Из Рижского аэропорта на самолете Британских авиалиний - Боинг 737 (маленький аэробус) мы полетели в Лондон. В самолете дали поесть, но чего-то такого, чему у меня нет определения. Похоже это было на кусок курятины, завернутой в блин. По-началу я решил, что это просто размокшая бумага и стал ее отковыривать, но, оглядевшись по сторонам, обнаружил, что все едят и ничего не отковыривают. Летели часа три или четыре. Под нами были облака, ничего не видно и я спал какими-то урывками, но все-таки спал. Места в этом самолете удобные, ногам не тесно. Подносили также и горячительные напитки, но я просил разве что сухого вина, которого и принесли в небольшой бутылочке эдак на 200 граммов и с винтовой пробкой. Позади меня сидел какой-то новый английский, который всем иным развлечениям предпочитал просмотр деловых бумаг, а их, в его чемоданчике было предостаточно. Радостного в этих бумагах для него было, по-видимому, мало и он, читая их, вздыхал с каким-то трагическим стоном.
Прилетели в Лондон мы не в самый большой аэропорт. Впрочем, он, конечно же, был много крупнее рижского. Все западные аэропорты мне напоминают компьютерные игры типа DOOM (Дум). Длинные проходы к терминалам, где происходит посадка и выгрузка пассажиров. Проходы заканчиваются одним или более залов, где сосредоточены магазины, рестораны, кафе и всякие другие полезные для пассажиров службы. В нашем случае зал был один, но такой трехэтажный. Нижние этажи использовались для прохода к удаленным терминалам, верхний для ресторана, и кафе. Также на этом этаже разрешается курить, что все и делают. Второй этаж занимали магазины (дорогие) и Duty Free Shop (Дьюти фри шоп), где торгуют с заметной скидкой, но только папиросами, горячительным и парфюмом. При покупке товаров просят показать билет и записывают что-то в свой компьютер.
Мои попутчики (двое), приехав в аэропорт, тотчас сосредоточились на поправке здоровья, известным методом. Я, из жалости, отдал им свою водку и оставил их, курящих, на третьем этаже, подкинув им свою сумку. На втором этаже также был английский бар - Pub (паб). Тут можно было и поесть и пива всякого попить, кофию и чаю. Я просил чаю. Мне подали небольшой чайничек с чаем и специальную кружечку с носиком, чтобы ловчее было наливать из нее молоко. При этом меня никто не спрашивал хочу ли я молока или нет. Дали и все. В результате всего получилось три чашки чаю с молоком. Чай был крепкий - типа заварки, но разбавлялся не кипятком, а именно молоком. Это и в самом деле вкусно и приятно. Чайничек этот в меню назывался Pod (под), то есть горшок. Стоило это полтора фунта. Фунт по-английски - Pound (паунд). За время пребывания в этом аэропорту я еще дважды заходил попить чаю сюда. Мои товарищи пили в Макдоне кофе тоже за полтора фунта и ели гамбургер за такие же деньги. В ресторане второе блюдо стоит от пяти до семи фунтов, а в специальной кофейне также есть дорогой кофе, по пяти фунтов. Туалеты в аэропорту бесплатные. Находятся на третьем этаже. Туалеты убирают черные, разумеется. Наши еще не подъехали. Но ожидают...
На специальных телевизионных экранах, всюду расставленных, в виде таблицы имеется информация о рейсах. Через несколько часов ожидания на экране появилась надпись MALTA, а за полчаса перед отлетом рядышком написали и номер терминала, откуда нам предстояло улетать. Поскольку ничто нас не удерживало, мы поспешили к указанному терминалу. У нас проверили билеты и сумки на предмет бомбы и ружья. Все уезжающие собрались в накопителе, где были кресла, но курить уже не велели. Вскоре подали самолет с мальтийским красным крестом на хвосте и мы по специальной трубе пошли внутрь самолета. Самолет был такой же, как и из Риги. Мест было довольно и мы расселись, кто где хотел. Перед вылетом стюардессы объяснили, как надо пользоваться средствами спасения при разных коллизиях. Говорил магнитофон, а они только доставали спасательные жилеты, дыхательные маски и прочее. После чего велели всем пристегнуться, проверили исполнение и мы полетели.
Как я уже говорил, везде была облачная погода и ничего не было видно. Полистав журналы, которые прилагались к моему месту, я стал ждать обеда. Перед обедом предложили попить. Я также попросил сухого вина и мне его поднесли. Супу на обед не подавали, а дали всю ту же курицу, но теперь уже без бумаги и горячую. Также всякие салаты, салфетки и проч. Обнесли всех кофием, чаем, прохладительными и горячительными напитками. Мои товарищи, разумеется, стали налегать на горячительные напитки, которые во множестве имелись в маленьких таких бутылочках на 25 грамм. Сколько они их вытребовали - я не знаю, поскольку опять привалился к окну и поспал.
Через три-четыре часа лету стали садиться. Попутчики мои сидели хмурые, поскольку им в конце концов перестали предлагать горячительное, видимо опасаясь за их здоровье. Но, как показали мои дальнейшие наблюдения, опасались они совершенно напрасно, так как вряд ли в их самолете имелось такое количество горячительного, которое смогло бы повредить здоровью моих попутчиков.
Над Мальтой садились уже поздним вечером и видели разве что огни. В аэропорту нас встретили службы иммиграции. Они связались с нашим агентом и пропустили нас дальше. Дальше была таможня, но меня, с моим честным лицом, пропустили без досмотра. На выходе дожидался шофер с микроавтобусом на котором мы и поехали. Машины тут ходят, как в Англии - слева, а руль стоит справа. Гостиница - ничем не примечательный дом с рестораном, растениями в горшках, лифтом, кабина которого мне была тесна и двухместными номерами. Разряд гостиницы - три звезды. В номере - две кровати, шкаф, трюмо, кондиционер, телевизор с набором спутниковых программ (40 каналов), ванная комната и все. Примечательно, что вода в водопроводе была слегка солоноватой. Оказывается, сколь ни будь заметных источников воды на острове нет и вся пресная вода привозная. Соленой же воды - сколько угодно. Электрические розетки - английского стандарта, поэтому своего чаю я не попил.
В гостинице уже полдня нас поджидал старший помощник капитана по национальности - одессит. Ему было грустно нас поджидать так долго и он оживился, когда мы приехали. Сразу же пошли ужинать. За все платит фирма и мы особенно не церемонились с ней. Пошли в ход французские вина, бараньи ножки, салаты из креветок и уже не помню, что еще. Питались мы, конечно, всем на удивление. После ужина гуляли.
Поутру, на другой день, пошли к нашему агенту, узнать насчет корабля. Корабль задерживался и у нас получился целый свободный день. Я пошел денег поменять на местные мальтийские лиры. Курс - три доллара за лиру (!).
После обеда, как всегда роскошного, поехали на автобусе в Ла- Валлетту. Проезд стоит 11 местных копеек, не дорого. Путь занимает около 20 минут. Проезжая по острову, видно, что тут люди живут не одну тысячу лет. Все оприходовано, пристроено к делу, нигде ничего не валяется и не растет где попало. Впрочем, и зажиточности особенной мы тут не обнаружили. Мальтийцы - это такой народ. У них свой язык, довольно странный и ни на что не похожий. Они такие чернявые, но не похожи ни на испанцев ни на итальянцев. Не любопытны, но и не злобливы. Поскольку в основном тут живут туризмом, то относятся к нам, к приезжим как к не проходящей зубной боли. Местность каменистая - гористая. Растений немного, потому, что с водой плохо, да и летом тут жарко- до 50 градусов, говорят. Состав горных пород тут такой же, как и в Крыму - известняк и ракушечник. Из него легко строить дома, что на Мальте и делают. В результате горы попилены добытчиками камня.
