Жемчужина (авторская версия)
Ночью ему приснился гигантский окунь.
Рыба плыла по воздуху между небом и землёй, плавно шевеля плавниками. Губастая пасть раскрыта, чешуя поблескивает на солнце. По деревьям и траве стлалась тень, как от надвигающейся тучи. Повсюду тишина. Гигантский окунь охотился, и негде было укрыться от него...
Олин сел на краю кровати, прижав ладонь к ноющей печени.
Сегодня они с Юми собирались слетать прогуляться на её аэробайке. Расстелят скатерть на берегу моря, прямо на песке, и мягкий ветерок будет обдувать их. Юми сказала, что прилетит к девяти, так что мешкать некогда.
Хибара, называемая его жильём, состояла из одной крошечной комнаты: кое-какая мебель, неподвижно прикрученный железный стол, два табурета. Пол шёл чуть под уклоном. Плита пофыркала, затем вспыхнула синим пламенем - газа оставалось ещё с треть баллона. А вот банка с чаем показала дно, но им хватит. С него были бутерброды, чай в термосе и музыка. Хлеб он купил, ещё масло и кусок хорошей колбасы. Вафли испечёт сам. Юми обещала ему некий сюрприз, он тоже удивит её.
В окно виднелся край Питанских болот, подёрнутых утренним туманом. Туман был густым, как разлитое молоко. Их коммуна располагалось у самой воды. Сырость пропитывала всё и вся, заставляя метал ржаветь, а стены покрываться плесенью. Туман складывался в хвостатый силуэт.
Олин отвернулся, занявшись приготовлениями к завтраку на природе.
Когда будильник показал без десяти девять, он оделся, выбрав лучший зелёный свитер. Взял в одну руку корзину с провизией. В другую старый магнитофон. Лучше подождать Юми на улице, там было хотя бы попросторнее.
Олин запер дверь на ключ. Длинный коридор, куда выходили двери ещё одиннадцати комнат, полнился гомоном голосов. Туда-сюда сновали дети. Кто-то жарил рыбу. Витал запах дешёвого табака. Сделав пару шагов, он столкнулся с Савлом. Сосед устроился в плетёном кресле, выставив его наполовину в коридор, чтобы было удобнее следить за внуками. В углу его брюзгливого рта дымила самокрутка.
- Доброе утро, - поздоровался Олин, приподняв круглую панаму.
- Доброе, - пробурчал Савл и, не имея шляпы, почесал ухо. Кресло жалобно заскрипело. - Куда собрался в такую рань?
Отпираться было бессмысленно, это вызвало бы новые вопросы.
- На встречу с Юми. У нас пикник.
- Угу, - кивнул двумя подбородками Савл. - Она ведь человек, да?
Олин переступил с ноги на ногу.
- Я сам тебе про это сказал.
- Сказал. И живёт она в городе, да?
Их коммуна, по сути, тоже являлась частью города, его южной окраиной. В прошлом мегаполис активно разрастался в этом направлении, и берег тогда ещё Питанского озера был его престижной окраиной. Но затем что-то случилось. Озеро обмелело, превратившись в болото. Торфяная земля и раньше плохо подходила под застройку, а теперь ещё появились полчища комарья. В итоге город предпочёл расширяться на север.
Савл выдохнул дым через жаберную щель, скрытую в складках шеи под старческими пятнами и бородавками. Затушил самокрутку в стоящей на полу пепельнице из черепашьего панциря.
- Не нравится мне это... Эй, хорош, носиться! - прикрикнул он на ребятню. - Тебе что, наших девок мало? У Ирги дочка через стенку. У меня три внучки на подходе. Не говорю уж про квагеров на том берегу. А с человеком...
- Мы тоже люди, - напомнил Олин. - Наша связь не запрещена.
- Не запрещена - какое чудесно слово. - Пухлые пальцы с желтоватыми от никотина перепонками описали в воздухе замысловатую фигуру. - За ним, прям, видится счастливое будущее. Идеальная пара: лысый коротышка и...
- Юми тоже невысокая.
Поднимающееся раздражение отозвалось в печени. Олин поморщился, коснувшись правого бока. Савл заметил это.
