Аннотация: Г Л А В А 42. НЕСЛУЧАЙНОСТЬ СЛУЧАЙНОЙ ВСТРЕЧИ.
Г Л А В А 42. НЕСЛУЧАЙНОСТЬ СЛУЧАЙНОЙ ВСТРЕЧИ.
Павел встречал меня солидно: сам на "Мерсе", охрана на джипе. То ли спектакль разыгрывал, то ли и вправду на такой уровень поднялся. Гостиницу я заказала еще в Лондоне, за что мой бывший муж на меня немного приобиделся, потому как рассчитывал, что я поселюсь в специально приготовленной им квартире. Но мне не хотелось зависеть от него ни в чем. Поэтому договорились лишь о машине и водителе-охраннике.
Он привез меня в "Президент-Отель", проследил за размещением и обещал заехать завтра утром, попутно знакомя с распорядком мероприятий, которые запланировал на ближайший день-два. Примерно через полчаса после его ухода раздался телефонный звонок: администратор гостиницы вежливо интересовался, не желаю ли я принять посетителей. Сердце предательски затрепыхалось: может, Иван каким-то чудесным образом узнал о моем приезде. Но нет, неожиданным гостем оказался хозяин московского магазина "Кремерз Хаус", некий Рыбаков Владимир Васильевич.
Открыв дверь на осторожный стук, в первый момент я увидела только огромную яркую корзину цветов, а уже за ней мужчину, среднего роста и средних лет, державшего ее на вытянутых руках. Рядом с ним стояла молодая женщина, разглядывавшая меня с чуть заметным волнением и нескрываемым любопытством.
- Здравствуйте, Катерина Михайловна! С приездом! - Я пропустила их в номер, только сейчас припоминая, что сама попросила секретаря сообщить в Москву о моем приезде; хотела лично ознакомиться с работой магазина и посмотреть, как идут дела. А заодно обсудить с хозяином некоторые моменты при подготовке новой коллекции, в которой совсем неплохо было бы учесть вкусы московской публики.
Мужчина сразу расположил к себе своей открытостью.
- Извините, Катерина Михайловна, что без предупреждения. Но нам позвонили из Лондона, сообщив только дату вашего приезда. А когда нас лично захотите посетить, не уточнили. Ну, я решил проявить инициативу.
- Что ж, Владимир Васильевич, спасибо. А спутницу вашу как зовут? - Она скромно стояла за его спиной, продолжая откровенно меня разглядывать, но уже в интерьере гостиной.
- Маша - моя правая рука.
Маше было лет тридцать, может быть, поменьше, но я по-женски немного ей прибавила. Прямые длинные русые волосы, собранные в строгий хвост, деловой костюм. Внешность скорее приятная, чем эффектная, и какая-то... очень знакомая.
- Меня представляли вам в Лондоне около двух лет назад, - пояснила она, поняв, видимо, по моему взгляду, что я стараюсь вспомнить, где ее видела. - Владимир Васильевич был приглашен на презентацию коллекции, через полгода после открытия магазина. Ну, и я вместе с ним.
Мне моментально припомнилось то время. С Максом дела обстояли более или менее благополучно, и он начал активно помогать мне в бизнесе, тем более что рудники заработали в полную силу, и мне его помощь была весьма кстати. Но вот участвовать в публичных мероприятиях наотрез отказывался. Поэтому та презентация была для меня противным отбыванием повинности. Я с нетерпением ждала, когда закончится вечер, разойдутся гости, отзвучит положенное в таких случаях выступление поп-звезд, перестанут донимать журналисты и специалисты, и я получу, наконец, возможность вернуться домой, где он меня ждал, исполняя роль заботливого отца. Но вот эту девушку я запомнила. Почему?
- Мы потом еще несколько раз бывали на фирме, но нами занимался ваш главный менеджер по продажам.
Ах, вот почему мне запомнилось ее лицо, из-за внимательно изучающего меня взгляда во время коротких встреч, которые я всегда проводила со своими компаньонами из разных стран, приезжавшими время от времени для отбора новых изделий.
- Катерина Михайловна! А вы в Москве давно не были? - Оживленно спросил меня Рыбаков.
- Да, пожалуй, около двух лет.
- Ну, тогда мы вам магазин покажем и заодно обзорную экскурсию по городу сделаем, а потом поужинаем в приличном месте. Вы не возражаете? - Я не возражала, тем более что вопрос об ужине стоял в повестке дня.
Маша оказалась милой, приятной, спокойной девочкой. Что поделаешь, с высоты моего возраста все женщины моложе меня кажутся мне девочками. Может быть, поэтому в разговоре с ней я быстро перешла на "ты", что ее не обидело. В ресторане я обратила внимание, что после короткого телефонного разговора по сотовому она несколько оживилась, глаза наполнились мягким светом, красноречиво говорившем о характере общения. Я прервала беседу с Рыбаковым и обратилась к ней:
- Маша, может быть, тебя кто-то ждет? Я совершенно не обижусь, если наши скучные разговоры ты променяешь на более приятное для тебя свидание.
В ответ она испуганно съежилась и пролепетала:
- Нет, что вы, Катерина Михайловна. Личные дела только после работы. Тем более что Владимир Васильевич просил быть вашим гидом все дни вашего пребывания в Москве.
Я вопросительно посмотрела на ее начальника.