Ла-Валетта старый город. А в нем есть еще более старый город, то есть совсем старый. Старый город обнесен глубоким и широким рвом без воды. Глубина рва на глаз - метров 40, да и ширина такая же. Проход осуществляется по мосту, который раньше, надо полагать, был деревянный и подъемный. Теперь же, мост вполне постоянный и надежный. В старом городе имеется, как мне показалось, всего одна широкая улица, где, впрочем, с трудом разъедутся две машины, да и то, если пешеходы им это позволят сделать. Удивительно, но все улицы этого старого города ведут к морю. Прочие же улицы имеют ширину по старому стандарту - всадник на коне с копьем поперек коня. Дело в том, что у всадника копье было длиннее, нежели у пехотинца. Улицы, понятное дело, горбаты. По ним славно двигаться вниз, но потом ведь надо и наверх забираться. На улицах устроены везде магазины и лавочки, но хотя мальтийцы народ и южный, но не позволяют себе приставать к прохожим со своим товаром, как теперь это можно с неудовольствием заметить даже в Риге. Товар самый обычный, ибо происхождение его не вызывает сомнений, да и Турция тут совсем рядом. Дома высотою в наших пять этажей. Каких-то высоких домов я не увидел, как, впрочем, нет и маленьких. Все одинаково высокие и очень старые. Для удобства проживания современного человека в домах устроены электричество, водоснабжение и канализация. Все провода и трубы идут снаружи домов. Электричество - снаружи, а трубы во дворе. Морозов тут не случается, поэтому все трубы, часто пластмассовые. Под ногами тот же камень, что и на стенах домов. Часто для удобства пешеходов сделаны ступени. Солнца на улицах не увидишь, да тут это и не такая редкость чтобы остановившись, на него глядеть. Его тут вдосталь. Кисок на улицах немного, но их не обижают, а вот собачек совсем не видать. Специальных массонских угодий не видал, но видал ту военную базу, где в свое время Горбатый продавал наш Союз американцам. Мне ее показали мои попутчики. Народ готовился встречать Рождество и поэтому были озабочены своими делами. Иногда встречали гуляющего Деда Мороза, а потом обнаружили и целую машину с ними.
Старший механик был озабочен покупкой носков, потому, что забыл их дома. Ходили, искали, но он любит, чтобы все было высокой пробы - наследство весьма тяжелого детства в интернате и мореходке. Пошли на специальную торговую улицу, где движения не было, а были выставлены лотки с товаром. Носков не обнаружили и он купил их в магазине по пяти лир (15 усд). Потом, неподалеку от магазина, мы натолкнулись на ларек, где эти носки стоили пол лиры. Конечно, обсуждая такую незадачу в ход были пущены все познания в неформальной лексике. Возле нас две девицы заметно задергались и, как оказалось, это были наши российские девицы, которых их новорусские папаши послали сюда учиться в университет. Поговорив с девицами с минуту, пошли дальше. Впрочем, уставшие от гуляния ноги просили пощады. Неподалеку было открытое кафе, типа, как в Риге на Домской площади, под тентами. Там даже одно или два дерева было. Попросили пива, кстати, хорошего, поискали и нашли туалет и, оглядевшись по сторонам, пришли к выводу, что в Риге, при такой же почти цене на пиво, уличные кафе круче.
Поскольку на ужин в гостинице мы заказали больших лангустов (лобстеров), да и стало темно, мы решили возвращаться восвояси в город Марсашлок, где была наша гостиница и ресторан, и где мы не стеснялись. Кольцо автобуса находилось прямо около моста через ров, мы выискали нужный нам номер и уже в темноте поехали обратно.
Прежде, чем закусить лобстерами, мы попросили супу из грибов. Для Мальты нельзя назвать грибной суп традиционным, ведь грибы (мешрумс) тут не растут, но суп такой имелся, он был дорог, и мы его попросили. К чести заведения, он оказался не плох. Позже, на специальной тележке прикатили лобстеров. К ним подали каждому специальные клещики, чтобы ломать панцирь зверю. Также каждому досталось по железной миске с теплой водой и лимоном, чтобы потом в этой миске руки пополоскать. Запивалось все это Рейнским белым вином с остаточным сахаром, дорогим и изысканным. Вина, как водится, не жалели. Также были предложены всякие травы, хлебцы и приятные пожелания от хозяев заведения. Поскольку клиенты мы были щедрые (позволяли приписывать), хотя и шумные, нам позволили посидеть дольше обычного и попить побольше разного вина, что мы и сделали. Пробовали потом приятные французские вина, а я потребовал для моих попутчиков и сигар, хотя сам не курю, но знаю, что после такой еды неплохо покурить сигару. На столе горела масляная лампочка, было приятно и уютно. Мы как чувствовали, что это будет последний вечер в этой гостинице и в этом ресторане.
Утром во время завтрака прибежал заполошенный водитель и стал торопить нас в путь. Вещи мы не распаковывали, поэтому погрузились и поехали в порт. Наш корабль - "Conteiner Trader" стоял на рейде в десяти милях отсюда и вскоре собирался подъехать поближе к нам. Мы утрясли все необходимые формальности, которых тут много, взяли с собой солдата, который должен был удостовериться, что мы уедем и поехали в порт на буксир. Порт имеет строгую проходную и высокий забор. Порт находится в Ла-Валетте на берегу неширокой, но извилистой и разветвленной гавани, вокруг которой собственно город и построен. Сколько уж лет этому городу, неизвестно. Никто и не помнит, но выглядит с воды он не внушительно, но очень приятно. От воды по склонам невысоких каменных холмов поднимаются постройки. Постройки все, конечно, разнообразные, но нет ни одного похабного стеклянного дома или чего-то в этом роде, что выпадало бы из контекста и хотелось бы уничтожить в первую очередь при первой же возможности. Из-за сложности пейзажа, возможно, такие города любят художники. Пейзаж и вправду сложный, такой не приснится, потому, что мозг не сможет такое воспроизвести. Это тебе не стеклянная гора Манхетена, в Ла-Валету хочется вернуться. Мы побросали мелкие деньги в воду между отдавшим швартовы буксиром и пристанью в чистую сине-зеленую воду и я долго еще видел, как кувыркается в воде белая никелевая денежка, подмигивает мне из воды и как бы говорит, ты вот давай, поплавай, а я тут пока полежу и подожду тебя. С тем и улеглась на дно гавани, а проплывающие мимо рыбы теперь разглядывают, вероятно, пальмовую ветку на ней и, шевеля беззвучно своими неторопливыми губами, пытаются прочитать и понять неизвестные надписи на ней.
Буксир, валясь боками и вспенивая воду, заучено и не сентиментально поплыл к выходу из бухты, мимо древнего города, мимо мола с армейской постройкой и белым большим флагом с красным приметным мальтийским крестом на нем.
Поэтическая жизнь туристов на Мальте у нас заканчивалась и начиналась новая жизнь на воде. Поскольку мраморных ступеней и фуршетов впереди не ожидалось, я прямо на буксире переоделся в комбинезон, белые брюки и светлые ботинки, теперь неуместные на палубе ушли жить до поры в чемодан. Я сразу стал похож на того человека, которого поджидают на приближающемся корабле. В море заметно качало и, подойдя к судну мы не смогли использовать парадный трап. Был подан веревочный, лоцманский. Что ж, вспомнив молодость, проведенную среди рыбаков, забрался по этому трапу и перелез через борт корабля на палубу моего нового парохода. Подъемным краном, в сетке подняли и чемоданы. Матрос проводил меня в каюту, где уже поджидал меня электромеханик. На все - про все у нас было только 10 минут, поскольку ему и еще трем человекам надо было уезжать на этом же буксире. Впрочем, быстрые проводы - меньше слез. Человек взял пластмассовый кулек (?!) и оставляя за собой шлейф перегара покинул корабль.
Наше новое судно развернулось и пошло снова на якорную стоянку, что в десяти милях отсюда. Так мы снова оказались рядом с городом Марсашлок, куда нас пока что не пускали. Этому обстоятельству я был весьма рад, так как предстояла выгрузка и погрузка, а я пока что не знал, где и что на этом пароходе находится. Полное отсутствие каких-либо лебедок или подъемных кранов несколько примирило меня с маленькой зарплатой. Стало ясно, что погрузка и выгрузка может обходиться и без меня. Корабль строился в Болгарии. В строительстве участвовали болгары и ... вьетнамцы. Впрочем, корабль оставил у меня благоприятное (пока) впечатление своей незатейливостью, добротностью и даже какой-то засиженной мухами уютностью. Судьба дала мне время на знакомство с документацией и судном.
