Воздух патокой входит и выходит из лёгких, сопровождаясь посвистыванием и хрипами...
Но хуже всего постоянное ощущение звенящей натянутой струны в груди. Это как постоянное ожидание. Ожидание непонятно чего.
Нет лёгкого, радостного предвкушения ожидающего тебя будущего. Ни сухой тяжести ожидания чего-то неприятного и плохого. Просто постоянное нервное трепыхание в груди, от которого и сердце, и лёгкие, и всё тело постоянно в каком-то напряжении. Хотя да, всё же по ощущениям ближе к ожиданию худшего.
Я просыпаюсь всегда резко. И сплю без снов. Похоже на то, что только что лежал, беспокойно переворачиваясь с боку на спину, потом на другой бок, а за тем обратно, то жарко, то холодно, то тело покрывается липким потом и вдруг, как будто кто-то включил сознание каким-то выключателем.
"Доброе" утро...
Подушка смята, как и простыня, обе влажные. Голова тяжёлая, как похмельная. Но всё же хуже всего это ощущение ожидания. С утра оно особенно тяжело ощущается, как жажда...
Но другой раз я просто открываю глаза и смотрю в белый, покрытый паутиной трещин потолок. Смотрю так несколько минут и понимаю, что не ощущаю обычного состояния. Сердце бьётся с неслышным ровным ритмом, лёгкие бесшумно впускают в себя кислород. Тело ощущается почти невесомым, и понимаю, что выспался и вроде как бы и сон какой-то снился. Лёгкий, цветной, хороший и добрый сон.
Это значит, что я снова должен найти и убить. Иначе вместо светлых лёгких снов придут тёмные, ужасные кошмары. И если я не найду того, кого должен убить, кошмары будут всё хуже и хуже, выматывая не столько тело, сколько душу. И наступит такой момент, что уже не смогу отличить реальность от кошмаров.
И кошмар будет один. Ядерные взрывы. Друг за другом. И люди, которые будут в этот момент вокруг меня, продолжат заниматься своими делами. А для меня они будут разрываться взрывными волнами на куски, сгорать целиком и частями, их кожа будет вздуваться пузырями и слезать с костей от излучения в секунды. И моя спина. Каждый миллиметр её будет гореть нестерпимым огнём. Любое движение будет вызывать жуткую боль, от которой не избавится ни какими обезболивающими.
"Да, я убийца и душегуб. Жертвам моим не счесть числа" - эта мысль, судорожной многоножкой, прошуршала в голове. Это всё сторонние эмоции. Я уже не обращаю на них внимания. Вот и сегодня, я проснулся рано утром с ощущением, что выспался. Память услужливо подсунула эту мысль-многоножку. Она крутанулась в голове и снова забилась в самые тёмные подвалы подсознания, до следующего раза.
Умылся и позавтракал. Позавтракал не как обычно, запихав завтрак в тело, не ощущая ни вкуса, ни запаха. А позавтракал, наслаждаясь терпкостью чая, сливочным вкусом масла и солоноватостью хлеба. Ещё дня два-три смогу наслаждаться. Пока не придут кошмары, потом пропадёт вкус, на следующий день запах, а потом любой продукт будет пахнуть сгоревшей плотью. Не мясом, а живой человеческой плотью.
Оделся и вышел из комнаты, мило улыбнувшись Ольге Александровне, соседке по коммуналке, где я сейчас обитаю. Эта милая женщина от моей улыбки от чего-то вся сжалась и постаралась быстренько прошмыгнуть в свою комнату, тихонечко притворив дверь. Обострившийся слух позволил услышать судорожный вздох и учащённое сердцебиение.
Выскочил из подъезда на улицу. Надо успеть перехватить Семёна, до того как он зайдёт в управление и предупредить о том, что опять "это" и я уезжаю. Успел. Только завернул за угол Управления, как подъехала "эмка" и из неё вылез Семён. Хотел окликнуть, но он сам жестом показал, что не сейчас. Пришлось уйти и ждать в сквере, в квартале т от Управления.
