Игнатьев Сергей : другие произведения.

Адаптация Акрид

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История в духе "нео-нуар" про попытки одного настырного мечтателя и назначенной ему в напарницы симпатичной идеалистки предотвратить конец света и вторжение инопланетян.

Адаптация акрид

   Вот проносящийся ангел трубит,
   С треском звезда к нам на землю летит,
   Землю прошибла до бездны глухой,
   Вырвался дым, как из печи большой.
   Медными крыльями грозно стуча,
   Вышла из дыма с коня саранча.
  
   Афанасий Фет, "Аваддон" (1883 г.)

Песчаный замок

  
   Лес расступился и тропинка, совершив последний изгиб, вывела их к пляжу. Вместо хвойных игл под ногами шуршал теперь рассыпчатый рыжий песок.
   Тотчас налетел порыв ветра, и принесенные им сизые тучи заслонили последние просветы в небе, накрыв мир тяжелой сумрачной тенью.
   Этот ветер был новый, по-настоящему холодный. Он уже безраздельно принадлежал осени, был ее первым вестником и подводил черту, отделяя то-что-было от того-что-будет.
   Остановились возле присыпанных песком шезлонгов. Отец посмотрел на Юру, рассеянно похлопал себя по колену свернутой в трубку газетой.
   - Не отходи далеко, - сказал он.
   Юра кивнул.
   Он медленно побрел по кромке озера, глядя, как подгоняемые осенним ветром волны лижут пляж.
   Влажный песок был еще вчерашний, летний, и хранил на себе следы ушедшего августа - рунные цепочки птичьих лап, смятое вафельное полотенце, детская формочка-черепаха, пустые бутылки из-под "агдама" и "трех семерок", рваная шлепанца-вьетнамка, отсыревшая и слипшаяся "техника молодежи", полузарытая в песок лысая детская куколка...
   Пляж был совершенно пуст. Сезон закончился, желающих поплавать в такую погоду не было.
   Закрытые павильоны, в которых недавно, прижимая лица к горячим, душно пахнущим резиной окулярам, сжимая ручки перископа, ловили в прицел вражеские эсминцы.
   Заколоченные ларьки, у которых недавно толпились очереди за теплой пепси-колой и пенистым разливным пивом.
   Молчал динамик на столбе, все лето изводивший дачников пряной сладостью ламбады. Хлопали по ветру тенты закрытого до весны пляжного кафе.
   Тихо плескала вода, позвякивали сосновые кроны, поскрипывали стволы, и далеко-далеко, за лесом, за дачами, отрывисто кричала неведомая птица.
   Натянув до самых глаз капюшон куртки, спрятав руки в карманы, Юра брел по краю пляжа, зарываясь резиновыми сапогами в мокрый песок.
   Ему вдруг захотелось закричать. Сорваться с места, побежать. На бегу зайтись звонким криком, который бы разлетелся над озером, разметал заволокшую его туманную дымку. Побежать вперед, раскинув руки...
   Он шел медленно и молча.
   Впереди, почти у самого края воды, рос из песка обвалившийся конус. Пирамидки осыпались, но кое-где сохранились еще фрагменты тщательно выровненных стен, пальцем проделанные бойницы.
   Юра подумал, что это именно тот замок, который они не успели достроить со Светой.
   Конечно, прошло уже много дней, и настоящий их замок давно развалился. Но хотелось верить, что это именно он. И если упасть сейчас рядом с ним на колени, приложить к его осыпающимся бокам ладони - можно будет еще ощутить тепло Светиной руки. Можно будет повернуть время вспять, вернуться туда, где были солнечные блики на воде и на кудрявых, ослепительно-золотых Светиных волосах, шум голосов, смех и обрывки музыки...
   Юра подумал: если сильно-сильно зажмурю глаза, когда открою их - она будет здесь.
   Я расскажу Свете о том, что видел. Она не поверит, конечно. Может, будет смеяться. А потом выдаст один из этих дурацких стишков, которые сочиняет по любому поводу.
   Когда глазам стало больно, он перестал жмуриться. Перед ним по-прежнему был обвалившийся замок.
   Юра обернулся. Отец сидел в шезлонге, развернув газету. Слева был жирный заголовок "Митингующие требуют отставки!", справа крупное фото Джуны. Он не читал - смотрел на Юру поверх газетного края.
   Теперь Юре захотелось побежать обратно. Побежать к отцу через весь пляж, изо всех сил обнять его, уткнуться носом в колючий шерстяной жакет, спрятаться под большими сильными руками, укрыться, спастись. Рассказать ему о кошмарах, о тьме. О мире, распадающемся на части. Только он один может помочь, все исправить.
   Юра стоял и молча смотрел на свинцовую воду. Он считал себя взрослым, уже двенадцать. А еще знал, что отныне и навсегда, собирать распадающийся мир по частям - это его, и только его, личное дело.

Социальная сеть

  
   В наушниках гремит финский мелодик дэт - группа Norther, кавер старого хита Europe, "The final countdown" - не дает спать, помогает настроиться, разгружает голову, смещает точку сборки.
   На стене висит распечатанный на принтере плакатик формата А4, на нем два слова (прописными, крупным кеглем, с жирным выделением):
  
   ТЕБЕ СТРАШНО?
  
   Прячу лицо в ладони. Пытаюсь сосредоточиться.
   Глубоко вдохнув, с шумом выдохнув, смотрю на часы в уголке монитора.
   02:45.
   В левой части экрана столбиком выстроились фотографии, картинки, рожи, аватары. Справа - колонки текста, которыми эти "аватары" обмениваются.
   Закрываю глаза, потираю веки. Рассеянно бегу взглядом по строчкам на экране:
  
   Филтибук. Социальная сеть для тех, любит погорячее!
   Тема: нужна помощь!!!
   Все время думаю о ней, вспоминаю как
   Забей))) отжарь десять таких - увидишь как все сразу
   все было нормально, но она сказала
   нужен подход чувак просто подход! ;)
   Почитай Хорни сначала, новички заиппали темы дублировать
   Мне необходима помощь, мне очень
  
   Строчки расплываются, ресницы устало слипаются. Я заставляю себя смотреть на экран, заставляю себя читать дальше.
   По краям монитора прилеплены маленькие листочки, салатовые, желтые и розовые, на которых удобно записывать то, что боишься забыть. На них написано черным маркером:
  
   Тебе 27 и ты неудачник
   Девушка изменяла тебе, а теперь ушла
   Ты никому не нужен
   Ты слабак
   Тебе страшно?...
  
   Тебе страшно? - эти слова повторяются чаще других.
   Это написано повсюду. Тебе страшно?
   Перечитав один за другим все листки, стаскиваю наушники и иду на кухню. В прихожей трещит, мерцает перегоревшая лампочка. Наливаю в большую кружку черного кофе, сдабриваю убийственной настойкой "клюква на коньяке". Возвращаюсь к компьютеру. Мышь клацает в тишине пустой квартиры.
  
   Филтибук. Социальная сеть для тех, кто вставляет!
   Тема: Спецслужбы мониторят инет???
   Кто чо слышал про новую "сетевую полицию"?!! четал в нете, ФАБИны мониторит весь рунет! есть спец. проги по ключевых словам, пробивают по айпишникам - кто вякнет лишнего кароче... а потом жди гостей!!! Походу уже на каждого дело склеено ;)))
   кто ф курсах - инфа риальная???
  
   Хочется смеяться, но я представляю, как это будет выглядеть со стороны. Громкий смех среди ночи, в пустой темной квартире, наедине с мертвенно-голубым сиянием монитора. Глупо. И страшно.
   Почему мы так боимся выглядеть глупо? Даже наедине с собой?
   А выглядеть страшно? О да! Мы хотим быть страшными и сильными. Хотим, чтобы нас боялись. Ведь мир кажется уютнее, когда у тебя здоровенная пасть, полная клыков, толстенная броня с шипами, и черный дым валит из ноздрей. Любовь и бережное отношение к людям только укрепляются от навыка отрывания людских голов.
   Мне хотелось бы поговорить об этом с кем-нибудь. С тем, у кого есть ответы.
   Я вспоминаю Минца. Он не боялся выглядеть глупо. И он не хотел быть страшным. Возможно, это его и погубило.
   В газетах писали про повторяющийся почерк, озвучивали смелые догадки. Отголоском панического набата ударило слово "серия". Потом придумали, как называть его - Москворецкий Потрошитель. И едва у него появилось имя, все это окончательно утвердилось в реальности. Кошмар начал расти, как снежный ком.
   Писали, что он оставляет длинные послания. Что он игрок, водит за нос тупую полицию и федералов. В интернете, как всегда, нашлись дураки, выставившие его на щит, превратившие в универсальный "мем", источник цитирования и поп-звезду. А он быстро включился в игру. Ему нравилась вся эта шумиха...
  
   ...отошла медсестра, колдовавшая надо мной с йодом и пластырем, я сидел на ступенях, пил кофе из пластикового стаканчика. Мерцали проблесковые маячки, туда-сюда ходили незнакомые люди в форме.
   Минц, в мешковатом сером плаще, сутулый и нескладный, торопливо подошел, спросил, терзая снятые перчатки:
   - Юра, как ты?
   - Нормально.
   Носилки как раз проносили мимо нас, Минц махнул коронерам перчатками, догнав их, приподнял простыню. Хотел в последний раз посмотреть на него. Удостоверится, что это именно его увозят в морг. Что в деле поставлена точка...
   Казалось, все закончилось.
   Убийства, кровь, безумие - дело было даже не в них. А в том, что получилось: забраться в его больную голову, населенную противоборствующими демонами, сонмами неведомых тварей, побуждавших его на страшное "творчество". Метод сработал.
   Колпин считал, что занимается творчеством. Он был профессиональный художник, любимый ученик покойного Бражника. Того самого, что полжизни провел по советским психушками, а после перестройки вдруг превратился в эстетический эталон для нескольких поколений живописцев. Бражник вел беспорядочный образ жизни, в начале 90-х так и сгинул в какой-то мутной уголовной истории. А ученик его, в конце концов, нашел свой путь в искусстве. Свой очень особенный путь.
   Основными материалами служили целлофан, фольга и мастихин. Был и еще один материал, необходимый для работы, самый главный компонент - человеческое тело. Предпочтительно женское.
   Результаты своей работы он отправлял в плавание по Москве-реке. Ему свойственно было абсолютное бесстрашие. Провоцирующая наглость. Он просто не верил, что его возьмут. Но его взяли.
   У него оставался последний козырь, похищенная накануне девчонка. И тогда на помощь пришел Минц со своим Методом. Смесь прикладной психологии, импровизации, экстрасенсорики, эмпатии. Плюс все достижения передовой психиатрии.
   Ее звали Ольга Нильская. Его последняя и, благодаря удаче, благословению высших сил и Методу Минца, не состоявшаяся жертва.
   Мы с Минцем сидели рядышком на ступенях, пили паршивый кофе из термоса.
   Потрошитель был мертв.
   Но все только начиналось...
  
   Мне не удастся поговорить с Минцем. Его просто нет. Мне нужно самому искать ответы, в одиночку.
  
   Комментарии:
   Ты чо обкурился???
   втф лол )))
   параноя детектед
   не ведись смело качай прон! никакой сетевой полиции нет)))
   фабин ето очередная контора для попила бабла, инфа 100% у меня там кореш стажировался
   Да, мы действительно следим за Вами. Внимательнее со словами, гражданин!
  
