Когда я учился в седьмом классе, моему родному дяде, Петру Михайловичу, его зять привез из села Боровское лодку взамен износившейся. От наших тихоходных плоскодонок она резко отличалась тем, что была полукилевой. В Боровском иначе нельзя. Озера там, не в пример нашим старицам, просто огромные, как лиманы. Поэтому в ходу были только быстроходные лодки. А у нас и плоскодонки считались за благо.
Помнится, на уроке русского языка, когда мы изучали знаки препинания, я сочинил такое предложение: "Дядина лодка, узкая и длинная, хорошо рассекала воду".
Это ты о той лодке, на которой мы вчера вечером катались? - спросил меня Колька Семкин, мой сосед по парте и ближайший сосед по сельской улице.
Да, это было сказано о ней. Мы уже убедились в ее отличных ходовых качествах. И не обошлось тогда без приключений.
Обычно, чтобы проплыть на старой дядиной плоскодонке километра полтора-два вдоль берега нашего озера, нужно было потратить массу времени и хорошенько поработать широкой деревянной лопатой. Так у нас называли весло, которым гребли то с одного борта, то с другого. От этого лодка плыла зигзагообразно.
На новой лодке мы два километра преодолели незаметно и без особых усилий. Гребли мы сразу оба, каждый по своему борту. Кольке я отдал деревянное весло, а сам греб железной лопатой, которой перекапывали землю в огороде. Нас так восхищала непривычная для наших плоскодонок скорость, что мы носились по озеру как угорелые. При этом громко переговаривались и хохотали, хвастаясь, что нас теперь никто не сможет догнать.
Так мы оказались в таком месте, где вдоль и поперек озера были расставлены сети. Мы развернулись и поплыли обратно.
Но тут от берега отвалила лодка. Крепкий парень, это был Виктор Безруков, явно старался отрезать нам путь к возвращению. Мы, конечно, подналегли на "весла" и быстро оказались в пределах "своей" территории. Виктор отстал и прекратил погоню. Над водной гладью еще долго разносился наш громкий разговор и смех. Мы обсуждали случившееся и хвалили дядину лодку, позволившую нам так быстро уйти от преследования.
Когда наступили сумерки, мы причалили к берегу. И тут из-за кустов к нам вышел Виктор. Не сумев догнать нас по воде, он подстерег нас на суше. Этот допризывник пользовался в селе дурной славой. Он обвинял нас в том, что мы, дескать, хотели проверить его сети. Сколько мы ни уверяли его, что у нас и в мыслях такого не было, он продолжал грозить нам, а потом вырвал у меня железную лопату и стал быстро уходить.
Колька в этот момент как испарился, а я не мог придти домой без лопаты и не отставал от Виктора, но и не приближался. Сумерки перешли в ночь. Кругом не было ни души. Справа темнела глубокая вода озера. Слева, сразу за неширокими огородами, поднимался косогор, закрывавший от нас сельскую улицу. В случае, если моему обидчику придет в голову напасть на меня, надеяться я мог только на свои ноги. Я вспомнил, что люди у нас иногда пропадали бесследно. И я боялся.
Жил Виктор далеко, почти на краю села. Я шел за ним, соблюдая дистанцию, и упрашивал отдать мне лопату. Я говорил и говорил. От этого мне было не так страшно. Я рассказал ему о том, что лопата в нашем доме - единственная, что если он ее не отдаст, то нам нечем будет вскопать огород. И что озеро - не его собственность, и мы ничего плохого не сделали. А если он присвоит лопату, то завтра я пойду в сельсовет и заявлю на него.
А настойчивым я был поневоле: мама не хотела давать мне лопату, боялась, что я утоплю.
Либо я надоел, либо подействовало упоминание о сельсовете, только Виктор воткнул лопату в землю и молча зашагал дальше. Я схватил нашу кормилицу и пустился домой. По дороге думал о том, что Колька меня предал. Вдвоем нам было бы легче. Он и раньше, и позднее не раз подводил меня. Настоящей дружбы у нас с ним так и не получилось.