Борьба за полную автоматизацию или ДАУ FAHM-S
Стармех, встретившись с капитаном, тотчас стали отмечать с ним встречу, потом погрузку, потом отход, потом Рождество, а что они сегодня отмечают, я не знаю. Судно не новое, поэтому на нем многое не работает. Четвертого механика тут сократили и стармех несет вахту. Такое важное устройство, как управление Главным двигателем с мостика (ДАУ), не работает уже больше года. Значит, во время вахты механик должен быть в Центральном посту управления (ЦПУ). Стармех жалостливо попросил посмотреть, что там можно сделать. Прибор сделан на базе старинного микропроцессора, а всякое упоминание о микропроцессорах, как я уже успел заметить, в среде моряков, вызывает легкий ужас переходящий в желание быстро напиться. Все это время, хотя и не использовался, но был под током ящик в мой рост с электронными платами. При этом его дверь была открыта и привязана бечёвкой к выключателю лампочки, неподалеку горевшей. Рядом с ящиком мотористы и механики пьют кипяток с порошковым кофе и чай. Там же они еще и курят. Так что сначала пришлось все основательно вычистить, а платы помыть. Стоя на якоре, попробовали прибор в действии. Конечно, он давал совсем не то, чего от него ждали, но смотреть стали на меня уже с интересом. Два дня я с калькулятором рассчитал значения разных величин, а потом преобразовывал их в двоичный восьмиразрядный код. Процессор (8088) не работал правильно. На мое счастье, в другом конце ЦПУ висел всеми забытый ящик той же фирмы для расчета параметров двигателя. Все датчики от него уже померли, а ящик висит. Там я и нашел нужный мне микропроцессор, вынул и вставил в нужное мне изделие. После проверки и настройки я остался доволен, потому что машина стала вести себя предсказуемо. Все тесты прошли сносно. Поскольку проблема в принципе была решена, доводить до блеска эту систему я не стал. Однако через стармеха настоял на том, чтобы на швартовку шли уже с управлением из рулевой рубки. При отказе системы всегда можно перейти на ручное управление а потому решили рискнуть. Все сработало прекрасно. После швартовки виски пили уже втроем - капитан, стармех и я. Засиделись.
Для закрепления эффекта предпринял еще одну презентацию. На мосту, то есть в рулевой рубке, имеется много всяких приборов и среди них - эхолот НЭЛ-3 (Навигационный прибор для измерения глубины и записи данных на ленту). Эхолот этот тоже давно не работал, хотя все боялись проверок, вызывали каких-то спецов, которые не ехали. Радист эхолот не чинил и вместе с электромехаником, моим коллегой, уехал навсегда. Теперь радистов нет. Я попросил найти документацию и ящик с запасными частями. Осциллограф и прочие причиндалы пришлось тащить из машинного отделения, благо они там имелись в ящике, который не открывался, по-моему, никогда. Во всяком случае, осциллограф был упакован так, как его пакуют на заводе. Притащил все это на мост, создал неплохой антураж и через некоторое время, которое пошло на размышления, заменил одну плату, совсем плохую - выходного усилителя посылки и поднастроил, хотя можно было и не делать этого, еще пару плат. Наверное не стоит и говорить о том, что для такого случая я надел белый, стиранный комбинезон, все отвертки и плоскогубцы были безупречны, словно из операционной, приборы чисты и исправны. Мягкой, взятой из дома плоской кисточкой, я удалял пыль с плат эхолота. Сожалею, но у меня не было спирта, который в таких случаях я люблю щедро лить на тряпку и пол, протирать платы, части оборудования и руки. Все это завораживает собравшихся зрителей, которых в минуты триумфа я стараюсь иметь побольше. Вместо спирта пошла Смирновская водка, которой я взял немного для презентации у второго механика. Я не спеша ковырялся в эхолоте, который к тому времени уже, конечно, работал, поливал все якобы спиртом, на запах которого, тотчас сползлось много народу. Чтобы не перегреть зрителей, включил напряжение. Эхолот, который стоял много лет (при живом радисте) стал жить!
Я попросил рулон новой бумаги для эхограммы. Эта просьба вывела ошалевших зрителей из ступора, капитан сказал: - ну-ка принесите! И сделал в воздухе пальцем замысловатый жест. Все забегали, заискали, вскоре нашли целую пачку бумаги, перевязанной еще советской белой пластмассовой веревкой. Стали ее дергать, но она крепкая. Тогда я достал из новой синей сумки (кстати, неплохо сочетается с белым комбинезоном) автоматический ножик, который купил в Индонезии на базаре за 10 долларов, очень эффектно им щелкнул при открывании и перерезал веревку.
Для порядка спросил,- кто будет менять бумагу? Все как-то сжались, тогда я сказал, что это дело третьего помощника, которого, кстати, не было на мосту, и сам поменял бумагу. На вынутой из эхолота старой и засохшей бумаге была обнаружена запись карандашом: 27 июля 1996 года. Презентация состоялась.
Эхолот засвистел мотором, стал рисовать извилистую линию дна на глубине 25 метров. Я выключил прибор, импортным красивым пинцетом в красной изоляции, который купил в магазине за 35 сантимов, наладил перо самописца и снова включил эхолот. Все работало прекрасно!
В новую синюю сумку аккуратно были отправлены инструменты и приборы.
Позже снова втроем пили виски. Я, правда, с газировкой.
Корабль.
Длина - 148.66, осадка - 8.34, разумеется, метров. В трюма и на палубу берет 586 TEU - то есть стандартных контейнеров. В контейнере помещается более 10 тонн чего-либо. Как правило, мы не знаем точно, что везем. Тут возможны всякие варианты. Вот, например, на некоторых контейнерах имеется наклейка с черепом и написано: Toxic (токсик) - токсично. Что там, мы не знаем. Может быть там подлива к салату со всеми нашими Е..., а может быть и отрава какая более быстрого действия. Судно состоит из шести трюмов. Трюм делится на левую и правую часть. Контейнеры идут по направляющим в трюм. Слева направо в каждой половинке их кладут по четыре в ряд. Значит, восемь в ряд в одном трюме, а вот сколько рядов, я еще не углядел. Трюма закрыты большой железной крышкой. На крышку тоже ставят контейнеры. На каждую крышку по четыре в ряд. Получается восемь контейнеров от борта до борта. А этажей получается четыре. Кладут столько, чтобы видно было с мостика, куда ехать. Куда ставить контейнеры - решают на берегу. Задача экипажа - только правильно балласт принять, чтобы не перевернуться.
Кошка.
Наш корабль был привязан к Мальте. На Мальту, в посёлок Марсашлок, приходили из-за океана огромные контейнеровозы. Там контейнеры выгружались, а на нашем судне, которое было меньше размером, развозили по разным портам в Средиземном море. Это была хорошая работа хотя бы тем, что часто можно было позвонить домой. В те года ещё не было мобильных телефонов, спутниковая связь была очень дорогой (10 долларов за минуту), писать домой письма через Интернет мы тоже тогда не могли. Зато можно было купить телефонную карточку, чтобы из городского телефонного аппарата связаться с домом.
Кстати, в Марсашлоке мне пришлось сходить за кошачьим кормом. История этого похода такова...
Приехали мы в Марсашлок под вечер. Пошел я с корабля на проходную, благо карточка телефонная у меня была, дай, думаю, позвоню домой. Спускаюсь по трапу и вижу, что небольшая киска зачем-то рвет зубами тряпицу около помойки, в аккурат находящейся рядом с нашим судном. Кошка была небольшая, английского вида - там кошки на маленьких ножках, небольшие, но с очень выразительным, я бы сказал, лицом. Кошка была серая с нормальными поперечными полосками. Сытостью она не могла похвастать. Я пошел обратно на корабль, поискать кошке еды. К сожалению, повар уже успел убежать, а на ужин был плов, хоть и не плохой, но ведь это и не кошкина еда, правда? Тем не менее я нашел пластмассовый стаканчик от кефира и наковырял из кастрюли пловного мяса, моркови и немного риса.
