Где мои семнадцать лет!
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ГДЕ МОИ СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ!
Приглашение на практику
Мне показалось, что Герка специально медлит. Будто и вовсе не собирается идти на занятие в техникум. И меня попридержал. Он вел себя как заговорщик. Когда наши товарищи по общежитию вышли, я спросил его.
- Ты хочешь открыть мне какой-то секрет?
- Посоветоваться хочу. Письмо получил от мамы. Все убеждает, чтобы я фамилию поменял. Отец платит на нас с сестрой алименты. Мама пишет, что потом я ему буду платить. А если поменяю фамилию, то он меня не найдет.
- И как же ты будешь тогда именоваться, Герман Ковалев?
- Белоглазов. А мне не нравится.
- Вот мой совет: не меняй! Фамилия у тебя хорошая. Слушай, какие алименты? Он же сам заработает себе пенсию.
- Может и не заработать. Мама уверена, что он - алкоголик. Когда напивался, под себя мочился. А я его совсем не помню.
- Он ушел к другой женщине? Вот мать на него и наговаривает из-за обиды! - просветил я товарища. Мои родители тоже были в разводе. Но это случилось, когда мне было уже четырнадцать лет. Я вполне оценивал ситуацию, так как и мать, и отец постоянно обвиняли друг друга.
- В письме вот еще что. Она договорилась на золотодобывающем прииске, что примут на практику двух студентов-буровиков. Это всего в двадцати километрах от моего дома. Поедешь со мной?
Предложение было очень заманчивым. Меня, жителя степей, давно тянуло в горы Алтая. Когда еще такая возможность подвернется! И было понятно, почему Герка именно меня приглашал: я был легок на подъем. С Иваном Сидоровым, нашим однокурсником, мы часто уходили за двадцать пять километров в тайгу от железной дороги, на границу с Хакасией, навещая его родителей. Об этом все знали.
За плечами были три курса горного техникума. Предстояло ехать на очередную практику - работать на буровых вышках. Обычно разведку вели на уголь в пределах Кузбасса. А тут предстояло искать золото! Разве можно отказаться от такого предложения?
С Иваном мы были очень дружны. Постоянно держались вместе. Посоветовавшись с ним и убедившись, что он не обидится, если на этот раз на практике мы не будем вместе, я с радостью сообщил Герману о своем согласии поехать на прииск. Судьба преподносила мне очередной подарок, а я никогда с ней не спорил, не шел наперекор. И нисколько об этом не жалею. Позднее я побывал в Горной Шории, в Восточном Казахстане, в Новосибирской, Оренбургской, Еврейской автономной и Одесской областях, в Хабаровском и Приморском краях. И еще во многих местах России, Казахстана и Украины. А самое главное - судьба свела меня со многими очень интересными людьми. Под их влиянием я стал журналистом.
Но только ли судьба мне благоволила? А, может быть, мой Ангел Хранитель? Позднее я стал думать именно так. Уловив мою детскую мечту - участвовать в геолого-разведочных работах, он сделал все для того, чтобы я попал в горный техникум, где готовят буровиков. Зная о том, что меня влекут горы Алтая, мой Ангел Хранитель подтолкнул мать Германа на поиски вариантов. И вот оно - предложение ехать в горы!
Герман - парень скромный, часто откровенный, но иногда и скрытный. Краснощекий, полноватый, но, в общем-то, хорошо сложенный, он еще сохранил в лице что-то детское. Учился неплохо, но без энтузиазма. Кроме уроков физкультуры, никаким спортом не занимался. Когда нас выстраивали в шеренгу, он стоял третьим от правофлангового, а я замыкал строй. Мне нравилось заниматься в гимнастической секции, а он в это время валялся в кровати. Мать его, кассир Госбанка Валентина Ивановна, нередко присылала денежные переводы. Не то, что мои родители. Им посылать было нечего: в колхозе начисляли трудодни, а их по переводу не пошлешь.
Было у Германа одно несомненное достоинство: лучше его никто не владел гитарой. А иногда он и пел, подражая то Шаляпину, то Утесову. Я играл в оркестре народных инструментов и мог оценить талант товарища. Особенно всем нравилось, когда обычную гитару он превращал в "гавайскую". На струны он опускал швейную иглу, держа ее за длинную нитку зубами. Касаясь струн, игла заставляла их звучать необычайно нежно, с неожиданными переливами.
Одного желания поехать на практику не по назначению, а куда хочу, было мало. Ведь вместе с учащимися в качестве руководителей практики выезжали и преподаватели. Они головой отвечали за каждого из нас. Хрущевская оттепель еще не затронула души людей, и все жили в страхе: "Как бы чего не вышло!" Нужно было получить разрешение дирекции техникума. А там возникло столько "но" и "если", нам нагнали такого страху, что впору было отказаться от самой идеи.
Но, как член комитета комсомола, я воспользовался своим авторитетом и отправился к секретарю партбюро. С его помощью удалось доказать, что мы с Германом ответственные люди и что нам вполне можно доверять самостоятельную поездку за пределы области. В конце концов, мы уже без пяти минут мастера разведочного бурения.
И вот мы уже в пути. До Бийска ехали по железной дороге. Настроение - как у телят на молодой травке: хотелось резвиться и взбрыкивать от счастья. Мы были романтиками, оптимистами, жаждали приключений, нас все восхищало. Нам было по семнадцать лет.
Сначала отправились в пригородный совхоз. Там жила тетка моего друга. Грунтовая дорога вела через светлый сосновый бор. Местность холмистая, и когда машина взлетала на гребень, мы чувствовали себя в невесомости, а на границе спуска и подъема нас прижимало к сидениям. Таких спусков и подъемов было несколько, чем и запомнилась грунтовая дорога. Дух захватывало от такой езды! Позднее я испытал это чувство, летая на маленьких самолетах.
Герман с тетей не были знакомы. Мать его и ее сестра - Галина Ивановна в юности потерялись и только недавно нашли друг друга. Слушая радио Горно-Алтайского автономного округа, Валентина Ивановна услышала имя своей сестры. Фамилия была другая - возможно, замужем. Сделала запрос, и оказалось, что не зря взыграла в ней родная кровь. Передовая труженица Бийского зверосовхоза оказалась ее родной сестрой.
Разглядывая взрослого племянника, Галина Ивановна приговаривала:
- Вылитый Белоглазов! Сразу видно - из наше породы!
Зверосовхоз был богатым: имел дом культуры, спортплощадки, добротные дома для рабочих и служащих, столовую, детский сад. Никакого сравнения с нашим степным хлебосеющим колхозом быть не могло. Здесь выращивали норку на пушнину. Валентина Ивановна оказалась мастером в этом деле, хорошо зарабатывала. Портрет ее висел на Доске почета совхоза. Она гордилась этим и специально повела нас посмотреть. Муж тоже работал в совхозе. Квартира была обставлена мебелью. Не то, что мой родной дом, в котором кроме стола и двух лавок к нему, да родительской самодельной кровати ничего не было.