В обед, когда одурев от вернувшегося обоняния и запахов, окружавших меня, слегка задремал, к беседке подошёл Семён. Растёр руками лицо и, посмотрев на меня красными, от недосыпа, глазами, не столько спросив, сколько утвердительно сказал:
- Снова почуял? И где?
Я неловко ткнул рукой, указав на север.
- Север области? Сам доберёшься или мандат дать?
- Сам.
- Поездами?
- Да.
- Слушай, - Семён немного замялся, - А может я с тобой? Сейчас отряд соберу и с тобой?
- Нет, я всё сделаю сам.
- Тогда, когда вернёшься, может быть всё-таки в сотрудники тебя оформить?
- Мы уже говорили на эту тему. И не раз. Твоё дело выявлять пособников врагов и уничтожать их. С врагами нашей страны я сам справлюсь. Ты меня только прикрой, при необходимости.
Семён вздохнул. Вдруг как будто из него выпустили весь воздух, он сник и тяжело опустился на скамейку беседки.
- Я устал... Я уже не могу... Каждую ночь... Допросы, допросы, допросы. Протокола. Чернила. Они, суки, всё жалуются, что сломанными пальцами не могут подписываться под протоколами. Сами подписываем, лишь бы, хоть немного походило... А м-может скажешь, как точно определить пособник он врага или нет?
Я сжал его плечо с силой, Семён даже не поморщился. Рывком подняв того на ноги, заставил его смотреть мне в глаза, плотно прижав его лоб к своему лбу.
Внезапно тело Семёна окаменело в моих руках, взгляд расфокусировался, и гримаса ужаса скользнула по его лицу. Судорожно оттолкнув меня, Семён опять рухнул на скамью. Теперь уже бисеринки пота покрывали его виски.
- С-с-с-суки... - со свистом прошептал Семён, - С-с-суки. Всех, к стенке. Всех в лагеря, без права переписки.
Встал и какой-то ломаной дергающеюся, походкой пошагал к Управлению.
А я пошёл по направлению к вокзалу. На извозчика не хотелось тратить деньги.
***
До сервера области добрался за трое суток. Ехал, в основном, с кондукторами на площадках. Просто подходил к старшему кондуктору и под предлогом, что или мать умерла, или жена на сносях просился довести до следующей станции. Последний перегон пришлось ехать в подвагонном ящике. В полдень проехали Актай, и понял, что здесь. Пришлось прыгать. Вдогонку ещё с состава пальнули. Вохра через два вагона ехала. Кубарем скатился с насыпи. Благо тут ещё снег лежит. Это в областном центре снега уже нет, и все улицы, за исключением центральных, расползлись жирной, топкой грязью. А здесь ещё много снега. Почти по пояс или немного пониже.
Полежал, немного отдышавшись, и тут небо озарилось для меня жемчужно-белёсым светом, от которого, казалось, глаза и мозг начали плавиться и тут же испаряться, вызывая при этом боль, от которой тело выгнулось, и все мышцы его скрутило судорогой. Спустя мгновение вспышка и боль исчезли. Я лежал в сугробе, судорожно хватая воздух, как рыба, вытащенная на борт бассейна. Но только рыба ещё могла дергаться и случайно упасть в спасительную воду, а я не мог. Пора было торопиться. Ещё пару дней и всё. Я могу с трудом отличать явь от морока кошмара.
Отдышавшись и сжевав пригоршню снега, побрёл от чугунки через тайгу, к вечеру выбрался на просёлок. Я уже часа два как слышал, что по нему в нужную сторону, от станции едет возок. Утончившийся слух позволял это слышать. Но еще было слышно, как под ногами ломается каждая снежинка. Этот хруст и скрип постоянным гулом отдавался в ушах.
Побрёл по дороге, изображая из себя немощного. Вскоре за спиной стала всхрапывать лошадка. Как будто от слабости мотануло, и я, сделав шаг в сторону, побрёл по середине дороги, покачиваясь и шатаясь.