Все это я отнес к помойке, разорвал стаканчик, чтобы киске было легче есть. Киска сидела на своих коротких лапках и с интересом наблюдала за моими манипуляциями. Я стал звать ее и пошел к ней. Но она испугалась и стала отбегать и озираться. Понятно было, что она очень пуглива и к ней не подойти. Что ж, я пошел в другую сторону, опять к пароходу, а кошка, видимо заинтересовавшись, что это я там положил и веря в мои добрые намерения по какой-то немыслимой траектории пошла опять к помойке. Нашла плов, и съела даже с рисом. Мне стало ясно, что кошка сегодня вряд ли обедала, а изучив, разумеется поверхностно, содержание помойки, понял, что и с завтраком у нее будет напряженка. Я продолжил свой путь в город, с твердым намерением купить кошке какой-нибудь поживы. В Марсашлоке, неподалеку от проходной, имеется круглосуточный, не Бог весть какой магазинчик. Часто, там прямо за доллары, покупают телефонные карточки. В этом магазине за два доллара я и купил кошке банку Вискаса с кольцом на крышке, чтобы без ножа открывалась. Позвонил домой и пошел кормить кошку.
Дорога в один конец занимает около 30 - 40 минут и я уже не надеялся встретить эту кошку, и был обрадован, когда вновь увидал ее на прежнем месте. Она снова убегала, да я и не рассчитывал, что она со мной так быстро подружится. На старом месте я нашел порванный пластмассовый стаканчик, в него-то и вывалил содержимое большой банки. Кошка издалека наблюдала за моими действиями и, может быть, мне показалось, поводила носом, принюхиваясь.
За мной также наблюдали мальтийские стивидоры (наблюдатели за грузовыми операциями) и, похоже, не осуждали меня. Когда я поднялся на судно, они рассказали мне, что кошка убежала с парохода, где команда состояла из филиппинцев. Они немалым числом бегали за ней, ловили, но не успешно. Вскоре, корабль с филиппинцами уехал по своим делам, а кошка осталась. И еще стивидоры сказали, что филиппинцы, с их слов, ловили кошку, чтобы съесть. Кошка, конечно, понимала, чего задумали филиппинцы и дала тягу. И правильно. Потом один из стивидоров отрезал ножиком от пакета с соком часть, налил туда воды и отнес кошке, сказав, что после еды ей и попить захочется.
А кошка, усевшись плотно около остатков стаканчика, уже неторопливо, основательно жуя задними зубами ужинала. Я умилился этой картине и уже в каюте, налил и себе рюмочку. Жаль, что теперь почему-то не приветствуется появление на кораблях собачек и кисок, а то можно было бы ту киску к нам и пригласить.
Сейчас мы на пароходе постоянно ездим по Средиземному морю по строго оговоренным портам, которые находятся на Мальте - Марсашлок, в Египте - Александрия, в Израиле - Ашдот и Хайфа, в Турции - Мерсин, на Кипре - Лимассол и в Италии Джо Тауро. Из всех портов, нами посещаемых, я бы выделил три. Это Ашдод, Мерсин и, конечно же, Марсашлок.
Ашдод.
Ашдод - плоская каменно- песчаная сковородка, которая одним боком засунута в море. Ашдод город новый, строился где-то в 70-х годах. Кроме порта и электростанции, которая входит в единую израильскую энергосистему, другие промышленные объекты на глаза не лезут. Порт легко найти на морской карте, да и выходя с парохода мимо не пройдешь. А вот электростанцию-то видно с моря издали и не потому, что дым из нее идет, а потому, что две очень высокие трубы подпирают небо над Ашдодом. Электростанция работает на угле, который привозят откуда-то, наверное, кораблями. Уголь этот транспортируется вдоль порта по такому закрытому туннелю, поднятому на высоту около 6-ти метров.
Порт - ворота страны. Порт всегда неплохо коррелируется с самой страной. Порт в Ашдоде устроен неплохо. В порту есть три или четыре магазина - фришопа, где можно всякого купить. Магазины не пустуют, ведь сюда нет-нет да и приедет большой пароход с туристами. По порту расставлены телефонные аппараты. Конечно, больше всего их около пассажирского причала - примерно 12 штук. Звонить надо посредством пластмассовой карточки, но не такой, как в Риге, с микросхемой, а наподобие кредитной магнитной карточки, при помощи которой у Чейза открываются все двери. Карточки можно купить во фришопе по двадцати долларов, а можно у гешефтмена, который приходит всякий раз на судно сразу же после прихода. У него карточка дешевле - по пятнвдцати долларов. Для выхода по телефону из страны используется три кода, а не один, как у нас. Это три разные компании предлагают свои услуги - кто дороже, а кто дешевле. Я использую, разумеется, более дешёвую компанию с кодом 013 она назывется - Безек.
Порт насыщен работниками спецслужб. Как водится, люди, уезжая, вывозят с собой все самое хорошее. Вот и немалое количество всяких ментов и чекистов переселенцы заботливо прихватили с собой на всякий случай. Пригодились. Спецслужбы ездят по порту на авто. Ездят часто, чтобы не было беспорядка. У меня вот однажды случилась беда - новая карточка за 15 баксов выпала из рук и прямо в щель между стеклом будки и металлическим полом. Там щель-то в сантиметр, не более, но попал точно! Карточку было жалко. Поскольку телефон был недалеко от судна, я не поленился и пошел за инструментом, чтобы разобрать нижнюю часть будки. Но когда я пришел с сумкой к этой будке, то увидел неподалеку машину с этими чекистами и разбирать будку мне расхотелось. Вполне ведь могло так случиться, что они могли принять меня за арабского наймита, который вознамерился заложить кусок Си-4 в будку и пристрелить меня на месте на всякий случай. Кто бы тогда записки эти писал? По части строгостей - тут полный совок. Для выхода из порта нужен специальный пропуск с фоткой, правда, этот пропуск действует на все время моей работы тут. На проходной есть специальная комната для бесед. Меня пригласили туда, когда я возвращался на корабль. Стали спрашивать где я был, с кем разговаривал и о чём. Беседы проводили военнослужащие девицы.
Израиль страна небольшая. Но тут имеется несколько портов. Два больших на Средиземном море и один в Акабском заливе со стороны Красного моря и Индийского океана. Расстояние по земле от Средиземного моря до Акабского залива всего-то километров триста по хорошей дороге. Вот и получается, что Израиль не только новая родина, для наших старых знакомых, но и прекрасное стратегическое место, которое, во всяком случае, можно использовать для переброски военного снабжения, если в Суэцком канале, скажем, завалить парочку супертанкеров, чем сделать его совсем непригодным для судоходства. Собственно говоря, именно это и было сделано в конце 60-х годов. Тогда там потопили несколько кораблей и завалили минами канал. Именно в это время и расцвела Хайфа и построили Ашдод. По объемам перевозок, конечно, это не Суэцкий канал, но тоже кое-что. Примерно такой же номер прокручивают и в Панаме, где большие контейнеровозы выгружаются, через канал не едут, а контейнеры катят посуху на другую сторону.
Вообще я заметил, что израильтяне очень любят гордиться, любят ставить вполне патетические памятники по любому поводу. Даже в порту имеется памятник, сделанный из кусков бортовой обшивки какого-то старого, еще клепанного, корабля. Пообщавшись с нашими знакомыми, которые тут живут, попив с ними, поговорив, можно обнаружить, что многие темы в разговоре они обходят стороной. Среди них не в почете всякие диссиденты, болтуны, КВН-щики и прочие антиобщественные элементы, которые плодилась в изобилии у нас. Ранее очень болтливые и такие смелые и независимые анекдотчики, наши бывшие товарищи, в Израиле что-то поутихли. Да, тут можно ругать Сталина, Макашова, Зюганова, Гитлера, но уже не очень-то ругают Ельцина. Пропаганда в Израиле стоит больших денег. По радио поют очень приятные, и как оказалось, патриотические песни. Никаких Шуфутинских, Крутых не слыхать. Это они к нам выкинули назад свой мусор, чтобы мы им дышали и задыхались. Свои же композиторы и поэты у них, полагаю, тоже, как и у нас в свое время, получают деньги только за продукцию, которую одобрят их чекисты. Все израильтяне подтянуты, работящи и ...приятны на вид. Похоже, они несколько трансформировали идеи социализма под свою местность и продолжают жить в СССР. Впрочем, известно, что выходцы из СССР тут составляют заметное количество, возможно, именно поэтому они тут так и живут. Во всяком случае, только в Израиле можно увидеть еврея - водителя большого грузовика, крановщика или лоцмана. Лично мне непривычно видеть, как еврей в кипе и в маске работает электросваркой или принимает тяжелые швартовые концы на причале. Вот это и называется: Они приехали!
Мои еврейские друзья.
