Haute couture[i]

Старенький судья, согнувшись под тяжестью напомаженного парика, постучал деревянным молоточком по своей кафедре, призывая собравшихся к порядку.

— Итак, – начал он хорошо поставленным голосом, тон которого выдавал скуку от многих тысяч заседаний, на которых он уже председательствовал, – мы начинаем заседание по делу «Город против миз[ii] Нойхауз». Господин прокурор, не соблаговолите ли вы изложить обстоятельства дела?

Городской прокурор, слегка волнуясь, занял своё место за стойкой обвинителя. В его практике ещё не приходилось выдвигать такие обвинения против пойманного члена городского совета. Обычные дела, связанные со взяточничеством, непотизмом, необоснованными выборами на тендерах и прочими атрибутами цивилизованного общества рассматривались регулярно, но это дело было первым в своём роде.

— Ваша честь, господа присяжные заседатели, рассматривается дело «Город против миз Нойхауз». Миз Нойхауз, — ?

Обвиняемая привстала со своей скамьи и обозначила короткий поклон.

— …Член городского совета, глава департамента общественного призрения, обвиняется в том, что шестнадцатого марта сего года была замечена на рыночной площади без предписанной законом маски. Позволю себе напомнить, что в условиях тягчайшей эпидемии, с которой наш город борется вот уже второй год, и отсутствия удовлетворяющей требованиям департамента здравоохранения вакцины, всему населению города, а также допущенным, несмотря на карантин, на территорию города иногородним, законом предписано в течение всего времени пребывания на улице носить маску и соблюдать социальную дистанцию в шесть локтей. Этот закон был принят ещё в конце декабря, вот затребованная из городского архива копия, – прокурор передал секретарю свиток, и судья мельком его просмотрел, – и миз Нойхауз, несомненно, осведомлена о его существовании, так как участвовала в обсуждениях и вносила поправки. Ваша честь, как вы можете убедиться, её подпись стоит в протоколе голосования в числе тех, кто поддержал введение этого закона. Таким образом, миз Нойхауз нарушила тот самый закон, за который сама же голосовала. Итак, миз Нойхауз явилась без маски на рыночную площадь, в базарный день, когда там полно народу, а соблюдение социальной дистанции и без того затруднено. Своими действиями миз Нойхауз подвергла угрозе заражения других посетителей рынка. Когда городничий на рынке сделал ей замечание, она отказалась надеть маску. Тогда городничий выписал ей предписанный тем же законом штраф в пять золотых и распорядился выпроводить с общественной территории под стражей. Миз Нойхауз воспользовалась своим правом обжаловать штраф в суде. Собственно, поэтому мы и здесь.

Судья с неприязнью взглянул на ответчицу:

— Миз Нойхауз, вы были на рыночной площади шестнадцатого марта?

— Да, ваша честь, была.

— Тогда для чего мы здесь собрались? Разве пять золотых — настолько неподъёмная для вас сумма, что вы не можете её заплатить? Тогда вы можете оформить оплату в рассрочку у городского казначея, и незачем отнимать наше время. – Судья поднял свой молоточек, готовясь огласить вердикт.

— Но, ваша честь, всё было совсем не так!

— Нет, миз Нойхауз, именно так!

— Тише, тише, господин прокурор. Мы сейчас во всём разберёмся. Обвинение, у вас есть свидетели?

— Конечно, ваша честь. Обвинение вызывает Якова Шнеерсона!

Пожилой человек, сухой, как жердь, и с выправкой отставного солдата строевым шагом вышел к кафедре свидетеля.

— Здесь, господин прокурор.

— Вы Яков Шнеерсон, проживающий на Лимонной площади, над бакалейной лавкой Манелли?

— Так точно, господин судья.

— Отлично. Обвинение собирается задать вам несколько вопросов. Вас сейчас приведут к присяге, и вы будете должны отвечать правду, не оправдываясь незнанием. Если ваши показания, данные под присягой, окажутся ложными, против вас будет возбуждено дело по обвинению в лжесвидетельстве. Вам это понятно?

— Так точно, ваша честь.

— Секретарь, приведите господина Шнеерсона к присяге.

— Господин Шнеерсон, положите правую руку вот сюда, раскрытую левую ладонь поднимите вверх на уровень плеча, и прочитайте этот текст вслух, вот с этих слов: я,..

— Я, Яков Шнеерсон, обязуюсь дать суду правдивые и полные показания об известных мне лично сведениях и материалах, касающихся рассматриваемого дела.

Секретарь проворно забрал подписанный городничим лист с присягой и кивнул судье, сигнализируя, что можно продолжать. Прокурор стоял за своей стойкой, постукивая туфлёй по ножке пюпитра. Ответчица продолжала сидеть неподвижно в ожидании своей очереди.

— Свидетель, у вас есть личные счёты к ответчице? Вы заинтересованы в исходе дела в пользу ответчицы или против неё? Напоминаю, что вы были предупреждены об уголовной ответственности за лжесвидетельство!

— Никак нет, господин судья.

— Обвинение, свидетель ваш.

— Спасибо, ваша честь. Господин Шнеерсон, расскажите, пожалуйста, что случилось шестнадцатого марта этого года, начиная с того момента, как вы заступили дежурным по рыночной площади.

