Своей высоты узнаю предел,
Рву крылья, взмывая к ней.
Шипят за спиной: "Ишь, куда взлетел!
Что ж, падать будет больней!"
Из искры сомненья пожар раздув,
Испуг вдруг к земле прижмет.
Крыло не за тем, чтобы прятать клюв -
Уж лучше быть сбитым влет!
Дорога моя не всегда легка:
Вниз камнем, едва запнись.
Крыло не за тем, чтоб взгляд свысока -
Чтоб кто-то взор поднял ввысь!
Штили ли, шквалы, неистовство гроз,
В небо дорога твоя, Альбатрос -
Завершил громким аккордом и смотрит победительно.
Я демонстративно зевнул.
- А что, этот твой Альбатрос только о пернатых все поет? Поинтереснее у него ничего нет? О женщинах, к примеру? Что-нибудь вроде, - и загорланил хрипло:
- Малютка Элма так резва, что за ночь пятерых берет. Брала б десяток, будь трезва, да вот беда - как лошадь пьет! Э... как там дальше, запамятовал... Не знаешь, случайно? Нет?
Юнец глянул так, что я аж граппой поперхнулся:
- Ну, ладно, если о бабах тебе рановато, так давай тогда спать!
5.
Легко сказать "спать". Я оприходовал почти все содержимое фляжечки, но и это испытанное средство не помогло - изворочался так, словно подо мной муравейник. Улегся, уставясь в уже начавшее светлеть небо, и позвал:
- Эрнандо?
Юнец лежал, обратясь ко мне оскорбленным задом, дышал вроде ровно и ответом не удостоил, но я был уверен, что он не спит.
- Эрнандо, извини, вынужден признать, я использовал запрещенный прием.
Когда я уже думал, что ответа не дождусь, он пробурчал:
- Потому что нормальных аргументов у Вас нету! А Альбатрос - выдающийся бард! Гений! Бог!
Моя рука опять потянулась к фляжке. Ну как общаться с чокнутым без граппы?
- Про "не сотвори себе кумира" что-нибудь слышал? - наконец полюбопытствовал я.
- Да, он мой кумир! - с вызовом заявил тот. - Хотя я никогда даже его не видел. Я читаю его слова и ноты, и меня переполняет энергетика его песен, я становлюсь лучше, смелее, благороднее. О, я бы все отдал, чтобы хоть раз услышать, как он сам их исполнял! Чтобы только услышать его голос... Но мне не посчастливилось - я родился лишь спустя три года после его смерти.
- А он умер?!
- Его убили, - ответил он горько. - Убили, когда ему было только двадцать пять!
- Да ну? - присвистнул я.
- Да, - повторил он гневно, - убили! В Рире двадцать лет назад. И я иду в Рир, чтобы отыскать его могилу!
- И возложить букетик незабудок? - усмехнулся я. - И как будешь разыскивать? Бродить по кладбищам и искать могильный камень с нарисованной чайкой?
- Я знаю его настоящее имя, - отчеканил он. - Его звали Альбарро Троссар. Если его могила сохранилась, я найду ее! А потом отомщу!
- Господи! Кому?! - я даже граппой облился.
- У меня есть версия. Альбатрос всегда пел о свободе, наверное, его песни не понравились властям, и они от него избавились!
- И кому ты намерен мстить, чудак? - простонал я. - Княжескому семейству Рира до последнего колена? Ну, что за бред?! Прошло двадцать лет! Ты понятия не имеешь о том, что там происходило. Да, может, твой Альбатрос соблазнил чью-нибудь жену, а ему намяли бока! И власти тут совершенно не при чем. Может быть, он вообще не умер?!
- Вы что-нибудь слышали о нем? - перебил меня он с горячностью, вскакивая. - Хоть что-нибудь за эти двадцать лет?!
- Нет, - осекся я. - Ничего я не слышал!
- Ну, вот! - воскликнул этот фанатик. - Значит, Альбатрос умер! Потому что, если бы его не убили, сейчас он был бы знаменит! Все бы знали его песни!
- А если он просто перестал сочинять?
- Он не мог перестать! - крикнул юнец и аж притопнул. - Потому что тогда всё, всё бы оказалось бессмысленно! Тогда просто не стоило бы жить!... Но он не мог! Как птицы не могут перестать летать! Он был гений! Да что я тут перед Вами распинаюсь? Что Вы можете знать о таланте?!
- О таланте, может, и ничего, а вот об его отсутствии немало! - тоже заводясь не на шутку, выкрикнул я. - Не было там никакого таланта! На скорую руку слепленные вирши да примитивные мотивы - вот и весь твой гений!
- Примитивные мотивы?! - юнец аж задохнулся. - Да что Вы понимаете?! Может, Вы в музыке разбираетесь? Может, и на гитаре играете?!