   Вот этот последний - забавный.
   Я бы позволил себе улыбнуться, если бы не его никнейм: moscow_river_ripper.
   Недавно на И-бэй, покупатель, пожелавший остаться неизвестным, приобрел одну из колпинских последних работ. Невинная акварелька, штудия с сухоцветом, селедкой и глиняным горшком. Ушла с молотка за сорок пять тысяч.
   Я закрываю глаза, массирую пальцами виски.
   Безуспешно борясь со сном, в очередной раз перечитываю то, что написано на цветных листочках.
   Снова и снова:
   ...Тебе страшно?
  
   ***
  
   Киселев сидит у стены, с выгодной точки обозревая весь второй этаж "Шоколадницы". На нем черный костюм, серая рубашка, только галстук подчеркивает индивидуальность - на черном языке изображены зеленые и белые персонажи старинной компьютерной игры "Space invaders".
   Я сижу спиной к лестнице, чувствую себя неуютно. За окном идет дождь. Пара девиц за соседним столиком шушукается, поглядывая на нас.
   - Другое место подобрать не мог? - спрашивает Киселев, багровея лицом. - Сидим тут, как пара гомиков.
   - Может, встреча в неформальной обстановке. Например, вы заказчик, а я дизайнер.
   - Конспирологи, бля.
   Киселев скользит по посетителям цепким взглядом. В кафе негромко играет "Moonlight & Vodka" Криса де Бурга.
   - Думаете, за нами следят? - я улыбаюсь.
   Он переводит сканирующий взгляд на меня. Молчит, покручивая пальцами пивной бокал.
   - Тебе весело? - спрашивает он со странной интонацией. - Развлекаешься, да?
   Я молчу. Лицо его еще сильнее наливается кровью. Он пододвигает ко мне красную канцелярскую папку.
   - Ты погляди, повеселись. Веселья там дохрена.
   - Не здесь. Сегодня же ознакомлюсь с материалами. Но не здесь.
   - Игры шпионские, - он двигает шеей, будто натирает воротник рубашки, цепляет пальцами узел галстука.
   - У вас раздраженный вид.
   Он смотрит исподлобья. Кажется, его сейчас хватит удар, такое натужно-багровое у него лицо. Моргает, потирает двухсуточную щетину, устало откидывается на спинку стула.
   - Адская работка, - цедит он. - Адская у нас с тобой работка, Молчанов.
   - Скоро все кончится, - обещаю я.
   - Открылись новые детали, Юра, - он кивает на папку. - Хочу перепоручить это кому-то другому. Тебя пора снимать.
   Спокойнее, приказываю я себе. Подношу к губам чашку с кофе, делаю глоток. Кофе успел остыть.
   - Не доверяете?
   - Не в этом дело.
   - Я справлюсь.
   - Знаю, не сомневайся. Но с тебя хватит. Проект расширился. Теперь уже не твоей специализации требуются... дизайнеры.
   - Я начал это, - говорю я предельно спокойно. - Так позвольте мне закончить.
   Он пьет пиво, вытирает рот тыльной стороной ладони.
   - Это не шутки, парень.
   - Я знаю, - говорю я. - Уж я-то знаю.
  
   ***
  
   ...Я нырнул под натянутую поперек входа желтую ленту, и сразу же в ноздри ударил тошнотворный запах. Пахло смесью общественной уборной и мясного цеха.
   Где-то двумя-тремя этажами выше наигрывали на скрипке тренировочные гаммы.
   Думай о деле, приказал я себе. Просто действуем, как обычно. Первичный осмотр, составление профиля...
   Я смотрел на фотографию на стене. На ней застыли темные капли крови. На фотографии молодая женщина с ребенком на руках, в цветастом ситцевом платье и соломенной шляпе, на фоне пышных зарослей жасмина.
   Жена и дочь Минца. Жена умерла еще при Горбачеве. Дочь, выйдя замуж, уехала в Штаты. Я не знал ее адреса.
   Я старался не смотреть на середину комнаты.
   Механически думал, что я напишу в профиле. Собственно, у нас уже был черновой шаблон, который мы составили вместе с Минцем. Начинался он со слов: "субъект считает себя художником..."
   Его последний шедевр, тщательная инсталляция, геометрический узор, был выложен прямо предо мной, на паркете.
   Приехавший вместе со мной практикант-профайлер судорожно вздохнул, выбежал в коридор. Слышно было, как его мучительно рвет в кухонную раковину.
   Я смотрел на фотографию, и пытался не думать о том, что разложенное на паркете в прозрачном пластике и фольге, что это и есть Минц...
  
   ***
  
   В наушниках ревет Kalmah, "Moon Of My Nights".
   Глаза слипаются, я сминаю в гармошку пустую банку из-под энергетика, смотрю в экран, пытаясь разобрать смысл расползающихся строчек:
  
   Филтибук. Социальная сеть с клубничным вкусом!
   Мастер-класс от Хорни-Мартини - Все секреты эффективного соблазнения
   5372 пользователя сказали "спасибо" этому автору
   Считай, все самые роскошные самочки - уже твои
   Всегда оценивай себя на 5+
   Верь Папочке - Не сомневайся
   Заботься о себе, остальные справятся сами
   Завтра все будет еще более клево
   Говори вслух о своих плюсах
   Жалей о том, что сделал, а не о том - что не сделал!
   Проблемы индейцев шерифа не
   Рефлексия для задротов
   Самокритика? Не знаю что это
   Решительнее, чувак
   Не чувствуешь в себе амбиций? перечитай пятый абзац
   Она делает так, как скажешь ты
   Кто тут папочка?
   Кого ты вздумал учить, приятель?
  
   Зачем мне все это... Может быть, я просто сошел с ума?
   Когда мы видимся, Киселев смотрит на меня, как на психа. Он считает, со мной что-то не в порядке. Что я заигрался.
   Они никогда не одобряли систему Минца. Называли его Станиславским-в-погонах, а систему - "маньячной рыбалкой".
   Возможно, я действительно зашел слишком далеко. Но обратной дороги уже нет.
   Вокал Пекки Кокко перекрывает настойчивое "О-оу!" - поперек экрана выскакивает окошко сетевого мессенджера.
   Я тру пальцами веки. Абонент Хорни-Мартини запрашивает авторизацию... Неужели получилось?
   Привет Бражник ;)
   Привет, Хорни! Рад, что ты наконец ответил )
   Получил твои письма, сорри не было времени на ответ! интересует дополнительный Курс? ;)
   ДА! :)
   Ок. Расскажешь немного о себе?
   Конечно, я расскажу о себе, приятель.
   Я расскажу тебе все...
  
   ***
  
   Ночной клуб забит посетителями, по барабанным перепонкам колотит брейкбит, шуршат скретчи, глубокие басы сотрясают высокие потолки, в пятнах цветного света отрывается на танцполе толпа, извиваются вокруг шестов девочки go-go. Тем, кто расположился в чилаутовских диванчиках с напитками, приходятся кричать, чтобы быть услышанным собеседником.
   Хорни выглядит точно так же, как на фотографиях в "филтибуке" (у него на странице 54 директории с фотографиями, и среди них нет ни одной, где не присутствовал бы он сам).
   Кудрявый атлетический блондин, с очень правильными, приятными чертами лица. На светлых кудрях вязаный колпак, простая белая футболка, мешковатые джинсы "CK" заправлены в белые "конверсы" до колена.
   По обеим сторонам от него сидят густо накрашенные девицы старшего школьного возраста. Напротив двое парней в пиджаках. Один чернявый, смахивает на сутенера, второй, в темных очках-пилотах, совершенно пьян.
   - Чувак, это ты Бражник? - орет Хорни, пытаясь заглушить пульсирующий грохот джангла.
   - А ты Хорни?
   Он скалит превосходные белые зубы.
   Притиснув обеих девиц (они довольно хихикают), вылезает из-за столика, лениво кивает мне:
   - Пойдем, угостишь меня чем-нибудь.
   Мы приземляемся за барной стойкой, здесь музыка орет не так громко, но все равно, чтобы быть услышанным, приходится напрягать голосовые связки.
   Не забывай, мысленно твержу я, ты в восторге от этого чувака. Он гребаный гуру-пикапа, а ты задрот, который не пропустил ни одной его лекции.
   - ...тренинг "Зеленый кот", - перечисляю я, захлебываясь от восторга. - И "Желтая акула", и "Синяя птица"! Все твои тренинги! И это очень, очень помогло мне! Это по настоящему сносит башню!
   Он кивает, прихлебывая купленный мной мартини, кричит сквозь грохот:
   - Твое лицо, не помню тебя на лекциях, чувак!
   - Имел я твои лекции, клоун, - говорю я, широко улыбаясь.
   Музыка заглушает мой голос. Хорни довольно скалится, кивает.
   - Чувак, - говорит он, тыкая в мою сторону пальцем. - Ты на хелавин нарядился? Ты похож на владельца похоронного бюро или типа того.
   Он даже сам не понимает, насколько удачно пошутил.
   - Недостаточно стильно? - громко волнуюсь я, поднимая брови.
   На мне черный костюм из ведомственного ателье, купленная по случаю в "ашане" серая рубашка, полосатый итальянский галстук (подарок мамы на день окончания университета).
   - Полный отстой, Бражник! Кстати, ник у тебя стильный. Ночная бабочка, а? Что-то типа "Молчания ягнят", я понял. Телки текут с такого, верняк.
   - Был такой художник, - кричу я, пытаясь заглушить ухающие басы танцпола. - Еще при совке. Константин Бражник, не слыхал?
   Он не слышит, беззаботно машет рукой, смеется, демонстрируя жемчужные зубы.
   - Мне говорили, - продолжаю я. - Что есть какой-то специальный тренинг! Типа для избранных. Очень крутой курс. Заключительный этап!
   - Кто тебе сказал такое?
   - Один знакомый, по инету. Тоже занимался у тебя!
   Хорни разглядывает меня в упор, изучает:
   - Допустим. Но это действительно очень специальный тренинг, чувак. И он требует специальных финансовых вливаний, рубишь?
   Я вытаскиваю из кармана стопку купюр в зажиме, демонстрирую ему.
   - Бабки не вопрос, Хорни! Ты главное научи меня быть клевым.
   Он отправляет в рот оливку, залпом добивает свой мартини, кивает бармену - мол, повтори. Поворачивается ко мне:
   - Я вижу, ты парень решительный! Этот тренинг... Что ж, видимо ты действительно созрел! Он тебе понравится. Я назвал его "Тренинг Красного черепа".
   - Что это, блин, означает?
   Вместо ответа он задирает край футболки. На правом боку, чуть пониже ребра, татуировка: оскаленная красная черепушка на фоне жидкого циферблата часов. В пустых глазницах - выгибающиеся женские силуэты - часовые стрелки, а над глазницами - набитый белым по красному раскрытый "третий" глаз.
   Я сразу же узнаю этот рисунок.
   Помню его еще в черновом варианте, выполненном в блокноте цветными карандашами. С жирной подписью "Время лечит".
  
