Я, кукла.
I.
- Я хочу умереть... - полный печали шепот доносится из деревянного сундука.
Какое-то время, кажется, что эти слова растворятся в пустой комнате, словно их не было вовсе.
- А я боюсь смерти, - решается ответить другой голос.
- Мы все боимся, - соглашается женский певучий голосок.
- Потому и терпим, - подвожу итог я.
И вновь тишина... Я уже давно привык к таким неспешным беседам, к постоянному ожиданию. Мы все привыкли. Лежать в сундуке часами, днями, неделями, месяцами... Затем полоса света - спектакль, короткие неохотные аплодисменты, и снова темнота.
Все мы попали в этот сундук с разных концов Италии на закате актерской карьеры. Рваные пряди волос, грязные лохмотья вместо костюмов, отбитые глиняные носы и уши, - старина Мариони собрал нас в своем театре за сущие гроши.
Театр! Сколько прекрасного и безвозвратно утраченного в этом слове. Вся моя молодость, вся моя жизнь связана с ним.
- Я не могу больше терпеть! - голос Пульчи прерывает мысли. - Мой живот совершенно сгнил, и, кажется, моль уже отложила в него личинки.
С Пульчинеллой сложно спорить - в отличие от остальных ему приходится еще тяжелее. Под, заляпанной жирными пятнами, рубахой - гусиный пух. Когда-то это было в новинку, мягкое пузо для толстяка Пульчинелла - ведь так забавно тыкать палкой в пуховый живот. Однако то, что раньше считали преимуществом, теперь серьезный недостаток. Пух сгнил и от Пульчи несет тухлыми яйцами.
- Пульчи, пожалуйста терпи... - пытается успокоить женский голос Панти.
- Зачем терпеть? Что изменится? - мучительно спрашивает Пульчинелла.
- Ты сам знаешь что, - шепчет Панти. - Когда-нибудь мы, как и Он, сможем уйти из этого места. Уйти Сами...
Вновь в нашей темноте воцаряется тишина. Возможно, каждый сейчас представляет этот момент по своему, что он сделает, куда уйдет. И я не против. Это редкие, добрые мысли о чем-то несбыточном, светлое пятно в темной жизни.
- Да я быстрее сдохну! - снова прерывает мечтания Пульчи.
- Ну, так пойди и раздолбай свою глиняную башку об стену! - не выдерживает нытья Бриг. - Только вот ты не можешь. Никто ничего не может, пока старый Мариони не поднимет твой крест. А значит лежать твоей чертовой башке в этом сундуке, вместе с нашими!
Пожалуй, это было слишком даже для Бригеллы, обычно он воспринимал нытье Пульчи более спокойно. Не мудрено, что после такой тирады у всех пропадет желание разговаривать. По крайней мере, на какое-то время.
Интересная штука, время. Когда лежишь в темном сундуке, среди грязного тряпья и товарищей по несчастью, время прекращает существовать. Или мы перестаем его ощущать. Но через час, а может быть через день, вновь раздастся чей-то голос.
- Интересно, где сейчас Пиноккио? - на этот раз первой начинает разговор Панти.
Я словно вздрагиваю. Не часто мы называем Его имя. Поневоле приходит осознание, что он ушел, а ты нет. Ведь ты не можешь. Ведь ты всего лишь кукла...
II.
Театр это особый мир для зрителей и совершенно другой для актеров. Мы, актеры, живем пьесами, в одной мы добрые принцы, в другой злодеи, беззаботные богачи или грязные нищие. Мы разные, но каждая роль - это маленькая жизнь, прожив которую ты умираешь под звук аплодисментов и перерождаешься вновь с поднятием занавеса. На сцене мы живем, а зрители лишь наблюдают, коротая вечер. И в этом разница - Здесь наша жизнь кончается, а люди продолжают жить дальше.
Таков мир театра, в котором я когда-то выступал. Кукольный театр старины Мариони совсем другой: одна роль, одна пьеса, один спектакль и несколько скучающих зрителей.
Реквизит расставлен, нити натянуты, кресты в руках Мириони, занавес поднят!
Нелепо выплясывая, на сцене появляюсь я. Яркий костюм из красных и черных ромбов обтягивает деревянное тело, шутовской колпак нахлобучен на глиняную голову, на выбеленном лице безумная улыбка, выжженная аргентиновой краской. Через отверстия в руках, ногах, затылке и тазовой части протянуты нити. Каждая нить крепится к деревянному кресту, балансируя которым Мариони заставляется куклы двигаться.