Стоял июнь. Мы ходили купаться в холодные воды Бии, играли в волейбол с совхозными парнями. Герман на зависть местной молодежи отлично "резал" высокие мячи. Наша команда почти всегда выигрывала.
Потом родственники достали нам очень легкую дюралевую лодку, бредень, и мы ловили в бурной горной реке рыбу. Герка тянул одно крыло невода вдоль берега, а второе я оттягивал на лодке на глубину. Мне впервые довелось управляться с двумя веслами. На наших озерных плоскодонках мы обходимся одним. Улов на удивление был богатым! Не случайно здесь создали зверосовхоз: основным кормом норок была рыба.
Незаметно пролетела неделя. Провожая нас, Валентина Ивановна напекла в дорогу пирожков, а сестре передала очень красивый норковый воротник.
В Геологоразведочном тресте Бийска нас подсадили к экспедиции ботаников, изучавших флору Горного Алтая, и мы в восьмиместном РАФике помчались по Чуйскому тракту в сторону Монголии, к пятидесятой параллели.
Завораживали горные пейзажи. Иногда мы ехали вдоль небольших быстрых речек, струившихся по каменному ложу далеко внизу то справа, то слева. РАФик быстро мчался по непривычно ровной дороге. Пихтовые леса, сбегая к самому тракту, перемежались с кедровыми, березовыми, осиновыми, с обширными зелеными полянами. А неба было мало: их закрывали горы.
Я смотрел на все широко открытыми глазами. Меня переполняли впечатления. И любопытство все больше разгоралось. Интересовался буквально всем.
С любопытством наблюдал я и обстановку на тракте. Асфальт был ровный как стол. Значит, хорошо работала дорожная служба. Мы видели, как это происходит. Кое-где на обочине стояли конные повозки, хозяева которых, выставив предупреждающие знаки, заделывали разогретой асфальтной массой наметившиеся выбоины. Это и обеспечивало долговечность покрытия. Трасса, как мы поняли, разбита на участки и закреплена за рабочими. И пусть бы кто-нибудь из них допустил непорядок! Наказание последовало бы немедленно.
Дорожные знаки были как новенькие. Деревянные телеграфные столбы имели порядковые номера и дату установки. Смонтировали их задолго до войны, и к 1954-му году они по-прежнему были в отличном состоянии.
Хорошее содержание тракта и всего, что около него, наталкивало на определенные выводы. Это было отражением высокой дисциплины и порядка во всей стране.
Меня спросят: зачем я в двадцать первом веке вспоминаю о событиях пятидесятых годов прошлого столетия? Не потому ли, что в юности все воспринималось в розовых тонах? Отчасти и от этого. Но больше всего потому, что в наше непростое время мне хочется напомнить: жизнь всегда интересна, даже тогда, когда порядок в стране держался на страхе! Ведь шел всего второй год, как мы оплакали кончину дорогого товарища Сталина.
Подумалось о наших горных техникумах. В Киселевске мы занимались в новом здании, строительство которого, судя по всему, было начато в годы войны. В новые корпуса вселились горный техникум и медицинское училище в Прокопьевске. Эти учебные заведения расположили не без умысла - друг против друга. В результате горняки часто женились на медсестрах, образуя молодые семьи. Рядом с нами, юнцами, в техникумах учились молодые солдаты, вернувшиеся с войны. Их принимали вне конкурса. А для инвалидов войны повсюду создали учебные комбинаты. Бывшие воины становились парикмахерами, часовщиками, портными, другими специалистами, даже музыкантами, если были к этому способности. Страна заботилась о подготовке кадров и в трудные годы войны, и в послевоенную разруху.
И мы чувствовали эту заботу. Полное среднее образование тогда было платным. Молодежь из отдаленных углов, особенно из сельской местности, не имея возможности продолжить образование и получить специальность на месте, после семилетки ринулась в техникумы. Там платили стипендию, хоть и небольшую. Кроме того, нас, горняков, после второго курса обучения одели в фирменные костюмы и шинели, хоть и не бесплатно: их стоимость вычитали из стипендии в рассрочку. А первые два семестра я всю зиму проходил без пальто, шапки и теплой обуви в условиях Сибири.
Попутчики были людьми общительными. От них мы узнали, что в Алтайских горах микроклимат позволяет выращивать яблони и груши. Заслуга в этом академика Лисового и его учеников, которые вывели относительно морозоустойчивые сорта. Отлично растут там вишни, сливы, другие ягодные культуры и дают высокие урожаи. Для Сибири это - большое достижение. Юные попутчицы, Наташа и Света, ехали в горы, чтобы собрать материал для кандидатских диссертаций. Меня это известие ошеломило. Ведь они всего на несколько лет старше нас!
В районный центр, где жила семья приятеля, мы въехали под вечер. Встретили нас как дорогих гостей. Герман бывал дома раз в году, в августе, и родные скучали по нем. Теперь же, к их великой радости, он приехал на два с лишним месяца.
Мать его, Валентина Ивановна, оказалась женщиной крупной, статной и по характеру властной. Тянулась вверх очень стройная и на удивление застенчивая сестренка Зоя. Тут же прибежали соседские девочки Катя и Зина. Мы не успевали отвечать на их вопросы.
К вечеру накрыли роскошный стол. На нем были отварные куры, жареная рыба, голубцы, домашние пельмени, фаршированные яйца и еще многое другое. Глаза разбегались от такого изобилия. Шумно вошли и сразу наполнили своим присутствием комнату управляющий банком дородный Аристарх Фомич и его солидная супруга Раиса Григорьевна. Катя была их дочерью. Нас, давно не видевших застолий, удивило, как много было съедено продуктов и выпито водки гостями и самой Валентиной Ивановной. Мы неохотно опорожнили свои рюмки. Нам и без того было весело и комфортно.
Когда взрослые затянули застольную, мы вышли на крыльцо, где нас ожидали девочки. Луна мягко освещала пологие горы, окружавшие райцентр. Необычно яркими и близкими казались звезды. Прохладный неподвижный воздух был напоен ароматами трав, цветов и хвои. У нас, засидевшихся в аудиториях, голова шла кругом. Мы даже не подозревали, что так отдалились от природы.
Сказывалась усталость от дороги. Девчонки попрощались. Спали мы в ту ночь богатырским сном.
Утром я обошел двор. По сравнению с хозяйством родителей Ивана Сидорова, которые тоже жили в таежном поселке за Таштаголом, оно было убогим. Из подсобных помещений у Валентины Ивановны был только сарай для дров. К нему прилегал небольшой огород, в котором росла картошка. Откуда же такое богатство на столе? В магазинах всего этого не было.
