-А для языка слишком узко, выделять пол при личном местоимении.
Творчество импрессионистов брызнуло в белый лист, где рядом присутствует опустошённость запаха вечности, и нарисовало новую аррогантную картину:
Идёт, как будто имеет цель, нашёл звук, который похож на отпевание, музыку, песню человеческих голосов и прекрасное их сливание во что-то едино-размножённое; отпевание прискорбное, и радостное, и фееричное, возможно понадобится целая диалектика в рассмотрении свойств этого "существа в звуке", только вот, всё равно, не найти никакого объяснения и не выложить понимание, увы, даже упорядоченность герменевтики бесполезна, ибо это всё за гранью, даже эти слова невозможны и не точны, что хочется всё, абсолютно и навсегда закрыть! Этот или эта "полукто", возможно целостность яблока, но всё это обман и примитивно, никак не описать полукто, ведь это система сложная, безграничная, и тем самым, сумасшедшая и почти никому не понятная.( возможно, всё это только одно мнение) Проблема в том, что наш прекрасный и великий язык, вовсе и не великий, а дискриминационный, как и общество, как и мир, он не может представить себе, что полукто, то бишь человек или просто непонятно-трансцендентное существо, может сочетать в себе две критично разные стороны, да и что там две, десятки, сотни, тысячи или же целую бесконечность в плюсе и в минусе, и то и то сразу, и мгновенно, вперемешку, осталось добавить инверсию по вкусу!! Но, пожалуй, покритиковав немного вещи, которые нас объединяют и дают нам ту самую сладкую, горькую или какую вы хотите жизнь, и её понимание, нужно перейти к согласованию, к корреляции - полукто - будет носить разный пол (Не стоит беспокоиться, ему не тяжело: он научился себя принимать, создавать, объединять и распускать. Такая импозантная игра в себя, в построение личности, в оставление её в гардеробе.)
И снова капнули импрессионисты-деятели-лицемеры, вдохновлённые в свои же переживания, опять-таки нарисовали картину:
Полукто видит те самые лица, которые поют самую чистую и интригующую песню, заглядывает в их лица, обнаруживает что-то дающее основу и становится человеком. Линейкой выстроенные тела и их члены, а напротив, можно объяснить прискорбность, ямы и запаха смерти, - мёртвые, то ли выражения, то ли сами люди уплотнённые в бледную, жёлтую, обезображенную кожу, то ли сами гробы, закрытые с чувством вины и неприятности. Всё это было странным, жутким, но особенно естественным на слух - забвение.
Но что за ерунда, и кто такой полукто? И кто эти люди, и, причём здесь мёртвые? Вовсе не понятно, что и как, неизведанный мир и все точности стёрты, тут нет никакой физики, всё бесполезно. Кинули бедного полукто, напоили жизнью, не объяснив смысл, но наделив законами и правилами...И наверно, он уже не задаётся вопросами, а зачем и что, а просто жизнь для жизни, и куча непонятностей..Так, опять можно вписать это печальное, лапидарное эх! Но всё же есть основное чувство, имманентное свойство этого мира - вина. Не только полукто виновна или виновен, а все остальные - кто здесь и сейчас, кто был и будет. Но самое главное, как говорят и советуют, отрубить хвост этому чувству, и кажется, у многих это получается, многие умеют играть и также сладко проигрывать, потому что никакая игра не выигрышна, когда она изначально мнима.
Эти загадочные люди всё ещё пели, каштаны и листья могли гладить глаз, играть в скабрезные игры, морщинистые скалы сознанья всё же поддавались гормональным расстройствам. Когда ритуал заканчивался, то всё немедленно исчезало, мутнело и становилось пустым, как будто ничего не было, уничтожался полукто или его кто-то выключал, но картинка снова появлялась, и тогда появлялся полукто, люди, мёртвые, гробы... Довольно-таки пикантно происходило это всё, удивляло ... Только музыка, или песня, была божественной, она не оскорбляла слуха, была биологическим началом. Ничто не могло убить этого всего, никакие электроприборы передачи музыки, никакие новаторства в технике - всё это убивало идею, и проявлялась в этом мире; не убивало божественного и не делалось человеско-испорченной, а если бы было и так, то над этим все бы смеялись, потому что юмор и снисхождение, милосердие и терпение есть наше всё, ибо мы ничего не можем больше дать.
