Пограничная застава. Все как положено. Высокая зеленая вышка. Аккуратно выкрашенное в белое казарма, под старой черепичной крышей. Ровный серый прямоугольник плаца, для разводов на дежурство, и для строевой подготовки. В углу плаца на высоком флагштоке развивается красный флаг.
Безжалостно палит солнце. Редкие прозрачные облака не спасают от адской жары. Здесь дожди большая редкость. К жаре невозможно привыкнуть.
Несколько невысоких деревьев неизвестной породы прижимаются к казарме. Каждый вечер, когда жара идет на спад, мы деревца поливаем. Иначе они засохнут.
В двух километрах небольшой поселок. Иногда заходят местные. Сегодня пришел старый дедушка. Невысокого роста, худощавый, кривоногий. Не смотря на жару, дедушка был одет в толстый длинный халат, перевязанный кушаком, а на голове мохнатая папаха.
- Салам, - весело ответили я и мой дружок Гафур Мухамедов.
Мы по очереди пожали смуглую, сухую, но очень сильную руку старика.
Присели на врытые в землю колеса. Колеса на солнце сильно нагрелись, Сидеть было неудобно. Лично я себя чувствовал, как карась на сковородке.
- Как служба сыночки? Тяжело? - спросил дедушка.
- Тяжело, но мы прорвемся, - ответил я.
Дедушка удовлетворенно кивнул головой.
На востоке не принято сразу переходить к делу, поэтому дедушка спросил нас сначала про здоровье родителей, потом поинтересовался, откуда мы родом.
- Вы бы могли мне, досточек ненужных дать? - наконец перешел к делу старик.
В этой местности дерево, можно сказать, было на вес золота. Большой дефицит. У нас на заставе скапливался всякий хлам. Разбитые ящики, поломанная мебель. Начальник заставы разрешал отдавать местным все это барахло. Аборигены забирали все.
- Местных не обижать. С местными дружить надо. Живем рядом, - говорил начальник заставы.
Мы и дружили.
Я принес несколько поломанных ящиков. От себя добавил штук двадцать гвоздей "соточек". Дедушка довольно прищелкнул языком.
- Якши! Хорошо.
- Дедушка вы давно здесь живете? - спросил я
- Всю жизнь... - вздохнул старик, - Когда я такой же молодой, как вы был, я здесь против большевиков воевал в отряде басмачей.
Меня словно ведром холодной воды окатило. Ничего себе заявочка!
Я совсем по-другому посмотрел на старика. Сейчас этот старый басмач, из под халата достанет обрез или кинжал и... Дед, не смотря на свои года еще очень крепок.
Старик, наверное, почувствовал мое напряжение и усмехнулся. В мою сторону он даже не смотрел.
- Все давно прошло. За свои подвиги я честно отсидел.
- Дедушка, а почему вы были у басмачей? Вас заставили? - решился я спросить.
Старик немного вспыхнул:
- Никто не заставлял меня. Я сам пошел в отряд!
- Но почему? Вы, что были против советской власти? - я не знал, что и думать.
- Да я был против советской власти. Я сражался против большевиков. Вот этой рукой... - дед потряс своей костлявой рукой в воздухе, - Я лично в боях зарубил тридцать кызыл аскеров, (красных солдат. Или просто красноармейцев).
Дед чуть сдвинул папаху к верху, показал нам небольшой шрам.
- Это меня в бою, саблей кызыл аскеры достали. Еще с десяток шрамов у меня на теле от вражеских сабель. Насмерть бились.
Я вглядывался в это смуглое хищное лицо бывшего басмача. Я любил рисовать, просто так для себя. И мне очень захотелось нарисовать этого старого храброго человека.
- Дедушка я все-таки не понимаю, почему вы против большевиков воевали, - не отставал я.
- Что мне дали большевики? Ничего. А бай мой, мне помог. За жену калым платить надо, а семья моя бедная был. Бай заплатил калым. Большевики пришли все забрали у бая, и у нас забрали. Бай отряд собрал. Меня позвал. Коня подарил, ружье подарил. Я пошел не только за бай воевать, но и за свою семью. - старик замолчал, - Потом нас разбили. Суд был. В Сибирь отправили. Потом отсидел, вышел. Назад вернулся. Жена и сын от голода умер. Зато мы живем при советской власти...
Старик замолчал. Помрачнел. Видно тяжело ему дались воспоминания.
"Услышал бы особист, о чем мы здесь болтаем с местным населением" - невесело подумал я.
Старик поднялся и сгорбившись молча ушел в сторону поселка, таща на спине жалкие досточки в рваной мешковине.
У меня, у комсомольца тогда впервые возникла крамольная мыслишка: "А ведь старик по-своему прав. Получается, что революцию, которую делали для народа, не всему народу пришлась по душе".
Это сейчас все расставили по своим местам. В восьмидесятых много было неизвестно о нашей революции, о гражданской войне.
Я часто потом вспоминал, про старого храброго воина.