Роллин Бетти : другие произведения.

Сначала ты плачешь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Представлены фрагменты социально-значимой книги "Сначала ты плачешь" (First You Cry) американской журналистки Бетти Роллин (Betty Rollin) из серии "нон-фикшн". Это история, пережитая и рассказанная автором после обнаружения у нее рака молочной железы. Книгу можно приобрести на российском сайте (в электронном или бумажном формате) или канадском сайте (в бумажном формате). Все авторские отчисления переводятся в фонд "Подари жизнь".
  Бетти Роллин
  СНАЧАЛА ТЫ ПЛАЧЕШЬ
  
  1976, 2000 Rollin, Betty
   А. Хрущева, перевод
  
  
  
  'И забавно, и грустно... и удовольствие от знакомства с автором, способным без предрассудков, не нарушая традиций, описать с пониманием всех противоречий современной женщины сложность нашего бытия...'
  'New York Times', Книжное обозрение
  
  'Смелая, бескомпромиссная книга, вобравшая весь ужас ночных кошмаров этой неординарной женщины. Пикантная, язвительная, не упускающая из виду комическую сторону событий писательница Бетти Роллин проницательно исследует и раскрывает перед нами вызванные телесной травмой эмоциональные и сексуальные проблемы. Восхитительная, глубоко трогающая откровенность'
  Cosmopolitan
  
  'Книга захватывает и не отпускает до самого конца. В ней все проблемы, с которыми сталкивается сегодня практически любая женщина. Немало мужества требуется автору без самообмана взглянуть им в лицо'
  Бетти Фрайден, автор книги 'Тайна женственности' (The Feminine Mystique)
  
  'Стоит прочесть!'
  King Features Syndicate
  
  'Изумительно откровенная, пронизанная теплотой и трогательной искренностью, блистательно и живо написанная книга; ни одна прочитавшая ее женщина не останется равнодушной'
  United Press International
  
  'Неординарная, оставляющая глубокое впечатление книга об окружающей действительности, любви, браке, другом мужчине и ... раке груди'
  Vogue
  
  
  
  
  Миллионам тех, кто пережил рак молочной железы, и в память о тех, кого он у нас отнял.
  
  ПРЕДИСЛОВИЕ
  
   Не ищите в своем почтовом ящике поздравления с благополучным исходом вашей встречи с раком. Даже в двадцатипятилетний юбилей. Что ж, пусть будет так! Лично я не нуждаюсь в любезностях подобного рода. Как ни в чем другом, я уверена - мне выпал счастливый жребий. И причина только в одном - я все еще дышу. Вдохнуть и выдохнуть полной грудью - мое любимейшее занятие! Возможно, ваше тоже, если, не дай Бог, операция по удалению раковой опухоли или недуг, неважно какой, грозили отнять у вас эту радость.
   Честно говоря, двадцать пять лет назад, работая над книгой, я не слишком-то углублялась в вопросы жизни и смерти. Мне было тридцать девять, и предметом моих волнений и тревог была грудь, с которой пришлось расстаться. Не зная никого в своей среде, кто попал бы в такую ситуацию, я считала себя белой вороной, хотя что-то мне подсказывало - дело обстоит не совсем так.
   И действительно, исключительность моего положения была лишь плодом собственного воображения. Стоит, однако, заметить: шел 1975 год и едва ли кто осмеливался вслух произнести слово 'рак' (в некрологах даже существовал определенный штамп - 'такой-то или такая-то скончался (-лась) после тяжелой и продолжительной болезни'). Немногие решались вымолвить слово 'грудь' и уж совсем считанные единицы - оба слова вместе. Откуда мне было знать, что рядом со мной немало лишившихся груди женщин, когда мы не общались между собой и хранили случившееся с нами, как великую тайну.
   Но я решила не прятаться, а написать обо всем книгу. Скверная штука рак, думала я, и все же история, связанная с ним, вряд ли кому покажется скучной, возражал сидевший во мне репортер. Между тем, я понимала: без искренности перед собой и читателями мне вряд ли кого удастся заинтересовать своей книгой. Да и осуществить свой замысел в 1975 году было не так-то просто - в те времена откровенность в современном ее виде вряд ли существовала. И тогда весь бушевавший в моей голове хаос я обрушила на бумагу. Закончив работу, я снова почувствовала себя в седле (разумеется, не той, что раньше), которое к тому же оказалось и удобнее и прочнее. А потом выяснилась поразительная вещь. Книга помогла не только мне, но и тем, кто ее прочитал (по их собственному утверждению), что озадачило и даже смутило меня. Слова благодарности за ничем не прикрытый эгоизм!
   Впрочем, и сегодня переиздание книги вряд ли может вызвать ликование. Кому была бы она интересна, не поражай болезнь каждую девятую женщину и не холодей остальные восемь от ужаса стать ее жертвой? В тот момент, когда я пишу эти строки, нет никаких объективных данных, - при всех достижениях в этой области, а они, поверьте, немалые, - позволяющих однозначно ответить на вопрос, почему рак молочной железы поражает такое большое число женщин, а значит, по-прежнему неизвестны способы борьбы с ним.
   С каким восторгом обменяла бы я стойкий успех своего творения на известие о победе, - о которой, надеюсь, услышать еще при жизни - над болезнью, ставшей причиной появления этой книги.
  
