- Йоруичи-сама!- крик Сой Фонг разнесся по, казалось, необъятному дворцу клана Шихоуин. Глухой топот гулко раздавался по полутемным в этот час коридорам. Пол был скользкий. Очень. Сой Фонг едва держится на ногах, хватается за стены, спотыкается и вновь несется вперед с улыбкой на лице. Когда-то Йоруичи рассказывала, что в детстве сама не раз падала в коридорах дворца, но за пару лет как-то привыкла, изловчилась, что ли... Сой Фонг здесь уже больше года. Однако несносные половицы все еще брали верх. Потому что нет смысла сосредотачиваться на поддержании равновесия, когда за тяжелыми дверями тебя ждет то ради чего ты набила себе столько синяков и сорвала голос.
- Йоруичи-сама!
И наплевать, что ты сбила с ног несколько человек, чья ругань не успевала долететь до твоих ушей. И не важно, что на оном из поворотов ты зацепила скулой угол и теперь кровь медленно стекает по твоей щеке. И что такого в том, что твои глаза слезятся от бесконечных шунпо, а в ушах свистит ветер. Всего лишь мелкие препятствия, не больше. А впереди ждет то, что не передать словами. Что-то восхитительное, определенно божественного происхождения, неземное, невесомое, то, что греет душу холодными ночами. И неважно, сколько слез прольется в подушку, и сколько раз твое сердце сожмется от бессилия. Слезы - высохнут, сердечные раны - затянутся. Лишь только смотреть. Не дышать. Не жить, когда ты далеко. Лишь только ждать, ждать, ждать...
- Йоруичи-сама,- Сой Фонг влетела в приемную.
Ее тень прощально вздрогнула и исчезла. Зал пуст. Только одинокая свеча возле роскошного трона печально подрагивает от сквозняка. Повсюду разбросанные шелковые подушки и опрокинутая ваза с фруктами: Йоруичи часто бывает не в духе. Сой Фонг, осторожно, на цыпочках прокралась вдоль стены и толкнула дверь, спрятанную за занавеской. Дверь теплая, шершавая, как камень на мостовой. Щека прилегает к дереву. Тишина. А там, за дверью цель ее жизни, свет, ярче, чем солнечный, почти осязаемый. Золотистый, как ее кожа.
Вдох. Выдох. Ладонь осторожно ложится на холодную стальную ручку и опускается вниз. Раздается щелчок. Дверь тихо скрипнула. Сой Фонг осторожно заглянула в приоткрывшуюся щелочку и протиснулась внутрь. В святую святых, в покои Йоруичи-самы. Входить сюда - вольность позволенная ей одной. Эта мысль греет сердце, заставляя его работать быстрее, как пламенный мотор. Здесь все пропитано ею, даже воздух.
Медленные шаги по коридору. Пол здесь другой, не как снаружи. Ладонь скользит по бархату стен. Здесь нет дверей. Хотя, нет. Есть. Но всего одна. Та, за которой скрывается ее богиня. Ее. И никого другого. Длинные тонкие пальцы судорожно сжались в кулак. Она ругала себя за такие мысли миллионы раз. Однако ничего не могла с собой поделать, когда ее богиня весело улыбалась этому Урахаре Киске. Они были друзьями, Сой Фонг знала об этом, ведь Йоруичи искренне улыбается не всем. Лишь ей и этому... Как-то, она даже пыталась заговорить об этом, лежа у Йоруичи на коленях. Она судорожно подбирала слова, пока Шихоуин гладила ее по волосам. Как домашнюю кошку. А потом она расхохоталась. А Сой Фонг так и не поняла почему. Не очень-то удобно спрашивать, когда тебя придавливают к полу и жадно целуют в губы. Или в шею. Или еще куда-нибудь. В такие минуты Сой Фонг хотелось разозлиться. Придушить, прижать к стенке, сдавить, с ног до головы вылизать... Но злиться на Йоруичи очень сложно. Практически невозможно. Каким-то образом прекратить отношения с ней - нереально. Лучше умереть. Хуже уже не будет.
Вот оно. Тонкие ставни из желтоватой бумаги, почти прозрачны. В комнате горел свет. Последний вдох, взмах руки. Седзи отъехали в сторону.