   ***
  
   Я оставил ей пять сообщений на автоответчике. Периодически пытался звонить на мобильный, но он был выключен.
   Такое с Олей бывало и раньше, ее рассеянность я списывал на милые странности творческой натуры.
   Когда мы ее обнаружили, в метающемся по подвальным стенам свете фонариков, в нагромождениях фольги и полиэтилена (Колпин был запаслив), перемотанную скотчем, заплаканную, с потухшими от смертной тоски глазами, она бормотала только:
   - Ты сегодня взрослее стала... и учебу ты прогуляла...
   Бормотала снова и снова растрескавшимися губами:
   - Позвала всех своих подружек, ну а как же я...
   И по щекам ее текли слезы.
   Пока он "работал" с ее подругой, а все это происходило на Олиных глазах, все время ставил эту песню. Снова и снова, только эту песню. Громко, чтобы заглушить сначала вой "болгарки", затем лязг мастихина.
   Так мы познакомились.
   Теперь она приходила в себя. Сдавала какие-то зачеты, пропущенные из-за больницы, из-за психоаналитиков и посттравматических терапевтов. Возвращалась к нормальной жизни.
   Я не имел права лезть в ее жизнь. И не хотел этого.
   Но кошмар вернулся. А она не снимала трубку.
   Прямо с похорон Минца я приехал в ее квартиру-мастерскую.
   С замком справился без труда - Киселев тогда уже поделился со мной некоторым хитростями. Представляю, чтобы он сказал, узнав, для чего я буду применять их на практике. Он был убежден, что я подбиваю к ней клинья. Иначе он мое поведение объяснить не мог.
   Я и сам не мог. Ничего личного. Просто боялся оставить ее без присмотра. Комплекс Бога? Паранойя? Шестое чувство?
   Внутри пахло олифой, растворителем, красками.
   Слой пыли на мебели. На кухонном столе кружка с прилипшими чаинками и темным налетом на стенках. Застоявшаяся вода в унитазе.
   Тишина. Только мелодичное побрякивание колокольчиков "музыки ветра" - они были развешаны повсюду.
   Рисунок был сделан прямо поверх обоев. Очень тщательно, старательно.
   Геометрическая композиция из линий, заключенная в круг.
   Наверное, так могли бы изобразить "Витрувианского человека" да Винчи первобытные художники.
   Так рисуют человеческую фигуру дети - палка, палка, огуречик... Только все линии не по-детски правильные, рассудочные. А там, где у заключенного в круг человечка с двумя парами рук-линий и двумя парами ног-линий должна быть голова - рисунок-в-рисунке. Две разомкнутых дуги и жирная точка между ними. Как будто прямо на тебя смотрит чей-то глаз.
   Во всем этом чувствовался точный математический расчет, скрытая механика. Но, будто в противовес ласкающему взгляд "золотому сечению", казалось, что этот рисунок нарочно выстроен так, чтобы вызывать совершенно противоположные чувства. Если долго смотреть на него - начинает болеть голова, к горлу подкатывает тошнота.
  
   ***
  
   Я сижу на кухне, на разболтанном стуле, положив на его спинку руки, уткнувшись в них подбородком. Из комнаты доносятся мощные рифы "Black tears", классической композиции Edge of Sanity в исполнении Eternal tears of sorrow.
   На холодильнике висит крупная фотография. Рисунок на стене Олиной мастерской.
   Ее последнее письмо? Прощальная насмешка? Крик о помощи?
   К стене над столом, поверх проплешины в обоях, приклеен неприятный черно-белый фотоснимок. Рисунок - точно такой же, как Олин, те же тошнотворные, раздражающие глаз пропорции, только исполнение другое - вытатуирован на человеческой коже, чуть пониже левого уха. Клеймо? Зарубка на память? Оберег?
   Этот снимок - из отчета о вскрытии К.А. Бражника, временно безработного, судимого, состоящего на психиатрическом учете, бывшего члена Союза Художников, погибшего в результате разбойного нападения 7 февраля 1992 года.
   Есть и еще снимки, много - эти веером разложены на полу. Семь женщин, в возрастном диапазоне от 17 до 31 года. Погибшие в результате нанесения особо тяжких увечий. По каждому из дел были получены признательные показания, вынесены приговоры. В каждом из случаев имело место преступление на почве страсти. Все дела закрыты.
   Все они говорили на следствии примерно одно и то же. Как будто готовились заранее. Как будто знали с самого начала, что будут говорить:
   Она меня бросила, жизнь моя потеряла всякий смысл. И тогда я, находясь в умопомрачении, приехал к ней, взяв с собой отвертку (молоток для отбивных, охотничий нож, садовую тяпку... дважды фигурировал кухонный нож, и один раз "розочка" из разбитой пивной бутылки, но - и это странно - мастихин ни разу), дальше ничего не помню, все в тумане, я преступник, убийца, о Боже, что я натворил, я виноват-виноват-виноват...
   Все подозреваемые находились в состоянии аффекта, все жертвы давали им повод писать кипятком. Состав преступления налицо.
   И в этом была система. Первый, неясный звонок, за которым идет набирающий силу набатный гул: "серия".
   Костин сказал, что мне нужен отпуск. Киселев только хмыкал. Они навязали мне психоаналитика, я ходил к нему, мы говорили про символику сна у Фрейда и влияние снов на творчество Кафки. А я, тем временем, копал дальше.
   Копал до тех пор, пока не вышел на "филтибук" - молодежную соцсеть облегченного модерирования, предназначенную исключительно для виртуальных знакомств. Собственно, в основе всех соцсетей подспудно лежит эта нехитрая идея - поиск потенциального партнера. Эта идея заложена всем нам в голову от природы. И работает она везде - и в соцсетях, и на пляже, и в троллейбусе, и на пьяной вечеринке, и на заметаемом снегом полустанке, и на необитаемом острове, в джунгли которого рухнул зловещий рейс 815. Везде.
   Но здесь - особенно. Здесь была своя специфика, своя скрытая магия. Как пчелы на мед, слетелись сюда тренеры пикаперских курсов и жаждущие стать "альфами" ботаники, скучающие менеджеры и домохозяйки в поисках приключений.
   Все фигуранты дел, фотографии из которых веером были разложены у моих ног, тусовались там.
   Я понял, что вышел на след.
  
   ***
  
   Сидим в японском кафе на верхнем этаже торгового центра. Над этажом разносятся пронзительные ностальгические такты "This is the way", E-Type.
   - Ну, юный падаван, - ухмыляется Хорни. - пришла пора тебе стрясти пыль с колокольцев, а?
   Подцепляю палочками "унаги филадельфию", окунаю в соевый соус с размешанным васаби, отправляю в рот. Жуя, вопросительно смотрю на собеседника.
   Приказываю себе успокоиться. Наконец-то, вертится в голове, наконец-то! Сердце готово выскочить из груди.
   - Небольшая прогулка за город, - сверкает глазами Хорни. - Как ты на это смотришь? Шашлычок, винишко, свечи, оргия...
   Выставив пальцы, он показывает обеими руками "виктори":
   - Два на два. Жесткая игра без перчаток, детка. Хэппи-хардкор, ах-ха-ха-ха!
   - Двойное свидание?
   Хорни кивает, пригубив бокал "стеллы артуа", заламывает красивую бровь:
   - Покажи, что реально чему-то научился. Покажи мне действительно горячую чику, которую ты привезешь с собой.
   - А с твоей стороны?
   - О, тебе она понравится! Настоящая куколка!
   - Это она, - начинаю я, хотя понимаю, что сейчас надо заткнуться, что я иду по краю. - Она тебе сделала эту татуировку?
   Хорни отставляет пивной бокал и смотрит на меня, бесконечно долго и внимательно смотрит...
   Проклятье! Кто меня тянул за язык?
   - Ну, ты даешь, - белозубо скалится он. - Я с самого начала заметил в тебе Это...
   - Что Это?
   - Чутье, чувак! У тебя есть Чутье. Не зря я тебя натаскивал по "Красному черепу".
   Не зря...
   - Это и впрямь ее работа, - продолжает он. - Она художница. На какие только жертвы не пойдешь, чтоб урвать кусочек такой прекрасной жопки! Пришлось пожертвовать куском собственной кожи! - он ржет, хлопает себя по боку. - Девочка просто повернута на этом! Если бы ты это видел! Хотя... Если все пойдет как задумано, ты еще заценишь! Верняк, мой падаван? Мой лучший ученик!
   Мы чокаемся пивными бокалами.
  
   ***
  
   Его тренинги были тут, конечно, не причем, но я действительно подыскивал кандидатуру. Все должно было выглядеть естественно.
   Нет, я не отправился в метро, намазав гелем волосы и расстегнув верхние пуговицы, с парой-тройкой дежурных шуток наготове, со спрятанной в рукаве гвоздичкой - от особи к особи, от попытки к попытке.
   Я не настолько свихнулся от методики Минца.
   Но мне нужна была девушка.
   Чтобы добраться до сердца тьмы. Чтобы выяснить, действительно ли я подобрался к этому воображаемому сердцу?
   Я знал, что делать, в случае, если его не окажется - это значило бы, что методика не работает. Значит, я не приблизился к Истине и на шаг. Значит, все зря.
   Я думаю, и Киселев, и Костин - они бы меня поняли. Завизировали такое решение безотлагательно. Если я с самого начала ошибался - мое место в дурдоме. А у меня там много хороших знакомых. Я стал бы там почетным гостем.
   Мы встретились совершенно случайно, столкнулись на выходе с работы, на ступенях. Как раз сквозь дыру в сизых тучах упал солнечный луч, особенным образом высветил ее золотисто-рыжие волосы.
   До этого я искренне полагал, что такое случается только в романтических американских комедиях.
   Она спросила дорогу, заблудилась между корпусами. Прислали на стажировку, последний курс Академии, все никак не привыкнет к нашей запутанной топографии.
   Я показал, проводил. У меня была уйма времени до очередного свидания с мистером Мартини, наставником в сердечных делах и половых вопросах.
   Сам удивившись тому, что говорю, я неожиданно предложил ей выпить кофе. Как-нибудь на днях. Можно завтра, но лучше сегодня.
   Мы встретились через четыре часа, в "Кофе-Хаузе", выпили по чашке капуччино и съели по чизкейку. А потом выпили по эспрессо-романо и съели один на двоих вишневый штрудель со сливками.
   Я поделился своими планами с Киселевым, тот побагровел, спросил, в своем ли я уме.
   - Но ведь почти никакого риска! Мы же обсуждали план в деталях. Ей просто надо будет сопровождать меня. А дальше...
   - Тебе напомнить все обстоятельства дела? Может, ты забыл? У нас уже была пара подобных случаев, и там тоже все детали были выверены до мелочей. И что, что в итоге?! Напомнить?
   - Не надо, - сказал я. - Помню.
   Он посмотрел мне в глаза. Кивнул.
   - Под твою ответственность.
   - Под чью же еще?
   Разумеется, она согласилась. Ее зеленые глаза загорелись азартом - я отлично знал это выражение. Этот блеск, это лихорадочное безумие. Ведь я так часто видел это в глазах парня, который пялился на меня с той стороны зеркала.
   Спицына, так ее звали, согласилась.
   В тот же день я договорился с Хорни: буду у него на фазенде послезавтра, с горячей телочкой.
   Тем вечером я сделал еще три важных поступка. У себя в квартире собрал и выкинул 11 коробок из-под пиццы и 23 смятых банки из-под энергетиков. Вкрутил на место перегоревшей в прихожей лампочки новую. Заказал по интернету плакат - размытое любительское фото, световое пятно неясных очертаний в черном небе над спящим мегаполисом и подпись: МЫ НЕ ОДИНОКИ.
  