- Ты вынуждаешь меня проговаривать очевидные истины, - продолжил он. - Сам знаешь про отношение к квагерам со стороны городских. Ты можешь понадобиться им только для того, чтобы прочистить канализацию или продать рыбу. Или чтобы поиздеваться. Подцепляют эдакого простачка и смеются над тем, как тот начинает мнить о себе всякое. А когда надоест - заманивают в укромное местечко и... спускают с небес на землю. Мир жесток, и он с рвением катится в бездну. Я волнуюсь за тебя.
- Юми не такая. - Любые слова здесь звучали бы глупо. - Она нигде не цепляла меня. Мы познакомились на рынке. И это случилось не вчера. Мы много разговариваем... о разном. Она хорошо относится ко мне.
- Если так, то это лишь значит, что ей нужно последнее, чем ты мог бы прельстить её. - Савл кивнул на его бок. - И именно это заставляет меня волноваться. Ты - наивный малый. Если над тобой посмеются, тебе же пойдёт на пользу. Но, вот если дело обернётся иначе...
Это было сущей глупостью!
Конечно, все знали про подобные случаи. И с каждым годом находили всё больше несчастных с распоротым брюхом. Жемчужины квагеров ценились дороже иных самоцветов. А в виде истолчённого порошка считались лучшим средством от импотенции. Когда лет сорок назад волна массовых осквернений перерыла все кладбища в торфяниках, родственники сами стали забирать себе жемчужины усопших. Прежде о таком нельзя было и помыслить. А теперь их продавали, что позволяло семьям как-то сводить концы с концами. Предки помогали выживать потомкам.
Мир скатывался в бездну - в этом Савл прав.
Мысли Олина отразились на его лице. Савл умолк, предоставляя ему самому делать очевидные выводы. Тут даже не на что было злиться. Вот только этот боров совсем не знал Юми. Её смеха и бурлящей энергии. Этих серых глаз, кажущихся в сравнении с его зеленухами почти бесцветными. Её маленького носика. Тонкой талии, которую он мог обхватить двумя ладонями.
Изменение его мыслей также не укрылось от Савла. Он надул щёки, выпятил мясистую нижнюю губу и с протяжным звуком выпустил воздух.
- Ты всё равно пойдёшь к ней.
Олин уже опаздывал. Не встретив его на улице, Юми отправится на поиски. И если они столкнутся с Савлом... нет уж.
- В общем, - заключил толстяк, поворачиваясь в стонущем кресле, - что должен был, я сказал. И предвидя твой ответ - можешь его не озвучивать! - он вскинул ладонь, - возьми с собой хотя бы это.
Его рука скользнула за спину, вернувшись с небольшим ножом в чехле, деревянная рукоять которого была отполирована до блеска временем и работой. Крутанув нож промеж пальцев, словно фокусник, он протянул его Олину.
- Я выпотрошил им, наверное, миллион рыбин.
- Ну, что ты такое говоришь...
- Бери! - рявкнул сосед так, что Олин осёкся. Бегающие по коридору дети замерли, косясь в их сторону. Савл сбавил тон: - Просто возьми и положи в карман. Хороший нож на пикнике пригодится в любом случае.
Олин взял. Сам не зная зачем, достал лезвие из чехла - об него можно было порезаться от одного взгляда.
- Я пойду, - сказал он, перехватывая удобнее корзину.
Савл уже отвернулся, занимаясь очередной самокруткой. Олин сорвался с места.
- Берегися окуня.
Он запнулся, едва не упав. Оглянулся.
- Что?
- Береги себя, олух, - повторил Савл из глубины кресла.
Олин кивнул.
Теплоход, в котором обитала их коммуна, был пришвартован к берегу в незапамятные времена. Когда-то в нём жили на обеих палубах. Но с каждым годом болото засасывало его всё глубже. Постепенно первый этаж залила вода. Придёт время, в её власти окажется и второй. Благо, случится это не сегодня. Держась за рыжий поручень, он прошёл по наклонённой палубе. По деревянному настилу сбежал на берег. Здесь на вкопанных в землю шестах с натянутыми меж ними верёвками женщины развешивали сушиться бельё. Его провожали любопытные взгляды. Олин остановился немного в стороне. Пнул пустую бутылку, на этикетке значилось: "Ром "Вечный зов". Прихлопнул пару комаров и послушал гудок металлургического завода, чьи трубы дымил за городской свалкой. Нож оттягивал карман брюк. Переложить в корзину? Помявшись, он спрятал его за пояс под свитер. Как какой-то бандит. Тут до него донёсся стрёкот. Подняв глаза, он увидел приближающийся аэробайк. Юми была в облегающих кожаных штанах, куртке с бахромой на рукавах и авиоочках. Олин помахал ей.