- А вот и я, а вот и я, Арлекино звать меня! - Мариони старательно завышает голос, выдавая его за подобие моего. - Сейчас будет представление, и вы получите впечатление!
Сегодня театр почти пуст. Театр... слишком громкое название для просторного сарая с грубо сколоченной деревянной сценой посредине и десятком скамеек. Передний ряд занимают несколько зевак, левее расположились двое детей в грязной одежде. У таких явно нет денег, а значит, Мариони вновь будет недоволен.
Нелепо болтая ногами, удаляюсь за кулисы, Мариони бросает мой крест, нити ослабевают, и тело с глухим стуком падает на доски. Нарисованными глазами продолжаю следить за действием на сцене.
Появляются Панталонне и Бригелла. Панти в пышном красном платье с откровенным декольте и белым кружевом. Под тканью проступает грубо вырезанная деревянная грудь, на голове черные конские волосы уложены в подобие прически, пронзительно голубые глаза и сочные красные губы. Бригелла неуклюже пытается задрать Панти платье. Под подолом видны красные панталоны. Панти заливисто смеется и отбрыкивается.
Бригелла, в белом наряде подпоясанный черным ремнем, обтягивающие штаны и камзол с пышным бантом на груди. На голове широкополая шляпа, на лице вырисованы строгая бородка и усы. Линия губ слегка искривлена в улыбке. На поясе болтается короткий меч.
- Дорогой, ну не здесь, - тонким голосом озвучивает Мариони. - Здесь же дети.
Панти старательно виляет задом, отодвигаясь от Бригеллы.
- Да хоть дети, хоть их родители, - веселым голосом отвечает Бриг и бегает по сцене за девушкой.
В зале раздаются неуверенные смешки. Дети смотрят во все глаза, с нетерпением ожидая продолжения.
- Дорогой, но тебе ведь пора на службу, - напоминает Панти, оказавшись в объятиях Брига.
- Каналья, - в сердцах восклицает Бригелла и отпускает Панти.
Кукла со стуком падает на сцену. Противный смех зрителей режет уши.
"Прости, Панти" - извиняется Бриг.
"В сотый раз даже не больно" - почти смеется истинная Панти.
Бригелла, нелепо задирая ноги, покидает сцену, Панти остается лежать.
Вновь мой выход. Неуклюжей походкой, словно паяц, выхожу на середину сцены.
- Не успел Бригелла дверь закрыть, Пульчинелла поспешил прибыть, - объявляю я не своим голосом.
На сцену выплясывает Пульчинелла в голубом костюме. Пузо из гусиного пуха выпячено вперед, на пухлом лице нос картошкой и круглые щеки. Глиняную голову покрывает остроконечная шляпа.
Увидев Пульчи, Панталонне вскакивает и лезет обниматься.
Толстяк смешно отпихивается.
- Ну, дорогуша, здесь же дети... - низким басом смеется Пульчи голосом Мариони.
- Да хоть дети, хоть их родители! - страстным голосом восклицает Панти и сама задирает подол платья.
- Давай, толстый, покажи как надо с бабой! - слышатся одобрительные возгласы в зале.
"Панти, ты же знаешь, я не хочу этого" - тихо произносит Пульчинелла.
"Все хорошо, мой добрый Пульчи, это просто пьеса" - мягко отвечает Панталонне.
Под дикий гогот зала, слышен стук деревяшек и противные стоны Мариони.
- Ах... ох... еще мой дорогой Пульчинелла, еще! - Руки кукловода крутятся с немыслимой скоростью, запутывая нити.
В эти минуты, кажется, что я слышу скрежет зубов Бригеллы с другой стороны кулис.
Мой выход.
- Не знали любовники что иногда, опасно мужу наставлять рога!
И вновь тело неразборчивой кучей деревяшек выброшено за кулисы.
На сцене стремительно появляется Бригелла с обнаженным мечом в руке. Пульчинелла рывком поднимается на ноги. Панталонне остается лежать на сцене.
- Я покажу тебе толстяк, как чужую жену лапать!
- Не надо, я итак умею! - противно смеется Пульчи.
