Прибыли моряки в Читу на 1-е Мая, рано утром, прямо к празднику прикатили. Только сурово встретила погода моряков, тихо-тихо шел снежок. Для зимы оно вроде и ничего, красиво и только, самое время помечтать, побродить с любимой. А тут стучали моряки зубами в своих бушлатах, а ведь и их не хотели брать с собой. Во Владивостоке уже успели загореть неплохо, а тут такой сюрприз: зима взяла и вернулась. Шесть моряков приехали за призывниками: кок Зайцев и Сытов с подводной лодки, что в ремонте стояла, а четверо с надводных кораблей ребята, и еще для комплекта три офицера было, без начальства никак нельзя.
Прибыли в поселок Антипиха, там был призывной пункт. Со всей Читинской области съезжались сюда ребята, а дальше - кого куда судьба разбросает, но ихняя служба начиналась здесь, в Антипихе.
Устроились моряки в части у солдат, грязно там было и непривычно для флотского человека, ложка за голенищем сапога у солдата, посуду в руки не возьмешь, жирная и скользкая, того и гляди выскочит из рук и вприсядку пойдет отплясывать Гопака по столовой, полы от грязи лопатой скоблили и носилками вытаскивали. Я не называю столовую - камбузом и пол - палубой, потому что все, что я описал, с этими словами несовместимо, как и понятие об учебном отряде, который вспоминается для моряков кошмарным сном: ни шагу пешком там не пройдешь - все бегом, все переходы, а чистота - до любой пылинки придирались, изводили курсантов, прямо скажем - издевались иногда инструктора.
Засобирались моряки в город, офицеры их не держали, свои дела у них были. Только двое моряков осталось в казарме с солдатами, по три года отслужили два Саши, поехали по своей воле за молодыми, просто развеяться немного, а сейчас скучали еще больше, и по кораблю, и по дому, и ничего им не было в радость.
Заяц и Сытов двигались по праздничной Чите, люди оборачивались, смотрели на моряков, многие здоровались, некоторые предлагали выпить. Видно было, что здесь уважают моряков больше, чем во Владивостоке. Торопились ребята, дал товарищ адрес здешний, просил навестить родных: рассказать о службе, о себе - успокоить их. Только по третьему адресу нашли родных. Находились-намучились, но и просьба свята, не выполнить ее просто нельзя.
Поднялись из-за праздничного стола родные навстречу морякам: "Что случилось с Толей, где он?" - а у самих тревога на лице. Успокоили родных Сытов и Зайцев как только могли, поняли, что всех перепугали своим визитом, не продумали этот вариант. И начались тосты за Солидарность трудящихся, за армию и флот, за солидарность трудящихся с армией и флотом, и другие. Только скучали моряки: все люди пожилые, у них свои разговоры, свои заботы. И тогда Толика тетка предложила морякам: "Пойдемте ко мне домой, там у меня девчонки мои одни скучают, все веселее вам будет". Тоскливо сидели за столом четыре девушки и один парень в очках. Очень скромный, он не знал, как их развлечь, ему и с одной-то обмолвиться нечем, короче, непорядок. Представились моряки. Обрадовались девушки такому подарку судьбы, да еще флотский кок пожаловал в гости, удача, какая. А Заяц уже засучивал рукава. Сытова посадил чистить картошку, других - рыбу, короче, всем нашел работу, никого не оставил без внимания и без чуткого руковод-ства. А сам кок, такие блюда заворачивал языком, что девушки о таких не слышали, и не пробовали никогда, только ахали: вот достанется кому-то муж, сразу избавит жену от хлопот по кухне - находка для семьи. "Девушки, кого вы слушаете. Он пол-экипажа отравил уже, в госпитале лежат, и не может лодка выйти в море, нет замены" - говорил Сытов, весело улыбаясь.Обиделся Заяц, надул свои толстые губы: "Ну и друг у меня: и врагов не надо иметь, так оговорить своего товарища". Подошла Света к Зайцу, поцеловала его в щеку: "Не обижайся, это ведь шутка, мы понимаем это".