   ***
  
   Хорни очень толково объяснил мне, как доехать.
   Я припарковал "фокус" у сетчатого забора. Моросил дождь, голые ветви колыхались от порывов ветра, за раздетой осенью рощей чернели мачты высоковольтки, напоминающие могильные кресты.
   Отстегивая ремень, захотелось сказать Спицыной что-то вроде "ты уверена, что готова?"
   Я посмотрел на нее.
   Вместо приталенного серого пальто и строгой юбки - короткая мотоциклетная курточка салатового цвета, клетчатые кеды, потрепанные джинсы, тонкий шарф с искрой. Глаза подвела густыми тенями, солнечно-рыжие волосы уложила муссом в невообразимую прическу, с начесом, перьями - для завершения образа недоставало только бас-гитары и пинты "бифитера".
   Из плоской сумки, обшитой бахромой и бисером, Спицына достала помаду, подкрасила губы противоаварийным оранжевым, кивнула мне.
   Она была готова.
   Я вытащил мобильный, позвонил Хорни:
   - Верный падаван прибыл, сэр, встречайте!
   У него был очень приличный двухэтажный коттеджик. Рядом укрытые пленкой груды стройматериалов, намечены контуры будущего бассейна. В этом смысле его тренинги определенно приносили свои плоды.
   Похоже, с самого утра изрядно поддавал - на контрасте с обычной его небрежно-гламурной подтянутостью, походил теперь на спивающегося молодого барина - вышел на террасу в шортах и шлепанцах, банном халате, со стаканом.
   Чмокнув в щеку Спицыну, ежась от ветра, торопливо потащил нас внутрь.
   В гостиной потрескивал камин, было жарко, воздух пропитан маслами пачули. Интерьер выглядел неуютно и стильно - хоть сейчас фотографируй для модного журнала. Много пустого пространства, хай-тековские плоскости и стальные стержни, диваны и кресла ярких расцветок, репродукции Уорхолла и Мэпплторпа.
   И бесчисленные подвески "музыки ветра", десятки их, бряцающие на разные голоса от самого слабого дуновения сквозняка.
   Из глубин коттеджа долетали, отражаясь от голых стен, рваные сэмплы и речитатив "Girls", совместного трека Ping pong bitches и The Prodigy.
   Он предложил нам сесть на прямоугольный диван цыплячьего цвета. Напротив был зеркальный столик, чем-то напоминающий Нью-Йорк с высоты птичьего полета. С одной стороны Манхэттеном сгрудились бутылки элитного алкоголя. Чуть поодаль статуей Свободы возвышался хромированный Дарт Вейдер на подставке. В этом ряду две кокаиновых дорожки и свернутая в трубочку сотенная мыслились яхтой, с пенным следом турбин уходящей прочь по заливу, в страну, не выдающую преступников.
   - Будете? - Хорни кивнул на "след яхты". - Типа слегка простимулироваться?
   - Предпочитаю натуральные стимуляторы, - с бесстыжей улыбкой заявила Спицына.
   Хорни хихикнул:
   - Хоть выпейте что ли?
   - А это легко.
   В районе Бруклина нашлась пара чистых стаканов. Я подхватил "чивас регал", плеснул себе и Спицыной. Она сделала хороший глоток, облизнула губы. При этом смотрела на Хорни.
   Тот блаженно откинулся на спинку кресла, шмыгая носом:
   - А она ничего, - сказал он, адресуясь ко мне.
   - Да и ты вроде тоже, - усмехнулась Спицына.
   Я отпил из стакана, непринужденно спросил:
   - Твоя барышня когда прибудет?
   - Она уже здесь, - раздалось у меня за спиной.
   Мы со Спицыной обернулись.
   Она стояла под арочной перегородкой между комнатами, облокотившись на стену плечом. В длинном шелковом кимоно, волосы собраны пучком, минимум косметики.
   Сильно изменилась со времен нашей последней встречи. Румяна на щеках не справлялись с болезненной, иссиня-пепельной бледностью. Сквозь тонкую, будто бумажную кожу проступали темные дорожки вен.
   Хорни нервно хихикнул. Видимо, его догнал порошок. Пробормотал:
   - Добро пожаловать в Клуб Красных Черепов, ребята.
   Спицына продолжала улыбаться, но я почувствовал ее волнение. Хорни блаженствовал, растекшись по креслу.
   Что-то неправильное было в происходящем. Что-то, не учтенное нами заранее.
   - Знала, что ты найдешь меня, - сказала бледная девушка в кимоно. - И дело тут даже не в тебе. Это, Юра, называется судьба. Здравствуй.
   - Здравствуй, Оля, - я разлепил губы. - Давненько не виделись.
   - Привет, - сказала Спицына.
   Оля улыбнулась сжатыми губами, помахала ей растопыренными пальчиками.
   - У тебя, наверное, целая куча вопросов накопилась, да? - спросила Оля у меня.
   Я кивнул, не спеша подводя руку к галстуку, поправляя его.
   - Куда я подевалась, например? И что это был за рисунок. Ты ведь его видел. Наверняка вломились в мою квартиру?
   Я снова кивнул, глядя в ее глаза - бесцветно-серые, будто запыленные. Небрежно расстегнул пуговицу пиджака.
   Оля, шелестя кимоно, сделала короткий шаг.
   - Про Минца, наверное, захочешь спросить, да? - продолжала она. - Про остальных... Ты ведь не просто так сюда пришел. Не по частному делу?
   Она кивнула на Хорни:
   - Ты ведь не из-за его тренингов здесь... Кому такая чушь вообще может быть интересна!
   Хорни слабо захихикал из кресла.
   Я молчал, ждал продолжения.
   - Это Дар, - сказала Оля. - Сначала я не поняла... Испугалась. Ты же помнишь, как мне было страшно? Как вы с Минцем успокаивали меня? Долго-долго. Как суетились вокруг все эти лысые докторишки со своими латинизмами, полицейские с сочувственными красными рожами, все эти аналитики со своими кушетками, сиделки и няньки...
   - Помню, Оля, помню, - я медленно привставал с дивана.
   Спицына краем глаза ухватила мой маневр, запустила руку в свою обшитую бахромой сумку.
   - Я думала, что это проклятье, - сказала Оля твердым металлическим голосом. - Но это Дар. Самый настоящий Дар...
   Она вскинула вверх ладони, рукава кимоно скользнули, обнажая руки выше локтя.
   Моя рука нырнула под полу пиджака, выхватывая из подплечной кобуры девятимиллиметровую "багиру".
   Фигура Оли, застывшая с раскинутыми руками, с бесстыдно разлетевшимися полами халата, открывшими обнаженную грудь, превратилась в силуэт, наполненный ослепительным светом.
   Будто ее тело стало электрической дугой, застывшей ветвистой молнией, распространяющей вокруг ровное сияние. Это сияние теплыми волнами пошло от нее - по стенам, диванам, по шипящему камину, по столику с бутылками, по застывшим фигурам. Охватило Спицыну, сжимающую в вытянутой руке компактный Р-92, по моей руке с пистолетом, которая стала вдруг чужой, деревянной, по развалившемуся в кресле Хорни...
   Белое сияние, молочно-теплое, ласковым пухом, нежной ватой забило все органы чувств, остановив время. Все потонуло в нем, все застыло.
   В левом ухе шипел, улюлюкал, пронзительно трещал сошедший с ума передатчик.
   Низкий гул, многоголосый звон, пришедший вместе с ослепительным сиянием давил на виски, сводил с ума.
   Все сложилось одно к одному, этой вспышкой - резким щелчком - бесконечно длинная дорожка домино пришла в движение. Радостно звеня, падая одна на другую, костяшки запустили цепную реакцию. Шаг за шагом, меняя общий узор, выстраивая принципиально новый рисунок.
   Бессонные ночи, безумные рисунки, фотографии изуродованных трупов, "филтибук", сливающиеся строчки, треп тысяч "аватаров", багровые щеки Киселева, зеленые глаза Спицыной, белозубая ухмылка Хорни, мерцание перегоревшей лампочки в прихожей, мое отражение в зеркале - тени под глазами, зеленая бледность, оскаленные зубы...
   Так это и происходило, снова и снова. У меня была система покойного Минца, а у Нее появилась своя: болван Хорни, как блесна, подманивал дураков, которые всерьез хотели изменить себя его тренингами. И она действительно меняла их. Отличное прикрытие для утоления ее жажды...
   Здесь и сейчас - Оля медленно плыла к Спицыной, мерцая и искрясь, сквозь вязкий молочный туман.
   Размытый белый силуэт, но выделяются глаза - переливающиеся блескучей и непроницаемой нефтяной чернотой.
   Из ее распахнутого рта струились, нетерпеливо рвались вперед, опережая свою хозяйку, своего носителя, щупальца маслянистой черной жижи, требовательные и жадные. Тянулись к Спицыной, а та стояла, распахнув глаза, не могла пошевелиться, и револьвер в ее руках выглядел детской игрушкой.
   Это зрелище завораживало, подавляло волю.
   Никто из них не смог его перенести. Она утоляла свою жажду на глазах у этих несчастных дураков, купившихся на "филтибуковские" проповеди Хорни.
   Они видели ЭТО и они сходили с ума, шли и писали свои признательные показания. И все это длилось и длилось, растягиваясь во времени и пространстве, а черная слизь жирела, откармливалась внутри нее, набиралась сил.
   Это было невероятно трудно - пошевелить пальцем. Понадобились все силы, вся злость, все накопившееся безумие, чтобы осуществить это одно-единственное движение скрюченным указательным пальцем.
   Гулкий хлопок выстрела разорвал низкий обморочный гул, прорезал, как нож, убаюкивающее белое сияние...
  
   Я жму на курок.
   Пуля входит в ее тело, преодолев незначительное сопротивление, покидает выходное отверстие с брызгами крови.
   Ее относит назад, ударяется о стену, падает навзничь, раскидывая голые руки, разметав полы кимоно.
   - Первый, первый! - грохочет в левом ухе. - Какого хера пальба, Юра?? Все вперед! Пошли-пошли!
   Спицына опускает револьвер, сдувает со лба навощенные рыжие перья. Ее зеленые глаза, подчеркнутые вульгарным макияжем, ошеломленно блестят:
   - Что это, черт возьми, было?
   Нет сил на ответ. Да я и не уверен в нем.
   Я подхожу к Оле. Бледно-серое лицо неподвижно, синие губы закушены. На миг кажется, что в зрачках вновь промелькнуло нечто - черная маслянистая тень... И исчезло. Глаза потускнели, омертвели, стали бессмысленными, рыбьими:
   - Забирай меня скорей, - шепчет она. - Увози за сто морей...
   И по щеке катится слеза.
   Точь-в-точь, как в день нашего знакомства.
   Действуя механически, как робот, я вытаскиваю из кармана брюк кожаную книжечку с жетоном:
   - Агент Молчанов. Федеральное агентство безопасности информации. Вы имеете право хранить молчание. Все, сказанное вами...
   Истошный звериный вопль бьет по ушам.
   Я успеваю обернуться, чтобы увидеть оскаленное лицо Хорни, раздутые ноздри в белом порошке, выпяченные глаза... И его глаза - черные, непроницаемо черные, будто бы затянутые блестящей нефтяной пленкой.
   Тьма успела сменить хозяина.
   Хорни обеими руками заносит надо мной отражающую блики камина статуэтку лорда Вейдера.
   Бьет выстрел, Хорни заваливается набок, статуэтка с гулким стуком врезается в паркет.
   Спицына, с револьвером наперевес, подбегает к телу, опустившись на одно колено, проверяет пульс на шее.
   Я ловлю ее взгляд. Сглотнув, говорю:
   - Меткий выстрел.
   Что-то жалит меня в бок.
   Я оборачиваюсь, вижу растянутые в улыбке синие губы.
   Совершенно чуждый, ненужный предмет в моем боку, я вытаскиваю и бросаю его на паркет, следом густо капают яркие винно-красные капли...
   - Агент ранен! - доносится откуда-то голос Спицыной. - Агент ранен! Нужна "скорая", срочно!
   Через арку скользят черные тени в шлемах, противогазных масках, разгрузках с нашивками "О.В.И.Т.", красные нити лазерных прицелов пересекают комнату...
   Вижу Киселева, в рубашке с закатанными рукавами, в бронике с белыми буквами ФАБИН, он что-то кричит, щеки его густо-малиновые, а рот гневно перекошен.
   Бегут сосредоточенные парамедики с оранжевыми чемоданчиками.
   А в ушах у меня звучит Олин шепот:
   - Знаю, ты меня не забудешь, приду к тебе - меня зацелуешь...
   Комната плывет перед глазами, но я успеваю отметить - предмет, лежащий на паркете в обрамлении алых капель - это тускло поблескивающий в каминных бликах мастихин с отполированной ручкой...
  