— Ну, вы понимаете, я слежу за порядком на площади, а в базарные дни к моим обязанностям добавляется надзор за качеством торговли. Приходится следить, чтобы торговцы не слишком откровенно обжуливали покупателей, и чтобы покупатели платили оговорённую сумму. Всегда находится какой-нибудь иногородний, который пытается вместо серебра подсунуть посеребрённую медную монетку, или воришка, который решает стянуть товар, — таких я имею право наказать по собственному разумению, на месте. Контрольные весы, установленные на площади по приказу нашего ландграфа, тоже находятся в моём ведении, и я слежу, чтобы никто не подменил гирьки или чаши. Ну, сейчас, из-за карантина, приходится также следить за соблюдением социальной дистанции и за тем, чтобы у всех были маски, покрывающие нос и рот. Если я замечаю кого-то без маски, или с маской, сдвинутой на подбородок, я имею право потребовать надеть маску, как положено, а в случае отказа — либо удаляю с улицы, либо выписываю штраф. Ну, если человек показывает мне разрешение от целителя не носить маску, то, конечно, я его отпускаю, но наш городской целитель преставился ещё в ноябре, пытаясь разобраться в этой хвори, упокой, Господи, его душу, а разрешения от целителей из других городов я не принимаю, потому что доверия к ним никакого. Ну, только если на разрешении есть печать Гильдии Лекарей, — тогда тоже доверяю, но где их сейчас найдёшь…

— Я думаю, все знают обязанности городничего на рыночной площади. Переходите к происшествиям.

— Так точно. Сначала это было самое обычное дежурство. Рынок начал работу, как всегда, в восемь утра. Поначалу народа на площади почти не было. Где-то в полдевятого подошла торговка фруктами, попросила проверить медные монеты крестьянина из Заречья, они показались ей слишком лёгкими. Монеты была незнакомой чеканки, поэтому я выбрал несколько случайным образом, проверил их на нагрев, сверил вытесняемый объём с массой чистой меди и не нашёл никаких отклонений, но для очистки совести проверил одну монету на срез и протравил её лимонной кислотой с перекисью водорода, выдав крестьянину компенсацию. Всё было в порядке, и торговке было предписано принять монеты по полному весу. Соответствующая запись была сделана в журнале происшествий.

— Крестьянин был в маске?

— Так точно, господин прокурор, как полагается, — в четырёхслойной, к коже прилегает хлопковая подложка, которая специально сделана съёмной, чтобы её можно было снять и постирать, под ней — цветы лаванды, своим благоуханием отгоняющие хворные миазмы, затем толстый слой собачьей шерсти, пропускающей воздух, чтобы можно было дышать, а сверху двойной слой свиной кожи, с каркасом между слоями. Оба слоя кожи с дырками в несовпадающих местах, дабы препятствовать свободному распространению хворных миазмов. Маска застёгивалась на два ремня, над ушами и под ними. Всё по закону!

— То есть вы знаете, как должна выглядеть утверждённая законом маска.

— Так точно, – городничий даже обиделся. – Моё место на рыночной площади как раз в конце ряда скорняков. Уж насмотрелся.

— Продолжайте.

— Около девяти с четвертью мальчишка Бронти, прачки из Кольцевого переулка, попытался срезать кошелёк у купца из Зимородья. Я перехватил пацана у выхода с площади, оттягал его за уши и вернул кошелёк купцу. Штраф выписывать не стал, ограничился предупреждением. Запись в журнале…

— Господь с ней, с записью. Ваша честь, я обращаю ваше внимание на добросовестность, обстоятельность и честность господина Шнеерсона. Переходите к следующему происшествию.

— В десять утра на рыночной площади было уже довольно много народу, приходилось напоминать о соблюдении дистанции. И тут со стороны Подворья вошла госпожа Нойхауз.

— Как вы узнали время?

— Так часы на ратуше пробили десять.

— Продолжайте.

— Так точно. На госпоже Нойхауз не было предписанной законом маски. Я подошёл ней, остановился на предписанной дистанции и попросил надеть маску или предъявить разрешение на пребывание на общественной территории без маски.

— Вам ничего не показалось подозрительным?

— Показалось, господин прокурор. Миз Нойхауз посещает рынок каждую неделю, всегда приходя в одно и то же время. Она всегда была в маске, элегантной модели из белой кожи, сделанной скорняком Стечко из Кожевенного переулка. То есть она знала о законе и соблюдала его, я даже ставил её в пример торговкам, которые жаловались, что в масках невозможно дышать. Помню, говорил: «Вот, смотрите, госпожа Нойхауз сама носит маску, подаёт пример, и никто никогда не слышал от неё жалоб!..»

— А шестнадцатого марта она, значит, пришла на рынок без маски.

— Так точно. И без разрешения от лекаря, смею добавить. Я потребовал от неё либо надеть маску, либо покинуть площадь. Она отказалась, несмотря на мои увещевания. Пришлось выписать ей штраф и вызвать пристава, который отвёл её домой. Запись в журнале происшествий…

— Ваша честь, передаю вам копию журнала происшествий за шестнадцатое марта сего года. Как видите, описание и время совпадают с рассказом господина Шнеерсона.

— Вижу. Миз Нойхауз, так всё и было?

Ответчица встала со своего места, но не потеряла скучающего вида.