- Эй, с дроги уйди!
Обернулся и уткнулся в морду лошади. Лошадь вхрапнула, обдав моё лицо тёплым запахом жизни. Как бы пошатываясь, отошёл к обочине, пропуская возок. И когда поравнялся с возницей, слабо махнул рукой.
- Чего тебе?
- А вы куда едете?
- Городской шо ли? До Уржумки. А по што спрашиваш?
- Довезите, пожалуйста. Боюсь до вечера не смогу дойти...
- А тебе зачем в Уржумку-то?
- По делам...
- Эт каки таки дела у тебя в Уржумке-то? Уж не к... - и возница, прищурившись, посмотрел на меня.
"А ведь это женщина!", рассмотрев возницу, мелькнула мысль.
- Нет, что вы. Я не к спецпоселенцам, - изобразил, что немного мнусь, как бы собираясь духом, чтобы сказать правду, - Точнее я к отцу Кириллу.
- Какому такому отцу Кириллу? Нет у нас таких, и не было.
- Простите, я не знаю его светского имени, но мне сказали, что он в Уржумке поселен, с 32 года.
И сделав вид что силы оставили меня рухнул на солому, что лежала в возке, пребольно ударившись плечом об угол какого-то ящика, лежавшего под соломой. Возница ойкнула и, бросив вожжи, схватила меня за голову и стала растирать щёки.
- Ой, господи-то! Что ж делать-то? А фельшар-то на днях в Костариху уехала. Что ж делать -то! Ой!
Я открыл глаза и посмотрел на женщину. Обычная женщина, с кругловатым лицом, небольшим носиком- картошкой, розовыми от лёгкого морозца щеками. И выбившейся из-под платка каштановой прядью. В меру миловидна, но красива только для своих.
Прокашлялся и, извинившись за то, что упал, пояснил, что просто устал: с ночи на ногах. Спохватившись, возница взялась за вожжи, и лошадка зашагала по дороге, постепенно ускоряя шаг. Через часа три заехали в Уржумку и остановились у сельсовета. Как пояснила возница в доме, который раньше принадлежал не известному мне Варсонофию Никодимычу, был "сельсовет, фельшарьскый пункт и милиция. Правда, милиционер Гринька вместе с фелшаркой в Костариху уехали". Это я узнал от мужичка в худом треухе, что закрывал на амбарный замок сельсовет.
Возница и мужичок вопросительно на меня воззрились. Я поблагодарил женщину за то, что помогла путнику, и сказал, что дальше сам. Меня просто тянуло со страшной силой в правую сторону по единственной улице села. И развернувшись, побрёл в ту сторону. За спиной раздался громкий шёпот: "Парашка, ну-ка, дуй быстрее на шостой участок. Тама у новых поселенцев комиссар должён ешшо оставатьси. Сообщить надобно про ентого." И спустя несколько минут раздался скрип санных полозьев. Возница разворачивала свой возок в противоположную от моего направления сторону.
А я ускорил свой шаг. Идти оставалось не долго. Прошёл пару-тройку крепких, справных изб. Потом пару похуже. И увидел деревянную церквушку, стоявшую совсем на окраине села, вплотную примыкая к лесу. Между селом и церквушкой стоял низкий покосившийся домик. Там была моя цель. Я уже почти бежал. Плечом выбил косую калитку во двор и вломился в домик.
Половину небольшой и единственной комнаты занимала белёная печь, другую, почти полностью, занимал стол, сколоченный красноватого кедра. На столе лежала, девочка 10-12 лет лицо её обметало лихорадочным румянцем, с губ слетал едва слышный шёпот.
Эта девочка и была моей жертвой. Медленно наклонившись, достал из-за голенища сапога небольшой, но крепкий нож. И двинулся по направлению к столу. И только сейчас заметил ещё двух персонажей сидящих за столом. Старушку, что беззвучно шевеля губами, утирала пот со лба девочки. И мужчину лет пятидесяти, с бородой, округлыми чертами лица и в круглых же очках, в тонкой железной оправе, которые делали его лицо ещё круглее, превращая почти в правильный круг.
