Художница устала. Художница была в тупике. Она глядела сквозь свои картины днем и ночью, держа между пальцев тонкую сигарету до тех пор, пока та не сгорит до фильтра и не обожжет кожу. Тогда художница гневно стучала окурком о самое дно переполненной пепельницы и подносила к губам чашку кофе, уже изрядно остывшего.
И вроде бы все у нее было на высоте: красивый стиль, невероятная глубина; люди, глядевшие на ее картины, сходили с ума от восторга. "Как, как, разве можно так красиво рисовать? Не верю!" - причитали они, качая головами, переглядываясь друг с другом. Их жадные руки тянулись к кошелькам, "Сколько? Сколько?", а художница таинственно улыбалась им в глаза и прятала руки за спину. Она не продавала своих картин. А теперь смотреть на них не могла - красивые, да, но какие-то безыдейные и бездушные.
Она гналась за стилем, но сама не заметила, как выжала все, что можно, из того чудесного плода, что сорвала некогда с раскидистого дерева вдохновения и идей. В чем проблема, пойди да сорви другой, но к великому своему ужасу художница осознала, что потеряла это дерево. Ушла в сторону, углубилась в лес, пытаясь уединиться и превратить свою идею в нечто бесконечное и вечное. В итоге: все. Она могла бы написать что угодно, но когда в душе пустота, ничего не нарисуешь, не создашь.
Художница чувствовала, как с каждым днем она становилась все меньше и меньше. Она иссыхала в маленькой квартирке, окруженная картинами, так похожими друг на дружку, что от этого ныли зубы. Искурила чертову кучу сигарет, выпила неисчислимое количество крепкого, черного кофе, но ничего не нашла, кроме отчаянья. И когда отчаянье это стало совсем невыносимым, она собрала все свои картины, большие и маленькие, законченные и только начатые, и по одной стала выкидывать из окна.
Поднялся ветер, он попал в квартиру через открытое окно, прошелся по комнатам и сдул с полок и шкафов многодневную пыль. В воздухе чувствовалась осень, "Но Бог мой, как мне ее мало!" - подумала художница, глядя с высоты второго этажа на оскаленные лица своих картин.
И тогда она вышла из дома, не закрывая за собой дверь. Только набросила на плечи куртку, вышла во двор и скинула все свое творчество, все свои шедевры в одну канаву. Потом вынула из кармана коробок спичек и, повинуясь какому-то непонятному, совершенно дикому чувству, подожгла картины. Красивый стиль, невероятная глубина и одна-единственная нетривиальная идея на все рисунки быстро занялись пламенем; огонь жадно пожирал печальных готических красавиц, смеющихся висельников, распятых наркоманов. Костер взметнулся чуть ли не до самых небес, он коснулся своим языком потемневшего неба, и в тот же самый миг, когда звезды от этого стали ярче светить, в глазах художницы отразилось очистительное пламя, которое она сама развела в безлюдном дворе на самой окраине города.
Картины догорали, превращались в пепел, а художница беззвучно смеялась, вдохновляясь и впитывая своей высушенной душой эту неудержимую стихийную силу, что так искусно танцевала на чернеющем творчестве всей ее жизни. Когда же огонь затих, умер, став тлеющими угольками, она уже твердо знала, что же сейчас будет рисовать в своей маленькой студии.