Ожил кок, снова загремели кастрюли и сковородка, и прочая кухонная утварь. Выпили за праздник, за девушек, за товарищей по службе. Зайцев устроился возле Светы, Сытов не отходил от Люды, настроение было действительно праздничное, как говорится, с корабля на бал, а оно так и получилось, что редко бывает в жизни. Пришел отец Люды и Светы, пришел с товарищем своим, принесли банку самогонки с собой. Весёлые мужики, ничего не скажешь. Заяц ушел подруг провожать до общежития, и пришлось Сытову за себя и за товарища отдуваться. Хоть и крепок был Сытов, но уже опьянел конкретно. Люда не отходила от него ни на шаг, все отвлекала его разговорами. Поздно вечером вся семья Туляковых пошла, провожать моряков до трамвая. Те уже акклиматизировались полностью, период адаптации прошел: бушлаты расстегнуты, бескозырка на затылке, кровь так и кипела в их жилах. Добрались до вокзала, Сытов выпил в буфете три стакана томатного сока: крепка была самогонка, все так и горело внутри. Двинулись искать такси, время позднее, пешеходы исчезли, праздник есть праздник. Шли моряки, потихоньку переговаривались, а навстречу толпа молодых парней, выпивших и явно агрессивных. Заметался Заяц, но Сытов прижал его рукав: "Иди прямо". Окружили моряков парни, сразу не разоб-рались, что к чему, все равно было, кого учить уму-разуму.
"Ребята, да это же морячки!" - воскликнул один из них, подстриженный под ноль. "Может, за нами приехали, - засомневались ребята, - все может быть". Обняли моряков парни и слова не дали сказать, потащили с собой в темноту: "В гости идем, проводины у друга, все есть: и вино, и девушки, только вас не хватало, и теперь вот комплект будет".
Поздоровались моряки с родными призывника, усадили их за стол, как почетных гостей, окружили их девушки и парни, давай знакомиться. Выпили Сытов и Зайцев еще по стакану, меньше никак не наливали новые друзья и уже чувствовали, что пьянеют опять. Надо и меру знать, решили моряки. Пообещали завтра зайти, а сейчас время позднее, и двинулись они на выход. Трое парней пошли их провожать до такси, не хотели оставлять морячков в незнакомом городе да еще ночью. Стояло одно такси на стоянке, и то шло по заказу. Шофер, тоже флотский парень, рад был бы помочь, но не мог, все зависело от девушки-диспетчера, которая наблюдала за происходящим из-за стекла.
Отошли парни по малой нужде за угол, уж больно прижало их, Сытов беседовал с шофером, засунув голову к нему в кабину. Заяц изливал свои чувства девушке диспетчеру и просил помочь бедным морячкам, таким сироткам. Вырвала чья-то рука Сытова из окошка, даже не понял он, что получилось. Огляделся, а уже кто-то другой в окошке торчит. Закипела в нем кровь, крепкий парень был Сытов, спортсмен. Одним рывком он вытащил наглеца из машины и чуть не оторвал его от земли. "Гражданин, очередь порядочные люди занимают и не толкаются, а тем более наглеют". - "Ты что не видишь, кто перед тобой стоит?!" - орал подполковник, которому чуть-чуть не хватало до кондиции, и вцепился в бушлат Сытова. "Я помощник коменданта, я тебя сгною на гауптвахте!" - орал подполковник, подбираясь к горлу Сытова. Выхода не было, хотел Сытов проучить наглеца, но тут услышал: "Не бей, подожди". Бежали призывники, крепкие ребята, под белы рученьки потащили офицера за угол, сначала оттуда выкатилась его фуражка, а потом и сам колобком. Резво бежал подполковник, даже фуражку забыл свою, давно так не бегал. Распахнул дверку таксист: "Садитесь быстрее, ребята", - наскоро поблагодарил парней Сытов, и такси рвануло в темноту, увозя моряков от опасности, неизвестно, что придумает подполковник. А моряки и название поселка забыли, уж очень бурный был день. Давай гадать: "Вроде Анютиха какая-то", - размышлял вслух Сытов. "Может, Антипиха?.." - подсказал шофер. - "Точно - Антипиха", - заулыбались моряки, еле вспомнили, да и не грех: столько выпили за праздник.