- Может, и играю! - рявкнул я. - Но не люблю. Карты сваливаются! Ты просто глупый щенок! Мститель нашелся! Твой Альбатрос сейчас, верно, заседает в муниципалитете какого-нибудь замшелого городишки и сочиняет только поздравительные адресы коллегам! А впрочем, - устало махнул я рукой, - при таких-то задатках, скорее, спивается где-нибудь в таверне...
И тут он мне врезал. В скулу. В прыжке.
От неожиданности я завалился на спину, выпустив из руки фляжку.
- Это ты спиваешься, ты! - выкрикивал он в ярости, потрясая кулаком. - Ты жулик и лжец! Барсук вонючий! Никчемный неудачник!
Напуганный конь истошно заржал и вздыбился, чудом не сорвав привязь.
- Пьянчуга! - еще раз крикнул юнец и вдруг опустился на землю, обхватив руками голову.
- Да если б Альбатрос был жив... - проговорил он с глухим отчаянием, - Если бы я мог верить, что он жив... Если б мог надеяться, что когда-нибудь встречу его... Просто, чтобы взглянуть... чтобы услышать его голос... Я бы, наверное, даже не стал говорить, что он для меня значит... что он дал мне больше, чем родители, больше, чем учителя! Что он был мне как лучший друг, который ни разу не обманул и не предал! Как старший брат, на которого я равнялся во всем. Что я всегда искал у него совета и всегда получал его...
Конь опять заржал истерично. И ему вторило громкое уверенное ржание совсем рядом.
5.
Всадников было пятеро. Здоровенные амбалы в темных плащах с эмблемами герцогской стражи на плечах. Возникли из утреннего тумана и наскочили со скоростью урагана, ссыпались со своих взмыленных лошадей и также ураганно взяли в оборот, крича в пять луженых глоток:
- Патруль! Удостоверения! Предъявить! Живо! Поворачивайтесь! - и придавая ускорение тычками утяжеленных рукавиц.
Юнец мой, совсем позеленевший, трясущимися пальцами теребил застежку ворота, торопясь вынуть документы. Вынул.
Один из стражников выхватил нетерпеливо, кинул второму - в плечах пожиже, как я догадался, писцу.
Писец развернул, прочел громко:
- Эрнандо Туир из Тирса.
Другой стражник, с эмблемой покрупнее - начальник патруля, отрывисто пролаял:
- Из Тирса? В Герцогстве зачем?
- Проездом, - пролепетал юнец. - В Рирское княжество.
- Проваливай! - писец швырнул ему удостоверение. Юнец, разумеется, не поймал и присел, шаря в мокрой траве.
- Ты? - гаркнул, поворачиваясь ко мне, начальник патруля. - Удостоверение!
Протянул ручищу.
Я покорно принялся выворачивать карманы.
- Шевелись!
Сзади, поторапливая, ткнули под ребра чем-то весомым.
Юнец нашел свой документ и, зажав в руке, застыл с приоткрытым ртом.
- Вали отсюда, - бросил ему начальник и снова обернулся ко мне:
- Ну?!
- Кажется, потерял, - с тяжким вздохом прошептал я, изо всех сил себя ощупывая.
Начальник двинул бровями, и двое стражников, торчащих поодаль, сдвинулись и сжали меня с боков.
- Тридцать секунд, - равнодушно щурясь предупредил начальник и повторил в сторону юнца:
- Проваливай, я сказал.
Но чертов щенок и не думал убираться. Отступил на шаг и пялился, вытаращив глаза.
- Нету, - объявил я и для убедительности собирался развести руками, но не дали, ухватив и вывернув их за спину.
- Нету, так нету, - согласился начальник и принялся отвязывать прикрученную к поясу веревку.
- Он врет! - воскликнул вдруг юнец. - У него было удостоверение! Точно было!
- Ну, если парню захотелось покачаться, мы ему это обеспечим, - хохотнул писец.
- А вон и качель подходящая, - заметил тот, что был сзади.
Я не видел, куда он показывает, честно говоря, мне это было уже безразлично.
Начальник деловито дергал конец веревки, проверяя, как скользит петля.
- Стойте! - крикнул вдруг юнец и, вьюном подскочив под локтем возившегося с веревкой начальника, оказался прямо передо мной.
- Не надо! - прошептал он отчаянно, ловя мой взгляд. - Пожалуйста, не надо!
- Говорили тебя убраться, - сказал я безнадежно и отвернулся туда, где над лесом розовел край неба - вставало солнце.
- Он тебе, что, родственник? - спросил писец.
- Нет. То есть не совсем, - сбивчиво затараторил юнец. - Но я могу засвидетельствовать его личность!