- Да, Катерина Михайловна. Извините за мою настойчивость. Я знаю, что вы москвичка, и ваш визит носит частный характер. Но вы в Москве одна. Поэтому попросил Машу, чтобы она организовала культурную программу и везде вас сопровождала. Чтобы вам не так скучно было. Если нужна охрана, пожалуйста, без проблем.
Мне показалось удивительным такое навязчивое гостеприимство, но немного подумав, решила, что он, быть может, и прав. Я давно не оставалась одна, поэтому заранее приготовила себя к тому, что хотя бы несколько вечеров проведу в одиночестве. Но Маша понравилась мне своей сдержанностью и мягкостью, обещающими, что ее присутствие в качестве компаньонки не будет утомительным. И все же сочла нужным еще раз обратиться к ней:
- Я польщена таким вниманием, но все же, Машенька, не думаю, что ради меня стоит изменять свои планы и отказываться от встречи.
- А я и не отказываюсь. - Она мило улыбнулась. - Он все равно сейчас не может. Мы встретимся позже.
За неделю, что я провела в Москве, мы очень сдружились. Маша приходила ко мне в десять утра, когда я уже вовсю занималась делами, обсуждая и согласовывая какие-то нюансы с Максом, Мишаней, с управляющими рудников и начальниками отделов. Она умело организовывала мой досуг в то время, когда я была свободна от внимания Павла. Мы болтали о всевозможных пустяках, о моде, о тряпках, со смехом обсуждали какие-то сплетни об известных людях. Ей, безусловно, нравились мои рассказы о разных странах, о приемах в высшем европейском обществе, о случающихся на них курьезах и казусах, о каких я знала будучи их свидетелем, либо из подробного описания в прессе. Я всегда имела про запас пару таких смешных историй, чтобы во время нужной встречи вставлять их к месту и тем самым расположить к себе собеседника.
Мы как две подружки ходили по магазинам, сидели в ресторанчиках или кафешках. Пару раз она сводила меня на модные в Москве театральные постановки. Нам было приятно друг с другом. Я ловила себя на мысли, что у меня давно не было подруги. Последние несколько лет рядом со мной были только мужчины, которые или жили моей жизнью, или я полностью отдавалась их проблемам. Были чувства, глубокие, настоящие, требовавшие от меня полной отдачи. Поэтому разговоры ни о чем, о моде, о погоде, какие-то женские секреты доставляли мне удовольствие.
Но я ни на секунду не забывала о главной цели, ради чего и была организована эта поездка - о розысках Ивана. Вначале все шло как по маслу: Андрей Маркин посетил меня через день и подробно информировал, как обстоят дела с поисками Макарова Ивана Николаевича, к которым он незамедлительно приступил. На этот раз наша беседа была более приземленной, с автобиографическими подробностями, необходимыми для пространного интервью. Правда, прощаясь, Андрей Ильич удивил меня необычной просьбой.
- Катерина Михайловна, надеюсь, вы не будете на меня сердиться, но я не утерпел и сообщил Симакову о нашем знакомстве. Вы не представляете, насколько он был удивлен и, пожалуй, даже ошарашен. - Мне оставалось только молча выразить свое недоумение этим фактом. - Оказывается, он давно ищет с вами встречи и настоятельно просил составить ему протекцию.
Я неуверенно пожала плечами, всем своим видом показывая, что не горю желанием.
- Хорошо. Пускай позвонит, когда я вернусь в Лондон.
- Насколько я понял, у него к вам серьезное и срочное предложение, и он готов вылететь сюда, в Москву.
- Андрей Ильич, не смешите меня. Что может быть серьезного и важного у человека, изучающего вехи моего жизненного пути по газетным сплетням. Мне вообще не нравится вся эта история.
- Почему же, разве у такой женщины, как вы, не может быть поклонника? - Со смехом возразил мне Маркин.
- Я не поп-звезда. И меня весьма смущает ваша ссылка на его многочисленные знакомства. В наше время надо быть в них весьма разборчивым.
Тема показалась мне исчерпанной, как вдруг фамилия Симаков непотопляемым миноносцем всплыла на следующий день в ежевечернем разговоре с Максом. Он спросил меня о нем как бы между прочим:
- Кэтрин, тебе фамилия Симаков ни о чем не говорит? Ты с ним знакома?
- Лично нет. Почему ты меня о нем спрашиваешь?
- Он ищет встречи со мной через одного знакомого.
- Ты решил с ним встретиться? Прошу тебя, будь осторожен.
- Почему? Тебя что-то пугает?
- У меня нет никаких доказательств, но он, по-моему, был связан с Гранатой и передавал ему всю информацию о нас, о нашем решении пожениться, обо всех передвижениях.
- Ты думаешь, он затевает какую-то игру?
- Вряд ли. Смерть Гранаты оказалась для него выгодной. Видимо, под своим именем или под прикрытием своей фирмы Симаков размещал часть его капитала. Теперь это все досталось ему. Вряд ли он имеет к нам претензии.
- Ты так уверенно об этом говоришь.
- До меня дошла кое-какая информация. Но меня пугает другое: он слишком настойчив в стремлении встретиться с нами.
- Хорошо, я это учту.