   ***
  
   Напротив за столом для совещаний сидит багровощекий Киселев. Сегодня совмещает невзрачный серый костюм с галстуком, украшенным падающими кубиками "тетриса".
   На председательском месте замдиректора Костин, лысый, в очках, при строгом сером галстуке и отутюженной белой рубашке.
   Оба внимательно разглядывают меня, будто видят впервые.
   У окна худощавый незнакомец с неопределенными чертами лица. Он похож на портрет советской кинозвезды со старого журнала, найденного на чердаке. Типографская краска выцвела, имя артиста забыто. Но он смотрит вперед победительным взглядом. Знать не хочет ничего - ни про того, кто нашел журнал, ни про то, что давно забыт. Он выходец из другого мира, и там, в этом мире, он номер первый навсегда.
   Скрестив руки на груди, незнакомец сидит на подоконнике. Перекатывая из одного уголка рта в другой зубочистку, смотрит вскользь и мимо меня, на портрет президента.
   - Так что, вот так... Нильская под строгим надзором, - продолжает Киселев. - А этот, мастер соблазнения... Хрен его знает, очухается или нет. Медики говорят - пятьдесят на пятьдесят. Хотите знать мое мнение - невелика потеря! Ну, посмотрим. Во всяком случае, материальчика у них в гнездышке мы нарыли столько - хватит с излишком, чтобы их обоих закрыть до Второго Пришествия. Не говоря уже о сопротивлении при аресте и нападении на федерального агента! Творческая, блин, мастерская! Кукрыниксы, мать их...
   Костин строго смотрит на него поверх очков. Киселев пыхтит, смолкает.
   Я устало потираю веки.
   Значит, все кончено. Точка. Круг замкнулся.
   Хорошо, если так...
   - Может, отпуск возьмешь? - спрашивает Киселев.
   Его багровое лицо говорит: "бери отпуск, не выкобенивайся".
   - Вы точно не нуждаетесь в отдыхе? - поблескивает очками Костин. - Мы уверены, агент Молчанов, в вашем профессионализме. Но хотим убедиться, что ваше состояние, так сказать... полностью стабилизировалось.
   - Я в норме. В отпуске не нуждаюсь.
   Киселев недовольно пыхтит, ворочает шеей.
   - Я бы хотел как можно скорее приступить к работе, - продолжаю я. - Если вы не возражаете, конечно.
   - Не возражаем, - говорит Костин, покосившись на незнакомца с зубочисткой. - И... Мы хотим предложить вам кое-что. Киселев?
   - Перевод с повышением, агент Молчанов, - пыхтит Киселев официальным тоном. - Руководство оценило твои действия, твои способности. Есть должность, на которой ты сможешь проявить их еще более эффективно. Вот прямо для тебя место!
   - О какой должности идет речь?
   - Учитывая специфику дел, - Костин шелестит страницами папки, лежащей на столе перед ним. - Которыми вам довелось заниматься, вашей работы с Минцем... Я думаю, вас это заинтересует. Отныне поступаете под мое прямое руководство... Возражения есть?
   - Возражений нет.
   Чего-то такого я и ожидал.
   Костин смотрит на человека у окна, как будто ждет от него реплики. Тот молчит.
   - И еще кое-что, - продолжает Костин, глядя на меня поверх очков. - На этой новой должности у вас будет напарник.
   Это тоже логично: поставят надо мной наблюдателя, присматривать, чтобы не чудил. Вопрос только один:
   - Кто, если не секрет?
   Костин собирает высокий лоб морщинами, шелестит страницами.
   - Не секрет... Наша новая сотрудница. Перевод оформили на днях. Стажировалась при Академии по судебной медицине. Специалист весьма квалифицированный, рекомендации впечатляют. Некая Анастасия Спицина. Вы, кажется, с ней знакомы...
   Я сдерживаю улыбку.
   - Возражений нет, Валерий Сергеевич. Итак... Чем нам предстоит заниматься?
  
   ***
  
   От лифта надо пройти вперед и за угол, по выкрашенному в казенный зеленый цвет коридору, оплетенному толстыми проводами, мимо стальных шкафов и штабелей картонных ящиков. За железной дверью, крашеной в тот же унылый цвет - обширный полуподвал. Здесь стояли пыльные стеллажи, заставленные коробками, рулонами, стопками папок и брошюр. Сумрак едва разгоняли полосы света из узких окошек под потолком.
   Посреди царства забвения и пыли, новенький письменный стол, телефон и кресло смотрелись, как "Аполлон" на лунном грунте.
   Перевод с повышением, первым пунктом которого стало получение собственного кабинета, изрядно напоминал ссылку. Меня решили запрятать в дальний чулан, от греха подальше. Ожидаемый исход.
   Мне это было по душе.
   Первое, что я сделал в своем новом кабинете - прицепил к двери скотчем плакат с НЛО:
   "Мы не одиноки".
   Поставил на стол ноутбук, подключил к розетке, запустил в медиа-плеере случайное воспроизведение - выпал "Gyroscope", In flames.
   Я устроился в кресле поудобнее, закинул ноги на стол. Раскрыл купленный у метро тонкий журнал "Заурядные метеозонды" (на плохой бумаге, с нелепыми кричащими заголовками и фото ужасающего качества).
   И стал ждать, когда зазвонит телефон.
  
  

Переносчица

  
  
   Всю ночь накануне по области шли дожди. Берег затянут туманом, сыро и зябко.
   Я иду по краю пляжа, подняв воротник пальто, спрятав в карманы руки, стынущие даже в перчатках.
   Впереди в белесой мгле мерцают размазанные красно-синие отсветы проблесковых маячков, пару раз блеснули фотовспышки, слышатся голоса.
   - Похоже на месте, Молчанов? - говорит Спицына.
   Несмотря на то, что я еще затемно разбудил ее своим звонком, несмотря на наш впечатляющий автомобильный бросок через пол-области и теперешние блуждания в стылом тумане, выглядит она безупречно. Только чуть покраснел от холода кончик тонкого носа.
   - Знаешь, - говорю я. - А ведь это место... Оно мне знакомо.
   С самого утра я пребываю в состоянии дежавю. Спицына вопросительно смотрит на меня. Узкими пальцами в черной замше поправляет рыжие пряди, растрепавшиеся от ветра.
   - В начале девяностых мы жили тут с родителями, что-то около двух месяцев. Отцу предоставили казенную дачу, по его министерским каналам... Странно...
   - Ничего странного, - улыбается Спицына. - В то время у нас в ходу была номенклатурная система, так что...
   - Нет, я про другое. С тех пор я никогда здесь не был. Странно вернуться сюда... Тем более - вот так.
   Путь нам преграждает широкая желтая лента, края которой теряются в тумане. За ней стоит краснощекий усатый сержант в синей ветровке со светоотражающими полосами и белыми буквами Д.П.М.О. Едва завидев нас, он вскидывает ладонь, начинает простужено сипеть что-то вежливо-запретительное.
   Мы синхронно вытаскиваем из пальто узкие кожаные книжечки:
   - ФАБИН. Агенты Молчанов и Спицына.
   Полицейский с интересом пялится на наши жетоны. Из тумана позади него выплывают лысина и круглые стекла очков.
   - Сержант, пропустите, это мои люди, - торопливо говорит Костин, подходя. - Приветствую... Следуйте за мной.
   Я оттягиваю вверх желтую ленту. Спицына ныряет под нее, придерживая волосы.
   - Наконец-то дождался вас, - раздраженно цедит Костин. - Что, в пробку попали?
   - В три пробки, если быть точным.
   - А прицепить "ведерко" не догадались?
   - Догадались. Нас из-за него дважды тормозили областные "магистралы".
   Костин досадливо кривится, ведет нас вперед. Туда, где в свете синих и красных всполохов толпятся люди в серых плащах, форменных ветровках и обтянутых клеенкой фуражках. Один за другим они уступают нам дорогу, вот уже видны открытые двери кареты "скорой". Из-за спины парамедика выглядывает край носилок, бессильно откинутая тонкая женская рука. Бледно-серая кисть перевита темными венами.
   Спицына ныряет внутрь, тормошит парамедика, ловко меняет замшевые перчатки на латексные.
   - Обнаружили около часа назад. Местные сперва подумали, что готова. У нее, это...
   Костин морщится, стаскивает очки, трет пальцами переносицу, пытаясь вспомнить слово. Судя по всему, вообще не спал.
   - Без сознания, акроцианоз, пульс нитевидный, сто тридцать, - бросает через плечо Спицына. - систолическое шестьдесят, шок в торпидной фазе...
   - Шок, - бормочет Костин. - Тут у всех шок. Охранник таунхауса поднял всех на уши. Решил устроить себе вечеринку, пригласил подружку. Прилично накачались, отправились на променад к озеру. Черт знает, что было дальше... Но в два пятьдесят четыре он принялся названивать в пожарную часть. Мол, у него тут гигантский огненный шар визуально наблюдается. Я, как приехал, велел все оцепить, ленту навесил. Журналисты, небось, пронюхали уже? Видели что-нибудь у оцепления?
   Я кивнул:
   - Мы там через ваших парней еле пробились. Но какой-то автобус рядом был, с тарелкой спутниковой.
   - Зар-раза.
   - Так что там насчет НЛО?
   - Молчанов, вы опять за старое?! Успокойтесь! Это все бредни синие! Охранника сейчас допрашивает мой человек. Слава Богу, что из-за его бредней мы вовремя наткнулись на эту девчонку. Уму непостижимо, как она тут оказалась! Наши прочесывают окрестности, выясним. А что до вас... Я вас по другой причине из кровати вытащил... Вот ведь, уж не знаю совпадение это или нет... Короче, сами смотрите!
   В стеклах его очков отражаются ультрамариновые и алые блики мигалок. Он поворачивается к Спицыной, говорит:
   - За левым ухом.
   Она сдвигает волосы неизвестной (слипшиеся, сбитые колтунами кудрявые светлые пряди, в которых запутался мелкий озерный мусор).
   - Тебе стоит взглянуть, - говорит Спицына.
   Я забираюсь внутрь, свешиваюсь через ее плечо.
   Субъект - женщина лет двадцати, глаза закачены, посиневшие губы приоткрывают ряд ровных зубов (такое впечатление, что улыбается), к бледно-серой коже прилип песок. Она выглядит чертовски мертвой.
   Прищурившись, разглядываю место, на которое указывает Спицына.
   За ухом, где серая кожа натянута выступом затылочной кости, просматривается четкий рисунок татуировки.
   Это очень странный рисунок.
   Сочетает в себе математический расчет и вызывающую, нарочитую непропорциональность. Умышленную небрежность и неправдоподобную строгость линий.
   Дежавю.
   С той стороны пляжа, откуда мы пришли, слышен рокот мотора, туман прорезают фары дальнего света, многократно хлопают двери. Слышатся сиплые протестующие возгласы давешнего сержанта. Ответные повелительные реплики.
   И опять дежавю...
   Ясно, что теперь в курсе уже не только мы, областная полиция и журналисты.
   - Какого рожна там еще? - бормочет Костин, цепляет на нос очки, - Короче, Молчанов, займитесь. Этот рисунок... Словом, я надеюсь, вы в курсе, что делать!
   Он направляется к ленте, я спрашиваю у Спицыной:
   - Твое мнение?
   Парамедик с капельницей наперевес тоже с интересом ждет ответа.
   Спицына смотрит на меня. Я узнаю этот взгляд. Тонкие брови нахмурены, блеск зеленых глаз, нижняя губа закушена.
   - Видишь ли, Молчанов...
   Этот ее взгляд называется: "я не вполне понимаю, какого черта здесь творится, но я буду не я, если в ближайшие часа два я не докопаюсь до истины и не наведу тут полный порядок"
   Из тумана доносится командный бас Костина:
   - А кто вы такой, чтобы я перед вами отчитывался? Что? Нет, мне ни о чем это не говорит! Какие еще особые полномочия? Нет, я не вызывал! Не знаю, кто! Не знаю, что это за ведомство!
   Кажется, весь этот шум он устроил с одной только целью - чтобы услышали мы.
   - Что я могу сказать совершенно точно, - говорит Спицына, осторожно оттягивая веко неизвестной. - Надо как можно скорее доставить ее в стационар. Где тут ближайший госпиталь?
   - Эй? - я стучу по перегородке, отделяющей нас от водителя. - Ты слышал?
   Парамедик приоткрывает рот, но я, как фокусник картой, повожу у него перед носом своим жетоном. Он пожимает плечами. Тоже стучит в перегородку.
   Водитель запускает двигатель. Я задвигаю створки дверей.
  