— Да, ваша честь, точка зрения городничего Шнеерсона изложена верно.

— Миз Нойхауз, я отказываюсь понимать, что вы затеяли. Пока что всё сводится к тому, что вы напрасно отнимаете у нас время. Я близок к тому, чтобы признать вас виновной и повесить на вас судебные издержки.

— Поверьте, ваша честь, я могу всё объяснить, если только вы позволите мне вызвать моего свидетеля…

— Я не вижу в этом необходимости, но если вам этого хочется… Защита, у вас есть вопросы к господину Шнеерсону?

— Нет, ваша честь.

Судья взглянул на миз Нойхауз поверх очков:

— Вы защищаете себя сами?!

— Именно так, ваша честь. Я подумала, что с моим свидетелем мне не понадобятся услуги адвоката.

— Что ж, да будет так… Мистер Шнеерсон, вы свободны. Миз Нойхауз, вызывайте вашего свидетеля.

— Ваша честь, я вызываю месье Кристофа Молена.

К кафедре свидетеля вышел молодой мужчина, одетый по последней моде. Его новый, с иголочки, камзол с искрой сидел на нём, как влитой, огромное белоснежное жабо вызывающе опоясывало шею, мощную грудь украшало толстое ожерелье. Ноги были обуты в тонкие брюки, настолько тесные, что они казались нарисованными, — эта мода ещё не успела докатиться до провинции, но судья о ней уже слышал. Нижнюю часть лица Кристофа скрывала маска из тончайшей кожи, украшенная драгоценными камнями и прошитая серебряной нитью. Некоторые драгоценные камни были с ноготь размером. В целом, внешний вид вызванного мужчины просто кричал «Столичный щёголь!»

— К вашим услугам, – коротко поклонился Кристоф Молен. В его речи слышался иностранный акцент, а изящество, с которым он исполнил поклон, выдавало благородное происхождение.

Судья ещё раз окинул взглядом месье Молена.

— Будьте добры, представьтесь, пожалуйста.

— С удовольствием, ваша честь. Я Кристоф Молен, эсквайр, совладелец и по совместительству дизайнер дома моды «Молен и Люйен», хотя не уверен, что вы знаете, что такое дизайнер. Портной в двенадцатом поколении, один из десяти сопредседателей Гильдии Ткачей, магистр портняжных наук, модельер и кудесник иглы. Кудесник иглы — это моё официальное звание, согласно диплому академии портняжных искусств из самого Де Пэри… Между прочим, диплом cum laude[iii], – Молен изобразил ещё один безукоризненный поклон. – Если вам нужны мои верительные бумаги и копии дипломов, я немедля пошлю за ними слугу. Со вместительной корзиной.

— Подорожной будет достаточно, – хмуро оборвал поток красноречия судья, пытаясь понять, что за человек будет ехать в эту, по столичным меркам, глушь, не забыв взять с собой целую корзину дипломов. – Вы ведь нездешний, господин Молен?

— О, tu te fous de moi[iv]? Конечно, я не местный, – быстро ответил портной, словно отмахиваясь от мухи взмахом руки. Пышный манжет взметнулся в воздух, подобно флагу. – Я поехал в провинцию — vous n'êtes pas offensé? — в поисках идей для дизайна коллекции следующего года. Знаете, провинциальные платья, это вечная тема… Никогда не устаревают, vous comprenez[v]? Я был в дороге, когда разгорелась эта…  La maladie[vi]… Эпидемия. Так вот, эта болезнь застала меня в вашем городе. И когда ввели — quarantaine? — карантин… Мне пришлось осесть у вас, пока дороги снова не откроют.

— Отлично, – хмуро ответил судья. – Вы знаете, что лжесвидетельство является уголовным преступлением? Секретарь, приведите месье Молена к присяге.

Портной поднял левую руку и скучающим тоном повторил формулу, после чего небрежно поставил витиеватую подпись на листе с текстом присяги. Секретарь сноровисто подшил его к протоколу.

— Отлично, – повторил судья, по-прежнему не понимая, какое отношение имеет модельер к делу. – Так объясните мне, месье, каким образом дизайнер одежды сможет спасти миз Нойхауз от уплаты штрафа?

— О, c'est élémentaire[vii], – отмахнулся Молен, небрежно облокотившись о кафедру. – Видите ли, как только я узнал, что департамент призрения объявил тендер на производство масок для членов городского управления, я немедленно подал заявку от имени дома моды «Молен и Люйен». И, разумеется, мы выиграли этот compétition… Конкурс. Я не хочу сказать ничего плохого про местных портных и скорняков, но… Против ведущего дома моды из Де Пэри… Aucune chance, vous comprenez? Никаких шансов.

— Но почему? У нас, может, и не самые лучшие портные в стране, ну так и антихворобные маски для лица — не бальное платье.

Подвижный, как капля ртути, Молен всплеснул руками:

— Я… Je suis content… Счастлив, что вы об этом спросили, – ответил он. – Видите ли, мы предложили на суд — pardonne moi[viii], ваша честь — департамента призрения нашу новую, уникальную, не имеющую аналогов в мире разработку.

Модельер щёлкнул пальцами, и за его спиной мгновенно вырос человек с украшенным слоновой костью и драгоценными камнями ларцом в руках. Модельер пафосно откинул крышку. На тёмно-фиолетовой бархатной подушке лежало…

— Но там же!..