Больше мы к этой теме не возвращались. Намеченная мною неделя подходила к концу, а поиски Ивана не дали никаких результатов. Обсудив с Андреем Ильичем другие возможные варианты, я пришла к неутешительному заключению, что в ближайшее обозримое время мне не удастся отыскать его. Поэтому с тяжелым сердцем собирала чемодан в обратную дорогу.
В день отъезда Маша пришла ко мне, как обычно, утром. У нее был на редкость счастливый вид. Так как мы иногда говорили о ее молодом человеке, я тут же предположила самое приятное и распространенное:
- Он сделал тебе предложение?
- Нет, - последовал ответ, но лучезарный свет в глазах не исчез. - У меня будет ребенок.
- Он знает?
- Еще нет. Я не хочу говорить ему об этом. С ним все так непросто. Мне не нужно, чтобы он был со мной из жалости.
- Разве ребенок - это жалость?
- Он состоятельный человек, еще подумает, что таким образом хочу заполучить его.
- Не буду оригинальна, если скажу: тебе виднее. Но у него серьезные намерения?
- Катерина Михайловна, вы, как моя мама, сразу про намерения. С ним ничего не понятно.
- Маша, он женат?!
- Нет. Он все время один. Раньше женщины были, разные. Но давно уже никого нет, только я. - Она как-то замялась.
- Но он тебя любит?
- Мне кажется, да. Вы не представляете, какой он. Ни на кого не похож.
- Да, представить не сложно. Чем он занимается?
- Стрельбой.
- Что?! Он бандит?!
- Да нет, что вы! У него свое стрельбище под Москвой. Сейчас много богатых людей оружие понакупали, а стрелять негде.
- А ты где с ним познакомилась? Никогда бы не подумала, что ты любительница стрельбы по мишеням.
- Через Рыбакова. Володя у него деньги на магазин одалживал.
- Ну что же, Машенька, счастья тебе. Ты замечательная девушка. Спасибо за то время, что потратила на меня. Надеюсь, я не очень донимала тебя своим брюзжаньем и капризами?
Мы вовремя попрощались, потому что раздался стук в дверь. Это приехал Павел, чтобы отвезти меня в аэропорт. Всю дорогу мой бывший муж, сидевший на переднем сиденье вполоборота ко мне, интересовался моими впечатлениями от поездки, желая в очередной раз услышать из моих уст похвалу в свой адрес, что я и делала, тем более что никакой фальши в моих словах не было. Я пела бы ему дифирамбы еще заливистее и энергичнее, если бы не плохое настроение - даже не из-за того, что мне так и не удалось отыскать Ванечку. Мне было не по себе от того, что Система, обнадежив меня, вдруг резко изменила свои планы. В таких случаях я всегда ищу сделанную мной ошибку и прошу не судить строго, а дать еще одну возможность. За этим занятием меня и застал звонок Макса.
- Кэтрин, ты где?
- В машине. Еду в аэропорт.
- Не спеши. Самолета не будет.
- Макс, что случилось?
- Не волнуйся. У нас ничего ... страшного.
- А нестрашного?
- Утром я виделся с Симаковым и решил, что тебе не следует торопиться уезжать из Москвы.
- Ты шутишь! Что он мог сказать такого, что ты принимаешь решение не посылать за мной самолет, как мы договаривались накануне?
- Он предлагает очень выгодную сделку.
- Разве нельзя ее обсудить после моего возвращения?
- Нет. Он слишком долго на нас выходил, мы можем опоздать.
- Это российский рынок?
- Да.
- Ты же знаешь, как я отрицательно отношусь к ...
- Кэтрин, он сам во всем признался и раскаивается в содеянном.
- Макс, ты с ума сошел! Разве ему можно верить? Он наверняка хочет нас подставить.
- Сомневаюсь. Для него эта сделка также выгодна. Думаю, ему можно доверять.
- С чего ты взял, что такому человеку можно доверять?
- Кэтрин, он принес доказательство своего раскаянья. Оно сейчас лежит передо мной. Это украденная у тебя корона. По-моему, и ты получила свой "привет". Или я ничего не понимаю. Мне кажется, ты должна лично выслушать Симакова. Он прилетит вечером вместе с Дмитрием. Если его предложение тебе понравится, то все закрутится очень быстро.
- Почему Дмитрий, а не ты? Что случилось? Что ты от меня скрываешь?
- Я же сказал, ничего страшного. Не волнуйся. - Голос сразу стал мягким. - Мне не хотелось тебя расстраивать. У детей ветрянка. Второй день температурят, капризничают. Было бы нехорошо оставить их одних.
- А меня - хорошо? Макс, что с тобой? Я не хочу видеть никакого Симакова, не хочу слышать никакой бред. Ты не находишь, что мое присутствие дома тоже было бы желательно?! - Макс молчал, видимо, ожидая, когда я выговорюсь. - Надеюсь, ты понимаешь, что для меня нет большой проблемы вылететь обычным рейсом. Почему ты так со мной поступил?
- Кэтрин, любовь моя, не сердись. И я, и ребята очень по тебе соскучились. Но то, что он предлагает, не бред. Ты самая рациональная женщина, какую я когда-либо знал, поэтому подумал, что ты сама приняла бы такое решение. Глупо тратить время на перелеты, когда все переговоры будут вестись в Москве. Выслушай его, Кэт. Не сердись на меня.
