогда себе?

Лёшка Глызин ещё, помнится, выразил сомнение по поводу гитарного проигрыша в "Жёлтой реке". Ему как-то не очень верилось, что наш маленький Гриня (а ему не так давно только исполнилось шестнадцать) сможет сыграть такую "сложную" партию, но Гриша тут же воспроизвёл её полностью, да ещё так достоверно, что у Лёшки развеялись все его сомнения. Как мы добирались до танцев, я уже сейчас не помню, а вот само высту-пление и обстановка на танцплощадке запомнилась хорошо.

Народу было, как селёдок в бочке. Большинство - девчонки. Вообще-то, я заметил, что девчонки гораздо восприимчивей к музыке, чем ребята, и поэтому на всех музыкальных выступлениях их всегда - большинство. Глаза мои так и стреляли по залу в поиске всё более и более привлекательных физиономий, и каждую секунду находили всё новые и новые объекты. Столько красивых и просто симпатичных женских лиц нигде в мире Вы никогда не встретите. Россия в этом смысле вообще удивительная страна. Я не хочу сказать, что у нас все прямо такие раскрасавицы, нет! Просто в наших женщинах так много женственности, что её хватило бы на весь остальной мир. Хотя у нас вполне доста-точно и "крокодилов" тоже. Зато очень мало женщин с мужскими чертами лица, как например, в Германии. Не хочу обидеть представителей нордической расы, но целоваться и вообще заниматься любовью с тевтонским рыцарем в юбке - это по-моему, извращение. А вот кроме как у нас в России, такое количество симпатичных девчонок на душу населения точно нигде в мире больше не встречается. И пушкинская танцверанда в этом смысле не была исключением. Сцена была окружена плотным кольцом хорошеньких девчонок, среди которых одна всё-таки выделялась даже на этом фоне. Я сразу её взял на заметку...

После второго отделения музыкального выступления наступил перерыв, во время которого местные музыканты пригласили нас попробовать инструменты и настроиться. Ну, мы и вылезли на сцену. Это не укрылось от глаз многочисленной публики, и в наш адрес даже раздались недружелюбные выкрики и свист. Ну, мы-то не в первый раз выходим на сцену и свистом нас не запугаешь, поэтому мы решили не ждать начала третьего отделения, а решили выдать сразу всё, на что способны.

И Гриня "запилил"! Четыре такта Гришка играл один. Публика ещё не поняла, как ей надо танцевать, и что за ритм будет у этой песни, как тут уже вступили все. Тональность была соль-мажор, и когда вступил бас, у всех присутствующих перехватило дыхание. Я так влупил по самой нижней струне, что мало никому не показалось. На басу стоял не какой-то там "MV3" в 12 ватт, а нормальный самопальный ламповый усилок о восьми EL 34, и он "чистяком" выдавал все 200 ватт RMS. Про басовую акустику ничего сказать не могу, просто не помню, но ящик стоял здоровенный, а что уж там было внутри - не знаю.

Сразу все присутствующие воспряли духом, и как подорванные пустились в пляс. Нас это обстоятельство так подстегнуло, что мы сами стали пританцовывать, что вообще-то в те годы не практиковалось не только у нас, но, по-моему, и на Западе. Отыграв первую песню, мы опять по такой же схеме начали вторую - "Yellow River", которая в тот год прозвучала на фестивале в Сан-Ремо, и поэтому у нас её транслировали по телевиденью. Естественно, местные музыканты её ещё не исполняли, а зря! Публика просто ревела от восторга. Тогда мы ударили по бездорожью Хендриксом. Это, честно говоря, уже был перебор. Некоторые парни стали "ломать шейка", а остальные вместе с девчонками просто стояли и тупо глазели на них.

Я уже знал, что все местные "пацаны" будут предлагать нам оставаться тут навсегда. Это было почти на всех точках, где нам когда-либо приходилось играть. Уж чего-чего, а шороху мы могли напустить "скока хошь". Чтобы уж совсем не "запарафинить" местный ансамбль, мы решили немного снизить накал страстей, и исполнили с Гриней на два скрипучих наших голоса "Don,t Let Me Down". Эффект был потрясающий. Все обнялись и стали топтаться на месте, повернувшись к сцене лицом. Многие знали слова и просто нам подпевали. Это был "финиш"! Гришка разрумянился, как помидор, да так, что все девчонки при взгляде на него сразу "пускали слюну".

Надо отметить, что Гриня наш в молодости был очень хорош собою и был взаправду похож на итальянца. Или вернее, на молодого Сильвестра Сталлоне (который на поверку оказался не совсем итальянцем, а скорее уж итальянским евреем, мама которого была чистокровной еврейкой из Одессы), и та девушка, что была в тот вечер самой красивой, сразу положила на Гриню глаз. У Гриши были очень красивые чёрные глаза с огромными длинными ресницами, что прямо "срубало" девчонок наповал. В этот момент мы с Андрюхой переглянулись и решили, что это шанс...

Дело в том, что Гриша наш был ещё мальчиком. Не в том смысле, что он был не девочкой, а просто он ещё ни разу не "пробовал", что такое женщина, а только слышал об этом от нас, его старших товарищей. У меня была разница с ним в два года, и этот столь незначительный срок, в то время был, или вернее казался очень ощутимым, и мне хотелось, чтобы Гриша скорей повзрослел и испытал, наконец, каково это быть мужчиной. А то, что он был девственником, меня почему-то очень напрягало.

Просто у меня были такие отношения с девчонками, которых Гриша как бы не понимал. Ну, то есть, например, если я куда-то там опаздывал из-за того, что встречался с девушкой, Гриша сразу спускал на меня Полкана, не догоняя, что это, в общем, достаточно уважительная причина. Вот потому-то мне очень и хотелось, чтобы он перестал быть членом "клуба одиноких сердец", а влился в наши стройные мужские ряды и стал нормальным чуваком.

В общем, мы с друзьями прилагали все усилия к этому и всё время старались "подложить" Грише кого-нибудь, но не свинью, как можно бы было подумать, а нормальную, красивую девушку, чтобы у него не испортилось впечатление сразу, после первого же раза. Короче, чтобы он сразу же "не обломался". К этому моменту у нас уже было несколько попыток, но все они были пока что безуспешными. А тут в Пушкино удача сама шла нам навстречу, и это было как раз именно то, что надо. Девчонка, которая положила глаз на Гришу, была удивительно красивой. Довольно высокая, со светлыми, почти прямыми волосами, тёмными, очень выразительными глазками, остреньким таким подбородком, и как бы немного лисьим профилем с тонким остреньким носиком. Просто какая-то Клаудиа Кардинале из советско-итальянского фильма "Красная палатка". Жаль правда, что ножки её были прикрыты длинной, почти в пол юбкой "макси", но тогда это было очень модно и не вызвало у нас никаких подозрений. Оказалось, что звали её Лидой. Довольно редкое по тем временам имя.

Как только мы слезли со сцены, она тут же подошла и сразу же отвела Гришу в сторонку, и они о чём-то оживлённо начали болтать. Ну, мы, конечно, сразу же присоединились к ним и тоже стали тусоваться вместе. Как-то очень быстро сложился такой своеобразный альянс: мне, к сожалению, досталась самая "крокодилистая мамзель" из их компании, потому что пока я озирался вокруг в надежде найти кого посимпатичней, единственную нормальную подружку Лиды "снял" Андрюха, который никогда не терялся в подобных ситуациях и всегда ковал своё "железо, пока горячо".