У Сидоровых - другое дело. Во-первых, у них была полная многодетная семья. А в хозяйстве - корова, подтелка, свинья на откорме, несколько овец, куры и гуси, пасека. На столе всегда миска с медом, и его черпают столовыми ложками. В огороде - многочисленные овощи. Можно сказать, что велось натуральное хозяйство. Дом - полная чаша. Отец Ивана, Василий Павлович, работал инженером-таксатором в колонии заключенных, занятых на лесоповале. Был ли он вольнонаемным или на поселении, я не выяснял. Вероятно, получал хорошую зарплату. Сужу по тому, что каждый раз он давал деньги, чтобы Иван привозил из города коньяк, отрезы на брюки, рубашки и платья.
Пользовался он, вероятно, и служебным положением. Ежегодно расконвоированные заключенные трактором подтаскивали к его дому могучий кедр диаметром больше метра. Бензопилой распиливали его на чурбаки. Оставалось только расколоть их на поленья. Кедровыми дровами топились печи в доме Сидоровых.
Семья была большая и работящая. Кроме отца и матери у Ивана были сестра Анфиса на выданье, подростки Фрося и Коля, а также маленький племянник Сашка - сын рано умершей старшей сестры Надежды. Все члены семьи имели обязанности по дому. Взрослые и дети были прилично одеты и обуты, И, естественно, хорошо питались.
Валентина Ивановна, как я понял, тоже не бедствовала. Видимо, получала хорошую зарплату кассира. Но не только в этом дело. Для меня было открытием, что банк в райцентре - могущественная организация. Перед его работниками заискивали. И каждое хозяйство, получавшее в банке наличные деньги, считало долгом присылать коллективу свою продукцию по символической цене. За те дни, пока я гостил в семье Германа, мы с ним переносили от банка мешки с капустой, с картошкой, с морковью, с луком и свеклой. Кур, рыбу, масло, яйца и еще многое другое Валентина Ивановна приносила сама.
Обнаружив около дровяного сарая нетронутые чурбаки, я пошел искать инструмент, чтобы расколоть их. Оказалось, что у единственного в доме топора сломано топорище.
- Сколь ни прошу сторожа банка, ему все некогда. А мы с Зойкой не умеем ремонтировать топоры. И дрова колоть не умеем, - дала пояснение Валентина Ивановна.
Не долго думая, я выбрал крупное и крепкое березовое полено, наточил кухонный нож и принялся строгать древесину. Попросил Катю принести топор из дома - для образца. Герман посмеивался. А я был уверен в себе. В моей родне все мужчины были людьми мастеровыми. Ведь стоило отсечь от полена все лишнее, как получится то, что надо! Девочки постоянно подбегали ко мне и удивлялись моему упорству. Вот уже образовалась куча стружек, и четко просматривалось будущее топорище.
Ходивший в магазин Герка вернулся в разорванной рубашке. К нему пристал пьяный мужчина с расспросами, кто он такой и откуда взялся. А когда узнал, чей он сын, то полез драться. Приятель вырвался и убежал.
- Дал бы ему сдачи! - загорелся я. - Пойдем, разберемся с ним!
- Ты правильно сделал, - одобрила мать. - Я знаю его и сама поговорю с этим пьянчугой. Нашел себе ровню! Догеройствует, что опять посадят.
К вечеру мы с Геркой уже кололи дрова. А когда Катя и Зина принесли гитару, Герман порадовал нас нежными аккордами. Вскоре мы на зависть местной молодежи распевали любимые песни. Над крыльцом горела электрическая лампа, и в освещенном круге все выглядело фантастично красивым и приятным, а Герка и девочки казались мне такими родными и близкими!
Прииск "Веселый"
Валентина Ивановна договорилась, что к месту работы мы отправимся верхом на лошадях, которых нужно перегнать на прииск "Веселый". В райцентр на них приехали геологи. Все складывалось как нельзя лучше. Мы оседлали коней, приторочили свои нетяжелые чемоданы и почувствовали себя кавалеристами. Часов в одиннадцать тронулись в путь. Предстояло преодолеть двадцать два километра.
Некоторое время ехали мокрым травянистым лугом. Пробовали пустить лошадей рысью или вскачь, но чемоданы так прыгали и болтались, что пришлось отказаться от этой затеи. Еле заметная в траве дорога вскоре разделялась на "зимник" (длинную объездную) и "летник" (короткую тропу), и мы стали плавно подниматься по затяжному подъему. Неторная тропа вилась между могучими пихтами и осинами, лишь иногда выходя на поляны. Казалось, подъему не будет конца. Лошади шли шагом друг за другом или рядом. Мы о чем-то болтали, делясь впечатлениями и радуясь тому, в какие красивые места нас занесло.
Тропа, наконец, вывела на ровную, свободную от леса площадку. Мы увидели скамейку из необструганных жердей и такого же качества стол. К столбику была прикреплена табличка: "2048 м. над уровнем моря". Мы были на вершине горы. С непривычки ноги у нас затекли. Разминаясь, мы хохотали над неприятным ощущением. Дышалось легко и свободно. Воздух был удивительно прозрачен. Куда ни глянь, всюду простирались поросшие лесом горы. Справа сверкала на солнце ослепительно белым снегом высокая гора.
-Это Белуха, - сказал Герман. - Высота 4506 метров. Кажется, что она близко, да? А до нее - десятки километров - по птичьему полету. А по горам, по бездорожью - очень далеко.
Последние километры ехали, кое-как держась в седлах. Все тело болело. В селение прибыли уставшими, разбитыми. Нам казалось, что ноги наши стали больными и кривыми. Сдав лошадей на конюшню, отправились ночевать к заведующей почтовым отделением. С ней Валентина Ивановна договорилась по телефону. Кое-как перекусив, повалились на пол, где нам что-то постелили, и проспали мертвецким сном до самого утра.
Утром нас рассмешила бабушка, мать хозяйки.
- А я всю ночь не спала, дура старая, боялась вас, - рассказывала она. - У нас тут в поселке двое приезжих зарезали человека, вот от того и страшно. Вижу, спят ребятки, устали с дороги. Понимаю, что смирные, а один - сын нашей знакомой, Валентины. А до утра спать не могла. Совсем из ума выжила!
Поселили нас у передового плотника прииска Михаила Соснина, мужчины крепкого и обстоятельного. У него были жена Анна Игнатьевна и приемный трехлетний сын Митя. Спали мы на полу. Сначала хозяева нас - студентов из города - стеснялись. А потом привыкли, вернулись к обычному распорядку. Не проходило и дня, чтобы тетя Нюра не выпила. Чаще всего слегка. А иногда просто падала. Тогда Михаил наказывал ее, приговаривая:
- На работе руки устают, а тут еще тебя лупить надо!
Но бил он ее аккуратно, ни синяков, ни шишек у нее никогда не было. Сначала мы бросались на защиту женщины, а потом поняли, что это у них вроде игры. Она останавливала его в любой момент словами:
- Вот милиционер узнает...
На этом все и заканчивалось.
- А почему он так милиционера боится? - спросил я как-то у тети Нюры.
- Он же всего год только, как из лагеря освободился. Ему повезло, что попал под амнистию. А если на него заведут новое дело - опять загремит в тюрьму, теперь уж до конца жизни. Даже заикаться начинает, когда милиционер заходит к нам.