- Хорошо, - обиженно согласилась я. - Только не делай из меня перед детьми рациональное пугало. Когда я успокоюсь, перезвоню тебе.
- Катя, у тебя какие-то проблемы? - Сочувственным тоном спросил Павел. И хотя разговор с Максом мы вели по-английски, по моему недовольному тону, виду, а главное, по окончательно испортившемуся настроению он понял, что с другим мужчиной у меня тоже бывают сложности, как когда-то с ним.
- Разворачивайся, Паша. Рейс отменили. Мне нужно задержаться в Москве.
- На сколько?
- Сама не знаю. Может быть, уже завтра улечу, а может быть, на неделю останусь.
- Тогда нечего тебе в гостиницу возвращаться, деньги переводить. Поживешь в той квартире, что я для тебя приготовил. Это, правда, не центр. Но у тебя будет машина и водитель, да и дом под охраной.
Мне стало смешно. Вот он откуда, мой трезвый ум, моя рациональность, взращенная во мне одним мужчиной под обильно пролитые мною же слезы, чтобы потом ее плодами воспользовался другой, восхищаясь ею.
К вечеру, как Макс и обещал, прилетели Дмитрий с Симаковым. Утром Тимофей Петрович был у меня. Его предложение выглядело и впрямь заманчивым. Из его слов следовало, что еще в смутные ельцинские времена на территории России, не на Крайнем Севере, и совсем в другой стороне от взрывоопасного кавказского региона, было открыто месторождение алмазов. Заниматься его освоением у государства в ту пору не было ни сил, ни возможностей. Олигархи делали быстрые и бешеные деньги на нефти и газе. Кого-то алмазные копи, может быть, и интересовали, но информацию о них решено было попридержать до лучших времен, тем более что в Якутии камни добывались полным ходом, и все было давно поделено.
Вопрос о разработке алмазной трубки остро встал после избрания нового президента страны - к реализации этого крупнейшего проекта тот решил привлечь инвесторов без сомнительного прошлого. Поэтому круг посвященных в него правительственных чиновников, закидывающих удочки по своим каналам, был весьма узким. Но господину Симакову каким-то образом посчастливилось стать одним из обладателей этой конфиденциальной информации. Услышав, о чем идет речь, он сразу же подумал обо мне, естественно, предусматривая и для себя лакомый кусочек. Спешка была вызвана тем, что другие, пока он искал выходы на меня, тоже не теряли времени даром и предлагали своих кандидатов, из которых один уже отказался, а другой раздумывал.
Излишне говорить, что встреча с Симаковым не была для меня радостным событием и началась далеко не в дружественной обстановке. Я так и не научилась быть дипломатом, поэтому не скрывала своего отношения к нему. По его слишком спокойному поведению и первым словам стало понятно, что он хотел провести ее так, будто все неясности между нами разрешены, что свои покаянные речи им уже произнесены перед Максом, более того, они приняты, поэтому сейчас он сидел передо мной как ни в чем не бывало.
У меня не было злости или обиды на него. В конечном счете, не он нанимал киллера, не он разрабатывал хитроумные планы моей дискредитации. Но он брал деньги за свои услуги, зная, что они будут применены во зло. Поэтому был мне противен. И сейчас я решала: что для меня важнее - деньги, или душевная чистота?
Макс вечером по телефону долго убеждал меня, что выбрал деньги, поскольку поверил в чистосердечное раскаянье этого человека. Нюху Макса можно только позавидовать. Прибыль, успех, энергетику денег он чувствует как что-то родное и близкое, как мужчина чувствует женщину, ради обладания которой ... Стоп! Макс не из тех, кто готов на какую-либо низость ради удовлетворения своих желаний. Он всю жизнь придерживался принципа брать только то, что само идет в руки, что притягивается на его внутренний зов. Другое дело, что зов этот был слишком сильным, да и в желающих откликнуться недостатка не было. А вдруг с Симаковым Макс ошибся? Подумаешь, принес бриллиантовую безделицу ценою в пару сот тысяч фунтов. Даже если и больше, разве этим оценивается порядочность и честность человека?
Занятая этими мыслями, я в вполуха вслушивалась в его пространные слова о престиже этого проекта, о том, какие высокие государственные персоны заинтересованы в его осуществлении, о грандиозной выгоде. Но пока эти доводы не перевешивали чаши моих весов. Когда он начал нудно повторяться, я прервала его:
- Вы уже это говорили.
- Вы не доверяете мне, Катерина Михайловна, - спокойно констатировал он.
- Было бы странно, если бы я вам поверила. Признайтесь, вы принесли корону, потому что поняли, что мне стала известна ваша неблаговидная роль в событиях, имевших место не так давно. Удивительно, что вы вообще ко мне пришли.
- Я много думал после смерти Вити. Для меня она означала его расплату за то, что он сделал. - Он говорил сдержанно, как будто вытаскивал слова из потайного внутреннего кармана. А потом, решив, видимо, что прятать их не имеет смысла, вдруг заявил: - Но еще больше, Катерина Михайловна, я думал о вас.
- С какой стати? Хотели пошантажировать?
- Нет, - он усмехнулся - С вами шутки плохи. Витя вас обожал, можно сказать, преклонялся перед вами. Это он навел меня на мысль, что наследство вы сотворили силой своих желаний и убеждений. А когда узнал, что мистер Ландвер оказался жив, то понял -- мне показали, как чистым, светлым людям помогает сам Бог. А я - грязь и мерзость, поэтому теряю все, - и деньги, и любовь.
