Случилось это давно. Задолго до того, как мы родились снова. У тебя еще не было пирсинга в правой брови, а я не красила волосы в черный.
Можешь не верить мне, но у тебя было чудесное ангельское лицо, похожее на то, что теперь, но все равно немного другое. И волосы темно-каштановые, немного темнее, чем у меня. И звали нас тогда по-другому. Тебя Ветер, а меня Снег. Полагаю в честь ветра и снега. Хотя вполне возможно, что это их потом назвали в нашу честь.
Я не помню, как назывались страна и место, где мы жили. Для того, кто так давно существует во Вселенной, это постепенно теряет значение... Та жизнь, которую я тебе описываю, была нашей первой жизнью, а потому мы ничего о ней не знали.
У нас были родители. Не те, что сейчас, но они нас любили так же, как и теперешние. Иногда я думаю, что родители во все времена были одинаковыми. Такая уж их родительская доля.
Мир, в котором мы тогда жили, был не похож на тот, в котором мы живем теперь. И люди сильно отличались от нынешних. Мы тоже не были похожими на себя.
Тогда мы только начинали путь познания и слишком многого не умели. Например, притворяться: плакали, когда больно, и смеялись, когда весело. Ложь мы узнали намного позднее.
Ты наверняка уже ничего не помнишь - ни ослепительные рассветы, ни волшебные закаты той первой жизни. Тогда это было в новинку, и мы все никак не могли привыкнуть.
И небо. То неистово-синее небо!..
Я тоже многое начала забывать.
Мы познакомились как раз на закате. На сломанном дереве над речным обрывом. Солнце уже утонуло в молочно-синих облаках на горизонте, но его оранжево-желтые прозрачные лучи еще просвечивали из-за синей пелены, освещая небо, как лучи прожектора в кинотеатре. Это было красиво. Как красив каждый закат и по сей день.
Солнце уже совсем скрылось, а я все еще сидела и смотрела на небо. Потом появился ты, возник ниоткуда, словно вышел из прохладного воздуха. Не знаю, сохранил ли ты эту свою привычку - подкрадываться бесшумно? В те времена ты очень это любил. Любил незаметно подойти и встать сзади, а потом ждать, пока человек обернется и увидит тебя.
Тебя забавляла реакция людей: они смотрели на тебя, как на чудо. Ты и был чудом. Каждый из нас был чудом и для самого себя, и для всех остальных.
Я обернулась и увидела тебя. Я удивилась. Не первый раз в жизни, но в один из первых. Ты не смотрел на меня, смотрел на небо, и мне показалось, что ты забыл, зачем оказался на дереве над речным обрывом.
Ты стоял на накренившемся стволе, не теряя равновесия, и был похож на ангела, спустившегося с неба. Не знаю, кто придумал, что у ангелов непременно светлые волосы и голубые глаза. По мне, ты вполне похож на ангела и с пирсингом в брови...
Я задумалась, а когда вернулась в реальность, ты уже смотрел на меня. Смотрел с интересом. В первой жизни интерес вызывало все, что мы видели, слышали или чувствовали - ведь все это было так ново.
- Почему ты сидишь тут одна? - спросил ты.
- Я всегда сижу тут одна, - ответила я.
Это было место моего одиночества. Я не могла этого объяснить, а ты бы не понял.
- У тебя нет никого, кто сидел бы рядом? - осведомился ты.
Я задумалась: у меня были мать и отец. Но они были совсем не те, кто мог бы составить мне компанию здесь, над речным обрывом. Были у меня еще брат с сестрой. Но и они не подходили на эту роль. Понятия "друзья" я тогда не знала.
- Нет, - ответила я. - Никого нет.
- Хочешь, я буду приходить и сидеть здесь с тобой?
А почему бы и нет? У меня не было никаких возражений, да и с чего им было взяться?
И ты стал приходить каждый день на закате. Я забиралась на дерево, а когда оглядывалась, ты уже стоял рядом. Сначала было немного непривычно, что на моем месте есть еще кто-то помимо меня. Но пришел день, когда это сломанное дерево стало нашим местом.
Это произошло незаметно и как бы само собой. Однажды я пришла туда, а ты уже сидел и смотрел на реку. Я не смогла подкрасться незаметно, как это делал ты, ты меня услышал и обернулся.
- Привет, Снег.
- Здравствуй, Ветер.