- За что же он был осужден?
- Ты видишь, какой он здоровый? Вот сила его и подвела. Когда его отца раскулачивали, он поднял на вилы одного из активистов. Хотели его пристрелить на месте, да старший не дал. А человек он хороший, работящий. Теперь вот живет со страхом в душе.
Меня удивляло в жизни горного поселения очень многое. Например, то, что весь поселок по периметру обнесен изгородью из жердей. Называется эта ограда "поскотиной". И выполняет она очень важную роль. Вокруг, куда ни глянь, тайга, скот может далеко разбрестись. Ищи его потом! Да и медведь может задрать. А препятствие из жердей ограничивает передвижение. Умилял также узкий тротуар в две доски, который по низине уходил километров на пять в лес, к буровым вышкам. Обойтись без него было невозможно, так как глинистая почва от частых дождей здесь не просыхала.
Вести разведку на золотоносные породы оказалось даже интереснее, чем на уголь. Буровые вышки оборудованы новейшей техникой, о которой приходилось только мечтать. И расположены они в красивейшей местности. Рядом - могучие кедры. Если бы я был художником, даже не сходя с места смог бы с натуры написать несколько живописных картин, стоило только посмотреть вокруг. Однажды минут десять наблюдал трех косуль, которые спокойно проследовали мимо, не обратив на меня внимания. Значит - непуганые. Впечатления от всего увиденного были изумительные.
В ясные погожие дни в долине было жарко, даже душно. Направляясь на буровую, я шел по узкому тротуару с максимальной скоростью или бежал. От этого было легче переносить жару - ветерок создавался. Когда вокруг все изнывали от духоты или ругали зачастившие дожди, мне было все нипочем! Мне всегда было хорошо!
И в смене у меня были замечательные люди. Буровой мастер Егор Рябов любую работу скрашивал шутками-прибаутками. Буровые рабочие, я и Таисья, были для него не подчиненными, а товарищами, равноправными людьми. Сутки работы на буровой для нас проходили без надрыва. А благодаря опыту и смекалке Егора в нашей смене ни разу не случилось аварии.
Главная работа состояла в том, чтобы заменить износившуюся буровую коронку на новую. Для этого поднимали из скважины весь буровой снаряд, длина которого доходила до трехсот метров, составленного из шестиметровых буровых труб - так называемых штанг. От работы снаряда, а станок его вращает часами, соединительные резьбы затягиваются очень туго. В мою обязанность входило открутить очередную поднятую на поверхность штангу и поставить в ряд в определенном порядке. Верхний конец придерживала и помогала ее переносить Тая. Ее рабочее место - на верху буровой вышки, мое - у скважины, мастера Егора - у станка.
Свою смену мы с Егором сдавали в идеальном порядке. А это значит, что все резьбы раскручены, рабочая часть с новой буровой коронкой подготовлена. А вот принимать буровую приходилось иногда в самом неприглядном виде. Предыдущая смена Ивана Пеплова часто оставляла нам трубы, развинтить которые Герман не смог. Их полагалось везти в мастерскую и там находить способ их разъединить. При виде такого "подарка" у мена разгорался азарт. Я мог часами возиться с такими трубами, но обязательно резьбу раскручивал. Мы даже не докладывали старшему мастеру о том, что выполняли чужую работу.
Иногда мы подменяли отпускников или заболевших и работали на буровой вышке в составе других смен. Так я однажды попал в смену Ивана Пеплова. Довольный знакомством еще с одним студентом, буровой мастер после суточного дежурства почти силой завлек меня к себе на квартиру.
- С Асей тебя познакомлю. Знаешь, какой она чудесный человек - Ася!
- Вот, Асенька, у нас гость, - представил он меня жене. - Мы сейчас вместе работаем. Угости нас чем-нибудь.
Ася оказалась женщиной крохотной, подвижной, разговорчивой и бесцеремонной.
- Нашел повод, да? Перед человеком стыдно, а то бы я тебя угостила! Я так поняла: тебя Василием зовут? - обратилась она ко мне. - Ты с этим пьянчугой не связывайся! Ничему хорошему он тебя не научит.
На столе в мгновение ока появилась жареная картошка, соленые грибы, малосольные огурцы, нарезанный хлеб и тарелка пирожков.
- Угощайтесь!
- А ковшичек? Один только ковшичек, нам больше не надо.
- Ну, разве что один.
С этими словами Ася вышла в сени и вернулась с эмалированным ковшиком в руках. В нем оказалась мутная, белесая, почти как молоко, бражка. Налила нам два граненых стакана.
- За знакомство! - провозгласил тост Иван, и мы выпили. Бражка была резкой и сладковатой на вкус. Мы на глазах стали пьянеть.
На улице послышалась брань и крики.
- Опять сосед жену бьет! Пойду, разниму, - сказала Ася и вышла.
В ту же секунду Иван с ковшиком в руках нырнул в сени, вернувшись, быстро наполнил стаканы и скомандовал:
- Давай, быстро! Пока Ася не вернулась!
Мы вовремя управились. Ася быстрым взглядом окинула стол и, не найдя ничего подозрительного, сказала, адресуя слова соседу:
- Черт неугомонный! Покоя от него нет! Совсем безбашенный.
- Да. Он такой. Асенька. Ты налила бы нам еще по стаканчику. И сама выпила бы с нами за мир да лад в доме.
- Ух, лисица! И слова-то находит приятные.
Пить Ася с нами не стала. Я одолел только половину стакана и почувствовал, что скоро не встану из-за стола. Видя это, женщина решила, что мы достаточно наугощались, и отправилась по делам.
Иван тут же побежал в сени. Теперь он пил один, я притворился пьяным. Хозяин уложил меня, сам улегся и заснул. Тихонько выбравшись из дома, я с трудом дошел до квартиры. Теперь я знал, что такое бражка и как опасно бывать в гостях у незнакомых людей.
Когда в смену к Ивану Пеплову попал Герка, с ним случилось то же самое. Только он не сумел схитрить и, дойдя до порога, свалился без чувств. Я не ожидал, что он такой тяжелый! И все же затащил его в дом.
Несколько дней посчастливилось работать глубоко под землей, вести горизонтальное бурение в твердых породах алмазными коронками. Мне просто повезло: освоил работу еще на одном типе буровых станков.
В пробуренные скважины взрывники вставляли динамит и взрывали золотоносную руду. Кстати, когда на прииске работали заключенные, после взрыва и проветривания в штольню первыми входили начальник прииска или главный инженер в сопровождении горных мастеров и представителей правоохранительных органов. Это потому, что бывали случаи, когда на виду оказывались самородки золота. Рабочие, если не было контроля, припрятывали их и потом тайно выносили. Вот этого и старались не допустить представители администрации.
Сейчас на прииске заключенных нет. Взорванную руду по-прежнему отправляют в нижнюю штольню, спуская через вертикальные выработки. Она попадает в вагонетки, которые везят ее на обогатительную фабрику. А там руду дробят и извлекают из нее золото.