Если в таком же тоне он говорил с Максом, то понятно, почему тот ему поверил. Но это все красивые слова, ими можно прикрыть все, что угодно.
Симаков продолжал:
- В один из приездов в Москву мне попалась небольшая газетенка с объявлением "Школы кармического целительства". Вспомнил, как Витя рассказывал, что вы в такой преподавали. Позвонил. Оказалось, та самая. Разыскал ваших учеников.
- Зачем?
- У них хранились конспекты ваших лекций и семинаров. Стал читать книги, которые вы рекомендовали. Применял ваши методики. Шаг за шагом шел путем, которым вы, Катерина Михайловна, вели.
Он замолчал. Я никогда не претендовала на роль гуру. Просто делилась знаниями, известными задолго до меня, с теми, кто был готов их получить, кто задумался, пережив драмы и неудачи, над глубоким смыслом происшедшего с ними. Кто, перестав обвинять во всех своих несчастьях других людей, судьбу, Бога, созрел до осознания собственной ответственности за эту жизнь, за прошедшие и будущие.
- Я и виноват перед вами, и обязан вам новым шансом. Простите, если можете. - Я сидела, раздумывая над его словами, а он с улыбкой добавил - Я знаю, вы меня уже простили. Это заняло много времени, но вы меня простили.
- Я рада, что вы сделали правильный выбор. Вам дали эту возможность, и вы ее использовали. А что касается проекта, считайте, что я согласна его рассмотреть.
Симаков пришел ко мне не с пустыми руками, а хорошо подготовленным. У него имелись все документы и материалы, какие потенциальные партнеры готовы были предоставить на данном этапе. Димка погрузился в изучение подробной геологической экспертизы. А я занялась проверкой экономического обоснования проекта. Симаков оказался незаменимым по части уточнения какой-либо позиции или цифры. За три дня напряженной работы он несколько раз сетовал на то, что я вынуждена сама проводить расчеты.
- Ну что же делать, Тимофей Петрович, если вы меня поставили в подобную ситуацию. Будь я в Лондоне, этим занялся бы соответствующий отдел "Даймонд Квин". Я бы только ознакомилась с выводами, после чего приняла бы решение. А так по старой памяти приходится работать аврально, как на родном заводе к концу квартала.
Но я лукавила. Всю черновую работу делали специалисты компании. При нынешнем уровне связи это совсем не сложно. После многократных обсуждений с ними, Максом, Дмитрием я пришла к выводу о целесообразности начать вести переговоры.
Поздним вечером, когда ушел Симаков с папкой наших предложений и подробным заключением, мы с сыном сели ужинать. И тут я обратила внимание на блеск в его глазах и старательно скрываемое возбуждение, которое нельзя было списать только на голод молодого мужчины, лишенного возможности в течение шести часов положить себе в рот кусок мяса. Но причиной его нервозности я не успела поинтересоваться - он начал первый:
- Мам, ты представляешь масштабы этого проекта? На какой уровень мы выходим?! А ты на удивление спокойна. Уверена, что все пройдет гладко? Или тебя не волнует результат?
- Ни то, ни другое. Я уверена только в деньгах Самоэля. Если они захотят "работать" в России, нам их не остановить. Они будут сами пробивать себе дорогу.
- Это как?
- В этом случае с большинством наших предложений согласятся.
- А если нет? Если возникнут "непреодолимые противоречия"?
- Значит, деньги Самоэля поняли, что здесь им делать нечего.
-- Только не говори мне, про "законы денежного энергопотока". Так ведь об этом пишут в модных нынче книгах? Тебе не будет обидно?!
-- Отрадно, что ты эти книги все-таки почитываешь. - Мне не хотелось вступать с ним в бесполезную перепалку. Я поняла его ощущения: он видел себя у истоков нового грандиозного дела, сулящего стать смыслом всей его жизни, достойной реализацией уже полученных знаний и приобретения нового опыта. Дмитрий глубоко влез в этот проект, вкладывая в него все свое молодое рвение. Ему хотелось от меня таких же острых переживаний.
-- Как ты себя будешь чувствовать, если твои денежки не захотят увеличить своего энергопотока? - То ли смеялся он надо мною, то ли говорил серьезно.
-- Конечно, поначалу расстроюсь. Не без этого. Но потом спокойно приму ситуацию такой, какова она есть: что Бог ни делает, все к лучшему. Все уже сказано до нас, надо только научиться принимать эту истину.
- Это позиция слабости. Получается, мы - пешки в руках Бога. Ты никогда такой не была. Я всегда видел, как ты сражалась. Как боролась за Ивана на суде в Кейптауне. Сколько сил вложила в Макса, чтобы вернуть его к нормальной жизни. Да и с отцом, сколько себя помню, воевала за меня. Если бы ты просто принимала ситуацию, неизвестно, чем бы все закончилось.
- Не все так просто. Принять ситуацию не значит, сидеть, сложа руки, и плакаться на судьбу. В первую очередь, это осознание, почему такое с тобой случилось. А это трудная работа. Только после нее для каждого открываются новые возможности. Но поверь мне, это не всегда путь сражений или борьбы за правое дело. Кстати, ты вовремя вспомнил про отца. Мне кажется, что тебе было бы хорошо его навестить, пока у нас есть свободное время.
