Доктора наук Нерского вызвал к себе куратор Истомин. Впустив в кабинет, запер дверь изнутри:
- Ты садись-садись. Тут, пойми, такое дело...
Нерский сел, заложив ногу на ногу. Истомин приземлился в скрипнувшее кресло напротив, принялся сосредоточенно рыться в ящиках.
У Нерского возникло нехорошее предчувствие.
- Второй этаж забирают? - выпалил без обиняков. Чтоб уж сразу... И не нервничать.
Истомин прекратился рыться в ящиках, посмотрел снизу вверх каким-то странным, непривычным взглядом. Вздохнул. Выставил на стол бутылку коньяку:
- Хуже.
Про второй этаж доктор Нерский спросил, потому что Научно-Исследовательский Институт Стратегических Оборонных Инициатив последнюю декаду лихорадило вместе со всей страной.
На первом этаже бывшего "почтового ящика" торговали компьютерами и видиками.
Ходили слухи, что скоро заберут и второй. Этажей в НИИ было много. Было куда отступать с боями.
- Что ж может быть хуже? - почти весело спросил Нерский.
Вместо ответа Истомин вытащил пару стаканов. Поглядел на просвет, подул внутрь, выставил на стол:
- Давай накатим.
Накатили.
- Извини, что без закуски.
- Ничего.
- Дело у меня к тебе... Сугубо личное. Сразу скажу, если б не специфика...
Доктор Нерский поправил очки:
- Излагай.
- Вопреки служебной инструкции, - добавил Истомин, подумав. - И не для протокола. Но, повторюсь, учитывая специфику... Да и хрен с ней! Ты сам погляди, Илья Кирилыч.
Между стаканов появился конверт из плотной серой бумаги. Внутри были фотографии.
Нерский ознакомился со снимками:
- Это как же понимать, Вячеслав Борисыч?
Истомин разливал по новой:
- Это вопреки инструкции, Илья Кирилыч. И не для протокола. Как мужик мужику.
Накатили еще по стакану.
- Знаешь, Вячеслав Борисыч, почему я герпетологию выбрал?
- Никогда не рассказывал.
- Читал, помню, в "Молодёжной технике" забавную такую заметочку. Крошечную совсем.
- До сих пор выписываю.
- Когда встречаются две змеи... Не ужи какие-нибудь, заметь, не полозы, а настоящие опасные твари! Такие, что одной каплей яда хватит на сто человек и двадцать пять тысяч мышей. И вот когда они начинают свою пляску, деля территорию... Если одна из них почувствует свою слабость, почувствует, что ей не сдюжить... Подставляется под укус. Нарочно.
- Ишь ты. И что ж противник?
Нерский разлил по третьей. Поднял стакан:
- А он уходит. Добровольно оставляет поле боя.
Выпили.
Истомин повёл шеей, подцепил пальцами галстук:
- Не понял, Илья Кирилыч. Поясни.
- Одной капли хватит на сто человек или двадцать пять тысяч мышей, - с тенью улыбки повторил Нерский. - Но заметь, Вячеслав Борисыч - ни слова о змеях.
Истомин прищурился:
- Своих что ли не кусают?
Нерский кивнул:
- Этика.
- Одно слово - рептилии...
- И чем больше яда и опасности - тем выше этика.
- Ты гений, Илья Кирилыч, - прошептал Истомин, глядя в стол. - Всегда это говорил.
Помолчали.
- Что ж, пойду Батюшку проведаю, Вячеслав Борисыч - привычно пошутил Нерский, будто никакого разговора не было.
- Батюшке от меня поклон, Илья Кирилыч, - привычно пошутил в ответ Истомин.
На том Нерский покинул кабинет, неся под мышкой конверт из плотной серой бумаги. В конверте были фотографии, а на них - Алла и Лугощин. Алла была женой Нерского. Лугощин - близким другом семьи и непосредственным начальником.
Нерский зашёл в лифт и набрал комбинацию цифр. В НИИ СОИ было много этажей. Нерский ехал на минус четвёртый.
***
Внешним воплощением проекта ЗГС-3 (кодовое название "Батюшка") был четырёхэтажный бункер, расположенный прямо под зданием НИИ СОИ - высшая ступень защиты, тройная степень безопасности, особый уровень секретности, минимальный допуск.
Но вживую всё это производило куда большее впечатление, чем даже все эти столбцы цифр и кодировок, диаграммы и графики и разноцветные секретные штемпели и грифы на папках, существующих в единственном экземпляре. Куда большее. Просто сногсшибательное.
Внешне это напоминало просторный авиационный ангар, освещённый мощными театральными софитами, посреди которого кому-то взбрело в голову упокоить старинный пузатый аэростат, вроде тех, что использовали при обороне Москвы. А упокоив, облепить эту пыльную резину многими метрами кабелей, проводов, шлангов и трубок. А потом ещё выстроить по обе стороны шеренги вычислительных машин и усадить за них людей в белых халатах.