Но крупные куски руды не проходили через калибровочные решетки, специально установленные над вертикальными выработками. Глыбы накапливаются. И тогда в штольню направляют рабочих с кувалдами и ломами. Однажды и я был назначен на такую работу.
Нас было трое: двое местных парней и я. Ребята были крупными, крепкими. Я отставал от них по всем параметрам. Парни казались мне неинтересными. Я судил об этом по их плоским шуткам, которые вызывал у них веселый смех, и по беспрерывным матам. Мне они платили той же монетой и держались особняком.
Путь в штольню мы освещали карбидными лампами. В угольных шахтах таких не увидишь: они взрывоопасны, так как горят открытым огнем. Освещенное пространство было небольшим, поэтому мы видели только то, что у нас под ногами да на три-четыре шага впереди. При таком освещении горная выработка казалась фантастической, а мы шагали как будто в преисподнюю. От путешествия в неизвестность мне было весело.
По всему было видно, что парни здесь уже бывали. При подходе к завалу глыб они вдруг заявили, что будут работать отдельно, и ушли в глубину штольни. Там, видимо, была другая куча руды. Не надо быть большим психологом, чтобы понять: они считают, что я слабее их, и вкалывать за меня не собираются. А когда я не справлюсь с работой, то это даст им повод посмеяться надо мной.
Удобно установив карбидную лампу, я приступил к работе. Из глубины штольни тоже раздались приглушенные удары о камни.
Вот тут мне и пригодилось умение работать кувалдой "вкруговую", которому я научился на предыдущей практике в Кемерово. Мы совместно двумя сменами ремонтировали буровой станок. Там я и подглядел понравившийся мне прием работы кувалдой. Выбирая наиболее тонкие края кусков руды, я обрушивал на них удар огромной силы. Они отлетали со щелчком и шумно падали вниз сквозь решетку. Определив расслоение руды, я быстро освоился с работой. Круша глыбу за глыбой, я обходился без лома.
Часа за три я отправил через решетку все негабаритные куски. А в глубине штольни продолжали стучать ломы и кувалды. Понимая, что задание выполнил досрочно, я не отправился на выход из штольни. Когда же подошел к парням, то увидел странную картину. Очередную глыбу они долбили ломом в самую толстую ее часть и периодически били туда же кувалдой. Так они действовали до тех пор, пока руда не разваливалась. Потом принимались за очередной кусок.
Один из них с ехидцей спросил:
- Ты что, выдохся, бросил работу?
- Нет, я ее выполнил.
Они дружно засмеялись. Потом один сказал другому:
- Ну-ка сходи, посмотри, что он там "наработал".
Новоявленный контролер, светя себе карбидной лампой, вскоре вернулся и подтвердил, что негабориты руды исчезли.
- Как ты это сделал? - обступили они меня.
- А там были только мягкие глыбы, - пошутил я.
- Ну да!
Не долго думая, я взялся за кувалду и, к изумлению здоровяков, тут же подряд расколотил несколько кусков. Они поняли смысл моих действий, но работать кувалдой "вкруговую", как я, не сумели. Они по-прежнему стучали ею как молотком. Пришлось мне всерьез приняться за дело, и вскоре гора камней была отправлена в вагонетки.
Возвращались мы из штольни в хорошем настроении. Наряд был выполнен досрочно, полностью и качественно. Ребята шли по бокам от меня. И в разговоре у них появились дружеские нотки.
А вскоре нам выдали аванс. У кассы бухгалтерии очереди не было. В стороне стоял подвыпивший мужчина. Когда я получал деньги, он ехидничал:
- Работать их нет, а деньги получать находятся!
Мне было обидно слышать подобное, но я молча ушел на улицу.
"Лесоповал"
На буровых по-прежнему работали через сутки или через двое. Как только у нас совпадали сдвоенные выходные, мы с Германом отправлялись в райцентр, к нему домой. Двадцать два километра не казались нам большим расстоянием. У нас было так много общих интересов, что мы всю дорогу оживленно разговаривали. Делились опытом бурения, замены инструментов, регулировки насоса, подающего воду в скважину. И совершенно не обращали внимания на то, что из каждой вмятины сырой тропы из-под сапог летели в нас фонтанчики грязи. К райцентру подходили мокрыми по пояс. Сходу забредали в речку, и она смывала с нас грязь.
Я не уставал восхищаться красотой природы на маршруте между домом и прииском. За два месяца мы преодолели его раз десять. Что значит - горы! Они каждый раз выглядят по-новому. И очень велики. Поднялся в гору и спустился - уже двадцать километров! Однажды мы увидели, что на вершине "ночевала тучка золотая", как у поэта в стихотворении. Нигде ни облачка, а на нашем пути - тучка! Снизу она казалась плотной, как вата. Нам, особенно мне, страстно захотелось успеть войти в нее, пока она не растаяла.
И мы устремились вверх! Впереди - Герман, я - за ним. Никогда еще не показывали такой прыти. Где-то на средине подъема Герман стал пыхтеть и сбавил ход. Я вырвался вперед и оставил его далеко позади. До самой вершины я шел на предельной для себя скорости. Сердце работало, как часы. Разогревшиеся мускулы легко принимали нагрузку. И вот туча все ближе. Я вижу клочья тумана, застрявшие между деревьями. На вершине он -ровный и густой. Небо не просматривается. Я уселся на знакомую скамью, мокрую от росы, и стал ждать Германа. Стояла осязаемая тишина. Лишь с деревьев капало. Наконец из тумана вышел раскрасневшийся приятель и, пыхтя, уселся рядом. Мы всегда знали, что тучи - это всего лишь туман. А теперь радовались, что находимся внутри этого чуда. Было приятно, что успели войти в нее, прежде чем разгонят ветер и лучи солнца.
Когда мы пришли в очередной выходной, Валентина Ивановна объявила, что берет нас на "помочь" - на заготовку дров для себя и для семьи управляющего банком. Так впервые я, степной житель, попал на лесоповал. С неослабеваемым любопытством узнавал, как повалить дерево в нужном направлении и все остальные тонкости. Пилили стройный, полуметровой толщины осинник. Поваленные стволы освобождали от сучьев, распиливали на чурбаки, тут же раскалывали их на поленья и складывали в поленницу. К осени, когда за ними приедут, дрова будут уже сухими.
Работа была поставлена на конвейер. Участвовали в ней человек десять. Все были мне знакомы, кроме трех молодых мужчин. Я с ними быстро подружился.
Мы с Катей двуручной пилой распиливали поваленные деревья на чурбаки. Герман работал в паре с Зиной. Меня восхищала ритмичная, несложная на первый взгляд работа. И все же пришлось попотеть, прежде чем я стал выполнять ее осознанно. Катя была моим доброжелательным учителем. Оказалось, что не сила здесь нужна, а мастерство.
На сердце было какое-то ликование. Возможно от того, что вокруг был красивый нетронутый лес. Или от молодого брожения в крови. Катя была красивой, хорошо сложенной девушкой, очень ловкой в работе. Ее красотой нельзя было не любоваться.