Жители Ашдода гордятся своим городом, который сами же и построили. Гордится и мой знакомец - дядя Вова. Он всю жизнь- Володя. Теперь уже старый, а раньше, подделав подпись тещи, уехал в Израиль со своей женой Альбиной. В СССР он "крутился" и жил неплохо. Тут, в Ашдоде, его таланты не расцвели, а работал он на строительстве этого же порта, потом на военном заводе, где платили больше. У него имеются заслуги - он воевал на войне, не то четыре дня, не то неделю, но очень этим гордится и любит рассказывать про страшные советские МИГи. Теперь он старый инфарктный человек с больной женой. Квартира у него в хорошем районе. Дом с лифтом, квартира - большой холл и ещё три маленьких комнатки, где можно только поставить кроватку. Эту квартиру ему удалось выбить (не бесплатно) благодаря приезду той самой тещи - тети Сони, которая десять лет почти препятствовала его выезду в Израиль. Он рад этому, и все ещё выплачивает ссуду, но говорит, что уже немного осталось. Стоит эта квартирка 150 тысяч долларов. Такая квартира, как у меня в Риге, тут потянула бы не меньше. Я знаю, что раньше у него была квартира в Москве, всякие автомобили и дом в пригороде Риги. Я не могу до сих пор понять, какого рожна ему надо было? Из Израиля не соскочить. Многие жители хотели бы отсюда свалить, да ничего из этого не получается. Одинокий израильтянин не может даже в Америку съездить. Сын дяди Вовы Ярик однажды съездил туристом в Нью-Йорк, и то, потому, что тут остались мать и отец, жена и дочка. Он любит рассказывать про Нью-Йорк, но как узнал, что я уже четыре раза там бывал и аэропорт Кеннеди мене знаком лучше, чем рижский, то что-то у него в сознании стало не совпадать. В Израиль можно ввозить любые деньги и в любом количестве, а вот вывезти - шиш. Деньги сразу надо менять на шекели (такие деньги). Похоже, что израильтян кто-то подставил, правда, создав им более-менее комфортную клетку. Сейчас они все время говорят о том, что хорошо из немцев денег доить. Кому повезло (!!!) побыть в концлагере у немцев, тот теперь живет хорошо и в качестве примера все время приводят неизвестного (или неизвестную) Муню. Говорят, что у Муни квартира такая же почти, но пол из мрамора, что, я вполне согласен, круто. Тут, дома, у них поменьше спеси, чем в то время, когда они приезжали в Ригу погостить. Тем не менее, Альбина стала было гоношиться насчет подарочков для моей тещи и других. Я остановил её сказав, что у тещи и других всего довольно, складывать некуда. Ее порадовало то обстоятельство, что не надо тратить денег.
В Израиле, конечно, есть радиостанции, которые говорят по-русски и есть немало газет, которые тоже написаны на русском языке. Дядя Вова мне подсобрал какое-то их количество для ознакомления с их жизнью. Почитав эти газетки, можно убедиться, что жизни- то тут и нет. Конечно, много всякой рекламы, по нескольку страниц объявлений, предложений о работе и иногда даже требуется знание государственного языка. Далеко не всегда. Народ опечален тем обстоятельством, что религиозные молодые люди не ходят на военную службу, хотя, как известно, у них даже девчонки служат в армии. Эту тему всё время раздувают и раздувают, но я думаю, дело не в этих еврейских монахах, а в том, что кто-то хочет подорвать основы еврейского фундаментализма, который в основном надоел американцам. Как известно, в Израиле очень сильны пейсатые парни. Но они-то и есть основа еврейской идеологии. Как только пейсатые парни поослабнут, так весь этот Израиль и кончится. По сценарию КПСС-СССР. Конституции у них нет, живут по Торе и достигли, надо признать, немалых успехов в материальном плане. Много разных автомобилей, магазинов, жилых домов. Никто не болтается без дела, в принципе работу сыскать можно, хоть и вместе с арабами, но работать будешь. Тем не менее все играют в какую-то религиозность. Едят кошерно и много об этом говорят. В чем детальная суть я, кстати, так и не разобрался, да оно мне и не надо. Есть у них и некошерные магазины или как их тут называют - "Русские магазины". Впрочем, привыкшие к порядку еврейцы не рискуют без надобности и не плывут против течения. Делают вид, что религиозны, отмечают пятницу и субботу. В эти дни порт не работает и только уже ночью в субботу начинает оживать.
Арабов тут ненавидят страшно. Арабы же яростно ненавидят евреев. Правда, евреи дают им за деньги работу, которую сами не хотят делать. Бывали случаи, когда араб, чтобы показать своим товарищам, что он не ссучился, резал ножиком своего "благодетеля" - еврея работодателя. Бывали случаи, когда террорист - камикадзе подрывал вместе с собой какой-нибудь магазин, убивая при этом несколько десятков ненавистных ему евреев. Случаи эти не редки, все тут в общем-то настороженны и не расслабляются. Про эти случаи почему-то не говорят в новостях из Москвы. На вооружении у полиции имеется такой маленький робот на гусеницах, который должен подрывать подозрительные объекты. Сын Володи - Ярик, переезжал на новую квартиру и позабыл около подъезда термос. Тотчас был вызван этот трактор, термос был уничтожен, а Ярик уплатил нехилый штраф за весь этот цирк. Когда у Володи дома мы попивали и закусывали (хозяйка, кстати, очень зорко следила кто сколько съел, чем начисто обила у меня охоту закусывать), пришли еще несколько человек их знакомых, посмотреть на человека "Оттуда". Был и Ярик, пришла позже его дочка, которая теперь солдатка- служит в армии. Она хоть и умеет по-русски но не говорит, считает, что все русские со своим Примаковым на службе у Саадама Хусейна. Она держит в своих военных галифе маленький кукиш на Саадама и очень этим гордится. Поскольку анекдотов у них больше не водится, то, слегка переиначив, я рассказал им анекдот про маленького зелененького...араба. Все пришли в неописуемый восторг, но потом сказали, что за такой анекдот могут сильно поругать.
Подводя итог разделу о дружбе народов, можно с уверенностью сказать, что у них тут такая же фарисейская любовь к арабам, как в США к неграм. От арабов им не отделаться, всех арабов им не перебить, а жить в их окружении - ох как страшно! Арабы заняты тем, что угоняют машины и перепродают их "на той стороне" - на арабской. Границы тут смешные, поэтому этот бизнес процветает. Правда, мне кажется, что не арабы крадут машины, но валят все равно на них.
За время моей работы на этом контейнеровозе, я побывал в Израиле двадцать четыре раза. В качестве сувенира вывез оттуда лазерный диск с новыми еврейскими песнями. Лучшей песней на этом диске я считаю песню "Ерец Израэль", что в переводе означает - "Страна Израиль". Разумеется, это вполне патетическая песня, но от этого не менее приятная. Говорят, что самые лучшие песни в Израиле пишут наши бывшее сограждане.
После Ашдода мы обычно приплываем в Хайфу. В Хайфу я не ходил, потому, что нет там у меня друзей, да и настроения не было. Из порта вся Хайфа, как на ладони. Город амфитеатром поднимается в горку и заметно круто. Если идти в город, то надо лезть в горку, а пока что мне этого не хотелось. В Хайфе стоит американская эскадра. Сколько видно в бинокль- все легкие крейсера - фрегаты, десантные корабли с вертолетами, противолодочные корабли тоже с вертолетами, куча всякого вспомогательного флота. Военные моряки - американцы вместе с пехотинцами прогуливаются по порту. Все сыты, жалование получают, одеты красиво. Может быть и я как-нибудь тоже красиво оденусь и пойду гулять в Хайфу.
Корабль в море.
Как-то вечером, даже ночью, по служебной надобности пришлось мне пойти посмотреть гакобортный огонь. Он находится на кормовом ограждении (релингах) третьей палубы. Задняя часть этой палубы никем не занята, потому, что там находится санчасть - несколько помещений, теперь закрытых и не посещаемых, потому, что врачей на кораблях больше нет. Поскольку судно было на ходу, то освещение палуб, естественно было выключено. Впрочем, это обстоятельство нисколько меня не шокировало, поскольку уж фонариками я всегда себя обеспечиваю с избытком. Итак, иду я себе спокойненько к фонарю, проверяю его, и чувствую,... что за мной кто-то наблюдает. Всякому человеку не приятно, когда за ним ночью кто-то наблюдает. Я стараюсь не подавать вида, что почувствовал наблюдение, но выключил фонарик, который выдавал меня с головой, поменял позицию, и стал, теперь уже в темноте оглядываться с тем, чтобы определить, кто это за мной смотрит и с какой целью.