   30 сентября 1974 года из нью-йоркского Гуттмановского института диагностики заболеваний груди корреспондент отдела новостей компании Эн-би-си вела репортаж. Речь шла о широком резонансе, вызванном сообщением о перенесенной женой президента Соединенных Штатов операции мастэктомии, и о том, как напуганные им женщины повсеместно устремились в ближайшие маммологические кабинеты. В репортаже подчеркивалось, - страх продуктивен и побуждает многих действовать.
   Стоя перед камерой, корреспондент особо отметила: 'Причин для тревог оказаться в числе больных более чем достаточно. И все же не иначе как безрассудным можно назвать поведение тех женщин, кто предпочитает - в надежде обмануть судьбу - постоянный страх вместо обследования, цель которого лишь выявить возможное заболевание. Сообщение о болезни таких известных женщин, как Бетти Форд, помогло многим преодолеть нерешительность и получить шанс спасти свою жизнь'.
   Корреспондент всего лишь выполняла свою работу. Ей было известно о решающей роли ранней диагностики и доброкачественном характере большинства новообразований. Она была знакома практически со всеми видами мастэктомии, - радикальной, простой и т.д., - и с противоречивыми мнениями по поводу их эффективности. Она разбиралась во многих вещах. И, тем не менее, стоя перед включенной камерой и информируя нацию об известных ей фактах, она не знала одного. Ей и в голову не могло прийти, что раком больна она сама.
  