-- Ура!!! Значит, ты все-таки уверена, что скоро начнутся "великие дела". Мамуля, твоя интуиция тебя редко подводит...
-- Не обольщайся, все закрутиться не так скоро, как тебе хотелось бы. - Я попыталась несколько погасить его пыл. - Встретиться с отцом значительно проще и быстрее.
Димка, не задавая вопросов больше, направился к себе в комнату. Уже в дверях, обернувшись ко мне, сказал:
- Хорошо. Уговорила. Съезжу на пару деньков к нему на дачу, покупаюсь, порыбачу. Ты со мной? - Я отрицательно покачала головой. Напоследок он с хитринкой в глазах произнес: - Знаешь, мам, Макс прав, когда называет тебя "о, бриллиант моей души".
Утро следующего дня разбудило меня раскатами грома и барабанной дробью летнего ливня о мраморные парапеты и пол огромного балкона под окнами спальни, о пластиковые столы и стулья, составлявшие его интерьер. Плотно задернутое серыми тучами небо не предвещало скорого окончания непогоды. А понурый жалкий вид мокрой мебели только укреплял меня в правильности решения не ехать к Павлу. Однако было еще что-то, заставившее меня не поддаться на уговоры сына и бывшего мужа.
Маша! Занятая свалившимся на меня серьезным делом, я не поставила ее в известность о продолжении своего пребывания в Москве. Признаться честно, помимо желания встретиться с ней и немного развеяться, меня живо интересовало продолжение ее романа. Почему-то молодой человек, которого она не спешила обрадовать своей беременностью, не внушал мне доверия. Отгоняя от себя тревожные мысли, я позвонила ей.
- Машенька, здравствуй! Доброе утро!
- А, Катерина Михайловна! - По ее разочарованному тону я поняла, что мои худшие предположения оправдывались.
- Что с тобой? Почему такой голос?
- Я в больнице.
- Ты заболела? Что случилось?
- Нет, - она замолчала, чтобы выдавить из себя: -- Я на аборте.
- Что?!! Уже сделала? Маша, говори, не молчи!!!
- Нет. Сейчас за мной придут.
- Маша, Маша! Он знает про аборт?
- Он сказал, что я ему не нужна.
- А ребенок?!
- Если я не нужна, значит, и мой ребенок тоже.
- Это ты так решила?
- Катерина Михайловна, мне плохо... Я не знаю, ничего не знаю...
- Подожди, не делай ничего. Я к тебе сейчас приеду. Скажи мне адрес.
- Как приедете?! Вы разве в Москве?! Ой, вот уже медсестра пришла.
- Дай ей трубку.
В ответ на сдержанное "алло!" незнакомого человека я попросила:
- Здравствуйте. У вас платное учреждение? Сообщите доктору, что я заплачу еще столько же, только не трогайте Машу. И дайте ей чего-нибудь успокоительного. Думаю, в течение часа я за ней приеду.
Я неслась к ней в машине, все время поторапливая водителя, сама не понимая, зачем это делаю. Какое мне дело до этой девочки и ее проблем с каким-то уродом, решившим, что он имеет право калечить ее жизнь? Нет. Я очень хорошо знаю, почему я это делаю. Я не могу позволить этим неразумным людям загубить неродившуюся, готовую к воплощению душу, смелую душу.
Ведь каждое такое воплощение на нашей планете сродни подвигу. Душа так искренне ждет, так обстоятельно готовится к встрече с теми, с кем связана неразрывными узами кармы, чтобы отработать свои долги и дать им эту возможность. Она проделывает гигантскую работу: составляет план своей будущей жизни, учитывая миллионы всевозможных вариантов развития ее, поднимает кучу связей, определяет сотни сроков, предусматривает массу "случайностей". В конечном счете, она ставит перед собой высокие цели и благородные задачи.
И вдруг холодная металлическая кюретка врача или вершина технической медицинской мысли, вакуумный экстрактор, безжалостно обрывают все планы и надежды?! Если бы люди знали, как долго такая неприкаянная душа не может смириться с их решением, как держит на них обиду, часто вымещая ее на своих несостоявшихся родителях, а зачастую на детях, которым в дальнейшем посчастливилось родиться. А какие она терпит мучения, безвинно страдая от необдуманных людских шагов, вынужденно находясь в нижнем астрале! Религия считает аборт грехом. Конечно, ведь за него обязательно придется расплачиваться.
Мне в мои двадцать восемь лет никто, к сожалению, этого не объяснил. Поэтому значительно позже, после сорока, пришлось долго вымаливать прощение у души моего неродившегося ребенка, неотступно находившейся рядом со мной, объяснять ей, что на такой поступок меня толкнули обстоятельства, что ее отца нисколько не интересовало ее рождение, что я просто-напросто не видела себя в роли матери-одиночки, потому что была тогда молодой, с естественным желанием создать семью с любимым мужчиной. Может быть, этим поступком я в очень скором времени активизировала свою кармическую связь с Павлом, которую тяжело отрабатывала больше пятнадцати лет?!
Маша, накачанная успокоительными и снотворным, была в полусне, когда я привезла ее к себе. Проснулась она только ближе к вечеру.