- Это ты, Сой Фонг?- раздался удивленный возглас у нее за плечом.
Сой Фонг побелела и, шарахнувшись в сторону, обернулась. Йоруичи, в одной просторной юкате, прислонилась к дверному косяку. Ее губы тронула едва заметная улыбка, мигом, превратившаяся в дьявольскую ухмылку. Сой Фонг скользнула взглядом по изгибу ее рта и злорадно прищурилась. Так, она улыбается только ей. Урахаре никогда не увидеть этой улыбки. По крайней мере, Сой Фонг надеялась.
Оцепенение мигом прошло. Она прижалась к груди Йоруичи и сомкнула руки у нее за спиной, будто боялась, что та уйдет.
... гибкие пальцы сжимают запястье. Пахнет осенней листвой. Ее кожа в свете свечей, как жидкое золото. Бледное тело прижато к полу. Сейчас, сейчас начнется. Она вопьется в губы, как голодный зверь, будет царапать длинными ногтями светлую нежную кожу, без жалости, отдавшись дикому желанию.
- Сой Фонг.
Непонимание. Страх.
- Я завтра уйду.
Тело окоченело. Не в силах пошевелится.
- Надолго. Может, не вернусь.
Дыхание затихло. Сердце перестало биться.
- Йоруичи,- сиплый голос дрожит.
Она подняла голову. Это был первый раз. Первый раз, когда она назвала ее по имени.
- Да.
- Ты - моя хозяйка. Я приму любое твое решение.
- Я не хозяйка тебе.
- Ты кошка, которая гуляет сама по-себе. И я обязательно еще поймаю тебя. Вот увидишь.
Смех.
Заставить ее стонать от счастья Йоруичи умеет. Сой Фонг покорно застонала и откинула голову назад. Ее кожа бледна и отчетливо контрастирует с кожей самой Шихоуин. А еще невообразимо нежна. Внутренняя сторона ее бедер становится влажной. Если не кончит так - всегда есть язык и пальцы...
Сой Фонг вздрогнула и проснулась. Солнечный свет бил в глаза через широко распахнутое окно. Она провела ладонью по мятой простыни. Там, где недавно лежало теплое тело. Мыслей нет, как нет и страхов. Йоруичи нравятся девушки, Сой Фонг это знает. И даже, когда пройдет сотня лет ничего не изменится. Ее богиня ушла на рассвете. Ее черная кошка обещала вернуться....
Арка 2
Щенок.
- И-зу-ру,- Ичимару отчетливо произнес каждый слог,- Долго ты будешь там стоять?
Кира сглотнул и вынырнул из-за двери, переминаясь с ноги на ногу. Глаза серьезные, смотрят в пол, на потолок, изучают стены.
Только не смотреть на него, только не смотреть...
- И-зу-ру, - явно издеваясь вновь протянул Ичимару, - Скажи что-нибудь. Или ты считаешь, что умение говорить не входит в обязанности лейтенанта?
Кира съежился, как нашкодивший щенок и приковал взгляд к распахнутому окну. Дождей не было уже почти месяц, а все обещают, обещают... Жара давила на и без того измученный мозг. Оставаться в этом кабинете больше не было сил. Убежать. Так далеко, как только можно, не оглядываясь, будто опасаясь встретиться с ним взглядом и повернуть назад.
Раз, два, раз... Вдох, выдох, вдох...
- Изу-ру,- Ичимару улыбнулся еще шире,- Что ты там увидел?
- Ничего, Ичимару-тайчо.
И, правда, ничего. Кира не любил врать. Более того, он никогда не позволял себе этого делать. Но сейчас очень хотелось соврать. Так, как никогда в жизни. Будто бы от этого что-то зависело. Да ври он каждый день капитан Ичимару даже бровью не поведет, только улыбнется, чуть шире обычного, и вновь отвернется к окну.
Ненавижу.
- Иди сюда скорее, Изуру, у нас много работы.
- Да, капитан.
Ичимару Гин очень жестокий человек. Почти садист. Вот он сидит, спокойный, как удав, уставившись в бумаги, изредка бросая насмешливые взгляды из-под длинной челки. Кира ловит их и вновь съеживается. Нет, не от холода.