С Андрюхой вообще не надо было "щёлкать ебл...м", потому что, несмотря на его кажущуюся "вялость", в отношении девушек это был "хват". Но мне уже так и так деваться было некуда, да и Гришка был всё-таки больше всего именно моим другом, в общем, я принял всё происходившее, как данность, и легко пошёл на эту "жертву". Ну, то есть стал общаться с третьей подружкой, которая была самой некрасивой среди них, хотя надо отдать должное, у неё была самая лучшая фигура (на мой, конечно, взгляд). Причём, что спереди - что сзади. Грудь была примерно второго размера, талия нормальная, но вот зато бёдра - "ваще атас", а ...опа - мечта индейца, или скорее наверно, армянина.

Я сам, хоть и не принадлежу к этому древнему высокогорному народу, придерживаюсь аналогичных взглядов на женские прелести, и мне всегда нравились женщины, в которых есть всё: и красивое лицо, и тонкая талия, и широкие бёдра, а иначе чем же тогда женщина отличается от мужчины? Усами и бородой, что ли? Так усы и борода иногда проявляется и у женщин, да ещё какие! Вот женщины, лишённые этих достоинств (.опы и бёдер) не производят как-то на меня особого впечатления, хотя вкусы у людей бывают настолько разные, что иногда буквально диву даёшься. Некоторым мужчинам, например, нравятся узкобёдрые женщины, но я, к счастью, не принадлежу к их числу.

Короче, слово за слово, мы нормально так "затусили", и ещё до окончания танцев потихонечку "свалили" из Дома культуры, чтобы шумной компанией направиться прямо домой к Лиде, где в тот момент никого из взрослых не было. О, как удачно всё выходило! По всему было видно, что Лида серьёзно "запала" на Гришу, хотя нам и в голову даже не приходило, что она может "шугануться" из-за того, что он такой малолетка, хотя в моём представлении Гришка внешне запросто тянул на все восемнадцать (хотя взаправду ему было только шестнадцать). Ну ладно, там поглядим - подумал я.

Лида жила буквально в двух шагах от Дома культуры, и мы дошли до её дома пешком. А так как все мы были абсолютно трезвыми, Лида решила угостить нас чаем с вареньем домашнего приготовления, и мы все пошли на кухню пить чай. За чаем разболтались о том, о сём, и за разговорами мы даже и не заметили, как Андрюха со своей избранницей Олей с кухни исчезли. Просто Лида, пока мы пили чай, постелила на полу в большой комнате, и Андрюха, не теряя зря времени, уже вовсю кувыркался там со своей девчон-кой. А мы продолжали сидеть на кухне, чтобы не мешать им.

Надо отдать должное Андрюхе, хотя многие считали его "вялым", в постели с девчонками это был ещё тот "шустрила". Так самозабвенно отдаваться процессу совокупления мог из всех нас только он. И это касалось не только самого процесса. Андрюша, несмотря на то, что в юности он был "шилом бритый" (ну, знаете наверно, бывает такой юношеский дефект кожи на лице), никогда ни минуты не колебался, когда видел симпатичную девчонку, а просто брал и смело так подходил к ней и знакомился. Знаете наверно, как смущают нас (особенно в юности) какие-нибудь прыщики на лице, хотя мало кому из нас удалось пройти по жизни, не сталкиваясь с этим пороком. Бывало, выскочит такая гадость где-нибудь на носу в самый, блин, неподходящий момент, и вот выдавливаешь его, выдавливаешь. Потом ещё одеколоном протираешь, а в результате - остаётся такое, блин, прям фиолетовое "трупное пятно". Очень, знаете ли, приятно потом с такими вот пятнами тащиться на свидание, например?!

Или вот у Гриши, например, была привычка давить свой нос. Что он там находил интересного? Бывало уставится на себя в зеркало, и давит, и давит там на носу чего-то. А потом ходит всю дорогу с фиолетовым таким шнобелем. Как красиво! И ко мне ещё бывало, как пристанет: "дай я тебе что-нибудь выдавлю". А вот Андрюхе эти прыщи-свищи были "по барабану", и правда, после армии они у него просто сами собой прошли. Гормоны просто своё отгуляли и отстали от него. А вообще, видимо у нашего Андрюхи был такой природный запас либидо, каковой у всех нас остальных никак не просматри-вался. Мне бы, например, никогда в голову даже не пришло встревать в интимные отношения своих друзей, а Андрюхе - с нашим удовольствием.

Помню, вот (не к месту будет сказано) когда я вернулся с армейской службы, то позна-комился с моей соседкой по дому, то есть не то, чтобы познакомился (я её, конечно же, знал и раньше, потому что жила она в соседнем подъезде). А просто пока мы были маленькими, я на неё и внимания-то никакого не обращал, да мало ли девчонок в классики играет во дворе? А тут вдруг увидел, что за два года, пока меня не было, она вдруг стала такая, прям "ну, блин.. ваще!". А близкое знакомство наше состоялось так!

Стою я однажды вечером у окна, а было это вскоре после моего "дембеля", где-то в июне-июле, и вдруг вижу, как по двору, прямо напротив моего окна и прямо лицом ко мне идёт этакая "секс-бомба". Высокая такая, в каких-то обтягивающих штанах с заниженной талией, с русыми развевающимися на ветру волосами и фигурой, от которой можно было просто сознание потерять. Она вошла в соседний третий подъезд, который находился под прямым углом к моему, не преминув стрельнуть в меня своими голубыми глазищами. Я как стоял, так сразу и присел на табуретку. "Вот это да! Какие барышни в подъезд заходят!" - подумал я, и тут вдруг вижу: открывается дверь балкона на третьем этаже соседнего подъезда, и на балкон выходит ОНА. Делая вид, что что-то внизу очень её интересует, она нет-нет и стреляла в меня взглядами. Я тоже, не скрываясь, пялился на неё, даже скорее уже даже и не на неё, а на её здоровенные сиськи, которые нагло так торчали из-под тоненькой майки и ещё колыхались при каждом её телодвижении. Не, ну Вы себе представляете? Кто бы мог такое зрелище спокойно выдержать?

Не выдержал, естественно, и я. Решив, что хватит играть в переглядки, я нашёл у себя на письменном столе листок бумаги и карандаш, ну и написал на нём цифру 47 (номер моей квартиры), да и выставил его смело так в окно. Реакция не заставила себя ждать. Через десять минут ОНА была уже у моих дверей и нажимала кнопку звонка. Через двадцать минут Люба (она успела мне представиться) спешила в соседний магазин за бутылкой сухого, на которое я ей дал целый трояк (сухое тогда стоило рубль сорок - рубль восемьдесят), а сам стелил постель в предвкушении просто каких-то неземных наслаждений. Ну, надо сказать вообще-то, что после этой долбанной армии мне все девчонки казались красивыми, и я их хотел всегда и везде.

Оказалось, что за два года отсутствия в своём дворе я не утратил популярности, и продолжал пользоваться всеобщим интересом у местных жителей, что не могло меня не радовать. Как Вы наверно догадались, наше знакомство переросло постепенно в "дружбу" и наши встречи стали регулярными.

Так вот, однажды в один из этих дней ко мне и заглянул Андрюша. Поболтав о том, о сём, он поинтересовался, нет ли у меня кого-то на предмет перепихнуться, а то чего-то давненько типа ничего не держал в руках окромя собственного мужского полового. Конечно, я немного утрирую слова Андрюши, но имейте в виду, что на самом деле наш язык общения был о-о-очень далёк от литературного, поэтому, естественно, я не могу излагать буквально те слова и даже мысли, которыми оперировали мои герои, и я в их числе. (Вспомните А. С. Пушкина и его "Я помню чудное мгновенье...", только вот этот же самый эпизод, описанный им в прозе, то есть в письме своему другу, ничего общего не имеет с его же стихами. Хотя и то и другое было написано одним и тем же человеком об одном и том же событии).

