Печать фей

Лена терпеть не могла пропадать на даче. Ее смущало расстояние и электрички. Все время экономия на шкафе и демонстрация походно-семейных приоритетов. Одна только возможность провести время интересно состояла в общении с дальней знакомой, которая никогда не портила жизнь тем, что имеет право уточнить домашний, прописной адрес парадного. Весело было знакомить игрушки или танцевать в обнимку годом позже, а еще через года полтора намекнуть на критические обстоятельства, когда две семьи окончательно расходятся в районе. Разумеется, у подруги была возможность ездить и без Лены, но ее напрягала отцовская продвижка на более удобный квартал. А Лена просто расходилась со сводной сестрой или подругой, которая ее гнобила, не смотря на удовольствие жизни за границей. Дача, конечно, валилась под откос изначально, включая не очень качественный сортир с полупустым сливом, но Лена была еще не взрослая, чтобы видеть все начистоту. Ей никто не сказал, что дом приобретен на время, но она бы и не стала хотеть задерживаться, если бы могла оспорить право на понимание преимущественной темы. Семья наискосок не могла от него не зависеть, а он не хотел лишний раз звонить и переплачивать за удобства. Вторая женщина чуть не развела семью, но тут случился какой-то внутренний порыв у Лениной мамы, которая смогла пережить стазис из-за уточнения выгодного соития. То ли содержанка работала в стрипе, то ли валялась на помойке с вызовами, но ее купили просто потому, что родители унижались за найм сотрудника. Тяжело было возиться с девочкой, которая еще не встала на ножки. Но Все обернулось скандалом из-за временной прописки. Так вышло, что мать не захотела товарищества, винила во всем своих родителей и, конечно, семью мужа в придачу, но сам муж решился на откат так, что не выдержал банкета. В результате Лена получила наперсницу, которая тоже имела право на статус в фамилии. Так и началась продвижка по контейнеру, но все было не так просто с местом остановки. Все, кто попадал под робинзонаду в треуголке, не мог с сожалением не понимать привилегий старого порядка с его усадебным знанием садоводства, выводка кротов и, конечно, помещичьего медка и варенья из сливового персика. Яблоней было пруд пруди для добавления удовольствия, хотя никто уже толком не ориентировался в химии приготовления продукта. Лена с трудом слышала это от бабушки, которая уже не могла ничего поделать с не теми спарками, но бабушка еле-еле, украдкой дала дочке повкуснее, хотя мама и боялась огласки. Она и телефон-то в руки не брала, а уже был вопрос относительно линии. Две простых баночки стоили целого аттракциона со смыслом, но никто так и не смог понять, как это можно высмеять. Все упиралось в обычный яблоневый и серединно-лимонно-персиковый или лимонно-медовый, на худой конец, трюк, когда никто не вспоминал про вишню, которая, разумеется, итак на подхвате, но зачем ее настолько готовить? Все свелось к минимуму потом, когда мама не стала больше ходить на презентации, а Лена вынуждена была держаться подальше от аппетитов. Варенье было слишком свое, а другие чужими. Но с кем-то же надо было общаться? Что такого в том, чтобы однажды дать попробовать в школу? Случился дикий выпендреж с оценкой, но все оборвалось на черешне, которая дала отмазку другой банке. Так Ленины родители, включая посторонних дедушек, отвязались от всех через ребенка, не умеющего учить делать так, чтобы все были довольны на почве общего, мироутверждающего абсолюта. Конечно, нельзя было не испортить месяца на два удовольствие от спектакля в семье, но не тогда, когда чужая семья лезет за средствами и советами. Удовлетворение вышло так, чтобы сделать назло чужим домашним обедам или завтракам. Если не считать редкий ужин в ночное время. Так уж повелось, что деньги остались за кадром повседневной логики. Нужно было подождать изменения судьбы, чтобы сделать себе удовлетворительный взнос. Отвязываться через режим надо постепенно и очень непритязательно. Дом служил основной церемонией вручения прибыли. Но Оставался еще билет в ВУЗ, когда нужно было взять учебу поскромнее. Анечка получала все, как надо. Лена же отдала себя во власть материнского капитала и ушла на второй план. Ей, разумеется, светил педагогический с уклоном в лингвистический сценарий. Это было в меру престижно, но очень нестабильно. Остальное должно было притянуться через практику. Ни о какой аспирантуре не шло и речи, нужно было становится на ноги в любом случае. Лене, конечно, льстила возможность не связывать себя узами партнерства в долях. Получается, что она единственная наследница, которая сама себя выставила в правильном свете.