   Опухоль появилась у меня год назад. Думаю, не меньше. Она представляла небольшое твердое образование размером со спелую виноградину, и была практически незаметна, если не нащупать ее влево от соска у самого основания левой груди. Я знала о ней. Знали о ней бывший муж, мой терапевт и мой маммолог - оба теперь тоже бывшие. Но беспокойство она вызвала только у моего мужа Артура Герцога, который и обнаружил ее во время нашей близости весенним вечером 1974 года.
   - Что это? - спросил он. 'Не знаю'. 'А по-моему, опухоль', - настаивал он. 'М-м-м', - уже почти засыпая, промычала я. 'Может, провериться?' 'Да-да, обязательно', - буркнула я и тут же отключилась.
   Разумеется, осмотр я прошла. 'Ничего серьезного, - заверил меня терапевт (назовем его д-р Смит). - По виду напоминает нередко встречающуюся у женщин кисту. На всякий случай направим-ка вас к маммологу'.
   И я отправилась к маммологу. 'Никаких причин для волнения, - рассматривая на свет снимок, подтвердил он (назовем его д-р Эллби). - Приходите-ка через годик, и мы обследуем вас снова'.
   Уф! Наконец-то можно расслабиться. Пусть не совсем, но какое счастье вырваться из этого заведения!
  Маммограммы - рентгеновские снимки молочной железы позволяют, по крайней мере, в теории выявить любые, даже едва заметные отклонения в ее структуре, хотя сама процедура их получения - занятие малоприятное. В отличие от рентгенографии грудной клетки, где вам нужно лишь расправить перед облучающим аппаратом плечи, маммография требует от вас своеобразного участия. Предварительно, еще до начала съемки, маммолог пальпирует (прощупывает) по очереди каждую грудь, - обязательное, тщательно продуманное, но ужасно нервирующее медицинское обследование. Затем с бумагой в одной и кошельком, лифчиком, блузкой и разными мелочами в другой руке вы направляетесь в соседнюю комнату, где обнаженная по пояс, поеживаясь от холода, опускаетесь перед огромным аппаратом на невысокую табуретку. Техник, молодая девушка, как правило, неразговорчивая и вечно куда-то спешащая, берет вашу грудь и, как кусок говядины, укладывает на металлическую пластину. Затем взлетевшая вверх рука поворотом рычага опускает на нее другую металлическую пластину, окончательно превращая вашу бедную расплющенную грудь в начинку бутерброда. 'Скажите, когда будет больно', - став как бы частью аппарата, произносит юное создание. 'О', вскрикиваете вы, и давление на рычаг ослабевает. 'Не дышите', - следует команда, (разве такое возможно?). Дверь хлопает. Щелчок. Снова хлопает дверь. 'Дышите'. Далее, напоминая балет, все то же, но с другой стороны. (Поворот рукоятки. 'Не дышите'. Хлопает дверь. Щелчок. Снова хлопает дверь. 'Дышите'). Вот и все. Но домой идти нельзя. Пока нельзя. Вы проходите в комнату, где на стульях красного дерева и небольших диванчиках сидят женщины - некоторые с потрепанными журналами в руках - и ждете. Отпустят - рак не обнаружен. Вызовут для дополнительного исследования - тут уж, как говорится, ничего исключить нельзя. Но слово 'рак' ни здесь, в приемной, ни там, в кабинете, не упоминается ни разу. Оно, как непроизносимые в словах буквы, беззвучно витает в воздухе.
   Так или примерно так думала я в тот июньский день в тоскливой приемной д-ра Эллби, ожидая результата в атмосфере глубоко скрытого страха, сравнимого разве что с ужасом 'жертв насилия'.
   И хотя подспудные опасения исчезли сразу после отрицательного заключения, полностью освободиться от них я смогла только через неделю, когда д-р Смит, изучив маммограмму, подтвердил, - никаких оснований для волнений. В огромном Нью-Йорке д-р Эллби считался в маммологии светилом первой величины ('Хирурги посылают к нему своих жен', - убеждал меня позднее один из его приятелей), а д-р Смит (кстати, тоже с безупречной репутацией) почти восемь лет был моим терапевтом. Ни у того, ни у другого моя опухоль не вызвала ни малейшей тревоги. С какой стати беспокоиться мне?
   - Давай без глупостей, - огрызнулась я, когда спустя месяц Артур снова завел о ней речь. - Не делай из мухи слона. Что ты собственно хочешь, ведь обследование я прошла.
   - Но она такая твердая, - жалобно настаивал он.
   - А фи-бро-аде-но-ма другой и не бывает - произнесла я по слогам, довольная еще и тем, что вспомнила название. - Киста, как правило, твердая и встречается у многих женщин, но никто при этом, заметь, не считает, что у них рак.
  