- Катерина Михайловна, а чья эта квартира? - Спросила она, осматривая солидную дорогую мебель спальной, куда я принесла ей горячий чай.
- Моего бывшего мужа. Он финансировал строительство этого комплекса. Ты же знаешь, на его открытие я приехала в Москву.
- И вы что, решили с ним снова сойтись?
- С кем? - Не поняла я. - С Павлом? Не пугай меня, девочка.
- Тогда почему вы здесь?
- Мне предложили в Москве интересный проект. Пришлось задержаться. Ты мне лучше расскажи, что с тобой случилось? Почему все так печально закончилось, ведь ты была такая счастливая?
- Не знаю. Его будто подменили. Я это сразу по голосу почувствовала. Решила, поеду к нему, узнаю, что случилось. А он даже в мою сторону не посмотрел. Стоит, стреляет, пули в самое "яблочко" вколачивает. Зачем, говорит, приехала, я тебя не звал. - У нее задрожали губы, и она, не сдерживая рыданий, уткнулась мне в плечо.
- Машенька, а ты про ребенка ему сказала?
- Да. Не вытерпела, сказала. Не гордой оказалась.
- А он что?
- Сказал, что материально мне поможет. И все. Бросил пистолет и ушел. Я решила, что без него мне ребенок не нужен.
- А ему?
- Что ему?
- Ты ведь за него решила. Может быть, ему хочется отцом быть?! - Я понимала, что мои доводы выглядели малоубедительными, однако, давали возможность предположить хоть какое-то положительное качество у Машиного "стрелка". -- Да и у тебя разве нет желания обрести его частичку? Ведь ты его любишь. Ты же с ним счастлива была. Вот и думай об этом.
- И что, одной с ребенком мыкаться?
- Ну, почему же мыкаться? Он же не отказывается тебе помочь.
- Катерина Михайловна, откуда вы все знаете? Я ведь и в самом деле этого ребенка хотела, и его обманула, только чтобы забеременеть. А потом вдруг испугалась. Если бы не вы...
- Вот видишь. И нечего расстраиваться. Завтра другой день будет. У тебя все изменилось. И у него, может, все к лучшему переменится. Не думай сейчас о плохом. Вообще ни о чем не думай. А еще лучше, постарайся заснуть. - Я выключила свет и оставила ее одну.
Но через полчаса меня напугали ее истошные крики. Маша орала во весь голос, катаясь в истерике по кровати. Что я могла сделать? Бросилась к ней, прижала к себе, говоря какие-то слова, только чтобы как-то успокоить.
- Катерина Михайловна, - сквозь рыдания и всхлипы повторяла она, - за что он со мной так? Что я такого сделала? Ведь все было так хорошо. За что? Я ничего от него не хотела. Просто хотела узнать, что случилось? - И опять поток слез.
За что? Извечный вопрос. Иногда вся жизнь уходит, чтобы понять, за что. А многие ее проживают, так и не приступив к поиску ответа.
Из этих раздумий меня вывел ничего не понимающий проблеск "маячка" ее сотового, тревожно подмигнувший мне из угла комнаты, куда он оказался брошенным в разгар душевной бури.
Я тихонько подняла его, закрыла поплотнее дверь спальни и пошла в самую дальнюю комнату, чтобы по определителю найти последний номер, на который она звонила. Если бы меня спросили, зачем я это делаю, я бы, не задумываясь, ответила: чтобы самой узнать, за что. Нет, неправильно. Мне захотелось объяснить, втолковать этому человеку, что он безрассудно рушит не только судьбу Маши и ребенка, но и свою собственную. Я нажала кнопку, но не успела даже открыть рта, как услышала:
- Я же тебе сказал, не надоедай мне. Больше на твои звонки я отвечать не буду.
- Подождите, не отключайте телефон. Это не Маша. И я еще не успела ничем надоесть.
- Вы кто?
-- Я ее ... - я замялась - ... знакомая.
- Близкая?
- Думаю, что нет. Но ей сейчас близкие и не нужны. Ей нужен тот, кто ее поймет, посочувствует.
- А мне зачем звоните? Тоже посочувствовать?
- Может быть. Ведь вы лишаете себя любви.
- Мне ее любовь не нужна.
- Любовь нужна всем. Разная, и такая тоже.
- Откуда вы знаете? - Во всем этом непонятном диалоге меня радовало одно - он его продолжал. А после паузы сказал самое, пожалуй, сокровенное, наболевшее, изломавшее его, в чем вот так сразу можно признаться только незнакомому собеседнику в телефонной трубке: - Я люблю другую женщину. И мне нужна ее любовь.
- Но ее рядом с вами нет. У нее другая семья? Она вас отвергла? - Я знала, что задаю малоприятные, жестокие вопросы. Но он тоже не церемонился с Машей.
- Это не имеет значения. Какое вам до этого дело?
- Вы страдаете. Страдают Маша и ваш ребенок. Может быть, они вам даны, чтобы вас утешить?
- Забыться в объятиях другой? Пробовал, не получается. Ни одна женщина не заменит ее.
- Вы изначально подходите к этому вопросу не правильно. Не ищите замену. Если вы ее любите, значит, она стоит того. Любите память о ней. А в других цените другие качества. Маша вас любит. Даже после того, как вы нехорошо с ней обошлись, она не перестает вас любить. Заметьте, не затаила обиды, не ненавидит, не желает вам зла. Она милая, добрая, домашняя девочка. Как раз для такого сильного мужчины, как вы.