Пожалуй, этот мир был надреальностью, может игрой сознанья, сутолокой, сонмом, кладезю источников - пускай и так!
Полукто, стоя возле дерева, заметил одну вещь, и только её он мог заметить, что эти люди совмещали в себе самые разные до боли чувства, но одно было неизменным - они ждали смерти, привыкли к смерти, их работа - их предрассудок и их долг - смерть. И когда всё-таки не осталось больше, кого бы похоронить (видимо, все кто должен был умереть, умер), произошла, странная (но в этом рассказе уже ничто не странное), предательская ситуация. Видимо смерть, явление их смысла жизни, так приелась в рукава, в кровь, что они готовы были снова и снова работать, как-то создавать из этого рентабельность; им казалось, что каждый раз пев песни и видя смерть, они находят что-то новое, да возможно, но они не были настолько художниками, сколько были обычными, и работа их была самой обычной, казалось, что это всего лишь аффект, прогрессирующий в начале и до конца работы, да это был аффект, но он уже долго длился, стал таким же естественным, как голос - патетика. А теперь, работа кончилась " И как так?" Но вот в чём ситуация, полукто потерев бровь, увидел, что четыре человека вышли вперёд из этой линейки рабочих, стали туда, где были трупы, громко произнесли:
"Теперь и вы должны умереть. Вы и умрёте"
И всё снова пропало. Потом снова картинка: город, такой разбавленный тривиальностью, насыщенный и, в конце концов, приторный до тошноты. Полукто так и не узнал, что другие рабочие ответили, но предположил, что ни одного слова они не проронили, да, пожалуй, их это возмутило, их совратило чувство предательства и обиды, но всё-таки почему-то ничего не сказали, а те, другие, такие, такие пошлые, но земные, поступили так, что этому вовсе и не нужно удивляться. В общем, сам полукто не знал, что он делал в той надреальности, и что делает, сейчас в этой. Ему захотелось выпить вина(in vino veritas - как говорят там) и подумать, может быть в нём-то дело, однако выпив вина, он сразу забыл те самые вопросы, которые хотел задать себе и погрузился в тяжёлую равнодушную прослойку себя.
Кажется, больше ничто не выключалось, всё шло, как и шло. Только вот, почему то билеты в правом кармане лежат на другой континент, только почему сразу уже и аэропорт, почему-то знакомые лица, выраженные в сетование, и их много.... Почему-то и уже виднеется город с окна самолёта....
Полукто вспомнила: все эти люди, были ТАМ: гробовщики-певцы, засадили их сюда, как тушку, только вот они ничего не понимают, только вот диковатые лётчики. И слова пробегающие мимо: " Самолёт испорчен, он старый, его специально авиакомпания использует, чтобы от него избавиться и от вас!"
Самолёт ехал пока что по взлётной полосе, только вот сердце скакало, полукто быстро сказала всем, что нужно выбираться скорее, а вот рядом мама с полукто в сидении, заметив это, полукто сказала с пафосом:
"Мама, давай уйдём! Забудь расстояние и диссонанс между нами! "
А она не отвечала. Печаль и расстройство!
Самолёт не взлетел или взлетел, но без полукто, потому что она уже сидела за столиком с какой-то шведкой.
-Но...Вы..вы разве не видели по телевизору политическое положение нашей страны?- задаёт вопрос, как будто голодна.
-Не понимаю о чём, боже, где эти сигары?! А, вы смешная и довольно милая. Как вас зовут?- отвечает шведка.
-Ах! Глупость! Прощайте!
А потом пропасть, потеря времени и состояние спокойствия.
Неизвестно что было с самолётом и с пролетариатом любителей смерти, что было с пилотами, и что было с той ночью, с той полосой! Вовсе ничего не понятно!
Но как хорошо, было бы полукто забыть это всё, проснувшись утром, ехать в автобусе по делам, нечаянно, увидеть, в квартире какого-то дома занавеску и свет, пробивающий сквозь...а там внутри....как во сне! Как приятно забыть сон, словно забыть трудности связанные с твоей нетрадиционной ориентацией или всякого рода непонимания или чего-то ещё ужасно-железного! Мерзость, пошлость и ноша этого узкого мира до консервных банок! Фу, плюнуть бы туда и дать ногой в это всё!