   ...И все это безумное время я каждое утро уходила на работу, возвращаясь лишь под вечер. Думаю, вряд ли кто заметил мою одержимость. Возможно, потому, что все чаще и чаще я стала выходить из нее, изливая преследовавшие меня бредовые мысли на лист бумаги и относительно сносно существуя остальное время. Порой я напоминала себе одного из тех обезумевших типов, расстрелявшего с крыши 14 ни в чем неповинных людей, о котором соседи впоследствии скажут: 'Невероятно! Но он был такой скромный, такой вежливый!' И тут обнаруживается дневник полностью невменяемого человека.
   Впрочем, это не помешало мне несколько раз и в самые неподходящие моменты, утратив над собой контроль, допустить оплошность. Взять хотя бы званый обед в Принстоне с участием известных интеллектуалов из республиканской партии. Место, явно не подходящее для эксцентричных выходок.
   Меня усадили рядом с историком Эмметом Джоном Хьюджем, исполнявшим какое-то время обязанности спич-райтера президента Эйзенхауэра. И что же я слышу от себя в ответ на его ни к чему не обязывающий светский вопрос? 'Недавно мне удалили грудь. Вот теперь пытаюсь свыкнуться с этим'.
   'О-о-о', - и вилка в его руке, не достигнув места назначения, замирает. А ведь такого рода откровения я позволяла себе лишь первое время, и то с приятелями, к числу которых явно не относился мой собеседник. Не понимаю, как это вышло. И уж, конечно не он был тому причиной.
   В своей книге 'Вдова' Линн Кейни описывает, как после смерти мужа, чувствуя себя на грани утраты рассудка, она совершенно неожиданно для себя рассказала о постигшем ее несчастии сидевшей рядом в автобусе незнакомке. Мне приходилось и раньше слышать о том, как человек в состоянии переполняющей его радости или горя выплескивал их на первого встречного. Но почему? Поразить чье-то воображение? Отчасти, да. Испытываешь что-то пьянящее при виде собеседника с застывшей на полпути ко рту вилкой.
   Другой мотив - стремление избавиться от чувства отчужденности, впервые нахлынувшего на меня в гостях неделей раньше. Мне вовсе не хотелось пережить его снова. Требовалось выговориться, ослабить надвигавшийся приступ и хоть как-то сгладить пропасть между бушевавшим в душе хаосом и не замечавшим его внешним миром.
   Разумеется, не каждого своего собеседника я подвергала такому испытанию. В свою очередь жертвы моих атак, несмотря на испытанный шок, старались отнестись ко мне с пониманием. Иногда они даже делились собственными переживаниями, которые звучали если не так трагично, то, по крайней мере, были не менее интересными. Хьюдж, например, придя в себя после первых минут замешательства, рассказал о том, как справляется со своими эмоциями, как преодолевает преследующий его иногда страх смерти и еще о чем-то в том же духе. Кстати, порой такого рода разговоры вносят хоть какое-то оживление в совершенно бесцветную ткань светских мероприятий.
   То, что на мои откровения люди откликались собственными признаниями, меня не удивляло. В сфере своей профессиональной деятельности мне не только неоднократно приходилось наблюдать, как другие используют такой прием, но и самой прибегать к нему. Еще во времена работы в журнале 'Лук', стараясь при подготовке биографического очерка расшевелить своего героя, я могла поделиться с ним кое-какими деталями из своего личного опыта. Вполне практичный, результативный и, честно говоря, неплохой способ разговорить собеседника. При соблюдении условия: я рассказываю о себе, а ты - о себе, интервью превращалось в диалог двух равноправных участников.
   К слову сказать, обязательство не слишком обременительное. Большинство тех, у кого я брала интервью (звезды кино, шоу-бизнеса, политики) отличались поразительным нарциссизмом и отсутствием малейшего, даже наигранного интереса ко всему, что не касалось их лично. Хотя проигнорированные ими истории могли оказаться не менее пикантными, чем их собственные. Так что в мою задачу входило лишь терпеливо и бесстрастно выслушать живописуемые ими саморазоблачения. И такая тактика хорошо срабатывала. Если все же условие приходилось выполнять, то редко когда моя откровенность оставалась без встречной исповеди.
   Итак, как только мне становилось невмоготу от непосильного груза, я делилась им порой с малознакомыми, но чем-то располагавшими к себе людьми. Моим слушателем могла стать парикмахерша в салоне красоты, профессор математики на коктейле или продавщица из секции банных халатов в торговом центре. В число посвященных попали Юджин и Бэт Кулидж, по-детски прямолинейная, не лишенная снобизма школьная подруга из Бостона, предложение которой целый день занимало мое воображение. 'Дорогая, - процедила она сквозь зубы, - прицепи сюда симпатичную сумочку, и выкинь остальное из головы'. По оригинальности оно уступало, пожалуй, лишь выдумке Сьюзан Вуд - нанести на опустевшее место татуировку. 'А потом, - добавила она, и в ее круглых глазках за стеклами небольших очков появился сумасшедший блеск, - мы сфотографируем тебя и разместим твое ню в 'Вог'.
   Увы, не многие способны на такой сногсшибательный совет. Не каждый мог в ответ на мои откровения поведать историю, не менее занимательную, чем моя, или хотя бы сохранить приличие. Некоторые бледнели и спасались бегством; другие покидали сразу, не церемонясь. Понять их можно. Вряд ли стоит, оказавшись в роли жертвы, рассчитывать на особое внимание. Люди не слишком-то жалуют тех, кто, потерпев катастрофу, выглядит к тому же или ведет себя с их точки зрения неприлично. Мой рассказ о постигшем меня несчастье обострял в них чувство собственной уязвимости. 'Если подобное случилось с такой особой, как она, чего ждать мне?' Кому понравятся непрошеные мысли о подстерегающей тебя горькой участи?
  