Когда объявили перекур, нас отправили за водой. Девушка без всякой тропинки вывела меня к роднику. Когда наливали кружкой воду в бидон, она постоянно оказывались так близко, что даже мешала мне. Несколько раз уступив ей место, я, наконец, прямо посмотрел ей в глаза. Они блестели и смеялись. Серые, лучистые, с коричневыми крапинками, они притягивали, от них трудно было оторвать взгляд. Захотелось обнять Катю, притиснуть к груди. Но вместо этого я очень искренне, с чувством сказал:
- Красивые у тебя глаза. - И добавил: - Нас ждут с водой, пошли.
- Подождут! Куда торопиться? Почти весь день впереди.
Я решил, что девушка не имеет элементарного понятия о дисциплине и настоял на своем.
К концу дня среди леса выросла огромная поленница дров.
- Нашим семьям на зиму хватит, - констатировал Аристарх Фомич.
В село возвращались вразнобой, унося с собой инструменты. Катю отправили раньше - помогать матери готовить ужин. Мы шли вдвоем с Зиной. Мне досталось нести толстый моток веревки. Я положил его на плечо и не поддерживал. Зина обратила на это внимание и стала говорить о том, что она такая нескладная. В ее словах чувствовалась зависть. Мне казалось, что к Кате. Высокого роста, она имела покатые плечи, длинную шею и маленькие груди - типичная девчонка своего возраста.
Я стал ее успокаивать.
- О чем ты говоришь! К концу учебы в школе ты станешь очень симпатичной девушкой! Ты будешь красавицей!
И я рассказал, как с возрастом менялись на наших глазах девочки в техникуме. Зина заулыбалась.
На закате дня мы вошли в село. Всех пригласили... в банк. Оказалось, что часть здания занимала квартира управляющего. Вход в нее и в банк был общий. Там стоял вооруженный охранник. Он был в курсе, куда и зачем мы идем. В небольшом зале Раиса Григорьевна с помощью соседки и Кати накрыла шикарный по тем временам стол. Кое в чем он повторял стол Валентины Ивановны, но сверх того были колбасы, сыры, копченая и малосольная сельдь и еще много чего. Мы с Германом подналегли на еду. Как ни уговаривали нас, но выпили мы только по одной рюмке водки. В этом нас поддержала Валентина Ивановна.
Когда компания раскраснелась и заговорила, Катя отозвала меня в прихожую, а потом мимо охранника вывела на улицу. Была уже ночь, но яркие звезды и восходящая луна позволяли видеть дорогу, силуэты домов и деревьев. По отлогой тропе мы спустились на берег небольшой речушки. Найдя удобное место, уселись рядом. Мы оживленно переговаривались, и Катя все больше прижималась ко мне. Возникшая в лесу взаимная симпатия стала бурно развиваться.
На речке мы были не одни. До нас доносился разговор рыболовов, неподалеку тянувших бредень. Катя же ни на что не обращала внимания. Она легла навзничь и, притянув меня, стала целовать сначала легкими поцелуями, а потом так втянула мои губы, что я впервые понял, что такое целоваться "взасос". Ее возбуждение передалось, во мне все пылало. Она была так доступна! Я терял рассудок.
Но, весы по гороскопу, я жил умом, а не сердцем. Катино поведение меня насторожило. Я был начеку. И внутренний голос настойчиво твердил: "Школьница! Школьница! Школьница!".
Я энергично отжался и сел рядом, потом встал и подал руку Кате:
- Пойдем домой.
- Еще рано, мы мало погуляли!
- Нет, Катя, нам с Геркой завтра рано вставать и идти на прииск. Так что пойдем.
Я почти силой увел ее, недовольную и потухшую, и пронаблюдал, как охранник закрыл за ней дверь. Герман, его мать и сестра только что пришли домой. Все мы дружно улеглись спать.
В поселении золотодобытчиков мы постоянно были под обстрелом девичьих глаз. О любовных похождениях пока не помышляли и почти не имели опыта ухаживания за девушками. Короче говоря, слегка комплексовали. Витали в облаках и не собирались спускаться на грешную землю.
Отработав сутки на буровой вышке, я пошел в магазин прикупить продуктов. Мне встретилась симпатичная молоденькая девушка. Она беззастенчиво разглядывала меня как что-то новое или необычное. Поражала ее непосредственность. Под впечатлением пристального взгляда я вернулся на квартиру, подкрепился и улегся в постель на полу. Анна Игнатьевна задернула темные шторы и стала разговаривать с Митей в полголоса. Для нас, пришельцев из шумного общежития, их присутствие не было помехой для сна.
Не прошло и минуты, как явилась эта девушка.
- Познакомьтесь, Вера, она недалеко живет. А это Вася, наш квартирант.
- Я уже его видела. Подвинься, я лягу, - сказала она и забралась ко мне под одеяло. Я был ошеломлен, обескуражен, выбит из колеи! "Ненормальная какая-то!", - решил я, сгорая от стыда. И совершенно не знал, как поступить.
Горячие руки обвили мою шею. Я их убрал. Потом избежал повторных объятий, заблокировав руки. Анна Игнатьевна вышла. Мы остались вдвоем в постели. Именно это мне не понравилось больше всего. Я терпеть не мог, когда что-нибудь навязывали мне против воли.
- Не мешайте мне отдыхать.
- А вот и буду!
Вспомнилась Нина, старшая сестра Ивана Сидорова. Она забеременела от охранника лагеря - солдата срочной службы Генки Смягликова. Но парень не женился на ней, а демобилизовался и уехал. Раньше я считал, что он поступил подло. А теперь вот засомневался. Допустил безответственность - это да. "Вот он - слабый пол! А я - крепкий пол! - складывались мысли в моей голове. - У меня суразов не будет!"
Я рассердился и вытолкал гостью из-под одеяла, положил ее под голову.
- Послужишь мне подушкой!
Она встала и, к великой моей радости, ушла.
В свободное от смены время я проводил за чтением книг или печатанием фотографий. У нас был безотказный широкопленочный фотоаппарат "Смена". Мы не только фотографировали, но был он и как фотоувеличитель. Голь на выдумки хитра! Пока подсыхала фотопленка, я сидел на крыльце с книгой. Ласково светило предвечернее солнце. Анна Игнатьевна с Митей были, как всегда, у знакомых.
К калитке подошли две девушки. Раньше я их никогда не видел.
- Можно к вам зайти? - спросили они.
- Пожалуйста. Только тети Нюры дома нет.
- Это даже лучше. Мы решили вас навестить, студентов.
Они прошли к крыльцу и сели рядом.
- Меня зовут Маша, - сказала девица слева.
- А меня - Даша.
- Мы обе не замужем. Можешь выбирать любую.