И я села рядом. И мы, как всегда, молчали.
Мы были совсем детьми. Но тогда уже нас волновали важные вопросы. Однажды ты пришел и сказал мне:
- Я рассказал про тебя маме. Она сказала, что мы друзья.
Слово "дружба" придумали незадолго до нас, и мы его еще не знали.
- А как это? - не поняла я.
- Мама сказала, что друзья - это люди, которые помогают друг другу, заботятся друг о друге и любят друг друга, как братья.
Я задумалась, пытаясь представить тебя своим братом, но так и не смогла этого сделать. Мой брат был уже взрослый, и сильный, и смелый. А ты был мальчишкой, хотя тоже отчаянно смелым. Думаю, даже теперь это качество не оставило тебя, верно?
- Ты думаешь, мы могли бы быть братом и сестрой? - спросила я.
- Раз мы друзья, наверное, так и должно быть.
Мы честно старались, и у нас получалось. Конечно, со временем мы перестали видеться исключительно на нашем месте. Мы часто проводили время вдвоем, и нам было весело. Во всем мире тогда для меня не было человека ближе, чем мой друг Ветер.
Мы очень скоро выросли, но были по-прежнему неразлучны. Старое дерево над рекой совсем засохло, но это все еще было наше место, и мы ночи напролет сидели там, смотрели на небо и давали имена звездам и созвездиям, не зная, что тысячелетия спустя люди назовут их по-другому.
Мир уже значительно усложнился. Мы росли и постигали новые истины и законы жизни. Это не всегда оказывалось приятно, иногда даже болезненно, но это было правильно.
Первую потерю я узнала лет в шестнадцать. У меня была ручная канарейка, которая жила в нашей семье многие годы. В какой-то момент она перестала чирикать, не летала больше и отказывалась есть, а только сидела у окна. Потом у нее стали вылезать перья, и это было ужасно. Я спросила у матери, возможно ли такое, и она ответила, что это называется старость.
Когда через несколько дней я обнаружила канарейку лежащей без движения, я узнала, что в мире есть еще смерть.
Я всей душой возненавидела старость и смерть. Тогда впервые я узнала, что есть еще ненависть. И страх.
Единственный, кто пришел хоронить канарейку вместе со мной, был ты. Мы положили птичку на широкий лист кувшинки и пустили его вниз по течению реки. С нашего берега мы видели, как волны уносят канарейку вдаль. Я плакала у тебя на плече и рассказала о том, что поведала мне мама:
- Мы все когда-то состаримся, Ветер. Все без исключения когда-нибудь состаримся и умрем.
- Умрем? Как Солнечный Луч?
Солнечный Луч - так звали мою канарейку. Солнечный Луч, который еще совсем недавно забавно прыгал и чирикал на окне, а теперь плыл по реке, бездвижный и молчаливый.
Тогда мы поняли, что значит умереть. Я видела, что тебе тоже было страшно. Но ты храбрился, ты всегда был очень смелым.
- Пусть так. Все состарятся, - сказал ты. - И все умрут. Все, но не мы, Снег. Мы всегда будем молодыми.
И это не было ложью, потому что ты искренне в это верил. И я поверила тебе, потому что хотела, чтобы ты оказался прав.
Время шло, но мы действительно были еще молоды. Постепенно ты сделался совершенно похожим на моего брата - тоже стал взрослым и сильным. Но я почему-то по-прежнему не могла представить тебя на его месте.
А потом в нашей жизни появилась Северная Звезда, девушка, которую ты полюбил. И это было не просто впервые - это была самая первая любовь. Может, и сейчас еще по временам ты видишь ее во сне.
Она была красавицей. Наверное, она и сейчас красива, и живет где-то в нашем мире далеко от тебя и меня. Может быть, она уже стара и готовится умереть с тем, чтобы вновь родиться. А, может, она только появилась на свет. Хотя не исключаю, что ты или я каждый день проходим мимо нее в толпе...
Я помню, как ты впервые увидел ее на празднике Солнца, который теперь люди зовут днем летнего солнцестояния. Уже тогда я почувствовала, что произошло что-то важное. Но я была не старше тебя, и тоже не знала, что такое любовь.
А потом ты пришел ко мне очень взволнованный. Ты пытался объяснить мне, что с тобой случилось, но не мог. Ты не знал, что происходит, и я с удивлением поняла, что ты боишься - впервые боишься чего-то с того момента, как узнал о смерти.