Дальше время стало течь со скоростью густой патоки. Моя рука, с ножом, медленно стала подниматься вверх, одновременно с этим мужчина медленно, вставая из-за стола, двинулся в моём направлении. Нож в руке двинулся вниз, по правлению к груди девочки, и тут же, навстречу моей руке, двинулась рука мужчины. Когда они встретились, и пальцы мужчины плотно обхватили моё запястье, время вдруг резко вернулось к своему обычному течению. И тут же я почувствовал, что мою руку с силой сжимают и давят вниз. От неожиданности, связанной с таким рваным течением времени, я шагнул вперёд и, запнувшись за свою же ногу, упал на земляной пол избушки.
- Вы почто-ж молодой человек в дом врываетесь, и двери за собой не закрываете? Да ещё с ножом на детей бросаетесь? - проговорил спокойным, но пробивавшейся хрипотцой волнения, голосом мужчина, выкручивая у меня из руки нож.
Не знаю почему, но вдруг на меня накатила слабость, и я, почти не сопротивляясь, отдал клинок. Порыв сквозняка, из незакрытой двери, раздул последние угли в печи, задул лучину и заставил мотаться лампадку под иконой. В образовавшейся темноте стало видно, как тусклым светом светится клинок ножа. Мужчина выронил нож из рук и тут же начал бормотать какую-то молитву.
Я поднялся с пола, подобрав нож, закрыл входную дверь и сказал:
- Зажгите свет.
И стоял, не оборачиваясь, пока комната не озарилась тусклым, мечущимся оранжевым светом от лучины.
- Потрудитесь объясниться, что тут только что произошло! - с нажимом в голосе произнёс мужчина.
Я всегда старался совершать свои дела, оставаясь не замеченным или подставляя других. Но сейчас, почему-то я не беспокоился о своих последствиях. Не обращая внимания на мужчину, подошёл к столу и склонился к девочке. Сквозь свистящее дыхание с трудом разобрал шёпот: "Надо... Сообщить... Сталин... Надо... Война... Надо... Сталин...". Она была моей целью. Повернулся к мужчине:
- А бабка?
- Она почти слепа и глухая с детства.
- А девочка. И что вы тут делаете?
- Это сирота... Из... Да, она сирота. Из деревни соседней. Её Агрофена Африкановна прошлый год приютила. А два дня назад заболела девочка. Жар у неё. Хотя на тиф не похоже. Как "испанка", - отводя глаза, ответил мужчина.
- Понятно. Она из спецпереселенцев скорее всего. Наверняка родители умерли, а она сбежала. И к бабке постучалась. Так вы местным властям и сказали. Так?
-Мужчина немного помяышись сипло ответил:
- Да.
- Тогда ещё вопрос: ну, а вы всё-таки кто?
Мужчина помолчал.
- Сергей Ипатьевич. Я здесь с 30-го года, на поселении. А до этого служили мы в Вятской губернии приходским священником. Но вы-то кто и что за нож у вас, что светится?
Я молчал. Просто молчал. Молчал, смотря на девочку, румянец которой становился всей меньше, а дыхание перестало быть свистящим и стало гораздо ровнее.
- Это долгая история. Моё имя вам ни к чему и ни чего не даст. Я сюда пришёл, что бы убить её, - и указал на девочку.
- Но это же ребёнок. Она же ничего вам не сделала. Или её родители что-то вам сделали, что вы готовы её убить?
- Да я вижу её в первый раз! И родителей её я не знаю. Что ж если вы так хотите узнать подоплёку всего здесь происходящего. То, пожалуйста. Но это пошатнёт вашу веру в этот мир. Хотите?
Мужчина неуверенно кивнул.