От "того, что напоминало аэростат" в разные стороны ангара отходило еще по четыре узловатых трубы, на первый взгляд сработанных из того же резинообразного и жутко пыльного материала. "Трубы" эти, поддерживаемые строительными лесами и решетчатыми фермами, уходили сквозь округлые разъемы самого футуристического вида куда-то за бетонные стены, в самую твердь земную.
Любого из трудолюбивых муравьев в белых халатах или военной форме, что сновали день-деньской вокруг этой причудливой композиции, при первом беглом взгляде поражали её титанические пропорции. Но колени подогнуться заставляло другое.
Если приглядеться - можно было различить, что то, что на первый взгляд показалось бы вам высвеченным театральными софитами гигантским серым аэростатом - будто бы периодически меняет форму, тени ложатся по пузатым бокам как-то по особенному, и как-то уж очень систематически... Как будто...
Поразмыслив над этим некоторое время, вы пришли бы к довольно странному выводу. На миг вам показалось бы, что вся эта конструкция, ну... что ли дышит?
И имей вы соответствующий код доступа, вскоре вам посчастливилось бы подтвердить эту дикую догадку.
Ну да, дышит. Совершенно верно.
С молодым герпетологом Нерским, в ходе первого знакомства с "Батюшкой" произошло то же самое, что и с остальными. А когда ему озвучили суть будущей работы, то еще и голова закружилась, и стакан водички попросил. Дали. И не один стакан. И не только водички.
С тех пор он успел привыкнуть ко многому. А головокружение и слабость в коленях нет-нет, да и накатывали. Впрочем, так было даже с ветеранами. Специфика... От "Батюшки" фонило чистейшим хтоническим ужасом. Привыкнуть к этому было просто не в человеческих силах.
Миновав все посты охраны, сказав все необходимые входные пароли и предъявив все необходимые входные пропуска, Нерский проследовал через Главный зал, в одно из бесчисленных его ответвлений, где затерялся его личный кабинет.
- От меня поклон, Батюшка, - привычно пробормотал он сквозь зубы в сторону того-что-напоминало-гигантский-аэростат. - И от Вячеслав Борисыча...
Стараясь не задерживаться понапрасну рядом с серой махиной, облепленной строительными лесами, шлангами и трубами, нырнул в обложенный кафелем коридор.
У себя в кабинете Нерский первым делом сжёг серый конверт вместе со всем его содержимым. После вытащил из недр шкафа для документации объёмистый рыжий портфель. В него положил извлечённый из сейфа потрёпанный томик в красной обложке с тиснёной надписью "Русские сказки и былины".
По окончании рабочего дня, миновав все пропускные пункты, сказав все выходные пароли и продемонстрировав все выходные пропуска, Нерский, с объёмистым рыжим портфелем в руке, покинул территории НИИ СОИ. Проехал несколько остановок на троллейбусе. Спустился в метро, проехал три станции, поднялся наверх. На бульваре возле метро происходил очередной митинг с хоругвями и знамёнами. Скользнув по нему равнодушным взглядом, Нерский добрался до ближайшего таксофона. Сунул в прорезь жетон, по памяти набрал номер и сказал ровно два слова:
- Я согласен.
***
В кафетерии аэровокзала царил приятный полумрак, играло слащавое диско, было накурено и томно. Как-то сразу очень по-западному.
Мистер Хэдрум заказал два виски с колой. Колы в кафетерии не оказалось. Поэтому выпили чистого.
- Все материалы при вас?
Нерский кивнул.
- И паспорт?
- Конечно.
- Я рад, что вы согласились, товарищ...
Нерский улыбнулся.
Хэдрум улыбнулся в ответ - так, что в кафетерии стало как-то заметно светлей.
- ...господин Нерский, - поправился он.
Помолчали, глядя в окно на взлетающий навстречу сизому небу аэробус.
- Не хотите поговорить об этом? - спросил Хэдрум.
Нерский поправил очки:
- О чём, простите?
- Бросьте, Нерский. Мне вы можете доверять.
- Значит, и об этом вам тоже известно?
- Конечно. И я сожалею. Поверьте, говорю это искренне. Как частное лицо. Я сам прошел через три развода.
- О!
- Увы.
Они чокнулись и выпили.
Нерский вытащил из портфеля потрёпанный томик в красной обложке с тиснёной надписью "Русские сказки и былины". Дешёвая искусственная позолота почти полностью стёрлась.
Выражение лица Хэдрума переменилось, на миг по нему скользнула мрачная тень, в глазах нехорошо блеснуло. Затем последовала фирменная светозарная улыбка:
- Вы меня разыгрываете, да? Особая русская шутка?
Нерский молча смотрел ему в глаза.
- Или не шутка? - Хэдрум повертел книгу так и эдак. - В чем фокус?
- Вы читали биографию Ленина?
- Разумеется.
