В апреле освободились от снега поля, и сельские подростки и женщины стали прочесывать прошлогоднюю стерню в поисках колосков пшеницы. Нужда заставляет. На трудодень зерна выдали по несколько граммов, так что весь заработанный хлеб умещался в двух-трех мешках. Семейству Елены Евсеевны хлеба едва хватило до Нового года. А дальше выручала картошка и соленья. К весне совсем истощились скудные запасы еды. А собранные Валькой колоски выручают. Добытое из них зерно поджаривают, дробят на "терке" - ручной самодельной мельнице - и варят из него кашу или добавляют в похлебку.
Придти на поле надо рано утром, пока схваченная ночным морозцем почва не липнет к обуви. В это время легче разминуться с конным объездчиком, который кнутом выгоняет людей, не дает собирать колосья. А иногда он будто случайно припозднится, чтобы отобрать полные сумки с колосьями. Он же распространил слух, будто бы пролежавшее под снегом зерно заражено грибком, вредным для здоровья. Его, дескать, нельзя употреблять в пищу. Отбирая сумки, он спасает людей от болезни.
- А умирать с голоду - не вредно для здоровья? - возмущался народ и не обращал внимания на очередную страшилку. А между собой шептался: "Проклятый кулак! Он нашим зерном своих гусей откармливает!" Но на конфликт никто не шел. Объездчик, Степан Подгорелов, был человеком мстительным и беспощадным. От призыва на фронт ему удалось отвертеться, поделившись кое с кем своим достатком и прибавив себе возраст. Поэтому он выслуживался перед начальством, как только мог. Очень боялся, что всплывут его давнишние связи с белогвардейцами. Поэтому держал людей в страхе. Так-то оно надежнее!
Валька побежал вдоль молодой лесопосадки, на дальнее поле, на котором почти не бывает людей. Считал, что объездчику не выгодно будет гнать туда лошадь. Вчера ему повезло: обнаружил "гриву", то есть несжатую полоску пшеницы. Поэтому, как всегда, не пошел в школу в соседнее село, где была семилетка, а отправился собирать колоски.
Непогода придавила стебли к земле. Издали можно и не заметить это место, но мальчик хорошо его запомнил. Он даже понял, почему хлеб здесь не сжат. Убирали его прицепным комбайном "Сталинец". Буксировал его колесный трактор ХТЗ - Харьковского тракторного завода, название которого местные шутники расшифровывали как "Хрен Ты Заработаешь". У трактора часто выплавлялись баббитовые подшипники на коленчатом валу. Их приловчились заменять прямо в поле. Называли эту процедуру "перетяжкой". На этом месте, видимо, и проходил ремонт. Штурвальный по этому случаю приподнял жатку. А когда агрегат запустили в работу и он тронулся, зазевался, не успел быстро ее опустить. Вот и осталась "грива".
Набив сумку колосьями, юный кормилец отправился домой, выбирая путь в тени лесопосадки, там, где земля либо уже подсохла либо еще не оттаяла. Он знал, что с такой полной сумкой, как у него, лучше не попадаться на глаза объездчику, и был готов в любую минуту спрятаться, залечь в кустарник. Он благополучно дошел до конца лесопосадки. Потом быстро перебежал открытую местность и оказался под защитой другого леса, посаженного вдоль железной дороги для защиты ее от снежных заносов. Здесь была уже не колхозная, а государственная территория. Железнодорожников тоже следовало опасаться. У них после нападения фашистов была введена железная воинская дисциплина, и каждый рабочий опасался, как бы чего не вышло на его участке. Иначе - трибунал. Поэтому они прогоняли сельских ребят, если видели их вблизи у рельсов.
По другую сторону пути была точно такая же густая полоса леса. Оглядевшись и решив, что вокруг ни души, Валька в одно мгновение преодолел полотно железной дороги. Находиться в лесу одному также было опасно. В посадках иногда вылавливали дезертиров. А от них можно ожидать чего угодно. Но Валька был не так прост. У него за пазухой - заряженный самопал и коробок спичек. В случае чего он может сделать один меткий выстрел, а потом убежать.
Выйдя на кромку лесной полосы, Валька оказался перед широким пустырем, за которым находился колхозный сад. Солнце уже припекало, стало тепло. Настроение у мальчика было прекрасным. Он решил отдохнуть на опушке, прежде чем выйти на открытое пространство. Вынул из-за пазухи самопал и стал его разглядывать. Медная трубка была хорошо пригнана к деревянной рукоятке. Из узкой как щель прорези на трубке виднелся порох. Стоило вставить в гнездо спичку, чиркнуть по ней коробком, и раздастся выстрел. Заряжен самопал кусочками проволоки. Если попасть в лицо, то можно даже убить человека.
Валька уже решил выстрелить в какое-нибудь дерево, когда послышался какой-то шум. По пустырю кучно бежали десятка два упитанных гусей. А за ними, несколько отставая, челноком сновала лиса, не давая им свернуть в сторону или остановиться. "Ты смотри! Она угоняет гусей подальше от дома Прогорелова!" - догадался Валька. Теперь он был уверен, что стрелять нужно в лису, когда та приблизится.