Немного подумав, я сказал Андрюше, что вообще-то у меня есть одна знакомая девчонка прямо в моём доме, но я не знаю просто, как и в каком соусе ей это подать? Ведь далеко не всякая девчонка согласится сразу с ходу вот так за здорово живёшь перепихнуться с незнакомым парнем, тем более в присутствии уже знакомого. Здесь всё-таки не публичный дом, и потом, свобода нравов ведь тоже имеет какие-то свои границы? На что Андрюха безапелляционно так заявил:

- Да ладно "Длинный", давай, звони! -

- Видать здорово припёрло - подумал я, и ответил:

- У меня с ней связь односторонняя. Когда она приходит с работы, всегда выходит на балкон посмотреть, на месте я или нет? -

Андрюша так разочарованно посмотрел на меня, наверняка про себя подумав, что я просто не хочу делиться, но всё равно не оставил надежду, уж слишком наверно, высок был у него уровень тестостерона в тот момент. Заняв позицию у окна, я стал караулить, чтобы не пропустить, когда появится девушка Люба, а Андрюха держался рядом.

Я ему сказал, что не надо нависать надо мной, но он, видать, ничего уже не мог с собой поделать. Я просто затылком чувствовал его дыхание. Вот же, как припёрло-то! Стоим мы значит, стоим, я неторопливо покуриваю. Смотрю: ну, наконец, показалась и Люба. Она как-то быстро так прошла к себе в подъезд, даже не взглянув в мою сторону. Я даже растерялся немножко, подумав, что перед Андрюхой теперь придётся оправдываться, но уже через десять минут Люба стояла на балконе.

Мы всегда склонны выдумывать для себя всякие наисложнейшие объяснения того, чего мы не понимаем. А чаще всего причина событий бывает наибанальнейшей. Вот и тут, может быть девушка Люба просто очень хотела "писать", например, и потому так спешила домой, что даже не посмотрела в мою сторону. Ведь человеческий организм всегда волнует самая первоочередная задача, то есть желание "пописать" пересилило все остальные желания, а я себе понапридумывал всякую всячину. Недаром же в народе говорят: "Поср..ть и родить нельзя погодить!)

Я же, тупой индюк, типа обиделся, и так и продолжал стоять у окна, как изваяние, и не подавал никаких признаков жизни. Только стоял тупо, как пень и всё. Андрюха, тот вообще ничего не понимал в происходящем, и начал было уже "дёргаться", но я ему пояснил, что у нас просто такая манера общения. Вот и всё. Скоро всё должно наладиться, и Люба обязательно придёт.

- Не ссы в туман! - сказал я Андрюше.

И правда, минут через двадцать, когда Андрюша крутил бобину на своём привезённом им с собой катушечном магнитофоне "Филипс", разыскивая там какой-то отрывок из оперы "Jesus Christ Super Star", раздался звонок в дверь. Я помчался открывать, а Андрюха остался в комнате. Как только Любочка вошла и села на диван, у Андрюхи, по-моему, потекли слюни, причём не только изо рта. Люба имела "при себе" всё, что нужно. И причём, в очень достаточном количестве. И миловидную мордашку с огромными глазищами, и упругую девичью грудь четвёртого, между прочим, размера, и так любимый нами с Андрюхой "тухес" (что по-еврейски, если кто не знает, означает - ж...па). При всём при этом, Любочка имела при себе даже талию. Причём её "тухес" имел разлёт как в стороны (что, вообще-то говоря, не такая уж и редкость), так и назад. Сегодня такую фигуру мы хорошо знаем. Именно такую фигуру и главное такой же примерно "тухес" имеет американская актриса и певица Дженнифер Лопес (или в русской транскрипции - "Жопес").

Не прошло и десяти минут, как у них завязался оживлённый разговор. Андрюша начал ей "втирать" что-то насчёт музыки. Стал ей крутить магнитофон во все стороны и заводить всякие разные арии из рок-оперы. Любочка внимательно слушала Андрюху, а тот ей всё подливал и подливал в стакан белого сухого вина, надеясь, что её немножко развезёт, и он получит возможность "поиметь" это пышущее молодостью и здоровьем молодое тело. Я почти не участвовал в разговоре, чтобы не помешать процессу обольщения. Дело медленно, но верно продвигалось в нужном направлении.

"Нос" оказался опытным "соблазнителем": Любочка уже не возражала, когда Андрюша её слегка так приобнимал за плечи и трогал как бы невзначай за ножку, при этом, не забывая рассказывать, какой он вообще-то клёвый чувак. При этих действиях Андрюши она всегда как-то вопросительно смотрела на меня, вроде как бы спрашивая, ничего, что я позволяю ему это? Ну, а я старался придать своему лицу индифферентное выражение, ничем не выдавая свой "некайф". Андрюха же, видя, что я всё никак не соберусь объяснить Любочке, что нам с Андрюхой от неё нужно, решил действовать самостоятельно. Всё это напоминало мне свидание Остапа Бендера с Эллочкой Щукиной и его рассказы об обычаях в лучших домах Парижа и Филадельфии.

Андрюха "втирал" ей о клёвых ребятах-музыкантах, которые одновременно спят с толпой поклонниц и это типа того считается у них "в порядке вещей". Потом он отозвал меня в коридор, и там объяснил мне, что хорош "выделываться", и что надо брать быка за рога. Пихнув меня в жопу, он пошёл в ванну. А мне ничего не оставалось делать, как начать тот самый процесс, который в конторе под названием "Comedy Club" называется "предварительные ласки". Это хорошо теперешней молодёжи. Они вон всё узнают, прямо по телевизору, а нам в наше время приходилось идти к успеху методом проб и ошибок.

Короче говоря, вечер наш закончился тем, что мы все втроём завалились на диван, где я взгромоздился на Любу, а Андрюха лежал рядом и ждал своей очереди. Пока я совершал поступательно-толкательные телодвижения в рабоче-крестьянской позиции, Люба в порыве страсти ухватила Андрюху своей рукой за его ... и начала сжимала его причинное место и до того досжимала его, что Андрюха не вытерпел и обдал и Любу, и меня заодно своей горячей струёй. Я сразу это почувствовал, и как ошпаренный, тут же вскочил с дивана на пол, и сразу побежал в ванну, чтобы смыть с себя эту липкую вонючую дребедень.

Пока я мылся, в комнате по соседству происходил скандал (не забудьте, что квартира-то была коммунальной, и кроме нас с матерью, в ней проживало ещё две семьи). Соседка, которая жила через стенку от нас, просто взбеленилась от такого нашего разврата и орала, что она не позволит устраивать тут публичный дом. Её муж (дядя Коля), как мог, пытался её успокоить, но всё было напрасно. И когда я благополучно вернулся из ванной, а наша Любочка после меня побежала туда, чтобы тоже подмыться, соседка, как фурия вылетела из своей комнаты и заперла дверь в ванную комнату снаружи. А кроме того встала столбом у двери, продолжая при этом истерично орать. При этом она визжала, что всё расскажет её (Любиным, значит) родителям о развратном поведении их дочери, на что Люба из-за двери отвечала, что ей уже девятнадцать лет, и она может делать всё что захочет.