   Приблизительно тогда же в моей жизни стали разворачиваться совсем уж сумасшедшие события. Как только отношения с Артуром, включая и интимные, сошли на нет, завязавшийся с Дэвидом телефонный роман начал, подобно разогревающемуся двигателю, набирать обороты. Звонил он почти каждый день. Если вблизи оказывался Артур, клал трубку, но спустя какое-то время звонок раздавался снова. Без устали заверял он меня в своей любви, и в том, как всегда мечтал жениться на мне и соединить наши судьбы, даже когда я была замужем за Артуром. Молча, страшась неизвестности, терзаемая чувством вины - не столь, правда, острым, как раньше - внимала я его словам, не зная, как к ним относиться. Но определенно могу сказать - они мне нравились. Казалось, болезнь спишет любые мои прегрешения, и я продолжала слушать. Порой, точно очнувшись, я спрашивала себя: 'Ну, не безумие ли так себя вести? Но как выйти из игры, когда она тебе нравится?'
   Не впервые я теряла контроль над собой, но впервые хоть и мучимая страхом не пыталась его восстановить...
  
   ...Тем временем г-жа Лассер жестом пригласила меня войти и плотно прикрыла дверь. 'Бедная девочка! Вы обратили на нее внимание? Всего три недели как из больницы, а мужу уже не терпится вернуть 'всё' на свои места - театрально зашептала она, многозначительно акцентируя слово 'всё'. - Причем, так настойчиво'. 'В каком смысле?' 'Видите ли, ему кажется, что процесс восстановления можно как-то ускорить, а ее это ужасно угнетает. Пришлось серьезно поговорить с ним. Впрочем, не уверена, подействовали ли на него мои аргументы'. 'Едва ли небольшой разговор способен повлиять на семейные отношения - заметила я, - но в чем-то и он может оказаться полезным'.
   - Кстати, как ведут себя большинство мужей в подобной ситуации? - продолжая тему, спросила я.
   - Как правило, хорошо. Гораздо чаще причина лежит в самой женщине.
   - Самое плохое, когда муж и жена недопонимают друг друга, - рассуждала г-жа Лассер. - Порой, правильно оценивая положение дел, он не требует от нее таких вещей как секс, например. Она же ошибочно принимает его поведение за охлаждение. В других случаях, наоборот, муж бывает слишком нетерпелив. - Но главная проблема, по мнению г-жи Лассер, не в том, как муж относится к жене, а как последняя воспринимает себя сама.
   Она замолчала, но, заметив в моих глазах интерес, продолжила. В ее практике встречались женщины, так никогда и не осмелившиеся взглянуть на свое прооперированное тело. Одна из них покончила с собой, а другая перестала спать в одной постели с мужем, уходя на ночь в другую комнату. 'А не связано ли поведение этих женщин с их возрастом?' - поинтересовалась я. 'Ни в коей мере' - безапелляционно отвергла она мое предположение. Покончившей с собой женщине было за шестьдесят. Впрочем, ее случай особый - в прошлом оперная певица она, как люди ее типа, продолжала до старости считать себя красавицей и попросту не могла смириться с изменившимися обстоятельствами. Разумеется, как в таких случаях часто бывает, не обошлось без сопутствующих проблем.