Остановились у КПП. Поблагодарили таксиста за помощь, рассчитались с ним и двинулись в часть. Крепко штормило моряков, пришлось обняться покрепче. Офицер
и двое дневальных с интересом наблюдали за моряками, за их движениями. "Боевая тревога, проходим узкость", - молвил Сытов и придержал Зайца, которого увело в сторону. Так и шли они к казарме. Им вслед смотрели и улыбались солдаты с офицером, уж больно шторм был велик, бросало от бордюры к бордюре моряков, того и гляди, сметет их. Сытов уснул богатырским сном, а Заяц, шкодливая натура, никак успокоиться не мог. Пошел в столовую, поднял всю службу, раздобыл пару фляжек горячего чая, масло, печенье, конфеты и пошел потчевать своего друга, знал свои обязанности "чумичка", поварёшка по флотски, только другу уже было не до чая.
Проснулся Сытов, зуб на зуб не попадает, так хмель выходил из него. А рядом под тремя одеялами стучал зубами Заяц, да еще и бушлат Сытова забрал, наглец. Пошел Сытов в душевую и на глазах изумленного дневального залез под ледяной душ. Изумленный стоял дневальный, снег на дворе, а эти моряки, что вытворяют, видно, сильна флотская закалка и пить мастера, сам вчера видел, и духом тоже сильны.
Двое моряков так и не пришли из города, где потерялись - неизвестно и где их искать - тоже неизвестно, решили ждать. Принесли солдаты горячий чай во фляжках, остальную еду, Заяц еще вчера притащил. Перезнакомились с солдатами моряки, хорошие ребята оказались, вместе перекусили. Разговорились о службе, о доме. Скоро подошли еще двое пропавших моряков, не обошлось и у них без приключений.
Пьяные шли они по трамвайным путям, трамвай никак их объехать не мог, вот такая беда случилась. Пришли в себя они уже в комендатуре утром. Вызвал их комендант к себе: "Ну что с вами делать, морячки, жалко мне вас, праздник был вчера, а вы у нас как-никак в гостях. Слышал я про флотскую чистоту и порядок, вот и наведите у меня в кабинете такой. Если понравится мне, то непременно отпущу вас, слово офицера".
Что делать морякам? Засучили рукава, и давай сверху донизу порядок наводить, тут уже не до обиды, сами виноваты. Доволен, остался комендант, похвалил ребят и отпустил их с Богом, так и не узнали флотские офицеры об этом приключении, сдержал свое слово комендант.
Нагладились-начистились, кок Заяц и Сытов - собрались на свидание к девчонкам идти, а тут Сытову восемьдесят призывников дали. Теперь о свидании и думать не приходилось. Ехидничал Заяц: "Вот теперь у меня выбор еще больше будет, скажу Люде, что ты отравился моими бутербродами, а там видно будет", - вспомнил застолье кок и шутку Сытова, все вспомнил, шкода. Подошел Саша к Сытову, положил руку на плечо: "Иди, раз девчонка ждет, все равно я в казарме сижу, с солдатами беседую".