Они моментально меня смутили. Я пытался не подать вида, но скрыть этого не мог. Мои щеки пылали. Я не знал, о чем с ними говорить. Девушки были "в возрасте", лет двадцати пяти. Они так и сияли здоровьем. У Маши была высокая грудь, казалось, что ситцевая кофточка вот-вот лопнет. А Даша поразила толстой русой косой до самого пояса.
- Что читаем?
Я показал обложку книги.
- Гаргантюа и Пантагриэль, - прочла Маша. - Не читала. Ну, рассказывай, как вы с другом живете, чем еще занимаетесь, ходите ли в клуб, дружите ли с девочками?
Мои ответы их явно разочаровали.
- Зря мы сюда пришли, - без обиняков констатировала Маша.
- Да, подруга, пойдем искать женихов в другом месте. Эти мальчики еще не собираются жениться.
Анна Игнатьевна по моему рассказу узнала в гостьях работниц обогатительной фабрики.
- На разведку приходили. Перезрели уже девушки. А замуж никто не берет. А вы для них - мальчишки.
Прошло недели две. В этот день тетя Нюра попросила меня присмотреть за Митей, а сама с утра отправилась по делам. Неожиданно у меня оказалась помощница: нагрянула Вера. Она стала играть с Митей, а я уселся за стол и попытался читать. Но мое внимание постоянно отвлекала девушка. И не только разговорами. Она наклонялась над столом то справа, то слева от меня и даже пыталась закрыть книгу. Я просил ее не мешать и упорно занимался чтением. Она стала обнимать меня. Я отталкивал ее и возмущался, после чего она уходила из поля зрения. Потом снова начинала донимать.
Мне это сильно надоело. Я еще не знал тогда, каким бываю в гневе. Оказалось, что довольно крутым. Я решительно встал. Она тут же прилипла ко мне, стараясь поцеловать. Я подумал: - "Если есть женская честь, то есть и мужская. "Береги честь с молоду!".
- Иди-ка ты домой, Вера! - сказал я и грубо оттолкнул ее.
- А вот и не пойду!
- Пойдешь!
С этими словами я взял ее за руку и поволок к двери. Она сопротивлялась, как могла, но я был сильнее.
- Это не твой дом! Я пришла к тете Нюре!
- А мешаешь мне! Можешь подождать ее на улице!
Она уперлась в косяк двери, но не удержалась. Протащив через сени, я выставил ее на улицу.
- Ну и дурак! - крикнула она и пошла к калитке. А я вернулся в комнату и стал развлекать Митю.
Настал черед идти в магазин Герману. Мы уже получили аванс. Хранили деньги во внутреннем кармане моего пиджака, который висел на гвозде у входной двери.
- А где деньги? - спросил приятель.
- На месте. Тридцать пять рублей.
- Нет их тут!
"Разыгрывает", решил я и сам полез в карман. Там действительно ничего не было!
- Мальчики, вы не подумайте, что я взяла ваши деньги! - запричитала тетя Нюра. - Нам своих хватает!
На ее лице отразился ужас. Ведь она постоянно выпивала, и можно было легко обвинить ее в краже.
- Мы и не сомневаемся в вас. Но где же деньги? Может, Вера их украла?
- Не замечалось за ней такого. А если выронили как-нибудь?
Ничего не придумав, мы взяли у тети Нюры взаймы десятку, и Герман отправился в магазин.
Прошло несколько дней. Вдруг Анна Игнатьевна торжественным голосом зовет нас в сени:
- Идите-ка сюда! Вот, посмотрите!
В сенях на лавке лежали аккуратно сложенные стопкой мешки. Тетя Нюра приподняла верхний, а под ним лежали наши тридцать пять рублей! Как они туда попали? Мы все развели руками. Решили, что это все-таки дело рук Веры. Она могла припрятать деньги. Если бы я не протащил ее мимо мешков, она, уходя, спокойно забрала бы их. Не случайно она упиралась! Как хорошо, что пропажа нашлась, иначе так бы и остался для каждого вопрос: кто же их все-таки взял?
Михаил Соснин и Анна Игнатьевна тоже стали брать нас с собой "на помочь" - на строительство дома, на заготовку дров. А заканчивались "мероприятия" грандиозной пьянкой. Мы отбрыкивались от выпивки, как только могли. Но и хозяева, кому мы помогали, были опытные, не хотели отпускать нас трезвыми. Они считали, что угощение и выпивка должны быть адекватны вложенному труду. Работали же мы с Германом охотно, целый день без устали. И если мало пили, то им казалось, что нам нужно что-то другое, а другой оплаты при "помочи" не полагалось. Заступиться за нас было некому. Вот и старались влить в нас водку, самогон, бражку - на выбор. Каждый раз происходило такое "сражение".
На строительстве дома мы познакомились с интересным человеком - Дмитрием Ивановичем Корсаковым. Огромного роста, рыжеволосый и рыжебородый, он шутя управлялся с тяжелыми бревнами, а также мастерски владел топором. А за столом он был душой компании, произносил тосты и давал команду "наливай". Всех забавляли его шутки, адресованные жене. Женщина злилась, выбегала из дома и возвращалась. А рыжий детина веселился и хохотал.
- Она старше меня, поэтому ревнует постоянно, - сказал он мне на ухо, когда жена вышла. - А я подтруниваю над ней.
Кедровые орешки
После очередной грозы, а они в горах идут постоянно, на буровых вышках не стало электричества. Мастер Семен Рябов оставил нас с Таисьей дежурить, а сам ушел в контору закрывать наряды. По должности я был старшим рабочим, а Таисья - младшим. Фактически же Таисья всего лет на восемь старше меня. Она уже побывала замужем и, как мне показалось, хорошо разбиралась в житейских делах. Я спросил, почему она, такая красивая и независимая, не выходит замуж повторно?
- Клеились ко мне, да я не поддалась. Поговорку помнила: "Дать то - дать, да не стыдно было б встать". За кого здесь выйдешь? На кого ни покажи пальцем - все бывший зэк. Знакомый твой, Иван Пеплов, тоже зэк. Долго не задержится у Аси, у нее он - третий. А я так не могу. Вот и кукую одна.
Мимо буровой прошли группы людей, что-то несшие на плечах, и удалились в тайгу.
- В кедровые места отправились, шишковать.
- Интересно! Проходят рядом с кедрами, усыпанными шишками, и не останавливаются. Нам оставляют?
- Эти кедры им не нравятся. Снизу они покрыты густыми мелкими ветками. И растут близко друг к другу. Заготовители выбирают прямые, отдельно стоящие деревья с гладкими стволами. Они сутунком бьют в ствол, и шишки сами осыпаются. Сутунок - это короткое бревно.
Так рассуждая, мы подошли к двум кедрам, росшим рядом. Они отклонились друг от друга, образовав латинскую букву "V" - "виктория". Деревья были мощные, более сорока метров в высоту. То ли общество молодой красивой женщины влияло на меня, или какой инстинкт проснулся, только, ни слова не говоря, я стал взбираться на дерево. Нырнул под разлапистую нижнюю ветку, подтянулся до другой. И так, почти скрываемый хвоей, я добрался до крупных веток метрах в четырех от земли, на концах которых висели огромные кедровые шишки.