— Не спешите с выводами, ваша честь, – Молен ущипнул кончиками пальцев подушку и показал щепоть присяжным. – Это l'apogée[ix] столичных технологий. Ткань прозрачная, настолько лёгкая, что практически не имеет веса. Абсолютно не мешает дышать. Обладает прекрасными антихворобными характеристиками. На все cent pour cent… Сто процентов защищает носителя от заражения, и препятствует заражению окружающих, если носитель заражён. Ну, на самом деле, один слой даёт только девяносто семь процентов защиты, поэтому мы предлагаем шить маски в два слоя, что даст девяносто девять и девять десятых процента. С этой тканью неважно, шить в один слой или в два, она всё равно не будет ощущаться на лице. Она пропускает ветер, не нужно будет дышать сквозь отсыревающую шерсть с запахом мокрой псины, не будет стягивающих голову ремней. А главное… – Молен потряс щепотью. – Эта ткань уникальна, vous comprenez? Только компетентный специалист, умный и по праву занимающий своё место, сможет её увидеть.

— Собственно, это послужило главной причиной, по которой дом моды «Молен и Люйен» выиграл тендер, – добавила миз Нойхауз. – Мы сможем простым ношением крайне удобных масок выяснить, кто из муниципальных работников компетентен, а кто просто занимает должность и может быть уволен. Вы представляете, какие суммы мы сможем сэкономить городской казне?

— Всё дело в считывании мозговых волн, альфа-ритма, – Молен снова потряс щепотью, в которой был зажат крошечный, невидимый и неощущаемый клочок ткани. – Если человек находится на своём месте, в гармонии с занимаемым постом, если он умён, если он действительно хороший специалист, его альфа-ритм будет гладким и синусоидальным, он попадёт в противофазу с поляризованным светом, отражённым от волокон ткани, и это сделает ткань видимой. Если же есть рассинхронизация, хотя бы небольшой сдвиг по фазе, то человек ткань не увидит, и это само собой означает, что он глуп или занимает свою должность не по праву. Вот вы сами, messire, ваша честь, – добавил модельер, – вы производите впечатление председателя суда с колоссальным опытом. Скажите, s'il vous plaît[x], какого цвета ткань я вам демонстрирую?

Судья впился глазами в протянутую к нему щепоть. Он изо всех сил старался увидеть в руке модельера хоть что-то, но видел по-прежнему только плотно сжатые пальцы с ухоженными ногтями. Но не может же портной с таким именем и с таким послужным списком врать! Он же под присягой! Да и зачем ему?! Из-за каких-то грошей, которые муниципалитет согласится потратить на маски для работников?! Цель явно не оправдывает средства!

Судья лихорадочно пытался вспомнить, что говорили в свете о модельерах из Де Пари. Кажется, они в самом деле могли творить вещи, недоступные пониманию провинциалов… Кудесник иглы… Вроде бы, жена бургомистра говорила на одном из раутов, что кудесники иглы в самом деле используют колдовство — конечно, в дозволенных церковью пределах — при изготовлении своих товаров… Остаётся признать, что этот Молен говорит правду… «Неужели сорок лет адвокатской практики, председательство на десятках громких судебных процессов на самом деле были ошибкой, и я глуп или незаслуженно занимаю свою должность?! – подумал судья. – Не может такого быть!»

— К-кажется… Синего… – выдохнул судья. По его вискам градом струился пот.

— Ну вот, видите! – широко улыбнулся Молен. – Я не ошибся, считая вас компетентным. Вы совершенно правы, эта ткань синего цвета.

— Но у неё розовый отлив? Или мне чудится? – слабым голосом поинтересовался секретарь. Он уже давно бросил вести протокол и сейчас сидел на своём стуле, пожирая глазами щепоть Молена и оттягивая пальцем воротник мантии.

— Ну-у-у… – Модельер поднял свою руку к глазам и наклонил голову, оценивая блеск невидимой ткани. – Да, с вашей стороны может показаться, что волокна ткани отливают розовым. Это всё дело освещения, понимаете? Свет падает через окна оттуда, сквозь стекло с повышенным содержанием свинца, преломляется, отражается от волокон, поляризуется… Да, вам вполне может привидеться розовый отблеск. А вам, – Молен взглянул на присяжных, – может показаться, что ткань зеленоватая, потому что вы видите этот клочок ткани в контровом свете. А если бы я показывал вам её от той стены, вы бы тоже увидели розовый отблеск.

— Да, да, я вижу зелёные переливы! – воскликнул один из присяжных.

— Действительно, очень красивая ткань, – восхищённо цокнул головой другой.

— Вы можете рассмотреть этот образец, – великодушно разрешил модельер и передал ткань присяжным. – Только верните, пожалуйста. Это технологический секрет модельного дома «Молен и Люйен». Можете даже подышать сквозь образец, оцените, как легко дышится сквозь эту ткань. Не бойтесь заразить друг друга, ткань антихворобная, она уничтожает все болезнетворные миазмы. И помните, что, в отличие от обычных масок с хлопком, шерстью и двумя слоями кожи, маски из этой ткани можно стирать целиком, все слои разом, а рассчитаны они на долгий срок службы, и их не надо каждые несколько дней набивать свежими цветами лаванды.