То ли ей (соседке) было, и правда просто завидно (как считал Андрюха), то ли её раздражала музыка, которую мы, кстати, не включали так уж громко, только она закрыла собой дверь в ванную, и продолжала стоять столбом в коридоре перед ванной, как цербер. Это длилось примерно с полчаса, пока её не уволок оттуда её собственный муж. Зато, мой Андрюха был страшно доволен. А что? "Длинный" (это, как Вы уже наверно поняли - я) в этом квартирном конфликте уж разберётся как-нибудь. Зато самому Андрюхе этот инцидент был вообще по барабану, самое главное - "давление в норме". Ещё бы, полстакана собственной семенной жидкости наверняка не слабо давили на его психику, зато теперь, когда он так облегчился, жизнь снова для него стала прекрасной..., но давайте вернёмся в Пушкино, где в квартире красивой девушки Лиды ожидались великие события.

По молчаливой договорённости я оставался на кухне дольше всех, в надежде, что Грише удастся наконец-то "влындить" девушке Лиде, хотя я прекрасно понимал, что когда первый раз в жизни делаешь ЭТО, то лучше делать ЭТО где-то наедине, а ещё лучше - в какой-нибудь романтической обстановке. К сожалению, в столь юном возрасте трудно найти даже простое, хотя бы достаточно уединённое место для занятий любовью, даже если предмет твоего вожделения и сам жаждет этого. Хорошо вон американцам, которые привыкли терять свою VIRGIN в своих здоровенных автомобилях, а нам, что было делать? У нас в России на таких огромных машинах ездили только министры да члены всяких партийных комитетов. Этим, правда, терять уже было нечего. Но нам, молодым людям выбирать особо не приходилось, надо было когда-то начинать процесс полового образования. Чего нам ждать милости от природы? Поэтому мы пользовались каждым удобным случаем, чтобы позаниматься ЭТИМ, а как Вы хотели?

...но девушка Лида даже не собиралась ложиться спать. Наоборот, она то и дело заходи-ла к нам на кухню, где я, как мог, развлекал свою девчонку, а Гриша меж тем давно уже лежал в полной неподвижности на полу рядом с Андрюхой, который уже один "подход к снаряду" исполнил и неторопливо готовился ко второму. Гришка лежал на полу и всё наверно гадал: когда же это, наконец, начнётся? Я представляю, какой раздрай творился у него в голове. Чего ему вообще делать и с чего хотя бы начинать? И чем опять же заканчивать? А Лида, блин, как зачарованная, всё ходила и ходила по квартире, то и дело вторгаясь на кухню, пока я не вынужден был уже залезть руками в трусы своей девчонке, чтобы Лида, наконец, поняла, что пора уже и делом заняться, а не шляться по квартире и мешать другим.

Я, конечно, понимал, что моя девушка ждёт от меня каких-то ласковых слов, может быть даже каких-то признаний, но я ничего не мог с собой поделать. Лицо бедной девочки было покрыто угревой сыпью, что говорило о том, что внутри у неё просто буйствуют гормоны, но преодолеть свою брезгливость я не мог. Нет, ну у меня самого тоже конечно бывали и прыщи какие-то на роже, но как говорится не везде, и не всегда, и в недостаточ-ном количестве.

А тут не помогали даже крутые бёдра и гладкие ягодицы. Я просто не представлял себе, как я, к примеру, её поцелую? Поговорить, попить чайку, даже залезть руками в трусы - это одно, а вот обнять и поцеловать - это, извините, конечно, совсем другое. Ну, Вы наверно помните, какими брезгливыми мы были в детстве? Подобрать что-то на улице прямо с земли - это с нашим удовольствием, а доесть мамин бутерброд, например, да Вы что? Вот так и я. Тем более, что я-то встрял в эту историю только и исключительно ради того, чтобы угодить своему другу Грише, которому надо было, в конце концов, кому-нибудь "засадить" свой "перец".

Но не тут-то было! Лида, в конце концов, нас увела-таки из кухни в комнату и уложила на пол в постель. Мы, как дураки, и легли, и сразу же начались обычные в таких случаях дурацкие шуточки-прибауточки. Началось издавание разных звуков, имитирующих всякие физиологические процессы, включающие пускание желудочных ветров. Всё это, конечно, сопровождалось взрывами хохота. Тут же зазвучали мои и Гришкины комментарии, которыми сопровождались все действия Андрюши, потому что это был единственный из нас, кто занимался любимым своим делом во вполне привычной для него обстановке.

Мне же, честно говоря, было совсем не до смеха. Я оказался между Гришей, который лежал слева от меня, и своей крупнокалиберной подругой, которая была справа. Дальше, ещё правей лежал Андрюха, прилепившийся к своей Ольге, которую он периодически "пилил", или вернее сказать, "попиливал". Заснуть я и не пытался, потому что вокруг меня постоянно происходила какая-то возня и сопение. Лида всё время ворочалась, постоянно повторяя: "ну, не надо, ну, не надо". Кому были адресованы эти слова, Вы наверно догадываетесь. И знаете, конечно, как это останавливает?

В процессе этого перманентного переворачивания с боку на бок, я вдруг почувствовал, лёжа на спине, как чья-то рука гладит меня по затылку, периодически сжимая мои волосы, которые в те годы были довольно приличной длины. Моя фигуристая пассия к этим телодвижениям не имела никакого отношения, это уж точно. Она вообще чувствовала себя не в своей тарелке, потому что по её представлениям я, как мужчина, был явно не на высоте, потому что никак не проявлял своих чувств. Ну, не мог я перешагнуть через себя, ну никак не мог.

Ещё раз хочу заметить, что в те далёкие юношеские годы для меня была очень важна эстетическая сторона. Ни красивая женственная фигура, ни большая грудь или ноги там какие-нибудь, или даже породистый круп, который теперь может лишить меня покоя, не вызывали тогда у меня никаких восторгов - только красивые глаза, приятная улыбка, хорошая гладкая кожа, желательно с персиковым оттенком - вот что могло вызвать во мне бурю эмоций. Такова, наверное, юность с её максимализмом. Тогда, во времена моей молодости мне совершенно не нравились девчонки с неславянским, как мне тогда казалось, типом лица. На самом-то деле эта курносость, которую я принимал за принадлежность к славянам, была скорее признаком "чухни". Только с возрастом я, наконец, понял, что настоящая женская красота находится немного не там, где я полагал ранее...

Я невольно немного напрягся, предположив сначала, что в запале любовных страстей Лида перепутала меня с Гришей и по запарке погладила по голове меня, думая, что гладит Гришу. Решив, что это скоро прекратится, я старался лежать неподвижно, чтобы не ставить её в неудобное положение. Но Лида всё усиливала свой нажим на мою психику. Она всё активней и активней продолжала гладить меня, не ограничиваясь только головой. Я просто не знал, куда мне деваться? И что ещё немаловажно, она при этом всё чаще и всё громче повторяла: "не на-а-адо, ну, не на-а-адо!"

"Дурдом" - подумал я про себя.

Те, что лежали справа, постепенно угомонились, и Андрюха, кажется, уже засопел во сне.

А я всё лежал, не шевелясь. Рука Лиды лежала под моей головой, и я боялся шелохнуться. Наконец, и мне всё это надоело. Я исхитрился как-то и, устроившись поудобней, тоже заснул...

Утром, как ни в чём не бывало, Лида приготовила завтрак всей честной компании, и мы, попив чаю, отправились восвояси, обменявшись напоследок телефонами, естественно. По дороге мы, конечно же, попытали Гришу: удалось ли ему осуществить свою затею, но он только отбрыкивался от таких разговоров. Для него это не подлежало обсуждению. Гришка был слишком тонким человеком, и ему, по-видимому, было неприятно обсуждать с друзьями такие интимные вопросы. Но я и без обсуждений знал, что ничего у них с Лидой не получилось. Я подбодрил Гришку, сказав, что всё ещё впереди, и у него ещё будет шанс отличиться. На том, как говорится и порешили.