   'Извините, мне пора - вдруг услышала я свой голос. - Спасибо за все'. Описание чужих несчастий, какими бы поучительными они не казались, уже не вызывали во мне, как когда-то в больнице, чувства превосходства. Наоборот, ее истории, подкрепленные моим собственным горьким опытом, повергли меня в такое уныние, которое с трудом удалось преодолеть лишь несколько дней спустя. И дело было не в г-же Лассер. Из головы не выходило навсегда застрявшее в памяти лицо женщины с соском, напоминавшим бумажный стаканчик.
   Возвращаясь домой, я не замечала проплывавший за окнами автобуса городской пейзаж. Перед глазами стояла Бетти Форд, приветливо машущая рукой с балкона Белого Дома. А ведь при всем внимании средств массовой информации к стойкости этих действительно замечательных женщин, печальная сторона их жизни остается за кадром, неожиданно отчетливо осознала я. Считается естественным (хотя, причем тут естественность?) - не упоминать о ней.
   Их гордо вскинутые подбородки должны были вдохнуть в вас заряд бодрости. А между тем, подумала я, рассказ о малоприглядной стороне болезни мог бы в не меньшей степени поддержать многих женщин. И если уж я когда-нибудь соберусь написать о случившемся со мной, то обязательно поведаю читателям о трагической составляющей своего опыта, поклялась я, глядя в окно двигавшегося по Третьей авеню автобуса. Пусть женщины в своих страданиях знают - они не одиноки. Пусть пример моих ошибок многократно укрепит их мужество.
   Что касается меня, то именно возня с протезом во многом помогла мне стряхнуть с себя уныние. Оглядываясь назад, я еще раз убеждаюсь в этом. Лучше уж бороться с гложущей вас тревогой, решая конкретную задачу, чем пытаться успокоиться или сосредоточиться на чем-то приятном. Совершенствование протеза отвлекло меня от мрачных мыслей ничуть не хуже, чем плетение корзин или лепка из глины на занятиях трудотерапии, вряд ли имевших бы успех в моем случае. Лично я предпочту обдумывать конструкцию съемного соска.
   И все же справиться с овладевавшим мной подавленным настроением удавалось не всегда. Порой оно атаковало меня внезапно, что-то вроде удара сзади, как в случае с историями г-жи Лассер или, например, во время ритмической гимнастики, которую я решила возобновить, едва рука пришла в норму. Пятиминутная разминка заканчивалась упражнением 'бег на месте' (до ста раз). Я делала его без лифчика, а чтобы при беге груди не подпрыгивали, придерживала их руками. В первый же день после всех приседаний и вращения ногами, перейдя к завершающей части, я машинально приложила руки к груди. Мгновение спустя мозг просигналил: под левой рукой пустота. Опустив руку, я попыталась продолжить, но приступ судорожных рыданий прервал мои занятия...
  
