Аннотация: История о том, что нельзя отдаваться одной одержимости, и о том, что будет, если зависеть от полёта дракона.
Иеремия Тайлер увидел дракона.
Глаз дракона притворялся полумесяцем, а очертания самого мифического существа - лишь разлохмаченным ветрами облаком, но Иеремия видел дракона: величественного, заслонившего почти всё небо своими широко раскрытыми крыльями, являющего собой силу и мощь, живую энергию, воплощенный призыв к борьбе с бесконечно далёким светилом.
А дракон увидел Иеремию Тайлера.
Тайлер - мало кто называл его по имени - любил смотреть на небо. Едва выдавалась свободная минута, или просто не удавалось заснуть ночью, он садился в свой автомобиль и выезжал из города. Он никогда не планировал маршрут, лишь ехал так, как ему хотелось, фотографируя всё, что вызывало его восторг. Иеремия не был фотографом, но ему нравилось запечатлевать мгновения, которые ни видел никто, кроме него самого. А работал он в офисе - огромном прямоугольном надгробии, сером, с желтоватыми полосами на плохо склеенных плитках потолка и стен. Даже наведенный арендатором лоск и новейшая техника не могли скрыть убожества здания. Иеремия существовал не там, его настоящая жизнь выглядела серой лентой дороги, пахла бензином и свежим снегом, мерцала свободными от городского света звёздами и звучала щелчками фотоаппарата.
Камеру Тайлер откопал на чердаке старого дома. Тогда он только переехал в душный мегаполис, и дом на окраине поразил Иеремию до глубины души. Невысокое строение, кажется, ещё со времён основания города стояло здесь и презрительно взирало на окружающий мир слепыми окнами, заносчиво отгородившись пилястрами от суеты . В доме оказалась куча барахла от прежних жильцов, которое новый владелец предложил выбросить. Тайлер решился сперва покопаться в хламе, с восторгом окунувшись в океан пыльных коробок.
Вскоре ему стало стыдно: чужие выцветшие фотографии в пожелтевших альбомах, кружевные салфетки, засушенные цветы - всё это было настолько личным, что начинало казаться, будто Иеремия здесь грязный вор, копающийся в чужих воспоминаниях. Конечно, Тайлер выбросил всё, кроме одной вещи: старенького фотоаппарата, от случайного нажатия на кнопку вдруг щелкнувшего. Иеремия затаил дыхание, когда из древнего прибора с шелестом вылезла картинка: старый чердак, враз обретший романтичную сентиментальность и трогательное чувство ностальгии по тем временам, в которые Тайлер никогда не жил. Будто линзы камеры оказались волшебными, переиначивая всё, что попадало в фокус.
С некоторых пор Иеремия не мог представить себя без этого древнего фотоаппарата.
Иеремия Тайлер увидел дракона. Он стыдливо отвернулся, нервно барабаня пальцами по столу. Он не мог больше смотреть на небо.
Ну же, что угодно. Что угодно, лишь бы закрыть эту пустоту внутри, ставшую центром самоё себя, выдравшую сердце с корнем и посадившую внутрь жадный зёв, высасывающий кровь, все соки из тела и души. И что угодно, сколько угодно, самозабвенно, захлёбываясь, бежать вперёд, мчаться, пытаясь заткнуть эту жрущую изнутри глотку, забросать её всем сразу! Что угодно, говорю же...!
И бежать, бежать, пока не выгоришь. Нет, это лишь в притчах ломаются в один кульминационный момент, а в жизни ты взбираешься вверх, стремишься изо всех сил, пока не осознаешь, что уже лишь катишься по инерции, всё медленнее и медленнее... Затем останавливаешься, падая на колени, а где-то позади - она, всепожирающая машина, которая поглотит тебя, высосет соки, перемолотит кости, а затем выплюнет изломанное что-то, уже не похожее на то, чем ты был. Надо бежать от неё, но - сидишь, не в силах шевельнуться, и ни на что уже не хватает, даже обычные прежде дела кажутся подвигом. Невыносимо тяжко улыбнуться Джанин в офисе. Приготовить себе чай. Почистить зубы. Поесть. Подняться с кровати. Даже дышать иногда слишком сложно, и тогда сидишь, надеешься на тихую анестезию смерти, но черта с два - втягиваешь воздух в себя с таким скрипом и болью, словно ты уже заржавел, и едва шевелятся порыжевшие до трухи шестерёнки...
Тайлер очнулся от этого сонного состояния, когда Джанин облокотилась о его стол:
- Джереми, - она произносила его имя на иностранный манер, - что-то не так? Ты давно не приносил фотографий.
- Нет, sweety, всё о'кей, - улыбнулся он. - Просто сломалась камера.
- Нет, - покачал головой Тайлер. - Слишком старая модель. Только на свалку.
- Жаль, - вздохнула Джанин. - Ничего, купишь новый. Ты достаточно респектабельный, Джереми, чтобы приобрести что-нибудь посовременнее. Хочешь, я помогу тебе выбрать модель?
- Да, пожалуй... Сегодня уже поздно, на следующей неделе сходим?
Иеремия Тайлер так и не сходил за новым фотоаппаратом. Спустя два дня после разговора с Джанин он не пришел на работу, обеспокоенная девушка нашла его в снимаемом им же доме, на чердаке, копающимся в пыльных пустых коробках.
- Он здесь, - лихорадочно бормотал Тайлер, не замечая Джанин, разрывая картон в поисках чего-то иллюзорного, - он где-то здесь...
Через три дня его госпитализировали. Черед полтора месяца он умер - угас, даже без агонии, тихо скончался, а его пальцы конвульсивно содрогались, пытаясь нажать несуществующую кнопку на боку камеры.