- Я не из этого мира. Нет, ни к раю, ни к аду, в вашем понимании, я не отношусь. Есть теория о множественности миров, они как страницы в гигантской книге и иногда, при определённых условиях, как игла протыкает несколько страниц в книге, может произойти прикол между мирами. И произойти перенос, как тела, так и души между мирами. Это не моя теория. Её мне рассказал один из таких вот переселенцев из других миров, как эта девочка. Да она тоже переселенец, хотя, скорее всего, переселилась в её тело душа из другого мира.
Сергей Ипатьевич внимательно выслушал, рассматривая моё лицо в неясном свете лучины и пытаясь отыскать на нём признаки душевной болезни.
- Но это же ребёнок! И если даже допустить, что душа её, вселена Господом нашим в это тело, не от мира сего, но в этом мире эта душа безгрешна, ибо не согрешила в этом мире настолько, что бы призывать кару на свою голову!
Я усмехнулся, и осмотревшись присел на приступок у печки. Только коснулся спиной тёплой, почти горячей печной стенки, как сразу выпрямился о жгучего удара боли, молнией охватившей всю спину.
- Её вина уже в том, что она оказалась в этом мире, - глухим голосом ответил я.
- Но это не повод её убивать!
- Да не повод. Поводом служит то, что эта душа желает принести в этот мир! Она хочет пробиться на самый верх власти, к Сталину, и выложить ему всю информацию которую она знает...
- Но это же может быть благом!
- Благом? Огонь тоже благо! Но как им распоряжаются люди? Вы просто не знаете, как сгорают заживо люди в огне! Вы после этого не сможете спать! Вы будете постоянно слышать крик этих людей! Постоянно, если не сойдёте с ума! Вопрос в том, что та информация, которую несут эти переселенцы из других миров, в конечном итоге приводит, раньше или позже, к мировой войне, где нет победителей и побеждённых. Только эта не такая война, какая была в этом мире. Ваша Великая война, по сравнению с будущей Войной, как сравнивать дворовую драку мальчишек с настоящими боевыми действиями.
- Но вы не можете это утверждать...
- Могу, - резко прервал я мужчину, - Могу, потому как я сам такой же, как она. Только меня переместило в этом мир с моим телом.
И опять, как в кинотеатрах этого мира, в черно-белом свете, без полутонов и теней, снова всплыли в сознании картины из моей прошлой жизни. Эти картины были статичны и несколько гротескны своей контрастностью.
Вот сижу за длинным столом с такими же, как я, мальчиками и девочками. В одинаковых жёстких и колючих робах. У всех обриты головы. У соседа справа, я даже не понимаю, девочка или мальчик, половину лица занимает громадная опухоль, от которой правый глаз смотрит направо и назад. Свет в комнате ярко-белый. Передо мной стоит миска с чем-то склизко-мутно-белым. В кулаке зажата ложка. Сидящий напротив меня мальчик пытается удержать ложку двумя негнущимися отростками, вместо обычной кисти...
Смена картинки. Помещение без окон. Столы со скамьями, на которых сидим, я и ещё несколько уже подростков. На неокрашенных бетонных стенах висят выцветшие плакаты, кое-где подновлённые в ручную. Передо мной висит плакат с ярко-оранжевой надписью: "Поражающие факторы ядерных и термоядерных взрывов"...
Новая картина. Длинные, тускло освещённые красными лампами тоннели. Я стою на коленях и руками в высоких резиновых перчатках шарюсь в серо-чёрной субстанции. Вот нащупываю что-то плотное и подношу это что-то к очкам противогаза, надетого на голову. Присмотревшись, вижу, что это фаланга человеческого пальца с остатками уже почерневших сухожилий. Сдираю с костяка остатки органики, и отправляю кость в стоящее рядом ведро. Косточка сваливается из переполненного человеческими костями ведра...