В те времена я работал в проектном институте "Гипрохлор", куда попал по распределению по окончании техникума, а Гришка учился в школе, и вся неделя прошла у нас как обычно, в трудах и заботах. Гриша так и не встретился больше с Лидой, просто потому, что она каждый день работала на киностудии "Мосфильм", и ей просто было некогда. Я думаю, она пошла работать на Мосфильм по совету старших. Наверняка ей сказали, что с такой красотой - только в кино сниматься. Вот она и пошла туда в надежде попасться на глаза какому-нибудь режиссёру, чтобы увидев её, тот сразу же пригласил её на съёмки... Но только что-то потом я не видел её на большом экране, значит что-то пошло не так...

Наступила зима, и пришла пора нашим ребятам Андрюше и Толику идти служить в армию. Андрюха немного притормозился с армией, но только лишь потому, что хотел устроиться служить в военный оркестр, а Толику нашему прислали повестку из военкома-та, и ему ничего не оставалось делать, как устроить свои проводы. Мы с Гришей, конечно, были в числе приглашённых. Я пришёл на проводы к Толику один, а Гриша, конечно же, притащил с собой Лиду. Было весело. Народу пришло очень много. Квартира была уставлена столами, за которыми сидела вся родня нашего "Горыныча". Мы, его друзья, сидели в маленькой комнате за отдельным столом, где были и спиртные напитки.

Поначалу всё было спокойно, но потом, когда все переместились на лестницу перекурить, ситуация начала внезапно обостряться. Лида всё чаще оказывалась как будто невзначай, рядом со мной, и как бы нечаянно старалась до меня дотронуться или просто как бы ненароком прижаться ко мне. После пары выпитых рюмок эти её потуги перестали помещаться в рамках дозволенного, и стали видны невооружённым взглядом, вызывая у присутствующих взгляды неодобрения, которые её совсем не останавливали, а наоборот, как будто раззадоривали ещё больше. Пьяному, говорят, море по колено, а пьяной женщине - тем более. Им (пьяным бабам) всегда кажется, что никто вокруг ничего не замечает, и они творят неизвестно что, когда хоть немного выпивают. Хорошо, что в те годы не было ещё "You Tube@" а то бы люди столько бы всего навыкладывали туда...

Слава Богу, Гриша лично всё это наблюдал, и видел, что я совсем ни при чём. Я не строил Лиде глазки, не делал ей каких-то особых знаков внимания и вообще не делал ничего такого. Но всё было напрасно, Лиду просто "сорвало" с якоря! Почему-то я вызывал у неё какое-то неодолимое чувство, которое просто требовало своего естествен-ного удовлетворения. То есть, для неё я стал этаким "драйвером", и моя кажущаяся близость, возможно, просто сводила её с ума. Я не могу судить о том, чего не знаю, ведь чужая душа - потёмки, а в особенности если душа - женская. Только поведение Лиды нельзя объяснить только воздействием алкоголя, всё-таки она не делала каких-то необдуманных поступков и вообще не несла никакой особой чепухи, видимо её просто обуяла страсть, а предметом этой страсти оказался Я!

Гриша всю ночь ходил за ней по пятам, но всё равно не уследил. Под утро, когда все уже набрались "до самых бровей", а Петька, лучший друг Толика, уже находился в состоянии пьяного недоумения, мы в очередной раз втроём (я, Лида и Петька) вышли покурить в подъезд. Слегка покачиваясь, мы стояли у стены и курили, и вот в какой-то момент Лида прижала меня к стенке и, стиснув зубы, как-то зловеще прошептала мне прямо в лицо:

- Я тебя хочу! - и при этом просунула свою ногу между моих.

Что бы Вы ответили красивой молодой девушке в ответ на такие слова? Наверное, сказали бы что-то вроде:

- Ну что Вы, девушка! Выпейте холодной воды, и всё у Вас пройдёт! -

Или нет! Вы бы дали ей пощёчину!

- Как это омерзительно! - сказали бы Вы, и ушли с гордо поднятой головой.

Вариантов поведения - множество, но я ничего не выбирал, а просто сказал ей:

- Хорошо! Давай только проводим в армию моего друга Толика, и тогда пойдём ко мне домой. Ладно? -

Лида прижалась ко мне и, благодарно посмотрев мне в глаза, положила свою голову мне на плечо. Я погладил её по головке, и мы пошли обратно в квартиру. Петька как будто так ничего и не заметил или просто сделал такой вид?! То ли он просто не знал, с кем Лида пришла на проводы Толика, то ли просто не придал никакого значения её поведению, только никакого "шухера" он не поднял. Я же просто понял, что Лида - это моя судьба и решил просто от неё (судьбы) не убегать, тем более, что она и мне самому очень нравилась, чего уж там скрывать? Я только попросил её, чтобы она как-то взяла себя в руки и сдерживала свои порывы, не компрометируя меня в глазах друзей.

Теперь после нашего объяснения вроде бы всё пошло нормально. Лида стала вести себя достойно. Только всё время пыталась показать мне, какая она теперь умница, и как правильно она теперь себя ведёт. А сама - то пнёт меня ногой под столом, то возьмёт под столом мою руку и сильно так сожмёт, а то смотрит на меня, не отрываясь, минут по пять, пока я на неё не посмотрю. Анекдот какой-то! Что с людьми делает страсть! Любовью это ведь не назовёшь, правда? И совсем уже под утро мы с ней решили, что она сделает вид, что поехала домой, а сама придёт к моему дому и будет меня ждать на улице перед домом. Все гости отправились по домам, а мы, все друзья Толика отправились с ним на сборный пункт, который находился в Доме культуры завода "Компрессор". Когда мы отправили Толика на сборный пункт, все вздохнули с облегчением. Всему в жизни приходит конец, и эта безумная ночь осталась в прошлом. Я уже хотел только одного - добраться до своей кровати и залечь спать. Но с другой стороны, грела мысль, что меня ждёт красавица Лида, и я представлял себе, как нам будет хорошо вдвоём.

С Гришей мы жили практически на одной улице и, проходя мимо его дома, я протянул ему руку на прощание, думая, что он пойдёт к себе домой. А куда ж ещё идти после бессонной ночи? Но Гриша наотрез отказался от этой идеи, и сказал мне, что хочет пойти ко мне. Я остолбенел! Весь наш с Лидой коварный план рушился на ровном месте. Я пытался отговорить его, но всё было напрасно. Не в том дело, что Гришка не мог пойти ко мне ночевать. Ради Бога! В любое время, но ведь меня могла ждать Лида, и тогда всё наше с ней коварство открылось бы. Это в мои планы совсем не входило.

Хотя, если говорить честно, мне уже было всё равно, так я был измотан. А потом, трезво глядя на вещи, я надеялся, что у Лиды хватит ума уехать к себе домой. Она тоже была сильно измотана той сумасшедшей ночью (так я думал во всяком случае). Тем более, что целый час околачиваться возле дома в ожидании меня, казалось мне нереальным, но... В общем, уже через пять минут мы были во дворе моей пятиэтажки. И что Вы думаете, мы там увидали, вернее кого? Правильно! Лиду! Она стояла и притоптывала ножкой по снегу. Как ещё она не околела от холода? Мне, честно говоря, уже было всё равно. Что будет - то и будет!