— Так вот, ваша честь, – снова взяла слово миз Нойхауз, – как раз пятнадцатого марта вечером я получила первую партию защитных масок от месье Молена, и, естественно, на следующий день надела одну из них. Так что на рыночной площади я была в маске. Как вы сами только что убедились, господин Шнеерсон вполне мог бы её увидеть, если бы только он был умным и компетентным стражем порядка.

— Что-о?! Ах ты стерва!!! – Яков Шнеерсон, размахивая кулаками, бросился к скамье подсудимых. Двое дюжих приставов мгновенно скрутили пожилого городничего и полувывели, полувыволокли его из зала.

— Что и требовалось доказать, – прокомментировал модельер. – Умный человек не стал бы бросаться на ответчицу в зале суда, в присутствии охраны. Думаю, теперь мы все понимаем, почему он не увидел маску ответчицы. Malheureusement[xi], мне кажется, следует поднять вопрос о продолжении его службы городу.

— Месье… Месье Молен, скажите, а почему жидкости проходят сквозь вашу ткань, не смачивая её и не теряя своих свойств? – спросил один из присяжных, болтая пустой щепотью в стакане с водой.

— А! – глаза модельера над маской сузились в улыбке. – Это особое свойство ткани, позволяющее есть и пить прямо сквозь маску. Видите, в ткань вплетена какая-то серая взвесь? Это ионы платины. Они химически активны и… Как это по-вашему? Neutraliser… Нейтрализуют любую хворь, не меняя при этом вкус. Но вы должны помнить, что ионов в маске ограниченное количество, и когда они s'épuiser… Иссякнут, то маска потеряет свои обеззараживающие свойства, compréhensible? Поэтому, хоть сквозь неё и можно есть, пить, проливать воду и обеззараживать вино, лучше этого не делать.

Присяжный вынул сложенные щепотью пальцы из стакана:

— Но ткань даже не потяжелела!

— Разумеется, потому что она пропитана гидрофобным составом! – изящным росчерком закончил модельер.

Миз Нойхауз торжествующе сбросила свою маску, достала из кармана нечто невидимое, разгладила его по своему лицу и улыбнулась, показав белые, слегка кривоватые зубы:

— Как видите, ваша честь, шестнадцатого марта на рыночной площади я была в маске. И сейчас я в маске, что бы по этому поводу ни казалось другим людям. И когда я в маске месье Молена, мне нельзя выписать штраф за то, что я нахожусь без маски, потому что те, кто её не видят, глупы или некомпетентны и не соответствуют занимаемой должности, а значит, не должны иметь право выписывать штраф!

— Admirablement[xii], я не смог бы сформулировать лучше, – заметил Кристоф Молен, снимая свою маску и надевая вместо неё что-то невидимое.

Судья, отчаянно цепляясь за молоточек, чувствовал, как бастионы здравого смысла рушатся перед чудесами науки.

— Но ведь эта маска… Из чудесной ткани месье Молена… Она не препятствует разлёту мельчайших капелек слюны, потому что жидкость проходит сквозь неё без остановки! Разве это не означает, что маска опасна?

— Ни в коей мере, mon cher, – оскалился дизайнер. – Я же объяснял про платиновый фильтр? Жидкость, и слюна тоже, проходят, oui. Но они обеззараживаются. Parfaitement[xiii] безопасно.

На секунду в зале суда воцарилась тишина. Затем один из присяжных, — тот, который болтал образец ткани в стакане с водой, — поинтересовался:

— Месье Молен, насколько я могу судить ваши маски намного удобнее тех, которые делают наши скорняки. В них можно есть и пить, в них можно нормально дышать, они не скрывают мимику губ при разговоре. Как часто их надо менять?

— Одной маски хватает примерно на неделю, при условии бережного обращения и аккуратного использования, – взмахнул рукой дизайнер. – Стирать её надо раз в два дня. Этой же маски хватит только на три дня, если обращаться неаккуратно, — например, есть или пить прямо сквозь неё, не снимая. Должен заметить, что дом моды «Молен и Люйен» отказывается нести какую бы то ни было ответственность за изменение вкуса еды при прохождении сквозь маску. Процесс восстановления антихворобных свойств использованных масок пока находится в разработке, и не стоит на него рассчитывать в ближайшее время, поскольку здесь я оторван от научно-исследовательских лабораторий нашего отдела перспективных разработок. Поэтому пока что использованные маски придётся просто выбрасывать, и покупать новые. Не волнуйтесь, они сделаны из биоразлагаемых материалов и не будут загрязнять природу в процессе декомпозиции. Когда я не выступаю свидетелем в суде, – на губах Кристофа заиграла лёгкая улыбка, – я занимаюсь организацией производства этих масок в промышленных масштабах, и уже сейчас могу сказать, что мы будем предлагать маски в индивидуальных упаковках, в упаковках по три штуки и в семейных упаковках по семь штук. – Из-за пазухи модельер достал красивые, цветастые полотняные мешочки. – Не угодно ли осмотреть образцы? Собственно, как вы видите по мне и по миз Нойхауз, эти маски настолько близки к совершенству, насколько я сумел подобраться, в условиях ограниченных ресурсов…

— И сколько это ваше совершенство будет стоить?