Бригелла размахивается и бьет мечом толстяку по пузу.
- Ой, не надо! Ой, мамочки! - визжит за сценой Мариони, задирая руки куклы вверх.
Бриг продолжает лупасить мечом по пузу.
- Будешь знать, толстяк, поделом тебе!
Зрители смеются и тычут пальцами.
- Жахни толстяку, как он твою жену жахал, - кричит мужчина в рваной рубахе. Друзья одобрительно хлопают по плечу.
"Прости Пульчинелла, прости!" - заговорено повторяет Бригелла. "Пожалуйста, ПРОСТИ!"
Толстяк ничего не отвечает. Мы не можем двигаться без нитей, нас не слышат люди, но мы все чувствуем. Чувствуем все, что происходит с нашим телом. И Никто не может представить, что чувствует Пульчинелла. С чем сравнить ощущение, когда все внутренности живота сгнили, когда каждую минуту жизни чувствуешь боль, и вдобавок по самому больному месту нещадно лупят мечом, десятикратно увеличивая муки? Но на глиняном лице лишь веселые глаза и натянутая улыбка.
Пульчи обессилено падает на сцену, но Бриг все равно продолжает лупцевать несчастное пузо.
Я каждый раз проклинаю себя, за то, что происходит дальше.
- А пока Бригелла злится, время Арлекину порезвиться!
Тело склоняется над Панти, вновь слышится деревянный стук, смешивается с глухими ударами меча.
Люди в зале бьют по лавкам кулаками в приступе смеха.
Спустя несколько минут беспрерывной вакханалии, куклы падают. Лишь я крадучись выхожу на середину сцены.
- Ученье, добры люди, велико, и рыбку съесть и не пойти на дно!
Тело скручивает пополам в низком поклоне. Занавес, вялые аплодисменты.
III.
После спектаклей мы всегда молчим. Необходимо какое-то время, что бы успокоиться и осмелиться сказать друг другу хоть слово.
В этой тишине я отчетливо слышу брань Мариони. Вот он закончил считать монеты после спектакля. Вот он сгреб их со стола в мешок. Скрипнула дверь - значит, старина Мариони пошел за выпивкой. Это плохо... За годы, проведенные в сундуке, мы научились определять каждый шорох. И когда Мариони напивается, он теряет контроль.
Однажды он перевернул сундук, схватил Пиноккио и со всей дури кинул в стену. Возможно, он винит нас в своей никчемной жизни. Может быть, он зол, потому что так и не стал профессиональным кукловодом, а ограничился дешевым театром на ярмарочной площади. А может просто больше нечего швырнуть в стену. И к счастью именно Пиноккио попался под руку, окажись на его месте любой из нас, глиняная голова разлетится на мелкие осколки.
Пиноккио всегда был необычной куклой. Полностью из дерева, вместо костюма разодранная красная куртка, с длинным носом и шляпками гвоздей вместо глаз. В театр его принес пьяный плотник, пытался обменять куклу на выпивку. Мариони сторговался до стакана вина и вышвырнул пьяницу на улицу. С тех пор Пиноккио стал заменять Пульчинеллу в некоторых спектаклях, чтобы для зрителей было хоть какое-то разнообразие.
Однажды зимним вечером Пиноккио исчез. Мариони бранился весь день, пока искал пропавшую куклу, но все безрезультатно. В тот вечер мы поняли - Пиноккио ушел Сам.
Бриг считает эту идею бредом, но я, Панти и даже Пульчи верим. Верим и надеемся, что когда-нибудь и сами сможем уйти... сможем двигаться без проклятых нитей... станем свободными. В конце концов, что еще делать старым куклам давно отжившим свой срок?
Вновь скрипит дверь, значит, Мариони возвращается. Следующий час слышно как булькает вино и как со стуком припечатывается пустой стакан к столу.
Резкие шаги, слепящий свет масляной лампы озаряет красное лицо Мариони. Мы называем его стариком, но он не стар. Густые черные волосы, поблескивают в свете лампы, широкие ноздри часто раздуваются. Налитые кровью глаза рассматривают нас. На потном лице видны синяки - последствия пьяных драк. Потной рукой Мариони хватает Панти и захлопывает крышку. В темноте раздается учащенное дыхание, затем кряхтение, и крышка сундука вновь открывается. Кукловод небрежно бросает куклу в сундук и уходит спать. Платье Панти испачкано в чем-то белом и липком. Она никогда не рассказывает, что делает с ней Мариони этими вечерами. Лишь повторяет стишок как молитву:
Не будет ниток
Не будет креста
Будет свобода
Исполнись мечта...