В какой-то момент я встретился взглядом с женщиной с совершенно неестественно бледным лицом, темными волосами и какими-то трагичными глазами, которые смотрели на меня из необитаемой санчасти через окно одновременно равнодушно, заинтересовано и напряженно. Выражение лица у этой женщины было как у снайпера, который уже определил цель и выжидает удобного случая, чтобы выпустить убойную пулю. Правда, винтовки и оптического прицела у этой женщины не было. Все это я прочувствовал и просчитал за малое время, которое бы пуля преодолела столь короткое расстояние.
Сердце мое дало легкий сбой, животный страх, волной поднявшись из верхней части позвоночника одновременно пошел наверх в голову и вниз по спине к животу и ногам. Кожа на мне стала шевелиться, иголочки резко закололи в голову и сердце, решив пока что не останавливаться, дало мощный импульс крови перемешанный с немалым количеством адреналина, могущий порвать сосуды вместе с мышцами и костями. И этот удар я выдержал. Осторожно, на деревянных ногах я стал выбираться из этого жуткого места, соображая, что на судне никаких женщин нет, тут у нас только одни мужики, значит, это либо нелегальная пассажирка, которая забралась неизвестно как на судно, либо какая-то чертовщина.
Материалистические воззрения не всегда побеждают ночью в подобных ситуациях, поэтому я стал постепенно отходить с проклятого места, краем глаза наблюдая за поведением женщины. Посветить фонариком в ее сторону у меня недоставало духу, но, постепенно отходя, я видел, что она все также напряженно следит за мной. Мое тело на 90 процентов состояло уже не из воды, а из страха, волосы на голове продолжали шевелиться, но я настойчиво двигался к спасительной полоске света, которая обозначала дверь внутрь судна, где было светло, где были люди, и где было безопасно.
Я ворвался внутрь судна и прикрыл за собой дверь. Потом поспешил к себе в каюту, включил всюду свет, осмотрел все три комнаты и закутки, запер дверь на замок, налил полстакана висков, постепенно, маленькими глотками, как лекарство выпил все и только после этого задумался. В светлой каюте, после полстакана висков во мне проснулся исследователь, уже способный мыслить. Впрочем, мыслей никаких не было, смелости пойти и все выяснить еще не появилось, так что я решил подождать до завтра, а там и оглядеться.
Назавтра, сославшись на плохое сопротивление изоляции в сети освещения, я попросил открыть мне это страшное помещение. Разумеется, один ТУДА я ходить не хотел, так уговорил боцмана, что если еще ключи понадобятся, и чтобы не бегать, то пусть со мной и идет. Он согласился и мы пошли. Надо сказать, что входил я в это проклятое помещение, как первокурсник медучилища первый раз в анатомичку. Ко мне вернулся вчерашний страх, но не в полном объеме, как вчера, а чуть меньше. Конечно, боцмана, как малоценного, я пропустил вперед. Вскоре мы обнаружили ту бледную женщину. Она портретом висела на двери. Дверь, во время качки открылась, встала на стопор, которые всегда имеют судовые двери и в таком положении и осталась. Поскольку это была внутренняя дверь в амбулаторию, и она раньше всегда была закрыта, то портрета этого я не видел, проходя по этой палубе. Портрет был старый, вырезанный из не то календаря, то ли из рекламного плаката. От времени он поблек, стал таким каким-то синим. Женщина на этом портрете уже потеряла свою привлекательность, но все еще пугала меня воспоминаниями прошедшей ночи. Портрет был прикреплен липкой лентой к двери. Я открепил его, и под непонимающим взглядом боцмана, уложил его в ящик стола. Одним страхом стало меньше.
Турки
Если пришедшие чужие люди с берега на корабль жмут тебе руку в качестве приветствия, значит ты в Турции. Турки очень любят пожимать руки по всякому поводу. Брезгливые и вечно болезненные европейцы и американцы поэтому носят перчатки и выбрасывают их, когда надобность в них отпадает. Мы перчаток не одеваем, но и пальцев не облизываем, а моем руки мылом. В Мерсине если сухо, то пыльно, а после дождя - жутко грязно. Водостоков на улице нет, но зато высокие тротуары, втрое выше наших. Вода течет по проезжей части, словно в желобе к морю. Турки тоже все заняты делом, крутятся, город современный и все время строится. В витрине видел карту, где коричневым турецким цветом покрашена Армения, Грузия, часть Украины, Болгария, Румыния, часть Югославии, да так, что северная граница Новой Турции в аккурат подходит к Германии. Может быть это какая-то хохма, ведь Турция - то в НАТО состоит. Однако, я полагаю, что они с интересом наблюдают, как наши придурки режут Черноморский флот и тихо этому радуются.
Мерсин для нашего экипажа- главный отоварочный город. Как бы наши зажратые моряки не хулили турецкий товар, все равно покупают здесь всякие безделицы. Прошлый раз мы приехали утром в воскресенье. В мою задачу входило: проявление пленки, разведка и может быть покупка чего-либо на память. В воскресенье банки не работали и мне мальчишка- торговец телефонными карточками показал подвальное окно, где, оказывается, была тоже торговая точка. Пожилой человек из подвала первым делом сунул мне свою ладонь для приветствия, а уже потом взялся за обмен денег. Точно курс денег я определить не смог, но в один миг стал обладателем сказочного состояния. У меня оказалось несколько миллионов(!) на мелкие расходы. Такое, по-моему даже Березовскому не снилось. За миллион триста тысяч я купил телефонную карточку, потом отдал проявить пленки и пошел на разведку. Город новый, но турки, да и прочие мусульманские люди умеют так представить свой город, что начинает казаться, что он очень древний. Неподалеку оказался базар. Ну не базар, в нашем понимании, а такая часть города, где идет интенсивная торговля. Продуктов кроме кофе, чая, орехов, булок и сладостей я не встретил. Но очень много всего такого, чего без труда можно найти и в Риге на каждом углу. Меня это не сильно интересовало, а просто так ходил и обалдело на все глядел. Решив не особенно тратиться, купил себе кило тыквенных семечек за три доллара, примерно, попросил их прокалить (и это тоже можно) и пошел забирать фотки. За две пленки с карточками я уплатил около сорока долларов, то есть, как и у нас. Правда, качество снимков, когда я их увидал, породило у меня скупую мужскую слезу по ушедшим сорока баксов.
Телефон
После обеда пошел позвонить домой. Никто не отвечал, но зная бестолковость местных телефонов, пошел поискать другой аппарат. Телефонные карточки тут такие, как раньше были в Риге - гибкие и с магнитной полоской вдоль карточки. Карточку следует засовывать внутрь аппарата, он её причмокнув проглатывает и показывает на дисплее количество условных единиц. В предыдущем аппарате дисплей показал 100, что и соответствовало той цене, что я уплатил за карточку - то есть около трех долларов. Новый аппарат что-то писал мне по-турецки на дисплее, выплевывал карточку, как малое дитя манную кашу и пищал свиньей на всю улицу. Я же был настойчив. Пихал внутрь, видимо совсем ему ненавистную карточку и добился-таки своего. Он карточку сглотнул, но, обидевшись на меня, перестал со мной общаться. Перестал пищать, показывать по-турецки на дисплее, просто уснул или, не дай Бог, помер. Я в сердцах пару раз приложился по нему, благо рядом никого не было и пошел прочь. Не везло мне что-то с карточками в последнее время. Уж это точно.
От Кипра до Италии.
Тревожный бас носового тифона возвестил нас, что мы покинули Лимассол. Провожающий буксирчик подвыл в ответ, и, забрав с собою лоцмана, стал удаляться, мигая своими разноцветными огоньками, унося обратно в порт запах незамысловатой, но загадочной для нас греческой пищи, похоже, состоящей из одного лишь чеснока под чесночным же соусом. Впереди вырисовывался большой по местным меркам переход в три дня до Италии. Причем, в самую ее чудесную часть- южную.