- Летим! - крикнула Юми, приземлившись на растрескавшийся бетон и не заглушая двигатель.
Олин неуклюже забрался на сиденье позади неё. Юми чмокнула его в щёку.
- Погнали! - Она выжала газ, посылая аэробайк рывком вверх.
Ему уже доводилось летать с ней на этой штуке, но каждый раз кишки скручивало в узел. Рука с магнитофоном была посвободнее, Олин вцепился ею в свою спутницу. Их теплоход когда-то, видимо, был белым и роскошным, но теперь сделался ржавой консервной банкой, брошенной на краю мутной лужи. Сверху это виделось со всей очевидностью.
Они мчались над верхушками деревьев. Солнце просвечивало сквозь редкие кручи облаков. Ветер свистел в ушах, заглушая прочие звуки. По земле до моря добираться было больше часа, а лететь всего ничего. За холмами уже угадывался его простор. В воздухе ощущался запах йода.
Юми тряхнула волосами, заставляя их упасть ему на лицо. Олин зафыркал, вызвав её смех.
- Ты такой милый в этой панамке!
Улыбка растянулась до самых ушей и ещё дальше. Олин ничего не мог с этим поделать.
- Я приготовил тебе сюрприз! - Он пытался перекрыть вой ветра.
- Я тоже! Я обожаю тебя, моя прелесть!
Она откинулась назад, подставляя шею для поцелуя. Аэробайк опасно завилял. Олин не сдержал крика, Юми хохотала.
Сердце болезненно колотилось в груди. Позади них мелькнула тень. Огромная, как от надвигающейся тучи. Олин обернулся - никого там не было.
- Не волнуйся! - крикнула Юми. - Доверься мне. Нам будет хорошо... Включи музыку!
Пальцы дрожали, со второй попытки он нажал кнопку. Надрывный голос взревел про то, что: "Дикая Охота настигнет всё равно!".
В холмах под ними открылась укромная ложбина, поросшая ельником. Юми направила аэробайк к земле.
- Сядем здесь.
- На берегу же лучше, - пролепетал он. - Здесь мрачно и безлюдно.
- Нам это и нужно, глупенький.
Голос орал: "И некуда бежать! И всё предрешено!".
Они снижались, мохнатые ветви заслонили солнце. Олин прижал локоть к ноющей печени. Во рту растекался привкус желчи. |
| Жемчужина (литературная редакция)
Ему приснился гигантский окунь.
Плыл между небом и землёй, лениво шевеля плавниками... Губастая пасть раскрыта, чешуя поблёскивает, по деревьям и траве скользит тяжёлая тень, будто от грозовой тучи, и такая же предгрозовая висит тишина, сходят с ума стрижи, стелятся над болотами...
Окунь охотился, негде было укрыться от него.
Олин сел на краю кровати, прижал ладонь к ноющему правому боку, боль затаилась.
Сегодня свидание с Юми. Не как раньше, настоящее: они расстелят скатерть на берегу Ржавой бухты, прямо на гальке, достанут бутерброды и вино, а ветер будет дёргать их за волосы и сыпать рыжие чешуйки в хлебную корзинку.
Юми сказала, что заедет в девять, мешкать некогда.
В его крошечном закутке - с визжащей койкой, намертво прикрученным железным столом и двумя хромыми табуретами - пол шёл под уклон, заставляя пританцовывать перед ослепшим зеркалом, пока он брился, ища подбородок и скулы на путаной мутной карте, усеянной островками отслоившейся амальгамы.
Часы затянули фальшиво, оборвали куплет. Банка с чаем показала дно. Он запалил керосинку, нарезал хлеб. Достал из холодного угла оплетённую бутылку, срезал подвешенную к потолку сетку с сыром и вяленым мясом - двадцать две монеты, пришлось дозанять у Савла и долго объясняться, но оно того стоило.
Прихлёбывая из мятой медной кружки, ждал, пока стрелки построятся углом. В окне маячил край Питанских болот, подёрнутых утренним туманом. Туман был густым, разливался молоком, складывался в хвостатый силуэт. Коммуна стояла у самой воды. Сырость пропитывала всё, железо гнило, стены пожирала плесень.