Гриша как будто даже особо не удивился, когда увидел свою девушку, стоящей у моего подъезда. Он только сразу отозвал её в сторонку и что-то стал ей нервно говорить. Потом Лиду отозвал я, и предложил ей немножко потерпеть и приехать ко мне в любой другой день. Потом Гриша отозвал меня в сторонку и предложил потерпеть уже мне, на что я ему ответил, что мне и терпеть-то особо не нужно. И так продолжалось достаточно долго. Гриша постоянно отзывал в сторонку то её, то меня, пока я совсем не охренел от этих каких-то детских разборок и предложил ему отправить Лиду к ней же домой, а нам пойти наконец-то уже домой ко мне, выпить чаю и завалиться спать. И добавил, что негоже двум таким друзьям, как мы, ссориться из-за девчонки, пусть даже и самой красивой. Пропади оно всё пропадом! Так мы и сделали. Дали ей три рубля на такси до метро и посадили её в машину, а сами пошли домой спать.

Хорошо, что мы с Гришей были уставшие, как собаки. Матери дома уже не было, она поехала в Зеленоград, где работала в детском садике няней. Не обсуждая долго сложившуюся ситуацию, мы с Гришкой договорились не ссориться из-за такого пустяка, а потом, найдя всё случившееся ужасно смешным, и поржав над собой и над ситуацией, вскоре отрубились...

Проснувшись, мы занялись каждый своими делами, которых было как всегда невпроворот. Мне предстояло лечь в больницу на обследование (мне очень уж хотелось тогда "откосить" от армии), и вся неделя прошла у меня в больничной палате, где я насмотрелся в очередной раз на людские несчастья, которые даже вспоминать неохота. Ко мне приходили техникумовские друзья: Серёга Стрекалов, Андрюха Кочетков и другие. Приносили мне апельсины с яблоками, которыми я и питался, потому что есть больничную еду я не мог. И тут, как-то однажды вечером, ко мне в больницу пришла делегация: Мишка Степанков, Сашка Айзенштадт и Гришка Янкелевич. На Гришке не было лица. У него даже подёргивалась бровь от нервного возбуждения. Я сразу врубился: что-то тут не так!

- Рассказывай, не тяни кота за яйца! - потребовал я.

Мы вышли из палаты на лестницу, и Гриша очень сбивчиво стал мне рассказывать такую вот историю. На днях он пришёл вечером домой, и прямо с порога его старший брат Фимка встретил его оплеухой. Затащив Гришку на кухню, он стал пытать его. С кем был, что у тебя за дружки, и вообще, туда-сюда? Гришка попытался сразу обидеться, но тут Фимка ему и говорит, что, мол, звонили из Пушкинского кожвендиспансера, и велели Грише срочно явиться в свой районный диспансер, чтобы провериться. Фимка в панике, потому что случайно оказался дома и случайно подошёл к телефону, поэтому, слава Богу, ни мать, ни отец, ни бабушка ещё ничего не знают. Гришка попал в ступор, губы тряслись. Пацану всего шестнадцать лет, а тут - вот тебе, пожалуйста! Чего делать-то? Гришка голову сломал - вот пришёл ко мне за советом. Типа, я - старший товарищ, должен что-то придумать!

Тут пришлось и мне задуматься. С венерическими заболеваниями мне уже доводилось иметь дело, какой-никакой опыт был. С тех пор, как я сам столкнулся с этими болезнями, прошло немало времени, но такой опыт никогда не забывается. А потом, у меня была одна знакомая девушка, о которой я писал в предыдущей части своих мемуаров, и с которой я когда-то крутил "лямуры". Между собой мы её звали "санитарка, звать Тамарка". Так вот, Тамарка эта работала в кожвендиспансере Первомайского района, который находился где-то в районе Парковых улиц. Ну, и конечно, я тут же позвонил ей.

Она посмеялась над нашими с Гришкой страхами и сказала, что если Гриша "бздит" идти в свой районный диспансер, то пусть приезжает к ней на работу, и она возьмёт у него и мазки, и кровь на анализ. Ну, короче, как только я договорился с Тамаркой, Гриша тут же к ней и полетел. Через пару дней я вышел из своей больницы (где производил "закос" от армии) и сразу позвонил Грине. Оказалось, что анализы ещё не готовы. Ну, я на всякий случай сразу перезвонил Тамарке. Она мне и растолковала, что мазки ничего не показали, а анализ на реакцию Вассермана, причём повторный, будет готов только сегодня вечером. Это значило, что первый анализ ничего не показал, и Гришка решил, что тут что-то не так и повторил попытку, то есть вторично сдал кровь из вены. Когда я всё выяснил и его немного успокоил, Гриша тут же примчался ко мне домой. Со мной он чувствовал хоть какую-то уверенность, и так ему наверно было немножко спокойней.

Мы с ним долго обсуждали: откуда же дует ветер и решили, что без Лиды тут не обошлось. Гришка побожился мне, что у них с Лидой абсолютно ничего не было. Я расспросил его о мельчайших подробностях их отношений, на всякий случай, конечно, и сделал вывод, что ничто абсолютно не могло стать причиной таких телефонных звонков. Осталось предположить, что это была чья-то жестокая шутка! Самое главное, что мы не могли никак с ней связаться, и это нас тревожило больше всего! Сама она не звонила, а у неё дома телефона не было. На работу к ней мы тоже не могли дозвониться: то никто не подходил, то отвечали, что её нет. Плохой признак, решили мы. С волнением мы ожидали вестей от Тамарки. Вот тут уж она взяла нас на крючок! Гриша находился в состоянии, что называется: "то в портки, то - мимо". Мне прямо стало даже жалко его. Вот же какая хрень - первый раз только и попробовал-то залезть на "тёлку", и уже такой облом! Как только мог, я пытался его успокоить. Я даже согласился пойти вместе с ним в наш, Перовский районный кожвендиспансер и пройти полный "курс молодого бойца", то есть сдать все анализы, чтобы тоже чувствовать себя спокойно, хотя ничего такого за собой я не замечал.

Просто после того, как я в шестнадцать лет "залетел" со своим "триппером", я (когда шёл "на дело") брал с собой пакетик с марганцовкой, который сразу же после мероприя-тия разводил покрепче в литровой банке и долго полоскал там свои причиндалы. Потом, конечно, после такой экзекуции они выглядели не очень красиво, то есть становились они такого тёмно-коричневого цвета (наверно как у негроида), а потом и кожа с них слезала лоскутами, но зато эта процедура гарантировала, что мне не грозили никакие бактерии, ни вирусы, ни грибы.

Наконец, позвонила уже совсем поздно вечером Тамарка. Я представил себе, с каким выражением лица она разговаривала с нами. Короче говоря, она сказала, что, дескать в сумасшедшем доме и валеный сапог е...ут, что означало, что мы - паникёры и бздуны, и что ничего венерического у нас, засраных додиков нет и никогда не было.

После этих довольно грубых слов у Гришки как-то полегчало на душе, и он даже порозовел в щеках. А Тамарка - молодец, она выбрала совершенно правильный тон в разговоре с нами, дураками. Правда, ровно через пять минут Гришка просто потребовал, чтобы мы с ним прямо завтра с утра пошли и сдались в свой родной районный Перовский диспансер. То ли он не до конца поверил Тамарке, то ли просто хотел перестраховаться, я и не знаю, но от радости я готов был пойти хоть куда, да хоть в мавзолей к дедушке Ленину.

На следующее утро мы с Гришей уже стояли у дверей нашего Перовского кожвендиспансера. Да, это было совсем не то, что пойти провериться по блату к девушке Тамаре. Здесь чувствовалось, что ты пришёл в советское учреждение. Паспорт потребовали прямо при входе. Тщательно проверили все данные о прописке, семейном положении, и конечно, записали всё это в огромную амбарную книгу. Тут же меня направили в кабинет номер семнадцать на предварительный осмотр. А Гришку, как только он предъявил свой паспорт, сразу же увели куда-то в другую сторону.