Изуру Кира не был трусом. По крайней мере так он считал. И за всю его бытность шинигами никто ни разу не поставил его храбрость под вопрос. Так он говорил до недавних пор. Потому что Кира не был вруном.
Я? Я?! Неужели?
Первым воспоминанием об Ичимару Гинее появилось в один прекрасный день, не так давно, но и не недавно. Кира потерял счет времени. Он тогда так-же как и сегодня робко постучал в дверь и, услышав почти издевательское "Войдите" задвинул за собой седзи. Гин стоял к нему спиной, прямо перед широко распахнутым окном. Первым воспоминанием Изуру о капитане стала гигантская давящая тень, заполнившая, казалось, весь кабинет. Ужас воспоминания почти исчез. Вот только руки трясутся иногда.
Сиюминутно выполняя любую прихоть капитана Кира сам не заметил, как ужас стал его частью. Даже по выходным, вдали от Гина, на грунте он нервно сглатывал и теребил ткань хаори. Будто бы сейчас из-за спины раздастся привычное "И-зу-ру" и одежда как обычно прилипнет к его спине.
Просто смешно...
Сначала Кире было стыдно. Как, он, один из лучших выпускников боится эту большую белую, подлую змею?! Он?! Да, боится. Боится до дрожи в коленях.
- ... да, да, вот так оно все и было,- протянул Ичимару, откладывая в сторону очередную стопку исписанной бумаги.
Кира вздрогнул и, осознав что потерял нить разговора, смущенно покраснел.
Сначала был страх. Потом - ненависть.
Даже не ненависть. Злость. Дикая ярость. Такая, что хочется убить. Но потому и злость, что не можешь. Рассыпаться в извинениях и вновь уйти в себя. Да, пожалуй это лучший выход. Всю жизнь стараться быть лучшим, чтобы в конце концов оказаться у этого в подчинении. Это ненормально, это против правил. Злость унизительна, потому что хороший шинигами должен думать головой, а не чувствами. А он, Кира, ведь хороший шинигами, верно?
Иногда Гин Изуру даже снился. Огромный, всепоглощающий, как сама тьма. Еще хуже, чем в реальности.
- Хм, ладно. Теперь ты расскажи мне что-нибудь, Изуру.
Кира хочет уже перейти к другому. А точнее закончить с отчетами и уйти. Куда угодно, все равно. К тому, к чему он стремится каждый божий день, с утра до вечера.
Мыслей нет.
Обычная язвительность Ичимару - не игра. Он искренен перед собой. Так он думает и этим живет. Быть немного плохим очень весело, особенно учитывая, что тебе за это ничего не будет. Косые взгляды и зубной скрип за спиной он видит и слышит. Ну, или делает вид.
Изуру никогда не видел его в гневе. И хорошо, наверное. Кира никогда не пытался его разозлить. Слишком сложно и страшно. А ужаса ему и так хватает, ибо капитан передышки не дает. И это тоже злит.
Кто щенок? Я щенок?!
Пальцы Киры судорожно стискивают край стола.
Посмотри на меня! Посмотри!
Точно, щенок. Который с визгливым лаем скачет у ног хозяина, требуя внимания. Или ласки. Или, хотя бы, пинка. Чтобы знать, что он не меховая игрушка и не предмет мебели.
- А, И-зу-ру, - с досадой протянул Ичимару, касаясь кончиками пальцев его лица, - Какой ты сегодня скучный...
Кира сжался еще сильнее, но ни звука не издал.
- Ичимару-тайчо,- в дверях появился восьмой офицер отряда. Ичимру даже не подумал отдернуть руку,- Айзен-тайчо просил вас сегодня зайти к нему.
- Ох, видимо тебе опять придется доделывать все самому, И-зу-ру,- Ичимару встал из-за стола и потрепал Киру по волосам, - Я ушел.
Потом Кира в бессилье падает на пол и плачет. Нет, почти рыдает. Слезы медленно катятся по щекам и капают на шершавый пол.
Изуру скромный и послушный. Откуда ненависть в этой хорошенькой головке? Не понятно. Хотя Ичимару это не интересует, а то бы он узнал. У Киры есть очень хорошее качество - он не задает вопросов. Ему достаточно слова, совсем чуть-чуть ласки, и в целом, для счастья хватит. Смешно подумать, что Изуру пытался привязать Гина к себе. Смешно, но ведь пытался. Да, потом Изуру будет плакать от обиды и унижения, где-нибудь себе в уголке. Тихо и незаметно, будто его и нет. Ичимару знает и это.