Ещё обрывок. Низкое тёмное небо. Тяжёлые свинцовые тучи. Убогая канавка между двух холмиков. Фигура приподнявшаяся на колене над одним из холмиков. И в туже секунду всё вокруг заливает ярким оранжевым светом. Приподнявшаяся фигура тут же вспыхивает ярким пламенем и с истошным криком падает на меня. Я вижу только облака на небе. И вдруг облака на нём исчезают, открыв совершенно невероятную голубизну, слегка украшенную белёсыми росчерками. И тут же скрывается от моего взора за пыльным валом. Мне, со смертельной тоской, хочется увидеть ещё раз эту синеву...
Последняя картинка. Я бегу в мешковатом резиновом комбинезоне. По спине привычно бьет ППШМ. До АК я ещё не дослужился. Осталось ещё немного. Дыхания уже нет для последнего рывка. Вот за этим холмиком, в распадке вход. Может, успею. Делаю усилие и на "свинцовых" ногах рву наверх, через возвышенность. Небольшой уступ на обратном склоне. Прыгаю. И тут время остановилось. Моё тело висит в воздухе и через него проходит свет с оттенками нежно-фиолетового и лазоревого. Я вижу, что меня держит в воздухе какая-то непонятная плоскость голубоватого свечения, с двух сторон которую пытаются сжать стены белого цвета...
Резко встав с приступка. Сдёрнул короткое пальтецо, швырнув его на пол. Расстегнул ворот рубахи. Резким движением задрал её на спине и повернувшись к оппоненту сказал:
- Смотрите, уважаемый. Вы что-нибудь подобное видели?
Сдавленный хрип подтвердил мне, что Сергей Ипатьевич первый раз видит спину, опалённую яростным атомным огнём. И обугленные кончики человеческого позвоночника, выглядывающие из розово-лилового месива ожоговых шрамов.
- Н-н-н-но как..? - только и мог произнести мужчина.
Вернув рубаху на место и снова, надев пальто, рухнул на приступок, стараясь не касаться спиной печи.
- Когда я попал в этот мир, меня подобрала такая же старушка, - ответил я, кивнув в сторону, прикорнувшей на лавке рядом со столом, старушки, - Я был без сознания и бредил. Через день пришёл в себя, а через два дня уже начал ходить.
- А что ваша хозяйка сказала по поводу вашей спины?
- Так она меня из огня и вытащила. Сарайка у соседей загорелась. Как она сказала: "Вижу горит, а в воротах ты лежишь, голый весь, а на спине кожа горит. Вытащила. К себе принесла. Да всю спину мёдом залила. Как бабка моя делала". Вот и вся история.
- Но ведь местные могли подумать, что это вы подожгли тот сарай? Да ещё и чужак.
- Да так всё к одному сложилось. Перед пожаром комсомольцы из города приехали с агитацией в колхоз. Ну, а местные уж сильно не желали в колхоз идти. Вот они из значит городских в этот сарай и определили на постой, а потом, подперев ворота, и подожгли. Деревенские дурачки. Через недели ОГПУ прибыли. Из всей деревни в своих домах только моя бабка осталась, да инвалид с другого конца.
- Ну и как же вы не попали в ОГПУ?
- Накануне ушёл. Я просто утром проснулся и понял, что надо уходить. И ушёл. Правда, не далеко. В лесу трое суток проходил кругами. Доги-то не знал. А на четвертые вернулся к бабке. Она всё и рассказала.
- Если предположить, что то, что вы мне сейчас рассказали, правда, то получается что, вы отмечены Божьей благодатью, и Он ведет вас, охраняя на вашем пути?
- Ну, если оказаться между двух ядерных взрывов Божья благодать, то да.
- но тогда если вы отмечены Им, то почему хотите убить невинную душу?
- Я уже объяснял вам, но вы так и не поняли. Хотите понять? Только сразу предупреждаю, ваше представление об аде изменится в корне.
Сергей Ипатьевич, нервно сглотнул и непонимающе посмотрел на меня.