  
  ЭПИЛОГ
  
   Прошло двадцать пять лет, и утрата груди, как я и предполагала, оказалась далеко не самым страшным из того, что с тобой может произойти в жизни. Именно так заканчивалась моя книга. Мое мнение не изменилось и после удаления в 1984 году второй груди. Помню только, я все время в раздражении повторяла: 'Минутку-минутку. Мы все это уже проходили'. Впрочем, и тут не все оказалось так мрачно. К тому времени на рынке искусственных протезов как раз появились салевые имплантанты, которыми я немедленно обзавелась. Ведь вторая операция сделала мою фигуру совсем плоской. По виду имплантанты напоминают маленькие подушечки, заполненные вязким раствором. Но что особенно мне в них нравится - они прекрасно держат форму. А значит, если не забывать об общих примерочных в магазинах дешевой одежды, можно вообще обходиться без лифчика. Одним словом - благодать!
   Но не только этим памятны истекшие годы. По-прежнему мое любимое занятие, как говорилось в предисловии, дышать полной грудью. Теперь такую точку зрения разделяю не только я. Нас много, кто, несмотря на заболевание, с радостью встречает каждое утро наступающего дня. Как никто другой мы знаем, - смерть прошла от нас в двух шагах, и пока нет рецидива - фортуна на нашей стороне. Просто удивительно, какой удачливой и счастливой можно себя чувствовать уже после того, как тебе поставили этот страшный диагноз. Разумеется, не сразу, - должно пройти время. И все же у меня нет никаких сомнений, - со своим онкологическим заболеванием я живу более полноценно, чем многие здоровые люди. В отличие от них для меня смерть - реально нависшая угроза, и я высоко ценю предоставленный ею шанс жить.
   Было бы абсурдно начать расхваливать свою болезнь, и все-таки по-своему она стимулирует мою жизнь. И в первую очередь из-за связанного с нею постоянного ощущения опасности. Безусловно, страх - фактор отрицательный. Разъедая человека изнутри, он действует как яд. В то же время, утверждает медицина, некоторые яды в малых дозах действуют как возбуждающее средство. А потому страх перед рецидивом и шагающей за ним по пятам смерти может - подобно толике яда - чудесным образом преобразить вашу жизнь, сделав вас менее восприимчивой ко многим ее неприглядным сторонам. Вас уже не будут так пугать надвигающаяся старость, босс на работе, супруг дома; вы перестанет бояться кому-то не понравиться, потерпеть неудачу или оказаться банкротом, позвонить и вызвать сантехника. Самый суровый руководитель - ничто в сравнении со Старухой с косой. Или взять личные отношения. Если вдруг вам становится ясно, что кому-то вы не по душе, вы просто собираетесь и уходите. Вы не будете тратить время на выяснение отношений, которого у вас, возможно, осталось не так много.
   Не то, чтобы я 'потеряла вкус к жизни', просто здравый смысл подсказывает - не бери на себя непосильных задач. Стоит ли заниматься ими в оставшиеся годы? Смерть может явиться гораздо раньше, чем ты предполагаешь. Но здесь многое зависит от того, что вы за личность и нравится ли вам ваша работа. Себя я отношу к тем, кто получает от работы удовольствие, и рак всего лишь помог мне найти занятие по душе, в отличие от того, чем я занималась до болезни. Взять хотя бы эту книгу. Или другую - 'Последнее желание', где я рассказала о последних днях своей мамы. И обе они имели успех, хотя поначалу никто в это не верил. Помню, работая над книгой, я не раз говорила себе - пусть ее ждет провал (в душе, разумеется, надеясь на лучшее), но я обязана ее закончить. Мне самой было важно поведать миру эти истории. И все время меня подстегивала мысль - успеть, пока болезнь вновь не выпустила когти.
   А еще постигшее несчастье научило меня разбираться в мужчинах, окончательно разрушив мой девичий мазохизм. Получив однажды сокрушительный удар от представителя мужского рода по имени 'рак', вы уже не захотите сносить взбрыкивание своих поклонников, и уж тем более мужа. Вне всякого сомнения, мой второй брак, состоявшийся в 1978 году, оказался намного удачнее первого. И дело тут не в везении. Просто выпавшие на мою долю испытания сделали меня эмоционально более зрелой. Да, от брака я ждала чуда, но вовсе не была готова, как раньше, идти ради него на любые жертвы.
   Не буду отрицать - успех и удача сделали меня, как никогда, жадной до жизни. А потому, даже если мой рак примет самые ужасные формы, я буду бороться до конца. Но и при таком исходе, оглядываясь на прожитые со времени первой (в 1975 году) операции годы, скажу лишь: они оказались самыми лучшими в моей жизни. Приходится признать - именно болезнь, способная в любой момент убить меня, сделала их такими насыщенными.
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"