Я сразу понял, что если здесь у тебя что-нибудь такое найдут, то просто так не отпустят. Отношение к пришедшему сюда контингенту было, прямо скажем, не очень. Как будто все эти люди, оказавшиеся здесь, совершили какое-то страшное и постыдное преступление, за которое полагается, по крайней мере, расстрел на месте, просто людям тут как бы давали небольшую отсрочку приговора.

Перед дверью в семнадцатый кабинет на стульях сидело нечрезмерное количество народу - человек этак двенадцать. Две, как видно, семейные пары незлобливо переругива-лись, выясняя, кто из них оказался переносчиком заразы. Особенно выделялась одна парочка. На мой взгляд, оба были хороши. Что у жены, что у мужа были такие похотливые глазки, что всё было понятно с самого начала.

Когда очередь дошла до меня, я уже трясся, как осиновый лист, а когда вошёл в кабинет, то вообще остолбенел. За столом сидела такая красивая женщина, что у меня просто перехватило дыхание. Роскошная голубоглазая блондинка, которую я не раз видел на автобусной остановке около моего дома. Это была она. Я не раз заглядывался с восхищением на неё, когда проходил мимо. Видно, она жила где-то неподалёку. Как же мне было стыдно! Если бы Вы знали! Врачиха сидела за своим столом и что-то писала. Подняв взгляд на меня, она что-то невнятно буркнула себе под нос. Я попробовал переспросить её, но тут она посмотрела на меня, как смотрят на червяка, который устроился в надкушенном яблоке и почти выкрикнула:

- Чле-е-ен! -

От ужаса и стыда я никак не мог расстегнуть брюки, ведь в те времена молнии ещё не научились вставлять в гульфик, и в ходу были только пуговицы. Наконец, я расстегнул брюки и с трудом вытащил свой ужасно сморщенный отросток, который как назло от страха забрался так глубоко внутрь, что я еле-еле его нашёл. Более унизительной процедуры я даже не мог себе и представить. Надев резиновые перчатки, тётя доктор с брезгливо опущенными уголками губ, взяла меня за "писюн", как за нос, и просто подтащила к своему столу.

От стыда я прикрыл глаза. Когда я зажмурился, то почувствовал, что со мной произво-дят какую-то экзекуцию и, приоткрыв один глаз, увидел, что эта коварная тётя-доктор пытается какой-то стекляшкой разрезать мой "отросток" прямо пополам. Я чуть не заорал от страха, но противная тётка так сильно сжала мой "отросток", что у меня перехватило дыхание. Только не подумайте, пожалуйста, что я какой-то, блин, маменькин сынок или хуже того, какой-то "додик". Я нормальный пацан, очень даже терпимый к боли, унижениям и вообще ко всяким невзгодам жизни. Но тут Вы не можете себе представить, как меня унизили.

Как же я возненавидел всех этих лекарей долбанных. Я, совершенно здоровый человек, молодой, симпатичный парень должен был унижаться перед этой взрослой красивой бабой, чтобы она позже в кругу своих долбаных соратников, как анекдот рассказывала, как какой-то несчастный напуганный мальчишка трясся у неё в руках, как осиновый лист. А ведь эта тварюга белобрысая могла хотя бы поздороваться со мной, разве нет? И могла хотя бы спросить:

- Что у Вас случилось? Что Вас беспокоит? Что Вас вообще привело в этот дом скорби? -

Так нет же. Этой садюге доставляло удовольствие унижать своих сограждан. Вообще, я не люблю всех врачей, независимо от выбранной ими специальности. Это Вам они рассказывают о том, что они спасают наши жизни, а по сути, они выбрали свою профессию, чтобы паразитировать на нашей с вами беде и ещё этим гордятся! Для них Вы не человек совсем, а какое-то странное бесправное существо - "больной". С чего это они взяли, что я - больной? Что, у меня в паспорте это написано, что ли?

Я уже не вспомню теперь, как я вышел за пределы этого вертепа, но мне показалось, что на улице уже был вечер. А где был в это время мой Гриша, я даже и не понял. Уж каким унижениям там его подвергали, я уже никогда и не узнаю. После диспансера он молчал, как рыба об лёд. Только и услышал от него, что никакой болезни у него нет. И всё!

Прошёл незаметно месяц. Забылись тревоги наши и наши хлопоты. Человеческая память устроена так, что плохое быстро забывается. И вот, как-то вечером сижу я один дома и вдруг - звонок по телефону:

- Привет, это я! -

- Кто это? -

- Да это я, Лида! -

- Ну, привет! -

- Понимаешь, мне надо тебе всё объяснить. Можно я к тебе сейчас приеду? -

- Ну, приезжай. -

- Ладно, пока! -

Признаюсь честно, мне было страшно любопытно, что же такое она мне хочет рассказать? Я ещё надеялся, что это известие из Пушкинского диспансера - просто какая-то ошибка, или может быть чей-то дурацкий розыгрыш, и вот я сидел, как на иголках в ожидании Лиды. Гришке пришлось чего-то там наврать, а иначе он бы сильно напрягся, всё-таки столько натерпелся пацан! А потом при Грише она бы мне ничего и не рассказала бы наверно. В общем, я сослался на какие-то дела в техникуме, и при этом так вдохновенно врал Гришке, что почти сам себе поверил.

Не прошло и часа, как раздался звонок в дверь. Лида! Я что-то как то так сильно разволновался, непонятно с чего, но потом немножко пришёл в себя. Нормально!? Она оказалась даже красивей себя прежней. Лицо какое-то одухотворённое стало, что ль? Сначала так поболтали о том, о сём. А потом она приступила к повествованию, и вот что я узнал.

Рассказ Лиды.

- Я работаю, ты помнишь, на Мосфильме. Моя работа заключается в том, что мне приходится таскать тяжеленные коробки с фильмами. И вот как раз подошла у меня пора сам знаешь чего. Жду день, жду второй, и вот, один раз вечером после работы я почувствовала, что у меня заболело в паху. Я и думаю, вот, началось наконец. Пошла в ванную, смотрю, нет, ничего не началось, ну думаю, всё. А боль не проходит и не проходит. Не очень так сильно болит, и я подумала, что натаскалась наверно этих коробок и немножко надорвалась. Решила, полежу в тёплой ванне, может всё и пройдёт. И вот, налила ванну и только собралась расслабиться, разделась, и вдруг смотрю - а у меня в левом паху вроде шишки что-то такое. Стала эту шишку трогать - она жёсткая такая, как будто там, под кожей что-то есть, орех что ли какой-то? Стала смотреть с другой стороны - а там почти такая же шишка, только поменьше и чуть-чуть помягче. Тут я уже немножко запаниковала. Думаю, что же это такое может быть? Стала осторожно надавливать - больно! Хотела позвонить подружке, потом думаю, чем она мне поможет? Лучше побегу завтра в поликлинику.

Наутро поехала на работу и отпросилась к врачу, сказала - температура. А сама думаю, к какому врачу идти? Пошла к участковому. Она как увидала - сразу повела меня к гинекологу, а гинеколог - сразу вызвала неотложку и в диспансер. Вот там я насмотре-лась! Ужас! Меня сразу же "успокоили". У тебя сифилис! Три креста! Детей не будет никогда! Замуж нельзя ни в коем случае! Никакой половой жизни! Иначе - сразу тюрьма! Взяли кучу подписок, расписок каких-то. Я этого всего наслушалась, думаю - всё, вечером напьюсь каких-нибудь таблеток, чем так жить... Жить вообще не хотелось! Никого не хотелось ни видеть, ни слышать.

