У меня глаза фиалкового цвета, капризно поджатые пунцовые губки, платиновые локоны. Длинные ноги и пышная грудь едва прикрыты изумрудными чешуйками платья. Тиринцы верят: так одеваются озорные лесные сифриды, что любят пугать обитателей фермерских птичников.
Скоро...
С края сосновой вырубки мне видно штабной шатер, блестящий от росы. Сквад-командер, постучав тростью по исчерканной мелом доске, тушит сигару:
Я и мои сестры смотрим на медовый рассвет. В молчаливой жажде тянем вверх острия парусов, напряженные плоскости крыльев.
Бомбард-мастер говорит мне:
- Спужани гусей, девонька.
Целуя, колет меня жесткими усами. Гладит по бедру щекотной замшей перчатки. Нацепляет защитные очки и полумаску - вылитый шарзахайский богомол.
Я бы пошутила в ответ, но к чему слова?
Над хвойными чащобами, в сильной облачности, мы следуем по вектору нула-яги-хат-нула, курсом хортум-яги, под ветром - на Парнакский хребет.
Капитан у руля, мех пелерины треплет ветер. Стрелки вцепились в рычаги, пялятся выпуклыми линзами очков.
Когда шапки гор застят горизонт, небо раскалывает многоголосый птичий крик.
Говорят, этим курлыканьем - печальным, протяжным - они уводят души за Сухую реку, к безносому Харугиру.
Но для отделения души от тела у гирджей вдоволь и айрокского огня, и ядер, и самострелов, и бомбард...
Нам навстречу летят боевые гуси Пирцахеля. Не меньше трех сквадов.
Похоже, я не справилась, бомбард-мастер. Прости.
Я - Хлоя, длинноногая блондинка с невинным личиком, из суеверия намалеванная на борту фьормангеля "Князь Ниверд".
Фьормангель оказывается в перекрестии огненных языков и свистящих ядер. Чадя черным дымом, несется к земле, как дырявая галоша.
Пламя распространяется быстро. Прежде, чем коснусь хрусткого наста парнакских утесов, я - частицами горящей краски, завитками пепла - смешаюсь с облаками.