   ***
  
   Миновав раздвижные двери приемного отделения, я выхожу из больницы. Оглядываюсь в поисках телефонной будки. В кармане пронзительно пиликает мобильный.
   - Вы что себе позволяете, Молчанов?! - орет Костин. - Вы окончательно съехали с катушек?!
   Мы давно играем в эту игру. Я отчетливо вижу его перекошенное от гнева лицо. И лица тех, кто стоит рядом с ним. Они тусклые, неприметные, но выражение глаз у них всегда очень внимательное. Совершенно особенный взгляд - нечто среднее между холодным зрачком видеокамеры и темной пустотой пистолетного дула.
   - Чрезвычайная ситуация, Валерий Сергеевич! Здоровье пострадавшей в опасности. Приняли решение незамедлительно следовать в ближайший госпиталь. Алло, плохо слышу, пропадаете!
   - Где вы находитесь, черт побери?! Молчанов?
   - Алло?! Пропадаете!
   - Что за самодеятельность? Я не понял... Где вы сейчас?
   - Алло, шеф! Я перезвоню! Все под контролем!
   Я сбрасываю вызов, захожу в телефонную будку, стоящую на краю парковки. По памяти набираю номер. Жду некоторое время.
   - Редакция "Заурядных метеозондов"!
   - Бейсик? Привет! Не узнал? Богатым буду, да... Есть работка как раз по твоему профилю. Надо кое-что проверить. Слушай...
   Я говорю, а сам поглядываю на парковку, заставленную каретами "скорой помощи", на проезжающие по улице машины, на укрытых зонтами редких прохожих. На продовольственный рынок по ту сторону улицы. Там голосит радио, крутят "Papercut", Linkin park.
   На стекло будки падают первые дождевые капли.
   Из раздвижных дверей появляется Спицына в больничном белом халате. Она оглядывается по сторонам, хмурится, высматривая меня.
   - ...все понял? Отлично! Я скоро с тобой свяжусь.
   Бросив трубку, я иду к Спицыной.
   - Мне звонил Костин. Ты вообще в курсе, что происходит?
   Я улыбаюсь:
   - Проявили немного инициативы, а?
   - К нему там съехались какие-то важные шишки, межведомственный комитет. Послушай, Молчанов, это не шутки...
   - Что с пострадавшей?
   - Об этом и речь, - хмурится она. - Пошли.
   Мы идем по больничному коридору.
   - Спицына, они не зря так переполошились! Ты ведь понимаешь, что это означает! Мы что-то нащупали. И этот рисунок...
   - Дело не в рисунке, - говорит Спицына. - Дался он тебе!
   - Помнишь "Красные черепа"?
   - Помню.
   - Рисунки Нильской, которые мы нашли... Один повторяющийся мотив. И это было... Как попытка вспомнить что-то... Как вариации на тему забытого орнамента, знака. Бесконечное количество попыток... И дело Бражника - такая же метка была у него!
   - Нильская могла видеть этот рисунок в мастерской Колпина. Тогда еще, в деле Потрошителя, а Колпин был учеником Бражника.
   - А наша зацепка? То, что мы нарыли с ребятами из "Метеозондов"?
   - Они сумасшедшие!
   - Это правда. Но это не отменяет того факта, что...
   - Да-да, помню. Круги на полях в Айове в 76-м. И в Глостершире в 81-м.
   - Не просто круги на полях! Круги на Определенных полях. Один и тот же сорт экспортной пшеницы. Компания, которая им занималась...
   - Ты сейчас хочешь пересказать мне содержание всех тех томов, что лежат у нас в подвале? - спрашивает Спицына. - Пойми, это просто рисунок. Это еще ни о чем не говорит. Не скрою, такие совпадения кажутся странными. Но мы не можем приносить факты в жертву мистическим озарениям.
   - Да не бывает таких совпадений! Голая девица со спутанным сознанием и провалами в памяти, которую обнаруживают на месте предполагаемого контакта с НЛО! И у нее татуировка, повторяющая фантазии маньячной парочки! И сумасшедший художник, погибший при загадочных обстоятельствах! И круги на полях! И это озеро! Понимаешь, я все пытаюсь вспомнить... Я уже бывал там, в детстве, и тогда...
   - Может, эта девица просто начиталась интернета, а? Там про дело "Черепов", если знать, где искать, можно нарыть горы информации. Мало ли, какие у людей бзики бывают? Символика зла привлекает - тебе ли не знать? А тем более, настоящего зла, воспетого СМИ, разнообразными "желтыми" изданиями. Захотелось повыпендриваться, молодая девчонка, ветер в голове, конфликт с родителями, все мужики сволочи... В таком духе. А у нас свободная страна, можно рисовать на себе все, что угодно! Даже у меня, Молчанов, есть татуировка! А круги на полях... ну неужели ты не знаком с механизмом подобных мистификации, а? До сих пор еще веришь, что...
   - У тебя есть татуировка? - на миг я теряю нить. - Покажешь?
   - Если будешь себя хорошо вести!
   Мы входим в палату неизвестной. Возле кушетки возятся двое - худой тип в белом халате, с фонендоскопом на шее, и девица в вишневой медицинской робе.
   - Удалось взять пробу? - спрашивает Спицына с порога.
   Эти двое смотрят на нее, как свадьба на деревенского колдуна.
   - Никогда не видел ничего подобного, - говорит худой. При этом выражение его лица сообщает "а уж я, не сомневайтесь, видал виды"
   - Феноменальная свертываемость, - добавляет "вишневая" докторша. - Мы передали образцы в лабораторию...
   Спицына кивает.
   - Тут, Молчанов, мы имеем дело с довольно редким случаем, - говорит она. - Конечно, уже были прецеденты, я читала монографию одного бостонского диагноста, крупная фигура... Этот синдром даже не получил названия. Пока еще не совсем ясно, надо дождаться результатов анализа. Но ее кровь, Молчанов, ее химический состав...
   Спицына говорит что-то еще, а я смотрю через плечо худого врача, в окно.
   Со второго этажа открывается вид на улицу, ведущую к больнице. То, что я там вижу, мне категорически не нравится.
   Моросит дождь. У подъезда тормозят, мигая проблесковыми маячками, автобусы-внедорожники, с оранжевыми полосами и синими буквами Г.У.Ч.С. на бортах.
   Из них, без лишней спешки, но очень целенаправленно и быстро, выгружаются люди в синих спецовках. Двое сразу спешат к въездному шлагбауму. Остальные, около дюжины, торопливо поднимаются по ступеням. У всех лица закрыты белыми намордниками респираторов.
   Последним из автобуса вылезает высокий человек в мятом сером плаще. У него и лицо такое же - серое и мятое. Он с ленцой, с прищуром, смотрит вверх, перекатывая из одного уголка рта в другой зубочистку. Кажется, что смотрит прямо на меня.
   И снова дежавю...
  
   ***
  
   - Потрепали вы мне нервы, - бормочет Костин. - Хорошо хоть, закончилось благополучно. Это же надо! Кто же знал, что эта девица сбежала из психиатрического диспансера?! Да еще по дороге на осмотр в ГУЧС! Фельдшер на бензоколонке вышел за сигаретами, водитель все прощелкал, пока болтал с кассиршей, тут она и дала деру, со своими спутанным сознанием... В голове не укладывается! Таким вот идиотам доверили везти невменяемого пациента с симптомами птичьего...
   - У нее не было симптомов птичьего гриппа, - говорит Спицына ледяным тоном.
   Костин кивает, не слушая.
   - Да-да. Удивительное раздолбайство! Гнать их всех к чертовой матери оттуда! Все, теперь буду с собой респиратор таскать всегда! Идиотизм...
   Полдня мы провели в областном отделении Управления Чрезвычайных Ситуаций. Такого разностороннего медицинского осмотра надо мной не проводили со времен Академии.
   - Вы что, поверили в эту туфту? - устало спрашиваю я.
   - Молчанов, - Спицына смотрит на меня умоляющим взглядом.
   Костин гневно посверкивает на меня стеклами очков.
   - Вот думаю, агент Молчанов, а не отстранить ли вас на недельку? Ваше поведение меня нервирует. Вся эта самодеятельность, гонки на каретах "скорой помощи"! Вы понимаете, в какой скандал чуть не втянули нас? Пытаетесь поставить крест на своей карьере? Ладно! У вас получается! Но зачем вы Спицыну в это втягиваете? Мы дорожим таким ценным кадром! А прения с Межведомственным комитетом и ГУЧС - в следующий раз я скормлю им вас! И посмотрим, как вы будете рассказывать им про летающие тарелочки...
   На чьей же он стороне, думаю я, не слушая.
   Может быть, я просто рад обманываться, наделяя этого бюрократа, бывалого служаку, человеческими качествами, искренним желанием помочь нам, упрятанным под казенный тон.
   - Все понял, - говорю я, когда он замолкает. - Разрешите идти?
   - Идите. До завтра можете быть свободны. Предоставляю вам внеочередной выходной... А вас, Спицына, попрошу остаться.
   Пожав плечами, выхожу из кабинета замдиректора, иду к лифтам. Еду вниз, в подвальный этаж.
  