- Уйдя из деревни, я бесцельно отправился в ближайший город. И на подходе к нему, вдруг, почувствовал, то почему я здесь. Меня настойчиво стало тянуть в соседний городок. Эта навязчивая мысль уже через два дня не давала мне спать, а ещё через сутки меня стали преследовать кошмары из прежней моей жизни. И почти в полубессознательном состоянии я попал в соседний город. Я долго по нему бродил, не в силах понять, куда мне идти. И при этом мне наяву уже мерещились мои кошмары. Вы просто не представляете что это такое.
Последние слова я уже почти кричал. И замолчал от того, что зашёлся, глухим надрывным кашлем. Мужчина протяну мне крынку с водой, и я жадными глотками, проливая воду на грудь, почти опустошил её. Отдуваясь и вытираясь рукавом, поставил крынку на колени и продолжил, уткнувшись взглядом в черноту почти пустой посуды.
- Уже почти не понимая в каком из миров я нахожусь, наткнулся на того кто мне нужен на берегу реки. Это был молодой человек, лет 25-30. Своё имя он так и не назвал. Да и моё он не спрашивал. Когда я на него практически наткнулся среди прибрежных кустов, он представлял из себя страшное зрелище. Грязное, худое, измождённое, заросшее и грязное до омерзения существо, в котором трудно было признать человека. Он умирал. Я пробыл с ним около месяца. Привел его в человеческий вид . Нашёл заброшенный домик. Поселились в нем. Перебивался случайным приработком, а то и воровал. Уж не обессудьте. Но за то время пока я был с этим человеком он мне и объяснил что к чему и почему я такой. Он сам был из другого мира. В том мире он был учёным и принимал участие в каких-то научных изысканиях. В его мире Всемирной Войны не было. И ученые всего мира разгадывали, из чего их мир состоит. И до разгадывались. Как он мне сказал, что где-то в Европе была построена машина, которая разбивала материю на мельчайшие частицы и с каждым разом всё меньше и меньше. А потом что-то пошло не так, и на месте их мира сейчас какая-то дыра, а его выбросило сюда.
Я опять прервался и отпив глоток воды взглянул на собеседника. Он всё так же с опаской смотрел на меня, но теперь в его взоре уже мелькали огоньки понимания.
- Как он мне объяснил, попав в этот мир, он не сразу разобрался, что с ним происходит, но после первой своей жертвы он смог всё поставить на свои места.
- Хорошо, допустим, я вам поверю, что вы не от мира сего, и вы не первый кто сюда попадает. Но ведь в этой стране власти вас сразу разоблачат и уничтожат вас. Ведь, судя по всему, за вами большое количество жертв?
Недобро хохотнув, я ответил:
- В нынешних карающих органах у меня есть свой человек.
- И как он вам поверил? Ведь то, что вы мне говорите, уж очень сильно смахивает на бред сумасшедшего!
- Ваша правда, похоже. Но не я его привлёк на свою сторону, а мой предшественник. У него, как вы не скажите, отмеченного Его благодатью, была особенность одна. Если он прижимался лбом к лбу другого человека и смотрел тому прямо в глаза, а другой не мог отвести взгляда, то тот, которому смотрели в глаза видел всё то, что хотел передать мой предшественник.
И резко вскочив на ноги, я одним движением пододвинулся вплотную к Сергею Ипатьевичу, обхватив его за шею с усилием прижался своим лбом к его лбу, и глядя в, расширившиеся от страха, его зрачки, спросил:
- Хотите узреть ад на земле?
Он почти неслышным шёпотом произнёс:
- Да...
И через мгновение он отшатнулся от меня, разрывая контакт. Обхватил лицо руками и начал истово шептать: "Нет, Господи... Нет... Помилуй мя... Не допусти, Господи... Нет... прости грешных нас... Избвави нас..." Потом развернулся к иконе и стал неистово молится про себя, беззвучно шевеля губами. Потом обернулся ко мне и спросил:
- А если в её случае это не так и то, что она хочет сообщить спасёт этот мир?