Ничего, простит. И будет снова ненавидеть и тихо трястись от злобы. И прыгать и диким лаем у ног хозяина, и снова плакать. Изуру встал и закрыл за капитаном дверь. Впрочем, это едва ли сочувствие к душевным мукам.
Он прижался спиной к двери и медленно осел на пол.
Ведь ты такой же щенок, Гин. Разве, что с другим хозяином.
Пение цикад.
Звон.
Пустой взгляд скользит по внезапно похолодевшему кабинету. И не раз и не два хотел Кира уйти в другой отряд. Но все медлил. В конце концов подобные посиделки с Гином стали обыденностью. За что боролся на то и...
Изуру не знал сможет ли он уже быть вдали от этого человека.
Что думает Ичимару? Ичимару всего лишь томно улыбается. Он пока еще не решил...
Арка 3
Кукловод
Луна, сегодня ослепительно белая, свойственным только ей холодным светом, заглянула в окно. Кто-то опять оставил в казармах сквозняк и теперь куча народу, как по сигналу, побежит в Четвертый со своими насморками и простудами. Просто смешно.
Момо отложила в сторону папку очередного своего горе-подчиненного и потянулась. Нет, нет, отряд у них и вправду хороший, теплый очень, но, иногда, такой бестолковый! Каждую неделю к Момо приходил очередной офицер, с просьбой перевести его в Одиннадцатый, мол слишком спокойно ему тут. Или, бывали случаи, что после миссии на грунте приходили сразу несколько и просили перевести их в Четвертый. Но это, большей частью, рядовые. Момо не переживала - вернуться еще. А вот офицеров, действительно хороших офицеров, пропадающих в Одиннадцатом, было и вправду жаль. Ну что они там нашли, в этом Одиннадцатом?! Вон, Абараи-кун сидел там себе шестым офицером и каждый божий день, то с синяками ходил, то с переломами. Хорошо все-таки, что Кучики-тайчо его к себе лейтенантом взял. Правда Абараи-кун жалуется все время, но это он так, по привычке. А на самом деле рад очень. И она, Момо, тоже за него очень рада.
А вот Кире-куну кажется меньше повезло. Он и раньше был немного нервным, а уж после того, как лейтенантом заделался и вовсе дерганным стал. Круги темные под глазами постоянно, трясется весь. Зато на этого противного Ичимару чуть ли не молится. "Ичимару-тайчо то...Ичимару-тайчо это....". Тьфу, слушать противно. А сам-то весь бледный, запуганный, будто у него за спиной вечно ухмыляется безглазая тварь. Уф, аж мороз по коже от этого Ичимару. Даже находясь в сотне метров Момо чувствовала исходящие от него ехидные волны. Причем не к кому-то конкретно, а ко всему миру в целом. Наверное это очень удобно, быть Ичимару Гином. Язвить и гадко ухмыляться направо и налево, зная, что тебе ничего за это не будет. Хотите написать жалобу? Валяйте. Еще один скомканный выговор от Ямамото еще никого не убивал. Ах, или вы собираетесь помахать мечом? Ну что ж, мест в камере всегда навалом, не стесняйтесь. Что? Просто будете бухтеть и скрипеть зубами? Дело ваше. Уставом не запрещено. И гадкая ухмалка поставит точку во всем конфликте.
Уже не раз и не два Момо сталкивалась с этой проверенной тактикой, причем была не сторонним наблюдателем, а непосредственным участником. Ичимару - моральный урод, говорила себе Момо и тут же корила за неподобающее отношение к капитану. А большая белая змея, стоящая напротив, видя терзания маленького лейтенанта, подливала масло в огонь.
Ну и пусть. Ведь ее, Момо, все любят и ценят, а Ичимару пусть язвит себе в одиночестве. Вот и Хицугайя-кун, которого недавно назначили капитаном в Десятом, тоже Гина на дух не переносит, разве что, в клочья не разорвал еще. Хотя, Хинамори и понимала, что такого как Ичимару любить невозможно, да и никто к нему любви не испытывал, но чтобы так ненавидеть... Тут уже что-то личное. Молодец, Широ-кун, нечего сказать! Не успел стать шинигами, как уже себе врагов наживает. И Момо даже спрашивала как-то раз. Молчит. Но вряд ли это из-за нее. Хицугайя знает - Момо есть кому защитить.