Молен принял смущённый вид:

— Как я уже сказал, в них используется платина, а это дорогой материал. Ну и сама ткань… Незаметно, конечно, но верхний слой прошит сеточкой из химически активного серебра, это усиливает антихворобные свойства… Золотая сеточка, покрывающая точки крепления, чтобы лицо не потело, и кожа не засаливалась… Одна маска будет стоить около шести золотых.

Со стороны мест для посетителей послышался шум: простолюдины, набившиеся посмотреть на суд над членом городского управления, обсуждали озвученную цену.

— Но пока, – пожал плечами Молен, – в рамках ознакомительной программы, отладки производства и выхода промышленных мощностей на плановую загрузку… Я думаю, нынешние образцы можно выпустить в продажу по цене один золотой за штуку, два с половиной золотых за маленькую упаковку с тремя масками и пять золотых за большую упаковку из семи масок.

Присяжные заседатели и судья углубились в несложные подсчёты.

— Но тогда… – охрипшим голосом произнёс секретарь, – тогда, получается, ваши маски будут доступны любому желающему!

— Здоровье жителей этого прекрасного города, так кстати приютившего меня в тяжёлый час, — моя основная забота, – развёл руками дизайнер. – И ради этого я готов работать себе в убыток. Теперь понимаете, почему именно «Молен и Люйен» выиграли городской тендер?

Окончание фазы потонуло в шуме и гвалте из зрительских рядов. Уставшие от толстых, многослойных, тяжёлых, неудобных, воняющих псиной масок горожане ринулись к Молену, сломав невысокую перегородку. Тот едва успевал принимать деньги и раздавать мешочки с образцами. В мгновение ока зал суда из собрания тайного ордена, на котором все тщательно следят за своей анонимностью, превратился в весёлую, разнузданную студенческую вечеринку, полную улыбчивых лиц. Где-то на заднем плане охрипший судья стучал молоточком, провозглашая штраф отменённым, а миз Нойхауз — полностью оправданной согласно вердикту присяжных. Дюжие приставы тащили упирающегося городничего в камеру. Спутник месье Молена не забыл получить копию протокола заседания у судебного секретаря.

Смеющаяся, счастливая толпа высыпала на улицу. Кожаные маски оставались на лицах только тех граждан, кто не сумел получить образец новых масок у Кристофа Молена. Таких, конечно, было немного.

— Мама?! – раздался над площадью перед зданием суда чистый, тоненький детский голосок. – А почему эти дяди и тёти без масок? Они что, не знают про эпидемию? Они глупые?

Один из присяжных заседателей — тот самый, который обратил внимание, что маска Молена не смачивается жидкостью — обернулся к модельеру:

— Месье Молен, что вы ответите на это? Это ребёнок. Он не может быть глуп, ведь он не глупее других детей. Он не может быть не на своём месте, потому что он не занимает никакого поста. Но он не видит вашу маску!

Площадь замерла. Десяток самых уважаемых жителей города и сотня простолюдинов, затаив дыхание, следила за развитием драмы, по результатам которой решалось, какие маски им предстоит носить в дальнейшем, — неощущаемые и невидимые или тяжёлые и неудобные.

— А вы мою маску видите? – парировал модельер. Его звучный голос наполнил площадь.

— Я?! Э-э-э… – стушевался бывший присяжный. – Но позвольте, речь не обо мне. Будьте добры ответить на вопрос!

— Позвольте ответить на вопрос мне, – вступил в разговор спутник дизайнера, помахивая копией протокола в ожидании, пока на ней высохнут чернила. – Меня зовут Андрэ Ван Хельсинг, я потомок знаменитого охотника на демонов Ван Хельсинга, и сам подвизаюсь на том же поприще. Разумеется, ребёнок не может быть глуп, и не может находиться не на своём месте. Но… – Андрэ Ван Хельсинг достал из-за пазухи большой тяжёлый рубин на золотой цепочке и покачал его над головой ребёнка, замершего в восхищении перед цветастой блестящей побрякушкой. – Но демон, которым этот ребёнок одержим, — вот он действительно не на своём месте. И именно из-за него бедное дитя не видит маски, созданные моим столь гениальным коллегой.

Простодушная горожанка взвизгнула, прижав ладонь к лицу. Ван Хельсинг успокаивающе коснулся её руки своей:

— Не волнуйтесь, уважаемая, вам повезло: ведь здесь я. Уверен, что, если ваш ребёнок и правда одержим демоном, я сумею его изгнать без вреда для этого чудесного мальчика. Но сначала надо убедиться, что он и правда одержим. Миссис, скажите, бывает такое, что ваш ребёнок отказывается доедать полезную еду и хочет есть только вкусную? Не слушается? Шалит?

— Конечно, – закивала женщина, – но ведь все дети шалят!

— Не ложится спать, когда ему говорят? Отказывается убирать свои игрушки? Не выполняет свои обязанности по дому? Держит вещи в беспорядке? Не хочет делать домашнее задание? Учителя в школе иногда жалуются на его поведение?

— Ну… Мой Родди хороший мальчик, но иногда на него как будто что-то находит…

— Вы ведь и сами всё понимаете, да? Ребёнок не может отказаться от учёбы, ведь от его успехов в освоении наук зависит его будущее, и дети это прекрасно понимают. Всякие проказы и шалости — это не он сам их придумывает, это демон нашёптывает ему… Но есть ещё одна проверка, самая верная.