- Благими намереньями устлана дорога в ад. Вы же знаете это. Видели это в моём мире. К нам так же пришёл человек с благими намереньями... Мой предшественник и я уже неоднократно беседовали с нашими... жертвами. И точно знаю, что любое вмешательство приведёт только к Величайшей войне, после которой и ваш библейский ад покажется раем. И я хочу избавить этот мир от внешнего влияния. Пусть он не совершенен и возможно убог. Но он должен развиваться сам. И никто не имеет права менять его по своему хотению.
Сергей Ипатьевич немного подумал, осмысливая мою последнюю тираду:
- Возможно, вы и правы. И то, что вы здесь, есть промысел Его. Нам не дано понять Его помыслы и намеренья, - мужчина ещё раз вздохнул, - Насколько я понимаю, после того, что я услышал и увидел, вы мне шанса остаться в живых не дадите?
- Да,- немного с тоской, ответил я.
- Что ж... Дайте мне время. Помолиться за надо...
На удивлённо-вопросительно поднятую у меня правую бровь, ответил:
- За себя... За её душу и душу старушки... За этот мир... За вас...
- Керосин у вас есть?
В начале удивлённо, а потом понимающе ответил:
- В церкви половина четверти стоит, я могу сходить... - и наткнувшись на мой усмехающийся взгляд остановился.
Ещё раз взглянув на меня отвернулся к иконе и, опустившись на колени, стал бормотать что-то неясное, отбивая земные поклоны.
Чуть склонив голову в сторону, я прислушался. А грани моего обострённого чувства слуха было уже слышно поскрипывание полозьев: "Комиссара с шестого участка от спецпоселенцев везут. Часа три ещё есть. Пора"
Мягко и бесшумно встал с приступка. Снова достал нож из-за голенища сапога. По вздрогнувшей спине Сергея Ипатьевича, понял, что он всё слышит. Но этот бывший священник не прервал свою молитву. Молитва прервалась только тогда, когда слабо святящаяся в полутёмках избы сталь почти без сопротивления вошла в его тело и прорезала его сердце. К тому времени и старушка и девочка на столе уже были мертвы.
Когда возница с комиссаром въехали в Уржумку избушка и закрытая церковь на краю села уже полыхали во всю.
***
"... от комиссара спецпоселения Љ 6
старшего миллиционера Полюховича С.Е.
Рапорт.
... по прибытии в село Уржумка мною было установлено наличие пожара на двух строениях: избы Агрофены Африканской и склада лесозаготовительного инвентаря Уржумской лесозаготовительной артели. Предпринятыми мерами пожар был потушен. При осмотре места пожара обнаружены сгоревшие люди. По опросам местных жителей, тов. Косульского А.Т., Панкратеевой П.С. и гр. Юлдашева Х.М., установлено, что сгоревшие тела принадлежат местной жительнице Агрофене Африканской, а так же неустановленной девочке 12-14 лет, из числа спецпереселенцев и спецпереселенцу Гундяеву С.П.. Иных тел и остатков тел не обнаружено.
Информация тов. Панкратеевой П.С. и Косульского А.Т. о прибытии неустановленного лица в село Уржумка подтверждается только имеющим место быть следами ведущими от места пожара в сторону леса. Преследование неизвестного не представилось возможным по причине отсутствия наличия возможности преследования неизвестного.
Из опросов местных жителей и осмотра места пожара установлено, что неизвестный с неизвестными целями посетил село Уржумка с целью встречи с пребывающим в данном селе спецпоселенцем Гундяевым С.П. После встречи с которым покинул село в неизвестном направлении в сторону леса. Спецпоселенец Гундяев С.П. будучи в расстроеных чувствах и с целью нанесения ущерба социалистическому строительству в селе Уржумка осуществил поджог склада лесозаготовительного инвентаря Уржумской лесозаготовительной артели и далее совершил самосожжение, совместно сжегши дом в котором находился и его хозяйку Африканскую А. и неизвестную девочку... "