Но рыжая не захотела долго пасти птиц и ринулась в атаку. Гуси с криком разбегались, а она в мгновение ока настигала их. Перекусит птице горло и скачет за следующей. На пустыре уже бились в конвульсиях пять-шесть зарезанных гусей. Выскочив из леса, мальчик чиркнул спичкой у дула самопала. Раздалось шипение, последовал легкий хлопок, и кусочки проволоки упали в двух шагах от стрелка. Какой позор! Тогда, размахивая сумкой, Валька с криком бросился отбивать гусей. Хищница отступила, но не растерялась: нашла в траве гусыню, схватила ее зубами и умчалась в кусты. Птиц не сразу можно было разглядеть среди высокой прошлогодней травы, но валька приметил, где они лежат.
Свидетель невероятного приключения испугался, что объездчик может прискакать верхом и обвинить его во всем случившимся. Он не станет разбираться, что здесь произошло. За гусей и убить может. Он родной дочери не пожалел, избивал ее по пустякам до тех пор, пока она умом не тронулась. Теперь девочка ходит по селам, попрошайничает. И нет у нее даже фамилии, только имя - Дуня Дурочка.
Валька шмыгнул в колхозный сад, притаился за крайними толстыми тополями и стал ждать. Никто не появлялся на месте побоища. Уцелевшие гуси, успокоившись, тихонько отправились к своему дому. Мальчик проследил, пока они скрылись из виду, и отправился своей дорогой.
При выходе из сада ему встретился старик Топоров, живший на крайней улице села. Деду уже перевалило за девяносто, но он был бодр и любопытен.
- А чей ты будешь, парень, и как тебя зовут?
- Я сын Елены Евсеевны, зовут Валька.
- А, Еленин! Ленин сын! Знаю ее, вы у озера живете. Значит ты - Ленин Валька.
Все как сговорились. Его иначе и не звали - Ленин Валька, а мальчишки между собой - просто Ленин. Потому что мать - Лена. Да и смышленый он был, выделялся среди сверстников сообразительностью. Чем не Ленин! Когда мужики были на войне, мальчиков часто звали по материнским именам. Соседнего Витьку иначе никто и не называл, как Мареич, потому что мать у него была Марея. А вот валька был Лениным.
Дома мать покормила его. Утолив голод, он рассказал о том, что видел.
- Знаешь, мама, какая-то собака гналась за гусями, а потом напала на них. Поймает, перегрызет горло. Гусыня еще бьется, а собака уже ловит другую, третью. Много гусей разорвала. Я ее прогнал. А зарезанные гуси там, в бурьянах, так и остались лежать.
Помолчав немного, Валька добавил:
- Давай, мама, сходим туда, может быть, найдем хоть одного гуся?
- Нельзя. Надо хозяину сказать, пусть заберет.
- Да это же гуси Пригорелова! Он у нас сумки отбирает, на лошади за нами гоняется. И нашими же колосками этих гусей кормит! Их даже искать никто не будут: к вечеру объездчик всегда пьян. Давай, сходим. Все равно собаки растащат.
Под вечер мать и сын, взяв салазки, отправились на поиски гусей. Придумали себе легенду: хворосту насобрать. Валька успел заново зарядить свой самопал. Прошли через село и через колхозный сад, никого не встретив. На месте побоища недалеко друг от друга в бурьяне лежали четыре гусыни. Мальчик знал, что их было больше, но лисица, видимо, тоже не дремала. Сложили гусей в мешок. Потом набрали в лесопосадке валежнику, привязали его сверху. Солнце уже склонилось к горизонту. Никто не обратил внимания на привычную в то время картину: женщина с подростком везут что-то на салазках.
Общипывали гусей темной ночью при занавешенных окнах. Перо и пух Валька отнес далеко за речку и там рассеял по ветру. Так же тайно избавлялись от костей.
- Это нам Бог послал гусей взамен овечки, которую волк утащил, - сказала мать. А Валька подумал: "Никакой это не волк. Люди овечку украли. Но попробуй, докажи, если сам не видел". Он приблизительно знал, как это было. Доглядывать за единственной в хозяйстве овцой доверили младшему братишке Ваське. Его, глупого, более взрослые ребята отвлекли игрою, а другие угнали овечку. Когда же мальчик хватился, ему сказали:
- Волк утащил твою овечку. Вон, за бугром, видишь, тащит?
- Нет, не вижу.
- Да вон же, вон! - показывали они вдаль, где никого не было. Разыграли ребенка, как хотели. А он так и не понял, куда девалась овца. Мать поверила, что ее волк унес. Но только не Валька. День за днем, слово по слову восстанавливал он событие. Но так ничего и не добился. За это время из села выехало семейство Аносовых, а к нему и вели все догадки.
Из-за частых прогулов Валька отставал в учебе. Его оставили в шестом классе на второй год. Но он не жалел об этом. Таких, как он, было полкласса. Доучиваться пришлось в вечерней школе. Семилетку он закончил за четырнадцать лет.