Олин натянул свитер, подхватил сумку и выбрался в длинный облезлый коридор. Одиннадцать дверей провожали его, запах жареной рыбы и плохого табака, полустёртые голоса и вязкий утренний свет, сочащийся из щелей и трещин. Перед выходом, в плетёном кресле, выставленном наполовину в тамбур, пожёвывая самокрутку, сидел Савл.
- Доброго, - поздоровался Олин.
- И тебе, - пробурчал старик. Кресло жалобно заскрипело. - Решился, значит?
Отпираться было бессмысленно.
- Да, встречаюсь с Юми.
- Угу, - кивнул двумя подбородками Савл. - Она ведь человек, да?
Олин переступил с ноги на ногу.
- Я сам тебе это сказал.
- Сказал. И живёт она в городе, да?
Когда-то очень давно Коммуна тоже была частью города, его южной престижной окраиной на берегу тогда ещё Питанского озера. Но обмелели говорливые безымянные речки, и пропала окраина, увязнув в болоте. И город пополз на север, отмахиваясь от гнуса, - подальше от густого сладковатого запаха.
Савл выдохнул дым через жаберную щель, скрытую в складках шеи под старческими пятнами и бородавками. Затушил самокрутку в пепельнице из черепашьего панциря.
- Не нравится мне это. Горяч ты, мало тебе наших. У Ирги, через стенку, дочка. Мои внучки на подходе. Уж про квагеров в Жидком лесу и на том берегу не говорю. А с человеком...
- Мы тоже люди, - напомнил Олин. - Наша связь не запрещена.
- Не запрещена - какое чудесное слово, - пухлые пальцы с желтоватыми от табака перепонками описали в воздухе замысловатую фигуру. - За ним, прям, видится счастливое будущее. Идеальная пара: квагер-коротышка и...
- Юми тоже невысокая.
Поднимающееся раздражение отозвалось в печени. Олин поморщился, коснулся правого бока. Савл заметил.
- Ты вынуждаешь меня проговаривать простые истины. Сам же всё знаешь про городских. Ты им нужен для грязной работы, или, в лучшем случае, - выбрать на рынке рыбу, или поглумиться, пока не надоешь. Или вспороть тебе брюхо. Мир жесток, и он давно уже катится в бездну. Я волнуюсь за тебя.
- Юми не такая, - любые слова здесь звучали бы глупо. - Она ни разу не цепляла меня. Мы познакомились не вчера. Мы много говорим. О разном. Она хорошо относится ко мне.
Савл сощурился.
- Если и так, это лишь подтверждает, что ей нужно последнее, чем ты мог бы прельстить её, - кивнул на его бок. - И именно это заставляет меня волноваться. Ты - наивный малый. Если над тобой посмеются, тебе же пойдёт на пользу. Но вот если дело обернётся иначе...
Олин вскипел. Это было сущей глупостью!
Все знали про подобные случаи. И рядом с Коммуной, и на том берегу в последние годы находили квагеров с распоротыми животами. Жемчужины у городских ценились дороже иных самоцветов. А истолчёные в порошок - считались лучшим средством от многих болезней.
Несколько лет назад все кладбища в торфяниках перерыли, осквернив останки. И родственники стали забирать себе жемчужины усопших, о чём прежде нельзя было и помыслить. Теперь их продавали, чтобы сводить концы с концами. Предки помогали выживать потомкам.
Мир катился в бездну - в этом Савл был прав. Но Юми - часть нового мира.
Возмущение Олина так ясно отразилось во взгляде, что Савл закашлялся и умолк, отвёл глаза, предоставляя, по всей видимости, ему самому судить о прописных истинах.
Тут даже не на что было злиться. Этот боров совсем не знал Юми. Её смеха и неподдельной живости. Её серых искристых глаз, так непохожих на зеленухи квагеров. Её маленького носика. Её тонкой талии, которую он, казалось, мог бы обхватить ладонями...
Савл надул щёки, выпятил мясистую нижнюю губу и с протяжным звуком выпустил воздух.
- Ты всё равно пойдёшь к ней.
Олин промолчал, он уже опаздывал.
- Что должен был, я сказал, - пробурчал сосед, поворачиваясь в стонущем кресле, вскинул ладонь, - возьми с собой хотя бы это.
Его рука скользнула за спину и вернулась с небольшим ножом - с деревянной рукоятью, отполированной до блеска временем и работой.
- Я выпотрошил им, наверное, миллион рыбин.
Крутанув нож промеж пальцев, он протянул его Олину.