Недолго радовался Заяц, ему тоже полсотни человек дали, но и его выручил второй Саша, который тоже оставался в казарме. А призывники приходили отпрашиваться домой, дело к вечеру уже, а дом рядом, грех не сходить домой. Да разве их удержишь? Забор - дырка на дырке, и решил Заяц хоть какую-то извлечь выгоду из этой ситуации. А проще: он не мог прожить иначе, дай ему вволю покомандовать, дай покричать немного - была в нем такая жилка, а тут такая свобода действий, такой оперативный простор, что на лодке и присниться не могло в хорошем сне. Там у него всего один подчинённый был, и тот своего начальника всерьёз не воспринимал, впрочем, как и все остальные моряки, какой с него командир? И занялся кок хозяйскими делами. Записывает парней и между делом спрашивает: "Самогон дома гоните или магазинной водочкой обходитесь?" Понял призывник: "Отпусти только командир, все будет". - "Это я так, к слову", - говорит Заяц и записывает дальше. "В селе, говоришь, живешь и курей говоришь много, а курочки жирные или тощие, или не пробовал?" - "Принесу, узнаете, товарищ старшина, птица первый сорт", - говорит следующий призывник. И так далее разбирался Заяц с остальными, моряки только бока надрывали от смеха. "В шесть часов кого не будет, - напутствовал призывников Заяц, - отчислю всех в пехоту, или в стройбат отправлю, чтобы флот не позорили", - разходился угрозами "чумичка" (поварешка). К вечеру осталось человек двадцать призывников, а при них главнокомандующий - Заяц. Остальные все отбыли по домам, да и как их удержишь в части, если забор весь, дырка на дырке. "Нечего вшей разводить! Чистота, чистота и еще раз чистота, все мыть, мыть и еще раз мыть. Приучайтесь сразу к порядку, потом поздно будет: с нарядов не вылезете, сгниете в трюмах и выгородках", - стращал всех Заяц. Командовать он был силён, с удовольствием это делал, остальные моряки только посмеивались.
У Туляновых уже заждались моряков, сильно переживали за них. "Как вчера добрались они, город чужой, да еще праздник большой?" - спрашивала мать Люды.
"Не торопись, мать, - поставил Михаил Иванович две бутылки водки на стол, - сам ребят заждался, да и дочки, наверное, ждали", - улыбнулся он, глядя на Люду и Свету, которые засмущались и не знали, куда себя деть, пока не скрылись на кухне. Выпили за праздник, за всех ребят, что еще далеко от дома, и потекли разговоры точно ручеек, и точно так же менялись и направления, и тема разговора, но всем было хорошо за этим домашним столом, и никто этого не скрывал.
"Пошли, погуляем", - предложила Люда, глядя на Сы- това с улыбкой, красивая белокурая девушка, студентка института, она не могла не понравиться моряку: умная, голубоглазая, мечта да и только. Брели они по заснеженному городу, добрели до городского сада, и замерли они здесь, обнявшись. Нашел ее губы моряк и крепко поцеловал их: "Ты будешь меня ждать?" - спросил Люду Сытов. "У меня есть парень, скоро придет из армии, я его уже дождалась. Давай будем друзьями, я буду писать тебе письма. Ты мне очень нравишься, если бы все было раньше", - тихо вздохнула Люда.
Назад возвращались молча. Заяц щебетал со Светой, той еще и восемнадцати не было, не было у ней и жениха. Так что губы Зайца еще больше распухли от поцелуев, а глаза весело блестели, вот тебе и "чумичка". До казармы добрались на такси, времени было около часа ночи. Сидели за столом моряки, а рядом и офицеры. А на столе чего только не было: и водка, и самогонка, и курятина с гусятиной, и колбасы разные, сало и прочая домашняя снедь - все натащили призывники. Многие уже вернулись в часть. Видно, ска-залась психологическая обработка Зайца, все его угрозы приняли за чистую монету, ну не мошенник ли кок - это еще большой вопрос. И главное, все остальные, пришли к шести часам - не позже, опоздавших не было, как и не было самовольщиков, все строго по списку. Ну, это в общем, а пока... Подсели к столу моряки, выпили по стаканчику водки и навалились дружно на гуся, соскучились по такой пище, только за ушами хрустит у них. Посмеиваются офицеры: "До утра все со стола сметете, если вас не остановить". - "Предрассудки", - мычал в ответ Заяц, набивая рот гусятиной.
"Мои ребята еще принесут к утру, не дадут их командиру помереть с голоду, где еще такого, как я, героя найдут, - смеялись все присутствующие здесь, - раньше за коком такого рвения к службе не замечалось".
Разбрелись они уже под утро, долго разговаривали. Забыли все они, про звания, про свои годы и про все остальное неудобство, редко бывают такие минуты на службе.