IV.
- А вот и я, а вот и я, Арлекино звать меня!
Очередной спектакль, очередное унижение. Но в этот раз все по-другому - зал забит зрителями. И это пугает. Что придумал старик, чтоб заманить стольких людей?
- Да хоть дети, хоть их родители!
Никто не засмеялся. Жадные глаза зрителей прикованы к сцене и словно чего-то ждут. В душу прокрадывается смертельный холод. Старик Мариони явно что-то задумал...
- Не знали любовники что иногда, опасно мужу наставлять рога!
На сцене появляется Бриг.
"Здесь что-то не так!" - кричу я друзьям.
- Я покажу тебе толстяк, как чужую жену лапать! - кричит Бригелла.
- Не надо, я итак умею! - как всегда смеется Пульчи.
Бриг замахивается мечом, и я понимаю, что сейчас все произойдет. Рука Бригеллы направлена выше, чем обычно.
"Что случилось?" - в страхе кричит Панти. Она лежит на сцене лицом в потолок и не видит, что происходит вокруг.
Медленно, бесконечно медленно клинок Бригеллы приближается к глиняной голове Пульчинеллы, медленно и неотвратимо.
На какой-то момент клинок едва заметно дрожит, останавливается у самого кончика круглого носа, но нить натягивается и в следующую секунду лезвие сносит кусок глины.
Зал взрывается хохотом и аплодисментами. Люди залазят друг другу на плечи, что бы лучше рассмотреть спектакль.
Еще один взмах и клинок сносит часть щеки. К ликующим крикам толпы добавляется полный боли крик Пульчинеллы.
"Пульчи! Что происходит? Кто-нибудь? Арли? Почему ты молчишь?"
А я просто лежу и смотрю, как следующим взмахом клинок дробит челюсть. Рука Бригеллы плавно останавливается и вновь обрушивает клинок на голову несчастного. Верхняя часть головы осколками летит в толпу, порождая новые крики восхищения.
Сволочи... нас убивают, а вам весело. Куклу бьют в живот - вам весело. Кукле ломают череп, вы ржете! И только нам все время больно. От вашего смеха больней, чем от клинка.
Нити Пулчинеллы ослабли. Безвольное тело куклы падает на сцену, сверху придавливает деревянный крест.
- А пока Бригелла злится, время Арлекину порезвиться!
Нет! Слышите, нет! Проломите мою глиняную голову, сожгите меня в костре, я не хочу...
- Давай Арлекин, отжахай как следует! - кто-то кричит из толпы под монотонный деревянный стук.
Бригелла продолжает добивать тело несчастной куклы.
"Арли, не молчи" - молит Панти.
Если бы я мог отвести взгляд от этих голубых глаз...
- Ученье, добры люди, велико, и рыбку съесть и не пойти на дно!
Бешеная улыбка озаряет весь зал. Мне аплодируют, свистят. Будь проклят тот, кто выжег на моем лице улыбку. Горите в аду все вы, кто аплодировал этому варварству. Я буду смеяться, наблюдая, как на ваших телах вздуваются огромные волдыри, как они лопаются от жара, разбрызгивая подкожный жир. Я буду вдыхать запах паленых волос, обугленной кожи и смеяться. Я буду смеяться, когда от ваших тел останется лишь горстка пепла. Я буду смеяться, и аплодировать, ведь это будет последняя пьеса в вашей жизни.
Низкий поклон вам, ничтожества. Занавес, бурные аплодисменты.
V.
Не будет ниток
Не будет креста
Будет свобода
Исполнись мечта...
Панталонне не замолкает ни на секунду.
- Бриг, мне кажется с Панти совсем плохо... она не в себе, - шепчу я.
- Кто после такого будет в себе? - зло отвечает Бриг.
Сквозь молитву слышно ритмичное позвякивание - Мариони считает монеты. Судя по длительности, на этот раз он заработал гораздо больше. Наконец звон стихает, скрипит дверь.
Не будет ниток
Не будет креста
Будет свобода
Исполнись мечта...