По какой- то причине Средиземное море отнеслось к нашему кораблю не очень-то приветливо. Циклон, который до смерти напугал Европу снегом и проливными дождями решил покочевряжеться и на море. Впрочем, встречным ветром и дождем с градом настоящих балтийцев не запугаешь, тем не менее, разные люди ходили на бак (передняя часть корабля) и смотрели: не сложились ли контейнеры. Контейнеры, хоть и выглядят очень внушительно, сделаны из очень тонкого железного профилированного листа. Толщина листа не более чем у автомобиля. При сильном ударе волны контейнер вполне может потерять прочность, а поскольку на нем стоят его же собратья с немалым весом, сложиться, как негодная картонная коробка из-под торта. Если контейнер погибнет, то погибнет и товар, который в нем живет до поры, а значит не миновать переписки, факсов, телефонных звонков и проблем, которые приходят вместе со всеми этими чудесами техники конца двадцатого века. Если же на контейнере имеется наклейка "TOXIC", то при его гибели встают проблемы, которые неплохо описаны в расписании по тревогам. Надо будет заниматься дезактивацией груза, находящегося в контейнере, бегать в химзащите, орать до хрипоты, искать крайнего и тоже писать, отвечать на звонки и факсы.
Когда сила ветра увеличилась до двадцати метров в секунду, маленькая пухленькая ручёнка вахтенного офицера потянула рукоятку управления главного двигателя на себя, тем самым уменьшив задание в компьютер управления. Электрический ток, изменив свою величину, разбудил уже было уснувший Аналого-Цифровой Преобразователь, который нехотя, но, хоть и спросонья преобразовал величину тока в восьмиразрядный двоичный код, облаял в сердцах задатчик тока, что спать не дает, повернулся на другой бок, глубоко и со стоном вздохнул и продолжил до поры сон.
Двоичный код попал в буфер обмена Процессора, который тотчас же затащил его к себе в арифметическое и логическое устройство, обнюхал по- собачьи и стал с удивлением разглядывать, почесывая в голове и прикусывая нижнюю губу. Не зная, что с этим кодом делать, Процессор запросил инструкций в Постоянном Запоминающем Устройстве. Постоянное Запоминающее Устройство достало зачитанную за двадцать лет инструкцию и стало вслух монотонно, как для дураков, читать строчки программы управления.
Процессор, не проявляя никакой инициативы, следуя строгому предписанию, согласно пропорционально - дифференциально - интегрирующей характеристике управления, стал рассчитывать двоичный код для теперь уже Цифро-Аналогового Преобразователя, который тоже, конечно же спал, но проснувшись и поприперавшись для порядка с Процессором и плюнув пару раз ему в буфер обмена, стал совместно с Усилителем Постоянного Тока регулировать через преобразователь величину давления воздуха на Регулятор Дизеля.
Регулятор Дизеля, используя гидравлический усилитель, и потея маслом, стал перемещать длинную и тяжелую металлическую тягу, надоевшую ему безумно. Эта тяга одновременно развернула шесть топливных насосов на меньшую подачу топлива. Сохранив свое рабочее давление в 250 атмосфер, насосы стали подавать меньше топлива по трубам на форсунки и в результате, давление сгорания во всех цилиндрах главного двигателя стало меньше, несколько упала и температура, количество взрывов в цилиндрах в минуту уменьшилось, уменьшились и обороты вала двигателя и, разумеется, гребного винта тоже.
За всем этим проследила Система Контроля частоты вращения двигателя и доложила в компьютер, что величина оборотов соответствует заданной. В компьютере все успокоились, Процессор сел раскладывать пасьянс, Постоянное Запоминающее Устройство сложило ветхую уже на сгибах инструкцию и убрало ее с глаз в надежный ящик. Система Контроля также велела всем стрелкам указателей числа оборотов сместиться немного влево от предыдущего значения.
Вахтенный офицер, удовлетворенный вышеперечисленными манипуляциями вверенных ему на время вахты приборов и механизмов, потирая маленькие, почти женские ладошки, пошел записывать в вахтенный журнал, что погода плоха и скорость судна была ввиду этого снижена. Вполне довольный собою, нестарый, но уже кандидат в лысые и такой слегка круглый, вахтенный офицер, записав в журнале необходимые сведения, теперь уже тоже переключился на собственные размышления о колбасе, картошке, мороженном мясе и прочем, что следует закупить для судна, не упустив при этом собственной выгоды. Поскольку мысли эти были приятнее, чем размышления о скорости и курсе, то они и заполнили вскорости всю голову вахтенного офицера без остатка. Лицо его стало умиротворенным и каким-то слегка даже вороватым.
Курс судну рассчитывается и рисуется на карте загодя. Корабль уже не первый год плавает по Средиземному морю и все курсы и расчеты повторяются. На картах наклеена специальная липкая шершавая лента в местах, где прокладывают курс. Так что курс прокладывают теперь уже не по бумаге, а по этой ленте, а иначе, стирая прежние пометки, протерли бы кучу карт, а карты стоят денег.
Вахтенным офицерам теперь следует вести корабль этим курсом, каждый час проверяя по приборам положение корабля. Если следовать всем этим нехитрым правилам, то в находящийся по дороге остров Крит не врежешься, объедешь. Правда, проплывающие иногда мимо чужие пароходы отвлекают порой от своих приятных и теплых мыслей и заставляют, сдвинув в сторону мысли о колбасе и наваре, обозначить на специальном экране локатора кружочком чужой пароход, включив автоматическое его сопровождение, наблюдать, не столкнемся ли мы с ним.
Впрочем, все расчеты по этому не простому делу, вахтенный офицер с маленькими ручками перекладывает на компьютер, который засунут под экран этого локатора. Компьютер, захватив цель, вскоре рассчитает всю комбинацию взаимного движения и напишет зелеными буквами на черном поле экрана, каков курс и скорость чужого парохода и когда он пересечет линию нашего курса. Если чужой пароход не угрожает нашей безопасности и спокойствию, то колбасные мысли снова заполняют голову вахтенного офицера. Он прикрывает слегка глаза, но не совсем, чтобы не уснуть, ведь за это могут и поругать, а так чуть-чуть, и снова перед его мысленным взором оказывается мясная туша, коробка с колбасой и прочая снедь, которая при умелой закупке и нарезке позволит безбедно жить ему, его семье и, возможно, еще одной, никому не известной женщине.
К сожалению, иногда, по его ещё нестарому, но уже умудренному лицу пробегает тень грусти. Это случается всякий раз, когда вахтенный офицер с маленькими ручками вспоминает о "насосах". Надо заметить, что это совсем не те насосы, которые качают исправно воду или топливо. Местный народец "насосами" ласково называет любимого капитана и старшего механика. Эти насосы ежедневно заняты тем, что перекачивают спиртосодержащие жидкости из таможенной кладовой в свою утробу.
Перекачка ведется методично, не первый год и конца ей не видно. Производительность насосов практически постоянная, но иногда случаются незначительные флуктуации в ту или иную сторону. Здоровье насосов завидное и диву даешься, отчего это врачи все время нас пугают разными гадкими болезнями, которые вызывают спиртосодержащие жидкости, когда собственные наблюдения показывают совершенно иную картину.
Но не здоровье насосов взволновало вахтенного офицера с маленькими, почти женскими ручками. Ему грустно от того вспоминать насосов, что расходы по перекачке жидкости - это его проблемы. Насосы не качали бы каждый божий день, если бы за перекаченные кубометры спиртосодержащей жидкости им надо было бы платить из своего кармана. А на халяву, как известно, и уксус сладкий, а мыло, - как халва. Ладно бы насосы качали уксус с мылом, но им подавай заграничного виски Джони Уолкер - Рэд Лэйбел, что, как известно, дешевле, чем за 12 долларов УС не купить. Теперь рассчитаем производительность насосов, поскольку случайно я был втянут в эти измерения. А дело было вот как:
Случился у меня день рождения. Для этого случая я заказал через вахтенного офицера с маленькими ручками шесть бутылок вышеупомянутого Джони, полагая, что пьющего народу соберется много. Заказ немедленно был отправлен на Мальту, но мы подзадержались из-за плохой погоды на день, когда мне все это и даром было не нужно. Вахтенный офицер с маленькими ручками, зная своих насосов, решил, что к моим шести бутылкам следует присовокупить еще шесть, тогда получится двенадцать бутылок, то есть ящик. Всем будет хорошо, а нам приятно. Заказ я свой я сразу не забрал, а вспомнил о нем лишь через два дня, когда почти что приехали в Александрию. Пошел забирать, а вахтенный офицер с маленькими ручками и говорит, что зачем тебе столько висков теперь, возьми вот три штуки (по литру), а остальные не бери, платить будет меньше. Разумно. Я так и сделал. Взял три бутылки по 11 усд и пошел восвояси. Прошло еще полтора дня, то есть четыре со дня закупки. Приходит ко мне вахтенный офицер с маленькими ручками, топчется, мнется и говорит, не дал бы я для насосов бутылку, поскольку мне она как бы и ни к чему. Согласившись с ним и на этот раз, я отдал ему литровку, а сам подсчитал, что за четыре дня они перекачали уже ровно десять литров (с моей бутылкой). Произведя несложный расчет получаем, что перекачено 2.5 литра, а на брата по 1.25 в сутки. И это, как я понял, каждые сутки, потому, что вскоре, когда я сидел со вторым механиком в бане, пришел снова вахтенный офицер с маленькими ручками и снова мялся и снова просил бутылку, которую я с радостью ему отдал, а утром мы уже заходили в Хайфу, где все уже было заказано, но без меня, поэтому новыми данными я не располагаю, но и старых вполне достаточно, поскольку последняя бутылка подтвердила сделанные расчеты.