Ван Хельсинг достал из поясной сумки зловещего вида увеличительное стекло, отливающее зелёным цветом, и тщательно протёр его кусочком фланели:

— Если внутри мальчика сидит демон, он непременно отреагирует. Видите ли, демоны не поспевают за нашим техническим прогрессом, и там, где мы видим полезное техническое изобретение, демоны видят только повод для смеха и для шутки. Итак, посмотрим…

Андрэ посмотрел на мальчика сквозь увеличительное стекло. Мальчишка, пропустивший непонятные для него разговоры насчёт демонов мимо ушей, увидел вместо головы охотника на демонов гигантский изучающий его глаз и, не удержавшись, хихикнул. Ван Хельсинг удовлетворённо кивнул и спрятал лупу обратно:

— Одержимость, мэм, никаких сомнений. Увы. Именно поэтому мальчик и не видит маску: в нём сидит демон, который, разумеется, находится не на своём месте, а поэтому увидеть её не в состоянии!

— Так вы видите мою маску? – напомнил о себе модельер, обратившись к бывшему присяжному. – Или, может, попросить Андрэ взглянуть на вас тоже?

— Вижу-вижу, никаких сомнений! – закивал мужчина так, что его подбородки захлопали друг об друга.

— Что будет с моим мальчиком? – горожанка схватила Ван Хельсинга за руку и попыталась заглянуть ему в глаза.

— О, ничего страшного, – успокоил её он. – Я могу изгнать из него демона. Молитвы, мэм, молитвы, постная пища, отказ от сладостей и чтение Библии вместо игр с друзьями творят чудеса. И, конечно, промывание носа святой водой.

Последние слова переключили что-то в мозгу Родди, и тот завопил во всю глотку:

— Нет, мама, нет! Я не хочу промывать нос!

— Сами видите, – развёл руками Андрэ, – это, несомненно, одержимость. Заметили, как он взвился при упоминании святой воды? Я составлю список молитв и псалмов, которые помогут вашему мальчику. Но, боюсь, мои услуги недёшевы, я беру два золотых за изгнание демона третьего уровня из ребёнка.

— Я заплачу, – закивала горожанка, заламывая руки. – Только спасите моего мальчика! Вы уверены, что это демон третьего уровня?

— Разумеется, – покровительственно улыбнулся Ван Хельсинг. – Город ведь ещё стоит, не так ли? Значит, о четвёртом и речи не идёт! Меня больше беспокоит другое, – охотник на демонов задумчиво потёр подбородок. – Демоны таких низких уровней редко являются в наш мир поодиночке. Могут быть и другие одержимые.

— Дети?! – вскрикнула горожанка. Её одержимый демоном ребёнок продолжал монотонно выть, не желая, чтобы ему промывали нос, пусть даже святой водой.

— И дети, и взрослые, – щёлкнул языком Ван Хельсинг. – Например, пьяницы, чей разум ослаблен. Юродивые. Блаженные. Они, конечно, любимы нашим Господом, но их разум не может предоставить им адекватную защиту против сил Ада. Надо предупредить людей. – Он легко вспрыгнул на тумбу, к которой привязывали лошадей, и возвысил голос:

— Граждане! В городе одержимость! Сын этой уважаемой женщины, – палец указал на потрясённую мать всхлипывающего ребёнка, – одержим демоном! Будьте осторожны, если ваши дети говорят вам, что они не видят на вас масок месье Молена! Будьте внимательны! Где один демон младшего уровня, там и другие! Если кто-то скажет вам, что на вас нет маски, надо будет проверить его на одержимость!

На соседнюю тумбу вспрыгнул сам модельер:

— Я знаю теперь, почему в округе вспыхнула эпидемия! Демоны могут вызывать болезни, это научно доказанный факт!

Горожане задумчиво закивали. Действительно, демоны вызывают болезни, спорить с этим научно установленным фактом глупо. Тем более городской священник уже объявил эпидемию делом лап дьявола, допущенным Господом в качестве наказания за неисчислимые грехи горожан, среди которых на первое место священник поставил неуплату церковной десятины.

— Слава Господу, что вместе со мной в городе оказался мистер Ван Хельсинг, охотник на демонов! – воскликнул месье Молен, указывая на соседнюю тумбу. – Он сможет очистить город от демонов и остановить эпидемию!

— Маски месье Молена помогут нам выявить одержимых, – подхватил охотник на демонов. – Демоны в нашем мире находятся не на своём месте и поэтому не могут их увидеть! Каждый, кто не видит маску, либо глуп, либо некомпетентен, либо одержим, и чтобы остановить эпидемию, нам надо действовать сообща! Проверьте свои семьи, своих близких, одержимым может быть каждый! Только изгнав всех демонов мы победим эпидемию!