Он долго молчал, и я уже подумала о бесперспективности моей затеи, но ему, видимо, тоже хотелось с кем-нибудь поговорить.
- У вас приятный голос. Какой-то очень близкий. - Потом усмехнулся. - Вы случайно не в спец. органах работаете?
- С чего вы вдруг решили?
- Умеете вести переговоры. - Опять молчание. - Вы правильно сказали, Маша милая, добрая, но она никакая. Мне нравятся другие женщины, сильные. Везде, и в делах, и в любви, и в постели.
- Вы любите такую? Ну, и каков результат? Вы одиноки. И потом, думаете, сильными рождаются? Большинство такими становится, и не от хорошей жизни. А сделать в постели женщину такой, какая нравится, - дело этого самого мужчины. Послушайте, я вас не жениться уговариваю. Я просто предлагаю вам попробовать для начала помириться. Не получится - разойдетесь. Но это будет не так болезненно, для нее, по крайней мере. А, может быть, все закончится хорошо. Она вам даст то, чего вы так хотите и чего лишены - счастье, радость, спокойствие, надежность. Поверьте, отцовство прекрасно не меньше материнства.
- Может быть. Я не думал об этом.
- А вы подумайте, а еще лучше, начните действовать.
- Прямо сейчас?
- Конечно. Неужели вам самому не хочется сделать кого-то счастливым?
- Очень хочется, если бы вы знали, как хочется. У вас замечательный голос.
- Вызывающий доверие?
- Да.
- Тогда доверьтесь мне. У вас тоже хороший голос. Голос умного, сильного, доброго мужчины, который только притворяется жестоким. Вы похожи на железного дровосека, который потерял сердце, а теперь машет топором направо-налево, круша все на своем пути, даже тех, кто готов ему помочь.
- Нет. Я его не потерял. Я его вырвал.
- Не думаете, что пришла пора вставить снова? Нельзя же так мучиться всю жизнь. И эта девочка как раз тот чудесный случай, который поможет вам. А вы - ей. Что вы молчите?
- Я уже все пробовал, будучи женатым дважды. Один раз без особой любви, ошибка молодости. А второй раз любил без памяти. Но тоже не сложилось. А сейчас вы предлагаете сойтись по необходимости?
- Если у вас нет сердца, вы не можете оценить Машину любовь и ответить на нее. Но в вас есть доброта и порядочность. Начните с них. Оставьте свои воспоминания с собой, если они, конечно, греют вам душу. Но при этом откройте свое новое сердце для новых чувств. Может быть, на первых порах Машиной любви хватит на двоих?
- Не знаю. Не уверен.
- А вы попробуйте. Когда увидите счастливый блеск в ее глазах, вам захочется его разжигать снова и снова. Послушайте, из ее рассказа я поняла, что ваши отношения довольно продолжительны и устраивали вас обоих. А потом вдруг резко испортились, по непонятной ей причине. Если виновата она, то объясните ей ее ошибку. Она умная девочка и очень вас любит. А если причина не в ней, то, может быть, ее можно как-то удалить? - По его дыханию я поняла, что попала в самую точку, и что нужно только одно последнее усилие. Поэтому добавила спокойно и уверенно. - Садитесь в машину и приезжайте за Машей.
Он еще какое-то время колебался. А потом сказал то, что я хотела от него услышать:
- Пожалуй, вы правы. Я погорячился. Будет лучше, если мы помиримся. Она у вас? Где вы находитесь?
Когда я вошла в спальню, Маша лежала, обхватив подушку руками. Возбужденное состояние сменилось безразличием. Ее пустой взгляд зацепился за витиеватый рисунок на обоях и не хотел замечать больше ничего вокруг. Я села к ней на кровать.
- От него на машине сюда долго добираться? - Тихо спросила я.
- Около часа.
- Значит, через час приедет.
- Откуда вы знаете?
- Я с ним только что разговаривала. Он согласился, что был неправ.
- Он меня не любит.
- Маша, а ты вообще что о нем знаешь, кроме того, что он ни на кого не похож? Ты знаешь, что он пережил сильнейшую драму?
- Он вам сам сказал?
- Нет. Мужчины о таких вещах не говорят. Догадалась. Его боль видна сразу.
- Он никогда со мной раньше таким не был. Наоборот, всегда был любящим, ласковым, иногда светился аж весь. Хотя я знала, что нужна ему для информации.
- Для чего? - Не сразу поняла я. - Что за шпионские игры такие?
- Он же дал деньги Володе под магазин, ну, и хотел быть в курсе всех дел. Мы с ним в основном только о работе и говорили. Но потом оказалось, что в постели ему обсуждать дела "Кремерз хаус" еще больше нравится. Я думала, что деловой роман перерастет в любовь. Вы не представляете, каким в последнее время он был со мной нежным и внимательным. А потом вдруг эта ледяная гора, которая меня чуть не раздавила.
- Но если ты обо всем знала, так терпи. Покажи ему силу, на какую способно любящее сердце.
- Вы думаете, у нас что-то получится?
- Не знаю. Дорога к счастью легкой не бывает. Теперь многое зависит от тебя. Если не уверена ни в его любви, ни в своей, найди смелость уйти.