Ночь катилась к рассвету, и мы сидели на нашем дереве над рекой, когда ты рассказал мне все это.
- Это тоже дружба? - спросил ты встревожено.
И мне впервые захотелось солгать. Я могла бы сказать, что это так. И ты поверил бы мне, потому что привык во всем мне доверять. Наверное, именно поэтому я сказала правду:
- Нет, Ветер. По-видимому, это то, что люди назвали любовью.
Ты вздрогнул. Странно, но ты почему-то верил, что это тебя не коснется, как верил в то, что будешь жить вечно.
- И что мне теперь делать? - спросил ты отчаянно.
А что я могла посоветовать? Я ведь тоже столкнулась с этим впервые.
- Наверное, надо пойти к Северной Звезде и все ей рассказать.
Небо ведает, чего мне стоило это произнести! Я чувствовала, что в душе моей зреет что-то большое и чудовищно темное, неприглядное, чему нет места в светлом мире. Меня раздирала ревность, но я не знала тогда, как это называется. Я отпустила тебя, и честно порадовалась, когда ты сообщил мне, что любовь эта оказалась взаимной. Но внутри меня разрасталась горечь и чувство обреченности.
Не знаю, мой светлый мальчик, любила ли я тебя в той первой жизни сильнее, чем брата, или это была ревность лучшей подруги, но с тех пор, как ты обрел Северную Звезду, я потеряла покой.
Ты не приходил больше ко мне со своими трудностями или радостями. И я чувствовала себя ненужной. Мы все реже стали видеться, и наше место снова скоро превратилось только в мое. Пока ты был рядом, я никогда не чувствовала себя одинокой. А теперь вдруг поняла, что многие вещи не могу поведать никому, кроме тебя. И, несмотря на то, что у меня была любящая семья, мир внезапно опустел. Я оказалась неготовой к борьбе с одиночеством. Ту значительную часть моей жизни, которую занимал ты, заполнила пустота. Казалось, в мире не было ничего, кроме обреченности и холода.
Я искренне радовалась, видя твое сияющее лицо. И никогда ни в чем тебя не винила - Небеса свидетели - никогда! Во всем виновата была только я сама.
Наверное, я слишком много души отдала тебе, слишком близко подпустила к своему сердцу. Я так привыкла к тебе, что не мыслила без тебя жизни. И в этом была моя ошибка, ведь то была моя первая жизнь. Откуда же мне было знать, что людей надо держать на расстоянии и от души, и от сердца?
Может быть, эти переживания сказались на том, что я так и не узнала, что такое старость?
Это была болезнь. Да, болезни случались тогда тоже. Редко, но все же случались. И вот однажды это произошло со мной. Не знаю, откуда пришла эта слабость, которой я не смогла сопротивляться, и эта боль внутри меня. Я лежала в своей комнате и смотрела в окно. Мне вовсе не хотелось есть, и я вдруг вспомнила о Солнечном Луче - он тоже перестал клевать свои зернышки перед тем, как умереть.
Мне было страшно? Нет, знаешь. Неприятно немного, волнительно, но не страшно. Может, потому что сил не оставалось даже на страх? Или потому что в глубине души я, как и ты, верила, что мы никогда не умрем?
Но дни проходили, и мне становилось хуже. Помню, как горевала мать, пытаясь сохранять внешнее спокойствие, и как волосы отца из черных превратились в белые. Но ты не приходил. Ты не знал, что со мной что-то случилось, ты был слишком счастлив рядом с Северной Звездой, чтобы думать о дурном.
А когда пришел последний день, я сразу поняла, что он последний. Небо было выше и голубее обычного, и солнце ласковее чем когда-либо заливало своими лучами сияющий мир. Я смотрела в окно, чтобы запомнить это навсегда, а потом закрыла глаза, чтобы запечатать в своем сердце. А когда снова их открыла, увидела тебя.
Ты смотрел на меня в растерянности, и по твоему лицу я сразу поняла, что ты боишься.
- Почему ты ничего не сказала мне, Снег? - спросил ты каким-то чужим осипшим голосом.
- Не хотела тебя беспокоить, ведь ты был так счастлив, - слова отнимали слишком много сил.
Ты опустил глаза. Ты винил себя. Глупый мой! Мы все тогда были глупые. Да и теперь, пожалуй, не на много поумнели. Хотя столько лет прошло... Тысячи лет...