- Чернила из молока, помните?
Некоторое время Хэдрум молчал. Затем кивнул. Вполголоса пробормотал:
- Товарищ... господин Нерский... Вы, черт подери, просто гений!!
- Спасибо. Мне уже говорили.
- А формулы очерёдности циклов? Вы что написали их...?
- Все верно. Семенным материалом.
- Мне надо выпить, - выдохнул Хэдрум.
Когда ушла официантка, они чокнулись и выпили.
- Говоря на чистоту, Нерский, с самого начала я вам не особо доверял. Все это смахивало на провокацию. Если человек работает за идею или за деньги это всегда вызывает вопросы. Но поскольку теперь это Личное... Эта история с вашей супругой и начальником... Впрочем, прошу извинить. Теперь это прошлое, да... Как джентльмен джентльмену - все эти бабы просто змеи, а?
- Совершенно согласен, мистер Хэдрум. Надеюсь только, это знание не помешает моей работе. Все-таки это у нас Батюшка, а у вас...
Хэдрум понимающие кивнул:
- Вы понравитесь Матери. А теперь - тем более. Поверьте, чисто по-человечески я вам очень сочувствую, но как должностное лицо... Потерять жену и друга. Матери нравятся такие как вы, друг мой. И такие, как я. Те, кто пережил потерю. Те, кому нечего уже терять. Всё у нас с вами получится, Нерский... А вот, кстати, и наш рейс. Давайте, как это у вас говорится...
- На посошок, мистер Хэдрум. На по-со-шок!
***
Нерский лежал в шезлонге, глядя сквозь солнечные очки на разлапистые пальмовые ветви и бесконечную небесную синеву.
В шезлонг по соседству приземлился мужчина средних лет в шортах и гавайке, выставил на столик пару коктейлей с зонтиками, один взял себе, откинулся в шезлонг, развернул "плейбой".
Нерский взял второй коктейль, потянул через соломинку:
- Ты сильно постарел, Лугощин.
- А у тебя какая-то другая улыбка. Не та, что раньше.
- Это керамика. Тут у половины кинозвёзд такая... Как там Алла?
- Ревнует к работе. Как всегда.
Нерский кивнул:
- Жаль не удалось попрощаться.
- Я передал ей все. Слово в слово.
- А неплохо мы провернули всё, а?
- Это потому, что ты гений.
- Знаю, мне уже говорили... Кстати, читал про Истомина. Представь себе, это попало даже в наши газеты.
- Никогда не доверял этому типу. Чтобы человек на такой должности... И вдруг шагнул головой вперёд из окна министерства... Наверняка за ним что-то водилось.
- Как за каждым из нас, Лугощин. Ты привёз мой бюст с родины героя?
- Нет, зато привёз тебе это.
Нерский привстал, стащил с носа солнечные очки. Рядом с коктейлем, украшенным зонтиком, лежала маленькая квадратная коробочка, обитая красным бархатом.
- Сукин сын, - прошептал Нерский. - Как тебе удалось провезти?
- Диппаспорт. Обмывать будем?
- Разве что символически. В нашем-то возрасте.
Они чокнулись коктейлями и потянули через соломинки.
- Он очень плох, - сказал Лугощин. - Батюшка. Он умирает...
- Я знаю. Но остались считанные дни. У меня почти всё готово.
- Не рискуй понапрасну. Ты ведь помнишь? В конце концов, это просто здоровенная древняя уродина с тремя башками, веками пребывающая в полудрёме и источающая окрест волны ужаса и паники...
Нерский с пониманием кивнул и вполголоса закончил:
- В конце концов, это просто наша Родина. Которую все боятся, уважают...
- И любят.
- За любовь, Лугощин.
- За любовь, Нерский!
***
Этот господин, прилетевший в столицу утренним рейсом, по виду был явным иностранцем. Принадлежал, судя по всему, к научной интеллигенции.
В очках, с заметной сединой, с неопределенно-скучными чертами лица. Облачён он был в светлое кашемировое пальто, водолазка под горло, свободные серые брюки - никаких особых вопросов у таможенника его личность сама по себе не вызвала.
Но вот его багаж - сильно потёртый рыжий портфель - будто бы просил "открой меня", "загляни внутрь".
Будто намекал: проверь, прояви бдительность, убедись...
Тот легко согласился, одарив госслужащего сияющей голливудской улыбкой.
Внутри, вместе с книгой русских былин и сказок в ветхой красной обложке, увесистым сотовым телефоном с выдвижной антенной, аптечкой, сменой белья, маникюрным набором, плоской фляжкой и стопкой газет... лежало яйцо.
Яйцо было глянцевито-чёрным. В первый момент могло показаться, что оно выточено из куска угля. Но тоненькие огненно-красные прожилки, исходящие слабым тёплым мерцанием, пульсирующие, бойкие - сообщали, что внутри этой непроницаемой черноты спрятана Жизнь.