- Панти, успокойся! - наконец не выдерживает Бриг. - Не бывает так, чтоб кукла ходила без ниток!
Панталонне не обращая внимания, продолжает монотонно бубнить четверостишье.
- Бриг, зачем ты так... Не лишай девочку надежды, - заступаюсь я.
- А нет никакой надежды! - зло гаркает Бриг. - Нет надежды! Не ушел никуда ваш Пиноккио! В тот вечер Мариони напился до чертиков, ему стало холодно - вот и растопил камин, тем, что под руку подвернулось. А на утро естественно ничего не вспомнил.
Панти замолчала, но через секунду еще громче запела свое заклинание.
- Бриг... - прошептал я. - Как ты... мог...
Отчаяние захватывает разум. Я отказываюсь верить, что Пиноккио сожгли... что Пульчинелла мертв, что я никогда не избавлюсь от креста... Остаток дней проведу на дне сундука... На дне...
- Бриг! - проглатывая комок, отчаяние хриплю я. - Откуда ты знаешь, что произошло с Пиноккио, если лежишь с нами в сундуке? Или не только лежишь?
- Что ты хочешь сказать?
- И в тот момент, когда ты первый раз занес клинок... всего на секунду, но я заметил, ты боролся с Мариони. Ты пытался остановить его...
Послышался неуверенный скрип, шаркающие шаги. Похоже, Мариони напился еще по пути домой. Одним движением откинув крышку сундука, хватает Панти и пропадает из виду.
- Бриг! Что ты молчишь? - кричу я изо всех сил. - Это правда?
Бриг не отвечает.
- Тогда почему ты все еще здесь? Почему не сбежал? Почему не унес отсюда Панти? Почему Бриг? Почему ты не остановил Мариони? Или... или ты сам этого хотел? Хотел отомстить Пульчинелле, за надругательство над Панти? Тебе ведь это никогда не нравилось? Я каждый раз слышу твой рык за кулисами. Так что ты молчишь Бригелла? Это Мариони убил Панчи или ты сам?
- Да не знаю я! Не знаю! Ясно? - кричит в ответ Бригелла. - Все было слишком быстро! Я не знаю...
В его голосе слышатся отчаянные всхлипы.
- Я не хотел причинять боль Пульчи, никогда не хотел... Все произошло слишком быстро...
Я буквально ощущаю, как взгляд Бригеллы буравит тело.
- А ты думаешь двигаться без нитей, это так просто? Думаешь Просто взял и пошел? Мы молились стать живыми. Но что делать живой кукле в мире людей? Ее либо сожгут, либо сломают...
Я не слушаю, в голове крутятся множество мыслей, тысячи вопросов.
- Ты все это время терпел? Терпел унижение, терпел надругательства...
- Заткнись...
- Ладно, ты, но Панти... что терпит она сейчас? Ты слышишь, как кряхтит над ней старик Мариони?
- Заткнись!!! - орет Бригелла срывая голос.
Я чувствую, как шевелятся тряпки, в сундуке. Несколько взмахов мечом и нити бессильно спадают с тела. В свете масляной лампы мелькает едва различимой силуэт куклы.
Неожиданно кряхтение Мариони сменяется всхлипами, затем словно булькает густое вино и старик замолкает.
Слышится лишь тонкий голосок Панталонне:
Не будет ниток
Не будет креста
Будет свобода
Исполнилась моя мечта...
Эпилог.
Когда смрад из театра старика Мариони стало невозможно терпеть, соседи вскрыли дверь. Первыми встречают зрителей толстые зеленые мухи, роем слетая с неподвижного трупа. Запах гниения забивается в ноздри, и зрители зажимают носы. Старик Мариони лежит перед сценой с растерзанным горлом. Кровь широкой лужей застыла вокруг тела. На коже расплываются глинистые пузыри. У впечатлительных зрителей, рвота подкатывает к горлу. Несколько не выдерживают и выблевывают свой обед.
На сцене держась за руки, в полупоклоне стоят три куклы.
Бригелла, одной рукой нежно сжимает женскую ладошку, другой окровавленный клинок. Посередине в кроваво красном платье склонилась Панталонне. И, наконец, я, Арлекино, с искренней, безумной улыбкой на лице.
Мы сыграли свою пьесу. Низкий поклон вам, ничтожества. Занавес, аплодисменты!
|