- Это лишнее...
- Бери! - рявкнул старик так, что Олин осёкся.
Малыши, игравшие в коридоре, замерли, косясь в их сторону. Савл сбавил тон:
- Просто возьми и заткни за пояс. Хороший нож на пикнике пригодится.
Олин протянул руку. О лезвие можно было порезаться даже взглядом.
- Пойду, - сказал, перехватывая поудобнее сумку. Но сосед уже отвернулся в поисках очередной самокрутки...
- Берегись окуня.
Олин споткнулся о поворотный замок на палубе, едва не упал, оглянулся.
- Что?!
- Береги себя, олух, - повторил Савл из глубины кресла.
Теплоход, в котором гнездилась Коммуна, был пришвартован к берегу в незапамятные времена. С каждым годом болото засасывало его всё глубже. Постепенно первый уровень залила вода. Когда-нибудь в её власти окажется и второй. Благо, случится это не сегодня.
Держась за рыжий поручень, он прошёл по наклонной палубе, по деревянному настилу сбежал на берег. Здесь на верёвках сушилось бельё, вешавшие его женщины проводили Олина долгими взглядами. Он побежал вприприжку, нагоняя время...
Взобрался на насыпь. Пнул пустую бутылку из-под рома - на этикетке горело: "Вечный зов". Прихлопнул комара. Услышал гудок свинцового завода, чьи трубы торчали за свалкой, пачкая небо оранжевым дымом. Потрогал рукоять ножа под свитером... Их теплоход, когда-то белый и роскошный, ржавел консервной банкой, брошенной на краю мутной лужи. Отсюда, сверху, это виделось со всей очевидностью.
До него донёсся стрёкот - по узкоколейке бежала лёгкая дрезина. Юми - в облегающих кожаных штанах, куртке с бахромой на рукавах и глухих защитных очках - помахала ему.
- Прыгай! - крикнула, притормаживая.
Олин побежал рядом, схватился за поручень и рывком забрался на платформу. Юми чмокнула его в щёку.
- Погнали! - добавила ходу. - Скоро грузовые на завод пойдут.
Ему уже доводилось вот так безбашенно мчаться с ней сквозь Жидкий лес, чтобы успеть к развилке до первого мотовоза - и дальше, через мост на тот берег, и каждый раз кишки скручивало в узел. Он закинул сумку за спину и обеими руками обнял уверенно правящую спутницу.
Они неслись, казалось, над верхушками редких деревьев. Солнце бежало следом, задевая кручи облаков. Стрижи кружили над полотном, рассыпались в стороны. Ветер закладывал уши.
До Ржавой бухты пути было с полчаса. За холмами уже скользили тени брошенных кораблей. В воздухе разливался запах йода.
Юми отклонила голову назад, и он утонул в её густых волосах, зафыркал.
- Ты такой милый! - расхохоталась она.
Олин тоже разулыбался - до самых ушей - и ничего не мог с этим поделать. Вспомнил про вино и прокричал ей на ухо:
- Я приготовил тебе сюрприз!
- Я тоже! Обожаю тебя!
Она снова откинулась назад, но теперь уже подставляя шею для поцелуя. Дрезина подпрыгнула на стыке. Он не сдержал крика, Юми залилась смехом.
Когда впереди замаячили брусья тупикового упора, его затылка коснулась тяжёлая тень, звуки стали густыми, а ветер вязким. Олин обернулся. Туча втянула плавник, открывая солнце. Юми сбавила ход:
- Приехали!
Спрыгнула с замершей платформы и побежала вниз, сквозь кустарник, к галечному пляжу. Он стоял, вцепившись в поручень.
- Догоняй! - донёсся её смешливый голос.
Он прижал локоть к ноющему боку. Во рту растёкся привкус желчи. Оглянулся ещё раз и стал спускаться.
Юми выбежала на берег, швырнула в сторону очки, наклонилась и зачерпнула пригоршню мутно-радужной воды. В ладонях закачалось солнце.
Позади хрустнула ветка. Она повернулась, разжала ладони, и солнце пролилось на гальку.
- Вот и молодец, девочка, - сказал высокий бледный человек. В левой руке, чуть на отлёте, он держал нож с деревянной рукоятью, а правой машинально прилаживал полуоторванный карман камуфляжной куртки.
Ветер дёргал Юми за волосы, и сыпал вокруг ржавые чешуйки. |