Спасибо, девчонки в палате немножко успокоили. Говорят, что это всех, кто первый раз, так "грузят", чтоб типа неповадно было. Я ничего не могла - ни пить, ни есть. Матери позвонили, брату старшему позвонили. Мать, та сразу прибежала, а брат - ни-ни. Ну, лад-но, это всё неважно! А главное, всё у меня выпытывали: с кем общалась, с кем хотя бы целовалась может, и всё такое. Попу всю уколами истыкали. Как укол сделают, такая блямба набухает, ты бы видел! До сих пор ещё не прошло, представляешь? Тридцать дней в стационаре! Какой-то кошмар! А теперь я тебе расскажу, откуда ЭТО у меня. Я в памяти перебрала все варианты, но в принципе сразу догадалась. Мне ужасно стыдно, но тебе я расскажу.

Короче говоря, один раз я, как обычно, ехала с работы на метро. Было это не так давно, кажется, где-то в октябре. Доезжаю до Комсомольской, как обычно, выхожу, иду на Ярославский и вдруг вижу на табло:

"Электропоезда такие-то и такие-то отменяются".

Ну что делать? Я такая хожу не знаю, что делать. То ли ждать два с половиной часа на вокзале, то ли ... Ну, в общем, стою, сама не знаю что делать, и вдруг подходит ко мне такой, довольно молодой парень и предлагает подвезти на машине. Ну, я сначала не отреагировала, а потом говорю: "А во сколько это обойдётся? У меня может, таких и денег-то нет!". А он так мило улыбнулся и говорит: "Да ладно, что я волк, что ль какой?" В общем,

- Подождите - говорит,

- я пойду кого-нибудь ещё найду, всё-таки подешевле и вам будет -

Ну, я и стою, как дура, а он походил, походил по вокзалу и идёт обратно.

- Что-то никого нет. Ну ладно, поехали, чего время зря терять.-

Вот так всё и началось. Едем мы, значит, едем, а он мне рассказывает, что, мол, работает он во Внешторге, недавно только из-за границы приехал, купил машину сразу, ну и привыкает потихоньку к нашей жизни. Там-то за границей он как будто получал много денег, а у нас за рубли ничего почти и не купишь, хорошо, хоть сертификаты есть. А я спрашиваю так, между прочим, а шмотки какие-нибудь из-за границы привезли? А он:

- Да Вы понимаете, нам вообще-то нельзя спекулировать, я только вот привёз один плащ, такой чёрный, блестящий, как знаете в фильме "Не промахнись, Асунта!" -

- Ну, то есть, я-то, мол, привёз его вообще-то сестре, но ей он немножко маловат оказался, а вот тебе он был бы в самый раз, точно! -

Ну, и я, конечно, так запала. Спрашиваю, а какой размер плаща? Даже не спросила сколько стоит? Стоит прямо перед глазами этот чёрный, такой блестящий. Просто какое-то помутнение рассудка. Я представила просто, как я его одену, ну и всё такое. А он мне и говорит:

- Да такой красивой девушке я бы и так отдал. Только один страстный поцелуй, и всё! -

- А вообще-то, - говорит - мне просто никому нельзя ничего ни рассказывать, ни показы-вать, понимаете? -

Ну, я как дура и закивала в ответ. А он и пошёл, и пошёл.

- Вообще, - говорит: - я дома никакие шмотки не держу, всё, мол, дескать, у сестры хранится, и я только избранных людей к ней домой привожу и показываю вещи, а то иначе, сами знаете. -

Ну, короче, я и подумала: сейчас я его зацеплю, а дальше - посмотрим. А он мне и говорит:

- Знаешь, давай хочешь, заедем к тебе, кинешь домой свою сумку, мы посидим в машине, займёмся любовью, а потом поедем ко мне за плащём. Я живу в Подлипках, это рядом, минут пятнадцать на машине. -

А я, как дура, ему и говорю:

- Зачем сидеть в машине? Можно ко мне. Брат в командировке, а мама на дежурстве. -

А у самой аж поджилки все трясутся. Думаю, Ольга моя как увидит меня в плаще, так от зависти и загнётся сразу. А на Мосфильме вообще все протухнут, там все бабы такие завистливые - только и разговоров, кто, что себе купил, да кто во что одет. В общем, я и не заметила, как мы в Пушкино приехали.

Ну, в общем, заходим ко мне домой, я как будто во сне стелю постель, мы разделись, и он быстро так свои дела сделал и сразу заторопился, типа дома будут беспокоиться, я недавно за рулём, ну и всё такое. Даже чай не стали пить, поехали обратно к Москве. Минут через пятнадцать свернули с дороги куда-то, и по маленьким улочкам приехали в какой-то тупик. Он и говорит, ты типа выйди из машины и постой тут минут пятнадцать, чтобы я успел взять плащ и подъехать обратно сюда, а то я не могу с девушкой к дому подъезжать. Ну, мне бы дуре сразу догадаться, а я подумала ещё - наверно дома жена, вот он и боится со мной у дома показываться.

Я вышла из машины, дождик мелкий противный такой накрапывает, а я зонтик дома оставила, вот думаю, плащ и пригодится, представляешь, до самого последнего верила, что не обманет, даже мысли такой не мелькнуло! Вот! Ну, значит, это самое, стою как дура, уже темно, я вообще даже и не знаю куда идти, и где я вообще нахожусь. Кругом какие-то заборы, ни огонька, ничего вообще. Ну, я так и простояла час наверно, всё прислушивалась, не он едет? Хорошо дождик сильней ливанул, я и пошла, а то бы всю ночь простояла, так мне было обидно, что я этому уроду поверила. Шла сама даже не знаю куда, пока не вышла к дороге. А тут как раз автобус. Не совсем мой, но в мою сторону. Ну, короче, добралась я кое-как домой, наревелась, а потом думаю, ну так тебе значит и надо. Ольге (это подруга моя) ничего рассказывать не стала. Просто постаралась всё забыть, только правда очень боялась, что забеременею. В душе мылась-мылась, чтоб этот его запах противный отмыть, так мне прямо он противным таким показался. Ну и вот, и теперь вместо месячных тебе, пожалуйста.

Мы сидели с несчастной Лидой на моём диване, и так мне стало жалко эту красивую глупую девчонку, что просто сил нет. А сам себе думаю, вот что значит: "Что Бог ни де-лает - всё к лучшему!" Да мне Гришка просто жизнь спас, выходит. Я даже поёжился. Как вспомню, как я хотел эту Лиду привести к себе домой, и жуть прямо накатывает. После той бессонной ночи, когда мы Толика в армию провожали, даже в ванну наверно было бы лень идти. И я бы тогда точно подхватил бы этот "сифон", как ни крути. Выходит только чудо, а вернее, мой лучший друг Гриша буквально прикрыл меня грудью.

А сам-то Гришка-красавец? Если бы Лида ещё тогда, когда мы все вместе валялись у неё в квартире на полу не "запала" так скоропалительно на меня, и так бы меня не захотела, быть бы Грише сифилитиком. Уж это точно. Ведь я тоже не предупредил Гришу как надо предохраняться в таких случаях. Ведь презервативами мы тогда не пользовались. Дураки! Стыдно нам, видите ли, было спросить в аптеке! Правда и сейчас спросить в аптеке "презеры" как-то так неудобно, но сейчас хотя бы можно в супермаркете на кассе взять и не произносить вслух этого слова, а тогда... Короче, вот так мы и спасли друг друга от такой страшной болезни, причём сами об этом даже не подозревая, вот! Сначала я Гришку, а потом он в ответку и меня... Вот как в жизни иногда бывает!

Москва

Июнь 2010