Только ветер шумел за окном, хлопал бельём, трепал цветы. Она ждала - она даже не затопила камин, она ждала весь вечер. Её любимая клумба с ирисами сильно страдала от неистовства стихии, почти все маргаритки погнулись. Тонкие лилии, поломанные градом, излучали мистический оранжевый свет - ей всё казалось, что к дому бесшумно подъехала чёрная машина и светит фарами в окно. Нелюбимая кошка пила молоко_ стук блюдечка о каменные плитки. И опять она принялась вышивать портрет сына - теперь ей понадобились розовые нитки. Розовые...розовые, розовые нитки...их нет, нет в коробке. Кошка наступила на подол домашней юбки. Женщина вскочила с кресла, кошка тут же заняла её место. В саду лилии светили уже не так ярко. Она оглянулась, смахнула слезу. На каминной полке стоял портрет сына - в рамке, почти законченный: она не смогла найти голубые нитки для радужки. У него были голубые глаза...были.
Через час она пила чай_ стук ложечки о край чашки.
Через два часа кошка выкатила из-под дивана катушку голубых ниток. Женщина очнулась от беспокойной дрёмы. Взяла нитки, портрет, вышла на веранду. Ветер утих, но его недавнее присутствие ещё чувствовалось. Лилии, закиданные землёй, вырванными маргаритками.
Дошила портрет. Теперь её сын был ещё меньше похож на себя - но зато глаза голубели, они светились словно бы взамен лилий.
Вернулась в дом. На часах всего семь часов вечера, но темень была ночная. В коробке сверху лежали розовые нитки. Она схватила их, как будто боялась, что это не наяву. Кошка устроилась у женщины на коленях. Теперь лампу зажечь не было никакой возможности. Она, как говорит сын, "устала" от идеи вышить лицо розовым: теперь она решила сделать всё в модной красно-чёрной гамме. Лицо должно было быть красным. Фон - чёрным. Кошка с тоской взглянула на начатую работу. Вкус у женщины был крайне специфичен, больше всего в архитектуре она уважала викторианский стиль. Потому все стены в её загородном домике были завешаны картинками, вышивками, даже плакатами из журналов. Ламп в комнате насчитывалось пять штук, и у каждой абажур был расшит неутомимой рукодельницей. Сын всегда ходил в ярких свитерах, ею вязанных. Проблемы подарка кому-либо никогда не возникало: это всегда были безделушки, свитера, портреты, картинки в радикальной гамме.
Она была не старой ещё дамой, любила собак и жила в усадьбе - миль сто до Оксфорда. У неё была своя машина - двухместный "Пежо", и чехлы на сиденьях тоже были её работы.
Её мать как-то подарила ей коробку цветных хлопчатобумажных ниток, и с тех пор она держала нитки всех оттенков. От чёрного до фисташкового. Но последний год она, видно, стала совсем рассеянной - постоянно забывала докупать катушки, и такие неприятности, как нехватка какого-то определённого цвета, всё чаще случались с ней и всё больше нервировали. В данный момент она истерично рылась в глубокой коробке в поисках красных ниток. Ей попадались любые - сиреневые, люрекс, чёрные, белые, малиновые, розовые - розовые! - но не красные. Она укололась иголкой, торчавшей из одной катушки - с голубыми нитками. Капля крови как будто смеялась над женщиной, дразня своим бархатным, глубоким алым цветом. Секунда - и весь портрет был измазан красно-бурыми полосами, а кошка с выпученными глазами пыталась вырваться, сбежать; хвост её защемился между подлокотником и спинкой кресла. Наконец ей это удалось. Тут же в дверь, не закрытую на ключ, вошёл молодой человек. Был он тепло одет, в руке держал изображение девушки. Лицо девушки было изумрудно-зелёным, волосы - тёмно-синими, губы - белыми. И вышита она была крестиком. Мать сидела в кресле, перебирая нитки. Молодой человек подошел к камину, погрел озябшие руки. "Знаешь, мама, ей не очень понравилось. Она попросила сделать губы коричневыми. Ты что-то потеряла?" "Никак не могу...никак не могу найти нитки, красные, ты помнишь, такая большая катушка в пакетике, нигде нет." "Красные? Зачем?.." "Я придумала новые цвета для твоего портрета." Голос сына слегка потеплел. "Давай я поищу." Он зажег свет, посмотрел в коробку. "Мама, с тобой всё в порядке?" Женщина закусила губу. "Да, сынок, очень хорошо. Мне. Сегодня. Хорошо. В чём дело? Ты нашел?" "Да, но они лежали сверху. Только без пакетика." Она опять посмотрела на своего сына. Да, у него были голубые глаза. А сейчас они сизые - а ему всего тридцать. Она не давала ему повода нервничать, она любила его, как любят только поздних детей. Но он почти не жил с ней - юношей уехал в колледж, оттуда направился в Ливерпуль, Бристоль и остался в Бристоле в одной процветающей торговой фирме. Она не знала, что большинство её работ уже продано этой фирмой.