Утром пришёл прапорщик к морякам и орал: "Подъем!" Чуть не посинел он от натуги. Орал до тех пор, пока его не послали подальше. Видно, тот понял, что шутки плохи, исчез, как языком слизало его.
Пришел какой-то капитан и тоже орал до хрипоты, и его послали подальше моряки. Никто уже не спал, но никто и не поднимался, не привыкли они к такому обращению. "Долго ли, коротко ли, как в сказке, явился сам комендант, но и здесь не уступили моряки сухопутному начальнику, не сдались. Все лежали с открытыми глазами и ждали, что будет дальше, но никто и сейчас не поднялся. Понял комендант, что криком ничего не возьмешь, не те ребята попались, не из трусли-вых, а дело стоит.
"Ребята, я уважаю моряков: дружные они ребята. Давайте поговорим о деле", - спокойно сказал комендант, и моряки уже одевались, и минуты не прошло, как все построились. Понравилось это коменданту. "Ведите призывников в столовую, надо людей кормить и будем считать, что инцидент исчерпан".
Весь день крутились моряки, что в карусели, ждали подхода эшелона, а дел было невпроворот, и не было времени у Сытова и Зайца, чтобы зайти попрощаться с Туля- ковыми. Хорошо, что Люда и Света сами догадались найти моряков. Через час-полтора подойдет эшелон и все, снова в дорогу, снова к службе добираться. Только от нее отдохнули чуть-чуть, только забылись немного, и снова все повторяется.
Люда прижалась к Сытову: "Не обижайся на меня, я не могу поступить иначе, если напишешь, то отвечу обязательно, я обещаю тебе". Света плакала и не скрывала своих слез. Кок успокаивал ее, как мог, обещал тоже писать. Передали благодарность родным за их радушный прием, оставили им свои домашние адреса, если надумают приехать в гости когда-либо, то морякам радость будет. Поцеловали сестер напоследок, а больше и времени не было прощаться. Люда, на-верное, тоже плакала, просто держалась при Сытове, а отсюда чуть-чуть отойдёт, и...
Ревела толпа провожающих, и смех, и слезы, и музыка гремит,
- все смешалось в один гул, родители призывников точно посходили с ума, все же три года есть три года, и много воды утечет за это время. Тронулся эшелон. Все поприлипали к окнам, некоторые призывники плакали и не скрывали своих слез. Заяц и Сытов не мешали им, сами по дому скучали. "Ну вот, ребята, и началась ваша служба, - сказал Сытов, - назначим командиров отделений по купе, и будете дежурить в тамбурах, с обеих сторон вагона, среднее купе отвечает за чистоту в гальюнах. Командиры отделений будут следить, чтобы дневальные через час менялись, а иначе можем до службы и не доехать, не один раз уже было такое, вырезали спящих и грабили их, все было".
Навели призывники порядок в вагоне, устроились поудобнее. Расставили моряки везде дневальных. Еще раз проверили по списку людей, вроде все сделано, вздохнули облегчённо Сытов и Заяц. Можно и с проводницами идти знакомиться.
Девушки весело улыбались морякам, да и те не с пус-тыми руками в гости пришли, принесли бутылку водки и курицу в придачу, все из коковских запасов. Оля и Таня оказались девушками веселыми, одной девятнадцать лет было, другой - двадцать. И часа не прошло, как они весело возились с Зайцем, то завивку ему делают, то губы накрасят, дурачатся девчонки, а Зайцу тоже весело, так и раздается их смех по вагону.
Молча обходил Сытов вагон, ребята приглашали моряков посидеть с ними, поговорить. Моряк и не торопился, кое-где выпивали, но это беда небольшая, лишь бы не было драк, не было пьяных, ни за что пропадут ребята. Умел Сытов поддержать разговор, нравился он призывникам своей честностью и простотой: "Вот бы к вам попасть служить, товарищ старшина 1-й статьи", - вздыхали призывники. - "Не надо званий, - смеялся Сытов, - зовите по имени, еще наслужитесь до одури, в учебке быстро гражданку забудете, только сны и останутся гражданские, больше ничего".