*   *   *

Маски месье Молена стали таким же атрибутом статуса и достатка, каким раньше были золотые карманные часы и белые чулки. Показаться без такой маски на тех немногих мероприятиях, которые ещё проходили в городе, несмотря на карантин, означало потерять своё положение среди городского бомонда. Юноши упражнялись в стихосложении, воспевая неземные цвета и изящество кроя невидимых масок своих возлюбленных. Удивительная, неощущаемая ткань могла отливать разными цветами одновременно, поэтому одну и ту же маску в один и тот же момент два человека могли описывать совершенно по-разному. Как ни странно, это никого не насторожило, как никого не насторожил и тот факт, что объявленная месье Моленом цена в один золотой за маску продержалась всего несколько дней. Затем у него подошли к концу запасы тончайшей серебряной проволоки, золота для изготовления креплений, толчёных алмазов, которые своими острыми гранями должны были рассекать хворь, и активированной платины, уничтожающей насланных демонами источников болезни. Месье Молену пришлось закупать эти материалы, но из-за карантина поставки из шахт прекратились, поэтому цены на материалы — и, конечно, на маски — поползли вверх. Так великий модельер объяснил рост цен сначала до трёх золотых за маску, потом до пяти, потом до десяти, и, наконец, до пятнадцати. Затем великому модельеру пришлось выпросить чрезвычайную подорожную и отправиться на шахты лично, чтобы убедиться в надлежащем качестве закупаемых материалов, крайне необходимых для продолжения производства антихворобных масок.

Две недели спустя городской бомонд слёг с высокой температурой, насморком и кашлем. Когда спустя ещё неделю к городским стенам подступила армия неприятеля, их встретили открытые ворота и пустые караульные башни. Солдаты, у которых никогда не водилось лишних денег, носили, конечно, обычные кожаные маски, как и большинство работящего люда, но в строю не осталось ни одного офицера, который мог бы отдать приказ и подготовить город к осаде.

Город был сдан без единого выстрела. Но самого месье Молена, как и мистера Ван Хельсинга, в нём к тому моменту уже не было.

На формальной церемонии передачи ключей от города предводитель захватчиков, старый седой генерал со шрамом через всё лицо, прикрытое основательной и крепкой кожаной маской, встретился с бургомистром, отчаянно кашляющим и чихающим сквозь маску, в которую он верил, а вызывающие недуг бациллы — нет.

— Я не могу понять, почему вы решили перестать носить маски, – пожал плечами генерал, когда ключи от городских ворот сменили хозяина. – Мы бы никогда не сумели вас захватить, если бы болезнь не выкосила у вас всех, кто умеет нести ответственность за действия войск.

— Но я в маске! – слабо возмутился бургомистр. Ему было плохо. Жар ломал его кости и суставы, глаза болели от яркого света, а лёгкие судорожно пытались поймать хоть немного воздуха между приступами жесточайшего кашля. Однако даже в таких условиях бургомистр отказывался признать свою глупость и некомпетентность. – Я в маске величайшего кудесника иглы месье Молена!

— Да?! – скептически вздёрнул бровь генерал. – Тогда почему я её не вижу?

— Потому что её не может видеть тот, кто глуп, некомпетентен, не на своём месте или одержим демонами, – отбарабанил бургомистр накрепко заученную фразу.

— Ты меня сейчас дураком назвал? – генерал уронил ладонь на эфес своей сабли.

— Нет! – торопливо вскричал бургомистр, размахивая некогда белым носовым платком, как флагом. – Возможно, вы просто не на своём месте. Видите ли, хозяином этого города должен был быть я, а не вы… Возможно, всё дело в этом…

— Ключи от города у меня, – генерал выразительно зазвенел связкой. – Значит, город мой, и формально, и фактически. Значит, я на своём месте. И я точно не одержим демонами, — хочешь, я тебе сейчас любую молитву прочитаю, или Писание процитирую? Какие могут быть сомнения в моей компетентности, когда я сумел захватить ваш город без сопротивления и без жертв?! И я говорю: на тебе нет маски. Кто из нас дурак, так это ты, если ты веришь, что непокрытая морда защитит тебя от хворобы лучше, чем кусок старой доброй двуслойной кожи, — генерал постучал по собственной маске.

Бургомистр припомнил все свои подозрения на тему масок и шумно вздохнул.

— Так, получается, нас поимели?

— Вас сделали, как последних лохов, – заржал генерал. – Интересно, где сейчас эти мошенники…

«Месье Молен» налегке выехал из города в сторону шахт ради закупки материалов, но так и не добрался до своей цели. Спустя сутки «мистер Ван Хельсинг» выбрался из города в ту же сторону, пройдя через уже неохраняемые ворота под покровом ночи и сгибаясь под тяжестью сумок, которые подельник набил золотом, серебром, платиной и драгоценными камнями. Они встретились в лесу, на заранее оговорённой заимке. Но до соседнего города они дойти уже не сумели: их лёгкие, пожираемые болезнью, не выдержали нагрузки во время перехода. Ведь положение обязывало их не носить масок и встречаться с огромным числом людей.

[i]      Высокая мода (франц.)

[ii]      Нейтральное обращение к женщине без упоминания её матримониального статуса.

[iii]     С отличием (лат.)

[iv]    Ты издеваешься? (франц., с неуважительным «тыканием»)

[v]     Вы понимаете? (франц.)

[vi]    Болезнь (франц.)

[vii]   Это элементарно (франц.)

[viii]  Простите меня (франц.)

[ix]     Вершина, пик (франц.)

[x]      Пожалуйста (франц.)

[xi]     К сожалению (франц.)

[xii]    Прекрасно, изумительно (франц.)

[xiii]   Абсолютно, совершенно (франц.)