Так вот, в этот вечер её сыну дали запрос ещё на несколько вышивок, и он пообещал, что "всё будет".
Она угостила сына чаем, пожаловалась на соседскую кошку, что орёт все ночи, и ушла к себе наверх. Молодой человек остался в гостиной, рассматривая стены и ища что-нибудь новенькое среди шпалер, абажурчиков и его портретов. Обратил внимание на уже упакованный портрет - юноша с голубыми глазами.... Опять он. Сын вздохнул, но положил портрет в сумку. Прихватил со спинки кресла шарф с его инициалами(G.B. - Джеральд Бейкер, очень похоже на Great Britain), кошелёк с ярко-фиолетовыми розами. Очень удачно. "Мама, я поехал." Женщина спустилась, держа в руке вторую шкатулку с нитками. "Нигде нет красных ниток." "Я же тебе показывал - они в старой коробке, прямо наверху. Всё. Я опаздываю. Пока." Сын чмокнул мать в лоб, повесил на плечо сумку. Женщина улыбнулась: "Приезжай в воскресенье. Приедешь?" Он не ответил, неопределенно мотнул головой. Дверь захлопнулась сама.
Она подошла к креслу, взяла из коробки лежащую сверху катушку красных ниток. Присела. Вышила ещё часть портрета. Вдруг услышала запах палёной шерсти, поднялась наверх: кошка, видно играя, закатила под лампу моток бежевой шерсти, и он теперь дымился...
На следующий день она почти закончила портрет: остался фон. Чёрные нитки лежали у неё всегда в отдельном пакетике - чёрные и белые. Но пакетик был, и белые нитки в нем лежали. А вот чёрных - не было, как вчера - красных, и раньше - голубых и сиреневых...
В этот день женщину увезли в больницу с нервным срывом. Сын, узнав об этом, взял отпуск - и уехал на Мальту. А она лежала и бредила: "Уберите кошку... Кошка сожгла чёрные нитки." К утру ей стало лучше, и соседка по её просьбе принесла больной неоконченную работу и новую катушку чёрных ниток. Когда она вошла в палату, женщина лежала с закрытыми глазами. "Я принесла Вам то, что Вы просили. Чёрные нитки и портрет. Иголки тоже. Я пойду, хорошо?" Женщина не ответила. Соседка ушла, оставив предметы на тумбочке.
Через полчаса она открыла глаза, протянула руку к тумбочке. Перенеся на кровать пакет, она уже предвкушала не только работу, но и будущую реакцию сына - этот портрет обещал быть особенно красивым. Переделку изображения девушки она решила отложить. И вот, открыв пакет, женщина обнаружила там свою вышивку, игольницу - и моток зелёных толстых ниток. К катушке был прилеплен ценник. "Вот дрянь, - подумала тут же женщина о соседке. - Значит, фунт двадцать. Ну-ну." Вечером её выписали.
Придя домой, она открыла шкатулку с нитками. Чёрные лежали чуть сбоку, в пакетике. Три катушки. Ещё секунда - и весь пакет полетел в мусорное ведро. Она заплакала. На столе около камина лежали яркие сумочки - она сделала их к празднику специально для соседки, её дочери и подруги. Сумочки полетели в камин. Огня там не было, и женщина достала с полки длинные спички с розовыми головками. Зажгла одну и кинула прямо на сумочки. И так - несколько раз. Потом вытряхнула в камин мусорное ведро. И тут по воле случая под ногу ей попался хвост нелюбимой чёрной кошки - почуяв запах дыма и тепло, та пришла погреться. Женщина поскользнулась и, ища, за что ухватиться, обожгла правую, "рабочую" руку... Кошка встала и, как ни в чём ни бывало, ушла из дома. А её хозяйка осталась сидеть около камина, прислушиваясь к ощущениям и стараясь не смотреть на ожог.
Через два дня она сидела в кресле перед камином, её рука в бинтах покоилась на подлокотнике. В шкатулке, всё ещё открытой, нитки - все серого, сизого цвета. И глаза у сына её теперь на всех портретах сизые, и с тех пор она любит серых кошек.