   ***
  
   Взвалив ноги на стол, откинувшись на спинку кресла, я щелкаю пультом проектора.
   На экране появляется рисунок.
   Геометрическая композиция из линий, заключенная в круг.
   Наверное, так могли бы изобразить "Витрувианского человека" первобытные художники. Так рисуют человеческую фигуру дети - палка, палка, огуречик. Но линии не по-детски правильные. Там, где у заключенного в круг "человечка" должна быть голова - две разомкнутых дуги и жирная точка между ними. Будто глаз.
   Если долго смотреть на рисунок - начинает болеть голова, к горлу подкатывает тошнота.
   Я окидываю рассеянным взглядом свой кабинет.
   Слева от экрана угадывается в полумраке входная дверь, к которой приклеен плакат с размытым снимком НЛО и надписью "Мы не одиноки".
   Справа от экрана висит карта РФ, истыканная цветными кнопками. Дальше длинный ряд металлических стеллажей, заставленных коробками и стопками папок. Через узкие окошки пробивается с улицы блеклый осенний свет, едва рассеивающий сумрак кабинета.
   Раньше здесь располагался архив. Редкие сотрудники ФАБИНа, кому случалось заглядывать сюда, называют это место "Молчановской Кунсткамерой". В сущности, они правы.
  
   ***
  
   Придя домой, вытряхиваю на кухонный стол содержимое большого бумажного пакета с логотипом закусочной "Хацунэ Мику". Ставлю в микроволновку харусамэ тамагояки, стеклянную лапшу с говядиной, омлетом и острой капустой. Беру из холодильника бутылку "Миллера". Покормив рыбок, некоторое время сижу перед выключенным компьютером, массирую виски, пытаясь собраться с мыслями.
   Иду в соседнюю комнату, которая служит чем-то вроде тренажерного зала, совмещенного с кладовкой.
   Вытаскиваю из шкафа с одеждой вместительную картонную коробку.
   Откуда-то сваливается на меня футляр от ДВД, на нем девицы в кружевных чулках и шапочках с красным крестом: "Золотой фонд ХХХ: ДисПОРНсеризация старшеклассниц". Раскрываю футляр - вместо диска внутри фото в серых тонах, размытое из-за сильного увеличения - склон горы, камни и снег, и смутный обезьяноподобный силуэт. Убрав фото обратно, кидаю ДВД-шный футляр вглубь шкафа.
   Вернувшись в спальню-кабинет, разбираю коробку:
   Старые школьные благодарности, университетские конспекты, записные книжки, черновик дипломной, черновик второй дипломной, черновик монографии, жестяной кубок с гравировкой (за выдающуюся стрельбу на соревнованиях в Академии)...
   Наконец нахожу, что искал - пухлый конверт, набитый снимками детских лет. Долго перебираю его, и вот, наконец:
   На фото двое детей лет десяти, хмурый темноволосый мальчик и девочка с кудрявыми светлыми волосами. Сидят возле недостроенного песчаного замка.
   Последняя Светина фотография.
   Мне тогда никто не поверил. Я впервые увидел тьму, и она навсегда впечаталась в мое сердце, вместе с порывами ветра, звоном сосен и рябью на свинцовых озерных водах.
   Но мне никто не поверил. Я был впечатлительный ребенок. А Света и ее родители - просто они куда-то уехали.
  
   Лезу под стол. Вытаскиваю из-под него небольшую искусственную елку, составленную из светодиодов. Поставив ее на подоконник, включаю в розетку.
   Выключаю большой свет, не раздеваясь, ложусь на кушетку. Лежу, смотрю, как перемигиваются в темноте цветные огоньки.
   Подумав про забытую в микроволновке лапшу, про то, что опять забыл поужинать, проваливаюсь в сон.
   Будит меня звонок городского телефона. На часах - полтретьего ночи.
  
   ***
  
   В Зоологическом немноголюдно, будний день - редкие туристы, пара школьных экскурсий, несколько бесцельно шатающихся личностей.
   Едва войдя в зал, я вижу его. Подхожу к витрине, останавливаюсь.
   Стоим рядом и молча смотрим сквозь стекло.
   - Вас не хватятся на работе? - спрашивает он.
   - А вас?
   В отражении витрины я вижу, как он улыбается неприятной лягушачьей улыбкой.
   За стеклом выставлено нечто вроде отрезка толстого каната.
   - Знаете, что это такое? - спрашивает он.
   Пожимаю плечами.
   - Китовый пенис. Удивительное животное кит, все-таки!
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Просто интересный факт. У него там кость, вообразите.
   Молчим.
   У него лицо как из очереди к дантисту. Кажется, некая невыносимая, ставшая хронической, боль терзает его изнутри. Притом так долго, что он давно уже успел отчаяться, сойти с ума, спиться, завязать, и просто махнул рукой, свыкся.
   Про себя я называю его "Хроник".
   - Откуда взялась на пляже эта девица? - спрашиваю я.
   - А сами как думаете?
   - Я думаю, ни на каком психиатрическом учете она не состоит. Думаю, никакого птичьего гриппа у нее не обнаруживали. И никуда ее не перевозили. И вообще, ГУЧС здесь не причем. Еще я думаю, что охранник действительно видел НЛО!
   - Ответы, агент Молчанов, - скрипит Хроник. - Чтобы получить их, нужно ставить правильные вопросы.
   - Я думал, вы хотите мне помочь.
   - Мое присутствие здесь это доказывает. Я многим рискую.
   - Кто она такая? Жертва похищения?
   - Она послание.
   - Для кого?
   - Те, кому это послание предназначалось, все поняли. Можете не сомневаться. И не делайте такое гневное лицо, прошу вас... Я готов помогать вам, агент Молчанов. Вы это знаете. Но не в этот раз.
   - Но почему, черт побери? Ведь она живой свидетель, ведь она доказательство...
   - Слишком многое поставлено на карту! Даже я не смогу вам помочь, если вы сделаете неверный шаг. А я, зная вас, могу утверждать с уверенностью - вы его сделаете.
   - Дайте мне подсказку! Скажите, с чего начинать. О большем я не прошу.
   - Все подсказки у вас на руках, агент Молчанов. Они в вашем прошлом.
   - Значит, связь есть?
   Хроник молчит.
   - Впервые я увидел этот рисунок в отчете о вскрытии Бражника. Это художник, который...
   - Я знаю, о ком идет речь. Вы интересовались, за что его упекли в психушку?
   - За вольнодумство, надо полагать.
   - Эх, Молчанов! И вы туда же! Ваше поколение слишком долго пичкали ужасами советской карательной психиатрии. Нет, у нас конечно случались перегибы... Но тот случай с профессиональной деятельностью гражданина Бражника был никак не связан.
   - Вот как? К сожалению, я так и не достал материалы по его, так сказать, болезни. Я полагал...
   - Досадное упущение. Его закрыли не за его дикую мазню. Хотя стоило бы! Нет. Он был запойный алкоголик. Очень агрессивный, судимый за хулиганство. Кидался на людей. А еще он утверждал, что слышит голоса. И что его похищали...
   Мне захотелось с размаху впечататься головой в толстое стекло витрины. Ну почему мне не пришло в голову копать там, в прошлом?
   - Значит, вылечить его не смогли и...
   - И то, что находилось в нем, перешло по наследству к его ученику. А от него - к Нильской. А затем к ее поклоннику, которого вывел из игры меткий выстрел агента Спицыной.
   - Я видел "это" в действии. Не знаю, как сказать... это было воплощенное зло! В какой-то момент, я видел, как потянулись эти щупальца... Я только не знал природы этой... этой субстанции.
   Снова лягушачья улыбка:
   - Да-да, агент Молчанов. У этого "зла" внеземное происхождение. Тварь погибла. А работы - они велись раньше, они продолжаются и по сей день.
   - Что это за работы?
   - Разработка механизма адаптации, - отчеканил Хроник. - Видовой гибрид.
   Я молчал, пытаясь осмыслить сказанное.
   - Этим посланием, - продолжал Хроник. - Наши... хмм... коллеги пытаются сказать нам - мы знаем, чем вы занимаетесь. Отсюда, сверху, нам все прекрасно видно! Вы тянете время, и продолжаете свои бестолковые эксперименты. Но вас это не спасет. Обратный отсчет запущен.
   - Постойте, эта девушка, она - материал исследований? Значит этот рисунок, он...
   Без ответа.
   - Куда они увезли ее? Эти ребята, якобы из эпидем-надзора? Тип с зубочисткой?
   - Вам незачем знать, куда ее увезли! Эти люди некомпетентны. Она уйдет от них, как песок сквозь пальцы. То, о чем вам стоит подумать - это куда она направится после...
   - Предполагается, что я знаю это место?
   - Желаю удачи, агент Молчанов. Она вам понадобится. А лучше прислушайтесь к моему совету - бросьте это дело!
   Степенно и неторопливо, Хроник уходит. По дороге он бросает взгляды на витрины, и на мученическом лице читается неподдельное, почти детское любопытство.
  
   ***
  
   Дорз длинный и худой, как щепка, носит очки-велосипед, нос крючком, распущенные волосы до плеч (на улице его часто принимают за девицу), на нем черная футболка "Гр.Об." и драные джинсы.
   Торбинс - невысокий и лысеющий толстячок в очках с крупными диоптриями, одет в клетчатую рубашку, поверх нее - вязаная безрукавка с оленями.
   Бейсик выглядит представительнее остальных. Он работает в статистическом департаменте ("потихоньку внедряюсь") Одет, как типичный госслужащий (так же, как и я) - темный костюм, скучный галстук. Короткие усики под носом. Отец его, как и мой, принадлежал к министерской номенклатуре. По паспорту он Фидель Владленович.
   Эти трое представляют собой редакцию журнала "Заурядные метеозонды" в полном составе. А еще они - моя последняя надежда.
   Редакция расположена в подвале, за железной дверью, оснащенной видеокамерами, множеством замков и сложной системой сигнализации. Все заставлено аппаратурой: разобранные системные блоки, катушечные и кассетные магнитофоны, разнообразные мониторы и принтеры, техника в диапазоне эпох от ностальгических семидесятых до футуристических агрегатов неизвестного назначения. Стены заклеены фотографиями, вырезками, картами, распечатками, плакат "Не болтай!" соседствует с портретом Кастанеды.
   - Мы узнали, что ты просил, камрад! - говорит Торбинс.
   - Я взломал код, - самодовольно ухмыляется Дорз. - И теперь я официальный король редакции, а этим двоим остается поклоняться мне. Верно, ребята?
   Он подсаживается к громадному монитору.
   - Поклоняемся, король! - усталым, заученным хором отвечают Бейсик и Торбинс, обступая его с обеих сторон.
   Я смотрю через их плечи.
   На экране - десятки окошек, столбики цифр, пальцы Дорза барабанят по клавишам, окошки мелькают и сменяются. Все трое азартно втолковывают мне что-то, перебивая друг друга, показывают пальцами...
   Я не успеваю за скоростью мысли компьютерных гениев. Поднимаю руки в знак капитуляции:
   - Стоп-стоп, ребята... Ваше величество! - Дорз с достоинством кивает. - Давайте ближе к делу... Решетовское водохранилище, девяностый год...
   - Все сходится, камрад! Там отмечалась активность НЛО. На место выезжала бригада уфологов, но их не пропустили. В тех местах были какие-то министерские дачи, их чуть не повязала охрана. Дилетанты! Нас бы на их место, мы бы...
   - Я не сомневаюсь, - говорю я.
   А перед глазами встают свинцовые воды озера, я слышу звон сосновых крон, шорох песка под ногами...
   Хроник сказал: искать ответы в прошлом. Но я не предполагал, что придется забраться в него настолько глубоко.
   - Распечатайте, все, что удалось откопать!
   - Чувак, там наберется страниц на целый гребаный роман.
   - Торбинс, я подписался на все ваши рассылки, я делаю вам благотворительные перечисления с каждой зарплаты... Хочешь, я прямо сейчас отдам тебе свой бумажник?
   - Забудь, чувак, уже печатаем.
   - И еще кое-что. Мне необходима кое-какая инфа по ГУЧС. Слыхали про такое? Конкретнее - неподотчетные объекты на территории области. В районе Решетова. И еще все, что связано со вспышками птичьего гриппа и действиями этой конторы.
   - У-у-у! Серьезное ведомство, и них там такая защита...
   - Но ты ведь король редакции! Стоп, или уже нет?
   - Хм-м...
   - Ололо!
   - Запали его выражение лица!
   - Я принимаю вызов, сэр! Ладно, девочки, подтяните ваши панталончики и пришпильте шляпки кнопками - чтобы не сорвало ураганом. Уберите со взлетной полосы стариков и детей. В дело вступает Его величество!
  