Потому то и пробегает тень по нестарому, но умудренному жизнью лицу вахтенного офицера с маленькими, почти женскими ручками, что опять- таки несложный расчет показывает, что 2.5 литра по 11 усд равно 27.5 усд (в день), а в месяц 825 усд. Эти денежки ему надо состричь со своего колбасного- картофельного гешефта, с себя, со своей семьи и с той, неизвестной никому одной женщины. Иначе последует замена. А это грустно. Грустно и мне. Пойду-ка я поплачу, может быть станет легче. Кто со мной?
Воздух Италии.
Чрезмерно увлекшись расчетами производительности насосов я совсем забыл рассказать о посещении Калабрии - юга Италии. Безусловно я не собираюсь отнимать лавры (пока) у маститых художников слова, таких, как Максим Горький, Иван Бунин и прочая, прочая, которые немало пожили, немало понаблюдали и описали свои наблюдения в совершенно замечательных книжках, которые, как ни странно я тоже читал. В отличии от них, на Калабрию я смотрел с борта украденного в СССР парохода, перекрашенного и переименованного уже не один раз. Впрочем, грустить по этому поводу, проплывая мимо Сицилии, как-то глупо, а лучше предаться созерцанию и вдыханием якобы непередаваемого воздуха.
Что ж, воздух тут и вправду неплох, подумал я, выползая из прокуренного, как игорный дом, ЦПУ - центрального поста управления - где мне по долгу службы следует находиться, когда проплываем всякие сомнительные места и проливы. Корабль наш двигался на Север по Мессинскому проливу между Сицилией - слева и Италией- справа.
Итальянский берег от воды круто уходил вверх, а внизу, у воды располагались поселки, белели дома, будто брошенные с горы камушки. Горы, хоть и февраль, покрыты зеленью, но вряд ли это была сельскохозяйственная зелень, потому, что уж очень круты были горки. Сицилийский берег в этом месте пологий, низкий и именно тут и находится город Мессина, по имени которого и назван этот пролив. Разглядывая эти привлекательные места, вспоминается песенка Юрия Антонова:
Город наш пересекает река.
Очень разные у ней берега.
Я живу на одном, ну а ты на другом,
На высоком берегу на крутом.
Применительно к данному случаю, подружка жила бы на итальянском берегу. Также, как и в песне Ю. Антонова между берегами снуют паромы, которые очень пугают наших судоводителей своей непредсказуемой дерзостью. Всякий раз, когда я вижу такие привлекательные места, я с сожалением вспоминаю, что не взял с собой свой фотоаппарат, при помощи которого можно было бы запечатлеть все эти замечательные места.
Пройдя пролив и подойдя к городу Джо Таур, мы узнали, что в порт нас не пустят по причине плохой погоды. Тогда мы развернулись и вновь поехали в Мессинский пролив стоять там на якоре. Так и простояли там два дня, любуясь окрестностями, разглядывая в бинокль дома, автомобили, местных жителей и примкнувших к ним приезжих.
Позже, попав в Джо Таур, я с борта корабля наблюдал за идущей мимо меня жизнью порта, поскольку сходить с судна мне не хотелось, потому, что никакого города тут нет и ходить некуда.
Через день, проплыв мимо неунывающего вулкана Этна, мы, уже в который раз снова оказались на Мальте. Поплавав и посмотрев на разных представителей разных стран, окружающих Средиземное море, можно сказать, что они где- то похожи. Для ориентирования в Европе обычно применяют такой метод: Если навстречу идет женщина с коровой, а корова красивее женщины,- значит ты в Голландии, а если ты видишь, что на балконе сушат туалетную бумагу,- значит уже попал в Бельгию.
Снова на Мальте.
На Мальте все похожи на Карабасов - Барабасов. Рожи у всех совершенно бандитские, жуткие. Это, конечно, рожи с Сицилии. При этом надо согласиться, что с нравственностью у них все в порядке. Братья приглядывают за сестрами, чтобы не шалили. Впрочем, сестры у братьев, тоже похожи на Карабасов-Барабасов - одна на два глаза бровь от уха до уха, толщиной в палец, два, смотрящие по-дикому в разные стороны далеко расставленных недоверчивых глаза, одежда, чаще всего темная, а лучше черная, явно не от Версачи, а от старшей сестры, походка, как у уставшего каменотеса на пенсии и при всем при этом явное желание всем нравиться, в чем собственно и проявляется, воспетый поэтами южный темперамент.
Представляю себе, что будет, если эдакая красотка вечерком на темной улочке станет вязаться к заезжему иностранцу с целью познакомиться. Скорее всего иностранец решит, что у него хотят отобрать деньги и прочие имеющиеся на текущий момент ценности. Решительный вид девахи только подольет масла в огонь и несчастный иностранец замирая от ужаса, бросит ей под ноги и кошелек с долларами и перстень с маленьким бриллиантом, завалявшуюся по карманам мелочь и бросится прочь от такой страшной девахи. Каково же будет его удивление, когда он уже пьяный в долг от горя и обиды приползет озираясь по сторонам в свой отель и обнаружит у портье пакет со всем своим богатством и медяками в придачу. Совершенно сбитый с толку он скорее всего решит, что сам по пьяному делу все эти вещи где-то забыл, но подсознательно по вечерам все же станет ходить по середине дороги, рискуя попасть под машину, но только бы не в лапы таких страшных и непонятных мальтийских девах.
Сами братья этих милых сеньорит дожидаются весны, когда на небольших, отнятых у гор грядках зазеленеет чеснок и помидоры. В эту пору повалят с Севера и из России совершенно не похожие на их сестер девчонки, кто налегке, а кто и на открытых автомобилях- кабриолетах, бухающих музыкой, как дискотека. В отличие от их сестер эти чужие девчонки будут целый день валяться на грязноватом песке пляжа, стараясь повыгоднее выглядеть и через полосатую трубочку втягивать в себя лимонад из жестянки или сок из картонки с дырочкой, поглядывая через темные солнечные очки, не предложит ли кто шампанского из металлического блестящего ведерка со льдом, накрытым белой красивой крахмальной салфеткой.
Братья же, вооружившись биноклями, доставшимися им от воевавших на последней войне отцов и дедов, станут разглядывать этих девчонок из окон своих домиков, которые окружают местный пляж, а вечером, собравшись в своем, давно насиженном кафе будут на мальтийском, довольно странном языке обсуждать с дружками увиденное днем.
А пока что вдоль пляжа прогуливаются семьи с детьми, причем, отец этих детей чинно ступает впереди, а жена и дети семенят за ним. Случается, что и новые русские тоже прогуливаются по той же дороге. Их легко отличить от мальтийцев не только по более светлой коже, а скорее по их женам, которые напоминают новогоднюю елку в ювелирном магазине, облитую одеколоном. Эти дамы по случаю зимы одеты в дорогую мягкую кожу, поверх которой ни к месту громоздятся километры золотых цепей технического сечения, на руках золотые же кандалы и часы в камнях, уши оттянуты до плеч также дорогими украшениями, которые больше напоминают люстры в театре, и разве что стоят дороже самого этого театра.