Но это все чужие дела, и ее, Хинамори, сейчас волновать не должны. Внушительная гора папок ждала ее на краю стола. А против работы не попрешь. Да и не в ее это привычке - отлынивать. Может все дело в возрасте, ведь Хинамори сама стала шинигами не так давно и видимо еще испытывает питет перед уставом. Посмотреть на ту же Мацумото-сан. Делать то ничего не делает, но шинигами она хороший, да и против опыта нечего поставить. И Широ-кун это все понимает, а ворчит так, для порядка.
- Хинамори-кун, ты еще здесь?- раздался за ее спиной удивленный голос.
Момо подпрыгнула от неожиданности и, внезапно, узнав голос в мгновение ока покрылась румянцем.
- Д-да, Айзен-тайчо,- пролепетала Момо,- Столько работы накопилось...
- Говорил же я тебе - не засиживайся допоздна!- голос Айзена звучал укоризненно, но в то же время привычно тепло.
- Простите меня, Айзен-тайчо, просто я не успела...
- А спать ты когда собираешься? Давай-ка заканчивай, а утром я тебе помогу. И не вздумай тут остаться! Через пять минут приду - проверю! - стекла очков лукаво блеснули и исчезли за седзи.
А Момо осталась сидеть на месте, как завороженная, смотря на дверной проем, в котором секунду назад стояла высокая фигура в белом плаще. По щекам как-то сами собой текли слезы. Она мотнула головой, силясь стряхнуть соленые капли с лица, но проведя по ним рукавом в бессилье упала на пол и зарыдала. Растрепавшиеся волосы лезли в глаза и рот. Рукав медленно и неотвратимо намокал. Момо изо всех сил зажмурилась, силясь вспомнить глаза, весело щурившиеся под стеклами очков. Глаза человека, который никогда не станет ее...
* * *
- Опаздываете, Айзен-тайчо~у,- привычно протянул Ичимару, прислонившись к дверному косяку.
- Прости, прости,- Айзен примиряющее вскинул руки,- Просто Хинамори-кун опять засиделась за работой.
Ичимару лениво потянулся и по-кошачьи фыркнул услышав имя лейтенанта Пятого отряда. Лицо Айзена вдруг посерьезнело.
- Опять ты, Гин. Оставь ты бедных детей в покое. Я про Хинамори-кун. И младшую Кучики.
Ичимару хихикнул и с презрительной улыбкой повернулся к Айзену.
- На что мне твой зверек, а Соуске? Что с ним делать это твоя забота, а лейтенант у меня есть и свой.
Очки насмешливо блеснули в лунном свете.
- Видел, видел. Бедный Кира-кун. Не любишь ты его совсем.
Ичимару хмыкнул.
- Ну и что? Ты думаешь ему это так нужно? Изуру вполне достаточно собственной безответной любви. Ну, где там Тоусен?
Минуту они молчали. Тишину нарушал только треск камыша и пение сверчка в кустах. Ночь нынче тихая. Еще бы. Сегодня Сейретеи патрулирует Первый отряд, так что ничего удивительного. Айзен умеет выбирать время для встречи. Такое, чтоб со стопроцентной уверенностью можно было сказать, что встреча останется тайной. Когда дежурит Одиннадцатый спать просто невозможно. До часу ночи отряд пьянствует у себя в казармах, но потом это все выливается на улицы. Часам к трем в число празднующих невесть что добавляются члены других отрядов во главе с Кераку-тайчо и Мацумото. А в конце действия, часам к шести утра, появляется Нанао, отчего у Кераку как-то сразу отпадает интерес к выпивке, а следом за ней обычно является Кучики и разгоняет свой, а заодно и чужие отряды. Как-то вместо Кучики приплелся Хицугайя, но веселая и не совсем трезвая Мацумото его, красного до корней волос, тут же куда-то уволокла. Так что он больше не приходит. А жаль. Было смешно.