Поздно вечером собрались у проводниц друзья, хорошо посидели с девушками Сытов и Заяц. Чуть тепленького утащил он Зайца в свое купе и уложил спать, тот еще отдавал какие-то приказания, пока не забылся во сне. Сходил Сытов, проверил дневальных, как они службу несут, набрал еще бутылку воды. "Проснется Заяц - пить захочет", - и унеслась его душа тоже в рай. Только Ольга и Таня не спали, натерли лица спящих моряков древесным углем. Заяц и вправду, походил на негритоса, толстогубый, только волосы белые. А Сытову на груди его широкой написали тушью: "Без моря жить не могу".
И весело скрылись у себя в купе проводницы, ждать утра. Пришел Саша проведать Сытова, а тот весь черный лежит, а то, что на груди у него написано, и то, что Заяц черный лицом, он не заметил: "Кто посмел?!" - озверел Саша, за друга ему обидно, но когда узнал все, только рассмеялся, вытер лицо Сытову мокрым по-лотенцем и ушел в свой вагон. Три вагона было у моряков, по два человека на каждый вагон. Саша в гости пришёл, а офицеры вообще редко показывались, возились больше с документацией, дел там было невпроворот.
Проснулся Сытов утром и не поймет, кто напротив его лежит. Заяц или не Заяц, еле разбудил того, дал ему в руки зеркало. "Я знаю, кто это сделал", - взвился с постели Заяц и исчез у проводниц! Через час кок был готов: стакан спирта, что поднесли ему Оля с Таней, снова уложили его в постель.
Проверял дневальных Сытов, обходил вагон, везде был порядок и в гальюне порядок. Видно, работают командиры отделений на совесть. На службе все пригодится, домой старшинами поедут, только через три года. Он дал телеграмму отцу, что был в Хабаровске в командировке, очень хотелось увидеться с ним.
Свидеться с ним, это возможно, но эшелон есть эшелон, и шансов мало, и моряк понимал это. Остановились где-то в Амурской области, на маленьком полустанке, и высыпали все люди из вагона размять
свои ноги, подышать свежим воздухом. Ольга и Таня стояли на подножке вагона: "Прыгаем - лови", - кричали они Сытову. Тот только ноги расставил пошире, сбили девушки его с ног, и покатились все трое со смехом под откос. "Видно, опьянел", - думал Сытов о себе, раньше такого с ним не бывало, устоял бы спокойно. "Все, до Хабаровска больше ни капли не пью, как перед отцом показаться, стыд и только, столько не виделись и вдруг опозориться".
Чистил свою форму Сытов, а призывники помогали ему, все было для них в диковинку. Моряк был для них что товарищ, а тут встреча с отцом, сами еще переживали свой разрыв с домом, как не помочь, и самим легче на душе станет. К Хабаровску подъехали уже в темноте, призывники толпились в тамбуре, переживали за Сытова. Поезд стал замедлять ход, уже открыли дверь вагона, но поезд вдруг стал набирать скорость. Видел Сытов, что метнулись какие-то тени от вокзала к поезду, но разглядеть ничего не успел. Призывники повисли на стоп-кране, но Сытов остановил их. "Не надо, всего полгода осталось, и я буду дома, не беда".
Молча, он выпил протянутую ему кружку, взял закуску из рук призывников: "Ну что, морячки, приуныли, больше меня переживаете - спасибо, ребята!"
Выгрузился эшелон на Второй речке, до флотского экипажа добирались пешком, шли читинцы с песнями, и никто им не запрещал петь. Только в экипаже раскисли ребята, облепили Сытова и Зайцева точно утята, жалко им было расставаться с моряками, привыкли к ним. А уже ходили рядом и покрикивали инструктора с учебок, мастера калечить души ребячьи. Обнимались моряки с призывниками, прощались, как с родными, как с младшими братьями. Ехидно посмеивались инструктора, которые и моря-то никогда не видели, и в тягость им были неуставные отношения, ох в тягость.
Возвращались моряки в часть свою, устали с дороги. Им жалко было призывников очень, хотя сами прошли эту школу. Прощай, Антипиха!