- Если я что-то могу для тебя сделать...
- Хотелось бы еще однажды проводить закат на нашем месте.
И ты взял меня на руки, и отнес туда, где когда-то давно мы проводили целые дни в святой уверенности, что так будет всегда.
Солнце уже наполовину скрылось за дымчато-синими облаками на горизонте, и его лучи освещали небо широкими прозрачными дорожками - так светят лучи прожектора в кинотеатре.
- В тот день... закат был почти такой же, - заметила я.
Ты молчал. Потом неожиданно прошептал:
- Прости меня, Снег.
- Ты не виноват, что в мире существует смерть, - сказала я.
Солнце неумолимо опускалось, и я чувствовала, как жизнь медленно уходит из тела. Это было неприятно. Мир померк, и краски потухли, но я все еще видела твое лицо. И на нем было отчаяние. Ты обнимал меня так, будто хотел удержать душу в моем теле. Я еще чувствовала эти объятья.
- Зато мы молоды, - сказала я в утешение. - Помнишь, ты говорил, что мы всегда будем молодыми?
Конечно, ты помнил.
- Ты оказался прав.
- Нет, я солгал. Я думал, мы никогда не умрем. А ты... почему?
Что я могла ответить?
- Мы встретимся снова, - пообещала я.
И ты мне поверил. Я никогда не лгала тебе. Ты улыбнулся. Наверное, хотел, чтобы я запомнила тебя таким. Но для меня ты и так всегда был ангелом. Жаль, я не успела тебе этого сказать.
На какое-то мгновение все провалилось в темноту. Но темнота эта была вовсе не пугающая, а мягкая и дружелюбная. От нее веяло покоем. Я думала - падаю, потом поняла - лечу.
А потом вдруг мир вокруг меня взорвался светом и красками, и я снова увидела небо. Только оно было в тысячу раз ярче и прекрасней, чем раньше. И только тогда я поняла, что оно пело. Это была музыка, простая и торжественная, льющаяся со всех сторон, проходящая сквозь меня и рождаемая мною. Этого нельзя объяснить, почувствовать или понять. Это - тайна.
И мне было радостно, как никогда не бывало при жизни. Я летела, и это было легко, и это было прекрасно.
А потом я увидела тебя. Ты рыдал над моим телом. Это было так странно. Ты был безутешен, и мне стало жаль тебя. Ты ведь не знал, что я рядом. Ты никогда еще не умирал, ты не знал, каково это - летать.
- Не плачь, Ветер, - крикнула я с вышины.
Но ты не услышал. Я спустилась и обняла тебя. Но ты не почувствовал.
"Ты для него теперь только воздух", - пропело небо, и я опечалилась. - "Но воздух - есть жизнь".
Я стояла рядом с тобой, и во мне пели небеса, но ты не слышал этой дивной музыки. Ты смотрел на мертвое тело, и не мог поверить, что оно никогда больше не откроет глаз и не заговорит моим голосом. Ты плакал горестно и долго. Ты узнал, что значит терять. Потом мы узнали множество потерь, но когда это происходит в первый раз - это особенно больно...
И я хотела тебя утешить, но не могла. А небо ласково улыбалось последними всполохами заката.
- Позволь мне оставаться возле него вечно! - попросила я.
Небо рассмеялось.
"Ты ведь еще не знаешь, что значит вечно! Это долго. Очень долго. Ты забудешь все, что здесь было. Лети!"
И я полетела. Теперь я знаю, что это было правильно. Небо сияло невиданным светом, и Кто-то, Кто был за небом, звал меня... Я обернулась, но позади были только облака.
И я действительно забыла свою первую жизнь. Скоро, очень скоро. Родилась снова, и забыла небо, чтобы вновь его узнать, и вспомнить все, что было. Это то, что называется законом мироздания. Рождаться и умирать, раз за разом, проходя свой путь познания.
Зачем? Я, по правде сказать, до сих пор могу только догадываться. Может для того, чтобы однажды постигнуть какую-то истину, может быть, даже саму Вечную Истину? И совершить что-то великое? Кто знает.
Не случайно, наверно, я, увидев в толпе, узнала тебя. Узнала и вдруг вспомнила все, что с нами было тогда, в нашей первой жизни, когда у тебя еще не было пирсинга в правой брови, а я не красила волосы в черный.