   ***
  
   Было очень тихо. Плескала вода, позвякивали кроны сосен, где-то далеко-далеко, за лесом, за дачами, отрывисто покрикивала неведомая птица.
   Светя фонариком, я спустился по откосу. Пошел через пляж, утопая ботинками во влажном песке.
   Впереди, у воды, что-то белело. Доносилось смутное мычание, мурлыкание. Женский голос напевал там заунывный мотивчик без начала и конца.
   - Света, - прошептал я. - Света?
   Это не могла быть она. Той Свете, которую я знал, сейчас было бы под тридцать, а девчонка, которую мы совсем недавно вместе со Спицыной увезли отсюда на карете "скорой" - та едва ли отметила свое двадцатилетие.
   Но так хотелось верить, что это она!
   С этой мыслью я приехал сюда, на то самое место.
   Хроник сказал: подумать о том, куда она направится.
   Я бы направился сюда. Уголок пространства, где законсервировалось время. Яркий осколок ушедшего лета, ушедшего детства.
   Она вернулась? Та сила, что выхватила ее из моей жизни много лет назад, оставив меня наедине с собственным страхами, наедине с тьмой - вернула ее обратно?
   Я шел на звук странного мотивчика.
   За спиной послышался шорох.
   Не успел обернуться. Сильный удар по ногам, подсечка - я рухнул лицом в песок, роняя фонарик. Попытался вскочить, но согнулся пополам от сильного удара в солнечное сплетение.
   Я хватал воздух, ворочаясь в песке.
   - Это было просто, - сказал незнакомый хриплый голос.
   Пытаясь отдышаться, я сунулся под полу пальто - но сильная, уверенная рука перехватила "багиру", вырвала из пальцев:
   - Не глупи, Молчанов.
   Меня потащили за шиворот, как нашкодившего котенка, в бок уткнулось дуло пистолета:
   - Идем!
   Плотный бритый человек в темной крутке. Я видел его впервые. Ему и не надо было показываться мне на глаза. Наверняка следил с самого начала.
   - Ты еще кто такой, - с трудом дыша, спросил я. - Обманутый муж?
   - Остряк. Давай, двигай!
   Мы шли по пляжу. Впереди я, морщась от боли и пытаясь восстановить дыхание, след в след - он, держа меня на прицеле.
   Девушка, сидевшая у воды, не обращала на наше приближение никакого внимания, мурчала себе под нос странную песенку:
   "Рыбы в омут... звери в норку... ляг на травку, не беги..." Какая-то абракадабра, чушь.
   Я только сейчас осознал, что она, похоже, действительно сумасшедшая.
   Она была занята делом: пальцы скользили по конусу из влажного песка. Поглаживали пирамидки, выравнивали стены, намечали отверстия бойниц.
   Замок выглядел точно так же, как тот, что мы со Светой не успели достроить.
   Неужели это действительно она? Неужели она вернулась? Точнее, ее вернули?
   Хроник сказал: "послание".
   Что они сделали с ней, во что они ее превратили?
   Тем временем, что-то происходило с воздухом. Он сгущался, приобретал плотность. Послышались первые нотки, отдаленный звон, как от комариной тучи, который постепенно превращался в давящий на виски низкий гул, нарастая, катил с неба.
   - Стоять! На колени.
   Я упал на песок напротив девушки, строившей замок.
   Ее светлые кудрявые волосы были рассыпаны по плечам, одета в белую больничную рубаху, на лице застыла счастливая улыбка.
   Она менялась - лицо ее постепенно озарял свет, волосы наполнялись золотым сиянием, перепачканные в песке голые ноги приобрели матовый блеск.
   Я не сразу понял - меняется не она, меняется все вокруг - бесшумный сноп света выхватывает участок пляжа, на котором мы находимся.
   - Какого черта? - пробормотал тот, кто целил мне в затылок из моего же пистолета.
   Я с разворота ударил его по руке, он зашипел, роняя "багиру". Вскочив, с силой пнул его в живот. Противник рухнул на песок, уже в падении выхватывая из-за пояса "макаров".
   Я подхватил с песка "багиру", не целясь, выставил вперед, нажал на курок. Он тоже. Но выстрелов я не услышал.
   Время остановилось...
   Ослепительно яркий свет наполнил все, в нем растворилась береговая линия, сосны, песок, противник, снизу вверх наставивший на меня дуло, давя на курок.
   Я видел мир в размытых оттенках белого.
   В вязкой пустоте двигалась лишь одна фигура. Я не мог пошевелиться, скосить глаз, не мог даже моргнуть. Она вышла вперед, продолжая напевать странную песенку. Только голос теперь был страшно искажен. Превратился в басовые раскаты, гортанный хрип, пронзительный скрежет ненастроенного микрофона...
   Девушка протянула руку. Короткое движение словно бы растянулось на множество отдельных составляющих, на сотую секунды - так что я видел вместо одной руки - сотню рук, размазанных поверх ослепительного белого сияния.
   Ее пальцы, множество ее пальцев, подхватили из густого воздуха застывшую там черную горошину.
   Продолжая напевать, она стала возноситься вверх. В потоках белого света, в густом молочном киселе. В белоснежной вате, которая забила все органы чувств, кроме зрения...
   А потом время вернулось.
   В потоках ветра, которые, как плетью, ударили сверху вниз, я упал на песок. Ладонью больно надавил на что-то металлическое - пуля.
   Противник мой, раскинув руки, валялся напротив. Во лбу у него зияло аккуратное отверстие, к виску стекала тонкая темная струйка.
   Я поднял глаза, и в порывах ветра увидел только удаляющийся в укутанное тучами небо круг цветных огней. Потом он исчез.
   Стих ветер и я остался один. Сидел между обвалившимся конусом песчаного замка и мертвым человеком, имя которого вряд ли когда-нибудь узнаю. Сидел и ждал непонятно чего.
   Зарокотал мотор, береговую линию лизнул свет фар внедорожника. Хлопнули дверцы, светя фонариками, подбежали Спицына и Костин.
   - Молчанов! Какого хрена вы тут делаете?! - воскликнул замдиректора.
   Я мог бы задать им тот же самый вопрос.
   Спицына спрятала пистолет:
   - Пришлось связаться с твоими чокнутыми дружками, любителями метеозондов... А это еще кто? Он что, мертв?
   - Молчанов, - едва сдерживаясь, процедил Костин. - Вам предстоит долгое объяснение...
   - Я объясню, - сказал я. - Это будет трудно... Но я постараюсь.
  

Аш-ресурс

  
   - У меня ничего не получилось, - сказал я. - В двух шагах от доказательства... И ничего! Опять сорвалось. А у этого типа... У него даже не было отпечатков пальцев. Выжжены. Я такое только в кино видел.
   Нежилец щелчком сбросил со скамейки кленовый листок:
   - Эти люди, агент Молчанов, способны и не на такое.
   - На что еще? Расскажите. Обрезка финансирования космической программы и астрофизических исследований? Запрещенные биологические испытания? Манипулирование общественным мнением? Что еще... Кровь младенцев, девственницы на алтарях? Кто они такие, мать их, тайное правительство?!
   - Нет, - Нежилец покачал головой. - Вовсе нет. Скажем так... Это те люди, благодаря которым вы знаете, что трава зеленая, небо голубое, а солнце желтое. Они корректоры вашей реальности, агент Молчанов. Вам просто нечего противопоставить им. Потому что их работа заключается в том, чтобы продавать вам инструмент для познания окружающего мира.
   - Продавать в обмен на что?
   - На вашу душу, конечно, - он улыбнулся лягушачьей улыбкой.
   - Кто они? Чего они, в конце концов, хотят?
   - Того же, чего хотите вы. И я. Чего хотим мы все. Все на этой маленькой голубой планете... Остаться в живых.
   Я кивнул.
   - Рисунок, который вы пытались расшифровать, - продолжал Нежилец. - Это нечто вроде маркировки. Такой маркировкой помечают Аш-ресурс...
   - Аш-ресурс?
   - Эта наша формулировка, приблизительный перевод. От латинской Аш.
   Я понял.
   - Хомо, - сказал я одними губами. - "Аш" значит "люди".
   Нежилец встал.
   - Приятно было поболтать, агент Молчанов. Желаю вам удачи.
   Он поднял воротник пальто, запустил руки в карманы. Приподнял брови, помедлил, будто внезапно вспомнив что-то. Вытащил из кармана бумажный конверт.
   - Да, вот еще, - сказал он. - Думаю, вам это будет любопытно...
   Он протянул мне конверт, кивнул. Неторопливым пружинистым шагом направился прочь.
   В конверте был мятый тетрадный листок, покрытый размашистыми синими каракулями. По линии обрыва вылезал край синего штемпеля "134-й Псих-кий Диспансер". На оборотной стороне листка по краю шла полоса засохшего клея.
   Я долго рассматривал его, вчитывался, и, наконец, полностью расшифровал написанное:
  
   Присмотрись-ка к горизонту
   Если видишь - враз смекнешь
   Рыбы в омут, звери в норку
   Верный путь легко найдешь
   Алым светит горизонт
   Ярким пламенем играет
  
   Вот идет он, он идет
   От него не оторваться
   Ляг на травку, не беги
   Незачем тебе пытаться
   Алый свет возьмет тебя, алый свет он навсегда
  
   В кармане у меня зазвонил телефон.
   - Привет, Спицына!
   - Молчанов, ты в порядке?
   - В полном. Как семейный вечер?
   - Молодое вино, жутко вредная и жирная утка, мамина фирменная, с печеными яблоками. Убийственная шарлотка. Кофе с ликером. И в качестве контрольного выстрела - два с половиной часа домашнего видео - золотые сочинские пляжи, пальмы, караоке и аниматоры. Подумываю о побеге через балкон!
   - Спицына, Мне нужно сказать тебе что-то важное.
   - Слушаю тебя, Молчанов.
   - Ты лучшая девушка в моей жизни!
   - У-у-у... все, я кладу трубку!
   - Погоди! Сделай мне одно одолжение.
   - М-м?
   - Скажи, Спицына, ведь трава не зеленая, небо не голубое? Солнце не желтое?
   - Молчанов...
   - Скажи, это важно!
   - Трава рыжая, Молчанов, уже октябрь. Небо серое. А солнце, и я удивлена тем, что приходится объяснять это тебе - солнце сделано из апельсинового мороженого. Все, отключаюсь! Тут намечается отчет о достижениях племянников в текущей четверти...
   Я улыбнулся.
   - Спасибо, Спицына!
   - Всегда пожалуйста, Молчанов.
  
  
   Февраль 2011
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"