Отломив длинный ровный сук, я, придерживаясь одной рукой то за ствол, то за толстые ветви, начал сбивать шишки. С высоты дерева мне было интересно наблюдать, как, кувыркаясь в воздухе, они падали в густую траву. Тая собирала их. Постепенно, поднимаясь от ветки к ветке, я добрался до самой вершины, где ствол был едва ли толще человеческой руки. Минут двадцать я занимался "гимнастикой". Все шишки были сбиты. Чувствовалась легкая усталость, ведь на дереве - не то, что на земле: все время в напряжении. А на соседнем кедре, до веток которого я дотягивался, урожай плодов был таким же обильным.
Стал я подтягивать к себе другой кедр. На самом верху деревья легко сгибались. Применив усилие, я сблизил верхушки метров до полутора. Много раз я то подтягивал, то отпускал кедры, внимательно присматриваясь к происходящему. Вдруг явилась шальная мысль: перепрыгнуть на другое дерево! И словно бес в меня вселился! Притягивая соседний ствол, я уже высматривал место, куда прыгну.
Настал момент, когда я уже не колебался. Вот подтяну сейчас вершину и... И не прыгнул. Сердце бешено колотилось, дыхание участилось. Я крепко обнимал ствол дерева, на котором сидел. Будто бы кто-то хотел оторвать меня от него, а не сам я решался на прыжок! Еще несколько раз притягивал я к себе соседнее дерево и отпускал. И когда в очередной раз вершина кедра оказалась близко, я прыгнул без всякого раздумья.
Я все рассчитал правильно. Мои руки крепко обхватили ствол. Вершина далеко отклонилась, приняв мою тяжесть, и мне показалось, что я куда-то лечу. Кедр, покачавшись, наконец, успокоился. Я снова стал околачивать шишки. Теперь они летели в другое место. Удивленная Тая подняла голову, увидела меня на соседнем дереве и спросила:
- А как ты там оказался?
- Перепрыгнул.
У женщины подкосились ноги, и она села в траву. Житель тайги, она знала, чем это заканчивается.
- Ты же мог разбиться!
- Но не разбился же! - весело отвечал я. Тогда я даже не понимал, как рисковал здоровьем и жизнью. Осознание пришло позднее, когда узнал, сколько несчастных случаев бывает при шишковании.
Моя физическая подготовка позволяла мне легко форсировать самые, казалось бы, неприступные кедры, которые заготовители обходили стороной. Мы с Таей, пользуясь любой остановкой на буровой, не оставили в покое ни одного кедра в округе. Моя напарница постоянно смущала меня:
- Сколько буду жить, все буду рассказывать, с каким смелым и решительным человеком мне повезло встретиться!
Между нами установились самые доверительные отношения. Разница в возрасте совсем не замечалась. Но я всегда помнил, что мне нет еще восемнадцать лет. Тогда-то и сочинил я для себя поговорку, которой придерживался всю жизнь: "Не имей дело с той, кого не назовешь своей женой". И я не позволил себе даже легкого флирта. Не мог я пока никого назвать женой. Ну, какой я еще муж? Надо закончить учебу в техникуме, отслужить в армии. А уж потом...
Я научился не только сбивать, но и обмолачивать шишки. У нас набралось килограммов до двадцати орешков. Мы поделили их. Герман тоже занимался заготовкой, но менее успешно. Меня согревала мысль, что я, житель степей, значительно обхожу коренного горца!
Когда же срок практики заканчивался, Герман, нисколько не стесняясь, обратился ко мне с неожиданной просьбой:
- Вася, ты отдай мне свои орешки. У вас же в степи о них ничего не знают? Значит - не ждут.
Да, я рассчитывал угостить маму и сестер кедровыми орешками. Они их никогда и не видели. И хоть сначала и возмутило меня предложение товарища, но мне было искренне его жаль. По сравнению с моей заготовкой его тощая сумочка выглядела позорно. К великой радости лентяя я подарил ему орешки в честь дружбы и чтобы поддержать его репутацию в семье. Себе же оставил несколько горстей: только показать дома.
Наконец, настал день получки. Расплатились мы за квартиру, приобрели продукты, купили подарки Валентине Ивановне и Зое. Еще и осталось немало. В райцентр мы не шли, а летели на крыльях. Дожди совсем испортили тропу. Мы были мокрыми и грязными, поэтому перед заходом в село уже по привычке забрели по пояс в речку.
Герман отдал деньги матери, и Валентина Ивановна, добавив свои, повела нас в магазин, чтобы купить сыну отрез на костюм. Было прохладно, но Герман держал пиджак наброшенным на руку. Тракторы разбили дороги, и мы, чтобы перейти на другую сторону, преодолевали их по топкой грязи. В крошечном промтоварном магазине деревянный пол тоже был в липкой грязи. Я остался у порога, так как не собирался ничего покупать, а Герман с матерью подошли к прилавку. Они о чем-то шептались, разговаривали с продавцом.
- Подержи, - сказал Герка и передал мне пиджак.
Неужели парню действительно жарко? Я аккуратно взял его одежду за вешалку и набросил себе на руку. После продолжительного совещания продавец заработал метром. Герман взял у меня пиджак, тут же полез во внутренний карман и вдруг громко сказал, обращаясь ко мне:
- А где деньги?
- А где они должны быть?
- Они лежали во внутреннем кармане. Ты их выронил?
- Я не мог выронить, даже не перекладывал с руки на руку твой пиджак!
А сам успел подумать: "Что за напасть с этими деньгами? Второй раз исчезают".
- Что такое, что случилось? - повернулась к нам Валентина Ивановна.
- Денег нет в пиджаке! - ответил Герман.
- Куда же они делись? Надо же быть аккуратнее, Василий! Ты же, наверное, вытряс их!
Обескураженный, я подумал: - "Сейчас стану без вины виноватым. Меня заставят отдать кровные". Твердо решив защищаться, я сказал:
- Я не сходил с места. Если бы деньги выпали, они лежали бы у ног. Но их здесь нет. А ты, Гера, шел с пиджаком на руке по улице, ходил так по всему магазину. И когда передавал мне, то не предупредил, что в нем - деньги. Я бы проверил, лежат ли они в кармане. Так что ищи их там, где сам выронил.
В магазине кроме нас были и другие люди. Все мы стали внимательно осматривают грязный пол. Но что могло утаиться на каких-то десяти квадратных метрах? Естественно, мы ничего не нашли. Анна Ивановна, как будто что-то для себя решив, зло сказала:
- А, чего уж там! Сейчас. - И вышла на улицу. Вернулась она быстро и расплатилась с продавцом. За такое короткое время по моим понятиям она не смогла бы дойти ни до квартиры, ни до банка. "Деньги не терялись, - решил я. - Их Валентина Ивановна заранее вынула. А передо мной разыграли спектакль. Участвовал ли Герка в сговоре? Или он искренне верил в потерю денег?"